Содержание к диссертации
Введение
Глава I. Дружба в политической теории и история понятий 18
1. Дружба в политической теории и международных отношениях 18
2. История понятий как история инструментов действия 28
Глава II. Употребление понятия «дружба»: от Античности до Нового времени 46
1. Античное наследие в употреблении понятия «дружба» 46
2. «Amicitia» в английских договорах поздних Средних веков 71
3. «Дружба» в договорах Нового времени Великобритании и США...77
Глава III. «Дружба» в юриспруденции и политической философии Нового времени 92
1. «Дружба» в философско-юридическом дискурсе Нового времени ...92
2. «Дружба» и формирование суверенитета в политической философии: от Т. Мора до Т. Гоббса 104
2. 1. Политическая теория переходного периода 104
2. 2. Предгоббсовская политическая теория 112
2.3. Гоббсовский поворот в политической теории 117
3. «Дружба» в политической мысли после Т. Гоббса 122
3. 1. Первые республиканские мыслители (commonwealthmen) 122
3.2. Дружба как ценность: либеральное и республиканское употребление 129
Заключение 148
- Дружба в политической теории и международных отношениях
- Античное наследие в употреблении понятия «дружба»
- «Дружба» в философско-юридическом дискурсе Нового времени
Введение к работе
Актуальность и введение в проблематику. «Дружба» являлось важным понятием
в период холодной войны для поддержания биполярной системы международных отношений. С распадом данной системы, распадом СССР и все большей глобализацией мира оно по-прежнему остается ключевым для мировой политики. Новые участники международных отношений, помимо вхождения в формальные коллективные международные организации, продолжают обращаться к «дружбе» для построения двусторонних и многосторонних отношений с остальными государствами. Сообщества либеральных демократий также начинают осмыслять свои отношения в терминах дружбы. На этом фоне появляется большее количество научных работ, предлагающих по-новому осмыслить основы международной политики. На передний план обсуждения выходят проблемы общей культуры, норм, глобализации и т.д.
Один из ведущих представителей конструктивистского подхода в международных отношениях - А. Вендт - предлагает рассматривать международную анархию через различные типы политической культуры - гоббсовскую, локковскую и кантовскую. Каждая из этих культур характеризуется приписыванием субъектам основной роли: врага, соперника и друга.1 Последняя роль характерна для взаимодействия западных демократий, которые могут образовывать сообщества безопасности. Данной попыткой Вендт вывел международную дружбу на передний план теоретического обсуждения, подчеркнув, что до этого ей не уделялось должного научного внимания. А. Уолферс связывает дружбу в международной политике с вопросами сотрудничества и предполагает, что в отдельных случаях сотрудничество между народами может вести к развитию взаимного доверия, симпатии и эмоциональной дружбы.3
Подобное предложение указывает на существование определенного нормативного стандарта и телеологической перспективы в представлениях о международной дружбе. Несмотря на то, что А. Вендт пишет об идеальных типах, соответствующих
1 Wendt A. Social Theory of International Politics. - Cambridge: Cambridge University Press, 1999. - p. 247
2 Подробнее о западных сообществах безопасности см. Adler Е., Barnett М. Security Communities. - NY,
Cambridge: Cambridge University Press, 1999.
3 Wolfers A. Discord and Collaboration. Essays on International Politics. - Baltimore: The John Hopkins Press, 1962. -
p. 33.
образцам международной политики в разные периоды и в разных регионах, сама классификация также предполагает телеологическую перспективу. Аналогичная логика содержится и в классификации видов международного взаимодействия, предложенной Английской школой МО. Отличие классификации заключается в выборе других знаковых фигур (Макиавелли, Гроций и Кант), но при этом виды политики, предложенные Вендтом, структурно им соответствуют. Дружба становится конечным идеальным типом взаимодействия в данной нормативной прогрессии.
Однако роль друга появляется и в гоббсовской/макиавеллистской политической культуре как идентичность не-врага. Такое наделение идентичностями свойственно и реалистской политической теории и практике и связано с разделением на друзей и врагов, которое становится определением «политического» у К. Шмитта5 (данное понимание «политического» воспринимается X. Моргентау и присутствует в его анализе международной политики6). Кеннет Уолтц, отвечая критикам неорелизма после завершения холодной войны и распадом социалистического блока, замечает, что структура международной системы не зависит от внутренних изменений одного из акторов и в любом случае при отсутствии внешней власти государства «не могут быть уверены, что сегодняшний друг, не станет врагом завтра». При этом данное теоретическое направление, используя само разделение на друзей и врагов, разрабатывает больше понятие «врага» и занимается образами врага. Объясняется это тем, что в гоббсовском естественном состоянии «вражда» и возможность уничтожения агента представляет куда большую проблему, чем дружба. В дополнение к этому, видение субъектов международного взаимодействия как эгоистов, максимизирующих собственную выгоду в анархической среде, не позволяет части реалистской и неолиберальной теории всерьез принимать антропоморфную дружбу (долгосрочное отношение, основанное на доверии и взаимной помощи) в качестве значимого элемента международного взаимодействия.
4 Wight М. International Theory: The Three Traditions I G.Wight, B. Porter (eds.). - Leicester, London: Leicester
University Press, The Royal Institute of International Affairs, 1991. Одну из последних попыток анализа подхода
Английской школы и его проблем см. в Buzan В. From International to World Society? English School Theory and
the Social Structure of Globalization. - Cambridge: Cambridge University Press, 2005.
