Содержание к диссертации
Введение
Глава 1. Метод исследования переносного значения высоты в экзегезе Августина 13
1.1. Обзор исследований о пространственной образности и семантике пространственных отношений у Августина 13
1.1.1. Исследования о Восхождении 13
1.1.2. Работы об образности произведений Августина 15
1.2. Особенности экзегезы Августина 24
1.3. Методы исследования 30
1.3.1. Установление наличия признака высоты в содержании текста псалма 31
1.3.2. Поиск переносного значения признака высоты 37
Глава 2. Переносное значение признака высоты в толкованиях на псалмы 119-133 46
2.1. Основа переносного значения признака высоты у Августина - концепция духов
ного восхождения. Ее присутствие в программе толкований на «Песни восхожде
ния» 46
2.1.1. Порядок мироздания и духовное восхождение у Августина 46
2.1.2. Высота в замысле толкования «Песней восхождения» и в преамбуле толкования на псалом 119 52
2.1.2.1. Надписание Canticum graduum в августиновском корпусе 52
2.1.2.2. Восхождение и высота в En. ps. 119, 1-2 62
2.2. Семантика и образность высоты в толковании отдельных мест псалмов 119-
133 76
2.2.1. Leuaui oculos meos in montes 76
2.2.2. Hierusalem... illuc enim ascenderunt tribus, tribus Domini 89
2.2.3. Sedes in iudicium, sedes super domum Dauid 102
2.2.4. Fiat... abundantiain turribus tuis 105
2.2.5. Ad te, Domine, leuaui oculos meos, qui habitas in caelo 107
2.2.6. In uanum est uobis ante lucem surgere, surgite posteaquam sedistis і',- ...114
2.2.7. Super dorsum meum fabricauerunt peccatores 120
Fiant sicut fenum tectorum 123
2.2.8. De profundis clamaui ad te, Domine 124
2.2.9. Neque ingressus sum... in mirabilibus super me 126
Non humiliter sentiebam, sed exaltaui animam meam 128
2.2.10. Ibi suscitabo cornu Dauid 134
2.2.11. Vnguentum in capite quod descendit inbarbam 136
2.2.12. Ros Hermon qui descendit super montes Sion 139
Глава 3. Особенности образного воплощения и единство переносного значения высоты . Заключение 143
3.1. Актуальность переносной семантики высоты в толковании 143
3. 2. Особенности трактовки и развития образов, в составе которых высота имеет переносное значение 144
3.2.1. Построение системы образов, соотнесенных по признаку высоты, в свете паренетической направленности толкований 145
3.2.2. Соотносимость образов, включающих высоту, с чувственной картиной мира 146
3.2.2.1. Дисконтинуальность значащего вертикального пространства 146
3.2.2.2. Подавление чувственно-пространственных характеристик в об
разах 147
3.3. Единство переносного значения высоты 149
Послесловие 154
Библиографический список
- Работы об образности произведений Августина
- Высота в замысле толкования «Песней восхождения» и в преамбуле толкования на псалом
- Super dorsum meum fabricauerunt peccatores
- Соотносимость образов, включающих высоту, с чувственной картиной мира
Введение к работе
Лврелий Августин (блаженный Августин, 354-430), крупнейший представитель латинской патристики и один из ярчайших писателей поздней античности, привлекает внимание отечественных литературоведов преимущественно как автор «Исповеди» и трактата «О граде Божием». Устные проповеди Августина, в том числе посвященные толкованию Св. Писания пе получают достаточно внимания со стороны филологов, хотя значение этой части творческого наследия Августина давно получило признание среди историков и богословов.
Актуальность исследования. Корпус устных проповедей Августина в гораздо большей степени исследовался в качестве источника для изучения богословия Августина, чем как собрание произведений словесности. В отечественной филологической науке гомилетика Августина, в частности экзегетическая, мало исследовалась как своеобразное литературное явление. В мировой науке сама доктрина, выраженная Августином в толковательных проповедях, хорошо изучена и изучается, но механизмы преподнесения этой доктрины слушателям проповедей и особенности построения знаковой системы, направленной на такое преподнесение, исследуются стихийно.
Переносно осмысленные пространственные обозначения - одна из важных знаковых парадигм словесного творчества вообще. Понятия "верха" и "низа" всегда бывают связаны с обозначением ценностных ориентиров идейной системы, выражающейся в произведениях словесности. Поэтому исследование переносной семантики обозначений "верха, высоты", предпринятый в диссертации, представляет особый интерес для вьшснения своеобразия ценностной системы исследуемого автора и того крута литературы, к которому он принадлежит.
