Содержание к диссертации
Введение
ГЛАВА 1. Истоки и особенности складывания дооктябрьской мордовской литературы как системы . 13-41
ГЛАВА 2. Формирование и развитие мировоззренческих и художественно-эстетических принципов СВ. Аникина 42-77
ГЛАВА 3. Проблематика и поэтика «малой прозы» С.В.Аникина как отражение отношения авторского «я» к российской действительности конца XIX-начала XX века .. 78-139
Заключение 140-148
Библиография 149-163
- Истоки и особенности складывания дооктябрьской мордовской литературы как системы .
- Формирование и развитие мировоззренческих и художественно-эстетических принципов СВ. Аникина
- Проблематика и поэтика «малой прозы» С.В.Аникина как отражение отношения авторского «я» к российской действительности конца XIX-начала XX века ..
Введение к работе
Актуальность исследования. Сегодня, в условиях усиления внимания общества к национальным проблемам и судьбам конкретной нации, когда по-новому осмысливаются многие вопросы этнического и межэтнического бытия, мы все пристальнее вглядываемся в прошлое, стремясь найти в нем опору в настоящем, а еще в большей степени — в будущем. При этом, учитывая то, что понятие «национальное наследие», охватывая самые различные стороны российской действительности, очень емкое, необходимость его изучения особенно ощутима в тех областях культуры, в которых научные изыскания долгое время были детерминированы тоталитарной системой, лишены достаточных методологических обоснований, что нередко приводило к утрате многих художественно-эстетических ценностей, забвению имен, внесших достойный вклад в культурную сокровищницу своего народа. Время насущно требует с принципиально новых научных позиций оценки и переоценки многих процессов литературы, введения в научный оборот раннее «упущенного» материала, что позволит9 в конечном счете,не только придать системе закономерностей формирования и развития той или иной литературы исторически верно упорядоченный характер, но и лучше понять особенности национального менталитета, жизнеспособности этноса. Тем более, что чем глубже и научно достоверно будут проанализированы национальные культуры, тем богаче представляется отечественная эстетическая культура в целом, короче будет путь, ведущий народы к взаимопониманию.
К числу малоизученных или по-своему интерпретированных тенденций в мордовском литературоведении до сих пор остается исследование типологии и своеобразия исторического формирования национальной литературы, путей и форм ее движения от просветительства к реализму. Этот момент по-своему нашел отражение в трехтомной «Истории мордовской литературы» (1968-1974), в мордовских разделах 6-ти томной «Истории советской многонациональной литературы» (1970-1974), двухтомной «Современной мордовской литературе» (1991-1993), в монографиях, посвященных общими проблемам литературного процесса или вопросам развития отдельных жанров, таких, как: «Мордовский советский роман» (1965) Б.Е. Кирюшкина, «В братском содружестве» (1969) и «Притоки» (1973) Н.И. Черапкина, «Поэзия - душа народа» (1973) В.В. Горбунова, «Начало пути» (1976) и «Обретение зрелости» (1984) В.М. Макушкина, «Единство традиций» (1978) и «Мокшэрзянь литературань антология: XVIII -XX векне» («Антология мордовской литературы: XVIII —XX века») (2003) А.В. Алешкина, «Годы и конфликты» (1981) Е.И. Чернова, «Мордовский рассказ» (1987) Г.С. Девяткина, «Современная мордовская проза» (1995) и «Процессы жанрового развития мордовской прозы (50-90-е годы)» (1995) А.И. Брыжинского, «Комическое в мордовской литературе (этапы эволюции)» (2001) В.И. Демина. Положительное значение этих работ не вызывает сомнений, однако они только определили некоторые вопросы изучения данной проблемы, к тому же не всегда однозначные и бесспорные.
Первым наиболее обстоятельным исследованием в этом направлении явилась диссертация Л.А. Тингаевой «Формирование дооктябрьской мордовской литературы» (1983), которая в 1989 году была издана в виде учебного пособия «Дооктябрьская мордовская литература». Однако и здесь предметом изучения явился не сам историко-литературный процесс, а анализ мордовско-русских литературных связей.
Следующая попытка обобщения особенностей становления словесного художественного творчества мордвы на письменной основе была предпринята в диссертационном исследовании С.А. Алешкиной «Формирование жанров и художественных традиций конца XIX- начала XX века» (1990), которое , к сожалению, до сих пор так и осталось на правах рукописи.
