Содержание к диссертации
Введение
ГЛАВА I. Историческая динамика языковой ситуации в республике северная осетия-алания 21
1.1. Понятие языковой ситуации и методы ее исследования 21
1.2. Параметры социального функционирования языка 25
1.3. Историческая динамика развития функционального взаимодействия осетинского и русского языков
1.3.1. Сфера образования 39
1.3.2. Сфера художественной литературы 60
1.3.3. Сфера книгоиздательства 68
1.3.4. Сфера науки 73
1.3.5. Общественно-политическая сфера 77
1.3.6. Сфера культуры 79
1.3.7. Сфера периодической печати 82
1.3.8. Сфера электронных средств массовой информации и кино 89
1.3.9. Сфера бытового общения 93
1.4. Последствия функционального взаимодействия осетинского и русского языков 95
1.5. Типологические признаки современной языковой ситуации в Северной Осетии ,,.,, 99
1.6. Родной язык современной осетинской нации ,.,... 137
1.7. Выводы по I главе 139
ГЛАВА П. Состояние осетинского языка 141
2.1. Типология языковых состояний 141
2.2. Говоры и диалекты осетинского языка 143
2.3. Проблема наддиалектной формы языка 158
2.4. Состояние осетинского литературного языка
2.4.1. Типология литературных языков 160
2.4.2. Диалектная основа осетинского литературного языка 163
2.4.3. Степень нормированности различных уровней осетинского языка 174
2.5. Язык осетинской нации 192
2.6. Выводы по II главе 197
ГЛАВА III. Тенденции этноязыковых процессов современности как контекст языкового планирования ...200
3.1. Исторические предпосылки современной языковой ситуации в Северной Осетии 200
3.2. Особенности современных этноязыковых процессов 208
3.3. Этническая ассимиляция: реализация и последствия 221
3.4. Приоритеты контр-ассимиляционной языковой политики 256
3.5. Выводы по III главе 258
ГЛАВА IV. Опыт языковой политики и приоритеты языкового строительства в северной Осетии 260
4.1. Типология языковой политики 260
4.2. Тенденции федеральной языковой политики на современном этапе 263
4.3. Языковая политика субъектов Российской Федерации 277
4.4. Особенности языковой политики на Северном Кавказе 279
4.5. Опыт языковой политики в Северной Осетии 2
4.5.1. Языковая политика государственных органов власти Северной Осетии 291
4.5.2. Приоритеты языковой политики в программах общественно-политических и культурных движений и
организаций 297
4.5.3. Проблемы осетинского языка в обществе 303
4.6. Современный этап языковой политики в Северной Осетии 306
4.7. Приоритеты языковой политики в Северной Осетии, этапы и принципы языкового строительства 311
4.8. Мероприятия по языковому строительству в Северной Осетии ...322
4.8.1. Нормирование осетинского литературного языка 322
4.8.2. Языковая регламентация системы образования 332
4.8.3. Регулирование дистрибуции языков в средствах массовой информации, в сфере культуры и традиционного
осетинского религиозного культа 358
4.9. Выводы по IV главе 364
Заключение. 366
Список использованной литературы и источников 375
- Сфера художественной литературы
- Проблема наддиалектной формы языка
- Этническая ассимиляция: реализация и последствия
- Мероприятия по языковому строительству в Северной Осетии
Сфера художественной литературы
Определение функционального состояния языков, являясь одной из основных задач при анализе языковой ситуации, предполагает, в первую очередь, уточнение самого понятия «функция языка».
В современной лингвистике существуют различные мнения о сущности функции языка, расхождения в которых, в основном, зависят от того, различают авторы уровни языка и речи или нет.
Разброс мнений о количестве функций языка весьма значителен: от одной - коммуникативной (у других исследователей - экспрессивной) - до практически неограниченного числа. А.А. Леонтьев выделяет только коммуникативную функцию языка, функцию «овладения общественным опытом», национально-культурную, функцию орудия познания» [Леонтьев А.А. 1968: 102-104]. При этом число функций речи, по его мнению, относительно и зависит от конкретного общества. По заключению В.А. Аврорина, язык выполняет коммуникативную функцию, экспрессивную функцию, функцию формирования мысли и аккумулятивную функцию. Для дифференциации функций языка и речи он проводит следующую аналогию: «На языке математики функции языка можно назвать постоянными величинами, тогда как функции речи, по сравнению с ними, представляются величинами переменными» [Аврорин 1974: 360]. Ю.Д. Дешериев, не разделяя уровни языка и речи, выделяет коммуникативную и экспрессивную функции языка, а также особые «общественные функции»: 1) функции языка преподавания: а) в начальной школе, б) в средней школе, в) в высшей школе; 2) функции языка общественно-политической жизни (всякого рода собраний); 3) функции языка художественной, общественно-политической и научной литературы и т.д.; 4) функции языка периодической печати; 5) функции языка общения между собой его носителей во всех или отдельных сферах деятельности в рамках одного села или района; 6) функции языка общения между собой его носителей в пределах союзной или автономной республики; 7) функции языка межнационального общения [Дешериев 1966: 55].
