Содержание к диссертации
Введение
1. Категории субъективной модальности и экспрессивности , 24
1.1. Понятие субъективной модальности 24
1. 2 . Типология субъективно-модальных значений 29
1.3. Экспрессивность и ее микрокомпоненты 32
1. 4. Репертуар экспрессивных синтаксических конструкций 41
1.5. Система экспрессивных синтаксических конструкций 44
2. STRONG Синтаксические фразеологизмы в марийском языке. Структура синтаксиче
ских фразеологизмов STRONG 53" '"
2. 1. Структурная организация синтаксических фразеологизмов 60
2. 1. 1. Синтаксические фразеологизмы с местоимениями и местоименными наречиями 65
2. 1. 2. Синтаксические фразеологизмы с союзами 76
2. 1.3. Синтаксические фразеологизмы с послелогами 80
2. 1.4. Синтаксические фразеологизмы с частицами 82
2. 2. Синтаксическая членимость фразеологизированных конструкций 101
3. Семантика синтаксических фразеологизмов в марийском языке 110
3. 1. Синтаксические фразеологизмы оценки 114
3. 1, 1. Синтаксические фразеологизмы недифференцированной оценки 116
3. 1. 2. Синтаксические фразеологизмы положительной оценки 120
3. 1.3. Синтаксические фразеологизмы отрицательной оценки 121
3. 1.4, Синтаксические фразеологизмы, выражающие значение оценки как соответствия норме 124
3. 2. Синтаксические фразеологизмы со значением превосходства 130
3. 3. Синтаксические фразеологизмы со значением согласия, принятия ., 132 3. 4. Синтаксические фразеологизмы, имеющие значение несогласия, непринятия, отрицания 138
3.5, Синтаксические фразеологизмы, со значением разнообразия, множественности, распространенности, преобладания .146
3.6. Синтаксические фразеологизмы со значением единственности, исключительности 156
3. 7. Синтаксические фразеологизмы со значением выделения, акцентирования 158
3.8. Синтаксические фразеологизмы со значением логической обусловленности и обстоятельственной характеристики 164
3. 9. Синтаксические фразеологизмы со значением необходимости, целесообразности 169
3.10. Синтаксические фразеологизмы со значением ненужности, нецелесообразности, невозможности 173
4. Синтаксические фразеологизмы и предложения нейтрального синтаксиса 177
4.1. Отношение синтаксических фразеологизмов к единицам нейтрального синтаксиса 177
4.2. Прагматический аспект употребления синтаксических фразеологизмов 181
5. Модификаты как экспрессивные синтаксические конструкции марийского языка 187
5.1. Конструкции с позиционно-лексическим повтором 187
5. 1. 1. Структурная организация конструкций с позиционно-лексическим повтором 188
5. 1. 2. Семантика и функции конструкций с позиционно-лексическим повтором 190
5. 2. Конструктивный повтор 194
5.2. 1. Структурные особенности конструктивного повтора 195
5.2.2. Семантика и функции конструктивного повтора 196
5.3. Многосоюзные конструкции 199
5. 3. 1, Структурная организация многосоюзных конструкций 199
5. 3. 2. Семантика конструкций с многосоюзием 202
5. 4. Бессоюзные конструкции 204
5, 5. Синтаксически незавершенные конструкции 205
6. Экспрессивность расчлененных текстов в марийском языке 209
6.1. Сегментированные конструкции 209
6. 1. 1. Именительный представления 210
6. 1. 2. Конструкции с плеонастическим местоимением 221
6. 1.3. Знаки препинания при сегментированных конструкциях 223
6. 2. Парцеллированные конструкции 226
6. 2. 1. Парцелляция на уровне простого предложения 227
6. 2. 2, Парцелляция на уровне сложного предложения 235
6. 2. 3. Функции парцеллированных конструкций 238
6. 3. Антиципированные конструкции 241
6. 3. 1. Структурная организация антиципированных конструкций 242
6. 3. 2. Семантика и функции антиципированных конструкций 243
7, Конвергенция экспрессивных синтаксических конструкций в марийском языке 245
Заключение 255
Список использованной литературы с сокращениями
- . Типология субъективно-модальных значений
- Синтаксические фразеологизмы с местоимениями и местоименными наречиями
- Синтаксические фразеологизмы, выражающие значение оценки как соответствия норме
- Прагматический аспект употребления синтаксических фразеологизмов
Введение к работе
Языкознание конца XX - начала XXI века характеризуется пристальным вниманием и повышенным интересом исследователей к языковой личности. Среди широкого круга вопросов, касающихся производства и восприятия речи, функциональной направленности стилистического анализа, специфики семантики и структурной организации текста, особо отмечен круг вопросов, связанных с экспрессивно-эмоциональными свойствами языка и речи.
Экспрессивность (от лат. expressio - выражение) определяется как «совокупность семантико-стилистических признаков единицы языка, которые обеспечивают ее способность выступать в коммуникативном акте как средство субъективного выражения отношения говорящего к содержанию или адресату речи» (ЛЭС 1990, с. 591). Такая дефиниция является общепризнанной. Трудности возникают при классификации экспрессивных языковых средств. На наш взгляд, это обусловлено не только различиями функционального использования экспрессивных средств языка, как это обычно трактуется, но и сложными системными отношениями как внутриуровневого, так и межуровневого характера. Кроме того, собственно языковые средства в процессе коммуникации вступают во взаимодействие с паралингвистическими средствами, среди которых можно назвать не только громкость и тембр голоса, темп речи, но и мимику, жесты, позу. Именно поэтому до настоящего времени существуют размытые, противоречивые, порой взаимоисключающие классификации экспрессивных средств языка. Особенно это относится к экспрессивным средствам синтаксиса. Перечень ЭСК у разных исследователей разный. Различными являются и аспекты исследования.
Экспрессивность на синтаксическом уровне в большинстве случаев выходит за рамки отдельного предложения, поэтому возникает необходимость определить границы синтаксических конструкций, которые будут подвергнуты анализу. ЭСК могут проявлять свое значение в письменной речи в рамках
7 предложения, сверхфразового единства и текста, в устной речи - в рамках диалогического единства, поэтому в данной работе будут подвергаться анализу предложение, сверхфразовое единство, текст и диалогическое единство.
Объект исследования - система синтаксических средств выражения субъективно-модальных значений в современном марийском языке.
Предмет исследования - экспрессивные синтаксические конструкции, обладающие ингерентной экспрессией и собственными моделями структурной организации - синтаксические фразеологизмы (далее - СФ), а также модификации свободных структурных схем и способы расчленения текста (сегментированные, антиципированные, парцеллированные конструкции).
В современной лингвистике особую значимость и новое освещение получают вопросы, касающиеся экспрессивных возможностей языка. Этим обусловлена актуальность работы, которая продиктована необходимостью исследования способности языковых средств к выражению эмоциональных, волевых, прагматических и когнитивных интенций человека, в частности системного изучения специальных синтаксических конструкций, выражающих широкий спектр субъективно-модальных значений. В марийской лингвистической науке к настоящему времени достаточно полно исследованы основные единицы нейтрального синтаксиса, их строение, семантика и функции. Среди предложений таковыми являются конструкции, построенные по свободным структурным схемам. Однако при этом неизученным остается синтаксис экспрессивных конструкций.