Недостаточное внимание исследователей к проблемам дореволюционной мордовской литературы объясняется тем, что до последнего времени в нашем литературоведении существует представление, согласно которому «мордва, как и многие другие народы, до Великой Октябрьской социалистической революции была бесписьменной, не имела своей печатной художественной литературы» (24, с. 314). Поэтому и поныне не изжита точка зрения, относящая рождение мордовской литературы и к 1917 г. (44, с. 14), и 20-м гг. XX столетия (77, с. 18), и периоду общероссийской революции 1905-1907 гг. (107, с. 175) и т.д. Однако проведенные исследования свидетельствуют об ошибочности подобных утверждений, они свидетельствуют о почти 300-летней истории мордовских письменно-литературных языков и созданных на этой основе образцов книжной культуры. По подсчетам А.П. Феоктистова, до 1917 г. на эрзянском и мокшанском языках было издано порядка пятидесяти мордовских книг и брошюр. Кроме того, мордовские языковые материалы разного объема и содержания были опубликованы в десятках изданий, выпущенных в свет на русском и западноевропейских языках (102, с. 158). К тому же, отсутствие массовой оригинальной литературы на родном языке, тем более реалистической, еще не означает отсутствие литературы вообще. Литература в широком смысле этого слова - это система самых различных разновидностей словесного творчества: оригинальной, переводной, учебно просветительской, церковной, исторической, естественно-научной и т.д., не говоря уже о перешедших на страницы книг произведений устного народного творчества. Это, во-первых. И, во-вторых: зарождение и формирование литературы неправомерно связывать с какой-то конкретной датой. Это всегда процесс, у разных народов не одинаковый по своей временной протяженности и характеризующийся в зависимости от исторических обстоятельств различными типами развития -непрерывным или прерванным, на языке данного народа или в иноязычной форме самоутверждения, ускоренным или замедленным (72, с. 247).
У мордвы, в отличие от других народов поволжско-приуральского региона, зарождение литературного процесса происходило с проявлением некоторых специфических признаков. Это является еще одним подтверждением того, что становление и развитие литературы -процесс очень сложный, многообразный. «Следует опасаться, — писал Н.И. Конрад, - произвольного сужения понятия «литература», предположения, что она всегда слагалась из поэзии, повествовательной прозы и драмы: были целые эпохи, когда литература, притом художественная, слагалась из совершенно других элементов» (50, с. 383). Если при возникновении, например, коми, чувашской и марийской литератур предпосылки формирования реализма наряду с традициями народности русской литературы послужили фольклор и зачатки дидактико-просветительской поэзии и прозы на родном языке, то реализм литературы мокши и эрзи утверждался, в основном, с помощью языка, литературно-эстетического и художественного опыта братского русского народа.
Первые представители литературной интеллигенции из мордвы (С. Аникин, В. Бажанов, М. Герасимов, 3. Дорофеев), творчество которых • пришлось на конец Х1Х-начало XX века, выступили преемниками рогрессивных традиций русской культуры, преследуя благотворную цель просвещения широких народных масс и создания условий для возникновения национальной литературы. К тому же, дореволюционный период ее активного формирования, по сравнению с другими литературами сходного типа развития, оказался более замедленным и более длительным. Он пришелся на 80-е годы XIX столетия, хотя истоки становления традиций реализма и его жанров во временном отношении выпадают примерно на тот же период, что и у соседних народов, начиная с середины того же века. Литературоведы Мордовии по-разному объясняют причины столь позднего возникновения традиций реализма и демократической направленности национальной литературы. Одни это связывают с затянувшимся на длительное время появлением профессиональных писателей, другие -со слабым развитием книгоиздательского дела на родном языке и отсутствием на этом языке узаконенной письменности, в силу чего первые представители ( ; литературного дела мордовского народа начинали писать на русском языке и «растворялись» в русской литературе. Это находит объяснение и в том, что мокшане и эрзяне волею исторических судеб оказались разбросанными по всей России, и формирование национальных литературных кадров, из-за отсутствия единого литературно-организующего центра, происходило в русскоязычной среде. В таких условиях грамотный, образованный мордвин, добившийся определенных успехов в политической, в педагогической или творческой деятельности, неизбежно оказывался втянутым в русскую общественно-политическую и литературную жизнь. Но русскоязычное творчество не отрывало таких писателей от корней и потребностей своей нации. Оно явилось для них закономерным, исторически обусловленным явлением в процессе формирования, становления и самоутверждения как национальных литераторов. И творчество Степана Васильевича Аникина (1868-1919) -наглядное тому подтверждение.
