Содержание к диссертации
Введение
Глава 1. Теоретико-методологические основы исследования, историография и источники 17
1.1. Методология исследования 17
1.2. Историографический обзор 24
1.3. Источниковая база исследования 47
Глава 2. Социально-экономическая трансформация аграрной сферы 66
2.1. Сельское хозяйство республики в послевоенный период 66
2.2. Сельское хозяйство ТАССР в период хрущевских реформ 87
2.3. Аграрное развитие ТАССР с середины 1960-х до второй половины 1980-х гг 119
2.4. Материальное благосостояние крестьян, социальная инфраструктура села и динамика сельского населения 155
Глава 3. Промышленное развитие и урбанизационные процессы 188
3.1. Конъюнктура промышленного развития : 188
3.2. Динамика промышленного производства 224
3.3. Городская жизнесфера 255
3.4. Итоги урбанизации: динамика роста городского населения и трансформации городской поселенческой структуры 304
Глава 4. Социокультурная трансформация 330
4.1. Общественная и культурная ситуация в период позднего сталинизма 330
4.2. Либеральные преобразования в период «оттепели» и их свертывание 353
4.3. Социально-культурная и общественно-политическая жизнь в период «брежневского консерватизма» 393
4.4 Обретения в духовной и интеллектуальных сферах 416
Заключение 448
Список источников и литературы 454
Приложения 503
- Сельское хозяйство республики в послевоенный период
- Конъюнктура промышленного развития
- Итоги урбанизации: динамика роста городского населения и трансформации городской поселенческой структуры
- Обретения в духовной и интеллектуальных сферах
Введение к работе
Актуальность темы исследования. Последние 20–25 лет российское общество находится в ожидании перемен во всех сферах жизни, вернее, в состоянии понимания их необходимости и поиска оптимальных путей к ним. Видение перспектив российского социального пространства весьма многообразно и противоречиво. Один из важнейших факторов, артикулирующих такую неоднозначность, определяется его цивилизационной многомерностью, выраженной спецификой отдельных регионов.
Практически любая проблема в стране, возникшая еще в годы перестройки, самым тесным и жестким образом связана с воздействием тех или иных региональных факторов. С распадом СССР в настроениях людей смыслообразующее поле сузилось, обнаружилась потребность найти свою идентичность, понять собственное общество на микроуровне.
Это чрезвычайно актуализирует регионалистский подход в осмыслении прошлого России. Исторические исследования по локальным системам, представляющим совокупность конкретных связей, определенную целостность и взаимообусловленность социально-экономических, этнополитических, общественно-культурных отношений, могут служить эмпирической базой для формирования эффективной региональной политики. Ее успешность определяется концепцией сохранения и возрождения подлинного цивилизационного богатства страны, предоставления комфортных условий для существования самодостаточных территорий и общностей, показывая, что суть Российского государства в их интеграции.
Особую злободневность ретроспекции Республики Татарстан придает появившееся в 1990-е гг. и привлекшее к себе внимание мировой общественности понятие татарстанской модели. В период бурного процесса децентрализации страны первым Президентом Российской Федерации Б.Н. Ельциным во время визита в Казань было сделано едва ли не знаковое заявление, определившее суть изменений в региональной политике последнего десятилетия ХХ в.: «Берите столько суверенитета, сколько можете проглотить». В сложившихся условиях Татарстан избрал путь цивилизованной самоидентификации, целью которого было обретение достойного места в реально существующей государственной системе.
2000-е гг. внесли существенные коррективы в различные аспекты экономического и культурного положения Республики Татарстан. Непростая констелляция разнонаправленных политических факторов в развитии Российской Федерации на современном этапе по-прежнему вбирает и миропонимание, основанное на признании многовариантности развития России. Это подтверждается заявлением второго Президента Российской Федерации В.В. Путина, сделанным в 2002 г. в Казани во время Всемирного съезда татар. Он подчеркнул: «Россия – сосредоточие такого национального, культурного, языкового богатства, которого в мире нигде нет. В этом как раз сила нашего государства».
Актуальность темы имеет очевидную мотивацию не только в пространственном, но и во временном континууме. Историческая близость рассматриваемого периода обусловливает его непосредственную связь с сегодняшними реалиями и не позволяет многим свидетелям эпохи занять по отношению к нему позицию «вненаходимости».
Научное осмысление недавней истории призвано способствовать консенсусу в общественных точках зрения, границы которых простираются от полного нигилизма по отношению к последним десятилетиям советской эпохи до безоглядной веры в добрый и справедливый потенциал тогдашнего мироустройства. На одном полюсе фокусируется крайнее неприятие этого периода, выражающееся в его оценке, как времени, когда страна окончательно упустила свой исторический шанс встать вровень с передовыми странами. На другом полюсе недавнее прошлое ностальгически предстает в образе благополучного, стабильного и даже «сытого» времени в истории страны со справедливо устроенной устойчивой социальной системой и лояльностью общественных отношений.
Актуальность исследования предопределена и сменой политико-идеологических условий развития самой исторической науки. Рухнувшие с прекращением монополии коммунистической идеологии постулаты формировали в первую очередь инструментарий истории советского периода, служившей одной из ее опор. В условиях необходимости наполнения реальным плюрализмом содержания общественных наук именно российская регионалистика служит расширению поля научного поиска, меняя концепт исследовательской практики. Речь идет об институализации дискурса, открытого для стратегии понимания многообразия личной и групповой идентичности. При этом локализация исторического сюжета вовсе не означает стремления к поиску заведомо негативных преследующих спекулятивные политические цели коннотаций прошлого. Смысл объекта региональных ретроспективных исследований состоит в их соотнесенности с некой общепринятой шкалой трансформации общества.
Степень изученности темы освещается в первой главе, здесь же отметим только ее ключевые моменты. Изучение историографии проблем, затрагиваемых в диссертации, потребовало учета огромного количества многообразной литературы общероссийского масштаба, в которой в той или иной мере затрагивались ее различные аспекты. Другая особенность связана с длительной монополией марксистско-ленинской методологии в отечественной науке, ограничивающей гносеологический статус историков, на труды которых накладывал также отпечаток фактор «автобиографичности», не дававшей возможности взглянуть на них как бы со стороны.
Работа республиканских исследователей по советской истории вписывалась в общепринятую схему, в которой послевоенные десятилетия в целом интерпретировались как торжество «ленинской политики» в экономической, социальной, культурной жизни республики.
С конца 1980-х гг. с ослаблением официозных постулатов и разносившейся с высоких политических трибун критики в адрес советской истории она стала оцениваться с точностью до «наоборот». Однако крутой переход с наезженной колеи привычных теоретических воззрений в период перестройки не означал принципиальных концептуальных изменений в изложении истории. Их можно рассматривать как эффект маятника, движущегося в заданном направлении и качнувшегося в обратную сторону. Отход от комплиментарного стиля на негативную тональность означал лишь следование новым установкам КПСС.
