Содержание к диссертации
Введение
Глава 1. История изучения зеркальных начертаний 12
Глава 2.. Вопросы теории и терминологии графшсо-палеографнческого анализа 23
2.1. Палеография 30
2.2. Графика и графемика. Терминологический аппарат исследования 32
2.3. Орфография 46
2.4. Теория алфавита 51
Глава 3. Кириллические средневековые графические системы 68
3.1. Обучение чтению и письму 68
3.2. Книжные и бытовые графические системы 74
3.3. Классы графических систем и виды письменных источников 76
Глава 4. Анализ зеркальных начертаний в средневековых кириллических источниках 87
4.1.Парац/у 93
4.2. Пара ю/оу 117
4.3. Варианты начертаний лир 145
4.4. н 162
4.5. є 167
4.6. Случаи зеркального написания других букв 172
4.7. Варианты начертаний буквы э 180
4.8. Тексты с зеркальными вариантами начертаний нескольких букв 186
Заключение 191
Список памятников 209
Список сокращений 215
Список источников 216
Список литературы 221
Приложение 229
- Графика и графемика. Терминологический аппарат исследования
- Классы графических систем и виды письменных источников
- Случаи зеркального написания других букв
- Тексты с зеркальными вариантами начертаний нескольких букв
Введение к работе
Изучение различных средневековых письменных кириллических источников является одним из важных направлений в современной науке о жизни южных и восточных славян с X до XV вв. Исследование письменных источников предполагает комплексный подход к изучаемому явлению, в процессе которого привлекаются приёмы и методы ряда наук и дисциплин историко-филологического характера Для правильной интерпретации любого письменного источника и извлечения из него максимально объективных данных, которые впоследствии могут использоваться историками, искусствоведами, филологами и учёными других направлений, необходимо этот источник прежде всего датировать, локализовать, а также правильно прочесть. Для датировки, локализации и первичного прочтения к изучению источника привлекаются специалисты по вспомогательным историческим дисциплинам — палеографии, эпиграфике и пр. Следует сразу оговориться, что разделение на палеографию, эпиграфику, иногда так называемую «берестологию» носит несколько искусственный характер, т.к. подразумевает разницу лишь в материале, на котором написан источник, но не разницу методологического характера. Цели и методы в процессе исследования письменных источников и у палеографа-рукописника, и у эпиграфиста, и у специалиста по палеографии берестяных грамот будут практически идентичными. Более того, за счёт более узкого разделения некоторых вспомогательных исторических дисциплин в последние десятилетия за рамками внимания специалистов остались некоторые явления письменности, характерные для источников разного вида1 -пергаменных рукописей и грамот, надписей на стенах храмов, берестяных грамот, надписей на камне и пр. Следует заметить, что некоторые из этих явлений не просто важны для правильного прочтения источника, но в некоторых случаях могут иметь первостепенное значение для датировки и локали-
1 В настоящей работе терминологическое словосочетание «вид источника», омонимичное классификационному понятию, принятому в современном источниковедении, употребляется в значении, распространённом
4 зации памятника, т.е. решать первоочередные задачи палеографии и эпиграфики. Одно из таких явлений представляют собой зеркальные начертания букв в средневековых кириллических источниках. Зеркальными начертаниями мы (вслед за Д. Бортом, Т. В. Рождественской и рядом других учёных) называем знаки (буквы), перевёрнутые по отношению к своей вертикальной оси на 180. При этом за основной («незеркальный») вариант принимается наиболее распространённое (впоследствии кодифицированное и вошедшее в алфавит) начертание. При упоминании буквенных знаков, написанных с поворотом на 180 вокруг горизонтальной оси, термин «зеркальное начертание» не применяется, а используется описательный метод. Зеркальными надписями называются тексты, выполненные справа налево, т. е. в противоположном обычному (слева направо) направлению письма. Термин «зеркальное начертание» равнозначен встречающимся в других работах определениям «зеркальная буква», «перевёрнутое начертание (буква, буквенный знак и т. п.)», «обратное начертание» и др.
Подобные начертания встречаются уже в самых ранних из дошедших до нас памятниках кириллической письменности — в болгарских эпиграфических памятниках X в. и продолжают бытовать на всей территории Slavia Ог-thodoxa вплоть до XV/XVI вв. ВременнЫе и территориальные масштабы явления, а также его проникновение практически во все виды письменных источников не позволяют и далее оставлять это явление без внимания и влияют на весь характер предпринятого исследования.
В результате многолетних исследований в области славянокириллической палеографии (в том числе и «вещевой» палеографии, т.е. эпиграфики в современной терминологии) уже к началу XX века были накоплены материалы и даже сделан ряд выводов относительно характеристики явления зеркальных начертаний в средневековой кириллической письменности (см. [Ильинский 1911], [Шляпкин 1913], [Лавров 1914], [Карский 1928] и
во вспомогательных историко-филологических дисциплинах - палеографии, эпиграфике, дипломатике, бе-рестологии и пр.