5 Schmitt С The Concept of the Political. - Chicago: University of Chicago Press, 1996.
6 Morgenthau II. J. Politics Among Nations: The Straggle for Power and Peace. - 3rd ed. - New York: Alfred A Knopf,
1960.
7 Waltz K. Structural Realism after the Cold War II International Security. - 2000. - vol. 25. № 1. - p. 10.
Но, несмотря на данные теоретические разночтения, договорная практика в современной (во многом Вестфальской) международной системе свидетельствует о неизменной значимости понятия «дружба» для реального взаимодействия суверенных государств. Понятие «дружба» употребляется во всех основных мирных договорах в
Европе позднего средневековья и периода формирования современной системы международных отношений,9 США с момента их признания основными европейскими державами в 1783 году и до первой мировой войны заключают договоры о дружбе с другими государствами практически каждые два года.10 Данная практика продолжает существовать и на протяжении всего XX века в договорах СССР, Великобритании, США и других государств. ООН даже принимает в 1970 г. «Декларацию о принципах международного права, касающихся дружеских отношений и сотрудничества между государствами». Распространенность употребления понятия в договорной практике, впрочем, еще не подтверждает гипотезу о возможности развития антропоморфной модели дружбы в международной среде, т.к. конфликт, вражда и война (даже между друзьями) остаются такими же частыми явлениями современности.
Учитывая указанные разночтения в отношении дружбы в современной политической теории и международных отношениях и распространенность понятия в международной договорной практике, главный вопрос данного исследования состоит в том, как понятие «дружба» становится основным, устойчивым и вместе с тем проблематизированным элементом международных отношений. Более конкретной задачей исследования является изучение той полемики, участие в которой обусловило принятие понятия «дружба» в теоретические описания международного сообщества. Это включает в себя артикуляцию принципа разделения на друзей и врагов, высказывания о невозможности дружбы между государствами, представление дружбы в качестве части «идеальной» кантовской политической культуры и, соответственно, противопоставление элементам «менее развитой» политической
8 См. собрание договоров в Rymer Th. Fcedera, conventiones, liters, et cujuscunque generis acta publica, inter reges
Anglise, et alios quosvis imperatores, reges, pontifices, principes, vel communitates ab ineunte saeculo duodecimo. 6
vols. IR. Sanderson (ed.). - Farnborough (Hants): Gregg Press, 1967.
9 См. собрание A Collection of All the Treaties of Peace, Alliance, and Commerce, between Great-Britain and Other
Powers, from the Treaty signed at Munster in 1648, to the Treaties signed at Paris in 1783. 3 vols/ coleected by
Ch.Jenkinson. - London, 1785.
10 Cm. Treaties, Conventions, International Acts, Protocols and Agreements between the United States and Other
Powers, 1776-1909 (TCIAPA). 3 vols. - Washington: Government Printing Office, 1910-1923.
культуры, например «вражде». Также предполагается ответить на вопрос о возможных причинах значимости понятия для международной договорной практики.
Соответственно, целью исследования является демонстрация того, как данные противоречия стали возможными, и выяснение роли понятия в процессе становления Вестфальской системы международных отношений. Анализ разнообразия языковых игр в различных теоретических лагерях и практических доменах не только сделает само разнообразие более понятным, но и даст возможность прояснить сам феномен и факт его сохраняющейся значимости в политической практике. Однако стоит подчеркнуть, что настоящее исследование не старается представить наиболее точное определение понятия «дружба» или высветить сущностные черты феномена. Обращаясь к множеству возможных прагматических употреблений понятия, исследование показывает его инструменталыюсть в дебатах альтернативных политических теорий и установлении политического порядка.
Для достижения заявленной цели в исследовании решаются следующие взаимосвязанные научные задачи:
Определение места дружбы в современной политической теории и международных отношениях.
Для выяснения характера трансформации понятия в период становления Вестфальской системы, в исследовании предстоит описать основные конвенции употребления понятия «дружба» в контексте «международного» взаимодействия в предшествующие периоды. Эта задача будет реализована на основе существующих исследований и привлечения дополнительного материала.
Исследование употребления понятия в договорной практике, что подразумевает установление связи с другими понятиями и с тематикой договора, а также определение субъектов дружбы. Идентификация изменений употребления понятия в данной категории текстов и смены его функций.
Анализ употребления и трансформации понятия «дружба» в политических и юридических трактатах XVI-XVII вв., т.е. в период концептуализации Вестфальской системы. Демонстрация связей «дружбы» с другими политическими понятиями и установление конвенций и контекстов его употребления при описании отношений верховной власти. Изучение характера
трансформации понятия с принятием «государства» как главного существительного политической теории и формированием государственного суверенитета. Идентификация смены смысловых доменов употребления понятия, смены набора функций и действий, возможных с ним, в процессе полемического пере-описапия истории и принципов международного взаимодействия. Анализ употребления понятия в политической теории конца XVII - XVIII вв. (идентификация республиканских и либеральных инноваций). Выявление обстоятельств формирования гуманистического норматива в современном знании о международных дружеских отношениях. Сопоставление античных и средневековых конвенций употребления с нововременными практиками обращения к понятию «дружба» в процессе описания международного взаимодействия.
