Содержание к диссертации
Введение
Глава 1 . Понятие и признаки соучастия 14
1.1. Понятие соучастия 14
1.2. Признаки соучастия 43
1.2.1. Совместность участия как признак соучастия ... 43
1.2.2. Наличие двух или более лиц как признак соучастия 71
1.2.3. Вина в соучастии 84
1.2.4. Иные субъективные признаки соучастия 87
Глава 2 . Виды соучастников 96
2.1. Понятие исполнения и исполнитель преступления 102
2.1.1. Понятие исполнения 102
2.1.2. Исполнитель преступления 167
2.2. Создание условий и иные соучастники 201
2.2.1. Понятие создания условий 201
2.2.2. Организатор преступления 212
2.2.3. Подстрекатель к преступлению 226
2.2.4. Пособник 248
Глава 3 . Виды и формы соучастия 275
3.1. Теоретическая разработанность вопроса 275
3.2. Виды соучастия в уголовном праве 298
3.3 Формы соучастия в уголовном праве 314
3.3.1 Элементарное и групповое соучастие 314
3.3.2 Группа лиц без предварительного сговора 336
3.3.3 Группа заранее договорившихся лиц 358
3.3.4 Организованная группа 371
3.3.5 Преступное сообщество 386
Глава 4. Квалификация соучастия 407
4.1 Общие правила квалификации соучастия 407
4.2 Специальные правила квалификации соучастия 443
Заключение 471
Библиофафический список используемой литературы 474
Приложение 493
- Совместность участия как признак соучастия
- Понятие исполнения
- Виды соучастия в уголовном праве
- Группа лиц без предварительного сговора
Введение к работе
Автора заинтересовали проблемы соучастия еще при подготовке кандидатской диссертации (Отягчающие обстоятельства в советском уголовном праве. М, 1977); и с тех пор они находились в зоне внимания с перерывами на время исследования иных вопросов (построения санкций и стадий совершения преступления). На сегодняшний день, на наш взгляд, тема соучастия остается актуальной.
Актуальность темы. В науке уголовного права сравнительно много исследований связано с соучастием вообще, его формами и видами в частности. Но, несмотря на широкое внимание к его проблемам, данный институт по настоящее время остается одним из сложнейших и наименее понятных в уголовном праве; и это при почти 200-летней истории теоретических разработок. Судебная практика изобиловала и изобилует неоднозначными судебными решениями и ошибками при применении соучастия в плане квалификации и назначения наказания. Даже частичный анализ опубликованной судебной практики показывает: по делам об изнасиловании 26,1 % ошибок приходился на групповые преступления, при чем любопытна их динамика -из общего числа ошибок по этим делам в 1959 - 1971 годах только 10 % приходилось на групповые изнасилования, тогда как в 1971 - 1979 годах их было уже 38,6 %'. Ничуть не лучше ситуация и в настоящее время. Так, из 60 номеров Бюллетеня Верховного суда РФ за 1997-2001 годы более чем в половине отражены ошибки судов применительно к соучастию. Здесь мы сталкиваемся с ошибками, ликвидированными Верховными судами СССР и РФ, но мы даже представить себе не можем всего количества ошибок, связанных с соучастием, его формами и видами, устраненных судами всех инстанций ли- 1 Сборник постановлений Пленума и определений коллегий Верховного суда СССР по уголовным делам 1959 - 1971 гг. М , 1973; Сборник постановлений Пленума и определений коллегий Верховного суда СССР по уголовным делам 1971 - 1979 гг М., 1981 бо не нашедших надлежащего рассмотрения. Это свидетельствует об актуальности изучения соучастия.
Следственно-судебная практика в своей деятельности исходила из существовавшего закона (УК 1960 года) с его ненадлежащей регламентацией соучастия. В новом УК 1996 года ситуация несколько изменилась, и соучастие уже урегулировано более широко и конкретно. Тем не менее, судебных ошибок не стало меньше.
Очевидно, что судебная практика в своей деятельности опирается на уголовный закон и на теорию уголовного права. Анализ закона показывает следующее. УК 1960 года чрезвычайно скупо оформлял соучастие, отражая только его определение и виды соучастников. Как результат - некоторая фиктивность самого закона и широкая фиктивность доктринального и судебного толкования как по урегулированным законом положениям, так и по тем вопросам соучастия, которые остались за рамками уголовного закона. Новый уголовный закон, надо отдать ему должное, в большей степени детализировал и конкретизировал соучастие. В результате теория уголовного права и судебная практика получили не только позитивные руководства к действию, но и массу "сырого" фиктивного, неясного, неточного материала, заложенного в законе, что повлекло за собой фиктивность и определенных теоретических разработок, и судебных решений, что также говорит в пользу актуальности дальнейшего исследования соучастия. Понятно, что идеальных законов не бывает. Однако мы должны решить - нужно ли к этому стремиться. Ответ на данный вопрос, на наш взгляд, однозначен - да.
