Содержание к диссертации
Введение
Глава 1. Источниковая база исследования
1.1. Историографические источники 33
1.2. Исторические источники 54
Глава 2. Становление концептуальных подходов к проблеме происхождения варяжской руси в отечественной историографии XVIII в.
2.1. Исторические сочинения XVI - XVII вв. о происхождении народа и имени русь 71
2.2. Переосмысление и адаптация версий предшествующего периода в историографии XVIII в 103
2.3. Библейская генеалогия руси в трудах А.И. Манкиева, В.К. Тредиаковского и М.М. Щербатова 109
2.4. Скандинавская и роксоланская концепции в сочинениях Г.Ф. Миллера, М.В. Ломоносова и Ф.А. Эмина 116
2.5. Финская и сарматская концепции 139
2.6. Развитие скандинавской концепции во второй половине XVIII в 145
Глава 3. Варяжская русь в контексте дискуссии по «норманскому вопросу» в отечественной исторической науке XIX в.
3.1. Проблемы первоначальной локализации варяжской руси и этимологии имени русь в рамках скандинавской концепции первой половины XIX в 152
3.2. Поиски неславянской альтернативы скандинавской концепции: тюрко-хазарская и фризская русь 175
3.3. Проблема множественности «Русий» и славянские концепции происхождения руси в 1830 - 1840-х гг 187
3.4. Проблема происхождения руси в 1860- 1890-е гг 203
3.5. Критика скандинавской концепции происхождения варяжской руси 224
Заключение 246
Список использованных источников и литературы 267
Список сокращений 308
- Переосмысление и адаптация версий предшествующего периода в историографии XVIII в
- Скандинавская и роксоланская концепции в сочинениях Г.Ф. Миллера, М.В. Ломоносова и Ф.А. Эмина
- Поиски неславянской альтернативы скандинавской концепции: тюрко-хазарская и фризская русь
- Критика скандинавской концепции происхождения варяжской руси
Введение к работе
Актуальность темы исследования. В рамках варяго-рус-ского вопроса одной из наиболее дискуссионных является проблема происхождения руси, призванной, согласно ПВЛ, в 862 г. В летописной статье русь представлена как варяжское племя: «ся зваху тьи варязи русь, яко се друзии зъвут-ся свие, друзии же урмане, анъгляне, друзии гъте, тако и си»1. На основе данного летописного сообщения в отечественной исторической науке возник термин «варяги-россы» или «варяжская русь», который активно использовался в XVIII-XIX вв.
Проблему происхождения варяжской руси можно разделить на три компонента: 1) этническая принадлежность первоначальных носителей имени русь; 2) этимология и семантика собственно имени русь; 3) соотношение руси и варягов. Проблема происхождения варяжской_не совпадает, таким образом, ни с проблемами этнической принадлежности варягов и семантики самого термина «варяг», ни с проблемой происхождения русского народа.
Актуальность темы обусловлена несколькими обстоятельствами. Первое связано с непреходящей научной значимостью варяго-русского вопроса вообще как ключевого при реконструкции событий отечественной истории IX—X вв. Второе обстоятельство определяется тем, что в последнее десятилетие произошло обострение дискуссии вокруг проблем начальной истории Руси2. Важно подчеркнуть, что обоснование позиций ведется с широким привлечением историографического материала. В-третьих, почти три столетия научного изучения варяго-русского вопроса породили обширную исследовательскую литературу. В этой связи также представляется актуальным подробное рассмотрение историографии одной из центральных для варяго-русского вопроса проблем.
Объектом исследования является совокупность научной литературы, изданной в России в XVIII—XIX вв., в которой
1 Повесть временных лет. СПб., 2007. С. 13.
2 Мельникова Е.А. Ренессанс средневековья? Размышления о мифот
ворчестве в современной исторической науке // Родина. 2009. № 3. С. 66—
58. № 5. С. 55-57.
рассматривается комплекс проблем, связанный с начальным периодом истории Руси.
Предметом исследования выступает формирование и развитие концепций и их аргументации по проблеме происхождения варяжской руси в работах отечественных авторов XVIII-XIX вв.
Хронологические рамки исследования. Нижней хронологической границей определен XVIII в., поскольку именно в этом столетии формируется отечественная историческая наука, которая с самого начала обратилась к разрешению вопроса о происхождении варяжской руси. Верхняя граница не выходит за рамки XIX в. по двум причинам. Во-первых, для первой половины XX в. научные дискуссии по теме уже подверглись тщательному историографическому изучению1. Во-вторых, на рубеже XIX—XX вв. при разрешении вопроса о происхождении варяжской руси начинают активно использоваться данные археологии, уточняется этимология имени русъ и совершенствуются методы работы с летописями, что придало дискуссии новые, в сравнении с рассматриваемым периодом, черты.
Территориальные рамки исследования включают территорию Российской империи. К исследованию привлекается сочинения по теме на иностранных языках, изданные за пределами России, либо переводы данных работ, изданные в России, в том случае, если эти сочинения оказали значительное влияние на отечественные концепции происхождения варяжской руси2. В одном случае проанализирована работа, вышедшая в ближнем зарубежье, на русском языке, автор которой опирался на работы отечественных авторов3.
Степень изученности темы. С определенной долей условности можно утверждать, что историографические обзо-
1 Мошин В.А. Варяго-русский вопрос// Slavia. 1931. Roc. X. Ses. 3. С.
501-537; Погодин А.Л. Варяги и Русь // Записки Русского научного ин
ститута в Белграде. 1932. Вып. 7. С. 93-135; Шаскольский И.П. Нор-
манская теория в современной буржуазной науке. М.; Л., 1965.
2 Thunmann J. Untersuchungen uber die Geschichte der ostlichen
europaischen Volker..T. I. Leipzig, 1774; Шлецер А.Л. Нестор. Т. I. СПб.,
1809; Томсен В. Начало Русского государства. СПб., 1891.
