Содержание к диссертации
Введение
Глава 1. Социально-экономическая платформа «Руси» 28
1. Оценка финансово-экономической политики правительства 28
2. Крестьянское дело 48
3. Сословный вопрос 61
Глава 2. Проблемы образования в газете И. С. Аксакова 76
1. Университетский вопрос 76
2. Среднее образование 84
3. Начальное народное образование 90
Глава 3. Этноконфессиональный аспект в позиции «Руси» 103
1. Национальная проблематика. Польский, еврейский, «остзейский» вопросы 103
2. Конфессиональная тема 142
3. Реформирование Церкви 160
Глава 4. «Русь» о вопросах государственного устройства 180
1. Идея Земского собора и попытка ее реализации в 1882 г 180
2. Местное самоуправление 210
Заключение 232
Источники 238
Использованная литература 246
- Оценка финансово-экономической политики правительства
- Среднее образование
- Конфессиональная тема
- Идея Земского собора и попытка ее реализации в 1882 г
Введение к работе
Актуальность темы исследования. Эволюция взглядов Ивана Аксакова, оставшегося к 80-м гг. XIX столетия единственным наследником классического славянофильства, является важной исследовательской проблемой. Ее решение может дать ответ на вопрос о судьбах пореформенного славянофильства, его взаимоотношениях с либеральным и консервативным направлением общественной мысли. Между тем деятельность Аксакова в последнее десятилетие его жизни, в том числе издание им газеты «Русь», изучена недостаточно.
В последние двадцать лет интерес исследователей к славянофильству, не избалованному вниманием советских ученых, значительно возрос, что связано прежде всего с идеологической потребностью. Однако важной задачей историков (и в этом состоит собственно научная актуальность темы) остается воссоздание полной картины общественно-политической мысли, охват всех направлений и персоналий. История печатных органов, дискуссии на страницах которых заменяли в пореформенной России партийную борьбу, представляет несомненный интерес. Не случайно круг сотрудников и корреспондентов «Руси» зачастую называли «партией Аксакова». Политическая и социально-экономическая программа газеты «Русь» – последнего печатного детища славянофила – ждет своего исследователя.
Объектом исследования выступает публицистическая деятельность И.С. Аксакова и других сотрудников «Руси», а также окружающий ее идейно-политический контекст первой половины 80-х гг. XIX в.
Предметом исследования является социально-политическая программа газеты, включающая в себя позицию «Руси» по основным вопросам внутренней жизни страны.
Хронологические рамки работы определены временем существования газеты: 1880–1886 гг. В целях более полного рассмотрения отдельных вопросов допускалось расширение этих временных рамок.
Степень изученности темы. Сразу же после смерти И. С. Аксакова в 1886 г. появились работы, дающие оценку его общественной деятельности. «Сборник статей, напечатанных по случаю кончины И. С. Аксакова», разосланный подписчикам газеты «Русь» в качестве компенсации за ее не вышедшие номера, несмотря на низкий исследовательский уровень, стал исходным пунктом для многих историко-публицистических работ, созданных апологетами славянофила. Немалое число суждений, содержавшихся в этом издании, оказались крайне живучими.
В то же время деятельность Аксакова как издателя и редактора «Руси» привлекала внимание либеральных публицистов и историков. После смерти Аксакова К. К. Арсеньев в «Вестнике Европы» дал оценку его деятельности. Он видел в Аксакове популяризатора славянофильства; находил в его публицистике как черты сходства, так и моменты разногласий с правительственными мнениями. Административные преследования Аксакова он считал «колоссальным, беспримерным в своем роде недоразумением», вызванным только резким тоном его статей.
Ряд статей об Иване Аксакове принадлежит перу А. Н. Пыпина. Еще один сотрудник «Вестника Европы» обвинял Аксакова в излишнем теоретизировании, которое мешало последнему «видеть действительные процессы общественной жизни» и, в целом, делало славянофильское учение антиисторическим. Свободе критического мнения редактор «Руси», считал Пыпин, предпочитал враждебность к проявлениям инакомыслия, чем ограничивал сферу своего влияния. Развитие же предельно общих теоретических идей нередко приводило его на практике к сближению с бюрократией.