На базе несовершенного закона размножились и множатся теоретические фикции. Криминалисты вместо поиска и постепенного накопления уголовно-правовых истин применительно к соучастию, веками дискутируют об одном и том же, выдавая фикции за истину, ударяя тем самым бумерангом по закону и вызывая недоверие у практиков. Так было изначально. "Вопрос о стечении преступников в противоположность стечению или совокупности преступлений, есть едва ли не самый спорный... Окончательное же решение всего этого вопроса, особенно в науке, мне кажется делом вовсе невозможным"1. По прошествии 150 лет теоретики вновь стараются убедить нас в том, что жесткая формализация определений в законе неприемлема: "Я тоже не большой сторонник широкого распространения определений в Общей, да и Особенной части Уголовного кодекса. Законодатель творит закон, часто не рассматривая глобально возможные негативные последствия применения на практике своего определения. Да и в большинстве случаев это трудно еде-лать" . Представляется, с таким подходом трудно согласиться. Многие из недостатков толкования соучастия тесно увязаны с пониманием его вообще, с представлением о признаках соучастия и о видах соучастников, с проблемами видов и форм соучастия, в связи с чем требуется их более или менее глубокий анализ, четкие и ясные определения.
Именно поэтому автор и избрал данную тему в качестве своего исследования.
Степень научной разработанности проблемы соучастия. Нельзя сказать, что проблемы соучастия слабо разработаны; мало того, на наш взгляд, все проблемы в литературе поставлены и так или иначе решены. Одной из первых российских работ, посвященных соучастию, является книга А.Жиряева, указанная выше, где уже тогда автор приводит 104 источника, в которых раскрывались вопросы соучастия; правда, все эти источники зарубежного происхождения, хотя к тому времени уже были известны и некоторые российские книги, например, О.Горегляда3, частично исследующие соучастие. В последующем соучастие разрабатывали многие авторы: в русском уголовном праве - Н.Власьев, А.Лохвицкий, Н.С.Таганцев, Г.Колоколов, Н.Д.Сергеевский, С.В.Познышев, И.Я.Хейфец и многие другие; в советском уголовном праве - Б.С.Утевский, А.Н.Трайнин, М.Д.Шаргородский, В.С.Прохоров, М.А.Шнейдер, И.П.Малахов, А.А.Пионтковский,
Жиряев А. О стечении нескольких преступников при одном и том же преступлении Дерпт, 1850. С. 5-6. 2 Ковалев М.И. Соучастие в преступлении. Екатеринбург, 1999. С. 16. 3 Горегляд О. Опыт начертания Российского уголовного права. Ч. 1. СПб., 1815.
П.И.Гришаев, Г.А.Кригер, М.И.Ковалев, В.И.Пинчук, В.У.Гузун, Ф.Г.Бурчак, П.Ф.Тельнов, Р.Р.Галиакбаров, А.В.Ушаков, Р.Д.Сабиров, С.Я.Улицкий, Н.Г.Иванов, В.М.Быков, А.М.Царегородцев, В.А.Григорьев, А.В.Шеслер, С.В.Афиногенов, Н.П.Берестовой, Д.В.Савельев и многие, многие другие. На взгляд автора, сегодня гораздо проще найти тех криминалистов, которые в своих исследованиях вообще не касались проблем соучастия, нежели перечислить всех, кто так или иначе их излагали. На фоне такого всеобщего охвата ошибки судов по квалификации соучастия не уменьшаются.
Вклад автора и научная новизна исследования. По нашему мнению ликвидация основных причин указанного лежит в двух плоскостях: существенное совершенствование уголовного закона и изменение теоретических подходов в понимании соучастия. В связи с изложенным на защиту выносятся следующие положения.
На взгляд автора, законодатель должен более жестко следовать формально-логическим правилам определения и деления (классификации) понятий, поскольку право всегда предполагает размежевание категорий.
Признавая некорректным определение соучастия в ст. 32 УК, автор предлагает его заменить другим, более соответствующим общему представлению о соучастии и его признаках.
Считая в основной части фиктивным определение исполнителя преступления в ч. 2 ст. 33 УК, автор предлагает А) вывести понятие исполнителя за пределы соучастия; Б) признать исполнителем вне зависимости от того, индивидуально он действует или действует в соучастии, то лицо, которое причиняет своими действиями или опосредованно вред; В) исключить из уголовного закона второй вид исполнителя как абсолютно фиктивную категорию.
По мнению автора, необходимо освободиться от излишних фикций и применительно к организатору (ч. 3 ст. 33 УК), соответственно изменив закон: А) исключить из закона второй вид организатора; Б) создать одно общее определение организатора; В) построить данное определение на основе функций организатора, под которыми авгор понимает объединение, координацию и планирование действий соучастников.
Применительно к подстрекателю (ч. 4 ст. 33 УК), по мнению автора, малоприемлемым следует признать примерный перечень способов подстрекательства, указанных в законе, что не исключает возможности признания таковым на практике всего, что заблагорассудится (например, подстрекательство путем умолчания или ложного отговаривания лица от совершения преступления). Автор считает возможным создание исчерпывающего перечня способов подстрекательства, что исключит широкое судебное усмотрение и соответствующие судебные ошибки.