3 Например, в диссертации рассматривается работа Ф.И. Свистуна,
опубликованная во Львове в 1887 г., когда этот город входил в состав
Австро-Венгерской империи.
ры дискуссии по варяго-русскому вопросу появляются в первой половине XVIII в., однако они не были последовательными и полными. Статья Г.З. Байера «О варягах» (1735 г.) включала критику предшествующей историографии, но замечания Г.З. Байера рассеяны по его сочинению, не составляя единого блока1. Сходным образом историографический материал представлен у В.Н. Татищева, Ф.А. Эмина и В.К. Тредиаковского2.
Г.Ф. Миллер впервые дал структурированный обзор различных мнений о происхождении «имени и народа российского». Он рассмотрел библейскую и роксоланскую версии происхождения русских, а также версии, выводящие русь от скифов, «рассеяния», русых волос, «сильного крика», от «князя Руса брата Чехова и Лехова», от города Старой Руссы. Основная задача историка в этом обзоре — критика мнений предшественников3.
В XIX в., критикуя своих предшественников, многие авторы обращались к историографии варяго-русского вопроса. Следует выделить работы А.Л. Шлецера, Н.М. Карамзина, Г. Эверса, К.Н. Бестужева-Рюмина, А. Куника, В. Томсена, Ф.А. Брауна и др.4 Все они в различной степени касались истории изучения вопроса о происхождения варяжской руси.
Более подробно и систематически вопросы научного изучения темы рассматривали М.П. Погодин, М.А. Максимович, С.А. Гедеонов, Й.Е. Забелин. В двух своих работах 1825 и 1846 гг. М.П. Погодин представил взгляды историков XVIII—XIX вв., остановившись на концепции Г. Эверса.
1 См.: Байер Г.З. О варягах. СПб., 1767;
2 Татищев В.Н. История российская с самых древнейших времен. Кн.
1. Ч. 1-2. СПб., 1768-1769; Эмин Ф.А. Российская история. Т. I. СПб,
1767. С. 35-37; Тредиаковский В.К. Сочинения. СПб., 1849. Т. 3. С. 317-
539.
3 Миллер Г.Ф. О происхождении имени и народа российского // Фо
мин В.В. Ломоносов. М., 2006. С. 368-372.
4 Шлецер А.Л. Указ. соч. С. 359-394; Карамзин Н.М. История госу
дарства российского. Т. I. СПб., 1818. Прим. 105-108, 111, 113; Эверс Г.
Предварительные критические исследования для российской истории. Кн.
1-2. СПб., 1825. С. 60-61, 64-65, 105-112, 151; Савельев-Ростиславич
Н.В. Славянский сборник. СПб., 1845. С. V-CCXXXIX; Бестужев-Рюмин
К.Н. Русская история Т. I. С. 88-96; Куник А.А. Дополнения // Дорн Б.
Каспий. СПб., 1875. С. 445—451; Томсен В. Начало Русского государства
// Из истории русской культуры. Т. П. Кн. 1. М., 2002. С. 152; 195-196;
Браун Ф.А. Варяжский вопрос // Брокгауз Ф.А., Ефрон И.А. Энциклопе
дический словарь. Т. Va. СПб., 1892. С. 570-573.
М.П. Погодин из вопроса о происхождении варягов-руси выделил и рассмотрел в специальной главе вопрос о происхождении имени русъ1.
М.А. Максимович приводил мнения В.Н. Татищева, М.В. Ломоносова, А.Л. Шлецера, Н.М. Карамзина, Г. Эвер-са, Н.А. Полевого, П.Г. Буткова и других, не рассматривая подробно их систему аргументов. Историк выделял четыре основные «школы» в вопросе о происхождении руси: 1) «старая русская или Ломоносовская»; 2) «Татищево-Болтинская»; 3) «Байеро-Шлецеровская»; 4) «Чеботарево-Эверсовская»2.
В опубликованном в 1862 и 1876 гг. разборе скандинавской концепции СА. Гедеонов разделил ее зависимости от подхода к происхождению первоначальной руси на две «системы»: «тунманно-шлецеровскую» (к которой примыкал Ф. Круг) и «погодинскую» (к ней помимо М.П. Погодина принадлежали Ф. Крузе, А.А. Куник, П.Г. Бутков и другие)3.
И.Е. Забелин выделил «два лагеря»: сторонников скандинавского и славянского происхождения варяжской руси. «Руководителем» первого «лагеря» автор считал А.Л. Шлецера, а второго — Ю.И. Венелина. «Славянская школа» 1830— 1840-х гг., по наблюдению И.Е. Забелина, основывалась только «на здравых рассуждениях» и характеризовалась отсутствием «критической обработки источников». «Наученую почву» славянская школа встала только благодаря трудам С.А. Гедеонова4.
В XX в. историографию варяго-русского вопроса первым подробно рассмотрел М.К. Любавский. Он в 1916 г. выделял четыре основных подхода к происхождению варяжской руси: «мнение о славяно-балтийском происхождении варягов и руси» (М.В. Ломоносова, Ф.Л. Морошкина и И.Е. Забелина), «теории» туземного (СА. Гедеонов, Д.И. Иловайский) и готского (А.С Будилович) происхождения руси, а также скандинавскую концепцию5.
1 Погодин М.П. О происхождении Руси. М., 1825; Его же. Исследова
ния, замечания и лекции по русской истории. Т. II. С. 93-318. .
2 Максимович М.А. Откуда идет Русская земля. Киев, 1837. С. 10-13,
57-68, 82-88, 125-130, 144-147. ппгг
3 Гедеонов СА. Варяги и русь. Ч. 2. СПб., 1876. С. 397.
4 Забелин И.Е. История русской жизни. Ч. 1. М., 1876. С. 37-201.