Целью работы является исследование системы ЭСК марийского литературного языка, в рамках которой ставятся и решаются следующие задачи: 1) выявить список синтаксических конструкций, передающих субъективно-модальные значения; 2) установить особенности их структурной организации; 3) изучить спектр субъективно-модальных значений, передаваемых структурами экспрессивного синтаксиса; 4) определить особенности функционирования таких построений; 5) рассмотреть специфику взаимодействия ЭСК как внутри
8 системы, так и особенности их отношения к конструкциям нейтрального синтаксиса, а также экспрессивным средствам других уровней языка.
Эмпирическую базу исследования составили материалы, извлеченные из письменных источников - текстов марийской художественной прозы, поэзии, беллетристики, драматургии, публицистики, опубликованные фольклорные тексты, а также записи устной речи, произведенные автором. База данных ЭСК включает более 4 000 единиц.
Иллюстративный материал из письменных источников представлен в основном в неизменном виде, однако в некоторых случаях изменено пунктуационное оформление фразеологизированных структур, что нашло комментирование и объяснение в работе.
Теоретической и методологической основой работы послужили труды отечественных и зарубежных лингвистов: Ш. Балли, В. В. Виноградова, Б. А. Серебренникова, Н. Ю. Шведовой, Д. Н. Шмелева, Г. А. Золотовой, А. П. Сково-родникова, Г. Н. Акимовой, О. А. Лаптевой, А. В. Величко, И. С. Галкина, Л. П. Васиковой, Н. И. Исанбаева, 3. В. Учаева.
Научная новизна диссертации. Работа является первым специальным исследованием системы экспрессивных синтаксических конструкций марийского языка.
Впервые разработана и применена методика выявления и описания СФ как образований, специально приспособленных для выражения широкого спектра субъективно-модальных значений.
В диссертации впервые предложены семантическая и структурная классификации фразеологизированных структур; выявлено, что фразеологизирован-ные конструкции организуются на основе таких постоянных компонентов, как местоимения и местоименные наречия, послелоги, частицы, союзы; установлено, что СФ находятся в отношениях синтаксической синонимии и омонимии с единицами нейтрального синтаксиса.
В работе исследованы ЭСК, формирующиеся на основе модификаций свободных структурных схем, сегментированные конструкции; установлен
9 характер отношений конструкций экспрессивного синтаксиса внутри системы и
отношение ЭСК к структурам нейтрального синтаксиса.
Методы исследования. Специфика объекта исследования и характер проблемы определили в качестве основного методологического подхода системный. На эмпирическом уровне исследований применялись такие методы, как лингвистическое описание и статистическая группировка фактов. Теоретические выкладки производились посредством таких методов, как гипотеза, аналогия, индукция и дедукция. Дисциплинарная методология включала трансформационный и компонентный анализ, посредством которых выявлялось типовое значение и функции анализируемых конструкций. Метод синтаксического моделирования нашел применение при конструировании синтаксических моделей ЭСК. Синтаксические модели фразеологизированных предложений представлены в терминах морфологических форм слов. При определении продуктивности и функционально-стилевой закрепленности ЭСК применялся количественный метод. Экспериментальный метод нашел применение при оценке степени экспрессивности исследуемых синтаксических конструкций.
Теоретическая значимость работы определяется тем, что ее результаты могут найти применение при исследовании экспрессивных возможностей синтаксиса различных языков. Рассмотренный материал позволяет сделать обобщения, выходящие за рамки лингвистики, а именно выводы, которые могут быть применены в исследованиях по прагматике, народной риторике, этике и эстетике.
Практическая значимость исследования заключается в том, что его результаты применимы при описании системы экспрессивного синтаксиса финно-угорских языков, а также в теории и практике создания эффективной методики формирования и распознавания коммуникативно значимой компетенции, связанной с выражением эмоционального отношения к предмету и адресату речи.
Теоретические выводы и анализируемые материалы могут быть использованы при чтении лекционных курсов и проведении практических занятий по синтаксису и морфологии современного марийского языка, стилистике марийского
10 языка, а также при проведении спецкурсов по лингвистическому анализу текста.
Работа может быть использована при сопоставительных исследованиях синтаксиса марийского языка и синтаксиса финно-угорских и русского языков.
Материал представляется важным для практического курса марийского языка как иностранного, особенно на продвинутом этапе обучения. Отдельные теоретические положения и практические рекомендации применимы в практике перевода художественных текстов с марийского языка на русский и с русского на марийский.
На защиту выносятся следующие положения:
1. Синтаксическая система современного марийского языка располагает широким кругом специальных конструкций, выражающих целый ряд субъективно-модальных значений. Такие синтаксические конструкции организуются в син-таксико-стилистическую микросистему, в которую в качестве элементов входят конструкции, специально приспособленные для передачи субъективно-модальных значений, имеющие собственные структурные схемы (первичные модели, которые образуют СФ), и конструкции, представляющие собой модификации основных структурных схем предложений (вторичные модели, /модификаты - по А. П. Сковородникову), обладающие экспрессивными ( знч&иямжный характер рассматриваемых конструкций вытекает из их взаимосвязи и взаимообусловленности как элементов, организованных в более сложное целостное единство. ЭСК семантически смыкаются с предложениями нейтрального синтаксиса, построенными по свободным структурным схемам, что обеспечивает целостность и единство синтаксической системы современного марийского языка.
3. Структуры экспрессивного синтаксиса являются четко оформленными и моделируемыми. Реализации основных синтаксических моделей экспрессивных конструкций отличаются устойчивостью, а следовательно, их количество является исчислимым.
Особенности структурной организации фразеологизированных конструкций не вписываются в рамки закономерностей регулярных синтаксических связей. Идиоматический характер связи, частичная или полная утрата лексических и грамматических значений опорных компонентов определяют особенности структурной организации СФ. В качестве постоянных (опорных) компонентов в марийском языке функционируют местоименные слова, послелоги, союзы и частицы. СФ характеризуются воспроизводимостью модели, постоянством состава опорных элементов, закрепленным порядком следования компонентов, незначительной распространенностью или отсутствием распространителей.
С помощью конструкций экспрессивного синтаксиса говорящий / пишущий выражает свое отношение к содержанию сообщения и к адресату. Посредством ЭСК в марийском языке выражаются следующие субъективно-модальные значения: оценки; превосходства; согласия, принятия; несогласия, непринятия, отрицания; разнообразия, множественности, распространенности, преобладания; единственности, исключительности; акцентирования, выделения; логической обусловленности и обстоятельственной характеристики; необходимости, целесообразности; ненужности, невозможности, нецелесообразности.
СФ являются своеобразными сигналами экспрессивности и эмоциональности, созданными для передачи содержания более емкого по сравнению с содержанием предложений нейтрального синтаксиса. Они образуют ядро ЭСК. С предложениями, построенными по свободным структурным схемам, СФ находятся в отношениях синтаксической синонимии и омонимии.
Значительным экспрессивным потенциалом обладают предложения с по-зиционно-лексическим и конструктивным повтором; синтаксически незавершенные конструкции. Сегментированные, антиципированные и парцеллированные конструкции; конструкции с многосоюзием находятся на периферии системы ЭСК,
12 8. Конвергированное употребление средств экспрессивного синтаксиса и
других уровней языка обеспечивает высокую экспрессивность как устной, так и
письменной речи.