При определении пособничества (ч. 5 ст. 33 УК) автор предлагает дополнить перечень его форм систематическим заранее не обещанным укрывательством, физическим заранее обещанным укрывательством, физическим заранее обещанным приобретением или сбытом имущества, заведомо добытого преступным путем и физическим укрывательством будущего преступника, орудий или средств будущего совершения преступления, в результате перечень приобретет действительно исчерпывающий характер, что исключит судебное усмотрение и соответствующие ошибки практики.
Полностью соглашаясь с формулой квалификации соучастия, урегулированной в ч. 3 ст. 34 УК, автор тем не менее предлагает строить квалификацию соучастия не на малозначащем делении соучастия на соисполнитель-ство и соучастие с распределением ролей, а на выделенном элементарном и групповом соучастии, что более соответствует основам построения Особенной части УК, на которой базируется квалификация соучастия.
Отсюда, по мнению автора, недостатком закона следует считать отсутствие в нем элементарного соучастия как простейшей формы соучастия и автор предлагает дополнить закон соответствующей нормой, регламентирующей соучастие при отсутствии преступной группы.
По мнению автора, верно выделив группу лиц без предварительного сговора (ч. 1 ст. ^5 УК) с основным его признаком - отсутствием предвари- тельного сговора, законодатель напрасно признал анализируемую группу только соисполнительством, что исходит из трех видов исполнителя и его широкого понятия. Автор считает необходимым освобождение от данной фикции и дополнение определения анализируемого вида преступной группы иными признаками.
Соглашаясь с выделением в законе группы лиц с предварительным сговором (ч. 2 ст. 35 УК), автор считает а) неточным ее наименование в связи с тем, что и иные группы (организованная, преступное сообщество) также являются группами лиц с предварительным сговором; б) неприемлемым отсутствие специфических признаков в ее определении. В связи с этим в работе предложено изменить наименование (группа заранее договорившихся лиц) и добавить в определение необходимые признаки.
Считая истинным выделение в законе организованной группы как одной из форм соучастия (ч. 3 ст. 35 УК), автор признает неточным ее определение и предлагает: А) ввести сущностные признаки в определение организованной группы; Б) исключить из ее определения устойчивость и направленность на несколько преступлений.
По мнению автора, истинным является и выделение преступного сообщества (ч. 4 ст. 35 УК) как формы соучастия крайней степени опасности. Однако выделяя недостатки ее определения в законе, автор предлагает: А) оставить одно наименование (преступное сообщество) и на основании второго (преступная организация) синонимизировать определение преступного сообщества; Б) ввести в определение сущностные признаки преступного сообщества; В) исключить из определения указание на организованную группу; Г) исключить из определения указание на тяжкие и особо тяжкие преступления, устранив алогичность оформления преступного сообщества; Д) устранить двувидовое оформление преступных сообществ.
Не совсем точен, на взгляд автора, закон в регламентации положений ч. 2 ст. 34 УК, согласно которой соисполнители отвечают непосредственно по статье Особенной части без ссылки на ст. 33 УК. Выделив недос- татки законодательных положений, автор считает, что основанем указанной квалификации выступает не соисполнительство, а групповое преступление, отождествлять которые нельзя; именно поэтому в ч. 2 ст. 34 УК соисполнительство следует заменить групповым преступлением (преступной группой).
Автор присоединяется к уже высказанной в теории уголовного права позиции и считает нецелесообразным введение в уголовный закон ч. 4 ст. 34 УК, поскольку применительно к формам соучастия различия специального и неспециального субъектов исчезают и их квалификация становится одинаковой.
Весьма неоднозначны положения ч. 5 ст. 34 УК, регламентирующей квалификацию соучастия при пресеченной преступной деятельности. С одной стороны, позиция законодателя, на взгляд автора, истинна, если какое-то лицо действовало самостоятельно и соучастие еще не возникло (кто-то не смог склонить исполнителя, кто-то не получил согласия исполнителя на использование предложенного им орудия совершения преступления и т.д.); в такой ситуации действительно соучастия нет, и поведение негодных соучастников следует рассматривать как неоконченное преступление. С другой стороны, если несколько лиц некоторое время действовали как соучастники, но позже действия одного из них были пресечены и преступление в целом не было доведено до конца, то здесь ограничиться только неоконченным преступлением было бы необоснованно и неверно. По мнению автора, во второй ситуации следует сохранять и неоконченное преступление, и соучастие как два абсолютно самостоятельных не взаимозаменяемых института уголовного права. В связи с изложенным требует изменения и анализируемая норма УК.
Рассматривая в совокупности ч. 5, 6 ст. 35 УК, автор пришел к выводу, что А) напрасно закон выделяет организатора и руководителя преступления, по существу здесь изложены правила квалификации всех соучастников вне зависимости от их вида; Б) неприемлема и должна быть исключена из закона ч. 6 ст. 35 УК, поскольку, во-первых, формы соучастия специально отраженные и не отраженные в Особенной части УК друг от друга ничем не отличаются, они тождественны; во-вторых, организованной группой может быть совершено оконченное преступление и вменять приготовление в такой ситуации - нонсенс; в-третьих, соучастие не может быть признано только приготовлением.
