Содержание к диссертации
Введение
Глава 1. Проблема ядра и периферии в исследованиях организации лексики: возможные пути исследования
1.0. Вводные замечания 13
1.1. Выделение ядерных и периферийных зон в лексической системе языка 13
1.1.1 . Древнейшее ядро в лексическом составе родственных языков; универсальная семантическая база языка 14
1.1.2.Устойчивое лексическое ядро (основной словарный фонд языка) 26
1.2.Выделение центральной и периферийной зон словаря в учебной лексикографии 30
1.2.1. Лексикостатистическое ядро частотного словаря как основа лексического минимума
1.2.2. Инвариантная часть идеографических словарей (тезаурусов) 42
1.3. Ядро словаря, функционирующего в языковом сознании 52
1.4. Выводы по главе 1 72
Глава 2. Ядро ментального лексикона человека: общая характеристика
2.0. Вводные замечания 75
2.1. Ассоциативно-сетевая структура ментального лексикона: неоднородность ментального пространства и его отражение в ассоциативных тезаурусах 75
2.2. Специфика единиц ядра ментального лексикона (по результатам исследования AT и более поздних источников) 87
2.2.1. Послойная организация ядра и его формальная структура 90
A. Протяженность (количество слогов) единиц ядра лексикона 91
Б. Частотные характеристики единиц ядра лексикона 93
B. Принадлежность исследуемых единиц к лексико-грамматическому разряду (части речи) 98
2.2.2. Параметрическое описание ядра ментального лексикона и его онтогенетическая природа 116
A. Возраст усвоения единиц ядра ментального лексикона И?
Б. Степень конкретности и образности значений единиц ядра лексикона 123
B. Эмоциональная сторона значений единиц ядра 139
Г. Степень категориабельности и узнаваемости единиц ядра 148
2.3. Семантическая карта и картина/образ мира в ядре ментального лексикона 158
Выводы по главе 2 1 ?3
Глава 3. Метаязыковая и метакогнитивная функции ядра ментального лексикона
1.0. Вводные замечания 175
3.0. Онтогенетическая природа ядра ментального лексикона человека 176
3.1.1. Медиативная функция единиц ядра лексикона как отправных пунктов внутренней референции 185
3.1.2. Ядро ментального лексикона и хаотические системы 196
3.2. Ядро ментального лексикона как естественный метаязык 207
3.2.1. Проблема метаязыка в контексте гуманитарных исследований 207
3.2.2. Единицы ядра ментального лексикона как функциональные ориентиры / прагмемы 219
Выводы по главе 3 230
Заключение 232
Литература 237
- Древнейшее ядро в лексическом составе родственных языков; универсальная семантическая база языка
- Инвариантная часть идеографических словарей (тезаурусов)
- Ассоциативно-сетевая структура ментального лексикона: неоднородность ментального пространства и его отражение в ассоциативных тезаурусах
- Медиативная функция единиц ядра лексикона как отправных пунктов внутренней референции
Введение к работе
В настоящее время внимание исследователей, чьи интересы связаны с изучением языка и, в частности, лексики, сосредоточены непосредственно на его носителе - человеке, чье существование в мире неотделимо от языка. Признание важности «человеческого фактора» в языке и его последовательный учет в исследовательской практике обусловлены всеобщей заинтересованностью в человеческой личности, разочарованием в «рационализме» научного познания, фактически исключающего живого и непредсказуемого человека, его сложную взаимосвязанную психофизиологическую, историко-социальную и языковую природу. Наблюдается процесс изменения самого образа науки: современная наука отходит от наивных представлений о своей «абсолютной объективности», о возможности пользоваться научными результатами «в чистом виде», полностью абстрагируясь от людей, получивших эти результаты и пользующихся ими [Шрейдер 1978]. Подводя итоги уже сложившейся к концу XX века «новой парадигмы» в языковедении, следует признать, что роль человека в процессах порождения и восприятия смыслов, репрезентированных языком, невозможно игнорировать, как бы ни хотелось создать лингвистику «объективную», лишенную влияния субъективной деятельности индивида [Пищальникова 2003].
Гуманитаризация научного знания требует взаимосвязанного использования всего, что обретено человечеством на пути своего становления - рационального и иррационального, эстетического и мистического [Налимов 2001]. Многогранное по своей природе сознание человека требует целостного видения, дающего возможность понимания целостности мироздания. Еще В. Франкл определял человека как «единство вопреки многообразию», имея в виду сосуществование в человеческом бытии антропологического единства и онтологических различий [Франкл 1990]. Язык че-
ловека может служить средством изучения дифференциации многообразных культур и в то же время способен указать путь к установлению общего глубинного родства человечества на уровне ментальных структур.