Структура диссертации. Работа состоит из введения, 7 глав, заключения, списка использованной литературы и источников, 12 приложений. Общий объем диссертации - 320 страниц компьютерного набора, приложения занимают 27 страниц работы. Количество использованных источников - 87, список цитируемой литературы состоит из 225 наименований.
Основные положения и результаты исследования нашли апробацию на следующих научных форумах: II Вавиловские чтения. Диалог наук на рубеже XX-XXI веков и проблемы современного общественного развития. Постоянно действующая всероссийская междисциплинарная научная конференция (Йошкар-Ола, декабрь 1997); Пути и способы совершенствования и развития финно-угорских литературных языков: III Международный симпозиум (Ижевск, февраль 1998); III Вавиловские чтения. Постоянно действующая Всероссийская научная конференция: Диалог наук на рубеже XX-XXI веков и проблемы современного общественного развития (Йошкар-Ола, декабрь 1999); II Всероссийская научная конференция финно-угроведов «Финио-угристика на пороге Ш тысячелетия» (Саранск, февраль 2000); Международная научная конференция финно-угроведов «Актуальные проблемы финно-угорской филологии», посвященная 70-летнему юбилею видного финно-угроведа, профессора И. С. Галкина (Йошкар-Ола, ноябрь 2000); Первая выездная академическая школа для молодых лингвистов-преподавателей вузов РФ (Казань, ноябрь-декабрь 2001); Бо-дуэновские чтения. Бодуэн де Куртенэ и современная лингвистика. Международная научная конференция (Казань, декабрь 2001); Межрегиональная научная конференция, посвященная 70-летию со дня рождения Л. П. Грузова «Актуальные проблемы межкультурных и межъязыковых контактов» (Йошкар-Ола, декабрь 2001); VIII Республиканская научно-практическая конференция «Ма-рийское краеведение: опыт и перспективы его использования в школе» (Йошкар-Ола, январь 2002); Сопоставительная филология и полилингвизм.
13 Всероссийская научно-практическая конференция (Казань, октябрь 2002); Всероссийская междисциплинарная научная конференция VI Вавиловские чтения «Россия и мировое сообщество в поисках новых форм стабильности» (Йошкар-Ола, ноябрь 2002); Региональная научно-практической конференция по филологическим и культурологическим проблемам. Вторые Ашмаринские чтения (Чебоксары, октябрь 2003 г.); Региональная научно-практическая конференция «Язык и литература в поликультурном пространстве» (Бирск, декабрь 2003); Всероссийская научно-практическая конференция «Вторые Флоровские чтения» (Глазов, февраль 2004); Глобализация и проблемы национальной безопасности России. Постоянно действующая всероссийская междисциплинарная научная конференция (Йошкар-Ола, 2003); Региональная научно-практическая конференция, посвященная 90-летию со дня рождения профессора Н. Т. Пенги-това «Актуальные проблемы межкультурных и межъязыковых контактов (Йошкар-Ола, март 2004); Региональная научно-практическая конференция «Актуальные проблемы фиино-угроведения» (Бирск, апрель 2004); Фундаментальные и прикладные исследования в системе образования. II Международная научно-практическая конференция. (Тамбов, март 2004); VI Вавиловские чтения. Мировоззрение современного общества в фокусе научного знания и практики. Постоянно действующая всероссийская междисциплинарная научная конференция с международным участием (Йошкар-Ола, ноябрь 2004), X Международный конгресс фиино-угроведов (Йошкар-Ола, август 2005).
Общий объем опубликованных работ по теме диссертации - 22,3 печатных листа.
История изучения вопроса в финно-угорском и марийском языкознании
В финно-угроведении среди исследований теоретического характера и работ,
посвященных анализу способов выражения модальных значений, следует обо
значить труды таких ученых, как С. Киуру (1977), А. Флинт (1980), Э. Фюлет-
Санто (1985), В. Ули~Ваккури (1985), X. Кангасниеми (1992), X. Бартенс (1993,
> 1999). Внимание исследователей сосредоточено на словах (главным образом
14 глаголах) и выражениях, а также глагольных формах, имеющих модальное значение в финском, венгерском и марийском языках.
Вопросы, связанные с категорией объективной и субъективной модальности, затрагиваются учеными при изучении различных грамматических категорий. Среди работ такого плана особо отмечены исследования В. И. Алатырева «Глаголы притворного действия в удмуртском языке» (1959), М. И. Зайцевой «О суффиксах субъективной оценки в вепсском языке» (1967), В. К. Кельмакова «Субъективная оценка и посессивность в удмуртских именах» (1995), А. П. Феоктистова «Экспрессивно-оценочные обертоны этимологических фигур и баху-вирихи-композит в мордовских языках» (1995), А. Д, Каксина «Способы выражения достоверности в казымском диалекте хантыйского языка» (1996) и «О некоторых лексических средствах выражения оптативности в хантыйском языке» (2003).
Вопросы объективной модальности рассматриваются в связи с изучением глагольных категорий. Среди таких исследований обозначим докторские диссертации П. М. Зайкова «Глагольное словоизменение в карельском языке (грамматические категории лица-числа, времени и наклонения)» (1996), Е. А. Цыпанова «Грамматические категории глагола в коми языке» (2002), Н. Г. Зайцевой «Вепсский глагол. Сравнительно-сопоставительное исследование» (2002), кандидатские диссертации Э. А. Санто «Повелительное наклонение в современном венгерском языке» (1952), А. Д. Артемовой «Семантика косвенных наклонений в мокша-мордовском языке» (1985), Р. А. Микушева «Система побудительных средств в коми языке» (1992).
Категория объективной модальности в связи с исследованием глагольной категории наклонения также рассматривалась в работах Ф. П. Маркова «Желательное наклонение в мордовских языках» (1960), И. В. Тараканова «Повелительное наклонение, формы его выражения и их значение в удмуртском языке» (1984), «Условное наклонение, его значение и происхождение суффикса -сал в удмуртском языке» (1998), А. Д. Каксина «Косвенные наклонения в хантыйском языке» (2000).
15 В кандидатской диссертации Г. В. Жегалиной рассматриваются лексические
и морфологические средства выражения эмотивности в эрзянском языке (2000).
Способы выражения модальных значений средствами синтаксиса, а также стилистический потенциал синтаксических конструкций анализируются в работах таких исследователей, как А. И. Малых (1961), Л. Хартунг (1980), Т. И. Прокушева (1982), Э. Ууспыльд (1985), Н. Б. Кошкарева (1988), В. В. Поздеев (1990), М. Н. Жеребцова (1990), Н. И. Рузанкин (1996, 2000), М. И. Черемисина и В. Н. Соловар (1998), Р. А. Алешкина (2000).
А. И. Малых рассмотрела слова-предложения в удмуртском языке (1961).
Л. Хартунг (1980) и Т. И. Прокушева (1982) посвятили свои труды анализу модальности инфинитивных конструкций.
Э. Ууспыльд в качестве объекта исследования рассматривает так называемые волюнтативно-модальные предложения эстонского языка, под которыми понимает преобразования структуры предложения в чисто грамматическом плане или путем добавления нового элемента - модального слова (1985, с. 145). Исследователь обращает внимание на выражение таких субъективно-модальных значений, как возможность, долженствование, необходимость.