Кроме закона, по мнению автора, определенные недостатки присущи и теории уголовного права; они в свою очередь влекут за собой судебные ошибки или фиктивно признаваемые таковыми. Существенными ошибками автор признает следующие.
Теория уголовного права слабо связана с формально-логическими правилами, особенно с правилами определения и классификации понятий; даже сторонники формально-логического подхода в исследовании соучастия довольно часто указанные правила нарушают. Во избежание данной ошибки автор при исследовании соучастия жестко исходит из правил формальной логики, соотнося с ними предлагаемые определения и классификации.
Довольно часто в теории уголовного права создают фикции в угоду обвинительному или иному уклону. Отсюда автор считает оправданным вычленение истин, разработку спорных моментов и превращение их в правила, соответствующие действительности.
Применительно к отдельным специальным вопросам соучастия сказанное выглядит следующим образом.
До сих пор не решен вопрос о природе соучастия, остается дискуссионной акцессорная или ее отрицающая теория соучастия. По мнению автора, в чистом виде ни та, ни другая теории не могут быть применены.
Господствует в теории уголовного права позиция о невозможности неосторожного соучастия. На сегодняшний день неприемлемы как оставление данного вопроса без решения, так и признание неосторожного участия нескольких лиц в совершении преступления самостоятельным институтом уголовного права - неосторожным сопричинением - из-за отсутствия специфических признаков, способных выделить его за пределы соучастия. Автор присоединяется к позиции, которая считает необходимым расширить рамки соучастия, включив в него и неосторожное соучастие, и предлагает анализ соучастия в расчете и на неосторожную форму вины.
Вопреки существующей фикции объединения причин и условий, автор предлагает жесткое их разграничение и выделение двух видов объективных связей деяния и результата - причинной и обусловливающе-опосредованной.
Автор выдвигает идею двух уровней совместности участия нескольких лиц: уровень участия каждого и уровень участия всех вместе, что отражается и на квалификации, и на назначении наказания.
Автор соглашается с существующим в теории уголовного права критическим отношением к пониманию группового преступления как способа совершения преступления и выдвигает дополнительные аргументы в пользу своего выбора.
Автор считает истинным деление на виды и формы соучастия: первые на основе функциональной деятельности соучастников, вторые - на базе степени сорганизованности.
По мнению автора, в теории уголовного права необоснованно поддержана идея широкого понимания соисполнительства, поскольку таковое смешивает соисполнительство с соучастием с распределением ролей, вынуждает выделять соисполнительство с распределением ролей, оставляет непонятным объем распределения ролей. Именно поэтому он считает необходимым освободиться от данной фикции и признать истинным понимание соисполнительства как действия только лиц, выполняющих полностью или частично объективную сторону преступления, причиняющих вред общественным отношениям.
Цели и задачи исследования. Все предложенное упростит толкование судебной практикой соучастия и поможет избежать излишних ошибок. Отсюда целью данного исследования является правильная квалификация преступлений, совершенных в соучастии, что должно уточнить ответственность. Она может быть достигнута путем решения следующих задач: 1) более ши- рокого внедрения в законодательную практику и теорию уголовного права формальной логики и положений иных фундаментальных наук; 2) исключения в законодательной, судебной практике и науке уголовного права обвинительного уклона; 3) точного установления фикций применительно к соучастию; 4) вычленение истин и расширение их круга за счет ликвидации фикций; 5) следование судебной практики истинности решений. Все эти задачи должны быть решены на основе анализа понятия соучастия и его определения, рассмотрения признаков соучастия, классификации субъектов соучастия и видов и форм его. Именно отсюда исходит и структура предлагаемого исследования: рассмотрение понятия и признаков соучастия, изучение видов соучастников, анализ видов и форм соучастия и отдельный раздел о квалификации соучастия.
Объект и предмет исследования. Объектом исследования является соучастие как элемент реального преступного мира. Однако соучастие представляет определенную сложность в двух моментах: его квалификации и установления уголовной ответственности при его наличии. Исследование того и другого предметов было бы чрезмерно широким по объему; именно поэтому в предлагаемой работе избран в качестве предмета изучения только первый из них - особенности квалификации преступлений, совершенных в соучастии, которая будет рассмотрена с двух сторон: с позиций толкования соучастия как категории уголовного права и с позиций выработки общих и специальных правил квалификации. Кроме этого, необходимо помнить о том, что институт соучастия находится в системе иных институтов уголовного права и особенно тесно связан со стадиями преступления, оконченным и неоконченным преступлением, множественностью преступлений. Отсюда возникает и второй предмет исследования - соотношение указанных институтов уголовного права, что также сказывается на решении проблем квалификации соучастия. Вместе с тем представляет определенный интерес в силу все большей интеграции государств и их правовых систем сравнение отражения соучастия в них; именно поэтому возник и в определенной степени реа- лизован третий предмет исследования - сравнительный анализ различных правовых систем.