В качестве исследуемого материала выбрана небольшая часть гомилетического корпуса Августина, именно, толкования на псалмы 119-133, каждый из которых озаглавлен надписанием "Песнь восхождения" (в латинской псалтири Canticum gradxium - "Песнь ступеней"). Эти толкования (Enarrationes in psalmos 119-133, произнесены в Гиппоне зимой 406-407 гг.) представляют собой однородную серию и могут условно рассматриваться как единое целое. Рассмотрение этих проповедей показало, что переносные интерпретации
пространственных отношений, выраженных псалмами группы "Песни восхождения", достаточно представительны для устной экзегезы Августина зрелого периода в целом. В качестве сравнительного материала, оттеняющего особенности рассматриваемых памятников, привлекаются толкования на те же псалмы двух других выдающихся латинских экзегетов: "трактаты" Илария Пикгавийского (Hilarii episcopi Pictauensis tractatus in psalmos 119-133 - 360-e гг.) и гомилии Иеронима Стридонского (Hieronymi presbyteri tractatus de psalmis 119,128,132-после387 г.)
Цель и задачи исследования. Своей целью мы видим исследование понимания Августином пространственных обозначений, соизмеряемых с вертикальной осью, когда эти обозначения он прямо или косвенно толкует в морально-ценностном смысле, иными словами, семантику пространственных отношений но вертикальной оси в переносном значении. В диссертации рассматривается семантика "верха", "высоты" как обычно положительно воспринимаемой части пространственной системы.
В задачи исследования вошло (а) описание способов обозначения высоты и сообщения признаку высоты морального значения, (б) анализ образных и необразных толкований Августина, в рамках которых высоте прямо или косвенно приписывается переносное значение, и выявление переносного значения, получаемого признаком высоты в построениях толкователя, (в) систематизация полученных данных и попытка оценить целостность данной знаковой системы и последовательность ее применения.
Метод исследования. Специфика поставленных задач и выбранного материала потребовала выработки специального метода исследования переносных значений, приписываемых пространственным отношениям, выведенным в Св. Писании, в рамках экзегетико-паренетической проповеди.
Аллегореза Августина, особенно построенная на основе ветхозаветных текстов, представляет особый интерес для исследования переносной семантики "высоты" именно потому, что сущность описываемых ветхозаветным текстом вещей и событий соотнесена с христианским идеалом спасения и, г. о., с моральным идеалом христианской жизни, а черты мира, представленные в ветхозаветном тексте, аллегорически интерпретированы в том смысле, который релевантен для духовного наставления верующих. Если же говорить конкретно
о собрании толкований на псалмы с надлисаіием "Песнь ступеней" (Canticum graduum), то сущность этих ступеней (gradus) Августин видит в "поступенном" продвижении души к Богу. Это предполагает, что присутствующие в тексте псалмов пространственные характеристики, соотностимые с вертикальной осью пространства, могут толковаться в моральном смысле. Т. о. признак высоты получаст осмысление переносное - не материальное, а морально-оценочное и вообще ценностное.
Наличие признака высоты в содержании той или иной толкуемой фразы псалма устанавливается по наличию в словеспом ряду этой фразы лексики с конкретно-пространственным значением, включающим в себя признак высоты или указывающий па него. Выделив отрезок текста псалма, в содержании которого усматривается наличие признака высоты, необходимо проверить, действительно ли этот признак актуализируется в толковании и может быть интерпретирован. После этого относящиеся к выделенной фразе места толкований, где признак высоты прямо или косвенно толкуется в переносном смысле, подвергаются анализу.'
Если высота в данном месте реально-образная (то есть в тексте псалма некий предмет представлен реально высоким), нужно искать в плане означаемого (то есть в плане приписываемого Августином библейскому знаку смысла) соответствующий признак предмета, соотносимого с предметом, наделенным высотой в плане означающего, прослеживать мотивацию знаковой связи и проверять возможности возникновения ассоциативных связей высоты с другими признаками предмета.
Если "высота" в рассматриваемом пассаже - метафорически-заместительный признак (то есть высоким назван или как высокий описан
Релевантные места толкований рассматриваются последовательно, то есть в порядке их следования по ходу толкований (а значит, в хронологическом порядке, так как псалмы этой группы толковались последовательно), что дает возможность учитывать предшествующий контекст интерпретации каждой новой фразы, иными словами, иметь в виду то, что слушатели проповедей уже слышали и знают из предыдущих толкований и что им сообщается нового.
предмет, не обладающий реальной физической высотой), то сосредоточиться надо на определении из контекста шкалы непространственных отношений, по которой рассматриваемый предмет "высок", будь то шкала духовного восхождения или какая-нибудь другая (славы, чести, мудрости и т.п.).
По возможности оценивается и паренетическая интенция проповедника при трактовке им пространственных обозначений: предпринимается попытка определить, как ориентирует эта метафорическая высота слушателей и как вообще воздействует на них, а также рассмотреть, как и когда проповедник избавляется от нежелательных пространственных коннотаций перепоено толкуемого признака или, наоборот, использует их для построения целой системы метафорических пространственных обозначений.