5 др.). К сожалению, эти выводы не носили обобщающего характера, а накопленные знания касались лишь одного из видов письменных источников — только пергаменных рукописей, или пергаменных грамот болгарских царей. Объяснения происхождения зеркальных начертаний имели противоречивый характер. Последовавший спад внимания к вспомогательным историческим дисциплинам в 1930 - 1940-е гг. повлиял и на процесс изучения проблемы зеркальных начертаний - проблема была забыта. Лишь в начале 1950-х гг. проблема вновь привлекает внимание учёных в связи с открытием нового вида письменных источников - берестяных грамот, в которых зеркальные начертания встречаются в изобилии. К сожалению, объём материала заставляет учёных замкнуться только на одном виде источников и ведёт к трактовке зеркальных начертаний как ошибочных, не имеющих особого значения [НГБ-10 2000] или же заставляет делать неверные выводы относительно локализации данного явления [Ворт 1985]. В то же время процесс введения в научный оборот письменных кириллических источников (как южно-, так и восточнославянских) активизируется и учёные разного профиля (прежде всего эпиграфисты, но также и палеографы-рукописники) сталкиваются с проблемой зеркальных начертаний (см., например, [Смядовски 1985], [Смядов-ски 1993], [Рождественская 1992], [Князевская 1993], [Медынцева 2000]. Многие учёные, не специализирующиеся на вспомогательных исторических дисциплинах, но работающие с письменными источниками предпочитают оставлять явление зеркальных начертаний без внимания (см. об этом подробнее ниже в гл. 1).
К настоящему моменту в научный оборот введён такой объём средневековых кириллических источников, содержащих буквенные зеркальные начертания, который требует, с одной стороны, немедленного обобщения данных, объяснения возникновения феномена зеркально написанных букв, его территориального и хронологического распространения, а с другой стороны, характеристики зеркальных начертаний как локализующего и датирующего признака или же лишения статуса палеографически (эпиграфически) важных
деталей. Настоящее исследование посвящено анализу всех видов средневековых письменных кириллических источников, содержащих зеркальные начертания, что позволяет комплексно исследовать явление в его развитии и особенностях существования на разных территориях, что, в свою очередь, позволит эффективно йспбльЗовать данные ЗтбгО исследования при палеографическом и эпиграфическом анализе источников, содержащих исследуемое явление.
Основной задачей предлагаемой работы явились сбор и обработка фактического материала - средневековых кириллических источников, содержащих зеркальные начертания. Среди этих источников пергаменные рукописи, пертаменныё грамоты, берестяные грамоты, надошси на иконах, надписи на фресках, надписи на камне, надписи-граффити на стенах храмов, надписи на дереве, надписи на металле, а также надписи на монетах и печатях.
Основной целью исследования являлось максимальное обобщение материала, позволяющее сделать выводы о происхождении, распространении и бытовании зеркальных начертаний в разное время на различных территориях и в различных видах источников. В результате обобщения выводов, касающихся особенностей бытования феномена зеркальных начертаний, необходимо было выяснить, возможно ли использование этого явления в процессе палеографического исследования, т.е. для датировки и локализации конкретного письменного источника.
Очевидно также, что в процессе исследования неизбежно пришлось бы опровергать или подтверждать ряд заключении, сделанных рядом учёных в процессе наблюдений над зеркальными начертаниями в одном конкретном памятнике или в отдельном виде источников. Эти заключения вынуждали трактовать зеркальные начертания как узко локализующий или хронологически маркированный признак, причём заключения учёных, занимающихся источниками разного вида или территориальной принадлежности, носили, как правило, взаимоисключающий характер (см. гл.1).
Перед нами не стояло цели каталогизировать все средневековые письменные памятники, содержащие зеркальные начертания. Тем не менее на базе большого объёма источников разного вида необходимо было выявить основные принципы функционирования зеркальных начертаний, определить их временные и хронологические рамки и соответствие видам источников.
Целью работы является описание и объяснение феномена зеркальных начертаний — объяснение причин их появления, выявление и классификация принципов их использования, а также распределения по разным графическим системам и, соответственно, видам письменных памятников. Необходимо также выяснить наличие или отсутствие хронологических и временнЫх рамок для отдельных элементов явления, т. е. для зеркальных начертаний отдельных букв. В работе привлекается фактический материал как восточно-, так и южнославянских источников разных видов - от надписей на предметах до пергаменных рукописей.
Прежде же, чем приступить к анализу фактического материала, необходимо рассмотреть ряд теоретических моментов, связанных с возможностью возникновения феномена зеркальных начертаний в рамках кириллического алфавита, процесс распространения феномена и возможные условия его существования, связанные как с процессом обучения грамоте у славян в Средние века, так и с процессом кодификации алфавита, т.е. реформирования письменности и учёта эволюционных этапов её развития.