Методологически диссертация основана на диалектическом материализме, системно-структурном анализе, формально-логическом, сравнительно-правовом методах с привлечением эмпирического материала.
Апробация результатов исследования заключается в следующем. Автор предложил Государственной думе свои замечания на Проект уголовного кодекса, основу которых составили предложения по формулированию норм о соучастии (см. Приложение к диссертации). Некоторые предложения были восприняты законодателем: а) в УК была внесена группа лиц без предварительного сговора (ч. 1 ст. 35); б) из определения группы лиц с предварительным сговором исключено соисполнительство (ч. 2 ст. 35 УК); в) смягчены акценты по квалификации соисполнительства только по статье Особенной части, а действий иных соучастников - по ст. 35 Проекта; г) унифицированы формы соучастия, отраженные в Общей и Особенной частях УК; д) группа лиц без предварительного сговора исключена из норм Особенной части в качестве единственного квалифицирующего признака; е) признав квалификацию соучастия на двух уровнях (со ссылкой на ст. 33 УК и без таковой - ч. 3 ст. 34 УК), законодатель фактически косвенно выделил элементарное и групповое соучастие. Положения диссертации использованы автором в учебном процессе: при чтении лекций и проведении семинаров по курсу Общей части уголовного права, кроме того, автор уже десять лет читает спецкурс "Виды и формы соучастия".
Совместность участия как признак соучастия
Попытки найти признак, который характеризовал бы объединяющий характер соучастия имели место еще в середине XIX века. Так, А.Жиряев писал: "В действовании заодно содержится как бы круговая порука, на основании коей произведенное одним должно быть приписано и другому"1. На этом основании Н.С.Таганцев создал теорию солидарной ответственности, базирующуюся на причинной связи, общности вины и соглашении соединяющих ся лиц , при этом солидарная ответственность объявляется признаком соучастия. Критикуя такой подход, Г.Колоколов исходил из отношения нескольких лиц к единичному результату, который каждый из виновных своим положительным действием обусловливает2. Мы видим, что и Г.Колоколов не выделил какого-либо обобщающего признака, характеризующего объединенную деятельность соучастников, хотя нужно признать его большую приближенность к современному пониманию соучастия, поскольку он исходит уже из единичного результата и отношения к нему всех виновных. Несколько позже С.В.Познышев предложил определение соучастия, в котором обобщающие признаки объединенной деятельности соучастников отражаются в достаточно полном объеме: "Соучастие и можно определить как виновное совершение одного преступления совместною деятельностью нескольких лиц"3, где уже была выделена совместность как характеризующий объединенную деятельность соучастников признак. По этому пути в дальнейшем и пошло российское уголовное право. Так, А.Н.Трайнин определял соучастие как "совместное участие нескольких лиц в совершении одного и того же преступления, участие, при котором каждое из действующих лиц должно быть причинно и виновно связано с преступным результатом"4. Это же нашло отражение и в последующих законодательных актах.
Согласно господствующей точке зрения совместность участия признается объективным признаком преступления5. В то же время в теории высказано мнение об объективно-субъективном характере совместности. "Совместность - это момент не только или, вернее, не столько объективный, сколько субъективный"6. Сказанное доказывается тем, что бывает такое стечение объективных обстоятельств, при котором становятся возможными как соучастие, так и и др. деяние при его отсутствии1. Несколько странную позицию по данному вопросу занял Н.Г.Иванов. С одной стороны он вроде бы признает совместность объективным признаком2. С другой стороны он характеризует совместность общностью усилий, вкладов в достижение единого результата, связью между взаимодействующими лицами, причинной связью между взаимодействием всех и результатом3, придавая ей некоторый субъективный характер. Похоже, такую же точку зрения высказывает А.В.Шеслер, когда выделяет совместность преступных действий, "то есть причинение совместного преступного результата общими (объединенными) усилиями соучастников"4, и совместность умысла соучастников5, при этом автор не совсем точен, говоря о совместности действий, но расширяя совместность и на субъективный момент (умысел). Указанная позиция на первый взгляд, да и по существу, представляется привлекательной. Естественно, совместность участия - сплав объективного и субъективного. В этом плане она ничем не отличается от любой человеческой деятельности, сознательно осуществляемой, в которой фактически нельзя разорвать само поведение и отношение к нему деятеля. Однако понимание этого не исключает уголовно-правового научного анализа, при том анализа абсолютно раздельного, объективной и субъективной сторон преступления (собственно поведения и отношения к нему), который позволяет более четко вычленить проблемы той и другой в отдельности и полнее конкретизировать их решение, чего нельзя будет достичь при синтезированном рассмотрении указанных сторон преступления. Указанное вполне понятно любому специалисту. Такой общий подход по вычленению явления из всеобщей связи с целью его глубокого исследования вполне применим и в соучастии. Если мы признаем совместность объективно-субъективным признаком, то придется в совокупности анализировать и объективные связи поведе ния соучастников, и общий результат их деяния, и объективные связи между поведением соучастников и общим результатом, и субъективную взаимосвязанность поведения участников, и распространение виновности на совместность. При таком подходе нам никогда не удастся в конгломерате указанных элементов достаточно четко выделить проблемы и решить их. Данную позицию поддерживает В.А.Григорьев1.