В.А. Аврорин дополняет выделяемые им функции языка и речи системами социальных условий существования языка, форм существования языка, сфер и сред общения, «составляющих в своей совокупности то широкое понятие, которое принято именовать языковой ситуацией» [Аврорин 1974: 360]. При многоязычии особое внимание должно быть также уделено характеру взаимодействия языков [Аврорин 1975: 52].
Таким образом, язык понимается как орудие, под его функцией - цель использования этого орудия, под формой существования - вид орудия, под средой - условие использования орудия, а под сферой - область применения этого орудия.
Социальными условиями функционирования языка В.А. Аврорин называет: 1) уровень социально-экономического развития народа; 2) уровень этнического развития; 3) уровень политического развития народа, прежде всего, уровень суверенитета, форма государственной автономии; 4) уровень культурного развития, прежде всего, длительность литературных традиций; 5) численность и компактность народа; 6) этническое окружение. Среда общения - это «тот вид общности людей, связанных между собой родственными, этническими, социальными или территориальными узами, в пределах которого реализуется общение» [Аврорин 1975: 69].
В числе сред общения В.А. Аврорин выделяет: семейное общение, общение внутри производственного коллектива, общение внутри социальной группы, общение внутри населенного пункта или ограниченного региона, общение внутри целого народа, независимо от его численности, общение при временном организованном средоточении людей, межнациональное общение, общечеловеческое общение [Аврорин 1975: 53-68].
Время и место общения, область общественной деятельности говорящих служат дополнительными признаками данной сферы общения, которая в сочетании с определенной средой общения и создает конкретную картину акта коммуникации.
Цепь зависимостей между компонентами языковой ситуации представляется В.А. Аврориным следующим образом: социальные условия сферы и среды употребления языка формы существования языка структура языка.
Л.Б. Никольский выделяет следующие среды общения, называя их сферами общения , сфера общегосударственного общения, сфера регионального общения, сфера местного общения, сфера производства, сфера семейно-бытового общения, сфера ритуального общения. Ему же принадлежит иной перечень сфер общения: 1) сфера хозяйственной деятельности; 2) сфера общественно-политической деятельности; 3) сфера быта; 4) сфера организованного обучения; 5) сфера художественной литературы; 6) сфера массовой коммуникации; 7) сфера эстетического воздействия; 8) сфера устного народного творчества; 9) сфера науки; 10) сфера всех видов делопроизводства; 11) сфера личной переписки; 12) сфера религиозного культа [Никольский 1976]. По принятой терминологии данный перечень больше соответствует понятию «сферы использования языка». В. А. Аврорин сферами использования языка считает: сферу хозяйственной деятельности, сферу общественно-политической деятельности, сферу быта, сферу организованного обучения, сферу художественной литературы, сферу массовой информации, сферу эстетического воздействия, сферу устного народного творчества, сферу науки, сферу всех видов делопроизводства, сферу личной переписки, сферу религиозного культа [Аврорин 1975: 75-83].
Но и В.А. Аврорин не совсем последователен в определении сфер использования языка: им же предложен следующий перечень - семейное общение, общение внутри производственного коллектива, в пределах населенного пункта, на разного рода собраниях, в школьном обучении всех ступеней, СМИ, удовлетворение эстетических потребностей, сфера науки, религии, общегосударственного и местного делопроизводства, общение внутри одноязычного коллектива, между разноязычными коллективами и т.п. [Аврорин 1975: 53 и след.]. В этом случае, как представляется, он уже не разделяет среды общения и сферы использования языка.