Развитие психолингвистики и других наук о человеке стимулировало интерес к устройству «словаря в голове» индивида, функционирующего в соответствии с закономерностями психического развития человека - носителя языка и культуры. Такой словарь принято называть ментальным или (внутренним) лексиконом человека.
Представление о ментальном (внутреннем) лексиконе как об ассоциативной сети с центральной частью, имеющей множество связей, все более разреживащихся по направлению к периферии, характерно для современных исследований индивидуального сознания человека, его языковой компетенции. Выделение в пространстве ментального лексикона ограниченного количества единиц, обладающих максимальной ассоциативной силой, принято называть «ядром». Понятие ядра, заимствованное из естественных наук и восходящее к традиционным исследованиям организации лексики (этимологическое ядро родственных языков, устойчивое ядро общенационального языка, лексикостатистическое ядро словаря и т.п.), в психолингвистических исследованиях, базирующихся на экспериментальных материалах, приобретает свою специфику.
В таких исследованиях обычно речь идет о совокупности реакций, наиболее часто воспроизводимых носителями языка при предъявлении им стимула в ходе свободного ассоциативного эксперимента. В то же время анализу могут подвергаться «обратные» ассоциации, т.е. во внимание принимаются единицы, которые были вызваны в качестве реакции на наибольшее количество стимулов. Так или иначе, общим стремлением исследователей является попытка выделения наиболее активного ядра ассоциативной сети с ограниченным количеством единиц, отличающихся по сте-
пени интенсивности ассоциативных связей: от самых активных к менее активным, сближающимся с периферией.
Факт выделения активного ядра в подобных исследованиях может рассматриваться как признание последнего универсальной тенденцией в организации ментального лексикона человека. На основании анализа ядра как более или менее стабильного образования в ментальном лексиконе делается вывод о системности образов сознания носителей того или иного языка, их системе ценностей с акцентированием внимания на национально-культурной специфике языкового сознания [Уфимцева 1996; 1998; 2000; 2003]; устанавливается смысловая доминанта языковой личности ребенка [Соколова 1997; 1999]; изучаются особенности образа мира дошкольника и младшего школьника [Вереснева, Дубровская, Овчинникова 1995; Овчинникова, Вереснева, Дубровская, Пенягина 2000], реконструируется ассоциативный портрет языковой личности подростка [Гуц 2004]; выявляются особенности в картине мира профессионально ориентированных групп в рамках одной социокультурной общности [Агибалов 1988, 1995, 1997] и т.п. Таким образом, в центре внимания оказываются проблемы сходства и различия образов сознания разных этносов или проблемы модусов существования языковой личности. Очевидно, назрела необходимость переключения внимания на саму сущность ядра ментального лексикона как функциональной основы, обеспечивающей общее психическое и языковое развитие человека независимо от его этнической принадлежности, с одной стороны, и его ориентацию в хаотическом мире, с другой.
Постановка проблемы в означенном ракурсе предполагает разработку психолингвистических основ исследования ядра ментального лексикона человека, что позволило бы открыть новые перспективы в изучении глубинных механизмов функционирования языка.
Опорой для формулирования таких основ послужила предложенная А.А. Залевской [Залевская 1977] концепция слова как средства доступа к
единой информационной базе человека, как сложному продукту перцептивно-когнитивно-аффективной переработки индивидом его многогранного опыта познания и общения. При таком подходе ментальный лексикон трактуется как функциональная динамическая (самоорганизующаяся) сис-тема, как постоянное взаимодействие ансамбля психических процессов и их продуктов при динамике разных уровней осознаваемости: то, что находит выход в «окно» сознания и поддается вербализации, базируется на широких кругах выводных знаний, описываемых спиралевидной моделью идентификации слова и понимания текста [Залевская 1988].
На текущем этапе изучения особенностей исследуемого феномена особую актуальность составляет обобщение знаний, накопленных в рамках когнитивных наук, лингвистики, логики, философии, психологии, теории искусственного интеллекта и т.п., а также опыта экспериментальных исследований и обоснование общей точки зрения на ядро ментального лексикона как метаобразования, являющегося одновременно элементом и условием функционирования самого лексикона.
Объектом настоящего исследования выступает ядро ментального лексикона человека, а предметом - специфика его единиц, обусловливающая их функциональную значимость как слов-идентификаторов, участвующих в токовании «плохо знакомых» и «сложных» единиц в процессах познания и общения.