6 Любавский М.К. Лекции по древней русской истории до конца XVI в. СПб., 2000. С. 70 - 74.
Наиболее фундаментальной работой по историографии варяго-русского вопроса является статья В.А. Мошина, опубликованная в 1931 г.1 Работа построена по хронологическому принципу и последовательно показывает развитие дискуссии, что, однако, затрудняет рассмотрение отдельных аспектов варяго-русского вопроса. Весьма подробно изложены автором концепции и аргументы авторов XIX — начала XX в., однако концепции XVIII в. рассмотрены очень кратко, немного места уделено и воззрениям XVI—XVII вв. В.А. Мошин мало сравнивал аргументацию исследователей между собой, ограничиваясь изложением их позиций, но изложением весьма точным, а в отдельных случаях довольно пространным. Например, подробно представлены соображения А.А. Куника о происхождении термина русь, высказанные им в 1844 и 1875 гг. Подробно показана критика С.А. Гедеоновым системы А.А. Куника. В то же время взгляды И. Тунманна, А.Л. Шлецера, М.П. Погодина изложены весьма кратко.
В итоге В.А. Мошин выделил «норманнскую» и «анти-норманскую» концепции происхождения руси. Представители «норманской группы», согласно его наблюдениям, «сходятся в вопросе о скандинавском происхождении руси, но расходятся в вопросе о древнейшей родине руси». Кроме того, норманисты «расходятся в лингвистическом толковании имен русь и варяги». «Много больше несогласий, по мнению В.А. Мошина, существуют между антинорманиста-ми», одни из которых считают русь автохтонным славянским народом, другие видят в руси финнов, литовцев, венгров, хазар или готов. Кроме того, В.А. Мошин выделял мнение, согласно которому под термином русь следует понимать не народ, а дружину, составленную из «людей, которые волей или неволей оставили свою родину и были вынуждены искать счастья на морях или в землях чужих»2.
В 1967 г. И.П. Шаскольский выпустил статью, где некоторое внимание уделено эволюции скандинавской концепции происхождения термина русь в XIX в. Вопрос о термине русь представлялся автору крайне важным, поскольку его специфическое решение являлось «одной из основ нор-
1 Мошин В.А. Указ. соч. Ses. 1-3.
2 Мошин В.А. Указ. соч. Ses 3. С. 531-537.
манской теории». Появление скандинавской этимологии имени русъ И.П. Шаскольский не совсем верно связывал с И. Тунманном, «впервые обратившим внимание на то, что финны и эсты называют шведов именем Ruotsi». И.П. Шаскольский изложил последовательное развитие лингвистической стороны скандинавской концепции, представив схемы А.Л. Шлецера и А.А. Куника, где имя русъ выводилось от обозначения жителей Рослагена (*Rodhsin) через финское Ruotsi. Кроме того, было рассмотрено мнение В. Томсе-на, предложившего для Ruotsi новую исходную словоформу — *ropsmenn. Следует отметить, что И.П. Шаскольский разбирал лишь лингвистические аргументы авторов, не уделяя внимания аргументации на основе нарративных источников1.
В 1989 г., комментируя сочинение Константина Багрянородного, Е.А. Мельникова и В.Я. Петрухин дали краткую характеристику различным концепциям происхождения имени русъ. Для историографии вопроса существенна предложенная авторами систематизация. Всего было выделено 7 этимологии: скандинавская, «среднеднепровская» (с иранскими языковыми корнями), «исконно славянская», «готская», «прибалтийско-славянская», «кельтская» и «ин-доарийская». Применительно к XIX в. приведены несколько схем (А.А. Куника, В. Томсена, С.А. Гедеонова, А.С. Будиловича, Ф.А. Брауна) с указанием, главным образом, их лингвистической аргументации2.
В 1997 г. была опубликована монография А.А. Хлевова, где автор последовательно изложил историю изучения вопроса о роли скандинавов в образовании Древнерусского государства. Проблемы происхождения варягов, руси, а также термина русъ выделены А.А. Хлевовым специально и им уделено достаточно заметное место при рассмотрении историографии. Но вследствие небольшого объема исследования позиции далеко не всех историков XVIII—XIX вв. отражены в тексте3.
1 Шаскольский И.П. Вопрос о происхождении имени «Русь» // Кри
тика новейшей буржуазной историографии. Л. 1967. С. 131—135.
2 Мельникова Е.А., Петрухин В.Я. Комментарий // Константин Баг
рянородный. Об управлении империей. М., 1989. С. 297—304.
3 Хлевов А.А. Норманская проблема в отечественной исторической
науке. СПб., 1997. С. 6-43.
В последние годы значительно активизировалось анти-норманисткое направление в историографии. Среди анти-норманистских работ следует выделить статьи и монографии В.В. Фомина, посвященные историографии варяго-рус-ского вопроса. Развитие дискуссии по этому вопросу представлено В. В. Фоминым как последовательное опровержение взглядов «норманистов», «изобретавших» все новые аргументы, являвшиеся «научно несостоятельными». С этой точки зрения В.В. Фомин рассмотрел и концепции истори-ков-норманистов о происхождении термина русъ1.
В 2009 г. была выпущена монография Л.С. Клейна «Спор о варягах», составленная из написанных в разное время работ автора, его коллег и учеников. В числе прочих Л.С. Клейн рассмотрел положения норманистов и антинорманистов по вопросу о происхождении имени русъ2. Достоинство работы заключается в четком выделении конкретной аргументации в пользу или против скандинавского происхождения варяжской руси, что позволяет сравнить доказательность позиций норманистов и антинорманистов. Недостатки работы в том, что представленные аргументы, зачастую, не соотнесены с конкретными исследователями, не изложена подробно история дискуссии (за исключением трех публичных диспутов), автор не дает более дробной систематизации концепций, ограничиваясь выделением двух указанных.