Объектом диссертационного исследования является формирование современного проблематизированного феномена международной дружбы. С момента установления Вестфальской системы исследование преимущественно фокусируется на дружбе между государствами. Это ограничение определяется тем, что согласно «Венской конвенции о праве международных договоров» (1969), только государства могут заключать международные договоры. И дисциплина МО традиционно (т.е. до указанного кризиса) рассматривала государства как главные единицы анализа. Поэтому личная дружба или дружба между городами или целыми нациями остается за рамками настоящего исследования. Исключение составляют те примеры, когда данные субъекты дружбы включаются в тексты самих договоров или к ним отсылают политические трактаты как значимым агентам международной дружбы.
Предметом исследования являются непосредственные способы употребления понятия «дружба» при описании международного взаимодействия в корпусе политических и юридических трактатов и международных договоров, представляющих основу современного политического словаря и, соответственно, знания.
Хронологические рамки исследования определяются, во-первых, принятой в МО гипотезой о конститутивности Вестфальского момента для взаимодействия
суверенных государств; во-вторых, указанием на интеллектуальных предшественников дисциплины, которые были обозначены нами выше. Соответственно, главными временными маркерами формирования традиций мысли в МО становятся работы Т. Гоббса и Г. Гроция (совпадающие по времени с установлением Вестфальской системы), с одной стороЕіьі, и республиканских мыслителей до И. Канта, с другой. Другое замечание, которое помогает ограничить период исследования, связано с аргументами относительно формирования нового политического словаря в конце XVI - XVII веках, ассоциируемого с введением современного понятия государства и его суверенитета.12 Для понимания особенностей употребления понятия Гоббсом и Гроцием исследование также обратится к изучению его употребления в текстах XVI века, которые создали основу для «гоббсовского поворота» в политической теории. Соответственно, основной фокус исследования будет сделан на период с XVI по XVIII вв. Но, принимая во внимание, что понятие «дружба» используется уже в античности, степень и характер инновации в употреблении понятия, происходящей в Новое время, нельзя понять, не сделав краткий обзор его предшествующей истории. Тем не менее, основной вклад исследования будет состоять в анализе текстов Нового времени.
Степень научной разработанности проблемы. Благодаря тому, что исследование имеет междисциплинарный характер, оно опирается на уже существующие исследования дружбы в таких областях как история, история права, история международной политики, политическая теория и международные отношения. Среди исследований МО выделяется уже упоминавшаяся теоретическая работа А. Всндта,13 в которой автор предлагает рассматривать дружбу как основной механизм международного взаимодействия в идеальном типе «кантовской»
" См., например, Campbell D. Writing Security: United States Foreign Policy and the Politics ofldentity. - University of Minnesota Press, 1998; Morgenthau H. Politics among Nations и классическую статью Gross L. The Peace of Westphalia, 1648-1948 II The American Journal of International Law. - 1948. - Vol. 42. № 1. См. также Bull H. The Anarchical Society. A Study of Order in World Politics. - London: Macmillan, 1985. - p. 32; Linklater A. The Transformation of Political Community. Ethical Foundations of the Post-Westphalian Era- Cambridge: Polity Press, 1998. - pp. 8, 28-29; Philpott D. Ideas and the Evolution of Sovereignty II State Sovereignty. Change and Persistence in International Relations/ S. Hashmi (ed.). - University Park, PA: Pennsylvania State University Press, 1997. - pp. 16, 20, 28.
12 См., например, Скиннер Кв. The State II Понятие государства в четырех языках/ ред. О. Хархордин. - СПб,
М: Европейский университет в Санкт-Петербурге, Летний сад, 2002. - СС. 12-74; Pocock J.G.A. Machiavelli,
Harrington, and English Political Ideologies in the Eighteenth Century II The William and Mary Quarterly. - 1965. -
Vol. 22, No. 4.-pp. 581-2.
13 Wendt A. Op. cit.
политической культуры. А. Уолферс рассматривает также дружбу как образец международного взаимодействия основанного на сотрудничестве и симпатии, таким образом, он экстраполирует идеальный тип межличностного взаимодействия на международную среду.14 Другой пример обращения к дружбе в МО связан с попыткой К. Фэррандса представить ее в качестве возможного основания справедливого политического сообщества.15 Однако данные интерпретации дружбы исходят уже из заданного нормативного представления о дружбе как о некотором идеальном позитивном отношении.
Более критичный подход к понятию «дружба» демонстрируют работы по политической теории. Популяризация проблематики дружбы в политической теории начинается с классической работы К. Шмитта «Понятие политического».16 Само понятие «политическое», согласно К. Шмитту, определяется через разделение на друзей и врагов. При этом Шмитта больше интересует образ врага, чем друга. Такое понимание политики и политического воспринимается X. Моргентау и используется
1 п
им для осмысления политики международных альянсов. Ж. Деррида в работе
«Политика дружбы» указывает на проблематичность взаимосвязи друга и врага в определении политического у К. Шмитта. Далее он показывает, что дружба во многом основана на мифе об общем происхождении и поэтому служит инструментом исключения Другого из гомогенного политического сообщества. Это в свою очередь имеет негативные последствия для демократии (роль дружбы в политической теории мы рассматриваем более подробно в первой главе). Данные дебаты в политической теории обозначили важную связь дружбы и политического, дружбы и международной политики. Однако, проанализировав саму связь и проделав критический анализ дружбы во внутренней жизни политического сообщества, они оставили неохваченной роль дружбы в МО и организации международной политики.
14 Wolfers A. Op. cit.
15 Farrands Ch. Touching Friendship beyond Friendship: Friendship and Citizenship in Global Politics II Alternatives:
Global, Local, Political. - 2001.- Vol. 26. Issue 2.