Это был самобытный писатель-реалист из мордвы, оставивший заметный след в истории развития национальной художнической мысли. Его творчество выступает живым социокультурным феноменом в литературной жизни конца XIX - начала XX века, оно созвучно сложным и напряженным социально-философским, нравственным и эстетическим исканиям эпохи и является ярким отражением закономерностей литературного процесса мордвы данного периода. Несмотря на это, роль и значение С. Аникина в вышеназванном процессе до сих пор еще не оценены должным образом, а творческое наследие только совсем недавно стало осозноваться как неотъемлемая часть дооктябрьской мордовской литературы. Если, к тому же, иметь в виду, что в какой-то мере это характерно и для других литератур так называемых младописьменных народов, поскольку ряд аспектов их литературного развития «просто не изучается: литературный процесс и его национально-историческое русло, литературный процесс в контексте национального уклада и культуры, творческая индивидуальность как выражение национальной характеристики, становления и эволюции наций» (132, с. 26), то обращение к теме данного исследования приобретает, на наш взгляд, еще большую актуальность.
Цель диссертационной работы. На основе создания целостной системы эволюции идейно-эстетических и художественных принципов СВ. Аникина представить более полную картину зарождения, формирования и становления дооктябрьской мордовской литературы. Реализация данной цели предопределила постановку следующих задач:
™ - определить тип и своеобразие исторического развития дооктябрьской мордовской литературы как составной части духовной культуры народа;
- проследить жизненный и творческий путь СВ. Аникина как важное условие восстановления реальной иерархии ценностей и воссоздания объективного хода процессов формирования национальной литературы в свете аксиологического переориентирования современного литературоведения;
- показать роль СВ. Аникина в создании идейно-эстетического фундамента и жанровой структуры мордовской реалистической литературы с точки зрения особенностей ее складывания в непрерывно развивающийся процесс;
- на основе идейно-художественного анализа произведений писателя и изучения архивных материалов выделить присущие его творчеству художественные приемы и средства воссоздания и раскрытия национального характера и образа жизни, отражения многогранной -\ российской действительности.
Научная новизна работы состоит в том, что она является первым монографическим исследованием творчества СВ. Аникина в контексте формирования, становления и обретения дооктябрьской мордовской литературой возможностей для самостоятельного развития.
Эта проблема, тесно связанная с общими тенденциями культурно-исторического развития народов России, в таком аспекте еще не становилась предметом серьезного научного изучения. В силу недостаточной выявленное™ фактологической основы дооктябрьской мордовской литературы представление о процессах утверждения в ней традиций и жанровых форм, как и оценки их видов и разновидностей, потребовали не только расширения и углубления существующих об этом выводов, но и корректировки их с культурно-исторической и художественно-эстетической точки зрения. Результаты исследования выразились в следующем:
- впервые в мордовском литературоведении проведен комплексный научный анализ зарождения, формирования и становления художественной системы С. Аникина в контексте состояния литературно-эстетической мысли мордвы конца XIX - начала XX века;
- выявлены основные этапы и закономерности мировоззренческой и творческой эволюции писателя как отражение его художественных поисков на раннем этапе развития национальной литературы в идейно-тематическом и жанрово-стилевом отношении;
- показано своеобразие развития повествовательных форм прозы С. Аникина как художественно состоявшегося явления в его единстве и целостности;
- рассмотрены основные темы, идеи, конфликты, характеры новеллистики писателя, а также художественные приемы и средства их воплощения;
- на основе философии «черноземной жизни» в прозе С. Аникина для теоретического осмысления в работе выдвинут тезис о складывании в дооктябрьской мордовской литературе традиций демократизма, их социально-философских основ и нравственно-эстетических начал;
- определены роль и значение художественно-эстетического наследия С. Аникина в общей системе национальной литературной жизни, обобщен вклад писателя в развитие социально-философской и эстетической мысли народов России.
Теоретическую и методологическую основу исследования составляют учение о диалектическом развитии общества, принцип объективности и историзма в изучении культурного опыта народа, необходимость с принципиально новых позиций осмыслить досоветский период развития отечественной литературы.
В работе использованы разноплановые подходы к анализу художественного наследия С. Аникина в диалектическом соотношении общего и особенного. Главными методами анализа являются конкретно-исторический, позволивший рассмотреть творчество писателя в контексте функционирования национальной литературной мысли данного периода в целом; историко-теоретический, способствовавший выявлению художественной сущности анализируемого материала; структурно-аналитический и лексико-семантический, давшие возможность через изучение идейно-тематических, жанрово-стилевых и художественно-эстетических аспектов произведений писателя прийти к пониманию своеобразия творческого мышления С. Аникина.