После освобождения исторической науки от идеологических рамок изучение истории Татарской республики ХХ в. значительно оживилось. Но взоры местных ученых были обращены, главным образом, к ее переломным моментам, связанным со сложными перипетиями решения национального вопроса, с острой политической борьбой в начале и в конце ХХ в.
Рассматриваемый в диссертации период отличался наиболее слабым вниманием исследователей, отсутствием комплексной обстоятельной разработки. В республиканской историографии обозначилась проблемная ситуация, настоятельно диктующая необходимость формирования целостной картины истории Татарской АССР с современных теоретико-методологических позиций, требуя введения новой фактографии.
В рассматриваемый период, лишенный яркой событийной канвы, процессы социальной трансформации имели наиболее сущностный характер. В этой связи уместно привести рассуждение А.С. Сенявского: «Главное, что произошло в России в ХХ в., это не революции и войны, не многократные смены политических институтов и социально-экономических систем. Всего этого теоретически могло и не быть. Но основной вектор развития страны оставался бы все тем же при любом общественном устройстве и конкретном ходе событий: им был и остается переход России от традиционного сельского к городскому обществу – магистральный процесс новой и новейшей российской истории. Он является составной частью более широкого модернизационного процесса».
В Татарской АССР со второй половины 1940-х до середины 1980-х гг. произошли такие кардинальные изменения, как образование двух крупных городских агломераций, связанных, главным образом, с промышленным освоением нефтяных месторождений республики, превративших ее из преимущественно аграрного в преимущественно индустриальный регион. Во многом этот переход определял и трансформацию культурного облика республики.
Объектом изучения являются трансформационные процессы социально-экономической и культурно-идеологической сфер Татарской АССР. Предметом исследования стали конкретно-исторические реалии процесса эволюции республики в послевоенное сорокалетие в аграрной, промышленной и духовной сферах.
Цель работы – изучить на широкой эмпирической основе трансформационные процессы в социально-экономической и культурно-идеологической сферах Татарской АССР в 1946–1985 гг., идентифицировать и сопоставить масштаб и характер изменений в них, дав комплексную обобщающую характеристику региона.
Для достижения выдвинутой цели определены задачи, которые можно сгруппировать в 3 блока:
Первый из них охватывает круг проблем, связанных с анализом аграрной сферы:
– изучение основных факторов, параметров, уровня трансформации сельскохозяйственной отрасли в послевоенное двадцатилетие, когда она имела подчиненное положение в государственной стратегии развития страны, а также в период, когда главный курс в аграрной политике был взят на экстенсивные методы, т.е. на освоение целинных и залежных земель;
– исследование материально-технических ресурсов, динамики аграрного производства в период осуществления Комплексной программы развития сельского хозяйства, принятой в 1965 г. и направленной на модернизацию отрасли, превращению ее в агропромышленный комплекс, до 1985 г., конечной даты исследования;
– освещение социальной составляющей в трансформации аграрной сферы: материального благосостояния крестьянства, непроизводственной инфраструктуры села.
Второй блок вбирает задачи, связанные с индустриальным развитием республики:
– рассмотрение факторов и параметров процесса диверсификации промышленности и появления в ней новых промышленных узлов, иными словами, главных составляющих материально-технического потенциала республики, наработанного в советский период;
– выявление характера и динамики развития промышленного производства, степени модернизированности и эффективности индустриального потенциала республики;
– освещение социальной инфраструктуры городов, материальных условий жизни горожан, выяснение соответствия уровня развития экономической и непроизводственной сфер городов, степени урбанизированности республики.
В третий блок задач вошли проблемы, связанные с изучением идеологической обусловленности и параметров, результатов изменений в духовной жизни республики с показом этнического компонента:
– анализ идеологических условий развития культуры республики в послевоенный период, пришедшийся на период позднего сталинизма, известного возвращением к методам репрессий и политической ортодоксии;
– выявление своеобразия протекания хрущевской «оттепели» на территории республики, ее влияния на повороты в развитии национальной культуры и общественно-политической ситуации;
– рассмотрение основных тенденций развития социально-культурной и общественно-политической обстановки в период «брежневского консерватизма», реальной картины в сфере национального вопроса, характеристика татарского инакомыслия и проявлений неформальной социальной активности;
– освещение основных достижений и просчетов в развитии образования, науки, литературы и искусства, раскрытие основных параметров культурной трансформации республики: уровня развития интеллектуализации, социокультурного потенциала республики.
Территориальные рамки работы, охватывающие Татарскую Автономную Советскую Социалистическую Республику, в полной мере обеспечивают необходимые параметры исследовательского поля. Татарская АССР, представляя, с одной стороны, экономически бурно развивавшийся район Среднего Поволжья, а с другой – национальное образование татар, является удачным системогеном советской трансформации, в котором учитывается неоднозначность трактовки регионалистского подхода. Понятие регион употребляется в обществоведческой литературе, как в значении национального (этнокультурного) района, так и экономико-географического. В практико-политическом обиходе термин чаще всего употребляется в значении административно-территориальной единицы России (субъект Федерации). Все эти интерпретации в полной мере реализуются в Татарской автономии, позволяющей включить множество аспектов социально-экономических, этнополитических, общественно-культурных отношений.
Хронологические рамки исследования охватывают период, определяемый логикой движения социалистической системы от беспрецедентного события в демонстрации ее эффективности, каковым является победа 1945 г. до откровенного признания ее кризиса высшими органами власти страны на ХХVII съезде КПСС в апреле 1985 г. Это цельный период эволюционного развития советской системы, до и после которого в стране произошли широкомасштабные перемены, носившие переломный характер.
Методология исследования представлена в первой главе диссертации, что вызвано необходимостью его концептуализации в условиях существующего сегодня в отечественной исторической науке многообразия теоретических подходов, а также анализа ключевых терминов для типологизации рассматриваемых в работе процессов: модернизация, регионализм, национализм.
Здесь же отметим собственно историческую методику исследования, которая включает конкретно-исторический, историко-генетический и сравнительно-исторический логические подходы. Предпринятый в диссертации системно-структурный анализ в сочетании с событийно-повествовательным стилем изложения позволил показать направленность и смысловые параметры объекта исследования, обеспечить каузальность фактографической интерпретации и, в конечном счете, выполнить поставленные задачи.
Что касается эмпирической составляющей исследования, то на основе принципа историзма применялись аналитические методы: выявления, систематизации, фильтрации и обобщения, критической оценки с точки зрения актуализации информативного потенциала документа и полноты фактографии исследования. При обработке массовых статистических источников применялся количественный (выборочный) метод исследования. Кроме того, в связи с возможностью получить информацию «из первых рук» – благодаря близости рассматриваемого периода – был использован метод устной истории (опрос, свободное интервью). Аналитико-синтетический подход к вновь собранному банку данных позволил показать проявление исторических макропроцессов на локальном материале.