В работе были использованы палеографические описания и публикации отдельных памятников кириллической письменности, каталоги и обобщающие публикации, посвященные письменным источникам отдельных видов, теоретические работы по палеографии и эпиграфике обобщающего характера, а также неопубликованные материалы из рукописных отделов библиотек и архивные материалы. Все материалы публикаций описательного характера, касающиеся зеркальных начертаний, проверялись по иллюстративному материалу или по оригиналам памятников в хранилищах музеев, архивов и библиотек. Подобные уточнения фактического материала были необ-
8 холимы в силу комплексного метода, принятого в любом палеографическом или эпиграфическом исследовании, когда особую роль играет не только отдельный знак, но и весь комплекс текстового пространства в сочетании с его нетекстовым окружением.
Ряд памятников не мог быть подвергнут детальному рассмотрению в силу того, что многие памятники, известные ещё в XIX или в XX веке впоследствии были утрачены безвозвратно или же их местонахождение на настоящий момент неизвестно. В подобных случаях, а также в случаях закрытого доступа в ряд хранилищ, приходилось довольствоваться имеющимися иллюстрациями. При этом мы стремились привлекать несколько иллюстративных воспрошвёдешш одного и того же памятника (как прориси, Так и фотографии) с целью максимальной объективизации данных изображения.
Следует отметить, что по ряду памятников, недоступных для непосредственного исследования, существуют подробные авторитетные публикации с богатым иллюстративным материалом, позволяющим провести корректный анализ и сравнение.
В общей сложности было изучено около 300 текстов, содержащих зеркальные начертания. Все эти памятники систематизированы в тексте работы в связи с конкретными особенностями использования зеркальных начертаний в рамках одного вида источников по хронологической шкале с указанием территориального разделения. Перечисление всех исследованных памятников письменности содержится в конце работы, в этом перечислении сохранён территориально-хронологический принцип и принцип деления на виды источников (рукописные источники, берестяные грамоты, эпиграфические источники).
В приложении к работе, содержащем иллюстративный материал, находится список иллюстраций с указанием издания или архива.
В предлагаемом исследовании впервые представлено комплексное изучение феномена зеркальных начертаний. Сложность разработки проблемы заключается в её масштабности: зеркальные начертания встречаются с X по
9 XV вв.2 как в книжных и деловых, так и в эпиграфических памятниках на всей территории распространения кириллицы, т. е. в южно- и восточнославянском ареале. Большое количество разных по виду письменных источников различной локализации не только препятствовало обобщению материала зеркальных начертаний, но и часто приводило к ложным выводам относительно локализации и датировки явления (см. гл.1). Тем не менее, многими учёными признавалась необходимость подробного изучения проблемы зеркальных начертаний (см., например, [Рождественская 1992: &5J, а также гл.1). Мы не ставим перед собой цель каталогизировать все кириллические средневековые источники, содержащие зеркальные начертания. Создание подобного «каталога» имело бы столько же смысла, сколько и публикация подбора кириллических рукописных памятников, содержащих, например, букву 'fe. В работе прежде всего должны быть сняты вопросы относительно особенностей возникновения и функционирования зеркальных начертаний в средневековых кириллических источниках, а также уточнены и выявлены возможности привлечения данного явления в процессе палеографического анализа для локализации и датировки отдельных памятников гдасьменности.
Диссертация состоит из введения, четырёх основных разделов, заключения, списка памятников, списка источников, списка литературы и приложения.
Во введении обосновывается актуальность темы исследования, определяются его цели и задачи, а также его источниковая база и методическая основа.
Первая глава посвящена истории изучения феномена зеркальных начертаний. Представлены все точки зрения на проблему бытования зеркальных начертаний в источниках разных видов и отечественных, и зарубежных авторов, а также охарактеризованы использовавшиеся ими источники.
2 Зеркальные начертания не исчезают в XV/XVI вв., но продолжают встречаться и до сегодняшнего дня. Мы ограничиваемся вышеназванным периодом * еияу -rofo, что позже зеркальные начертания не являются нормой, т. е. приравниваются к ошибкам, или используются из эстетических соображений или из соображений
10 Вторая глава посвящена теоретическим вопросам разных разделов науки о письме, связанным с проблемой зеркальных начертаний. Во второй главе проводится также определение терминологического аппарата, используемого во всём исследовании. Дальнейшее обращение к теории алфавита призвано прояснить ряд вОтїрОСОв, Связанных С происхождением кириллического алфавита и зеркальных начертаний в этом алфавите, а также с процессом бытования зеркальных начертаний в кириллическом алфавите в рамках его вариативного характера и в связи с проблемой кодификации. Явления вариативности и кодификации кириллического алфавита и зеркальных начертаний как элементов ряда его конкретных реализаций - азбук - существуют неотрывно от процесса обучения. Проблеме обучения в Древней Руси и различным его этапам, а также различным графическим системам в кириллической средневековой письменности и их соотнесённости, с одной стороны, с этапами обучения, с другой стороны, с различными видами письменных источников посвящена третья глава.
Четвёртая глава представляет собой анализ конкретного материала. Эта глава содержит описание, анализ и оценку когафетных примеров зеркалъньтх начертаний в средневековых кириллических (как южно-, так и восточнославянских) источниках всех видов. Принципы изложения материала подробно описаны в начале четвёртой главы. В процессе анализа материала, помимо выявления и объяснения принципов использования зеркальных начертаний, предлагается передатировка и новое прочтение некоторых текстов, содержащих зеркальные начертания.