При этом мы опирались на современные концепции развития культурологических процессов в России, а также на .научно- теоретические положения, выдвинутые в трудах отечественных и .л мордовских литературоведов, критиков и историков.
Предметом исследования явились рассказы, очерки, сказки писателя, выходившие коллективными и отдельными сборниками, сохранившиеся на страницах периодической печати, а также хранящиеся в архивах России.
В процессе работы были привлечены и прокомментированы статьи, рецензии, отзывы, посвященные творчеству С. Аникина, материалы его личного архива, письма и воспоминания современников, близких и родственников писателя.
Научно-практическая ценность исследования. Работа направлена на укрепление исторического сознания и культурной памяти мордовского народа.
" Результаты исследования могут быть использованы при изучении исторического развития как национальной, так и российской литератур, при подготовке учебных и методических пособий, программ, учебников, хрестоматий, обзорных работ по мордовской литературе для вузов и общеобразовательных школ, при исследовании взаимосвязей и взаимовлияния культур народов нашей страны.
Апробация диссертации. Материалы работы обсуждались в отделе филологии и финно-угроведения ГУ «Научно-исследовательский институт гуманитарных наук при Правительстве Республики Мордовия». По результатам исследований были сделаны доклады на заседаниях отдела. Основные положения диссертации изложены в тезисах и статьях научных изданий.
Структура и объем работы продиктованы логикой раскрытия темы и решения поставленных проблем. Она состоит из общей характеристики исследования, трех глав, заключения и библиографии. Общий объем диссертации составляет 163 страницы
Истоки и особенности складывания дооктябрьской мордовской литературы как системы.
Как и у других народов, возникновению письменной литературной культуры мордвы предшествовали произведения устного словесного искусства. На протяжении многих веков, вплоть до конца XIX — начала XX столетия, в основном именно этими источниками была представлена художественная культура эрзи и мокши. Национальная фольклорная эстетика, чрезвычайно богатая по формам и средствам образного отражения действительности, заменяла мордвину всю систему художественного и философского мировосприятия. И не случайно, что на первых порах устная словесность во многом определяла и стиль, и поэтику, и саму форму индивидуального художественного творчества на национальном языке. «Роль индивидуального начала не столь велика на первых этапах собственно литературного развития. В этот период она временами сводится к обработке, циклизации народно-поэтических сказаний, мифов, преданий. И лишь с течением времени выкристаллизовывается художественное сознание писателя, ясно определяются индивидуальные особенности» (103, с. 72). При этом несомненно и то, что одновременно с использованием фольклорных способов и приемов эстетического освоения действительности зарождающаяся письменная литература испытывает и воздействие опыта более старших по возрасту литератур.
Для младописьменных литератур, к числу которых относится и мордовская, учет этих факторов как определяющих в их движении к зрелости особенно наглядно проявилось с началом их активного функционирования на родном языке. Сегодня наиболее распространенная точка зрения заключается в том, что «...к 1917 году уже выросла группа творцов, способных создать намного больше, чем позволяли условия того времени. Такие благоприятные условия как раз и создал для них 1917 год...» (34, с. 142). Привлеченные большевистскими лозунгами, в частности, о перспективах развития культуры своих этносов, «они получили простор и возможность объединения сил...» (34, с. 142) на национальной почве и языке. Однако при этом нередко упускается из виду то, что к этому времени каждая из литератур имела уже определенные стадии своего книжного развития, и для объективной оценки закономерностей литературного движения изучение их приобретает не менее важное значение. В мордовском литературоведении они названы «промежуточными стадиями» перехода от фольклора к литературе, когда происходит складывание переходных жанровых образований, в которых «в нераздельном единстве содержатся как родовые начала фольклора, так и отчетливо выраженные следы иноязычной книжной литературы» (121, с. 3).