Источниковая база диссертации обстоятельно анализируется также в первой главе в виду многообразия и весьма слабой задействованности в научном обороте документов, позволяющих осмыслить исследуемую эпоху. Здесь же обозначим только структуру корпуса использованных документов, составленную по принципу источника их формирования:
-
Документы законодательных органов СССР, РСФСР и высших органов КПСС, представлявших реальную политическую силу в государстве в исследуемый период, материалы партийных съездов и конференций, доклады и публикации руководящих членов партии и государства, которые дают представление о сущности и динамике государственной политики во всех сферах социальной жизни.
-
Делопроизводственные материалы государственных учреждений и организаций: инструкции, письма и распоряжения из центра, организационная и распорядительная документация региональных органов власти, деловая переписка. Они конкретизируют документы первой группы, уточняют степень их значимости.
-
Статистические документы, содержащие количественные сведения как общего, так и частного характера и дающие наиболее объективное представление по сравнению с другими источниками о динамике, интенсивности, тенденциях трансформации как в целом республики, так и отдельных сторон ее жизнесферы.
-
Публицистика, статьи, очерки, репортажи, аналитические обзоры, которые в большинстве своем представлены в содержании материалов периодической печати.
-
Источники личного происхождения: письма, обращения, жалобы, заявления, мемуары. Ценность этого источника заключается в наиболее точном показе «болевых точек» социума, часто в фотографическом, без лоска и глянца воспроизведении фрагментов действительности. Но рассказы «от первого лица» могут быть искажены из-за конъюнктурных соображений, избирательности и других издержек человеческой памяти.
-
Материалы «устной» истории, личных наблюдений, бесед, интервью автора.
-
Интернет-ресурсы.
Научная новизна. Работа представляет собой первое фундаментальное исследование, в котором обобщается исторический опыт Татарской АССР во второй половине 1940-х – середине 1980-х гг.
Его изучение осуществляется с учетом новых подходов, реализующихся как в отказе от упрощенной позитивистской марксистско-ленинской интерпретации советского периода, так и характерного для раннего постсоветского периода огульного «охаивания».
Диссертация выполнена на основе выявленного автором и впервые введенного в научный оборот широкого круга опубликованных и неопубликованных документов и материалов, доступ к которым, а тем более, популяризация были невозможны в советский период по идеологическим соображениям. В работу введен и банк данных, собранный автором.
Обстоятельное использование новых информационных возможностей позволило впервые серьезно осмыслить негативный исторический опыт в различных направлениях трансформации одного из крупнейших российских регионов, позволяющий объяснить быстрое нарастание в нем центробежных тенденций на этапе перестройки.
В диссертации реализуется подход, вытекающий из логики определения понятия модернизации как движения общества от аграрного к индустриальному уже в порядке ее построения: сначала рассматривается состояние аграрной сферы, к которой в начале изучаемого периода относилось большинство населения республики. Принципиальным здесь является как бы движение от истоков. Осознавая определенную схематичность такого пассажа, хочется отметить, что он в некоторой мере служит пересмотру устоявшегося «рейтинга» социальных страт, в котором аграрное общество всегда занимало более низкое положение по сравнению с городским социумом.
В работе впервые в историографии предпринята попытка полноценно осветить причины деградации и отсталости сельскохозяйственной отрасли в послевоенное двадцатилетие и комплексно проанализировать факторы, динамику и последствия курса, направленного на модернизацию аграрной сферы республики в 1965–1985 гг.
В диссертации впервые дано комплексное упорядоченное изложение индустриальной конъюнктуры республики, превратившейся в сложную многоотраслевую региональную структуру с несколькими промышленными узлами, показана социальная инфраструктура городского пространства как с точки зрения их достижений, так и, главным образом, практически не освещавшихся в республиканской литературе жизненных трудностей городского населения.
Впервые в диссертации предлагается обстоятельный анализ политико-идеологических условий культурной трансформации республики в период позднего сталинизма, хрущевской «оттепели» и «брежневского консерватизма». При этом выявляются новые коллизии, роль конкретных лиц в социально-политической и духовной жизни, различные формы проявлений оппозиционных настроений.
В работе дается совокупная характеристика достижений науки, литературы и искусства, в которых, несмотря на канонизированную классовость, утверждались общечеловеческие ценности.
Практическая значимость работы связана с ее ценностно-смысловым содержанием. Посильный вклад автора в освещение «близкой» истории расширяет возможности её познания и может помочь определить собственную позицию в дискурсе относительно периода, являющегося для многих современников частью их жизни, извлечь из прошлого этические уроки.
Полученные результаты могут быть использованы при написании обобщающих научных трудов, учебных изданий, при популяризации в средствах массовой информации, как в целом истории республики, так и ее отдельных направлений: экономики, политики, культуры. Материалы, вошедшие в диссертацию, уже широко использовались в ряде опубликованных учебных и методических пособий, программ по истории Татарстана, которые применяются для преподавания курса истории Татарстана и татарского народа.
Свободная от идеологических предписаний интерпретация анализируемого периода нашла также применение в таких крупных обобщающих работах как «Tartarika», вышедшей к 1000-летию Казани, «Вехи истории», изданной к 90-летию ТАССР, а также впервые опубликованной на английском языке истории татарского народа с древнейших времен до наших дней «Tatar history and civilization».
Положения, выносимые на защиту.
– Трансформационные процессы в экономической социальной и культурной сферах республики в изучаемый период носили директивно-мобилизационный характер, что обусловило разную степень интенсивности и уровня развития отдельных подсистем жизнесферы региона. В конечном счете, это породило серьезную проблему социально-культурной адаптации к модернизационным инициативам властей и привело к накоплению социальных коллизий, критический уровень которых создал революционную ситуацию конца 1980 – начала 1990-х гг.
– В аграрной системе в послевоенный период практически сохранилась военно-мобилизационная модель, вызвавшая сопротивление крестьянства, которое носило, хотя и большей частью пассивный, но достаточно массовый и разнообразный характер. Это заставило власти неоднократно пересматривать аграрную политику, которая так и не привела сельское хозяйство к планировавшемуся уровню интенсификации развития.
– Ключевым моментом истории Татарстана со второй половины 1940-х до середины 1980-х гг. является модернизация и экстенсификация индустриальной сферы. В этот период республика превратилась в один из крупнейших по научно-техническому и экономическому потенциалу регионов страны. Вместе с тем в ее индустриальном развитии, как и в целом по стране, отчетливо проявились тенденции, свидетельствующие о том, что задачу коренной модернизации промышленности решить не удалось.
– Процесс ускоренной индустриальной трансформации региона, а также широкомасштабного раскрестьянивания по темпам развития существенно превышал среднесоюзные показатели. Развитие социальной инфраструктуры городов и сел республики не поспевало за переменами в ее хозяйственном развитии. В этой сфере республика отставала от среднесоюзных показателей по многим параметрам.