Заключение состоит из ряда обобщающих разделов, касающихся закономерностей распределения зеркальных начертаний по видам источников, хронологических и географических рамок явления, а также обзора принципов использования зеркальных начертаний. В заключении называются возможности практического применения результатов всего исследования, а так-
привлечения внимания, что функционирует также в рамках оппозиций «норма / не норма» - «обычно / необычно» (см. ниже).
11 же намечаются возможные перспективы разработки отдельных аспектов темы.
Далее следует список памятников, упоминаемых и анализируемых в тексте работы, а также список сокращений и список использованных источников.
Список литературы содержит работы на русском и иностранных (английском, немецком, французском, болгарском, сербском и др.) языках.
В приложении представлен иллюстративный материал ко всему тексту работы (142 иллюстрации).
Графика и графемика. Терминологический аппарат исследования
Сложность анализа этих двух дисциплин графической лингвистики заключается в том, что, с одной стороны, далеко не все исследователи выделяют и графику и графемику и используют, соответственно, оба термина, с другой стороны, в научной литературе упоминается некоторое число других дисциплин, относящихся к графической лингвистике и очевидно каким-то образом связанных с графикой и графемикой: графетика, графематика, графология (не в значении «почерковедение») и мн. другие. Прежде чем приступать к обзору существующих в языкознании концепций относительно разделов графической лингвистики и изложения собственной позиции, считаем необходимым перечислить и раскрыть содержание базовых терминов графической лингвистики. При этом первостепенное значение имеет трактовка термина «графема», т. к. именно на различии его понимания основывается выделение всех вышеперечисленных, «-етик», «-атик», «-Л0ГИЙ» и пр. Термин «графема»8 (так же как и «фонема») был предложен И. А. Бо-дуэном де Куртенэ (см. [Бодуэн де Куртенэ 1912]) для обозначения «зрительно зафиксированного образа фонемы в её простейшей фонетичности» (см. также [ЛЭС 1990: 117])9.
В современном языкознании не существует однозначной трактовки термина «графема». Наделение этого термина различным содержанием связано, прежде всего, с наличием различных фонологический школ и различным пониманием родственного термина «фонема» в различных научных традициях. Дескриптивисты, методологически исходя из постулата о параллелизме звукового и графического видов репрезентации речи и о копирующем характере второго, выделяют два изоморфных уровня описания: фонемный и графемный. Этот изоморфизм подчёркивается как набором единиц упомянутых уровней, так и их характеристиками и процедурами, связанными с их выделением (см. [Амирова 1977: 74], [ЛЭС 1990: 117J). Выделяя графему по аналогии с фонемой, учёные утверждают, что: графема есть класс письменных знаков (фонема - класс артикулируемых знаков), при этом письменной реализацией графемы является граф (устной реализацией фонемы является её фон); графы, отнесённые к одной графеме, представляют собой её аллографы (фоны, отнесённые к одной фонеме - её аллофоны); графический оттенок аллографа зависит от пишущего лица и графического окружения (фонетический оттенок аллофона зависит от произносящего его лица и фонетического окружения); число графем и их дистрибуция в разных языках являются различными (как и число фонем). Согласно позиции дескриптивистов, графема оказывается классом письменных символов, все члены которого находятся в позиции дополнительной дистрибуции или свободного варьирования, причём сам класс принадлежит к множеству взаимно контрастирующих классов [Амирова 1977: 75]. Наиболее ярко подобная позиция отражена в работах [Глисон 1959], [Хенигсвальд 1960] и др. Такая позиция, при которой для выделения графем предусматривается проекция операций, принятых в фонологии, на графический уровень, получила распространение и в русском языкознании (см. [Успенский 1964], [Зализняк 1979]).
Последователи Лондонской лингвистической школы, настаивающие на относительной автономии письменной формы языка, определяют графему как мельчайшую структурную единицу графической системы, выполняющую функцию различителя. При этом отсутствие прямой корреляции между графемой и фонемой объясняется двойной семантической нагрузкой письменного знака. Графема в этой трактовке рассматривается как значимая единица: графема имеет знаковый характер и получает «морфемный статус» [Макинтош 1966], [Амирова 1977: 77], [Гарбе 1985: 1, 2]. В рамках этого научного направления производные термины - аллограф, граф — получают также специфическую смысловую нагрузку: так, например, термин «граф» предлагается использовать для обозначения некоего письменного знака определённого отрезка определённого документа, термин «аллограф» - для для обозначения группы сходных письменных знаков, объединяемых в процессе графического анализа. Примером отдельного случая аллографа является употребление какого-либо члена этой группы. Ряд аллографов, не находящихся в контрастной дистрибуции, получает название «набора аллографов» вне зависимости от наличия или отсутствия графического сходства. С учётом ряда этих дефиниций раскрывается и термин «графема». Графемой называется аллограф или набор аллографов, который находится в контрастной дистрибуции со всеми другими аллографами, набором аллографов или нулём [Маклохлин 1963], [Амирова 1977:78], [Гарбе 1985:1].