Этот процесс восходит своими корнями к началу XVIII века и неразрывно связан с государственно-идеологическим обустройством России той эпохи, в частности, с тенденциями усиления христианизации народов Поволжья, что, в свою очередь, вызвало появление у них первых памятников книжной словесности. Это была в основном церковно-религиозная литература с некоторыми «вкраплениями» образцов светской литературы. Конечно, к подобного рода «творениям» ранней мордовской словесности необходимо подходить, прежде всего, с позиций идеологического «заказа» того времени и их лишь условно можно назвать художественными произведениями, однако роль их как своеобразного фундамента формирования национальной литературной системы не вызывает сомнений. Конечно, эту роль нельзя сравнивать с той ролью, которую позднее сыграли публикации образцов народного творчества и их литературных обработок, а также первые попытки индивидуального авторского творчества, но и принижать ее лишь вследствие того, что они не являются прямыми путепрокладчиками реалистической литературы, будет неправомерно, тем более что всякое большое, по образному выражению, невозможно без начального малого.
Это «малое» в мордовском словесном искусстве нашло отражение, прежде всего, в агиографических и панегирических произведениях, в различного рода словарях, учебных пособиях, переводах с русского и некоторых европейских языков, публикациях текстов народного творчества и отдельных попыток создания литературных образцов на индивидуальной основе. Из самых значительных памятников ранней мордовской книжной словесности, которые дошли до настоящего времени, следует назвать «Краткий катехизис. Переведенный на мордовский язык с наблюдением российского и мордовского просторечия, ради удобнейшего оного познания воспринявших святое крещение» (М., 1853); переводы, осуществленные последователями известного просветителя народов Поволжья XIX века Н.И. Ильминского -преподавателями и студентами инородческих семинарий, например, «Священная история Ветхого и Нового завета. На эрзянском наречии мордовского языка» (Казань, 1880), «Священная история в пользу мордвов на их природном языке для удобнейшего ими уразумления христианского закона и чудес божьих с русского языка на мордовский, переведенная Симбирской губернии Алатырского уезда села Напольного священником Андреем Ивановым Охотиным» (СПб, 1880), «Евангелие от Матфея. На мокшанское наречие мордовского языка переведено А.И. Тюменевым» (Казань, 1892), «Евангелие от Луки. На мокшанском наречии мордовского языка» (Казань, 1891), «Букварь для мордвы-эрзи с присоединением молитв и русской азбуки» (Казань, 1884), «Букварь для мордвы-мокши» (Казань, 1892) и другие.
С точки зрения изучения стадии перехода от фольклора к литературе особенно интересна «букварная литература», и не только мордовская, но и народов Поволжья и Приуралья в целом, при исследовании которой обнаруживается немало типологических параллелей. Это объясняется не только соединением в ней общероссийских культурно-исторических начал и национально-религиозных признаков, но и тем, что в ту пору формой проявления художественно-эстетического сознания мордовского и соседних с ним народов в основном еще было сознание фольклорное. Поэтому неудивительно, что буквари составлялись с учетом бытовавших в народной среде загадок, сказок, анекдотов, притчей. Переработанные авторами букварей с определенной педагогической целью, они служили средством утверждения здравого смысла и пользы просвещения, осмеяния пороков и суеверия людей. Так, в «Букварь для мордвы-мокши» (1892) включены тексты народных загадок на родном языке: «В лесу родилась, в лесу выросла, а обратно в лес - не помещается» (борона); «Ничего не потеряла. А сама ищет» (свинья); «Голова есть, мозга нет, живот есть - кишков нет» (лапоть); «Сам с дом, а тени нет» (погреб); «Иду — идут, встану - остановятся, сена положу - не едят» (лыжи) и другие. Для чувашских «букварных» фольклорных материалов, творчески переработанных И. Яковлевым, характерна в основном нравоучительная мораль, выраженная пословицей или поговоркой, часто со смеховым оттенком.