– Разительно менявшемуся экономическому облику республики соответствовали рост и развитие научных и образовательных учреждений, призванных обеспечивать научно-технический прогресс в народном хозяйстве, расширялись возможности для повышения общеобразовательного, культурного, профессионального уровня населения. Неуклонно росла доля татар, занятых в интеллектуальных и культурных сферах труда.
– Неприятие официальной политической риторики, отказ от участия от навязывавшихся пафосных форм социальной активности выражались в массовом эскапизме. Жизнь развивалась наперекор идеологии, регенирируя объективную логику человеческих отношений, устремлений. Вопреки идеологическим императивам в обществе осуществлялись попытки формирования горизонтальных связей без посредничества властей как в рамках культурно-нормативной системы, так и за ее пределами.
Апробация результатов исследования. Диссертация обсуждена на расширенном заседании отдела новой и новейшей истории Татарстана и татарского народа Института истории им. Ш. Марджани АН РТ и рекомендована к защите на соискание ученой степени доктора исторических наук. Материалы диссертации использовались автором в преподавании курса отечественной истории и истории татарского народа на историческом, юридическом и социально-экономическом факультетах Казанского Государственного педагогического института.
Основные положения диссертации нашли отражение в выступлениях на 23 международных научных форумах, в том числе: тюркологической конференции (Казань, 1992); сессиях аграрного Симпозиума (Москва, 1994; Арзамас, 1996; Тамбов, 1998; Вологда, 2000; Калуга, 2002; Орел, 2004; Рязань, 2010); тюркологическом конгрессе (Уфа, 1997), конгрессе ориенталистов (Будапешт, 1997 г.), «Наследие Великой Победы», «Реформы и революции в России в ХХ веке» (Москва, 2000, 2001), конгрессах этнологов и антропологов (Нальчик, 2001; Омск, 2003), «Современное историческое исследование: горизонты новых возможностей» (Актюбинск-Казахстан, 2005), IV симпозиуме «Волго-уральские исследования» (Кютахья-Турция, 2006), семинаре Московского Центра Фонда Карнеги (Казань, 2010); 5 всероссийских, межрегиональных конференциях (Йошкар-Ола, 1998), (Самара, 2000), (Чебоксары, 2009), (Казань, 2010), (Ижевск, 2010), а также 12 республиканских, межвузовских, краеведческих (Казань, Альметьевск, Арск, Апастово), ежегодных институтских итоговых конференциях (1992–2010).
По теме диссертации опубликовано 96 работ, в том числе: 2 монографии, главы и разделы в 5 коллективных монографиях, статьи в 11 изданиях, рекомендованных ВАК, 4 учебных пособия в соавторстве, общим объемом 105 п.л.
Структура диссертации, состоящей из введения, четырех глав, заключения, списка использованных архивных фондов, источников и литературы, приложения, подчинена достижению цели и решению поставленных задач.
Сельское хозяйство республики в послевоенный период
К окончанию войны сельское хозяйство республики, как и России в целом, находилось в упадке и нуждалось в государственной поддержке. Резко ослабла материально-техническая база сельскохозяйственного производства. В 1945 г. тракторов в республике было на 20 % меньше, чем в 1940 г. Уменьшилось также число автомашин. Произошло значительное снижение поголовья скота. В 1945 г. оно к уровню 1940 составляло: по крупному рогатому скоту - 87 %, овцам и козам — 67,3 %, свиньям - 50 %. Более чем в 2 раза убавилось количество лошадей. Посевные площади сократились более чем на 1 млн га1. Тем не менее, и на значительно сократившихся площадях не удалось собрать весь урожай. По официальным данным на конец октября 1945 г. на полях республики неубранными остались 9669 га зерновых, 16409 га картофеля, 8679 га подсолнечника, 5919 га горчицы, 849 га льна, 4138 га конопли, 246 га сахарной свеклы, 6380 га семенников многолетних трав. На значительных площадях остались неубранными овощи, кормовые культуры. На 10 ноября 1945 г. не было обмолочено хлеба с площади 142 тыс. га. Большинство этих площадей ушли под снег. В результате урожайность зерновых составила 7 ц с 1 га, а картофеля - 60 ц2.
Несмотря на такое плачевное состояние, в послевоенный период «колхозная деревня опять стала основным источником поступления средств и трудовых ресурсов для восстанавливающейся промышленности. Из деревни выкачивались не только денежные средства, но и сельскохозяйственная продукция»3. Татарской республике, как и по всей стране, в первый мирный заготовительный период все обмолоченное зерно сдавалось прямо с тока, минуя склады. Весь урожай, кроме семенного, был изъят. Колхозники остались без хлеба, скот, как общественный, так и личный, - без кормов. Власти заставляли колхозы и совхозы перемолотить солому, пересортировать гуменные отходы и сдать их государству. Однако, несмотря на эти меры, план хлебозаготовок в республике по обязательным поставкам и натуроплаты за работу в МТС (машинно-тракторные станции) был осуществлен на 91 %, картофеля — на 65,3%, овощей — на 63,1 %. Его выполнили 24 района, 2100 колхозов из 42121.
На пленуме Татарского обкома ВКП (б), проходившем в конце февраля — начале марта 1946 г. было отмечено угрожающее положение в подготовке к весенне-полевым работам, особенно по состоянию рабочих лошадей. За первых 2 месяца 1946 г. пало 3 тыс. животных, 38 % — были ниже средней упитанности. В этих условиях крестьянство уповало на поддержку государства, которое, однако, продолжало курс по изыманию средств из села. К весне 1946 г. у крестьян республики было отобрано более 91 тыс. га земли, около 2 тыс. коров и лошадей2.
Страшным испытанием для страны стала жестокая засуха 1946 г., охватившая огромную территорию, куда входила и Татарская республика. Вследствие практически полного отсутствия дождей в весенне-летний период, урожай зерновых в республике составил 3,5 ц с 1 га, картофеля 43 ц, овощей 73 ц с 1 га. В результате урожая зерна не хватило даже на семена: потребность колхозов в них была обеспечена лишь на 43 % . Засуха меньших масштабов повторилась в 1948, 1949 гг.
Сельские жители отчаянно боролись за выживание, «держались за землю», которая оказалась в их личном пользовании в годы военного лихолетья. Когда перед государственной системой стоял вопрос между жизнью и смертью, идеологический ригоризм в экономической политике был отброшен, и колхозная система отчасти была дезавуирована. По материалам проверки, проведенной в 1946 г. в 1110 колхозах 26 районов республики, составлявших примерно их половину, было установлено самовольное расширение приусадебных участков у 3 тыс. колхозных дворов и 1518 хозяйств, не входивших в колхозы . В этих же районах 60 различных организаций самовольно-засеяли свыше 600 га общественных земель колхозов. Такое положение наблюдалось во многих, регионах России. В связи с этим ЦК ВКП (б) и Совет министров СССР 19 сентября 1946 г. приняли постановление «О мерах по ликвидации нарушений Устава сельхозартели в колхозах» . Постановление обязывало прекратить «практику расхищения колхозной земли, имущества, продуктов». Однако мероприятия государства по изъятию колхозных земель во второй половине 1940-х гг. имели «сиюминутный» эффект, о чем свидетельствовала необходимость прибегать к ним ежегодно, поскольку предыдущие решения не работали.