Мы рассмотрели два противоположных направления в лингвистике относительно трактовки термина «графема». Многообразие мнений относительно понимания основного операционального понятия графической лингвистики этим далеко не исчерпывается. Не ставя перед собой цели в настоящем исследовании дать основательную классификацию различных точек зрения и обзор истории функционирования термина «графема», ограничимся ссылкой на известные нам работы, в которых представлены подобные классификации и обзоры: [Фляйшер 1966], [Амирова 1977], [Цюрхер 1978], [Хансен 1979], [Альтхаус 1980], [Хеллер 1980], [Гарбе 1985J, [Корт 1985], [ЛЭС 1990].
В русском (в первую очередь историческом) языкознании пользуется популярностью круг операциональных понятий графической лингвистики в том их наборе и трактовке, которые предложил А. А. Зализняк в статье «О понятии графемы» в 1979 г. (см. [Зализняк 1979], а также [НГБ-8: 96], [НГБ-10: 134, 135], [Гальченко 2000: 126]). Согласно концепции А. А. Зализняка, графема - это «совокупность всех начертаний, которые самими носителями графической системы воспринимаются „как то же самое"» [Зализняк 1979: 145]. В более поздней работе ([НГБ-10:134]) определение сформулировано несколько иначе, более точно: «графемы - это абстрактные письменные знаки, из которых любые два в силу культурно-исторической традиции в данную эпоху в данном социуме признаются различными (и, соответственно, имеют разные наименования)». Графема функционирует как знак, т. е. как двусторонняя единица, а именно, определённый класс начертаний выступает здесь как символ некоторой фонемы или фонем [Зализняк 1919: 140}. Графемы делятся на основные - используемые для записи словоформ и стоящие при этом в строке - и вспомогательные - знаки препинания, диакритические знаки и т. п. [Зализняк 1979: 137}. Исследователь уточняет, что понятие основной графемы «представляет собой важнейшее звено на пути к уточнению традиционного понятия буквы» [НГБ-10: 135]. Фактически, для исторического пласта графической лингвистики (т. е. для текстов без употребления прописных букв - инициалы не принимаются во внимание) понятие «основная графема» оказывается равнозначным понятию «буква» в понимании А. А. Зализняка («... пара графем типа А и а воспринимается как некое особое единство. В русской традиции именно оно обычно и обозначается словом «буква» [Зализняк 1979: 139]).
Классы графических систем и виды письменных источников
Прежде чем приступить к описанию картины распределения признаков различных классов графических систем в письменных памятниках разных видов, представим схематическую типологическую классификацию средневековых письменных памятников. Традиционным является разделение памятников на книжные и некнижные. Это деление чисто формально, его не следует смешивать с делением на книжные и некнижные тексты (ср., например, [Живов 1996: 31]). Определение «книжный / некнижный памятник письменности» относится прежде всего к внешнему виду памятника (например, рукопись является книжным памятником, а надпись-граффито на стене храма - некнижным). Определение «книжный / некнижный текст» относится к языку памятника. Наиболее чёткой представляется характеристика книжных и некнижных текстов, данная В. М. Живовым: «Книжные тексты характеризуются прежде всего логически упорядоченным и риторически организованным синтаксисом и употреблением признаков книжности (таких, например, как формы имперфекта или согласованные причастия в деепричастной функции); синтаксис некнижных текстов ориентирован на коммуникативную ситуацию (на то, что известно или не известно адресату), так что актуальное членение играет в нём существенно большую роль, чем логическое развёртывание, а признаки книжности не употребляются (за исключением, видимо, отдельных употреблений в клишированных формулах)» [Живов 1996:31].
Из п.3.2. очевидно, что существуют памятники, написанные в бытовых графических системах, и памятники, написанные в книжных графических системах. Если первая классификация на основании формальных признаков характеризует памятник с внешней стороны и используется прежде всего палеографами и эпиграфистами, то вторая классификация характеризует язык памятника (в первую очередь в области морфологии и синтаксиса) и важна прежде всего для лингвистов. Третья же классификация на основе выделения графической системы памятника относится исключительно к области графики.
Дихотомическое деление в рамках классификации каждого типа условно и предельно схематично. В каждой из названных классификаций возможны промежуточные типы, дальнейшее деление основных типов, различные возможности интерпретации материалов одного и того же памятника и пр. Так, например, в первой классификации особняком стоят берестяные грамоты, не относящиеся ни к корпусу книжных, ни к корпусу эпиграфических памятников. В «лингвистической» классификации выделяются два регистра в рамках книжного языка - стандартный и гибридный, при этом стандартный регистр реализуется, в первую очередь, в текстах основного корпуса, т. е. Св. Писания и богослужения, а гибридный регистр - в текстах, созданных восточнославянскими книжниками [Живов 1996: 31-32]. Оптимальной представляется классификация на основе наложения формальной и языковой характеристики памятника. В результате этого наложения берестяные грамоты, например, распадаются на «книжные» и «некнижные» (т. е. бытовые, которые составляют большинство). Пергаменные грамоты, относящиеся к гибридному регистру книжных текстов, следует причислить к книжным памятникам и к книжной письменной традиции.