Новизна исследования связана с малой изученностью в отечественной науке выбранных для анализа текстов Августина, с примененным методом анализа и с новым аспектом рассмотрения этих текстов. Новый угол зрения на исследуемый материал состоит в том, что мы рассматриваем значение одного признака-отношения, признака "высоты", а не образов или понятий, которые выражаются в образах. Кроме того, значение этого признака рассматривается не вообще во всем тексте избранной нами группы проповедей, а лишь тогда, когда признак высоты изначально присутствует с той или иной степенью явности в толкуемом Августином тексте самого псалма, и когда, поэтому, перед ним встает задача прямо или косвенно прокомментировать значение пространственных отношений в толкуемом тексте.
Теоретическая значимость исследования заключается в том, что оно предлагает и демонстрирует в действии способ исследования переносных значений пространственных отношений, который может бьпъ применен не только при анализе словесного творчества Августина, но и при исследовании других знаковых систем, где пространственные отношения (в частности, "высота") имеют переносное значение. Так как эти переносные значения преимущественно связаны с ценностными ориентирами той или иной системы, предложенный метод может стать одним из инструментов освоения идейной направленности словесного творчества.
Апробация работы. Многие положения работы представлялись в ьиде докладов на заседаниях Центра сравнительного изучения древних цивилизаций
ИВИ РАН в 1997-1999 гг., на заседаниях кафедры классической филологии филологического факультета МГУ, на научвой конференции Свято-Тихоновского богословского института 21.01.2000 г.
Структура диссертации. Работа состоит из введения и трех глав (первая - методическая, вторая - аналитическая, третья - обобщающая и итоговая), а также послесловия и библиографического аппарата.
Работы об образности произведений Августина
Это второе важное для нас направление августиновских исследований более труднообозримо, так как образность исследовалась с самых разных точек зрения в работах по разным разделам августинистики. Поэтому мы очертим лишь одну важную линию развития исследований об образах, преимущественно связанных с понятием высоты, а конкретные второстепенные работы будем указывать по ходу анализа в основной части нашего исследования (гл. 2).
Впервые вопрос об образности34 сочинений Августина как о самоценном объекте наблюдения был рассмотрен на прочной теоретической основе, как нам кажется,
Poque S. L expression de l anabase plotonienne dans la predication de saint Augustin et ses sources II Recherches augistiniennes.10. Paris, 1975. P. 187-215 32 Madec G. Diagramme augustinien // Augustinianum. 25 (1925). P. 79-94. 33 Madec G. Ascensio, ascensus IIAL 1. Sp. 465-475. 34 У французских исследователей, работы которых реферируются далее, поня тие «образ» (image) включает в себя разнообразные средства переносного выраже ния: тропы и иносказания. применительно к образности «Исповеди» как самого своеобразного литературно-художественного произведения Августина в статье Ж. Фонтена «Смысл и значение образности в "Исповеди" Августина» - докладе на Августиновской конференции 1954 г. 5 Ранее труды по этой теме сводились к статичным односторонним классифи-кациям, как книга Холмана, или интересным, но неполным и непоследовательным наблюдениям, как монография Finaert a.37 Исключение составляла книга с. Жозеф-Артюр,38 один из разделов которой («Mouvement et coloris du style») «открывает путь к более динамичному исследованию августиновских образов». Фонтен рассматривает разные возможности, которые открывает изучение образов «Исповеди» и разные подходы к их изучению, в том числе, например, перспективы и пределы применения психоанализа, тогда еще сравнительно нового метода в литературоведении.
В докладе Фонтена подчеркивается сложность и многогранность августиновских образов, проистекающая из их как бы «вегетативного» (слово Фонтена), органического и автономного до некоторой степени развития, из-за которого образы не всегда поддаются точной «расшифровке» и рациональному измерению (а также оценке с точки зрения классицистического вкуса), и благодаря которому их содержательная и познавательная ценность увеличивается, так как они начинают соотноситься и с областью интуитивно-подсознательного.39 Но для нас особенно важно замечание Фонтена, высказанное как раз о пространственной образности восхождения и «вхождения внутрь»: эта образность не расшифровывается до конца при помощи простого наложения на августиновский текст неоплатонических схем и библейских систем выразительности; она многообразно развивается в связи с потребностью Августина вызазить свой личный опыт или свою оригинальную мысль.40
Главный методологически вывод, который подсказывают нам эти обобщения, в том, что создаваемый Августином образ надо рассматривать не только в системе философско-богословских построений, на которые он опирается, но и в связи с потребностью выразить в образе конкретный смысл, обусловленный частным опытом, и выразить тем способом, который лучше всего подходит для данной коммуникативной ситуации (в «Исповеди» это осмысление пройденного духовного пути, в экзегетических проповедях - разъяснение найденного в словах Писания духовного и морального смысла).