Тот факт, что совместность участия как объективный признак сама по себе не создает соучастия (именно это выдвигает Ф.Г. Бурчак и другие в качестве аргумента в пользу объективно-субъективного характера совместности), отнюдь не доказывает необходимости предлагаемого ими решения. Ведь если какое-то явление устанавливается на основе множества признаков, их совокупности, то никогда ни один из признаков не может создавать явления в целом. Отсюда и совместность не способна самостоятельно, в отрыве от других признаков создать соучастие; оно возникает при наличии совокупности объективных и субъективных признаков.
Именно поэтому вполне приемлемо для достижения научных целей при анализе признаков соучастия выделить в качестве самостоятельного только объективный признак - совместность участия, а в качестве субъективных признаков - психическое отношение к совместности и субъективные связи при совместности. Собственно, указанное осознают сторонники понимания совместности участия как объективно-субъективного признака, не случайно Ф.Г. Бурчак анализирует совместность в разделе "Объективные признаки соучастия в преступлении".
Понятие исполнения
Для более полного понимания функций тех лиц, которые действуют по исполнению преступления, необходимо рассмотреть само исполнение преступления. Стадия исполнения преступления3 достаточно сложна по своей структуре (совершение того или иного деяния тем или иным способом, наступление преступного результата) и поэтому требует дополнительной дифференциации, в связи с чем необходимо выделить этапы выполнения деяния и наступления общественно опасных последствий. Довольно обширную характеристику исполнению преступления дал А.Н.Круглевский4 и особенно ценно в его анализе то, что он признал исполнение "общим для всех формул покушения понятием. В этом общем признаке формул покушения и заключается ключ к уразумению существа покушения"1. По существу, на наш взгляд, он первый обратил столь серьезное внимание на исполнение преступления как стержень покушения, пока не разделяя стадии и неоконченное преступление и не представляя исполнение в качестве стадии совершения преступления. Автор выделяет три смысла понимания исполнения: "Исполнение явления может означать или его осуществление, в смысле воплощения признаков явления во вне; или его становление, в смысле процесса приобретения явлением признаков реального явления; или исполнительное действие, то есть действие, предпринятое с намерением вызвать реализацию преступления2, иначе говоря, исполнение можно понимать в трех смыслах - либо как факт достижения преступного результата; либо как стадию преступления, включающую в себя и преступный результат, то есть развитие последней стадии преступления; либо как только действие-исполнение. Анализируя уголовно-правовые теории и законы того времени, автор приходит к выводу, что "в основу своих определений покушения современные законодательства кладут понятие об исполнении преступления либо в смысле становления преступления, либо в смысле исполнительного действия. Преобладающим приемом определения покушения должен быть признан первый метод. Большинство уложений, формулируя покушение, прибегает именно к понятию о становлении преступления" , то есть он признает исполнение процессом становления преступления, "поскольку под становлением преступления мы разумеем реальный процесс образования преступления, последовательное возникновение отдельных его признаков" . Мы полностью согласны с таким решением, но не только потому, что так поступали законодательства многих стран прошлого времени, но и потому, что подобное абсолютно верно с позиций формально логического рассмотрения стадий совершения преступления: 1) мы имеем стадии совершения преступления как процесс развития преступления во времени и пространстве; 2) мы имеем создание условий как процесс развития одной из стадий совершения преступления, в который входит и его результат (например, передача изготовленного оружия по назначению); 3) мы имеем исполнение преступления как процесс развития последней стадии совершения преступления, в который входит и его результат (например, причинение вреда общественным отношениям). Вот эта логическая последовательность и составляет суть совершения преступления и каждой его стадии.
К сожалению, кроме понимания исполнения преступления как процесса создания преступления, другого более точного определения исполнения мы у А.Н.Круглевского не нашли. Но он предложил общее понятие исполнения: "Под исполнением или осуществлением следует разуметь воплощение представляемого явления в действительности или факт существования реального явления, соответствующего признакам представляемого явления"1. Пожалуй, первым, кто дал определение данной стадии, является М.П.Редин, который назвал ее совершением преступления1; в результате он оторвал создание условий от совершения преступления, выведя тем самым и возможное приготовление за пределы преступного. Разумеется, здесь он поддержал позицию законодателя, чего не должен был делать вообще из-за слишком высокой фиктивности законодательных положений, тем более, что подобное в целом деформирует представление о стадиях совершения преступления. По его мнению, "совершение преступления - это такая стадия осуществления преступного намерения, в процессе которой лицо нападает на объект преступления и непосредственно приводит преднамеренное в исполнение"3. На наш взгляд, напрасно автор ушел от традиционного рассмотрения стадий как этапов совершения преступления, что является вполне естественным, простым и истинным; напрасно создал фикции в общем-то простом и ясном вопросе.