Целью настоящего исследования явилось разработка психолингвистической теории, способной дать объяснение функциональной значимости единиц ядра лексикона индивида. Для достижения этой цели оказалось необходимым решить следующие задачи;
~ обобщить опыт исследований, в которых разграничиваются ядро и периферия в структуре той или иной организации лексических единиц и показать зависимость критериев разграничения лексических зон от исследовательского подхода и предмета исследования;
- обосновать применение психолингвистической теории лексикона
к трактовке ядра ментального лексикона человека как наиболее активной
его части, постоянно задействованной в речемыслительных процессах;
описать специфику единиц ядра ментального лексикона человека и его природу, с точки зрения формирования в онтогенезе;
на основании анализа экспериментальных исследований языкового сознания носителей разных языков и культур выявить метаязыко-вую/метакогнитивную функцию единиц ядра ментального лексикона человека в процессах идентификации слов человеком;
~ по результатам обобщения теоретических и экспериментальных данных сформулировать психолингвистические основы концепции ядра ментального лексикона как естественного метаязыка человека.
Материалом для исследования послужили результаты анализа данных «Ассоциативного тезауруса английского языка» (1972), «Русского ассоциативного словаря» (1994-1998), «Славянского ассоциативного словаря: русский, белорусский, болгарский, украинский» (2004), а также факты описания ядер языкового сознания носителей русского языка разных возрастных диапазонов.
В качестве методов исследования использовались: теоретический анализ интегративного типа; обобщение фактов, полученных через анализ экспериментальных данных и наблюдений автора; межъязыковое сопоставление данных ассоциативных словарей.
В результате проведенного исследования сформулированы и выносятся на защиту следующие теоретические положения:
1. Эффект опознания слова для рядового носителя языка заключается в «переживании» слова как понятого (правильно или неправильно) за счет соотнесения «неизвестного», «сложного» с «хорошо знакомой» и «простой» единицей, функционально достаточной, чтобы стать средством выхода на индивидуальный образ мира, вне которого
выхода на индивидуальный образ мира, вне которого никакое понимание и взаимопонимание невозможно.
Роль таких средств (идентификаторов) выполняют единицы ядра, которые служат отправными пунктами внутренней референции и активизации возможного выводного знания, направляющего процессы аони-мания.
В норме подобные процессы протекают в скрытых как от носителей языка, так и от исследователя формах и принадлежат к области подсознания. В ряде ситуаций, требующих разъяснения значений слов «для себя» или «для других», идентификатор может быть вербализован, сигнализируя таким образом о констатации факта понимания и о метаязы-ковой функциях единиц ядра.
Роль ядра лексикона как функциональной основы общего психического и языкового развития человека обеспечивается спецификой значений относящихся к ядру лексикона слов, в том числе высокой степенью конкретности, образности, способностью легко вызывать мысленный образ, эмоциональной значимостью, легкостью включения в более обширную категорию, высокой степенью узнаваемости индивидом; все названные характеристики непосредственно связаны с еще одной важной особенностью единиц ядра: все они усваиваются в раннем возрасте и сохраняют свою значимость у взрослых носителей языка.
Эффективность функционирования слов-идентификаторов обеспечивается сложной конфигурацией ассоциативных связей неравноценных по своей энергетике: наиболее активные связи фокусируются в ядро, выступающего в роли аттрактора, который направляет поиск нужных единиц в ментальном лексиконе как функциональной динамической системе, самоорганизующейся в каждый текущий момент в целях оптимизации речемыслительной деятельности.
Научная новизна исследования заключается в том, что изучение ядра ментального лексикона человека осуществлялось на базе интегративно-го подхода с учетом:
- энергетической неравноценности ассоциативных связей между еди
ницами ментального лексикона, обусловливаемой сложной конфигу
рацией ментального пространства с центральной и периферийными
зонами;
специфики единиц ядра ментального лексикона человека, связанной с взаимодействием внешних и внутренних факторов, существенных для индивидуального сознания и обусловливающих активность этих единиц в речемыслительных процессах;
- необходимости функционального подхода для выявления роли еди
ниц ядра лексикона как в формировании и развитии ментального
лексикона человека в целом, так и в идентификационной значимости
этих единиц в познавательной деятельности.
Теоретическая ценность работы обусловлена вкладом в развитие психолингвистической теории языковой/речевой способности человека и состоит в трактовке единиц ядра ментального лексикона как первичного метаязыка. Предложена трактовка ядра ментального лексикона как естественного метаязыка, который вырабатывается индивидом в ходе формирования образа мира и социолизации в раннем онтогенезе и служит целям идентификации, конкретизации, приобщению к живому знанию новых усваиваемых единиц лексикона. При этом проводится разграничение первичного метаязыка индивида, функционирующего у «наивного» носителя языка в его повседневной деятельности, и вторичного метаязыка, который используется лингвистом, строящим описательную модель объекта.