Проблема наддиалектной формы языка
Действительно, побывавший в Северной Осетии в январе 1925 г. инспектор Наркомпроса РСФСР В.П. Чаплиев, отмечал, что только в первых классах обучение ведется на осетинском, а уже во втором полугодии второго класса обучение переходит на русский язык и продолжается в третьем классе. Осетинский язык используется только на отдельных уроках родиноведения. В четвертых классах осетинского языка нет вовсе. Причина - в отсутствии учебных пособий. Интересно следующее замечание инспектора: «Со стороны населения сначала (1921 г.) наблюдалось в некоторых местах отрицательное отношение к преподаванию в школах осетинского языка, крестьяне говорили, что «научите говорить по-русски, а по-осетински я и сам научу», но впоследствии не наблюдается ни одного случая, когда бы население недооценило родного языка в школе». В то же время, «со стороны населения наблюдается энергичное требование к школе научить русской грамоте. И то, что в школах работа ведется на русском языке, воспринимается крестьянским населением очень спокойно, как само собой разумеющееся, вследствие необходимости русского языка в хозяйственных взаимоотношениях населения» [Цит. по: Бзаров 1999: 142].
По докладу В.П. Чаплиева 13 мая 1926 г. было принято постановление Наркомпроса РСФСР, где, в частности, говорилось: «...необходимо усилить работу по осетинизации школ. Наркомпрос полагает, что в этом направлении можно было бы сделать больше, принимая во внимание существующие условия. То, что в Осетии нет ни одной школы, в которой работа велась бы на родном языке, считать совершенно ненормальным; основным недостатком работы по дошкольному воспитанию является внедрение в детский сад русской грамоты, а также учебно-воспитательного материала на русском языке; предложить ОНО: во всех учреждениях обязательно ввести преподавание родного языка» [Цит. по: Бзаров 1999: 137].
Несмотря на постановление Наркомпроса РСФСР, ОблОНО не изменило своего подхода к национализации осетинской школы, осуществляя переход постепенно. В 1924-1925 учебном году были полностью переведены на осетинский язык только первые классы, в 1925-1926 учебном году -вторые классы.
С началом практической реализации политики национализации начальной школы все сильнее ощущается противодействие части родителей. 15 сентября 1926 года на проходившей во Владикавказе областной методическая конференция профессор Г. Дзагуров резко выступил против национального нигилизма, свойственного определенной части студенчества, отрицательно относящейся к национальной культуре. Его поддержал Г. Бекоев: « Если же мы будем считаться с мнением родителей, если мы будем щадить детей - мы не сможем национализировать школу» [Цит. по: Бзаров 1999: 136].
В 1926-1927 учебном году завершилась работа по национализации третьего класса. В 1928-1929 учебном году обучение в первых трех классах осетинской школы шло на осетинском языке, русский преподавался как предмет, начиная со второго класса. Начался перевод на осетинский язык преподавания части предметов в Совпедтехникуме. В 1929-1930 учебном году в Северной Осетии 70% учащихся начальных школ обучалось на осетинском языке. В 1930-1931 учебном году завершился переход на родной язык обучения 4 и 5 классов.
Таким образом, самым значительным достижением второй половины 1920-х годов явилось осуществление перехода в начальной осетинской школе на родной язык обучения. Реальные результаты национализации рассеяли сомнения учителей и недоверие некоторой части населения. К этому времени была проведена значительная работа и по кадровому обеспечению национальной школы. «...К концу двадцатых годов задача подготовки учительских кадров, способных вести занятия на родных языках письменных народностей Северного Кавказа, была более или менее решена, о чем свидетельствуют следующие данные: в 1930 году в начальных школах Северного Кавказа работало 3347 учителей, в том числе 2010 горцев. Например, в Кабардино-Балкарии из 425 учителей на родном языке преподавало 230, в Ингушетии из 150 учителей - 70, в Северной Осетии из 390 - 280» [Магидов 1979: 65].
Достигнутые успехи были закреплены принятым в 1930 г. Постановлением XV Всероссийского съезда Советов «О коренизации национальных школ» и планом Наркомпроса РСФСР о полном переходе начальных школ на национальные языки в 1931-1932 учебном году.
Только через 10 лет после коренизации начальной школы, 6 декабря 1940 г. было принято постановление Бюро обкома ВКП (б) и Совнаркома СОАССР о коренизации 5-7 классов осетинской школы. Реально в 1940-1941 учебном году на осетинский язык были переведены пятые классы. Это же постановление предусматривало перевод на осетинский язык неполной средней школы в 1941-1942 учебном году и обязывало вести подготовительную работу для перехода на родной язык в 8-10 классах с 1945-1946 учебном году.
Естественно, в годы Великой Отечественной войны дальнейшая работа приостановилась, а основной акцент был сделан на восстановлении материальной базы образования, разрушенной в период немецкой оккупации.
В первом послевоенном 1946-1947 учебном году в республике было 152 осетинские школы, из них 59 начальных, 48 семилетних и 45 средних. В начальной школе (1-4 классы) обучение проводилось на родном языке, в 5-7 классах все преподавание (кроме русского и иностранного языков) также должно было идти на осетинском, но не везде это соблюдалось из-за нехватки учителей-националов и недостатка учебников физики и химии. В 8-10 классах все предметы, кроме осетинского языка и литературы и иностранного языка, преподавались на русском языке.