Статья В. В. Поздеева посвящена синтаксическим средствам выражения побудительной модальности в удмуртском языке (1990). В составе таких средств рассмотрены субстантивные, местоименные, наречные, глагольные побудительные предложения.
Стилистика коми и немецких синтаксических форм в сопоставительном аспекте рассмотрена в статье М. Н. Жеребцовой (1990). Среди способов выражения «стилистической коннотации» автор выделяет способы выражения сказуемого, порядок слов, парцелляцию.
Объектом исследования Н. Б. Кошкаревой является модальное сказуемое в хантыйском языке (1988).
Н. И. Рузанкин изучает вопросы структурной организации, типового значения и прагматического потенциала эмотивных высказываний эрзянского языка (1996,2000).
В статье М. И. Черемисиной и В. Н. Соловар «Модальные компоненты хантыйского предложения» предметом исследования выступают вводные слова и модальные частицы (1998).
Конструкции с именительным темы, или с именительным представления, в их отличии от номинативных предложений в эрзянском языке анализирует Р. А. Алешкина (2000).
Таким образом, обзор работ отечественных и зарубежных исследователей позволяет сделать выводы о том, что наиболее изученной является категория объективной модальности, основные средства ее выражения, а также лексические средства выражения субъективной модальности. Синтаксический уровень лишь начинает привлекать внимание ученых, занимающихся проблемами субъективной модальности.
Одной из малоразработанных проблем марийского языкознания является проблема экспрессивной функции языковых единиц разного уровня. Специальных работ, посвященных исследованию экспрессивных средств на синтаксическом уровне, в марийской лингвистической науке нет. Экспрессивное, эмоционально-оценочное значение языковых единиц на фонетическом, лексическом, словообразовательном, морфологическом уровнях также специально не изучено, хотя имеются отдельные основополагающие работы по некоторым аспектам, в которых анализируются выразительные возможности языковых единиц разного уровня.
Следует отметить и то, что можно обнаружить ряд ценных замечаний по рассматриваемой теме в трудах исследователей марийского языка, посвященных самым разным проблемам.
Впервые на одну из важных особенностей проявления экспрессивности на лексическом уровне обратил внимание В. М. Васильев. В статье «Идиомы, иносказательные изречения, слова-пережитки в марийском языке» он наряду с переносным значением слов отмечает также «выражения, связанные с временной сменой их значений на какие-либо другие», и указывает, что «безошибочное понимание их возможно только в контексте или при помощи специального
17 анализа» (1948, с. 113). В качестве примеров он приводит некоторые экспрессивные высказывания.
Стилистические возможности слов, различная эмоциональная окраска их значений стали объектом исследования Д. Е. Казанцева и Г. С. Патрушева. В этой связи следует назвать их работу «Современный марийский язык. Лексикология» (1972).
Отличие сложных слов от словосочетаний, разновидности сложных слов, а также выразительные возможности сложных слов рассматриваются в работе Ю. В. Андуганова «Мут але мут сочетаний?» (1985).
Ценные замечания относительно экспрессивного потенциала синонимов, омонимов и паронимов содержатся в статье А. Н. Куклина «Паронимия марийского языка» (2005).
Определенные достижения в изучении проблем субъективной модальности были сделаны исследователями грамматики марийского языка при изучении вопросов, связанных с категорией объективной модальности и глагольной категории наклонения (Васильев 1955; Саваткова, Учаев 1956; Пенгитов 1958; Уча-ев 1958, 1960; Гордеев 1960; Галкин, Гордеев 1961; Гордеев 1961 а, 1961 б; Галкин 1964; Лаврентьев 1965; Тужаров 1966; Васикова 1973 а, 1973 б; Серебренников 1974, 1975, 1977; Исанбаев 1961, 1982).
Обратимся к анализу работ, в которых нашли отражение вопросы, касающиеся способов и средств выражения не столько объективной, сколько субъективной модальности на морфологическом и синтаксическом уровнях марийского языка.
В качестве средств, выражающих отношение говорящего к высказыванию, его эмоции, в марийском языке рассматривались модальные частицы и междометия (Пенгитов 1958, с. 153-157; СМЯ 1961, с. 300-317).
Модальная окраска инфинитивных предложений была рассмотрена 3. В. Учаевым в статье «Инфинитивные предложения в марийском языке» (1960). Ученый особо выделил конструкции типа Ыштаги гын, ышташ сайын 'Делать, так делать как следует' как инфинитивные предложения,
18 «выражающие решение говорящего непременно осуществить раз задуманное,
не допускающее никакого отступления, отклонения» (1960, с. 123), а также вопросительные инфинитивные предложения типа Молам ышташ огыл? 'Почему не сделать?' как предложения, выражающие необходимость совершения действия, которое выражено в отрицательной форме и говорящим считается нужным, предпочтительным (1960, с. 129). Таким образом, исследователь вплотную подошел к выделению фразеологизированных конструкций.
Л. П. Васикова в работе «Модальное значение прошедшего длительного в марийском языке», рассматривая темпоральное значение глагольных форм, выделяет и их модальные значения (1973 а). Другая ее статья, «Полисемантические суффиксы глагола марийского языка», посвящена исследованию таких многозначных глагольных суффиксов, как -ал/и-, -ылт~, -ал-, -ыл-, -ышт-, -ешт-, -ыкт-, -л-. Наряду с залоговыми, видовыми значениями указанных суффиксов Л. П. Васикова выявляет и значения субъективной оценки (1973 б). Подробно анализируя семантику глагольных суффиксов, исследователь приходит к заключению, что не все оценочные значения сохраняются при переводе. В частности суффиксы -алт-, -ал- теряют одобрительно-ласкательное значение, а суффикс -ылт- утрачивает уничижительно-пренебрежительное значение, также не поддается переводу значение неодобрения суффикса -ышт-. Конкретное значение многозначных суффиксов, как справедливо считает Л. П. Васикова, выявляется в контексте (1973 а, с. 144).
Подвергая обстоятельному всестороннему исследованию аналитические формы модальности в марийском языке, Н. И. Исанбаев пришел к выводу, что «материалы современного марийского языка позволяют утверждать, что в нем, наряду с формами изъявительного, повелительного, желательного и условного наклонений, значительный уделы-шй вес имеют аналитические модальные конструкции, служащие для передачи различного рода субъективных отношений говорящего (выделено нами - Л. А.) к сообщаемому действию» (1982, с. 19). Этот тезис, а также утверждение ученого о необходимости учитывать семантический критерий был взят нами на вооружение при установлении
19 субъективно-модальных значений фразеологизированных конструкций марийского языка.
На употребление сочинительных союзов, организующих ряд однородных членов предложения, в экспрессивной функции обратила внимание 3. К. Иванова (1982).
Исследуя грамматические категории имени существительного в марийском языке, Г. М. Тужаров изучил дополнительные функции посессивных аффиксов. Ценным и важным, на наш взгляд, является то, что исследователь рассмотрел лично-притяжательные суффиксы в функции указательно-выделительных, эмфатических, эмоционально-выделительных частиц, которые «используются для того, чтобы придать эпической форме повествования большую наглядность, большую убедительность, большую эффективность» (1987, с. 69). Исследователь таким образом развил мысль И. С. Галкина о том, что некоторые притяжательные суффиксы в марийском языке выполняют функции указательно-выделительных частиц (СМЯ, с. 52). На это указывал и 3. В. Учаев в монографии «Марий йылме. Мут вашталтмаш», посвященной словоизменению марийского языка. 3. В. Учаев, рассматривая семантику лично-притяжательных суффиксов и выявляя их основное значение, отмечает, что притяжательные суффиксы «могут приобретать значение указательных или эмоционально-экспрессивных частиц» (1995, с. 39).