Таким образом, можно отметить, что концепции происхождения варяжской руси в отечественной исторической науке рассматривались в основном в контексте историографических обзоров по варяго-русскому вопросу. При этом обзор истории вопроса давался в работах посвященных его решению, что обуславливало исключительно утилитарное понимание историографии как раздела исследования, где опровергаются (либо подтверждаются) концепции и аргументы историков.
Целью исследования является комплексный анализ концептуальных подходов отечественных историков XVIII—XIX вв. к проблеме происхождения варяжской руси.
1 Фомин В.В. Варяги и варяжская русь. М., 2005; Его ate. Норманис-
тская версия происхождения имени «русь» // История и историки. 2007.
М., 2009. С. 11-70.
2 Клейн Л.С. Спор о варягах. СПб., 2009. С. 60-71.
Исходя из цели исследования, в рамках данной работы необходимо решить следующие задачи:
установить исходные представления о происхождении варягов и руси, которые бытовали к началу XVIII в.;
определить теоретико-методологические основы изучения различными поколениями историков XVIII—XIX вв. начальной истории Руси;
выявить источники, на которые опирались отечественные историки, формируя концепции происхождения варяжской руси, проследить процесс введения данных источников в научный оборот и совершенствование методов работы с ними;
рассмотреть, каким образом решались ключевые проблемы, выделенные в составе вопроса о происхождении варяжской руси, провести компаративный анализ аргументации исследователей, проследить ее изменение и развитие;
определить степень влияния на взгляды отечественных историков указанного периода исследований зарубежных авторов;
показать место рассмотренных аргументов и концепций в рамках более общей проблематики, а также оценить результаты, достигнутые наукой XVIII-XIX вв. в свете современных научных знаний по проблеме.
Методологической основой исследования являются принципы историзма и научной объективности. Применительно к историографическому исследованию принцип историзма подразумевает рассмотрение взглядов историков в динамике и в связи с теми факторами, которые их обусловили, требует внимания к уровню развития исторической науки в рассматриваемую эпоху.
В исследовании использован также историко-системный метод, который выражается в том, что историческая наука рассматривается в контексте развития общества, изменений в формулировке актуальных проблем общественной жизни, в философской и политической мысли данного периода. Понимание системности во многом обусловлено требованиями методологии интеллектуальной истории, которые предполагают исследования интеллектуальной деятельности в их конкретном социокультурном контексте. Историко-ге-нетический метод применяется при изучении истоков и раз-
вития различных концепций и совершенствования аргументации историков. Историко-сравнительный метод используется широко при сопоставлении различных концепций.
Также используются методы: периодизаций, проблемно-хронологический и ретроспективного анализа. Исследование ведется с учетом историко-антропологического подхода, что означает внимание к личным связям между историками, их политико-идеологическим позициям. В методологическом плане при исследовании историографии является весьма важным положение О.М. Медушевской о том, что любое историческое знание есть результат «интерпретации дошедших до нас произведений изучаемой эпохи» историком1. Исходя из этого, аннулируется представление о том, что одни исследователи могут непосредственно и правильным образом воспринимать источник, а другие превратно его толкуют.
Научная новизна заключается в постановке проблемы, поскольку отсутствует аналогичное исследование, в рамках которого проводился бы комплексный анализ концептуальных подходов отечественных авторов XVIII—XIX вв. к проблеме происхождения варяжской руси. Впервые акцент сделан на изучении источниковой базы работ различных направлений, их аргументации и совершенствования методов исследования применительно к имеющемуся материалу.
Практическая значимость исследования. Результаты исследования могут быть использованы при разработке проблем начальной истории Руси, позволяя оценить степень изученности вопроса о происхождении варяжской руси в историографии XVIII—XIX вв. Кроме того, результаты исследования могут учитываться при разработке общих и специальных курсов по отечественной историографии XVIII—XIX вв.
Апробация результатов исследования проводилась в рамках региональных, всероссийских и международных научных конференций в Екатеринбурге (2009, 2010), Москве (2010, 2011), Самаре (2010), Саратове (2011). Кроме того, отдельные положения диссертации обсуждались в рамках проблемного семинара по древней и новой истории России на кафедре истории России исторического факультета Уральского федерального университета, а также на заседаниях Уральского отделе-
1 Медушевская О.М. Теория и методология когнитивной историй. М., 2008. С. 70.
ния Российского общества интеллектуальной истории и отражены в 9 научных работах общим объемом 3,6 п.л.
Структура работы. Диссертация состоит из введения, трех глав, заключения, списка использованных источников и литературы и списка сокращений.
Переосмысление и адаптация версий предшествующего периода в историографии XVIII в
В XVIII в. отечественная историческая наука переживала период своего становления. Утверждавшийся рационализм приводил к тому, что в историописании все активнее и последовательнее начинают критиковаться мнения предшествующего периода.
Стремление писать рациональную историю подталкивало авторов XVIII в. к критическому восприятию характерных для предыдущего периода попыток отыскать корни славянских, скандинавских и прочих народов, не имевших собственной письменной истории до эпохи Высокого Средневековья, в античных источниках и в Библии. Если некоторым историкам XVIII столетия поиск этих корней казался трудным и сомнительным делом, то другие, наиболее критически настроенные, отрицали его принципиальную возможность. Одним из таких гиперкритиков был А.Л. Шлецер. Он видел причину интереса к античным и библейским генеалогиям в том, что позднейшим писателям исторических сочинений из Восточной и Северной Европы «несносно кажется, что ни Моисей, ни Геродот, ни Плиний, не говорят ни слова о их севере, почему в VI столетии Иордан начал выводить в свет скифов и сарматов, от чего сделалась престрашная сумятица, которую только Байер укрощать начал».456 Шлецер также критиковал в целом представления об этногенезе народов «во младенчестве исторической науки», когда «прадеды наши... предполагали, что как предки каждого человека существовали за 2000 и более лет, так подобно сему и каждый народ после столпотворения долженствовал существовать».457
Сентенции по адресу баснословия и баснословных мнений предшествующих веков это - общее место многих исторических сочинений XVIII в. Так, например, защищая свою концепцию этимологии слова «русь» от цвета волос, В.Н. Татищев иронически указывает на неких «многих», которым это имя не нравится «потому, что ни от Библии, ни от богов баснословных произвесть и равно другим баснословным родословиям причесть не можно».