Этническая ассимиляция: реализация и последствия
В целом, можно констатировать, что кумыкская этноязыковая группа в республике, благодаря своему компактному расселению и удаленности от других этноязыковых групп, сохраняет наиболее высокий уровень владения родным языком, обладающего в рамках группы достаточно широким функциональным полем.
Другие этноязыковые группы. Среди респондентов были опрошены 68 человек армянской, грузинской, украинской, кабардинской, азербайджанской, аварской, чеченской, болгарской, еврейской, татской и других национальностей.
Анализ показал высокий уровень русской языковой ассимиляции: в этой группе наиболее высокий процент лиц, признающих русский язык в качестве родного - 21,1%. 31,1% указали на знание только русского языка, 60,6% отметили лучшее владение русским языком, чем национальным, и только 25,3% подтвердили лучшую языковую компетенцию на национальном языке. При этом на свободное владение устной речью на национальном языке претендует всего 1,1%, а на обоих языках свободно изъясняется 52,7%. Свободно читают на родном и русском языках 35%, пишут - 28,5%. Значительна доля лиц, испытывающих затруднения в устной речи, чтении и письме на родном языке - 19,8%, 19,9%, 13,2% и не имеющих вовсе соответствующих навыков - 6,6%, 24,2%, 37,2%.
При этом национальный язык в общественно-политической сфере в состоянии использовать 6,3% респондентов, в производственной же сфере он не используется вовсе, хотя в сочетании с русским при обсуждении вопросов общественно-политической жизни и производственной деятельности национальный язык могут применять 11,9% и 20,3%) соответственно.
В сфере бытового общения возможности использования только национальных языков, естественно, ограничены семейным кругом, но и дома они используются только 11,5% в общении со старшими и всего 3,4% - с младшими. Несколько шире возможности применения национальных языков в сочетании с русским. В этой комбинации они используются и в общении на работе: в городской среде 9,1%, в сельской - 45%. Почти половина респондентов использует оба языка и в домашнем общении.
Таким образом, этноязыковые группы, дисперсно расселенные в городах и селах республики, характеризуются наиболее высоким уровнем языковой ассимиляции, причем, русской, хотя 15,6% отмечают некоторое владение устной формой диалектов осетинского языка, в основном, сельское население. Однако реальное знание осетинского языка раскрывают ответы на вопросы о тематической компетенции, где это число сокращается до 10,8%.
Определяя в целом уровень и структуру языковой компетенции населения республики, можно отметить, что различные этноязыковые группы характеризуются определенными особенностями. Наиболее высокий уровень стабильности этнического языка, с одной стороны, и монолингвальности, с другой, свойственны русской этноязыковой группе. Высокая степень паритетного владения и использования этническим и русским языком в устной форме проявляется в результатах опроса ингушского и кумыкского населения. В осетинской этноязыковой группе продолжаются процессы языковой ассимиляции, и в настоящее время происходит перемещение этнического языка на позиции неродного для большинства осетинского населения. Наиболее высокий уровень языковой ассимиляции характерен для представителей других этнических групп, не имеющих мест компактного проживания.
При определении количества коммуникативных функций, выполняемых каждым языковым образованием, в отношении к общему числу таких функций следует различать юридический и фактический аспекты. Законодательно равными функциональными правами обладают русский и осетинский, провозглашенные Конституцией республики государственными языками. Институционально, на уровне старых или новых подзаконных актов, русский язык имеет преимущества только в сфере образования. Однако фактическая дистрибуция языков выглядит иначе.
Функциональное поле осетинского языка представлено в указанной работе А.А. Цуциева следующим образом (см. Таблицу №19). В данном распределении общественных функций осетинского языка есть определенные детали, которые нам представляются не совсем точно отраженными. Бесспорным и однозначным можно признать включенность в осетинское функциональное поле только сфер «Обычаи и традиции», «Фольклор и традиционная культура». Включение целой группы других сфер зависит от значительного числа условий. В частности, представляется спорным однозначное (судя по интенсивности штриховки) включение сферы семейного, соседского и производственного общения, обиходно-разговорной речи, художественной литературы, средств массовой информации, печати,
Мероприятия по языковому строительству в Северной Осетии
В дореволюционный период предпринимались попытки создания осетинского алфавита на основе церковнославянской графики (на ней была издана первая осетинская книга в 1798 году), церковно-грузинской «хуцури», которую использовал известный осетинский просветитель Иван Ялгузидзе в первой четверти XIX в.