16 Schmitt С The Concept of the Political.
17 Morgenthau H. Op. cit.
18 Derrida J. Politics of Friendship. - London, NY: Verso, 1997.
Исторические работы Б. Парадизи открывают новое измерение в теме международной дружбы.'9 Б. Парадизи проанализировал употребление понятия «дружба» (amicitia) в Римской и Византийской империях в рамках более общего исследования истории международных организаций. Согласно Б. Парадизи дружба исполняет ряд важных функций в «международной» политике древнего мира. Дружба служит инструментом признания Римом других народов. Из практики заключения дружбы впоследствии вычленяется набор правовых отношений. Другой стороной дружбы является поддержание международных вассальных отношений. Рим использует дружбу для поддержания империи и для управления варварскими народами. Данная практика, как показывает Б. Парадизи, усиливается в Византийской империи. Тогда же происходит привязка дружбы к понятию «альянс».20 Среди других классических исследований дружбы в античном мире и средних веках стоит выделить работы Д. Констана,21 Э. Груэна,22 В. Эпп.23 Данные исследования позволяют идентифицировать основные образцы употребления понятия и его тематические и смысловые привязки в контексте внешнеполитических отношений античности и средневековья. История античности и средневековья, тем не менее, остается достаточно изолированной научной дисциплиной, которая предоставляет материал для понимания оснований современности, но не отвечает на вопросы относительно особенностей устройства современного политического и международного порядка.
Следующий ряд исследований относится к истории международного права. Исследования Р. Лесаффера указывают на важность понятия «дружба» (amicitia) в формировании современной системы международного права. Р. Лесаффер отмечает рост обращений к понятию «дружба» в международных договорах эпохи Возрождения. Он связывает это с коллапсом общего политико-религиозного порядка в Европе того периода.24 «Дружба», таким образом, становится востребованным
Paradisi В. L'amitie internationale: les phases critiques de son ancienne histoire II Recueil des Cours de l'Academie de Droit International. - 1951.- № 78. - pp. 329-377; Paradisi B. L'«amicitia» Internazionale nella storia antica II Civitas Maxima. Studi di storia del diritto internazionale. - Florence, 1974.- Vol. I. - pp. 296-338.
20 Paradisi B. L'amitie internationale. Pp. 368, 382-388.
21 Konstan D. Friendship in the Classical World. - Cambridge: University Press, 1997.
22 Gruen E. S. ФіХіа-Amicitia: The Informal Connection/The Hellenistic World and the Coming of Rome. - 1st ed.,
1984. - Berkeley, СЛ: University of California Press, 1986. - Pp. 54-95
ъ Epp V. Amicitia: zur Geschichte personaler, sozialer, politischer und geistlicher Beziehungen im fruhen Mittelalter. -Stuttgart: Iliersemann, 1999.
24 Lesaffer R. Amicitia in Renaissance Peace and Alliance Treaties II Journal of the History of International Law. -2002. - №4. - pp. 77-99.
юридическим понятием в отсутствие общего политического порядка и арбитра. Дружба как договор обеспечивает реализацию целого ряда обязательств, которые позднее отделяются в специализированные договоры о мире, союзе, торговле. Р. Лесаффер и другие ученые в недавнем исследовании показывают, что международные договоры периода Вестфалии определяются средневековой традицией заключения мирных договоров и могут также считаться примером рецепции римского права, т.е. римское право становится одним из источников
распространения понятия «дружба». Посредством обращения к данному пласту научной литературы можно установить правовую генеалогическую линию появления «дружбы» в политике и праве раннего Нового времени. Наконец, труд К. Шмитта «Номос Земли», представляющий взгляд на устройство мирового политического пространства, тоже обращается к понятию «дружба». Однако Шмитт обращается к понятию в контексте гипотезы о функционировании так называемых «линий дружбы». Эти линии отграничивали пространство с нормальным политическим порядком от пространств, где правила и закон не работали. В этом смысле «линии дружбы» играли конститутивную роль для нормального порядка.
Данная научная литература позволяет установить важность темы дружбы для политической теории и международных отношений. Она также помогает определить пределы изученности темы. Существующие исследования предлагают материал относительно истории понятия от Античности до позднего Средневековья. При этом остается малоизученной история понятия в Новое время. Также остается необъясненной его устойчивость в договорной практике после Вестфальского мира. Следующая неосвещенная сторона истории понятия относится к его переходу из словаря юриспруденции в словарь гуманистических ценностей.
Теоретико-методологические основания исследования. Специфика настоящего исследования заключается в изучении дружбы как отдельного политического понятия. Исходя из поставленных задач, исследование использует подход «история
25 См., например, Lesaffer R. Conclusion II Peace Treaties and International Law in European History: From the Late
Middle Ages to World War One/ R. Lesaffer (ed.). - Cambridge: Cambridge University Press, 2004. - pp. 399-411;
SteigerH. From Paris to Versailles II Peace Treaties and International Law in European History...-pp. 59-99; Winkel
L. The Peace Treaties of Westphalia as an Instance of the Reception of Roman Law II Peace Treaties and International
Law in European History... -pp. 222-37; Ziegler K.-H. The Influence of Medieval Roman Law on Peace Treaties II
Peace Treaties and International Law in European 11 istory... - pp. 147-161.