Формирование и развитие мировоззренческих и художественно-эстетических принципов СВ. Аникина
Рубеж конца XIX - начала XX века характеризуется активным вовлечением первых представителей мордовской интеллигенции в общественно-политический и литературный процесс России. Неудовлетворенность тяжелым положением своего народа приводила их к неудовлетворенности всем существующим строем, а в конечном итоге - к критическому выражению своего отношения к российской действительности как в публичной деятельности, так и в литературно-художественной словесности. .,,. " Одним из самых значительных личностей из мордвы, кто наиболее ярко проявил себя в этот период, стал Степан Васильевич Аникин (1868-1919) - писатель, публицист, известный общественный деятель — депутат первой Государственной думы, лидер таі\назьіваемой фракции трудовиков. В V связи, с этим возникает вполне закономерный вопрос: почему же при всем том имя С. Аникина долгое время оставалось невостребованным общественной и литературной мыслью России? Достаточно сказать, что первое (и единственное) посмертное произведение писателя - рассказ «Бунт» - вышел в Москве только в 1928 году, а сборник рассказов — «На Чардыме» — в Саратове в 1969 году. На наш взгляд, причин здесь несколько, и связанны они с особенностями советского периода литературного развития. Одна из них вытекает из устоявшегося мнения об отсутствии у мордовского народа до революции развитой литературной словесности. И естественно, что С. Аникшг в эту концепцию не вписывался, поскольку своим творчеством он доказывал обратное: выходцы из мокши и эрзи писали и публиковались даже в широко известных столичных изданиях. Несмотря на то, что эти люди вынуждены были творить на неродном для себя языке, они оставались представителями художественной культуры своего народа, утверждая становление его письменной литературы. Это во-первых. Во-вторых, произведения С. Аникина не укладывались в прокрустово ложе партийной литературы, поскольку нет в них ни воинственности, так характерной для отечественной литературы советского периода, ни классовой борьбы; нет «стонущего под гнетом кулаков-мироедов» крестьянства; нет простых героических личностей, становящихся во главе народных волнений и восстаний. Вместо этого в аникинских произведениях - реальные картины крестьянской жизни с ее внеполитическими, земными проблемами...И в-третьих, нельзя не вспомнить, с каким подозрением относилась большевистская идеология к деревенской литературе даже советского периода, не говоря уже о дореволюционном, когда в произведениях на сельскую тему превалировал образ человека, в ком крепко сидел частный собственник, дух земли, без чего он переставал быть крестьянином, а это было для власти опасно. А поскольку и в центре новеллистики С. Аникина нередко выводился образ середняка, столь чуждой для коллективизаторов крестьянства, то становится понятно, почему столь долгим оказалось возвращение литературного наследия писателя к всероссийскому читателю в целом, и мордовскому — в частности. И это при том, что в свое время его имя стояло в ряду имен лучших представителей общественной и литературно-художественной мысли России. «Все грамотные люди, читающие газеты (а кто нынче не читает?), знают Аникина, - писала газета «Киевский голос» в номере от 17 декабря 1906 года. - ... В течение исторических 72-х дней существования 1-й Государственной думы Аникин приковывал к себе взоры не только друзей и соратников, но и противников, ибо это была, без сомнения, самая видная и внушительная фигура (в Трудовой группе. -М.В.)». Вслед за этим газета, воздавая дань личности С. Аникина, констатировала: «Самородная, выдающаяся умственно и политически сила истинно народного характера и смысла...». С данным утверждением были согласны и многие современники писателя. «Глубоко идейный, вдумчивый, прекрасно знающий нужды и думы крестьянства, Аникин был признанным вождем Трудовой группы», - утверждал секретарь этой группы первой Государственной думы И.А. Бонч-Осмоловский (181). Соглашаясь с этим, писатель С. Александровский, со своей стороны, добавлял: «Излюбленный человек крестьянства, человек серьезный и глубокой мысли», Аникин обладал редким ораторским дарованием, таким же своеобразным, какой была его личность вообще. Обаяние его в родных местах носило прямо-таки легендарный характер» (113). По мнению академика В.Г. Богораза (Тана), «речи С. Аникина всегда очень содержательны, полны истинного знания жизни и схватывают самую сущность вопроса. Они ясны и образны... Принес с собой в Думу упорный, мужицкий, революционный темперамент...» (133, с. 302). Это отмечал и академик М.М. Ковалевский. «В СВ. Аникине, - писал он, - чувствовалась глубоко засевшая ненависть ко всякому барству, и бюрократическому, и выборному...».
Эти черты незаурядного характера и самобытного таланта С. Аникина ярко проявились уже во время предвыборной кампании в Думу (впрочем, в противном случае разве мог рассчитывать простой крестьянский сын на успех в противостоянии с кандидатом в депутаты из представителей «сильных мира сего»?). Журналист А. Тиванов: «Вспоминаются выступления СВ. Аникина на предвыборных собраниях в 1-ю Думу. Горели страсти, шумели толпы народа, но достаточно было появиться на возвышении С. Аникину, как все стихало, и речь его, умная, простая, всем близкая и понятная, выслушивалась с затаенным дыханием... Никто не мог так вплотную подойти к мужику, так просто проникнуться его психологией, как этот самородок, вышедший из недр народа» (164). Писатель Е. Елпатьевский: «Из культурного сюртука, из его учительского прошлого встает настоящий природный крестьянин, еще недавно делавший улья, разводивший пчел, сажавший капусту. По-крестьянски выговаривает он «Витте», по-мужицки выговаривает «смертная казнь». Сквозь литературные обороты рвется деревенская речь и мужицкое негодование, мужицкий гнев рвется из этого напряженного пронзительного голоса. У него нет красивых оборотов и рассчитанных тестов, но есть ясная и яркая, упорная, напряженная и неуклоняющаяся линия мысли, которая держит во власти слушателей... Этот суровый, сумрачный человек мне кажется самым ярким представителем будущего «мужика русского парламента» (161, с. 99, 108).