Экспрессивному значению некоторых глагольных форм посвящен один из разделов этой монографии. Среди глаголов, имеющих ласкательную форму, ученый выделяет глаголы с суффиксами -ал, -алт> -ылд, (-лд), уничижительно-презрительная форма рассмотрена у глаголов с суффиксами -ышт, -алышт, -ылдалышт, -ыштал, -ыл, -ылт (Учаев 1995, с. 164-165). Соответствующие главы монографии посвящены частицам, в том числе и имеющим эмоционально-экспрессивное значение (там же, с. 205-206). 3. В. Учаев традиционно выделяет междометие как часть речи, выражающее чувства и эмоции говорящего (1995, с. 209).
Весьма примечательно также, что 3. В. Учаев, говоря о стилистическом потенциале имени существительного, отмечает две синтаксические конструкции с именами существительными, выражающие значение оценки, и указывает их синтаксические функции. Внимание исследователя привлекли прежде всего структуры типа Уна дечат уна улыда 'Вы из (всех) гостей гости' (С. Чавайн) и Чыла удырамаитан удырамаш (А. Юзыкайн) 'Всем женщинам женщина' (1995, с. 26)'.
Выявив список свободных структурных схем предложений и подробно описав их, Л. П. Васикова поставила задачу исследования предложений, построенных по фразеологизированным структурным схемам, По ее справедливому мнению, «фразеологизированные предложения - структуры, в которых компоненты структурной схемы предложения соединяются с распространителями схемы и образуют синтаксически неразложимое сочетание» (1982, с. 30). Она отмечает; «Без составления более или менее полного списка (что является делом нелегким: фразеологизированные предложения находятся на стыке синтаксиса и фразеологии) трудно систематизировать схемы подобных предложений» (там же). Однако описание моделей предложения и составление списков моделей предложений отдельных языков является одной из насущных задач синтаксиса. Это связано не только с задачами прикладного характера (Москальская 1974, с. 21). «Выявить конечный инвентарь моделей предложения соответствующего языка - значит дать синтаксису такое же ясное понимание его структурных единиц, каким давно располагает морфология <...>. Это значит также выявить исходный материал, на базе которого происходят на уровне предложения все модификации», - подчеркивает О. И. Москальская (там же).
Рассматривая структурные схемы односоставных предложений инфинитивного класса (Inf гын Inf) и приводя в качестве иллюстративного материала предложения типа Каяш гын каяш 'Идти так идти'. Ойлаш гын ойлаш
1 Заметим, что в таких конструкциях не столько существительное реализует определенный стилистический
потенциал, сколько сама структурная организация модели предопределяет субъективно-модальное значение
<. оценки.
21 'Говорить так говорить', Л. П. Васикова отмечает: «В марийских языках инфинитив не может принимать отрицательной формы: разрушается структурная схема простого предложения. Два инфинитива в отрицательной форме, соединенные союзом гын, образуют сложноподчиненное предложение» (1990, с. 82). Далее приводятся примеры типа Ышташ огыл гын, ышташ огыл 'Если не надо делать, то не надо делать' и Анжыктымыла агыл гын, анжыктымыла агыл 'Если не надо показывать, то не надо показывать'. На наш взгляд, так называемое «разрушение структурной схемы» не что иное, как ее фразеологизация. Рассматриваемые образования, как с негацией, так и без нее, являются СФ, выражающими значение согласия, принятия. Соответственно в предложениях с отрицанием не выражаются условно-следственные отношения, и такие структуры не могут квалифицироваться как сложноподчиненные предложения. Такие структуры приобретают значение сложноподчиненных предложений при наличии распространителей.
Среди односоставных предложений именного класса Л. П. Васикова рассмотрела предложения со структурными схемами Ni гын Ni,Ni тык Ni. Иллюстрируют схемы предложения типа Порт гын порт 'Вот это дом!' Обращает на себя внимание пунктуация в конце предложений, которая отражает их интонационное оформление. При отсутствии восклицательной интонации такие структуры являются СФ со значением согласия, принятия; при сопровождении их восклицательной интонацией эти структуры следует квалифицировать как СФ со значением оценки.
Явлениям поэтического синтаксиса, их экспрессивным функциям были посвящены работы 3. В. Учаева «Сылнымут синтаксис» (1972), «Ойым чонымо сылнылык» (1980). В качестве выразительных средств синтаксического уровня, функционирующих в поэтических текстах, исследователь выделял анафору в ее различных видах и эпифору, разные виды синтаксического параллелизма (строфический, анафорический), градацию, антитезу, акромонограмму, кольцо, литоту, повтор, аллитерацию, апофазию, рефрен, симплоку, амплификацию, асиндетон, полисиндетон, эллипс, инверсию и др., при этом, однако, не проводя
22 разграничений этих фигур на собственно синтаксические, семантические и семантико-синтаксические.
Отдельные замечания, касающиеся стилистических возможностей языковых средств, были сделаны 3. В. Учаевым в статье «Марийский язык в периодической печати, на сцене, радио и телевидении». Среди средств газетного стиля, обладающих экспрессивными возможностями, 3. В. Учаев называет «умело использованные образы, метафоры, эпитеты, сравнения, видоизмененные фразеологизмы и т.п.» (1989, с. 67) и дает весьма ценные рекомендации, касающиеся выбора языковых средств при переводе.
Сопоставительное изучение порядка слов в марийском и русском языках позволило сделать соответствующие выводы о стилистической функции порядка слов в марийском языке. Б. Н. Мустаев стилистическое значение порядка слов усматривает «в том, что с их перестановкой создаются добавочные смысловые оттенки, усиливается или ослабляется семантическая нагрузка члена предложения» (1991, с. 53-54),
При исследовании процессов становления и развития марийского литературного языка И. Г. Иванов обращается к анализу выразительных возможностей текстов устного народного поэтического творчества и художественных произведений, в том числе и экспрессивных средств синтаксического уровня (1975 а, 1975 6, 1975 в, 2003).
Последние десятилетия развития марийского языкознания характеризуются активизацией научных поисков в области стилистики.
Значительный вклад в исследование экспрессивных возможностей марийского языка внесен П. Н. Глуховой. Анализируя стиль марийских заговоров и молитв, она выявила и подробно описала арсенал изобразительно-выразительных средств, относящихся к разным уровням языка, в том числе и синтаксиса (1994, 1996, 1998). В составе выразительных средств марийских молитв синтаксического уровня исследователь рассматривает такие фигуры, как параллельная конструкция, антитеза, перечисление, градация, лексико-синтаксический повтор. Весьма ценным, на наш взгляд, является то, что Н. Н. Глухова впервые
23 обратилась к выявлению стилистических возможностей таких синтаксических
единиц, как словосочетание, предложение, текст.
Синтаксическая стилистика марийского языка получает дальнейшую разработку. Стилистический потенциал глагольно-именных словосочетаний горномарийского литературного языка является предметом исследования Н. М. Красновой (2003), которая среди синтаксических средств экспрессивности, образованных глагольно-именными словосочетаниями в рамках предложения, сверхфразового единства и текста, рассматривает параллелизм, повтор, инверсию и градацию.