Практическая значимость результатов проведенного исследования определяется возможностью их включения в учебные курсы по психолингвистике, языкознанию, лексикологии, теории перевода и теории обучения
второму языку, использования в качестве теоретической основы для дальнейших экспериментальных исследований, а также в лингводидактических целях при разработке методических рекомендаций для преподавания второго языка.
Структура диссертации: работа состоит из введения, трех глав, заключения, списка литературы и 8 приложений.
Древнейшее ядро в лексическом составе родственных языков; универсальная семантическая база языка
Вопрос об устойчивых и неустойчивых категориях словарного состава издавна привлекал внимание исследователей. Тенденция фиксировать древнейшее ядро в составе того или иного языка является традиционной для сравнительно-исторических исследований родственных языков. С этой точки зрения все слова языка делятся на исконные, составляющие древнейшее ядро, и заимствованные. Выделение исконных слов осуществляется на основании устанавливаемых для них генетических связей в других (родственных) языках и времени появления их в данном языке по свидетельству древнейших памятников письменности. Например, многие из слов древнейшего ядра русской лексики имеют соответствия в других славянских языках и на основании этого возводятся к эпохе общеславянского языка. Наличие общих корней слов в ряде родственных славянских языков позволило французскому языковеду А. Мейе выделить (учитывая закономерности фонетических изменений) сначала общеславянский, а затем общеиндоевропейский фонд лексики, к которому он относил названия частей тела, космические понятия типа небо , солнце , некоторые термины родства и социальных отношений, некоторые прилагательные (черный/белый, холодный/горячий и т.п.), некоторые числительные, местоимения я, ты, мы, вы, кто, что и др.; слова, называющие элементарные действия и состояния: стоять, лежать, есть, пить, рождать, умирать, смотреть и т. п. (см.: [Мейе 1938: 386-413]).
Представление о таком фонде как этимологическом ядре родственных языков существенно для сравнительно-исторической традиции. Известные попытки проследить семантические закономерности, типичные для индоевропейских языков, были направлены на создание типологии семантических изменений (семантические универсалии), наподобие законов, установленных в фонетике. Используя терминологию М.М. Маковского [1971], лексические единицы, составляющие исконное ядро того или иного языка, можно было бы назвать «константами», т.е. лексемами, обладающими максимумом стабильности в различных окружениях (в синхронии и диахронии), а наиболее надежные этимологические соответствия, установленные ещё в период зарождения сравнительно-исторического метода, -«уравнениями констант» [Op. cit.; 55-56]. Для того, чтобы ответить на вопрос о том, каковы, например, этимологические основы словарного состава современного английского языка, необходимо прежде всего изучить генетические истоки его наиболее устойчивых элементов - первообразные корневые слова древнейшего происхождения (такие как, например, home, land, eye, foot, good и т. п.). Большая устойчивость, присущая подобным «отстоявшимся» пластам лексики, иногда сохраняющаяся на протяжении тысячелетий, позволяет увидеть, что известное количество слов восходит к общему индоевропейскому источнику и имеет соответствия за пределами собственно германской группы языков, обнаруживая тем самым индоевропейскую основу английского языка (см. об этом: [Амосова 1956]). Естественно, что среди слов, составляющих исконное ядро английского языка, можно обнаружить все перечисленные А. Мейе разряды слов.
Нетрудно заметить, что разряды слов указанного типа относятся к общеупотребительному слою лексики в любом современном языке. Это явление хорошо согласуется с выводом Дж. Ципфа о том, что частота и исторический возраст слова коррелированны, причем среди самых частотных слов больше всего слов древнего происхождения [Zipf 1945: 251-256].