Постепенная выработка источниковедческой теории и совершенствование методов работы с источниками приводит некоторых историков XVIII в. к пониманию фундаментального различия между источником и исследованием.459 Версии предшествующего периода постепенно начинают делиться на исходящие непосредственно из источников (как, например, варяжская) и те, которые возникли в позднейшей литературе. Последние в XVIII в. начинают активно критиковаться.
Наиболее основательному разбору подверглась самая популярная в европейском ученом сообществе XVI - XVII вв. роксоланская версия. Развернутую ее критику дал Г.Ф. Миллер, во многом потому, что роксоланской версии придерживался М.В. Ломоносов, с которым Миллер вступил в очную дискуссию. Миллер выделял несколько сильных сторон в роксоланской версии происхождения руси. Во-первых, «сходство между оными двумя именами (роксоланы и россияне - С.С.) нарочито велико». Во-вторых, единство территории («ненадобно вести народ из другой части света»). В-третьих, авторитетность версии: мнение о роксоланах как родоначальниках русских «многими за бесспорное принято», от роксолан в ранней работе производил название «русь» Байер, а «сверх того сие мнение несколько подтверждено покойным архиепископом Феофаном (Прокоповичем -С.С.)».460
Затем, Миллер уже с новых методологических позиций указывал, что «к доказательству не довольно одного имян сходства», равно как и того, что роксоланы проживали в российских пределах. Доказать тождество русских и роксолан, согласно Миллеру, возможно только обратившись к выяснению принадлежности последних («каким языком говорили»), установив, как имя роксолан изменилось в русское, а также приведя свидетельства исторических источников, подтверждающих переселение роксолан с юга на север. Что касается исторических свидетельств, то они, по мнению Миллера, как раз доказывают небытие роксолан после IV в. Здесь Миллер опирался на свидетельство Иордана о том, что роксоланы «от идущих для завоевания Паннонии гуннов... были прогнаны и в странах западных рассеяны. Чего ради, - заключал Миллер, - их имя более не употреблено ни от какого последующих времен писателя».461
В.Н. Татищев также подверг критике роксоланскую версию. Коснувшись в специальной главе сведений о местообитании алан и роксолан по античным сочинениям, он писал, что последних «за предков имени руси неправо» полагают462 и от «того имя настоящее «Россия» хотят произвести», в то время как, последнее появилось лишь в XV в.463 Он считал, что не имеется доказательств тому, что руссы «от них (роксолан - С.С.) произошли, или имя прияли». Здесь следует отметить, что Татищев разделяет два варианта роксоланской концепции: 1) декларирующую генетическое родство русских и роксолан и 2) предполагавшую только заимствование имени «русь» от роксолан. Тем не менее, он не отрицал, что «руссы елико сарматы с ними (роксоланами - С.С.) одного рода были». Отождествление роксолан и алан авторами XVI - XVII вв. со славянами, Татищев объясняет тем, что роксоланы «со многими другими, а более со славяны совокупясь воевали... [это] многих писателей в погрешность привело, что их за славян почитать, а от них имя «Россия» неправильно производить начали».464
Помимо роксоланской критиковалась также и эпонимическая версия происхождения имени «русь». В.Н. Татищев верно связал происхождение эпонимической версии с польской историографией, что, по его мнению, исключало ее достоверность. Чтобы опровергнуть эти «басни» по Татищеву достаточно античных историков, которые иначе преподносят историю расселения славян, чем эпонимическая концепция.
С других позиций подходил к критике эпонимической версии В.К. Тредиаковский. Он приводит сначала мнение польских авторов XVI - XVII вв. , а затем их критиков - Г.З. Байера и X. Целлария. Причем более всего ему импонируют взгляды последнего, согласно которым не Рус пришел в Россию, а наоборот «славяне вышли из России» и основали государства Польское и Чешское. Таким образом, критика Тредиаковского не основана на смене методологических ориентиров и отказе от этимологизирования, а продиктована стремлением обозначить пределы будущей России как первоначальное место обитания славян.
Критика эпонимических легенд вообще имеется и в сочинении Екатерины П. Воспроизводя рассказ о переселении князей Славена и Скифа с Дуная на север, она заключает, что «тут видится баснословие, смешанное с истиною. Князьям едва ли не дано ли имян народов Славян и Скифов. Князья названы братьями, хотя Славяне и Скифы были народы разные».467 Шлецер, комментируя сведения Воскресенской летописи о том, что славяне прозвались русью от реки Русы, считал их позднейшими «подделками», которых даже «Татищев не принял в свой временник».