Линия, намеченная Фонтеном, была продолжена в работах Патриса Камброн-на и Сюзанны Пок конца 70-х - начала 80-х гг. На коллоквиуме Ассоциации преподавателей древних языков в высшей школе, посвященном специально изучению образности и проводившемся под председательством Фонтена, они выступили с совместным докладом «Функция и значение образа»,41 в котором, используя в качестве источника примеров один небольшой отрывок из «Исповеди», (Aug. Conf. 2, 1 - 2, 2), они сформулировали принципы, задачи и возможности изучения августиновской (в частности) образности. Эти принципы они потом реализовали в своих больших монографиях (см. далее).
Авторы опираются в большой степени на теорию образности Г. Дюрана, разработанную им в большом труде «Антропологические структуры образности»42 и меньшем «Символическое воображение»43, хотя обращаются они и к исследованиям других направлений. Возникновением своим образы, по Дюрану, обязаны «непрестанному обмену, который на уровне образности происходит между субъективными уподобляющими импульсами и объективными сообщениями, поступающими из космической или социальной среды».44 (Камбронн и Пок добавляют к этому еще и «интеллектуальную среду» .45) Образность в тексте рассматривается как словесное выражение субъектом его представлений о мире, возникающих в процессе обмена данных чувственного восприятия с одной стороны и реальностей космических, социальных или интеллектуальных с другой. Далее авторы рассматривают две главные функции образности. Первая из них - иконическая, репрезентативная, она состоит в том, что образы делают видимым, представимым то, что вне образного представления является невидимым, непредставимым, недоступным для чувственного восприятия. Эта функция не сводится к чисто отвлеченной и произвольной знаковой связи между видимым и невидимым; одним из важнейших аспектов ее является «этическая ция»: сам тот факт, что некая реальность выражена в данном (а не в другом каком-нибудь) образе, сообщает ей определенную моральную окраску, связанную с этим образом, точнее, раскрывает в ней определенный моральный смысл, но раскрывает не посредством рационально-логического объяснения, а тем органическим эмоционально-инстинктивным отношением к данному образу, который человеку присущ. Это как нельзя более удачно иллюстрируется образами, связанными с восхождением, высотой и низом. Со ссылкой на Башляра, который говорил о том, что образы высоты являются не только морализирующими, но и, так сказать «физически моральными», и что «самой большой человеческой ответственностью является ответственность нашего прямостояния (verticalite)», 46 авторы статьи указывают, что Августин своим страхом перед бездной, падением, рассыпанием, растеканием и своей тягой к вертикальности и высоте, характерными для его образного мышления, сообщает читателю соответствующее эмоциональное отношение к стоящим за этими пространственными образами реалиям духовной жизни. «Цветы риторики, - заключают авторы, - это предвестники плодов. Философы и проповедники... требуют (и иногда добиваются) морального обращения. У них молчаливое свидетельство (argumentation) образа таит в себе призыв» .47
Вторая функция образа, функция откровения, как ее называют авторы статьи, может быть разделена на две: археологическую (образ обращен к историческому опыту индивидуума, данной культуры или всего человечества) и профетическую (иначе, функцию обещания, которое образ высказывает тому, кто его воспринимает). Весть, которую видят в образах сакрализованного и символического пространства авторы, есть обещание вечности, покоя и радости, проистекающих из достижения высоты.
Высота в замысле толкования «Песней восхождения» и в преамбуле толкования на псалом
Первый из таких фрагментов встретился нам только во втором псалме из группы Cantica graduum (Пс 120) - это первый стих псалма: Leuaui oculos meos in montes. Носителем признака высоты, очевидно, являются горы (montes), как по собственной семантике этого слова, так и потому, что они выступают здесь объектом поднятого взгляда. Это очевидно и не требует дополнительной проверки.