4 июля 1947 г. был издан Указ Президиума Верховного Совета СССР об уголовной ответственности за хищение государственного и общественного имущества. По данным архива МВД РТ в 1947—1948 гг. на селе республики ежеквартально возбуждалось уголовных дел и придавалось суду от 600 до 2000 человек. За 9 месяцев 1949 г. судами ТАССР за хищение хлеба и колхозного имущества было осуждено 994 человека, из них сроком от 5 до 10 лет 784 человека; со сроком от 10 до 15 лет 142 человека; со сроком от 15 до 20 лет 31 человек. К условным исправительным работам было приговорено 137 человек. Зачастую большие сроки тюремного наказания назначались даже за мелкие кражи. Так, колхозники Ахтямова и Кощаков из колхоза «Красный Октябрь» Шереметьевского района за хищение 590 кг пшеницы были осуждены на 20 лет с конфискацией имущества . В Первомайском районе колхозник Салманов за хищение 16 кг хлеба был приговорен к 8 годам лишения свободы4.
Несмотря на такие радикальные меры, в 1948 г. в 3428 колхозах было вновь выявлено более 20 тыс. случаев самовольных захватов колхозных земель на площади 3854 га разными организациями и лицами - не членами колхозов. Из них 3696 га было возвращено колхозам5. В 1949 г. только в Ютазинском районе было зафиксировано 300 случаев захвата колхозных земель в размере 188 га1. В июле 1950 г. вновь было принято постановление Совета министров СССР «О мерах по ликвидации нарушений Устава сельхозартели в колхозах». В нем, в\ частности, отмечалось, что правительство ТАССР не сумело остано-вить процесс расхищения общественных земель .
Помимо покушения на колхозную землю и хищений колхозного имущества, скрытый протест деревни против аграрной политики выражался и в уклонении от работы в колхозе. В 1948 г., когда был издан Указ Президиума Верховного Совета СССР «О выселении в отдаленные районы лиц, злостно уклоняющихся от трудовой деятельности в сельском хозяйстве и ведущих антиобщественный паразитический образ жизни», репрессивные методы на селе обрели массовый характер. Указ предусматривал выселение на 8 лет крестьян, не желавших работать в колхозе за «палочки», так в народе называли трудодни. К началу 1949 г. в отдаленные районы страны из республики было выслано около 700 колхозников и более 400 членов их семей3. Распространенным видом наказания «строптивых» крестьян оставалось и лишение их приусадебных участков. Так, в 1948 г. в колхозе «Авангард» Арского района за невыполнение трудового минимума были отобраны приусадебные участки у 30 семей, в колхозе им. Ленина - 50 семей4.
Исходя из логики недемократического устройства сельского сообщества, как части советской действительности, нельзя не согласиться с утверждением В.Ф. Зимы о том, что «под действие указа в первую очередь попали те, кто открыто выражал недовольство творившимся в колхозах произволом, критиковал местные власти. Среди таких оказалось немало фронтовиков»5. Это подтверждается ярким примером жителя д. Бута Акташского района фронтовика, имевшего медаль «За победу над Германией» И.А. Наумова. Его не просто выслали за то, что высказал угрозы в адрес членов правления колхоза, проголо совавших во время кампании раскулачивания за выселение его отца, а и осудили на 10 лет лишения свободы1.
Обнаруженные факты подтверждают и суждение В.Ф. Зимы о том, что «в основном пострадали многодетные женщины, не выполнившие обязательный минимум трудодней». Так, Альметьевский райком, отчитываясь о проделанной работе по Указу о тунеядстве, подчеркнул «единодушие» колхозников в решении о выселении многодетных Илалутдиновой Зугры и Енгалычевой Салимы. В то же время, как говорилось в его отчете, в отношении других «ведущих антиобщественный паразитический образ жизни ограничились резкой критикой»2. Понятно, что «сценарии» колхозных собраний, на которых «единодушно» выносились «общественные приговоры» о тунеядстве, составлялись заранее, и роли «паразитов», «рвачей», «спекулянтов» также распределялись еще до их проведения.
Конъюнктура промышленного развития
В 1940-1980-е гг. экономическое развитие ТАССР определялось как значительной диверсификацией производства в уже сложившемся к его началу индустриальном регионе, так и промышленным освоением новых обширных территорий.
Во второй половине 1940-х гг. сердцевиной тогда еще единственного в республике Казанско-Зеленодолъского промышленного узла оставалась Казань. В послевоенный период в его экономике упрочил позиции военно-промышленный комплекс (ВПК). Это объяснялось весьма актуализировавшейся в условиях «холодной» войны государственной стратегией, согласно которой республике отводилась роль важной тыловой базы. Татарская АССР не располагала своей металлургической промышленностью, поэтому основной отраслью стало сложное и точное машиностроение, требующее мало металла, но много высококвалифицированного труда. Большинство его предприятий было создано еще в период индустриализации 1930-х гг.
Огромную роль в укреплении военного потенциала Советского Союза играли казанские предприятия авиационной отрасли, среди которых одно из ведущих мест занимал авиационный завод им. Горбунова, уже вскоре после войны освоивший выпуск стратегических бомбардировщиков Ту-4, способных нести ядерное оружие1. В первые послевоенные годы сборка дальних бомбардировщиков осуществлялась в спешном порядке казанскими самолетостроителями. За их работой следил сам Сталин, приказавший один к одному скопировать американскую модель самолета В-29. Именно на нем были сброшены атомные бомбы на японские города Хиросима и Нагасаки в 1945 г. Ту-4, собранный на казанском авиационном заводе, совершил первый полет 21 мая 1947 г.2
В 1953 г. завод первым в стране освоил выпуск скоростных реактивных бомбардировщиков ТУ-16. Многие годы они являлись основой боевой мощи советской стратегической авиации. На самолетах, выпущенных заводом, были установлены мировые авиационные рекорды. В 1955 г. в Казани в системе авиационной промышленности было создано особое конструкторское бюро (0КБ) по созданию специальной радиоизмерительной аппаратуры, необходимой- для радиолокационных станций. ОКБ разрабатывало темы под кодовыми названиями «Уран», «Грунт», «Акация», «Флокс», «Вольт». В конце 1960-х гг. казанские авиастроители освоили серийный выпуск стратегического бомбардировщика Ту-22М, в начале 1980-х гг. - один из самых мощных в мире боевых самолетов - Ту-160, ставший основным носителем ядерного оружия воздушного базирования стратегических сил страны и выпускавшихся вплоть до распада СССР1.