Таким образом, исследователи в основном изучали лексические и морфологические способы выражения субъективно-модальных значений. Работ, посвященных синтаксическим способам передачи значений субъективной модальности, насчитывается единицы. Именно поэтому назрела необходимость в исследовании системы синтаксических конструкций с экспрессивными значениями: в разработке методики выявления и описания таких образований в семантическом, структурном и функциональном аспектах, определении их места в синтаксисе.
I. КАТЕГОРИИ СУБЪЕКТИВНОЙ МОДАЛЬНОСТИ И ЭКСПРЕССИВНОСТИ
В синтаксической науке отход от логических догм ознаменовал интерес к содержанию предложения. В этой связи следует упомянуть высказывание В. В. Виноградова: «Суждение не может существовать вне предложения, которое является формой его образования и выражения. Но если суждение выражается в предложении, то это еще не значит, что назначение всякого предложения - выражать только суждение» (Виноградов 1954, с. 6-7).
С середины XX века особый интерес лингвистов начинает вызывать проявление в языке аффективного, иррационального. С активизацией интереса лингвистов к эмотивной (эмоциональной) функции языка связано появление работ, посвященных различным способам выражения экспрессивно-оценочных значений.
. Типология субъективно-модальных значений
В лингвистике принято различать оценочно-характеризующие и собственно оценочные субъективно-модальные значения (РГ 1980, с. 216).
Оценочно-характеризующие значения определяются как такие, которые совмещают в себе «выражение субъективного отношения к сообщаемому с такой его характеристикой, которая может считаться несубъективной, вытекающей из самого факта, события, его качеств, свойств, из характера его протекания во времени или из его связей и отношений с другими фактами или событиями» (РГ 1980, с. 216).
Качества и свойства сообщаемого могут получить следующие характеристики: 1)по полноте или неполноте выявления (интенсивности, полноты, высокой степени проявления или слабости, неполноты выявления); 2) по возможности, но не выявленное осуществления; 3)по наличию или отсутствию ожидаемого результата; 4) по единственности или неединственности (множественности, разнообразию, распространенности, преобладанию); 5) исключительности, преимущественности или неисключительное, непре-имущественности; 6) по обычности или необычности; 7) соответствию или несоответствию требуемому, желаемому, ожидаемому; 8) по своевременности или несвоевременности; 9) целесообразности или нецелесообразности; 10) по подготовленности или неподготовленности; 11) по своей сложности или простоте, осложненности или неосложненности чем-либо.
В отношении характера протекания во времени сообщаемое может рассматриваться как: 1) длительное, постоянное или недлительное, непостоянное; 2) регулярное или нерегулярное, эпизодичное, прерванное или непрерванное. Со стороны соотнесенности с другими событиями сообщаемое может полу чить характеристику по: 1) причинно-следственной обусловленности; 2) зависимости или независимости от чего-либо; 3) противопоставленности чему-либо или сопоставленности с чем-либо; 4) по связи с предшествующим, по свободности или несвободности, затрудненности или незатрудненности осуществления.
С субъективной модальностью непосредственно связаны собственно оценочные значения, выражающие личное отношение говорящего к сообщаемому: 1) согласие (неохотное, вынужденное, по необходимости, примирительное) или несогласие (категорическое, вызывающее, раздраженное, смягченное); 2) принятие или непринятие (уверенное, безусловное, категорическое, раздраженное, вызывающее); 3) положительную (похвала, поощрение, одобрение, удовлетворение, удовольствие, радость, предпочтение) или отрицательную (неодобрение, возражение, порицание, осуждение, упрек, раздражение, досада, недовольство, возмущение, вызов, насмешка, ирония, презрение) оценку; 4) волеизъявление (решение, готовность, призыв, побуждение, предостережение, угроза); 5) удивление, недоумение, непонимание; 6) стремление уяснить или разъяснить что-либо, стремление выделить, акцентировать, подчеркнуть что-либо, сосредоточить на чем-либо внимание; 7) представление чего-либо как подлинного или неподлинного, соответствующего или несоответствующего действительности, а таюке ожидаемому, желаемому, идеальному.
Оценочно-характеризующие и собственно оценочные значения тесно связаны, что диктует необходимость их рассмотрения под общим термином субъективно-модальные значения.
Субъективно-модальные значения, т.е. окрашенные эмоциональной экспрессией значения акцентирования, оценки, удивления, решимости, предостережения и т. п., Н. Ю. Шведова квалифицирует как модально-экспрессивные значения (2003, с. 16).
Субъективная модальность располагает экспрессивными средствами на всех уровнях языка: на лексическом уровне это экспрессивная лексика и фразеология, на морфологическом - усилительные частицы, междометия, вводные слова, имеющие эмоционально-оценочное содержание. На синтаксическом уровне в качестве специальных средств оформления значений субъективной модальности выступают СФ. Таким образом, средства выражения субъективно-модальных значений формально неоднородны.
Категория экспрессивности рассматривается нами как составляющая категории субъективной модальности.
Среди спорных и наиболее запутанных вопросов экспрессивного синтаксиса вопрос о содержании понятия экспрессивности, ее составляющих и о репертуаре средств экспрессивного синтаксиса.
Синтаксические фразеологизмы с местоимениями и местоименными наречиями
В качестве постоянных компонентов указанной модели могут выступать любые вопросительные местоимения или вопросительные местоименные наречия, однако данная структурная схема находит реализацию только с местоимениями ко кто , мо что и местоименным наречием кунам когда . Местоимения могут употребляться в одной из падежных или послеложно-падежиых форм, позицию наречного компонента может занимать существительное с послелогом. Из этого следует, что модель обладает значительным резервом, превосходящим ее реальное воплощение.
Следует подчеркнуть, что значение вопросителы-юсти местоименных компонентов в СФ не проявляется. Об этом речь пойдет в разделе, посвященном семантике фразеологизированных конструкций.
СФ рассматриваемой модели являются двучастными: первая часть организуется повтором вопросительного местоимения или вопросительного местоименного наречия, вторая часть, следующая после союза а или но, строится по свободной структурной схеме: Кунам-кунам /но таче тыге койшаш отыл ыле // Когда-когда, но сегодня так не должен был поступать ; «Упала пуро, ма-не?» -реезе брб. Мом-мом, но тудып деч тыгайым вучен огыл ыле» (Абука-ев-Эмгак 1989, с. 11) «В гости заходи, сказал?» - удивился парень. Чего-чего, но от него такого не ожидал .
Свободный компонент синтаксической модели - существительное, местоимение или наречие - семантически коррелирует с местоименным или наречным постоянным компонентом первой части СФ.
Местоимения ко кто , мо что употребляются в одной из падежных или по-слеложно-падежных форм: Битуее мом-мом, а тыгай кугу начальник шудымым шукташак тыршеп (Берлинский 1994, с. 16) Битуев что-что, а приказ такого большого начальника старался выполнить ; Ужам.ат, пош-кудем тамак шупшаш огыл пурен, шоналтышым, но луктын шым каласе. Комком, а Йогорым сайын полем (Абукаев-Эмгак 1995, с. 338) Вижу, сосед не табаку покурить зашел, подумал, но не сказал. Кого-кого, а Егора хорошо знаю ; Ко-ко нерген, но ЖЭК гыч толшо-влак тыгай чолга улыт манын шо-пенат омыл ыле (Ямбаршев 1999, с. 81) О ком о ком, но о тех, кто из ЖЭКа, никак не думал, что они такие шустрые ; Кб деч, ко деч, но мый тый дечет тидым вучен омыл (Горохов 1992, с. 102) От кого от кого, но я от тебя этого не ожидала .