Несмотря на то, что в XVIII в. активно критиковались эпонимические версии происхождения руси и других народов, представление о возможности и даже обычности такого способа происхождения народного имени сохранялось. Например, Татищев, несмотря на неприятие версии о Русе как предке русских, писал, что народы «в самой древности наиболее имена от своих государей или праотцов воспринимали».469 Интересно, что М.В. Ломоносов в своей «Древней Российской истории» принял существование Леха и Чеха, но не Руса.470
Скандинавская и роксоланская концепции в сочинениях Г.Ф. Миллера, М.В. Ломоносова и Ф.А. Эмина
В XVIII в. на основе варяжской версии создается новая, скандинавская концепция происхождения варяжской руси, которая в начале XIX в. становится главенствующей. Следует разделять время возникновения скандинавской концепции происхождения варягов и имени руси. Принадлежность варягов к скандинавам в своей статье «О варягах» (1735 г.) обосновывал Г.З. Байер. В историографии считалось, что он вообще первым предложил подобное мнение. «Байер оказался «правофланговым», - писал М.А. Алпатов, -в длинной шеренге норманистов, с него загорелся весь «сыр-бор».5 4 Однако предшественниками Байера можно считать некоторых шведских историописателей XVII -начала XVIII вв. (в частности, П. Петрея и О. Рюдбека), на что в свое время указывал А.А. Куник, а в наши дни В.В. Фомин.
Следует заметить, что мысль о скандинавском происхождении варягов в отечественной историографии высказал первым, вероятно, Г.Ф. Миллер в своей статье 1732 г.526 Байер был знаком с ней, как и с сочинением П. Петрея. Именно подходы Миллера и шведских историописателей, вероятно, создали у Байера определенное общее представление о предмете. Таким образом, Байер не являлся ни первым из тех, кто вообще постулировал скандинавское происхождение варягов, ни даже первым в отечественной историографии. Но ему принадлежала наиболее значимая на тот момент система аргументации (скандинавские имена князей, скандинавская этимология слова варяг, обоснование связи варягов с византийскими варангами и скандинавскими вэрингами). Однако Байер не утверждал скандинавское происхождение руси и имени русъ.
В этом направлении начал развивать взгляды Байера Г.Ф. Миллер в своей диссертации 1749 г. Диссертацию Миллера можно разделить на 6 условных частей. Первая часть — «техническая» и по объему совсем невелика. Она содержит похвалу императрице Елизавете Петровне, соединенную с рассуждением о функциях Академии наук, а также обоснование темы и цели сочинения. Затем следует краткий анализ высказывавшихся мнений по поводу происхождения имени и народа русъ. Далее, Миллер переходил к изложению славянской истории до призвания Рюрика. Четвертая, самая спорная часть сочинения, вызвавшая сомнения в политической благонадежности и исторической достоверности (она же самая большая по объему часть), начинается со слов «сего довольно о славянах» и занимает Vi объема речи. Рассеянные по этой части замечания о том, что древним русским языком был варяжский (скандинавский), а также представления о численности скандинавов на Руси, стали удобной мишенью для критики со стороны Ломоносова. Пятая часть посвящена рассказу о событиях после изгнания варягов и обстоятельствам их призвания. Там же содержится рассказ об Аскольде и Дире и, главное, имя руси связывается с "Ruotsi". В финальной части Миллер «дабы окончание сеи речи началу оной соответствовало», возвращался к похвале императрице.
Критикуя библейскую, эпонимическую, топонимическую, роксоланскую и т.п. версии происхождения руси, бытовавшие в XVI - XVII вв., Миллер останавливался на варяжской версии, которая служила для него отправной точкой. Он выстраивал свои рассуждения следующим образом. Во-первых, в летописи появление имени русъ связано с варягами. Миллер указывал на соответствующий летописный отрывок: «от тех варягов находников прозвашася русь и оттоле словет Русская земля»528 и отмечал, что это же подтверждают и степенные книги. Важно подчеркнуть, что Миллер древнейшей формой этнонима русских считал русь, на что он специально указывал во время спора с Ломоносовым. Во-вторых, варяги являлись скандинавами, что, по мнению Миллера доказал Г.З. Байер. Однако, закономерно предполагая происхождения имени русь из Скандинавии, Миллер не мог, о чем он и пишет, обнаружить там «сего имени следов». Далее, он замечал, что «финны шведов, неведомо по какой причине, и поныне называют россами, по их языку россалейне», в то же время современных русских именуя «веннелейне, то есть венедами». Следовательно, заключал историк, «новгородские славяне, услышав имя россов от финнов, оным всех из северных стран пришельцов нарицали, почему и варяги от славян россианами названы. А потом и сами славяне, будучи под владением варягов, имя россиан приняли», так же, как галлы стали называться франками, а британцы англичанами.
Таким образом, Миллер первым в отечественной историографии указал на заимствование имени русь восточными славянами через посредство финнов. Этимология др.-русск. Русь фин. Ruotsi (у Миллера россалейне), по-видимому, не фигурировала ранее и в зарубежной историографии, однако слово Ruotsi и его производные уже были замечены в шведской литературе. И.П. Шаскольский указывал, что «шведский ученый И. Буреус... в своем словаре древнешведского языка выводил финское слово Ruotsolainen -«швед», производное от Ruotsi - «Швеция», от древних названий области Рослаген531 Rodhen и Rodhzlagen, а эти названия от го- "грести" и rodher- "гребец"».532 В Швеции во второй половине XVII - первой половине XVIII вв. укоренилось мнение о том, что финское название Швеции - Ruotsi происходит от шведского Рослагена. Об этом, например, писал в своем сочинении Ф.И. Страленберг, со ссылкой на шведского востоковеда X. Бреннера (1669 - 1732): «финны шведское государство Родслаген назвали (ибо шведское слово Родаре в немецком языке гребца значит)».
Поиски неславянской альтернативы скандинавской концепции: тюрко-хазарская и фризская русь
Рассматривая концепции, которые обычно причисляют к антинорманистским, следует обратить внимание, в первую очередь, на их подход к источникам. То есть на круг источников, который используется в данных работах и приемы источниковедческой критики. Следует оговориться, что значительная составляющая антинорманистских работ посвящена опровержению тезиса о скандинавском происхождении руси. Эта контраргументация будет рассмотрена в отдельном параграфе.