22-й завод (именно под таким названием он известен большинству казанцев) внес большой вклад и в развитие гражданской авиации. С 1956 г. здесь было налажено серийное производство первого в мире турбореактивного пассажирского самолета ТУ-1042. В 1946 г. попытка создания в Великобритании самолета такого класса, названного «Комета», закончилась неудачей. Он «прославился» чередой тяжелых авиакатастроф и был снят с про-изводства . Американский аналог - «Боинг-707» появился на воздушных линиях только в 1958 г.4 Ту-104 и двигатель к нему были созданы казанскими авиастроителями в такие короткие сроки, которые не знала ни одна авиационная компания в мире. До 1981 г. казанский авиалайнер оставался одним из самых «дальних» самолетов аэрофлота.
В 1957 г. Казанский авиазавод осуществил выпуск многоместных пассажирских самолетов модификации ТУ-110 и ТУ-110А, антенных устройств для радиолокационных станций «Тюльпан» и «Дунай»5. В конце 1960-х гг. КАПО первым в стране стал выпускать комфортабельный лайнер Ил-62, который более 30 лет считался флагманом гражданской авиации.
Динамично совершенствовалось производство на моторостроительном; заводе. В 1945 г. его коллектив стал работать над созданием первого в стране реактивного двигателя с восьмиступенчатым осевым компрессором конструкции А. А. Микулина. С 1946 г. завод приступил к серийному производству этих двигателей, сыгравших огромную роль в отечественной авиации. Уже в 1947 г. на воздушном параде в Москве участвовали первые реактивные самолеты с этими двигателями. В 1950 г. завод начал осваивать современный реактивный двигатель с центробежным компрессором ВК-1 и с 1951 г. освоил его серийное производство. В 1953 г. завод стал выпускать двигатели АМ-3 для скоростных бомбардировщиков дальнего действия. Производство на заводе разворачивалось невероятно высокими темпами: так, в 1955 г. по сравнению с 1954 г. оно увеличилось в 4,5 раза1.
В середине 1950-х гг. в стране приступили к созданию сверхзвукового межконтинентального бомбардировщика. Лучшим двигателем к нему был признан проект, разработанный на ОКБ моторостроительного завода под руководством П.Ф. Зубца. Предложенная модификация полностью отвечала необходимым параметрам, обеспечивавшим дальность, скорость и высоту полета . В 1957 г. П.Ф. Зубец вместе со своим заместителем ИЛ. Мащенко был удостоен Ленинской премии. На моторостроительном заводе впервые в стране были выполнены и реактивные двигатели для морского флота3.
В 1980-е гг. моторостроительный завод сыграл решающую роль в смягчении ситуации в газовой промышленности. В 1981 г. администрация Р. Рейгана расторгла Договор с СССР о поставке для газопровода «Уренгой-Помары—Ужгород» газоперекачивающих силовых приводов из-за ввода советских войск в Афганистан. В этих условиях советским руководством было принято решение в кратчайшие сроки наладить их производство на казанском моторостроительном заводе. Уже в 1982 г. он сумел справиться с этим правительственным заданием1.
В 1950-е гг. динамично совершенствовалось производство на вертолетном заводе. В 1951 г. здесь началось производство вертолета конструктора М.Л. Миля - Ми-1. В 1956 г. Казанский вертолетный завод начал поставки вертолетов на экспорт. В 1959 г. завод стал производить вертолеты пассажирского варианта. С середины 1960-х гг. завод выпускал самую распространенную в мире винтокрылую машину — многоцелевой вертолет Ми-8, а затем - вертолет Ми-14, предназначенный и для военно-морских частей .
В послевоенные годы в связи с развитием реактивной авиации расширялось и совершенствовалось производство на заводе авиационного приборостроения (с 1967 г. - «Электроприбор»). Первым в СССР он освоил производство автопилота для реактивного истребителя МиГ-21, а в дальнейшем целую гамму автопилотов и систем управления истребителями и бомбардировщиками, в том числе для Ту-22 Казанского авиационного завода. В это же время завод активно участвует в развитии ракетной техники, осваивает специальный уникальный по конструкции гироскопический стабилизатор для ракет с радиолокационным наведением класса «воздух-воздух». С начала 1960-х гг. завод участвовал в освоении космоса, выпуская гиростабилизиро-ванную платформу антенны системы автоматической стыковки космических кораблей, с помощью которой было проведено более 150 стыковок аппаратов с космонавтами на борту и грузовых кораблей. «Электроприбор» также производил системы автоматического управления для истребителей МиГ-21, МиГ-23 и позже для МиГ-27, авиационных систем пожарной сигнализации, систем регулирования температуры и оборотов авиадвигателей. Позднее завод начал выпускать высокоточный гиростабилизатор системы телевизионного наведения для ракет «воздух-поверхность»3.
Сложнейшие заказы военно-морского ведомства выполнял в рассматриваемый период и Зеленодольский судостроительный завод, история которого восходит еще к XIX в. и связана с развитием судоходства на Волге. В конце 1940-х гг., когда быстроходные и глубоководные подводные лодки с мощным торпедным и ракетным оружием превратились в основной класс военно-морских флотов мира, Зеленодольский завод, осуществлял важную1 роль в создании кораблей противолодочной обороны страны.. Стратегически важные разработки в этом направлении вело организованное при-заводе в Л 949 г. конструкторское бюро. Здесь был спроектирован быстроходный корабль на подводных крыльях «Сокол», не имевший аналогов ни в отечественном, нив зарубежном судостроении. Заслуги коллектива ЦКБ были отмечены высокими наградами: в 1949 г. группе специалистов была присуждена Государственная премия, а в 1965 г. — Ленинская премия1.
На Зеленодольском заводе помимо противолодочных и сторожевых кораблей, десантных штурмовых катеров «Скат», плавательных средств для танков выпускалась и гражданская продукция. Это — грузовые теплоходы, буксиры - толкачи, рыбодобывающие суда, океанские транспортные рефрижераторы. В 1967 г. на судостроительном заводе был создан крупнейший в Европе цех по производству сверхлегкого металла — титана. Высокими темпами развивался в изучаемый период и единственный в России изготовитель минных, артиллерийских и стрелковых взрывателей для боеприпасов - Казанский завод точного машиностроения (Точмаш).