26 Schmitt С The Nomos of the Earth in the International Law of the Jus Publicum Europaeum I trans, by G.L. Ulmen.
-NY: Telos Press, Ltd, 2003.
понятий», разработанный К.Скиннсром на основе философии Л.Витгенштейна и теории речевых актов Дж.Остина. Используя исследовательские стратегии, сформулированные в данном подходе, можно проанализировать историю определенного понятия как инструмента действия или инструмента политической борьбы. Подход уделяет особое внимание риторическому пере-описанию понятий, что позволяет критически переосмыслить сегодняшние непроблематизированные феномены или сделать их противоречивость более понятной. В настоящем исследовании отдается приоритет диахронному измерению истории понятия и сопоставляются относительно удаленные друг от друга во времени образцы употребления понятия. Однако в момент становления Вестфальской системы исследование обращается к синхронному измерению употребления понятия. (Более подробное описание положений подхода, определение конвенций и контекстов употребления понятий, приемов риторического пере-описания, а также принципов отбора текстов см. в параграфе 2 первой главы).
Отбор источников осуществляется согласно сформулированным вопросам и цели исследования, т.е. исследование обращается к основным политическим и юридическим трактатам, составляющим интеллектуальное наследие дисциплины МО. Набор трактатов составляющих это наследие является общим как для классификации, основанной на разделении реалистской и идеалистской (и позже либеральной) школ МО, так и для Английской школы, разделяющей те же тексты на реалистскую, рационалистскую и революционную традиции (realist, rationalist, revolutionist). Исследование также ориентируется на отбор трактатов в классических исследованиях по истории политических понятий (например, на исследование понятия «государство», К. Скиннером) и истории международного политико-юридического порядка.27 Это, прежде всего, политико-философские трактаты XVI-XVIII вв., в которых упоминается дружба, связанная с осуществлением верховной власти и взаимодействием во внешней среде. Отбираются также «второстепенные» трактаты, которые содержат обращения к дружбе и с которыми можно сопоставить употребление понятия в ключевых текстах политической теории и тем самым более четко определить вектор риторического описания понятия.
См. там же.
Мы также анализируем все тексты договоров, указанного периода, содержащие понятие «дружба». Данные тексты представляют то самое политическое/международное взаимодействие, относительно которого происходит рефлексия и выработка научного знания. Тексты договоров позволят установить степень значимости понятия для международной практики и обозначить основные обстоятельства и направления его трансформации. А соотнесение этих наблюдений с текстами политических трактатов позволит предложить интерпретацию роли феномена в период становления современной международной системы.
Обозначенный корпус текстов ограничивается случаем Великобритании. Случай Великобритания является важным и информативным для настоящего исследования по следующим причинам. Во-первых, политико-теоретическая полемика в Англии производит основные трактовки «естественного состояния» (Т. Гоббса и Дж. Локка, соответственно), которые принимаются в качестве идеальных типов для реалистской и либеральной теории международных отношений. Также после Английской революции и установления протектората О. Кромвеля (1640-60-е гг.) происходит развитие республиканских идей, которые предшествуют идее Канта о союзе республиканских государств как модели международного сообщества.28 Исключение в этом правиле составляют тексты европейских теоретиков, на которые делаются ссылки в рассматриваемых трактатах. Другое исключение представляют тексты первых юристов, объединяемые общеевропейским форматом дискуссии и содержащие юридическое толкование дружбы. Поэтому анализ текстов первых английских юристов дополняется обзором континентальных юристов, продолжающих развивать идею универсального международного публичного права.
Во-вторых, согласно наблюдениям историков международного права (Й. Фишу, в частности), первые англо-французские мирные договоры становятся образцом для последующих европейских международных отношений. Более того, Англия, благодаря усилиям кардинала Уолси, становится одной из основных
См., например, Harrington J. The Commonwealth of Oceana II The Commonwealth of Oceana and A System of Politics/ J.G. A. Pocock (ed.). - Cambridge: Cambridge University Press, 1996; Milton J. The Tenure of Kings and Magistrates II John Milton. Political Writings/ M. Dzelzainis (ed.). - Cambridge: Cambridge University Press, 1991. 29 Цит. в Lesaffer R. Peace Treaties from Lodi to Westphalia II Peace Treaties and International Law in European History: From the Late Middle Ages to World War One/ R. Lesaffer (ed.). - Cambridge: Cambridge University Press, 2004.-p. 15.
политических сил в Европе XVI века и часто возглавляет мирный процесс. Затем, как отмечает К. Шмитт, анализируя роль «линий дружбы», разделение мирового политического пространства по этим линиям на территории с разным статусом остается практикой, характерной преимущественно для английского общего права и для теорий английских юристов, т.е. понятие «дружба» было эвристическим механизмом при взаимодействии Великобритании с новыми объектами: Новым светом, новыми территориями и государствами. Поэтому следующим важным фактором при выборе случая становится Британская имперская практика. Как показал Б. Парадизи, «дружба» была ключевым понятием во взаимодействии Римской и Византийской империй с «варварскими» народами. Великобритания же становится нововременным государством, долгое время реализующим имперскую политику в Новом свете. Поэтому можно предположить, что фокус именно на английских правовых и политических дебатах должен дать наиболее богатый эмпирический материал относительно трансформаций понятия «дружба» в период формирования новой системы международных отношений. Эмпирический материал английской договорной практики и теоретико-политических дебатов дополняется и подтверждается аналогичным материалом из политической практики США, которые, несмотря, на свое республиканское устройство, воспроизводят основные конвенции обращения к дружбе, анализируемые нами на примере Великобритании.