Деятельность И. Аксакова подробно рассмотрена в биографическом очерке С. А. Венгерова. Его позицию до середины 60-х годов Венгеров считает прогрессивной, так как в ней «свободолюбивые стороны славянофильства преобладали над другими особенностями этого учения». Аксаков 70-х – 80-х гг. удостаивается негативной оценки. Газета «Русь» характеризуется им как «представительница тех сторон славянофильского учения, которыми оно тесно примыкает к византинизму и квасному патриотизму». В последний период своей деятельности Аксаков, по мнению Венгерова, был «не столько славянофил, сколько русофил».
Долгое время в советской исторической литературе не было работ, специально посвященных И. С. Аксакову. Взгляды Аксакова привлекли внимание ученых – В. И. Пороха, В. А. Китаева и Н. И. Цимбаева – лишь в 1970-1980-е гг. Однако исследователи, главным образом, обращались к деятельности Ивана Аксакова в 1850-1860-е гг.
Самым крупным исследованием является книга Цимбаева «И. С. Аксаков в общественной жизни пореформенной России». Автор впервые исследовал вклад Аксакова в разработку социологических представлений славянофильства (теорию «общества»), детально осветил издательскую деятельность публициста в 1850-1860-е гг. Однако для Н. И. Цимбаева славянофильство наряду с западничеством является разновидностью «раннего русского либерализма», а потому, отмечая отказ Аксакова в середине 1870-х гг. от теории «общества» и от либеральной оппозиционности самодержавию, он отлучает публициста как от славянофильства, так и от либерализма. Последний период жизни Аксакова Цимбаевым практически не освещен; он пишет, что «история “Руси” не представляет особого интереса».
Полемизируя с Н. И. Цимбаевым, В. А. Китаев предлагал другое видение эволюции Аксакова. Она шла в обратном направлении: от либерально-западнической ревизии славянофильских постулатов, к принятию их на рубеже 50-х – 60-х гг. XIX в. «Славянофильско-утопическая ортодоксия» должна была неизбежно вступить в конфликт с либерализмом, что и произошло в 1870-е гг. Заслуживает внимания и замечание В. А. Китаева о том, что судьба Аксакова и эволюция его взглядов становятся более понятными, если предполагать в славянофильстве наличие двух линий – либеральной и консервативно-утопической.
Подавляющее большинство исследователей идейного наследия Аксакова в настоящее время безоговорочно признают принадлежность его газеты «Русь» к консервативному крылу русской периодической печати. В. А. Твардовская, которой принадлежит раздел о периоде правления Александра III в коллективном труде «Русский консерватизм XIX столетия. Идеология и практика», анализирует программу «Руси» и приходит к выводу о том, что задачей издания стала борьба с либеральными идеями. Эти наблюдения убеждают автора в том, что позднее славянофильство, без сомнения, является течением российского консерватизма.
Автор статьи об И. С. Аксакове в энциклопедии «Общественная мысль России XVIII – начала XX в.» И. А. Воронин пишет о том, что ко времени издания «Руси» в мировоззрении славянофила «произошел окончательный поворот в сторону консерватизма». Сама газета характеризуется Ворониным как резкий противник «петербургского либерализма». Однако авторы статьи «Консерватизм» в том же издании не упоминают редактора «Руси» в ряду консерваторов эпохи Александра III. Что же касается их общей оценки раннего славянофильства, то она ограничивается констатацией присущего ему антиевропеизма. Последовательно антилиберальный консерватизм в их взглядах не обнаружен. Но в то же самое время – и это весьма показательно для нынешней историографической ситуации вокруг славянофилов – они не фигурируют в новейшей энциклопедии «Российский либерализм середины XVIII – начала XX в.» (М., 2010).
Попытка представить позднего Аксакова в качестве либерала в статье Д. И. Олейникова из сборника «Российский либерализм: идеи и люди» выглядит неубедительно.
Авторы работ, появившихся на рубеже XX-XXI вв., проясняют некоторые аспекты мировоззрения этого публициста в первой половине 80-х гг. XIX в. – к примеру, понимание Аксаковым еврейского вопроса и его вклад в разработку внешнеполитической славянофильской программы. Но они основываются только на статьях Аксакова, помещенных в собрании его сочинений.