Нужно различать среди антинорманистских концепций, те, что создавались в рамках славянофильского дискурса 1830-1840-х гг. (Ю.И. Венелин, Ф.Л. Морошкин, М.А. Максимович, Н.В. Савельев-Ростиславич и другие) и те, что были предложены в 1810-1820-х гг. (Г. Эверс, Г.Ф. Голлман). Последние обычно не связывали первоначальную русь со славянами, пытаясь отыскать ее корни в тюркских или германских народах.
В 1810 - 1820-х гг. среди всех критиков скандинавской концепции наибольшей популярностью пользовались взгляды Г. Эверса, выдвинувшего концепцию руси тюрко-хазарского происхождения. Проблема происхождения руси связана у Эверса с ответом на два важных вопроса, «на которые не прямо отвечает нам Нестор»: «Где обитали Руссы? С каким современным народом были они в близком родстве?» Эверс считал малодостоверными сведения летописи о происхождении руси, полагая, что данные о начале своего государства летописец «взял... из темного предания... и предоставил нам обработать оное лучше».
Концепция Эверса о хазарском происхождении руси была первым опытом использования и интерпретации восточных источников как важных для решения вопроса. Тезис о родственности хазар и руссов был центральным в системе Эверса, остальная аргументация во многом подтягивалась к нему. Прежде восточные источники привлекались и Байером, и Миллером, но на них никогда не основывались ключевые положения авторов.
Из арабо-персидских источников Эверс выбрал данные Ибн Хаукаля,784 якобы, писавшего, что земля по берегам Волги «называется Козарскою, Русскою или Сериром». Из этого он делал заключение, что руссы были близки хазарам «поелику имена обозначались синонимически». Кроме того, некоторые поздние арабские авторы, как указывал Эверс, сообщали, что «первобытные руссы были турецкого (т.е. тюркского -С.С), и, вероятно, Козарского племени».
Однако, что касается Ибн Хаукаля, Эверс воспользовался не совсем точным английским переводом. В арабском тексте Ибн Хаукаля указывалось, что «рус, хазар и Сарир - название государства и области, не людей и рода». То есть подчеркивалась не синонимичность, а значение этих терминов. Сведения же о тюркском происхождении руси действительно имеются в арабо-персидских источниках, их интерпретация остается вопросом дискуссионным.
Пытаясь обнаружить более древние свидетельства существования руси, Эверс обращался к тем версиям, которые были популярны в XVI - XVII вв. Так он находит возможным, видеть в князе Рос пророка Иезекииля указание на народ рос, будто бы засвидетельствованный «почти за 600 лет до Христа». «И если тогда были россы, - пишет Эверс, - где оставались они до средних веков? Не полагать ли их в роксоланах?». Особенно Эверс заострял внимание на том, что роксоланы не могут быть германского происхождения, поскольку Тацит называет их сарматами. Из этого следует, что роксоланы близки к хазарами, к тому же «восточные писатели говорят об аланах почти всегда вместе с козарами». В итоге Эверс заключал, что, «как бы ни судили о всех сих положениях поодиночке, но вместе составляют они собрание вероятностей, которое может выразиться следующим образом: между Каспийским и Черным морем жили Руссы прежде, нежели История узнает где-либо народ сего имени».
Следующее созвучное имени русъ слово Эверс находит в «Хронографии» Феофана, который под 774 г. упоминает povoia xeXdvdia в связи с походом императора Константина V против болгар. Переведя povoia как «русские» Эверс заключал, что «являлся уже (в 774 г.) русской флот на Черном море». Связать упоминание флота и русских для Эверса была весьма важно, так как в источниках варяги и русь изображаются в тесной связи с водной стихией, чего не скажешь о тюрках и хазарах. Поскольку руссы, родственные хазарам также обладали флотом, следовательно, «не одни Норманны в среднем веке отваживались на смелые морские походы». До 774 г. греки не знали руссов под собственным именем, называя их скифами.790 Из русских источников Эверс приводил в доказательство локализации руссов на побережье Черного моря информацию Никоновской летописи: «Роди же нарицаемии Руси, иже и Кумани, живяху в Евксинопонте и начата пленовати страну Римлянскую и хотяху пойти в Константинград». Евксинопонт здесь однозначно трактвался Эверсом как указание на Черное море (Понт Эвксинский - действительное Черное море в греческой географии). Некоторую сложность представляют «кумани», поскольку так обыкновенно обозначаются половцы. «Слова "Зовомии так же Кумани", - объяснял Эверс, - суть может быть толкование переписчика, и должны означать для читателя только отчизну Руссов, северный берег Понта, а не род их».
В связи с этими сообщениями перед Эверсом возникал вопрос: почему следует доверять данным Никоновской летописи и отвергать появление варяжской руси с севера, на что указывают другие летописи (эта версия представлена наряду с понтийской также и в Никоновской)?
Выбор в пользу Никоновской летописи Эверс делал на основании своего разбора происхождения варягов. Русь у него, как уже указано, народ тюрко-хазарского происхождения. Термином «варяги», согласно Эверсу, могли обозначаться вообще все чужие для славян народы: «галичане, волъхва, римляне, немци» и прочие, в том числе и хазары. Следовательно, Никоновская летопись и «летопись Нестора», говоря о призвании, могут иметь в виду, как северный, так и южный регион, поскольку никакой географической привязки варягов к Скандинавии не было. Поэтому и противоречия между версиями Никоновской и других летописей не наблюдается, наоборот, Никоновская летопись уточняет регион обитания варягов-руси. В Никоновской летописи вообще, по мнению Эверса, «сохранились многие важные вероятные события,794 коих недостает во всех прочих, в сем отношении она имеет право на нашу доверенность до тех пор, пока не найден источник, из коего оне почерпнуты».795
Критика скандинавской концепции происхождения варяжской руси
Исследования проблемы происхождения варяжской руси шли в XIX в. в условиях жесткого противостояния между норманистами и антинорманистами, часто выходившего за рамки сугубо научного спора. Антинорманисты в отношении происхождения варяжской руси в первую очередь искали слабые места в скандинавской концепции, значительное внимание уделяя именно опровержению ее, а не доказательству собственной положительной концепции. Антинорманист Д.А. Хвольсон даже специально подчеркивал, что он «не намерен и не в состоянии объяснить происхождения имени «Русь», но, тем не менее, постарается доказать, «что имя это не заимствовано от норманнов».1007 Норманисты, напротив, больше внимания уделяли обоснованию собственной концепции или защите ее от критики со стороны антинорманистов. Поэтому имеет смысл отдельно рассмотреть такой важный элемент историографии варяго-русского вопроса как критика скандинавского происхождения варяжской руси со стороны антинорманистов.