Научная новизна исследования выражается в следующих положениях, выносимых на защиту:
выбранная методологическая ориентация исследования позволила установить, что малоизученное в МО понятие «дружба» в действительности способствовало построению современной системы международных отношений, являясь основой взаимодействия политических акторов в отсутствии внешней власти Папы римского и императора римской империи;
в результате исследования истории понятия было выявлено, что дружба являлась ключевым механизмом поддержания целостности политических сообществ в процессе перехода к системе основанной на суверенитете государства. До утверждения режима суверенной власти дружба была основой реализации власти
30 См. Mattingly G. An Early Nonaggression Pact //The Journal of Modern History. - 1938. - Vol. 10. -№l.-pp. 1-
30.
31 Schmilt С The Nomos of the Earth, pp. 98, 168.
государя, а также выступала механизмом, скрепляющим его подданных или граждан в республиках;
обоснован тезис о том, что заимствование римского политико-юридического понятия «дружба» способствовало установлению системы современного международного права, регулирующего отношения суверенных государств. «Дружба» являлась видом международного договора (а также политическим отношением), заключение которого позволяло определять дальнейшие правовые отношения носителей суверенной власти, включая обоюдное признание власти над территориями, подданными, установление правил торговли и судоходства;
показано, что даже после исключения из современных международных правовых механизмов «дружба» остается важнейшим понятием современной международной политики, открывающим новые перспективы для ее анализа. В периоды кризисов международных институтов или реконфигурации международной политической системы, «дружба» становится тем понятием, с помощью которого осуществляется признание новых акторов и устанавливается политический порядок. На примере британской колониальной политики было также показано, что «дружба» остается понятием, с помощью которого поддерживается политическое неравенство субъектов;
выявлено, что современное ценностно-нагруженное понятие «дружба» стало таковым лишь в результате риторической инновации республиканских и либеральных политических мыслителей, которые вывели его из политико-юридического словаря в разряд категорий «естественного состояния» и морально одобряемых отношений.
Научно-теоретическая и практическая значимость исследования обусловлена центральностью рассматриваемых проблем для теории МО, новизной подхода и полученных результатов. Научно-теоретический вклад исследования заключается в выборе нестандартного объекта и предмета (отдельного политического понятия и его употребления) и демонстрации его важности для теории МО. Как показало исследование «дружбы», анализ политических понятий открывает новые перспективы для научных исследований и дополняет теоретическое знание в отношении аспектов международного взаимодействия, незатронутых исследованиями международных институтов, баланса сил и международной системы в целом. Внимание к отдельным политическим понятиям также открывает для дисциплины полемическое измерение
ее собственного категориального аппарата и языка реальной политики, что указывает на необходимость дополнения существующего знания анализом прагматики политического словаря.
Практическая значимость исследования состоит в том, что его результаты могут быть использованы при чтении лекций, семинарских занятий по курсам политической теории и международным отношениям. Содержание диссертации может служить основой для разработки таких специальных курсов как «Основные понятия внешней политики», «Неформальные институты международного взаимодействия», а также в для других курсов по вопросам международного права, войны и мира.
Апробация работы. Исследование дважды представлялось в рамках аспирантского семинара в Европейском университете в С-Петербурге в 2005-2006 гг. В апреле 2005 года по части исследования был сделан доклад «Modes of Speaking of Interstate Friendship in the Course of Transition to the Modern System of International Relations» на семинаре «Politics of Friendship» в рамках объединенной сессии Европейского консорциума политических исследований (European Consortium for Political Research) в г. Гранада (Испания). В Августе 2005 г. в рамках летней школы «Introduction to Conceptual History» г. Хельсинки (Финляндия) был сделан доклад «А History of the Concept of Friendship: From Princes to States». В мае 2006 г. был сделан доклад «The Other Side of International Friendship: Conceptual Metamorphosis at the Dawn of the Westphalia System» на совместном российско-финском симпозиуме по истории понятий в Европейском университете в С-Петербурге. Часть работы, посвященная описанию и адаптации подхода Кембриджской школы истории понятий к изучению международных понятий, опубликована в виде статьи «История понятий Квентина Скиннера» в журнале Политические исследования (2006. № 3). Другая часть работы, посвященная анализу употребления понятия «дружба» в политических трактатах XVI-XVII вв., опубликована в виде статьи «The Concept of Friendship: From Princes to States» в журнале European Journal of International Relations (2006. vol. 12. №4).
Структура диссертации. Настоящая диссертация состоит из введения, трех глав и заключения. Во введении ставится вопрос и цель исследования, описывается объект и предмет исследования, представляется актуальность и изученность темы в научной
литературе. В первой главе диссертации подчеркивается центральность дружбы в политической теории и международных отношений, а также определяются техники, понятия и инструменты исследования. Во второй главе на основе существующих исследований и привлечения дополнительных источников выявляются основные контексты и конвенции употребления понятия «дружба» в международной среде с Античности до поздних Средних веков. Также в этой главе анализируются тексты международных договоров о дружбе Англии до установления Вестфальской системы и договоры Великобритании и США с момента подписания Вестфальского мира до начала XIX века. В третьей главе изучаются тексты по юриспруденции и политической философии раннего Нового времени до появления теории государства и суверенитета и после нее. В этих текстах устанавливается роль дружбы в формировании государственного суверенитета и установлении новой международной системы. Здесь же определяется вектор трансформации понятия «дружба» из политико-юридических инструментов в разряд гуманистических ценностей. Данная трансформация, определяющая современную практику, устанавливается посредством анализа текстов республиканских и либеральных мыслителей до конца XVIII века. На их примере показывается как в результате республиканской полемики с гоббсовской теорией естественного состояния и государства происходит современная универсализация политической дружбы и как дружба становится определенным нерефлексивным, нравственным нормативом взаимодействия государств схожим с существующими идеалами межличностных отношений. Вместе с тем в данной главе указываются сохраняющиеся сферы актуализации «дружбы» как инструмента, устанавливающего политический порядок.