Основываясь на подобных наблюдениях, ряд лингвистов проводит различие между широким, «культурным» словарем и узким, основным, или «базисным», словарем. Лексика первого из них гораздо менее стабильна за счет изменения конкретных культурно-географических условий его функционирования. Это слова, которые обозначают понятия, отобра жающие только определенные явления культуры. Базисный словарь состоит из слов, обозначающих предметы и явления, которые не связаны с определенной культурой. Слова этого типа отражают универсальные и общечеловеческие понятия, поэтому они обладают большой стабильностью. Сюда относятся обозначения «извечных» предметов, признаков, действий и некоторое число служебных слов - местоимений, предлогов, союзов, числительных. Названные категории слов полностью совпадают с категориями слов общеиндоевропейского фонда, перечисленными выше. Характеризуя в целом понимаемый рассмотренным образом универсальный базисный словарь, В.И. Абаев писал: «... есть в языке ограниченный круг слов-понятий, без которых нельзя себе мыслить ни одно человеческое общество, в каких бы широтах оно не жило, и какова бы ни была его культура, техника, экономика» [Абаев 1949: 16]. Исследователь констатирует, что до сих пор не обнаружено народа, который не умел бы называть некоторых частей тела: голову, руку, ногу, глаз, ухо, рот и пр.; не имел бы слов для обозначения главнейших космических понятий, как небо, солнце, луна, звезда, земля, огонь, вода, день, ночь и т.п.; не знал бы некоторых терминов родства и социальных отношений: мать, брат, сестра, сын, дочь и др.; не отличал бы в языке черного от белого, горячего от холодного, большого от маленького, старого от молодого и т.п.; не умел бы считать хотя бы до десяти, до пяти или до трех,; не пользовался бы местоимениями «я», «ты», «мы», «вы», «кто», «что» и др., не выражал бы в языке самых элементарных действий и состояний: «стоять», «лежать», «идти», «кушать», «пить», «рождать», «умирать», «смотреть» и др. Далее по поводу упоминаемых здесь категорий слов автор говорит, что они образуют основной, неотчуждаемый, «общечеловеческий» фонд языка, по сравнению с которым другие категории слов, нужных обществу только в данных условиях природы, хозяйства и культуры, могут рассматриваться как фонд «специальный», конкретно-исторический [Ibid.].
Инвариантная часть идеографических словарей (тезаурусов)
Словари, в которых лексика располагается на основании смысловой близости, получили название идеографических (от греч. idea - понятие, идея, образ ), или тезаурусов. Последнее название употребляется по традиции, идущей от названия «Тезауруса английских слов и выражений» П. М. Роже, впервые изданном в 1852 году. Идея группирование лексем по темам, а не в алфавитном порядке имеет свою предысторию в попытках разработать схемы классификации всех человеческих знаний в 16 веке. В частности, Ф. Бэкон [1561-1626] и Дж. Уилкинз [1614-1672] предлагали способ деления всего сущего на небольшие основные области, которые затем подразделяются вплоть до того момента, когда каждое понятие из тех, с которым имеют дело, оказываются на надлежащем месте. Подобные попытки построения универсальной иерархии были забыты вплоть до 19 века, когда научный интерес к таксономиям стал доминирующей чертой столетия, а ботаническая метафора дерева оказалась применимой к языку и естественной истории. Влияние естественной истории очевидно в пионерской работе П.М. Роже, открывшей дальнейший путь к тезаурусостроению в лексикографии [Crystal 2000: 158].
Ю.Н. Караулов предлагает называть тезаурусом всякий словарь, который в явном виде фиксирует семантические отношения между словами [Караулов 1981: 148]. Характерной чертой тезаурусов является наличие в их структуре двух входов: систематического (воплощающего отношения «концепт - знак») и алфавитного (отношение «знак - концепт»). Не углубляясь в дискуссию по поводу значения термина «концепт», здесь отметим лишь то, что в данном контексте концепт фактически тождественен «наивному», «ненаучному», «нестрогому», «расплывчатому» понятию рядового носителя языка о том или ином предмете или явлении окружающего мира (о неоднозначной трактовке термина «концепт» в научной литературе см., например: [Залевская 1999; 2002; Лукашевич 2002; Мягкова: 2000; Сазонова 2000; Сорокин 2002]). Для дальнейших рассуждений в избранном направлении нам пока достаточно опираться на определение концепта, данное P.M. Фрумкиной: «Термин концепт удобен тем, что, акцентируя те реалии, к которым нас отсылает слово, он позволяет отвлечься от принятого в логике термина понятие...» [Фрумкина2001: 45].
По своему назначению словари-тезаурусы служат для нахождения разных способов выражения одной и той же мысли носителем языка. Для отыскания слова в обычном толковом словаре можно использовать только знание его внешнего облика (звучания и написания), поскольку в таком словаре всего один вход - алфавитный. То, что система расположенных по алфавиту слов совершенно не соотносится с системой наших знаний о мире, осознавалось В.И. Далем, который считал, что алфавитный способ расположения слов «... крайне туп и сух. Самые близкие и сродные речения... разносятся далеко врозь и томятся тут и там в одиночестве, всякая живая связь речи разорвана и утрачена, ... читать такой словарь нет сил, на десятом слове ум притупеет и голова вскружится, потому что ум наш требует во всём какой-нибудь разумной связи, постепенности и последовательности» [Даль 1955: 18].