Часть проповеди, посвященная собственно этому стиху, невелика ( 4), поэтому мы можем привести ее текст. Предшествующий контекст этого толкования таков. В 3 En. ps. 120 Августин напоминает слушателям «страшные слова» из евангельского чтения того дня (terribiliora lecta) о необходимости бдительной жизни: Quia hora Domini, sicut fur in nocte, ita ueniet etc. Чтобы этот час не застал врасплох, надо бодрствовать всегда, особенно когда горы уже освещены утренним солнцем - так вводится образ гор, и с этого места начинается собственно толкование:
Sicut iste psalmus habet, euigilent (sc. iniqui). lam illuminati sunt montes, quid adhuc dormiunt? Leuent oculos suos in montes, unde ueniet auxilium illis. Quid est, iam illuminati sunt montes? Iam ortus est sol iustitiae, iam ab apostolis praedicatum est Euangelium, praedicatae sunt scripturae, patuerunt omnia sacramenta, conscissum est uelum (Mt 27:51), patuit secretum templi: iam tandem leuent oculos suos in montes, unde ueniet auxilium illis. Hoc enim praecipit iste psalmus, secundus de his qui inscribuntur Canticum graduum. Sed non rursum praesumant de montibus; quia ipsi montes non a se lucent, sed ab illo lucent, de quo dictum est: "Erat lumen uerum, qud illuminat omnem hominem venientem in hunc mundum (loan 1:9). Montes possunt intelligi homines magni, homines clari. Et quis maior Ioanne Baptista? Qualis ille mons erat, de quo Dominus ipse dixit: "In natis nemo exsurrexit maior Ioanne Baptista"(Mt 11:11). Vides certe istum magnum montem lucentem; audi confitentem. Quid confitentem? "Nos omnes, inquit, de plenitudine eius accepimus (loan 1:16). De cuius ergo plenitudine acceperunt montes, ab illo est tibi auxilium, non a montibus; ad quos tamen nisi leuaueris oculos per scripturas, non admoueberis, ut ab illo illumineris. «Пусть, как сказано в этом псалме, они воспрянут от сна. Уже освещены горы, что же они еще спят? Уже взошло солнце правды, уже апостолами проповедано Евангелие, проповеданы писания, открылись Писания, разорвана завеса (Мф 27:51), открылось внутреннее святилище храма: пусть же наконец они поднимут глаза свои в горы, откуда придет помощь им. Ибо так велит им этот псалом, второй из тех, что имеют надписание "Песнь ступеней". Но, опять же, пусть не полагаются на горы, эти горы не сами собою светят, но светят светом, отраженным от того, о котором сказано: "Был свет истинный, который просвещает всякого человека, грядущего в мир" (Ин 1:9). Под горами можно разуметь людей великих, людей славных. А кто более велик, чем Иоанн Креститель? Что это была за гора, о которой Господь сам сказал: среди рожденных нет никого большего, чем Иоанн Креститель (Мф 11:11). Ты видишь, как эта великая гора светит, послушай, как она исповедует. Что исповедует? "Мы все, - говорит он, - восприняли от его полноты" (Ин 1:16) Итак, от чьей полоноты восприняли горы, от того тебе помощь, а не от гор. Но если бы ты не поднял к ним глаза, не получил бы ты наставления просветиться от него».
То, что в данном тексте признак высоты гор релевантен, как мы сказали уже, не вызывает сомнения. Однако более отчетливо он преподносится в другой проповеди, именно, в 1-м «Рассуждении на Евангелие от Иоанна», которое Августин преподнес слушателям вслед за разбираемым толкованием на псалом 120, разорвав в первый раз цепь изъяснений «Песней восхождения». 39 В этом трактате, развивая выведенный в Aug. En. ps. 120, 4 образ, он говорит: montes excelsae animae sunt - основание для уподобления душ горам служит высота: материальная для гор, метафорическая для душ. Но и в Aug. En. ps. 120,4 признак высоты достаточно хорошо выделим: он проступает за названными здесь признаками большого размера (magni - более общий признак, включающий в себя и высоту) и видимости, ясности, хорошей осве-щаемости (clari - этот признак в данном случае обусловлен высотой).
Признак высоты функционирует здесь реально-образно: горы реально высоки, притом и вся аллегорическая картина, получающая из сцепления отдельных символических образов и мотивов, вполне целостна и реально вообразима, ее можно было бы представить в виде однородной серии рисунков или в виде кинематографической зарисовки.
Если показать, по примеру Морье, структурное соответствие двух планов аллегории на схеме (образы и понятия - точки, действия, события, отношения - стрелки, знаковая связь - пунктир): Rondet Н. Saint Augustin. апостоле пророк of p. іиска-.лл - то совокупность образов и мотивов в левом круге (распространенный план означающего) предстанет просто описанием природного явления, никак не искаженным под давлением необходимости представить в видимом образе такой элемент значения, который в видимом образе нельзя представить так, чтобы не разрушить целостности и естественности зрительного ряда.
Раз так, мы должны искать в плане означаемого такой признак у означаемого гор, который соответствует признаку высоты гор. Что же означают горы в этом стихе, как его понимает Августин? Точнее, как раскрывает Августин значение гор для данного стиха? Он дает прямой, но неполный ответ на этот вопрос в середине параграфа: Montes possunt intelligi homines magni, homines clari. Как пример горы, он называет Иоанна Крестителя: Et quis maior Ioanne Baptista? А из предшествующих высказываний иы понимаем, что не всякие великие и славные люди понимаются здесь под горами, а евангелисты и вообще те, кто сообщает божественное откровение: пророки и апостолы. Их величие (magni) и слава, заметность (clari) требуют уточнения. Эти признаки в буквальном смысле, то есть материальные признаки материальных гор, служат Августину основой для раскрытия и других значений символа горы во многих проповедях и сочинениях. Мы можем выделить еще три основных значения, приписываемых горам в Августиновой экзегезе.