Дружба в политической теории и международных отношениях
Строки этой известной песни, отсылающие нас к выбору, который человек более или менее часто делает в повседневной жизни, приобретают особое значение в политической теории. Как ни странно, но в этой сфере данные слова также указывают на определение ключевых понятий и на базисные характеристики политического порядка. Вопросы определения таких понятий как «друг», «враг» и «политическое» и обстоятельства, в которых их определения становятся логически взаимосвязанными, были предметом размышлений для мыслителей от Платона и Аристотеля до Жака Деррида. Но утверждения о значении понятий «друг» и «враг» для определения непосредственно понятия «политического», для описания характера взаимодействий политических единиц, и, как следствие, о ключевом месте этих понятий в политической теории стали довольно распространены с появлением и популяризацией работы «Понятие политического» Карла Шмитта.
К. Шмитт попытался дать определение понятию «политического», найти его собственные, независимые от других понятий, определяющие категории. «Политическое», чтобы быть самостоятельным понятием, должно содержать собственные различения и оппозиции; как понятие морального в конечном счете основывается на различении плохого и хорошего, а эстетического - красивого и уродливого, так и политическое должно основываться на соответствующем различении. Подобной конститутивной оппозицией «политического», предлагает Шмитт, является противопоставление друга и врага. Данное противопоставление отражает крайние степени интенсивности объединения и разделения, ассоциации и диссоциации и при этом логически не зависит от других определяющих противопоставлений.3 «Политическое» - это наиболее интенсивный и экстремальный антагонизм; в то же время любой антагонизм становится тем больше политическим, чем ближе он приближается к его крайней точке - кристаллизации разделения на друзей и врагов.34 Такой предельной точкой, определяющая сила которой подобна экстремальному горному опыту у Высоцкого, по Шмитту, является война и реальная возможность физического уничтожения.35
Отметим, что в рамках политической теории существуют и отличные от Шмитта, не основанные на противопоставлении «друг/враг» понимания политического. Например, Ханна Питкин предлагает анализировать понятие «политического» с позиций различных подходов к пониманию политики и их различающихся предпосылок относительно ее природы.36 При этом, как и Шмитт, она подчеркивает неизбежно полемический характер «политического». Понимание политики, предлагаемое Шмиттом, приводится здесь по той причине, что с приведенным выше определением политического оно вводит и концептуализирует понятие «дружба» как одну из ключевых категорий политической теории.
Вообще в системе рассуждений о природе политического Шмитта можно, наверное, отнести к поэтам «вражды» и «врага» благодаря той доле внимания, которую он уделяет определению врага и его статусу, его генеалогии и возможным типам. Фигура врага у него первична для определения друга и политического. Враг у Шмитта это Другой, экзистенциально отличный, чуждый. Он идентифицируется и определяется как таковой только в перспективе возможной войны. Враг существует только тогда, пишет Шмитт, когда, хотя бы потенциально, одно объединение людей, готовых и способных к ведению военных действий, встречается с подобным ему публичным. В отношении публичного врага не должно возникать никакого аффекта или чувства ненависти, свойственного отношениям между отдельными индивидами. Определение врага не имеет здесь никакой морально-нормативной нагрузки, враг лишь представляет ту фигуру, от которой зависит существование политического образования. В силу этого до тех пор, пока народ остается в политической сфере, он должен определять, кто будет объектом противопоставления «друг/враг».
Античное наследие в употреблении понятия «дружба»
Недавнее исследование Р. Лесаффера и его коллег показало, что Вестфальские
международные договоры, а именно договоры о мире, не были радикально новым явлением в международной практике, несмотря на то, что Вестфалия обозначила становление новой международной системы. Как показал Лесаффер, структура договоров и их понятийный аппарат формируются в поздние Средние века и в Возрождение. При этом к ключевым понятиям договорной практики причисляется и «дружба» (amicitia).140 Другие ученые отмечают, что Вестфальские договоры представляют пример рецепции римского права. Это объясняется тем, что римское право транслируется в Средние века посредством его постоянного изучения многочисленными юристами. Приверженность римскому праву соответствовала и идеологии преемственности римских традиций в германской Священной римской империи. Средневековое право, или Ius Commune (название определяется его широким распространением), представляло из себя амальгаму обычного права, канонического права, интерпретированного римского права и торгового права.142 Нас же интересует часть этой амальгамы, которая связана с римским правом, поскольку именно она занимает центральное место в регулировании отношений государей с коллапсом системы канонического права. Более того, само каноническое право часто развивалось в диалоге с римским правом, заимствуя из него понятия и институты. Важность римского права определяется и тем, что исследователи указывают на него как на источник распространения amicitia (остается неразрешенным вопрос, насколько понятие трансформируется по сравнению с римскими конвенциями).144
Основным источником римского права в Средневековье является Corpus iuris civilis, который состоит из Институций, Дигестов, Кодекса и Новелл Юстиниана. Серьезное изучение римского права начиналось в XII веке и распространялось с трудами глоссаторов, кульминацией работы которых стала Glossa Ordinaria Аккурсия. Специфика глоссариев состояла в том, что римское право представлялось как право непосредственного применения,145 поэтому можно предположить, что в средневековье в какой-то степени транслировались и практиковались поздние римские образцы обращения с понятиями. Карл-Хайнц Циглер отмечает, что только в Дигестах Юстиниана из всех частей собрания можно найти элементы «права народов» и описания «международных отношений», в том числе отношений, основанных на дружбе.146 Более поздним в средневековье документом по международным отношениям и по договорам, в частности, является "Tractatus de confederatione, расе et conventionibus principum" Мартинуса Гаратуса,147 но в нем нет упоминания «дружбы». Поэтому главным источником знания о средневековой римской «дружбе» для нас становятся Дигесты Юстиниана. Однако прежде чем перейти к рассмотрению употребления «дружбы» в этом средневековом источнике, стоит обратиться к истории римских употреблений и особенностям их трансформации.