В этом С. Аникину не могли отказать ни друзья, ни враги. Так, по воспоминаниям, основным оппонентом СВ. Аникина выступал бывший Саратовский губернатор, тогдашний министр внутренних дел и будущий премьер-министр России П. А. Столыпин. Эти два незаурядных личности хорошо знали друг друга, и думские противостояния носили между ними прямо-таки ожесточенный характер. Столыпин «всячески донимал Аникина, сажал его в тюрьму, охотился за ним с жандармами, как за человеческой дичью... Аникин является для Столыпина неумолимым саратовским свидетелем. Он обличает в думе все подвиги этого корректного джентльмена, вплоть до «матерных слов» и приказов о мордобое» (133, с.259). И тот же Столыпин, несмотря на это, воздает должное своему непримиримому оппоненту. «СВ. Аникин, - писал он, - выдвинулся ... страстными речами о безвозмездной передаче земли в руки трудящихся. Отличается своеобразным красноречием, и будет, вероятно, в Думе энергичным поборником идеи национализации земли...» (180). Незаурядность лидера трудовиков пробивается и сквозь неприязнь воспоминаний кадета В.А. Оболенского: «Его речи нравились крестьянам, ибо в них чувствовалась подлинная мужицкая ненависть к привилегированным классам общества и презрение к представителям высшей интеллигенции. Что-то было стихийное в этом могучем человеке и как-никак талантливом ораторе.
Проблематика и поэтика «малой прозы» С.В.Аникина как отражение отношения авторского «я» к российской действительности конца XIX-начала XX века..
Выходец из крестьянской семьи, Степан Васильевич Аникин принадлежал к тому поколению российских писателей-реалистов, чьи идейные помыслы и творческие устремления в условиях демократического подъема в России на рубеже XIX — начала XX века были направлены на коренное изменение экономического и социального положения крестьянства. Обращая свои произведения деревенскому читателю, С. Аникин не просто проводит художественное исследование современного ему села. Он стремится пробудить в мужике желание изменить свою не легкую долю, вселить в него надежду на лучшее будущее, понимание того, что никто - «ни бог, ни царь и ни герой» - не принесут ему избавления от великой нужды; оно возможно только при наличии веры в свои силы. Отсюда вытекает бесспорное своеобразие творчества мордовского автора: в своих очерках и рассказах он представляет деревню не как метафизическое явление, раз и навсегда застывшее в дикости, мраке и нищете, а как деятельный и живой организм, стремящийся к изменению существующих порядков, традиций и устоев. При этом С. Аникин выступает прежде всего как душеписатель крестьянства, хотя его произведения и содержат реалистически точно переданный богатый исторический и бытовой материал. Писателю интересен прежде всего человек, его внутренний мир, переживания, душевные порывы и мечты, то есть самые разнообразные проявления той самой крестьянской психологии, необходимость постичь которую он считал своей важнейшей задачей. Не случайно Ванюга из «Холерного года» всю жизнь мечтает встретиться с таким человеком, «который знал бы все, о чем ни спросишь, и был бы свой брат мужик, и не гнушался бы лаптей, понял бы всю глубину тоскующей крестьянской души, которая отдыхает в работе, а в безделье мучается» (166, с. 177). На основе этого СВ. Аникин сформулировал своего рода философию «черноземной» жизни. «Власть земли» с ее «лицом и подоплекой», с буднями и праздниками, радостями и горестями - вот что лежит в основе этой философии. Физическая и духовная слитность с землей, основа гармоничной, полнокровной жизни крестьянина - в этом корень взгляда писателя на деревенский мир. Герои его рассказов («Холерный год», «Странник» и др.) - люди, живущие от земли физически и духовно, вкладывающие в нее силу, ум, энергию, душу, цветущие ее расцветом, сохнущие ее засухой. И если эта связь нарушается, как это произошло в рассказах «Жить надо», «Гараська - диктатор», «Стена глухая», человек лишается нравственной опоры, теряет смысл жизни и погибает физически и духовно. «Понятна потому постоянная тоска ищущего деревенского люда по... человеке, который до всего дошлый», который «кроме знания народной психологии, народного языка, кроме понимания подоплеки народного творчества, всегда символического и туманного», должен обладать и запасом тех знаний, которые составляют достояние культурных слоев человечества. Необходимо это потому, что «такому человеку» самой его жизненной ролью предназначено учительство и даже воспитательство, чтобы напрвлять народную волю на путь искательства «праведной земли», «правов» и «всеобщего счастья», - пишет С. Аникин в своем очерке «За праведной землей» (166).