В соответствии с выделенными основньми источниками скандинавской концепции и сделанными на их основе утверждениями можно представить и аргументы ее противников. Таким образом, предлагается следующая схема разбора критики: 1) Критика интерпретаций письменных источников (летописи, Вертинские анналы, Лиутпранд, саги). 2) Критика скандинавской этимологии имени «русь». 3) Критика скандинавских этимологии личных имен князей послов, названий порогов у Константина Багрянородного. 4) Критика косвенных доказательств (законы, скандинавские слова в русском языке и т.д.).
Следует отметить, что помимо собственно аргументированной критики с приведением данных источников, некоторые антинорманисты подробно останавливались на вопросе о причинах, породивших норманизм. Утверждая, что выступление немецких ученых Байера, Миллера, Тунманна, Шлецера и их последователей было продиктовано некими вненаучными соображениями, антинорманисты тем самым старались подорвать доверие и к их научным доказательствам.
Авторы славянофильского направления, расцветшего в 1830 - 1840-е гг. особенно увлекались обличением «немецкого патриотизма» сторонников скандинавской концепции. Много об этом писал Н.В. Савельев-Ростиславич. По его мнению, «проникнутый немецким патриотизмом Байер истощил все силы для того, чтобы онемечить древнюю русь». «Немецкое направление Байеро-Шлецеровской школы повредило нашей истории и остановило ее успехи: педантично толкуя Нестора, защищая его явные ошибки, отвергая свидетельства греков и римлян, наконец, отвлекая русских ученых от изучения единоплеменных с нами славянских народов». Русские по национальности ученые, по мнению Савельева-Ростиславича, могли поддерживать скандинавскую концепцию, главным образом, «из-за подражания моде, иностранному покрою платья». Или, как, например, Н.М. Карамзин, который, якобы, «обязан был посылать... рукопись своей «Истории» на просмотр Шлецеру», а потому «не мог явно отвергнуть его мнения». Школа Шлецера, писал Савельев-Ростиславич, «"извела" здравый смысл русских ученых». Он же грозил, что «история литературы... запишет на своих скрижалях и передаст отдаленнейшему потомству имена тех, кто добровольно закрывает глаза перед истиною из рабского поклонения вашему кумиру Байеру, не знавшему по-русски и объяснявшему русские летописи».1008 Савельеву-Ростиславичу вторил Е. Классен, писавший о некоторых ученых, придерживавшихся скандинавской концепции, что они «ставили себе в обязанность унижать все то, что относится до славян, в особенности же до руссов... покушались отнять... даже и племенное имя их».1009
Ю.И. Венелин также объяснял появление норманистских работ не чисто ученым интересом, а вненаучными причинами. Ф.Г. Штрубе де Пирмонт, согласно Венелину, издал свою диссертацию, так как народ больше читал Ломоносова и Тредиаковского, а не Байера и потому «скандинавомания находилась в опасности».1010 Вообще же «развитие славян, - писал Венелин, - есть древнейшее из всех прочих развитии народов европейского слова».1
В оценках причин, побудивших немецких авторов отстаивать неславянское происхождение варягов и руси антинорманисты 1830 - 1840-х гг. сближались даже не с Ломоносовым, который больше внимания обращал не на мотивы своих противников, а на то, что они впали «в превеликие и смешные погрешности»,1012 чем нанесли ущерб престижу российского государства, а с Тредиаковским. Именно он был первым из тех, кто начал обвинять немецких ученых в злонамеренном искажении истины, утверждая, что «инославные писатели изобрели за должное по единому самолюбию только... будто сии варяги нам чужеродные».1013
Разумеется, никто из антинорманистов не утверждал, что речь идет только об идеологическом противостоянии противникам, но, наоборот, всячески подчеркивался мотив борьбы за научную истину.
Критика интерпретаций данных письменных источников со стороны оппонентов скандинавской версии зачастую состояла не только в указаниях на логические или фактические ошибки, но и в выдвижении контринтерпретаций. Здесь следует отметить, что по весомости два этих действия различаются: указание на ошибку (если оно значимо) может служить к опровержению взглядов оппонента и без контринтерпретации, выдвижение лишь альтернативной интерпретации не является опровержением.
Как было показано, круг источников, лежавших в основании скандинавской концепции происхождения варяжской руси со второй четверти XIX в. практически не пополнялся, сводясь к нескольким основополагающим текстам, сближающим «русь» и скандинавов (ПВЛ, Вертинские анналы, Лиутпранд и некоторые другие). Каждый из этих вышеуказанных источников отличался значительной достоверностью, большинство из них были аутентичными. Поэтому критика в основном сводилась к перетолкованию их сведений путем построения логических конструкций, без привлечения новых фактов, что в значительной мере затрудняет полноценное и вместе с тем краткое отражение критических аргументов. Поскольку набор этих письменных источников одинаков для большинства трудов сторонников скандинавской концепции, в данном случае можно рассмотреть критические аргументы, касающиеся их интерпретации совокупно, не придавая большого значения тому против какой именно вариации скандинавской концепции направлена критика.