Например, найдя в алфавитном списке слово cardigan, изучающий язык должен будет прочитать весь словарь, чтобы найти все термины, относящиеся к сфере Clothing. В идеографическом словаре (например, в тезаурусе Роже) это слово будет находиться в ряду существительных с ключевым словом suit и входить в большую статью Clothing, куда кроме подразделов dress и equipment входят также список глаголов, прилагательных, относящихся к сфере Clothing и указание на антоним через отсылку к De-vestment. Таким образом, изучающему язык предоставляется в распоряже ниє вся совокупность слов, объединенных той или иной идеей, чем облегчается активное владение языком.
Общее количество конечных рубрик (классов условной эквивалентности смыслов) в тезаурусе Роже равно 1000. Класс условной эквивалентности включает смыслы, связанные синонимическими отношениями. В тезаурусе указаны также родовидовые и ассоциативные отношения между разными классами эквивалентности. В.А. Москович [1969: 89] находит возможности выделить следующие виды парадигматических отношений между отдельными смыслами и классами эквивалентных смыслов, отражаемых в тезаурусе, но эксплицитно в нём не дифференцируемых; 1) эквивалентность смыслов слов (полная или частичная синонимия); 2) полярная противопоставленность смыслов слов (антонимия); 3) включение смысла одного слова в смысл другого слова (отношения «род» и «вид»; 4) включение смыслов нескольких слов в смысл одного слова (отношения "род" -"вид" с соподчинением между видами); 5) связь слова типа "причина" -"следствие"; 6) связь слов типа "часть" - "целое"; 7) связь смыслов по функциональному сходству; 8) связь смыслов по частичному пересечению сигнификатов (так называемая «уточняющая» связь).
Что касается принципа, которым руководствовался П.М. Роже, классифицируя слова, то он, по выражению самого автора, «является тем же самым, который используется при классификации особей в различных областях естественной истории». Поэтому разделы, выделенные автором, соответствуют естественным семьям ботаники и зоологии, а ряды слов сцементированы теми же отношениями, которые объединяют естественные ряды растений и животных (цит. по; [Морковкин, 1970: 19]). Таким образом, тезаурус Роже - это первая научно обоснованная попытка создать некоторую модель логически упорядоченной лексики языка и в этом смысле своего рода образец для оценки всех последующих работ такого рода. Не менее известным достижением идеографии является идеологический словарь испанского языка X. Касареса, впервые изданный в 1941 году. Его отличает, прежде всего, естественность классификации понятийного содержания испанской лексики, которая достигается прагматическим подходом к анализу объективной действительности, опирающимся на критерии здравого смысла, повседневно-бытовое восприятие окружающего нас мира, а не на строго научную классификацию его объектов.
Ассоциативно-сетевая структура ментального лексикона: неоднородность ментального пространства и его отражение в ассоциативных тезаурусах
Моделирование лексикона человека средствами ассоциативного эксперимента наиболее адекватно отражает картину естественных связей между элементами лексикона, устанавливающимися и постоянно перестраивающимися в сознании индивида в течение его жизни.
Правомерность использования данных ассоциативных экспериментов в изучении языкового сознания человека в свое время была обоснована А.А. Леонтьевым [1977]. Обсуждая возможности применения в научных исследованиях ассоциативных норм, то есть наиболее стандартных для данной лингвокультурной общности слов-реакций на слова-стимулы, А.А. Леонтьев обратил внимание на следующие их преимущества для исследователя: «Во-первых, они дают результаты не избирательного, а действительного массового эксперимента, что позволяет использовать их как источник лингвистической и психолингвистической информации... Во-вторых, ассоциативные нормы, благодаря своей статистической "благонадежности" легко поддаются математической обработке. В-третьш, важно, что ассоциативные нормы дают в очень удобной форме специфический для данного языка и данной культуры "ассоциативный профиль" лексических единиц. В-четвертых, ассоциативные нормы представляют собой мощное орудие социологического и социально-психологического исследования" [Леонтьев 1977: 13-15].
Ассоциативные процессы изучаются более ста лет, и за это время методика ассоциативного эксперимента осталась почти такой же, однако цели изучения ассоциативных процессов существенно менялись.
Изучение работ, так или иначе связанных с ассоциативной проблематикой за последние 30-40 лет, и их теоретическое обобщение позволили Е.И. Горошко описать использование методологии свободных ассоциаций в различных областях гуманитарного знания и выделить целый ряд направлений в психолингвистике, в которых свободный ассоциативный эксперимент выступает в качестве исследовательского инструментария. Среди таких направлений называется и исследование ассоциативной памяти и организации внутреннего лексикона [Горошко 2001: 29]. Автор отмечает большую валидность и объяснительную силу ассоциативного эксперимента как метода: условия его проведения достаточно близки к естественным: форма проведения без специальной ориентировки на конечный результат и его простота «снимают» искусственность экспериментальной обстановки и приближают ее к нормальным условиям функционирования речевой способности человека в целом. Последнее обстоятельство делает рассматриваемую методику свободного ассоциирования основополагающим компонентом в создании новой интегративной методологии [Op. cit.: 5].