Во-первых, гора может толковаться как знак самого Христа. Простейший вариант такой знаковости встретился нам в начале Aug. En. ps. 119, 1 (Et quis est iste mons nisi Dominus Iesus Christus?). Высота горы здесь соответствует высоте Богочеловека по шкале бытийного достоинства и присущей Богу высоте по шкале славы (fecit, manendo, montem ascensionis).
В более разработанных вариантах такой экзегезы гора-Христос - сложный образно-аллегорический комплекс, отражающий ряд экклезиологических положений и иногда обосновываемый одним местом из книги пророка Даниила (Дан 2:34 ел.): в видении пророка камень, отломившийся от горы, сокрушает истукана на глиняных ногах и сам вырастает в большую гору, которая наполняет весь мир. Размеры горы и здесь оказываются связанными с божественностью Христа, и вот как. Если представить августиновскую аллегорезу этого места схематически, мы увидим такое соответствие планов библейского образа и августиновского толкования:
Super dorsum meum fabricauerunt peccatores
Показатели признака высоты есть в двух стихах Пс 128: Пс 128:3 Super dorsum meum fabricauerunt peccatores...; Пс 128:6 Fiant sicut fenum tectorum, quod priusquam euellatur aruit. «Герои» этих двух стихов (грешники стиха 3 и те, кто уподобляется сену в стихе 6) - нераскаянные грешники и гордецы, которых, по мысли Августина, приходится и даже нужно терпеть в Церкви (это важная тема антидонатистской проповеди о единстве Церкви1 А). Это отрицательные персонажи, поэтому те признаки высоты, которые будут актуализовываться в толковании будут показательны для семантики высоты в связи с отрицательной оценкой.
а (стих 3). Предлогу supra в Пс 128:3 соответствовал в греческом тексте пре-дог km, в еврейском - al. Ни тот, ни другой предлог не заставляют сводить смысл стиха к тому, что грешники сидят (или как то еще располагаются) на спине у праведника, от лица которого ведется речь в псалме. Представляется убедительным такое объяснении стиха: автор псалма «начинает с метафоры вспаханого поля, чтобы проиллюстрировать чреду невзгод, пережитых Израилем, но метафора поля, изрытого бороздами, перетекает в метафору борозд, оставляемых бичом пахаря на спине впряженного животного».
Однако в понимании Августина, как мы увидим, грешники именно находятся, силят на спине у праведника. Но можно ли понять выражение supra dorsum иначе? Можно ли иначе воспринять значение предлога supra в латинском переводе?
Оказывается, можно. Иларий и Иероним в своих токованиях на тот же стих представляют расположение supra dorsum в совершенно иной пространственно ориентации: «за спиной»! Оба строят свои интерпретации на атлетической метафоре, заимствованной из Послания к Филиппийцам (3:13-14): «Сам я еще не достиг, одно только: забывая то, что позади, и устремляясь к тому, что впереди, спешу к цели, к победному венцу вышнего призвания Божия во Иисусе Христе».
И Иларий, и Иероним представляют грешников стиха 3 Пс 128 позади праведника, который бежит вперед и не оглядывается назад, по словам апостола. Подходя сзади к нему, они строят ему засады и козни, но он не обращает на них внимания и стремится вперед. При описании этой картины Иларий два раза употребляет supra dorsum наравне и в одном значении с retro, a tergo, dorso (Hilar. Tract, in ps. 128, 6), a Иероним трижды говорит supra dorsum в смысле post tergum и post dorsum, чередуя одно с другим без всяких оговорок!
Августин же опирается на то значение предлога supra, которое позволяет расположить грешника выше праведника, на его спине. Вот эта часть толкования (напомним, что перед этим проповедник говорил о нераскаявшихся злодеях, пытавшихся, но не сумевших сбить с пути праведника, и о том, что этих злодеев можно терпеть в Церкви):
Etenim поп potuerunt mihi: supra dorsum meum fabricauerunt peccatores: hoc est, non potuerunt agere, ut consentiam; fecerunt quod portem. Quam praeclare dictum est, quam optime significauit: Etenim non potuerunt mihi: supra dorsum meum fabricauerunt peccatores. Agunt nobiscum, primo ut consentiamus illis ad facta mala: si non consenserimus, Tolerate nos, dicunt. Ergo quia non potuisti mihi, ascende in dorsum meum; portare te habeo quousque ueniat finis: sic enim mihi praeceptum est, ut fructum afferam cum tolerantia (Luc 8:15). Non te corn go, tolero te; aut forte cum tolero te, corrigis te. Si non te corrigis usque in finem; et usque in finem super dorsum meum eris, usque ad tempus. Numquid semper super dorsum meum eris? Veniet enim qui inde te excutiat, ueniet tempus messis (Aug. En. ps. 128, 7).