Эта модель СФ имеет 12 структурных вариантов, реализация которых обеспечивается за счет вариативных компонентов. Основные модели СФ и их варианты представлены в приложениях 1 и 2.
В конструировании СФ указанной модели участвуют вопросительные местоимения и вопросительные местоименные наречия, например: КорныеН-влак жаплан ик леведыш йымалне лийыт. Ком гына от уж. Мом гына от кол (Алексеев 1993, с. 135) Попутчики на время оказываются под одной крышей. Кого только не увидишь, чего только не услышишь ; Кушан гына айдемым колымаш огеш аеыре: корнеш, сурт коклаш, коНгавалан (Юксерн 1989, с. 387) Где только смерть не настигает человека: в дороге, дома, на печке . Указанные постоянные компоненты утратили свое вопросительное значение, как и свободные компоненты модели - слово уке нет или отрицательная форма глагола - значение отрицания.
Роль постоянного компонента гына только двойственна: с одной стороны, эта частица участвует в формировании семантики модели, с другой стороны, она может отсутствовать, что не вносит изменений в значение СФ. Ср.: Сату-жо могаиуке тыште! Тарай, ситце, матер, посто, ош мамыкымат кондымо (Галютин 1998, с. 75) Товару какого нет здесь! Кумач, ситец, материя, сукно, и белая вата привезена и Марий-влак семык пайремым. пагалат. Могай гына тутло сий дене пуно шке унаштым огыт сийле, могай гына шыма койыш дене огыт шуно? В ими пурд дене, нугыдо пура дене лывыргыше йылмышт могай мутым ок ойло} могай лыжга мурым ок муралте (Шабдар Осып 1957, с. 7) Марийцы любят семик. Какими только яствами не угощают они своих гостей, какими только ласковыми словами не потчуют? Какие слова не говорит, какие нежные мелодии не выводит их язык, развязавшийся от крепкой медовухи и густого кваса . У СФ обозначенной выше модели 12 вариантов, наличие которых обеспечивается за счет вариативных компонентов. Рассмотрим структурные особенности вариантов указанной схемы.
Модель "ко + гына + уке / отриц. форма глаг."
Особенность данной модели - употребление в функции постоянного компонента местоимения ко кто , которое может выступать в одной из падежных или послеложно-падежных форм: Кб гына тушто уке! Туиыктышо, врач, поссовет председатель, журналист, эсогыл мундыр Ростселъмашын инженерже (Галютин 1986, с, 178) Кого только там нет! Учитель, врач, председатель поссовета, журналист, даже инженер далекого Ростсельмаша ; Ком гына тыште отуж (Алексеев 2001, с. 182) Кого только здесь не увидишь ; Кодшо гана пу пучмб годым ко дек гынамиен ыш тукнб -укеманъыч (Абукаев-Эмгак 1995, с. 96) В прошлый раз, когда пилил дрова, к кому только не обращался - нет сказали .
Другие компоненты структурной схемы были рассмотрены выше при описании основной модели.
Модель ммо + гына + уке / отриц. форма глаг."
Этот вариант структурной схемы строится при участии местоимения мо что , которое включается в структурную схему в какой-либо падежной или по-слеложно-падежной форме, например: Мо гына пунын терыштышт уке! (Волков 1962, с. 144) Чего только в их санях нет! ; Э-эх, мом гына ужаш пурен огыл: шужен шинчымымат, шурно пасу йулымымат (Алексеев 1993, с. 183) Э-эх, чего только не довелось увидеть: и голод, и то, как горит в поле урожай ; Кузе вет шкенан чодырам шерын улына, мом гына погымо огыл (Галютин 1998, с. 67) Как ведь наш лес исходили, чего только не было собрано ; Кб мо дене гына куварым ок ошемде! (Волков 1962, с. 90) Кто чем только полы не чистит! .
Синтаксические фразеологизмы, выражающие значение оценки как соответствия норме
Предложения фразеологизированной структуры, включающие постоянный компонент гаяк как или семынак как , выражают значение оценки как соответствия норме посредством отнесения определенного предмета к соответствующему классу предметов, сопоставления его с однотипными предметами, например: Урем урем гаяк Улица как улица ; - Ужат? - мане (Ардаш -Л. А.). - Конверт конверт гаяк (Ялкайн 1958, с. 247) - Видишь? - сказал (Ардаш - Л. А.). - Конверт как конверт ; Суан суан семынак - мурат, куш-тат, йуыт, кочкыт (Осипов 2003, с. 28) Свадьба как свадьба - поют, пляшут, пьют, едят .
Свободный компонент схемы не имеет каких-либо лексических ограничений. Объект оценки определяется как обычный, ничем не выдающийся из ряда однородных предметов. При таких СФ могут употребляться предложения, в содержании которых дается описание признаков того или иного предмета, подтверждающих его обычность: Порт порт гаяк. Кум окна сергажым кандал-ге-парынче чия дене чиялтыме. Рушла капкан, кугу клатан, а шеНгелныже вута торгш шинча (Артамонов 1980, с. 9) Дом как дом. Три наличника покрашены в желто-голубой цвет. С русскими воротами, большой клетью, а сзади поперек стоит сарай .
Малопродуктивными являются структуры с иным порядком следования ком понентов, при котором гаяк ставится между существительными, напри мер: [Елук:] Мутланна ода ушане гын, шке шинчада денак ончалза, могай ке мым чиен терыс лапашым ноштылына. [Алканов:] Ну, мо? Кем гаяк кем. [Куськин:] Тыгай кем дене эше суанышше кушташ лиеш (Горохов 1992, с. 191) [Елук:] Если на слово не верите, своими глазами посмотрите, в каких сапогах навоз месим. [Алканов:] Ну, что? Сапоги как сапоги. [Куськин:] В таких сапо гах еще на свадьбе можно сплясать . Указанный порядок расположения компо нентов, на наш взгляд, является результатом влияния русского языка. В подоб ных фразеологизированных структурах русского языка союзный компонент также располагается между двумя именами существительными, однако в рус ском языке первый компонент указывает на конкретный предмет, а второй на зывает класс предметов, к которому можно отнести рассматриваемый конкрет ный предмет. В вышерассмотренной конструкции марийского языка обратный порядок следования компонентов, т.е. указание на определенный класс предме тов содержит первое имя существительное, а второе обозначает конкретный предмет, о котором идет речь. На наш взгляд, такой порядок слов является коммуникативно обусловленным.
СФ данного типа свидетельствуют о таких эмоциональных реакциях, как удовлетворение, одобрение или безразличие.
Семантикой точного, полного соответствия предмета называемому характеризуются также СФ модели "сущ. в им. п. / прил. в им. п. + гын / дык + сущ. в им. п. / прил. в им. п.".