Таким образом, в настоящее время ассоциативный эксперимент является признанным инструментом познания живого языка его живого носителя и пользователя.
В современных исследованиях, нацеленных на изучение языка с позиций обыденного сознания, пространство ментального лексикона представлено ассоциативной сетью с центральной зоной пересечения множества разнонаправленных связей, все более разрежающихся по направлению к периферии. Выделение в пространстве ментального лексикона ограниченного количества единиц, обладающих максимальной ассоциативной силой, принято называть ядром. Понятие ядра, заимствованное из естественных наук и восходящее к традиционным исследованиям организации лексики, описанных в главе 1 (этимологическое ядро родственных языков, устойчивое ядро общенационального языка и т.п.), в психолингвистических исследованиях, основанных на экспериментальных данных, приобретает свою специфику.
Следует отметить, что так называемые ассоциативные нормы первоначально создавались и использовались как психотехническое средство, направленное на решение медицинских проблем, связанных с психическим здоровьем пациентов. Основатель психоанализа 3. Фрейд и его ученик К.Г. Юнг считали исследование ассоциаций основным инструментом психоанализа. В русле этих интересов и были составлены первые списки «эталонных» ассоциаций, служащих для суждения о норме и патологии, авторами А. Розановым и Грейс Кент. Таким образом, понятие ассоциативных норм восходит к списку Кент-Розанова, который был получен для американского варианта английского языка в 1910 г. и опубликован в «Американском журнале изучения психических заболеваний» [Kent, Rosanoff 1910]. Позднее были изданы Миннесотские Ассоциативные нормы [Russel, Jenkins 1954], с которых, как считается, начались собственно психолингвистические исследования ассоциаций, а понятие ассоциативных норм утратило свой первоначальный смысл вместе с изменившимися целями изучения ассоциаций и стало использоваться наряду с понятием ассоциативного словаря того или иного национального языка. Первый «Словарь ассоциативных норм русского языка» (далее - САНРЯ) под редакцией А.А. Леонтьева был издан в 1977 г. и имел, по выражению его авторов, «четко определенную практическую направленность на преподавание русского языка нерусским учащимся (в первую очередь иностранцам)» [Леонтьев А.А. 1977: 4].
С появлением проекта Дж. Киша в 1972 г. в научный обиход входит понятие ассоциативного тезауруса. До этого времени понятие тезауруса применялось к понятийным словарям особого типа, в которых лексика распределялась в соответствии с представлениями о семантических или лексических полях, объединяющих слова по разнообразным признакам (см. гл.1). Принцип поля сохраняется и в структуре ассоциативного тезауруса, или словаря, построенного на базе широкомасштабных ассоциативных экспериментов, которые обеспечивают богатейший материал для анализа и наблюдений, позволяющий проследить более широкую сеть связей между элементами ментального лексикона, чем это происходит при умозрительном построении разных типов полей: ассоциативное поле фактически интегрирует все известные в лингвистике виды полей, как это было показано в исследовании [Залевская 1977].
Медиативная функция единиц ядра лексикона как отправных пунктов внутренней референции
Как было показано в предыдущем разделе, процесс формирования лексикона, в частности его ядра, берет свое начало в дословесный период и протекает одновременно с необходимыми структурными изменениями психики новорожденного ребенка, в контексте общего системного психофизиологического развития, которое может рассматриваться как «то русло, в границах которого "зреет зерно" будущей речевой способности» [Ушакова 1999: 59]. Аналогичный образ используется и М. Коулом, который говорит о «семенах языка», с которыми рождаются дети, имея в виду их богатые речевые возможности [Коул 1997: 227]. Возникает естественный вопрос о том, каковы же условия, при которых эти семена дадут ростки и расцветут? Здесь исследователь обращается к образу сада: для того, чтобы продолжалось развитие проклюнувшегося из семени ростка, он теперь должен получать солнечный свет. Как семя в почве, человеческое дитя должно иметь достаточную поддержку: оно должно быть согрето и накормлено, иначе оно умрет [Ibid.]. Кроме того, по мнению М. Коула, для освоения детьми большего, нежели зачатки языка (то есть чтобы достигнуть в развитии стадии зрелого языка), они должны не только слышать (видеть) речь, но и участвовать в деятельности, которую этот язык помогает осуществить. Это вовсе не означает, что взрослые должны открыто учить языку; скорее они должны предоставить детям участие в культурно-организованных действиях, опосредованных речью [Op. cit.: 230]. На наш взгляд, совместная деятельность является, с одной стороны, необходимым условием формирования функциональных свойств единиц, усваиваемых в первую очередь, а с другой, успешность такой деятельности зависит от постоянного обращения к этим единицам, то есть их востребованности.