Виды соучастия в уголовном праве
При анализе видов соучастия особых проблем вроде бы не должно возникать, теория уголовного права устойчиво выделяет по функциональному признаку соисполнительство и соучастие с распределением ролей. Тем не менее теоретикам, а вслед за ними и практикам, и законодателю удается настолько усложнить данный вопрос и по терминологическому оформлению, и по существу, что от простоты его не остается ничего. Даже терминологически они в теории оформляются различным образом (совиновничество, простое, сложное соучастие и т.д.). Так, М.И.Ковалев вслед за германским уголовным правом начала XX века предлагает выделять совиновничество и соучастие в слова, здесь же он выделяет и соисполнительство1. При этом связь между указанными тремя категориями весьма странно выглядит. По его словам, "преступная группа, состоящая из нескольких лиц, может действовать без особого разделения ролей, так что все участники группы будут являться исполнителями, и тогда налицо такая форма соучастия, как соисполнительство (совиновничество) (выделено мною. - А.К.Г. Из данной фразы следует однозначный вывод: соисполнительство и совиновничество - суть одно и то же, в плане терминологическом - синонимы. Но в последующем оказывается, что это вовсе не так: "Между соисполнительством и совиновни-чеством можно провести следующее различие: соисполнительство - один из видов соучастия, а совиновничество характеризует одну из его форм"3. Отсюда следует, что если можно провести различия, значит анализируемые факторы обособлены, самостоятельны и в сущностном, и в терминологическом плане. Заложенное самим автором противоречие еще более углубляется при толковании того и другого понятия, поскольку выделенные им виды соучастия не включают соисполнительства . Не меньшее удивление вызывает и применение термина "совиновничество", если посмотреть на него с позиций его определения, предлагаемого М.И.Ковалевым, и сопоставления с соучастием в узком смысле слова. По мнению автора "совиновничество - такая форма умышленной совместной деятельности нескольких лиц в совершении преступления, при которой каждый из участвующих является исполнителем, то есть непосредственно совершает преступление"5. На наш взгляд, не было необходимости у автора применять термин, основанный на субъективном моменте ("совнновничество"), для понимания абсолютно объективной категории, базирующейся на характере поведения. Не спасает и то, что автор говорит об умышленной деятельности, поскольку умысел в целом характеризует соучастие, а родовой признак не может выступать в качестве обособляющего классы. Усугубляет проблематику и сопоставление двух указанных видов соучастия, при котором оказывается, что одному из них присуща субъективная основа (совиновничество), тогда как другому - объективная (соучастие в узком смысле слова) и это в одной классификации.
Немного понятными становятся причины, на базе которых возникло указанное смешение категорий, при рассмотрении определений соисполни-тельства и совиновничества, когда первое понимается как совместная деятельность двух и более исполнителей и хотя бы одного иного соучастника, а второе - как деятельность только нескольких исполнителей1. Но и здесь, во-первых, мы имеем две категории одного уровня, а не виды и формы, поскольку речь идет только о различных функциях в том и другом случаях; во-вторых, указанное деление понятий нельзя назвать классификацией, так как две категории переплетены, одна из них (соисполнительство) шире по объему другой (совиновничества) из-за включения в нее кроме двух и более исполнителей еще иных соучастников (организатора, подстрекателя, пособника); в-третьих, автор, понимая под соисполнительством и действия иных соучастников, пытается теоретически осмыслить и перенести в вопрос о видах соучастия традиционную фикцию, от которой следовало бы избавиться, а не развивать ее до бесконечности, и к этому мы еще вернемся. Единственно приемлема позиция М.И.Ковалева по дифференциации соисполнительства и совиновничества лишь в дословном толковании их определений, из которых следует, что кроме соисполнительства и соучастия с распределением ролей, имеет место и нечто третье, когда в действительности объединены и то, и другое2. Но в таком случае термины соисполнительство и совиновничество в понимании М.И.Ковалева лишь запутывают существо вопроса. Подводя итог сказанному, необходимо отметить, что изменение терминологического оформления одного и того же явления не меняет существа вопроса: за всеми ними в основном объективно скрывается соисполнительство и распределение ролей. Именно таким образом их и следует называть, поскольку в самом наименовании уже отражены сущности оформляемых ими явлений (сравните "простое соучастие" и "соисполнительство" и сразу станет ясно, что второй термин более точно оформляет суть соучастия, в котором представлены только исполнители). Поскольку дискуссия о терминах имеет смысл лишь тогда, когда она отражает изменения сущности явления, а в иных случаях она малопродуктивна, по-видимому, пора прекратить спор об оформлении видов соучастия и договориться о единой терминологии. Думается, более точных понятий, нежели соисполнительство и соучастие с распределением ролей, максимально полно отражающих суть видов соучастия, теории найти не удастся. Соисполнительство и соучастие с распределением ролей нужно также отнести к истинам уголовного права, перестать использовать другие термины, если, конечно, мы хотим ясно и однозначно понимать друг друга.