Формально книжный памятник будет, как правило, написан книжным языком. С некнижными памятниками в силу разнообразия текстов дело обстоит сложнее. И всё же доминировать среди формально некнижных памятников будут, соответственно, некнижные тексты (но процентное соотношение было бы здесь не столь радикальным, как в категории книжных памятников, написанных книжным и некнижным языком).
С точки зрения соотнесения типов памятников и классов графических систем первостепенное значение имеет «лингвистическая» классификация источников. Приводим обзорную таблицу В. М. Живова (см. табл. 1), осно-ванную на лингвистической классификации . Категория «нормализованный/ненормализованный», используемая в таблице и соотносимая с моментом ориентации на образцы, является фактически противопоставлением «класс книжных/класс бытовых графических систем».
Таким образом, прежде всего бытовые графические системы можно встретить в некнижных ненормализованных текстах. Следуя формальной категории, можно охарактеризовать эти памятники как написанные не на пергамене (не книги, не дипломатические документы). Языком этих памятников является древнерусский с большей или меньшей степенью отражения диалектных особенностей речи писавшего. Как отмечает В, М, Живов, самыми яркими представителями этой категории текстов являются бытовые берестяные грамоты (о жанровой классификации и о делении берестяных грамот на бытовые и небытовые см, [НГБ-8; 91-92]), К этой же категории следует отнести многие эпиграфические тексты «некнижного» содержания (т. е. не представляющие собой цитаты из богослужебного текста, не построенные по определённой формуле типа «ги подгони рдву CBOCMY» И т. п.).
Второй категорией памятников, в которой возможно появление бытовых графических систем, являются «книжные ненормализованные» тексты. С точки зрения формальной классификации ограничений для этой категории источников не существует, т. е. это могут быть как тексты, написанные на пергамене, так и эпиграфический: материал или промежуточная категория берестяных грамот. Языком памятников, относящихся к этой категории, может являться церковнославянский (в том случае, если текст является, например, цитатой из богослужебных текстов) или древнерусский в его «стандартном» или «гибридном» варианте (если текст является оригинальным, но ориентированным на образцы книжных текстов). Тематика текстов не нуждается в особом подробном комментарии: если в случае с бытовыми источниками тематика, соответственно, бытовая, то в случае с книжными текстами тематика прежде всего церковная, религиозная. Тексты этой категории будут связаны с корпусом богослужебных текстов цитированием, реминисценциями, использованием определенных формул и пр. В таблице указан пример лишь одного текста (грамоты №419 - см. илл.З). Назовём также текст одной из приписок рукописи Поучений Кирилла Иерусалимского XI в. (ГИМ, Син. 478) на л. 271 (илл.4). Фотография этого листа была опубликована в книге М. В. Щепкиной и Т. Н. Протасьевой «Сокровища древней письменности и старой печати», посвященной обзору рукописей и старопечатных книг Государственного Исторического музея. Комментируя фотовоспроизведение приписки, авторы отмечают, что письмо «кирилловской записи XIII в.» близко «к начертаниям берестяных грамот» [Щепкина, Протасьева 1995: 96]. Такую же датировку получает приписка и в [Сводный каталог Ї984], где находим следующий комментарий: «Нал. 271 небрежным уставом XIII в. (теми же чернилами, что и запись глаголицей) две записи: одна - эмоционального характера (пословица?), другая — с характеристикой содержания рукописи ... » [Сводный каталог 1984: 84]. «Небрежность устава» записи имеет отношение, по-видимому, не только к характеру начерка букв, но и к выбору графической системы. Пишущий использовал бытовую графическую систему со смешением в парах т» - о и ь - с, а также с использованием зеркальных начертаний (н, у).
Случаи зеркального написания других букв
Случаи зеркального написания других букв относительно немногочисленны, что и послужило основанием для объединения анализа этих начертаний в одном пункте исследования. Описание случаев зеркальных вариантов отдельных букв расположены в алфавитном порядке.
Нам известно два эпиграфических текста - уже упоминавшаяся в п.4.3. надпись-азбука на пряслице из Любеча XI - нач. XII вв. (илл.96), граффито Гергия (Георгия) из Шуменской крепости (Сев.- Восточн. Болгария) втор. пол. XIII в. (илл.125) - и две новгородские берестяные грамоты (№50, 1370-е - нач. 1380-х гг. - илл.46; №463, без страт, даты, палеогр. дата - XIV в. — илл.62), в которых встречается зеркальный вариант . Помимо этого, начертание достаточно часто встречается в сфрагистическом материале (см., например, №№98, 101, 121, 125, 416, 807 и др. в каталоге [Янин 1970] или [Янин, Гайдуков 1998], илл.126-128). Разнообразие источников с точки зрения географии и хронологии свидетельствует о распространении начертания как на южно-, так и на восточнославянской территории с XI (теоретически не исключены и случаи более раннего употребления этого начертания) по XV вв.