Итоги урбанизации: динамика роста городского населения и трансформации городской поселенческой структуры
Численность городского населения в республике с 1939 по 1959 г. выросла с 614,3 тыс. человек (21,1% от общего населения)до 1190,3 тыс. человек (41,8 %)1. В СССР к этому времени городское население составило поло-вину от его общей численности населения . Ви Татарстане городское население превзошло сельское по численности только в 1970 г., т. е. через 10 лет после того,, как это произошло в-среднем по стране. В этом году оно составило -51,5 %, в СССР к этому времени оно составляло уже 56 % от общей численности населения. А уже в 1979 г. удельный вес городского населения в ТАССР был выше аналогичного показателя по СССР. Если в республике он составлял 63,2 %, то в стране — 62,3 %. К концу рассматриваемого периода разница в показателях увеличилась. В СССР этот показатель составил 65,6 %, в республике - 73,0 %. Это говорит о том, что в Татарстане в 1970-е гг. продолжалось массовое перемещение из села в город, что характерно для экстенсивной стадии экономического развития региона.
Национальный состав жителей городов республики был весьма многообразен. В них проживали представители более 40 национальностей, во всех городах за исключением Набережных Челнов преобладали русские. На втором месте — татары. По уровню и темпам урбанизации в 1959—1979 гг. татары опережали среднероссийские показатели и показатели русских, но при этом уступали и порой значительно чувашам, башкирам, чеченцам, марийцам. Так, если среднероссийские показатели уровня урбанизации составляли в 1959-1970 гг. - 31,4, в 1970-1979 гг. — 17,2, показатели по русским соответственно составляли 31,5 и 16,5, то по татарам — 37,6 и 23,5. Выше были у татар по сравнению со средними показателями и показателями по русским и темпы прироста городского населения. В 1959-1979 гг. они соответственно составляли 54,1, 53,2 и 69,9 %3.
Необходимо отметить, что увеличение численности городского населения не всегда впрямую отражало рост занятых в индустриальных сферах производства. К примеру, в силу специфической особенности нефтедобывающей отрасли, заключающейся, в ее территориальной рассредоточенности, уход местных крестьян в нефтяники чаще всего не означал их ухода из родного дома. В отличие от рабочих, поднимавших заводы Казани в 1930-е гг., а также тех, кто позже в 1960-1970-е гг. создавали Камскую промышленную зону, у нефтяников переход в промышленную сферу деятельности, как правило, не был связан с переездом в город. Многие из них в силу нехватки жилья в городе продолжали жить в родных домах, не меняя стиля сельской жизни. Забота о родителях, воспитании детей, многочисленные хлопоты на личном подворье, знакомое с рождения социальное окружение - все это оставалось у большинства из них в неизменном виде. Это обусловливало своеобразный характер социальной модернизации нефтяного края, выражавшийся в большей приверженности и даже некой консервации традиций среди населения. Ведь в отличие от рабочих заводов и фабрик, трудившихся под крышей, нефтяники, и крестьяне, трудились на земле, под открытым небом. Таким образом, условия труда для нефтяников, вчерашних крестьян, существенно не менялись. Иными словами, перекачка сельского населения в индустриальные отрасли не означала его прямой перекачки в городское.
К началу 1951 г. на предприятиях нефтяной промышленности республики работало более 4,7 тыс. рабочих. В большинстве это были люди из сельских районов Татарии, причем 70% этого числа были неквалифицированными рабочими, которым жилье в городе практически не предоставлялось. В 1962 г. среди рабочих 3-х базовых НПУ (Бавлынефть, Альметьевнефть, Ле-ниногорскнефть), удельный вес рабочих из местного населения составлял 62 %. В целом по нефтяной промышленности татары составляли 37 % от общего числа работников, причем 73 % из них были недавними выходцами из крестьян1.
Как показывает таблица 16, темпы роста численности рабочих и служащих на протяжении всего изучаемого периода были неизменно выше в Татарской республике, чем в целом по РСФСР, что свидетельствует о более интенсивных процессах ее индустриального развития.
Что касается национального состава, то необходимо отметить, что, например, в 1967 г. татары по численности составляли 49 % населения, но доля их среди рабочих и служащих, занятых в народном хозяйстве ТАССР, составляла лишь 39 %х. Аналогичная тенденция сохранялась до конца рассматриваемого периода. Татары охотно вовлекались в нефтедобывающую отрасль. Об этом свидетельствовали более стремительные темпы роста их численности, чем остальных национальностей. К 1966 г. 50 % от общего числа рабочих объединения «Татнефть» составляли татары .
В 1987 г. доля татар в общей численности рабочих и служащих в промышленности составляла 41 %. Наибольший удельный вес татар по отдельным отраслям производства был в торговле. В 1987 г. он составил 56 %, при этом необходимо отметить, что по сравнению с 1977 г. этот показатель снизился1 на 3 %. По всем остальным отраслям производства: транспорту, связи, строительству процент рабочих и служащих среди татар повышался, но нигде не переходил за отметку в 50 %, а находился в районе 40-45 %3.
Тенденции изменения структуры занятости населения, как показывает таблица 17, свидетельствует о том, что ТАССР отставала от РСФСР по доле занятых в непроизводственных сферах, что свидетельствовало о более низком уровне модернизации социума в республике. Ведь, согласно устоявшемуся мнению, чем более развито общество, тем меньшая-доля его населения занята в материальном производстве.
Рост городского населения в республике шел крайне неравномерно. В 1950-1960-е гг. самые значительные перемены, связанные с урбанизацией, произошли на юго-востоке Татарстана. К 1960 г. он наряду с традиционным Казанско-Зеленодольским промышленным узлом стал представлять второй промышленный центр республики. Здесь в, 1950-е гг. появились новые города: Альметьевск, Лениногорск; рабочие поселки: Азнакаево, Актюбинский, Бавлы, Джалиль, Заинек, Зеленая Роща, Карабаш, Русский Акташ, Шугурово, Уруссу.
Обретения в духовной и интеллектуальных сферах
Послевоенные десятилетия — это не только время утрат в духовной жизни. Наука, образование, культура не стояли на месте. До сих пор в данном разделе апология интеллигенции была связана с ее противостоянием власти, стойкостью по отношению к конформизму, сопротивлением идеологическим императивам. Но уровень цивилизованности общества, прогресс определяются во многом теми, кто не борется, а строит, кто и в период бурных процессов социальной трансформации, и в период стабильности «сеет разумное, доброе, вечное». Истинные интеллигенты, продолжают добросовестно учить, лечить, сочинять, изучать, не взирая ни на какую политическую конъюнктуру, не изменяя своим убеждениям в угоду карьерным интересам, сполна используя свое профессиональное мастерство.
С окончанием войны в нормальное русло входила работа учреждений просвещения. В конце 1940-х гг. в республике, как и по всей стране, было введено обязательное семилетнее образование. В 1958 г. начался переход на обязательное восьмилетнее обучение. Татарская республика о завершении этогоперехода отчиталась в 1963 г. В середине 1970-х гг. здесь, как и по всей стране, был завершен переход к всеобщему среднему образованию.