«Ине возмогли они против меня; на спине моей делали дела свои грешники. То есть не смогли они заставить меня согласиться с ними, и заставили переносить себя. Как замечательно сказано, как прекрасно он это обозначил: И не возмогли они против меня; на спине моей делали дела свои грешники. Вот как они поступают с нами: сначала склоняют нас к своим злым делам, а если мы не склонимся, говорят: "Терпите нас". Ну что ж, если ты не возмог против меня, понимайся ко мне на спину; придется тебя носить до тех пор, пока не придет конец; ибо мне заповедано принести плод в терпении (Лк 8:15). Я не исправляю тебя, я тебя терплю; или, может быть, в то время как я терплю тебя, ты сам себя исправляешь. Если ты не будешь исправлять себя даже до конца, даже до конца будешь на спине моей, до времени. Неужели же ты всегда будешь на спине у меня? Ибо придет тот, кто стряхнет тебя оттуда, придет время жатвы, придет конец века сего».
Такой вариант пространственного понимания, представляется нам, не заложен в смысле стиха изначально, но латинский перевод дает возможность Августину «прояснить» из текста стиха именно ту картину, которая необходима для воплощения его толковательной идеи принятыми у него средствами. И здесь Августин как бы заново конструирует подходящий для темы смысл из потенциальных значений данных в стихе слов и их сочетаний, уточняя эти значения в нужном направлении. Ила-рий и Иероним поступают в данном случае так же (и притом еще менее тонко). Но только у Августина образ проясняется так, что отрицательный персонаж получает более высокое положение (на спине у праведника - первого лица псалма).
Это высокое положение подчекивается и динамическим оформлением образа: помещение грешника на спину праведника названо глаголом ascendo «всходить, взбираться, подниматься» (движение снизу вверх; кстати, это главный глагол, означающий в переносном смысле духовное восхождение), а удаление оттуда - глаголом excutio «стряхнуть, сбросить».
В процитированном отрывке можно вскрыть примерно тот же тип связи высоты с отрицательным значением, какой мы видели в связи высоты с гордостью, когда гордость определяется как peruersae celsitudinis appetitus. Выделим те семантические особенности отрицательной переносной семантики реально-образной высоты, которые можно наблюлать в данном случае.
1) Помимо того, что восседание грешника на праведнике причиняет последнему страдание (во всяком случае, требует от него терпения olero te), это его возвышение в глазах Августина есть узурпация. Для Августина нориальные отношения между людьми - на равных в принципе (Ср. De doc. Chr. 1, 33-35). Более того, если один человек находится к другому в таком отношении, которое можно отобразить в виде более высокого положения по какой-либо шкале (власти, мудрости и т. п.), то находящийся выше должен оправдать свое высокое положение таким служением находящемуся ниже, которое в свою очередь можно представить принижением. Вот яркий пример такого требования из толкования на псалом 123, 3: «Для того и поставлено епископам более высокое место (altior locus), чтобы они надзирали сверху (ut superintendant) и как бы охраняли народ
Соотносимость образов, включающих высоту, с чувственной картиной мира
Совокупность образов, в которых высота имеет переносное значение в рассмотренной группе толкований, не позволяет составить единого образа пространства, который был бы равен отражению чувственного мира, но обладал бы вторым планом непространственных значений. Иначе говоря, «маршрут» от ценностного низа к ценностному верху, предполагаемый понятием восхождения, не может быть символически нарисован (или смоделирован в трехмерном пространстве) так, чтобы каждая новая ступень высоты соответствовала большей степени ценности. Соотношение по признаку высоты в частных случаях соответствуют соотношению по признаку достоинства, превосходства в плане переносного значения (см. предыдущий параграф), но их нельзя выстроить в единый ряд. Градуальность высоты используется для организации частных систем переносных обозначений, но в главной системе четко выделимы лишь верх и низ.
Это становится понятным уже при чтении первого параграфа первого толкования (2.1.2.2), где наблюдается колебание в понимании роли долины как образа, несущего в себе сему низа. Сначала складывается впечатление, что долина - исходный пункт восхождения, и с этим хорошо согласуется то, что в цитате из Пс 83:7 Августин заменяет in conualle на a conualle. Затем он опять произносит in conualle, и хотя значение conuallis как исходного пункта подтверждается обозначением цели восхождения горой, все же приводимый далее пример попытки овладения высотой в обход смирения-унижения (сыновья Зеведеевы) создает под конец первого параграфа двойственное впечатление: с одной стороны, долина (низ) означает бедственное положение падшего человека в изменчивом и тленном мире, который был местом унижения Христа, с другой стороны, это место, где человек, терпя тяготы и приобщаясь к смирению Христа морально приобретает те качества, которые увеличивают его достоинство и тем самым повышают положение на лестнице восхождения. В дальнейшем по ходу толкований область «низа» будет выступать то в одном, то в другом значении: то это поле, на котором надо сеять добрые дела, несмотря на непогоду (En. ps. 120, 2), то вавилонский плен, из которого надо уйти (En. ps. 125:1-2).