Место «между» идеей и реалией должно быть занято кем-то, кто является посредником и «передает» ребенку идеальную форму. В отношении ребенка это взрослый в разных своих социальных функциях: родитель, учитель, мастер и другие. Однако, несмотря на мнимую простоту методики ответа на вопрос о социальном месте и наличных средствах функционирования посредника, часто не удается передать ребенку идеальную форму, а это значит, что идея не «переправляется» из взрослой жизни в детскую. Взрослому не дан «взгляд» ребенка и вовсе не предопределено то, что ребенок обратит внимание на взрослого, начнет искать и опробовать его позицию [Эльконин Б.Д. 2001: 52-55]. Б.Д. Эльконин утверждает, что посредничество - это способ инициации поиска, а суть посредничества - в способе построения опосредствования [Op. cit: 54]. Вопрос посредничества (а именно: строение посреднических действий или действий-посредников) является одной из ключевых проблем психологии развития (см.: [Эльконин Д.Б. 1989; Эльконин Б.Д. 2001; Зинчен-ко, Эльконин Б.Д. http]). В опосредствовании, точнее, в посредническом акте заключена тайна развития, тайна превращения реальной формы в идеальную. Включение в натуральные формы поведения («живое движение») предмета, орудия, знака и т.п. трансформирует эти формы в идеальные, культурные. Они приобретают вид предметных, орудийных, знаковых, вербальных, символических - в широком смысле инструментальных форм действия и деятельности. Именно такое включение происходит в совместном, совокупном действии развивающегося субъекта с Другим - посредником [Зинченко, Эльконин Б.Д. http].
В работе [Иванова 2004] с опорой на идею посредничества Б.Д. Эль-конина обоснована роль преподавателя иностранного языка как посредника (Другого), организующего взаимодействия обучающегося индивида с языковой стихией. Личность преподавателя предлагается рассматривать как важный фактор, обеспечивающий возможность проникновения слова иностранного языка через границу, отделяющую чужое слово от своего (в понимании М.М. Бахтина).
Акт посредничества подразумевает совокупное действие и в этом смысле он больше, чем ассимиляция, усвоение. Это сотворчество, которое начинается с самого трудного - с порождения языка, собственного медиатора - средства общения. В.П. Зинченко и Б.Д. Эльконин подчеркивают, что творчество и сотворчество - это не механические акты: они невозможны без страсти (страстотерпия, претерпевания, страдания). Если перевести это на язык психологической педагогики М. Монтессори, то родитель, педагог не только носитель образца, идеальной формы, но и источник смысла, страсти, возникающих у ребенка в посредническом действии [Зинченко, Эльконин Б.Д. http].
Мы полагаем, что в процессе становления языковой личности опосредствование строится при помощи ядра лексикона, а языковой образ посредника, эмоционально «помеченный», запечатлевается и «просвечивает» в ядре ментального лексикона взрослого человека всю его жизнь. Чтобы убедиться в этом, достаточно взглянуть на реакции испытуемых преклонного возраста, на фоне ассоциативного разнообразия которых, сохраняются слова, зафиксированные в качестве реакций в эксперименте с детьми раннего и дошкольного возраста [Овчинникова и др. 2000; Рогожникова 1989; 2000; Соколова 1997; Спивак 2001].
Идея посредника, посредническая функция слова находится в центре внимания органической психологии. Слову здесь (наряду со знаком, символом, мифом) отводится роль медиатора, с помощью которого осуществляется формирование функциональных органов индивида [Зинченко 1997]. В.П. Зинченко считает, что функциональные органы, психологические функциональные системы следует рассматривать как материал (материю), из которого в конце концов конструируется духовный организм [Зинченко 1998:227].
С точки зрения органической психологии, ядро ментального лексикона может рассматриваться и как специфический функциональный орган (новообразование), появляющееся в онтогенезе, и служащий материалом и средством для формирования нового функционального органа-новообразования в следующем акте функционального развития. По существу, как считает В.П. Зинченко, мы имеем дело с саморазвитием, понимаемым как открытый процесс: он открыт к усвоению все новых и новых медиаторов и их разновидностей [Зинченко 1997: 145]. Примерами новых медиаторов, построенных на основе ядра ментального лексикона, может служить детское словотворчество, поэтическое мышление и другие творческие акты.