В интересующей нас сфере международных отношений понятие «дружба» употребляется уже в античности. Дэвид Констан, исследуя понятие в «классическом мире» отметил, что слово «дружба» (в форме слова philotes, а не xenia, обозначающего дружбу с «иностранными» друзьями) в контексте отношений между народами встречается уже в «Илиаде» Гомера.148 Вообще, в Древней Греции дружбой назывался весьма широкий круг отношений, что со всей очевидностью демонстрируется в восьмой и девятой книгах «Никомаховой этики» Аристотеля. К дружбе относятся многообразные виды приязни, включая дружбу отца к сыну, мужа к жене, начальника к подчиненному, людей к богу.149 Из ряда отношений дружбы можно выделить и категорию политических. В отношении связи дружбы и политики часто приводятся известные фразы Аристотеля: «Дружественность, по-видимому, скрепляет и государства» и «...те, кто дружит из соображений пользы, как, например, государства...».150
«Дружба» в философско-юридическом дискурсе Нового времени
Философско-юридический дискурс Возрождения и раннего Нового времени, организованный вокруг права народов (Jus Gentium) и права войны (Jus Belli), способствует формированию суверенного государства, как отдельного актора, и самой международной сферы, как арены взаимодействия таких акторов. Данный дискурс рационализует взаимодействие субъектов в условиях падения авторитета Римской католической церкви, которая более не могла исполнять роль «международного» арбитра для протестантских правителей. Юристы, комментируя римское естественное право, полемизируют с прежней его концепцией, поддерживающей целостность Священной римской империи.313 В результате ре-интерпретации естественного права юристы превращают народы империи в независимых агентов «международного» взаимодействия.
В настоящем параграфе мы рассмотрим как в дискурсе о праве народов и о праве войны происходят обращения к «дружбе». Война, как практически перманентное европейское состояние, стимулирует появление многочисленных трактатов, посвященных изучению ее справедливых причин и морально приемлемых принципов ведения. Такая тематическая организация определяет и необходимость описания окончания войны и соглашений, устанавливающих дальнейший порядок взаимодействия сторон. Поэтому на начальной стадии формирующегося международного права употребления «дружбы» неизбежно определяются местом понятия в договорном праве и особенностями положения субъектов по отношению друг к другу.
В этой части исследования мы выйдем за «национальные» рамки происхождения текстов по причине их «интернациональности» - юридические трактаты того периода характеризуются общеевропейским масштабом дискуссии и общими референциями в истории права. Описание будет ограничено трудами лишь нескольких ведущих юристов Нового времени: Б. Аяла, А. Джентили, Г. Гроция, Р. Зоуча, С. Пуфендорфа, К. Вольфа и Э. Ваттеля, а также более ранним трудом теолога Ф. Витория (выбор этих авторов определяется существующим стандартом при анализе истории международного права ). Труды этих ученых формируют набор ключевых текстов по дисциплине международного права не только для современных юристов, но и для их современников, что определяется частотой их цитирования, рецепцией и развитием их аргументов в раннее Новое время. Например, Гуго Гроций, как родоначальник дисциплины международного права, создает свою концепцию во многом из элементов работ юристов и теологов, опубликованных в XVI в. и ранее. В частности, среди прочих он ссылается на работы Ф. Витория, Б. Аяла, А. Джентили. Эти же авторы занимают ключевые места в работах других выдающихся юристов Нового времени. Например, Р. Зоуч в своем трактате ссылается не только на занимающего умы современников Гроция, но также и на Аяла и Джентили. Следуя данным регулярностям ссылок и производства юридического знания, мы ограничим наш обзор работами этих значимых авторов и выделим конвенции их обращения к «дружбе».
Испанский теолог Франческо Витория315 определенно не является, как остальные, представителем первых классических юристов. Он, как отмечает К. Шмитт, пишет в традиции права народов Respublica Christiana и рассматривает право на завоевание с морально-теологических позиций, где приоритет остается за христианским государем.316 Данная позиция и обозначает разрыв между Витория и последующими юристами, формулирующими право между формально равными в статусе суверенами. Если для Витория война может быть справедливой только с одной стороны, то для них обе воюющие стороны могут интерпретировать свое участие в конфликте как справедливое.317