Группа лиц без предварительного сговора
В ч.1 ст. 35 УК регламентируется совершение преступлений группой лиц: "преступление признается совершенным группой лиц, если в его совершении совместно участвовали два или более исполнителя без предварительного сговора". Данный термин был и ранее принят в теории уголовного права и законодательной практикой, поскольку УК 1960 года в качестве квалифицирующего признака в преступлениях, предусмотренных ст.ст. 117, 228, 240 УК, его выделял. Однако толкование "группы лиц" долгое время оставалось весьма специфичным. Так, Р.Р.Галиакбаров один из разделов работы озаглавил: "Совершение преступления группой лиц при отсутствии предварительного сговора"1, имея в виду квалифицирующий признак, указанный в ст.ст. 117, 238, 240 УК РСФСР. "Фактически анализируемая разновидность группы обладает сочетанием всех выделенных выше показателей преступления, совершенного по предварительному сговору группой лиц, за исключением предварительного сговора соучастников (выделено мною. - А.К.) ". Истины ради нужно признать, что Р.Р.Галиакбаров не был одинок в анализируемом плане. Так, П.Ф.Тельнов выделял три разновидности преступных групп и среди них группу, "для создания которой предварительный сговор не обязателен (ст. ст. 117, 238, 240 УК)"3. Но есть и противоположная точка зрения: по мнению С.Ю.Афиногенова при изнасиловании бывает только соучастие с предварительным сговором4.
Абсолютно непонятно, откуда авторы взяли, что группа лиц применительно к трем указанным видам преступлений осуществляется без предварительного сговора? Разве они не были знакомы с судебной практикой по делам об изнасилованиях, где предварительный сговор существует в большинстве уголовных дел по групповым изнасилованиям, иной подход был бы социально неоправданным. С другой стороны, разве не известны С.Ю.Афиногенову случаи совершения изнасилования лицами, примкнувшими к исполнителю уже в процессе совершения преступления. Придерживаясь своих точек зрения, Р.Р.Галиакбаров и другие исследователи изъяли из групповых изнасилований преступления, совершенные организованной и устойчивой организованной группами, которые, по его же признанию, являются разновидностью соучастия с предварительным сговором, то есть наиболее опасные формы группового объединения. Разумеется, указанная позиция делала весьма проблематичной квалификацию групповых изнасилований с предварительным сговором, ведь нельзя же их было квалифицировать по ч.1 ст. 117 и ст. 17 УК РСФСР, поскольку это явно необоснованная квалификация форм групповых преступлений. Ничуть не лучше и позиция С.Ю.Афиногенова, который выбрасывает за рамки соучастия вообще случаи совершения преступления без предварительного сговора, признавая тем самым их единолично совершенными; не трудно смоделировать ситуацию, когда мужчина, услыхав женский крик о помощи, прибежал к месту совершения изнасилования; увидел, что изнасилование уже началось, но женщина продолжает сопротивляться; и придержал руки женщины, преодолевая ее сопротивление. И это, по мнению автора, является единолично совершенным преступлением. Каким? С точки зрения С.Ю.Афиногенова здесь нет соучастия; нельзя вменить и неоконченное преступление, поскольку изнасилование уже было окончено как преступление; нельзя вменить и оконченное изнасилование данному "помощнику", ведь он не совершал полового акта; совершаемые действия не относятся ни к одному виду криминально значимого физического насилия. Как быть? Выхода два: отпустить "помощника" с миром или вменить ему хулиганство - эту палочку-выручалочку уголовного права. На наш взгляд, не годится ни то, ни другое: первое в силу высокой общественной опасности поведения, второе из-за неприемлемой фиктивности квалификации.
Терминологический и сущностный анализ "группы лиц" показал следующее. Термин "группа лиц" применительно к УК 1960 года был довольно неопределен. Выше мы уже писали, что любое соучастие - группа лиц, и поэтому данный термин с необходимостью включал в себя наряду с групповыми преступлениями еще и элементарное соучастие. Разумеется, можно говорить о группе лиц в широком и узком смыслах, подразумевая под первым соучастие вообще, а под вторым - групповое преступление. Но это порочный подход, опять-таки размывающий понятийный аппарат. Поэтому нужно было идти другим путем, четко уяснив неприемлемость охвата группой лиц элементарного соучастия. Исходя из двойственного понимания группы лиц, необходимо было в законе заменить его другим термином, более точно отражающим суть анализируемого квалифицирующего признака. Ведь закон, выделяя его, пытался обособить второй уровень совместности преступной деятельности, его повышенную опасность. Отсюда вполне приемлем для закона был термин "преступная группа"1, за которым скрывалась бы форма соучастия, противостоящая элементарному соучастию. Мы вовсе не отвергаем термина "групповое преступление", применяемого некоторыми авторами; просто он достаточно неуклюж в сочетании с другими терминами уголовного закона: если вполне приемлемо словосочетание "изнасилование, совершенное преступной группой", то практически невозможно вписать в законодательную формулировку "групповое преступление", по крайней мере, с его применением могут возникнуть определенные терминологические и стилистические трудности при построении закона.