Однако стратегическое решение для осетинской письменности и для осетинского языка в целом было суждено принять A.M. Шёгрену. Дилемму выбора графики из грузинского и русского гражданского алфавитов для осетинского языка, вставшую перед ним в ходе сбора языкового материала во время экспедиций в Осетию в 1836-1837 г.г. и последующего написания первой «Осетинской грамматики», с учетом исторических перспектив осетинского народа, он решил в пользу русского гражданского алфавита. Впоследствии предложенная A.M. Шёгреном осетинская графика была доработана и действует в Осетии вплоть до настоящего времени. Однако, как известно, был и перерыв в его использовании с 1924 г. по 1938 г.
В начале 1920-х годов был принят целый ряд крупномасштабных решений ЦК ВКП (б), ЦИК СССР и Совнаркома СССР в области национальной политики и, в частности в сфере культуры, просвещения и языкового строительства. При этом было отмечено, что пестрота алфавитов, используемых у разных народов СССР - русская кириллица, грузинский, армянский, арабский, древнееврейский, латиница, древнеуйгурско-монгольский и др. - значительно осложняет реализацию культурной революции, проведение массовой ликвидации неграмотности, подготовку национальных кадров, а в некоторых случаях является средством религиозного разобщения народов. В начале 1920-х годов Азербайджан выступил с инициативой перехода с арабской графики на латиницу. Можно предположить, что в данном случае известные интересы Москвы пересеклись с планами азербайджанской стороны, которая, предлагая перейти на латиницу, возможно, преследовала цель сохранить письменно-языковое единство с родственной Турцией, где в этот же период уже происходила латинизация. В 1925 году инициативу подхватила Средняя Азия, и в этом же году состоялась Конференция по просвещению горских народов Северного Кавказа, которая также приняла решение о латинизации письменности ингушей, кабардинцев, карачаевцев, балкарцев, адыгейцев, чеченцев. В этот же период русская графика у осетин также была заменена латинской.
Закономерно возникает вопрос о причинах выбора в качестве новой графики для языков народов СССР и России не русского, а латинского алфавита. Необходимость замены сложных арабской, древнеуйгурской и других график для облегчения просвещения действительно ощущалась, но, в Центре, видимо, существовало опасение, что их замена русским алфавитом может вызвать обвинения в продолжении царской русификаторской политики. Поэтому и был предложен латинский, тем более что в стратегических планах устроителей «мировой революции» он же предполагался в качестве единого языка будущего коммунистического человечества.
Однако уже в июне 1935 года Президиум ЦИК СССР определил перевод на латиницу народов, ранее пользовавшихся русским алфавитом (удмуртов, мордвы, чувашей, коми, осетин, ойротов и т.д.) как ошибочный, и в августе 1936 года начался их возврат на русское письмо.
Мы полагаем, что начало русификации графики национальных меньшинств именно в 1936-1937 г.г. отражает включенность процессов языкового строительства в общеполитическую стратегию и тактику, и их реализацию на фоне известных политических событий нельзя считать случайным совпадением. Видимо, идеологи культурной революции сочли, что осознание своей исторической связанности с русским народом у национальных меньшинств достигло достаточного уровня, достигнут и высокий уровень владения русским языком, прочно ставшим языком межнационального общения. Все это, очевидно, уже гарантировало осознание представителями национальных меньшинств новой, не великодержавной роли русского языка. Соответственно, настала пора выявления недостатков латинского алфавита и массового перехода (или возврата) на русскую графику.
Очевидно, что метания с одной графики на другую сыграли отрицательную роль в процессе становления осетинского литературного языка. По мнению В.И. Абаева, «люди, овладевшие грамотой на одном алфавите, при переходе на другой временно снова становятся неграмотными. Как ни поражают размах и темпы культурной революции, через которую прошли...осетины..., они могли бы быть еще выше, если бы не досадные и неоправданные шараханья из стороны в сторону в области графики» [Абаев 1969: 71]. При этом он выступал за сохранение латинизированного осетинского алфавита, полагая, что, после незначительного усовершенствования, он наилучшим образом соответствует осетинской речи. [Фонд «Лингвистика», № 126, л. 12]. Тем не менее, возврат на русскую графику состоялся, вызвав очередное торможение процесса нормирования осетинского литературного языка, и многие вопросы осетинской письменной нормы до сих пор, на наш взгляд, не нашли своего правильного решения, а некоторые принципиальные положения требуют адекватного осмысления и интерпретации.