В грамотах и обоих эпиграфических текстах буква z, во всех (пусть и немногочисленных) позициях реализуется своим зеркальным вариантом, что говорит о наличии графических систем с как отдельной графемой. Наиболее очевидным объяснением возникновения начертания является использование принципа «удобства пишущего», т. е. разворот вокруг вертикальной оси буквенного знака, несоответствующего общему направлению письма слева направо. Показательно и то, что в незаконченной азбуке на пряслице из Любеча используется не только начертание , но и начертание А также, по-видимому, по принципу «удобства пишущего» (см. п.4.3.).
Употребление ограничивается кругом некнижных памятников. Единственным известным нам примером использования начертания я является надпись на так называемом Олонецком тябле, по поводу датировки которого в науке нет единого мнения. Варианты датировки колеблются от XIII в. до рубежа XIV/XV вв. (см. [Померанцев, Масленицын 1994: 36]). Встретившееся в слове ниаолА зеркальное начертание и трудно однозначно интерпретировать в силу его единичности (илл.129). Как всегда в таких случаях, ограничимся фактом констатации знакомства автора надписи с вариантом?!.
Примеры зеркального начертания э также малочисленны. Дважды зеркальное э встречается в чеканной надписи на Большом новгородском Сионе сер. XII в. (о проблемах датировки см. [Бочаров 1969: 25], [Медынцева 2000: 152, 153] и др.) (илл.130). А. А. Медынцева объясняет появление зеркального варианта начертания в надписи особенностями техники исполнения оброн-ной чеканки, т. к. при такой технике надпись сначала чеканилась с обратной стороны зеркально, а затем следовала обработка надписи резцом с лицевой стороны [Медынцева 2000: 153, 154]. Подобное объяснение можно принять, но нельзя исключать и возможности употребления варианта о как аллографа графемы с (ср., например, использование вариантов н и и в надписи на кратере мастера Косты - см. п.4.4.).
Вторым примером употребления о является надпись на серебряном слитке (ГЭ, №598; надпись №9 по [Сотникова 1961]) из клада, найденного в с. Архангельское, Тульского уезда, Тульской губернии, и датируемого XIV в. (илл.131). В этом случае можно предположить действие принципа аналогии, т. е. влияние непосредственного буквенного окружения. А именно начертание о предвосхищает следующее за ним начертание А, при этом первыми элементами буквенных знаков, воспроизводимых при письме, является отлогая прямая, идущая сверху вниз слева направо. Не исключено, конечно, что э представляло отдельную графему у пишущего, соотносимую с графемой с в других почерках, но это всё же маловероятно.
Помимо графически неоднозначных случаев начертания ъ, при которых неясно, то ли подразумевался зеркальный вариант, то ли случайно получился нечёткий вариант обычного начертания (см., например, граффито №54 из Софии Киевской — илл.13, надпись на камне со словом «Степан» и изображением доски для игры в «мельницу» из Тверской обл. — илл.132), известны два случая, в которых интерпретировать один из буквенных знаков иначе, чем зеркальный вариант буквы ъ (т. е. г) нельзя. Это уже упоминавшееся в п.4.3. граффито №86 из Софии Новгородской (илл.133), анализ которого последует в п.4.8., а также надпись на тмутараканской каменной иконке
Глеба-Давыда, найденной в Приазовье и датируемой XI в. [Николаева 1983, №1] (илл.134). Говоря о надписи на иконке, можно предположить, что за счёт использования зеркального начертания «г автор колончатой надписи попытался разбить визуально монотонную последовательность к — к — ъ, состоящую из схожих по форме буквенных начертаний. Очевидно, что зеркальное начертание г сосуществует с обычным начертанием ъ, и оба, таким образом, представляют собой аллографы графемы ь.
Тексты с зеркальными вариантами начертаний нескольких букв
В пп.4.1. - 4.4. и 4.6. неоднократно упоминались тексты, в которых встречаются зеркальные начертания нескольких букв. Эти тексты заслуживают отдельного рассмотрения с целью возможного выявления доминирующих принципов употребления зеркальных вариантов начертаний в отдельных графических системах.