Однако в действительности все было не так однозначно. Так, на коллегии Министерства просвещения РСФСР (1953 г.), посвященной работе школ ТАССР, она была признана неудовлетворительной. В 1952-1953 учебном году в республике не обучалось 7777 из 415336 детей 7-15 лет. Из всех автономных республик в ТАССР был самый низкий процент выполнения плана по контингенту учащихся 1-10 классов. Анализ ситуации показал, что в республике было очень много нуждающихся в материальной помощи детей, а также недостаточная сеть школ-интернатов и отсутствие системы подвоза далеко живущих от школы учащихся .
Когда начался переход к восьмилетнему обучению, Татарская республика оказалась в числе первых в РСФСР по количеству детей, не посещавших школу. Так, согласно справке Статуправления СССР за 1962 г. в РСФСР не обучалось в школах 59 тыс. детей в возрасте 7—15 лет. В прилагаемом к справке списку регионов ТАССР шла первой строкой. Здесь не обучавшихся детей школьного возраста насчитывалось 2606 человек, следом шла Башкирия (2127 человек), потом Саратовская область (1749 человек) и Дагестан (1728 человек). Причем Татарстан входил в число девяти регионов РСФСР, где количество не учившихся детей выросло по сравнению с 1961 г.2
В конце 1950-х гг. в республике, как и в стране в целом, началась перестройка системы образования на основе соединения обучения с работой на производстве. С 1959 по 1962 г. все семилетние школы были преобразованы в восьмилетние политехнические. Шел и интенсивный процесс преобразования десятилеток, которые, считалось, оторваны от жизни, в политехнические средние школы с производственным обучением. В 1960/61 гг. их было - 114, а в 1964/65 учебном году действовало 279 средних школ с производственным обучением на 202, 6 тыс. детей1.
В 1964 г. концепцию политехнизации школы признали ошибочной, поскольку ее осуществление не давало должного эффекта, в процессе было много формализма. Однако именно в этот период, в рамках процесса специализации школ в Казани появились знаменитые школы № 18 и 39, осуществлявшие процесс обучения на английском языке, № 36 — на немецком языке. Школа № 131 Казани стала готовить математиков-программистов, радиофизиков и химиков-лаборантов. Расширялась и сеть специализированных школ. В 1960 г. открылась средняя музыкальная школа при Консерватории с небольшим интернатом для приезжих из районов. Таким образом, появилась возможность со школьного возраста дифференцированно подходить к обучению детей с учетом их способностей, по крайней мере, для части казанских детей.
Что касается подготовки рабочих кадров, то основная ставка была сделана на профессионально-технические училища, сеть которых в изучаемый период расширилась в геометрической прогрессии. Если в 1941 г. функционировало 15 подобных заведений с числом учащихся 4,8 тыс. человек, в 1951 г. - 6,9, где обучалось 6,9 тыс. человек, то в 1986 г. в республике насчитыва-лось 123 ПТУ с числом обучавшихся в них 58,8 тыс. человек . В начале 1980-х гг. 71 училище одновременно давало среднее образование .
Однако обучение в ПТУ в 1970-е гг. считалось не престижным, для того, чтобы сохранить контингент учащихся, обучение в них часто носило формальный характер, находилось на чрезвычайно низком уровне. Автор этих строк, как преподаватель вечерней школы, где среднее обучение проходили учащиеся ПТУ № 20, свидетельствует, что директор школы требовал ставить положительные оценки учащимся за посещение занятий, даже если они совершенно не знали предмета. В результате подобного отношения в 1975-1980 гг., несмотря на то, что было подготовлено в ПТУ около 205 тыс. человек, что почти на 5 тыс. больше запланированного, третья часть из них не подтвердила полученные разряды на производстве1.
В 1970-е гг. для поднятия престижа обучения в-ПТУ стала проводиться активная профориентационная работа. Так, на КАЛО им. Горбунова в 1971 г. было выпущено 8 рекламных проспектов тиражом 1000 экземпляров, пропагандирующих профессию токаря, токаря-револьверщика, слесаря-жестянщика. Проспекты распространялись в школах, в ПТУ, на заводе2. В этот период вышла из печати пропагандистская книга Т.К. Сагитова и Л.Е. Букштейна «Утро жизни». Хорошо изданная, иллюстрированная, она рассказывала об известных людях, которые начинали свой успешный профессиональный уровень с учебы в ПТУ3.
Однако в 1970-е гг. все большую популярность обретала учеба в вузах и техникумах. В рассматриваемый период система высшего и среднего специального образования в республике имела многоплановый и разносторонний характер. Бурные темпы промышленного развития обусловили резкий спрос на рабочую силу, который довольно легко удовлетворялся за счет крестьян, охотно покидавших село в поисках лучшей доли в городах. Но по мере усложнения производства требовалась не просто рабочая сила, а профессионалы высокого уровня. Быстро индустриализировавшаяся Татарская республика в 1950-1960-е гг. испытывала острую нехватку кадров высшей квалификации. К примеру, в 1960 г. Татарский совнархоз сделал заявку на 1779 специалистов с высшим образованием, а получил лишь 610. В 1961 г. ситуация еще более ухудшилась. Вместо запрошенных 1780 человек на предприятия, входившие в Татсовнархоз, пришло работать 482 человека с высшим образованием4.
В этих условиях система высшего и среднего образования приобретала ключевое значение в модернизации республики. Она сложилась в Татарстане в 1930-е гг. В 1935 г. здесь существовало 13 вузов1. Все они находились в Казани. Первый вуз вне столицы республики появился в 1939 г. Это был Ела-бужский педагогический институт. В рассматриваемый период в республике появилось несколько новых вузов. Сразу после войны в 1945 г. в Казани открылась консерватория европейского образца, первая по всем автономным республикам, к тому же долгое время остававшаяся единственной в них. В 1946 г. был вновь восстановлен Казанский инженерно-строительный институт, созданный в республике до войны.
В связи с открытием крупных месторождений нефти и с развертыванием в республике нефтедобывающей промышленности резко возросла потребность в специалистах по геологии нефти, геодезическим методам разведки полезных ископаемых, технологии разработки и эксплуатации нефтяных месторождений. Их стали широко готовить КГУ, КХТИ. В 1956 г. в Альметьевске и Лениногорске были организованы учебно-консультационные пункты Московского нефтяного института им. И.М. Губкина, в Альметьевске и Лениногорске были созданы вечерние отделения Октябрьского нефтяного техникума Башкирской АССР2.
Уже к концу 1950-х гг. система средне-специального и высшего образования в республике достигла весьма высокого уровня: в вузах республики обучалось около 52 тыс. студентов, в том числе в высших учебных заведениях около 34 тыс. человек. В одной Казани количество студентов было больше, чем во всей Турции. Татарская республика намного превосходила и наиболее развитые страны Европы. В 1958 г. на 10 тыс. жителей насчитывалось студентов в ФРГ - 24, во Франции - 34, в ТАССР - 113. Почти одну треть студентов в республике составляли татары. Много студентов татар училось в вузах Москвы, Ленинграда3.