Свой очерк Степан Васильевич Аникин посвятил памяти Ивана Максимовича Игошина, который искал «правду» мужицкую. «Должна, говорит, быть на свете праведная земля... В той, дескать, земле особые люди..: - хорошие люди! Друг дружку уважают, друг дружке - за всяко просто - помогают... и все у них славно хорошо!.. Одна у него радость была - земля эта (166, с. 86). Этот «чудак», который не верит ни в «платы», ни в «резоны», проживал, как реальная величина, не «на дне» и не в Сибири даже, а гораздо ближе, в глубинах дореволюционной среднерусской деревни, бок-о-бок с пробуждавшимся «дном», в соседстве с восторженно шествовавшим к воплощению давних мечтаний интеллигентом. Здесь этот «чудак» созревал, бродил одиноко в предрассветных сумерках и отсюда, в пору общего подъема, вышел на путь поиска «праведной земли». Общеизвестно, чем окончился этот «выход» — идеалистический, наивный, трудный, трагический, но это — путь! Поиск! Герой умирает, но «мертвые срама не ищут», — вот пафос очерка. Автор проводит мысль, что такие герои нужны были в тот исторический отрезок времени. Они «делали дело» во имя «счастья мужика». Поэтому мы и не слышим в произведении «пафос безысходности», ибо дело таких Игошиных было делом необходимым». Поэтому и любуется автор своим героем: «Типичный русак, с кроткими светлыми глазами, окладистой светло-рыжей бородкой, говорит так же, как и горьковский Лука на «о». Лицо, как полагается быть чисто-русскому лицу, чуть-чуть рябоватое; весь облик у мужика жизнерадостный, не унывающий» (166, с. 88). Этот облик дополняет речь самого персонажа. Его «добродушный», чуть-чуть сипловатый тенорок поет: - Слава, тебе, Господи! И наши мужички начали, по малости, умом шевелить. Дождемся, даст, и мы светлых денечков! Я к тебе за уважечкой: сделай милость, не откажи приехать... - И что там у вас? - Да уж известное дело, взгомонился народ насчет правов... об земле все...» (166, с. 88).
Однако автор не ограничивается портретной характеристикой героя и описанием заключительного этапа его жизни. Тогда читателю трудно было бы понять причины, подтолкнувшие Игошина на путь правдоискательства. В ретроспективной форме С. Аникин знакомит нас с тем, как шло формирование и развитие мировоззренческих взглядов и характера героя.
Родился Игошин в бедной крестьянской семье. Научившись читать, пристрастился «к разного рода книжкам», за что «был угнетаем старшими», поскольку чтение книг отрывало его от домашних дел. В юношеском возрасте помогал псаломщику в церкви: читал шестопсалмие, пел, подавал кадило попу и т.д. В это время читал книги церковной и гражданской печати. «Под влиянием чтения началось у меня, - не раз говаривал Игошин, — пробуждаться желание жить хорошей жизнью, по-Божьи... Я старательно работал, не пил вина, не играл ни в карты, ни в орлянку...» Но бедность и нужда крестьянская никак не хотели расстаться с ним. И было ему уже далеко за тридцать, когда, по мужицкому выражению, его «заметило». Да так «заметило», что последние шесть-семь лет своей жизни он только тем и занимался исключительно, что «праведную землю» искал, «правду крестьянскую» утверждал - и лишения соответственно, неизбежно связанные с такого рода деятельностью, терпел. Однако было бы неправильно объяснить это только неудовлетворенностью героя своим материальным положением, поскольку по своему имущественному состоянию он был к тому времени крестьянином далеко не бедным. Кроме земледелия, занимался торговлей. Держал довольно бойкую сельскую лавочку. Следовательно, для столь решительного вступления мужика на путь общественно-социальных скитаний должен был найтись какой-то толчок извне — весомый, неординарный.