Такую характеристику может получать предмет или лицо: - Ончалтышет келшен. Ибратен ончалынат, витне. - Кузе, ибратен? Опчалтыш гын ончал-тыш (Кудряшов 2002, с. 10) - Взгляд твой понравился. Любя посмотрел, видно. - Как, любя? Взгляд как взгляд ; Эй, тый! Удырамаш гын удырамаш! Шканет акым от пале (Волков 1988, с. 13) Эй, ты! Женщина так женщина! Не знаешь себе цену .
Менее продуктивны СФ, выражающие значение соответствия ожидаемому какого-либо признака: Антоновский гын антоновский, чыланат йыгыр муш-кындо гай чумыраш улыт, лышташ кокла гыч чый да чый койыт... (Волков 1962, с. 70) Антоновские так антоновские, все круглые, как два кулака, из-за листьев показываются .
Из примеров видно, что свободные компоненты схемы не имеют лексических ограничений. Рассмотренные СФ выражают такие эмоции, как одобрение, удовлетворение. Модель "мо дене / мо шот деие + сущ. в им. п. + огыл"
Субъективно-модальное значение полного соответствия предмета, лица общепринятым представлениям, сложившемуся мнению имеют и СФ, которые конструируются по отвлеченному образцу "мо дене + сущ. в им. п. + огыл", например: Кап ора сита, кид-йол пеНгыдг. Мо эше кулеш? Мо дене поръеН огыл? Уш шот денат вишкыдыжак манат оклий (Алексеев 1993, с. 84) Телосложения достаточно, руки-ноги крепкие. Что еще нужно? Чем не мужчина? И по поводу ума нельзя сказать, что недалекий .
Обычно такие структуры сопровождаются предложениями нейтрального синтаксиса, подробно комментирующими СФ со значением оценки как указания на соответствие общепринятой норме, например: Иван Семенович, мемнан суртшо лачак ялысе гаяк. Ола турыштб у пдртнат, пакчанат уло, садиат -мо дене ял огыл? (Рыбаков 1992, с. 199) Иван Семенович, наш дом точно как деревенский. На окраине города и новый дом, и огород, и сад у нас есть - чем не деревня?
Прагматический аспект употребления синтаксических фразеологизмов
Особый интерес лингвистов к семантическому синтаксису и прагматическому аспекту языка (Меликян 2000, с. 5) объясняется тем, что «языкознание вступило в полосу подавляющего интереса к языковой личности» (Караулов 1987).
Экспрессивный синтаксис обнаруживает тесную связь с прагматикой. Прагматика (от греч. pragma - дело, действие) - область исследований в семиотике и языкознании, в которой изучается функционирование языковых знаков в речи (ЛЭС 1990, с. 390). Поскольку прагматика изучает язык в его отношении к тем, кто его использует (Арутюнова, Падучева 1985, с. 3-42.), то общими для прагматики и экспрессивного синтаксиса являются проблемы, связанные с субъектом речи, из которых выделяются вопросы, касающиеся отношения говорящего к тому, что он сообщает; оценка содержания высказывания. Прагматика и экспрессивный синтаксис имеют области пересечения также в исследованиях, касающихся адресата речи, среди них - интерпретация речи, в частности роль контекста, ситуации, эстетический эффект высказывания и некоторые другие.
Учет этого аспекта предполагает исследование информации о мире говорящего и адресата, об их интерпретационной деятельности, для которой релевантной является мнение говорящего интерпретатора о свойствах того, кто является агентом (пациенсом) акции, на кого она воздействует, что известно коммуникантам о событии или ситуации, являющейся экстенционалом высказывания, какова сама цель сообщения об этом положении дел в мире, в каких условиях осуществляется это сообщение и т.п. (Телия 1986, с. 7).
На употребление ЭСК накладывают свои отпечатки закономерности речевого общения. Однако эти закономерности получают весьма своеобразное воплощение. Во-первых, не в полной мере соблюдаются «кооперативные принципы» коммуникации в естественных языках, в основе которых лежат четыре основных правила (maxims) ведения разговора, выделенные П. Грайсом: максима количества (maxims of Quantity - сообщай столько, сколько необходимо), максима качества (maxims of Quality - сообщай то, что требуется, не говори того, что считаешь ложным), максима отношения (maxims of Relation - говори по делу) и максима способа (maxims of Manner - выражайся ясно и понятно) (Grice 1991). Эти правила вытекают из общего принципа общения и определяют правила поведения субъектов речи. Они направлены на достижение коммуникативных целей в кратчайшие сроки и с максимальным результатом.
Под действием «принципа вежливости» обозначенные максимы не всегда соблюдаются (Leech 1983, с. 107). Это относится и к экспрессивным конструкциям. «Принцип вежливости», включающий максимы такта, является превалирующим, например, при использовании в речи СФ с противительно-уступительным значением: Илья Илъичлан такшым ушаиаш пешыжак ок лий: сораш сора, сдрымыжымат сорвалтараш йората (Алексеев 1993, с. 117) Илье Ильичу вообще-то верить очень-то нельзя: обещать обещает, но любит, чтобы и после обещанного просили . Значение максим отношения и способа оказываются ослабленными, так как говорящий преподносит информацию в смягченном виде, избегая категорического, прямого утверждения. В рассматриваемой конструкции это достигается лексическими средствами (словами такшым вообще-то , пешыжак очень-то ) и синтаксическими средствами (фра-зеологизированная конструкция сораш сора, сдрымыжымат сорвалтараш йората обещать обещает, но любит, чтобы и после его обещаний просили ). В данном контексте находит свое отражение максима вежливости, которая требует минимального выражения неодобрения по отношению к собеседнику или к третьему лицу.
Следующий компонент максимы вежливости - максима симпатии. Основное ее требование - сводить к минимуму антипатию и к максимуму симпатию между собой и собеседником. Употребление в речи СФ с противительно-уступительным значением во многом диктуется именно этой максимой, например; Ушанашыже ушанем да, купам кагаз кидыште гын, ушапже пеНгыдырак (Рыбаков 1992, с. 331) Верить-то верю, но когда бумага в руках, вера крепче .
Максима согласия призвана сводить к минимуму несогласие между говорящим и собеседником. Ее воздействие на выбор той или иной структуры можно продемонстрировать следующим примером: - Шуат эше, куралат. - Шуа-шыже шуам да, пеш вараш ом код гын? (Ялкайн 1958, с. 64) - Успеешь еще, вспашешь. -Успеть-то успею, не опоздаю ли? Предпочтение говорящим подобных синтаксических структур диктуется стремлением говорящего избежать нежелательный перлокутивный эффект -отрицательную реакцию говорящего, его обиду и т.п.: - Мый тудым (окса ту-лым - Л. А.) шке шинчам дене ужынам. - Ужашыже ужынат да, только окса тулым огыл (Чавайн 1967, с. 323) Я его (блеск монет - Л. А.) своими глазами видел. - Видеть-то видел, ио только не блеск монет . При соблюдении максимы качества («сообщай то, что требуется») ответная реплика должна была иметь примерно следующую форму: - Мый тудым (окса тулым - Л. А.) шке шинчам. дене ужынам. - Уке, тый окса тулым ужын отыл -Я его (блеск монет - Л. А.) своими глазами видел. - Нет, ты не видел блеска монет . Однако в пре дыдущем контексте выбрана иная форма, чтобы не нарушить коммуникацию.
Похожие диссертации на Экспрессивные синтаксические конструкции в марийском языке