Градуированность переносного признака в соответствии с поступенностью высоты наблюдается в большей степени лишь в тех местах толкований, где яснее откликается неоплатоническое восхождение по иерархии бытийного достоинства, как в En. ps. 129, 1 (2.2.8), но и эти случаи не вносят особенной ясности в моральный «маршрут»: человек также осознает свое бедственное положение внизу, и это смирение есть первый шаг на пути восхождения, но что дальше - неясно. Это становится ясным только в более широком контексте августиновскои мысли: такие компендиумы восхождения, какой составил Л. Виттманн возможны только как синтез после анализа большого числа текстов и, видимо, с учетом значения не только высоты. В частности, «маршрут» не возможно точно описать, не затрагивая учения Августина и Церкви и таинствах в связи с доктриной воскресения.
Мы же, оставаясь в рамках рассмотренных проповедей и выбранного метода, можем пока объяснить дисконтинуальность символического пространства (кроме общего соображения о несводимости духовных реальностей к чувственному выражению) многозначностью низа, отраженной в сложном комплексе переносных значений слова humilitas (унижение; отсутствие достоинства; осознание отсутствия достоинства; самоунижение Христа в вочеловечении ради того, чтобы люди смогли приобщиться к нему и др.). Но и это была бы тема другого исследования.
Рассматривая образы, в которых высота имеет переносное значение, в этом аспекте, уже традиционном для исследования августиновскои гомилетики, мы можем констатировать что тенденция, заставляющая Августина в том или ином случае от влекать внимание слушателей от чувственной конкретности, вполне актуальна по отношению к тем образам, в составе которых высоту надо воспринимать не буквально, а переносно. К таким случаям относится дематериализация восхождения (пес pedibus corporalibus ascensum quaeramus En. ps. 119, 1 - 2.1.2.2.), горы-Христа (пес quia montem audisti, alta quaedam cogites terrae - ibid.), гор-благовествователей (En. ps. 124, 4 - 2.2.1), неба (122, 3-4 - 2.2.5). Вне разобранных нами пассажей нередко встречаются места, перекликающиеся с этими по содержанию: Utrum ideo uult ascendere, ut sit cum sole et luna et stellis? Absit (En. ps. 121, 2); Ascensionem non corporis pedibus fieri, sed cordis affectibus (En. ps. 123, 1); Nam si talis altitudo quaerenda est (имеется в виду, пространственная), uincunt nos aues ad Deum (En. ps. 130, 12) и мн. др.
Нам не удалось установить четкую закономерность, которая определяла бы для Августина необходимость прибегать к подобного рода дематериализации в том или ином случае с обязательностью закона. Предположение о том, что дематериализуются наиболее яркие образы, вряд ли можно было подтвердить на материале, обследованном нами, даже если бы удалось точно определить, какие образы воспринимались как яркие слушателями Августина. Мы можем констатировать только, что наиболее интенстивной дематериализации из всех расмотренных нами случаев подвергнут десигнат именования caelum (2.2.5), что, видимо, связано с особой сложностью этого образно-концептуального комплекса, который накопил много взаимосвязанных значений за длительную историю своего существования в словесности218 и в котором поэтому собственно пространственные элементы значения приходится подавлять.
Зато показательным нам кажется отсутствие дематериализации при толковании образов грешника, расположившегося на праведнике, и травы, выростшей на крыше - то есть в случаях, когда высота сопровождается отрицательной оценкой (2.2.7 а, б). Ограниченная и нелепая высота в составе этих образов легко вообразима и вполне материальна, и в этом таится возможность того эффекта от этих картин, который сродни (хотя, может быть, только сродни) комическому: взбирание на спину другому человеку возвышает не на много, а влечет за собой падение; трава, выросшая на крыше, оторвалась от земли незначительно, но обречена на засыхание. Неуместная и временная высота в ее материальной ограниченности и видимости - как бы карикатура на высоту подлинной ценности и превосходства. И конечно, слушатель не захочет быть на месте денотатов таких высоких вещей - такова паренеза этих образов.
Подводя итог этому разделу, мы можем сказать, что необходимость открытого или косвенного указания на переносное значение высоты и раскрытия этого переносного значения порождает особенности развития образов, в составе которых высота может иметь переносное значение. Дисконтинуальность переносно-значимой оси высоты связана с ограниченными возможностями чувственных образов для выражения умопостигаемых реальностей и явлений внутренней жизни, и призвана, наряду с дематериализующими приемами, указывать на переносное, а не пространственно-чувственное значение высоты. В то же время параметрическая континуальность высотных отношений в составе частных образов, помогающая структурировать план означаемого по признаку ценности и распознавать в нем свое место и ориентир, служит паренетическим целям.