Прежде чем перейти к общему обзору текстов, содержащих зеркальные варианты начертаний нескольких букв, обратимся к анализу одного граффито из Новгородского Софийского собора (№86 по А. А. Медынцевой) (илл.133). В этой надписи, архитектурно-стратиграфически датированной 1050 - 1108(12) гг., используется вариант начертания ь и вариант начертания г (граффито упоминалось, соответственно, в пп.4.3. и 4.6.). Зеркальные начертания в надписи, на наш взгляд, употреблены по особому принципу или, если быть точнее, с особой целью, сближающей это граффито с магическими текстами, написанными зеркально (см. начало гл.4, первая категория зеркальных надписей). Прежде всего, необходимо перевести сам текст, т. к. А. А. Медынцева при публикации предложила лишь возможные варианты его интерпретации [Медынцева 1978: 81]. Предположение исследовательньицы о заклинательном характере текста представляется правомерным. При этом второе слово надписи - врєдєл, не содержащее зеркальных начертаний, является производным существительным от глагола вредитн (вередити) в значении «портить заговором, напускать порчу» (см. [Даль 1978: 179, 260]). Аналогичная модель образования отглагольных существительных наблюдается в случаях типа «лечея —лечить», «плачея —плакать», «ворожеж-ворожить» и т. п. Суффикс -ej- и окончание женского рода -а придают существительным значение «та, которая совершает определённое действие». Если в приведённых примерах этой «той» является, как правило, лицо женского пола, обладающее способностью совершать определённое действие, то в случае с новгородским граффито «той» является сама надпись-заклинание, призванная наслать порчу. Таким образом, во второй строке (во втором слове) указывается «жанр» надписи или, точнее, называется действие, которое эта надпись должна произвести. Первая же строка (первое слово) представляет собой имя «адресата», т. е. человека, на которого насылали порчу. Важным в связи с этим представляется замечание Б. А. Успенского о том, что «магическое действие, направленное на человека, оперирует с его именем (в колдовстве, в гадании и т. п.)» [Успенский 1994/2: 164]. Человека, на которого насылалась порча, звали Роглай (роглли)66. Его имя было записано с перестановкой слогов - ллирог г и использованием двух перевёрнутых букв. Оба приёма «перестановки - переворачивания» носят магический характер и основываются на уже описанном мифологическом противопоставлении бинарных оппозиций «правый/левый» - «хороший/плохой» (см. выше). По-видимому, этот оппозиционный ряд следует расширить за счёт пары «вперёд/назад». Ср. у В. И. Даля один из способов избавления от порчи [Даль 1980: 322]: порчу отхаживают назад пятами. При этом оппозицию «вперёд/назад» следут рассматривать в общем контексте явления изменения (нарушения) направления движения, а также в рамках модели нарушения регламентированных норм (ср. выше о движении хоровода и об антиповедении). Таким образом, манипуляции с именем «адресата», выраженные в перестановке частей и переворачивании отдельных элементов (графическиих знаков) этого имени, имеют одинаковую природу и не относятся к области графики. В обеих частях имени, подвергшихся перестановке, содержится по одному зеркальному начертанию: в части лли единственной несимметричной буквой была д, которая и подверглась повороту вокруг вертикальной оси; в части рог г зеркально написана последняя буква. В связи с этим важно отметить также наличие вертикальной черты в конце первой строки надписи (непосредственно после г), призванной, на наш взгляд, отделить магическую часть текста (имя) от немагической (определение самого действия — нанесения порчи). Таким образом, зеркальный вариант «г мог иметь и дополнительную функцию маркера границы текстового пространства. Можно предположить, что зеркальные начертания А и «г не входили в графическую систему пишущего как варианты графем лит».
Основной корпус текстов, содержащих зеркальные начертания нескольких букв одновременно, составляют берестяные грамоты67 (№№50, 80, 99, 120,147, 191,225,296, 301,404,419,460,463,482,560, 658, 723, Ст. Р. 14, Ст. Р. 21а). Примерами таких текстов являются также одна из приписок на поле рукописи паремийника №50 (РГАДА (ЦГАДА), ф.381), надпись на гранях сланцевого оселка (надпись 32 по [НГБ-9]), граффито из ц. Спаса на Не-редице (№33 по Т. В. Рождественской), два киевских граффити (№29 и №208 по С. А. Высоцкому) и надпись на пряслице из Любеча. Хронологический разброс текстов - с XI по XV в.
Очевидное разнообразие сочетаний различных зеркальных вариантов само по себе свидетельствует о невозможности выделения одного принципа их употребления для всех текстов. Также как и зеркальные начертания отдельных букв, так и совокупность нескольких зеркальных вариантов подчинялись различным принципам, при возможном выделении одного ведущего принципа для отдельных источников. Например, по принципу «удобства пишущего» использовались зеркальные начертания А+, у+, у+н и подобные. По принципу унификации схоэюих графем - начертания A+W, А+уо (см. также п.4.3.). Часто различные принципы использования зеркальных вариантов сочетались в одном источнике. При этом зеркальные начертания, усвоенные в процессе обучения грамоте (например, и), сосуществуют с зеркальными начертаниями, возникшими при практике письма у отдельного пишущего (например, у, , и) (см. грамоты 463, 301 - илл.62, 106 и др.). Можно предположить, что наличие зеркального начертания в исходно усвоенной графической системе и его невольное противопоставление незеркальному варианту той же буквы в графических системах других пишущих, служило основанием для использования зеркальных начертаний и для других букв первоначально усвоенной системы, делая нерелевантным сам факт оборота буквенного знака вокруг вертикальной оси. Разнообразием сочетаемости принципов использования зеркальных вариантов начертаний в рамках одного текста объясняется и сосуществование только зеркального варианта начертания для одной бук 190 вы, с одной стороны, и зеркального и обычного вариантов для другой буквы, с другой стороны (например, А и ю/оі в грамоте 191 - см. илл.52, q и уо/оу в грамоте 99 - см. илл.63).