Е. Б. Фурсовой предпринята попытка целостного осмысления роли и места идейно-политических принципов консерватизма в творчестве И. С. Аксакова. Автор приходит к выводу, что в дореформенный период в системе его мировоззрения доминировали либеральные составляющие, в пореформенные годы постепенно увеличивалась его консервативная компонента, которая стала доминирующей в 1870-1880-е годы.
По мнению С. М. Сергеева, автора наиболее заметного историографического обзора по проблемам позднего славянофильства, трактовка этого течения мысли как варианта либерализма не выдерживает серьезной критики. Однако сам Сергеев избегает привычного понятия «консерватизм», вводя для характеристики как классического, так и позднего славянофильства термин «творческий традиционализм».
Оставляет открытым вопрос об идеологической доминанте позиции Аксакова Д. А. Бадалян – первый исследователь общественной деятельности Аксакова в качестве редактора-издателя и публициста газеты «Русь». Его несомненной заслугой является введение в научный оборот широкого круга архивных источников. Диссертация Д. А. Бадаляна в значительной степени восполняет пробелы, существовавшие в изучении позднего периода творчества Аксакова, но все же является историко-журнальным исследованием, не затрагивающим многие аспекты программы «Руси»: социально-экономический, этноконфессиональный и др. Данная работа оставляет серьезные резервы для исследования собственно программы «Руси», основанного на фронтальном анализе содержания этого издания.
Зарубежная историография не богата исследованиями позднего славянофильства и конкретно «Руси» Аксакова. Тем не менее, ряд западных ученых-русистов внесли свой вклад в изучение данной проблематики и сформировали достаточно устойчивые шаблоны оценок направления «Руси».
Единственной работой, более или менее подробно осветившей 1880-е гг. в жизни И. С. Аксакова, до последнего времени оставалась вышедшая в США в 1965 г. книга Стефана Лукашевича. В данном исследовании автором проанализированы взгляды Аксакова-редактора «Руси» по проблемам народного просвещения, еврейскому вопросу, внешней политике, а также освещено участие последнего в разработке проекта Земского собора. Однако односторонний подход автора, видевшего в Аксакове, прежде всего, «апостола национализма» и реакционера, не только обедняет понимание многогранной публицистической деятельности редактора «Руси», но и приводит Лукашевича к чересчур смелым выводам о том, что Аксаков является предтечей фашизма. Главную роль своего героя Лукашевич видит в популяризации славянофильства, сведенного первым к жестокому призыву к ненависти.
К выводам Лукашевича близки по своей жесткости и замечания об Иване Аксакове авторитетного американского историка Ричарда Пайпса: «К концу жизни он превратился в националиста-параноика, откровенного антисемита и страстного панслависта». Отмечая борьбу Аксакова за свободу слова и его ненависть к бюрократии, Пайпс, тем не менее, однозначно относит его к консерваторам. Той же точки зрения придерживается и Эдвард Таден, автор исследования о русском консерватизме в России XIX века. По мнению Тадена, Аксаков, модифицируя славянофильство применительно к проблемам времени, иногда искажал его дух и неумышленно приводил аргументы, традиционные для реакционеров. В попытках редактора «Руси» сохранить любой ценой самодержавие и дать российскому обществу национальное и социальное единство Таден усматривает вырождение славянофильства.
В капитальном труде А. Валицкого о славянофильстве проблематика заключительной стадии эго эволюции занимает периферийное место. Но его концепция в целом, так же, как и отдельные замечания о позднем Аксакове, заслуживают самого серьезного внимания. Славянофильство в целом понимается автором как консервативная утопия. Аксаков же для Валицкого является «несомненно ярким примером эволюции славянофильства в направлении великодержавного национализма». Автор акцентирует внимание читателей на следующем чрезвычайно важном факте: у Аксакова, при упорном следовании «букве» славянофильства, происходит неосознанный отказ от антикапиталистического духа славянофильской утопии. Антикапитализм в его творчестве трансформировался в антисемитизм, резко отличавший Аксакова от классиков славянофильства.
Историографический анализ показывает, что споры об идейной ориентации Ивана Аксакова и его последней газеты порождены приблизительностью представлений о ней и могут продолжаться сколько угодно долго в виду отсутствия исследований, в которых содержался бы всесторонний анализ публицистики «Руси». Это издание по-прежнему остается наименее изученной страницей в общественно-литературной биографии Аксакова.
Источниковая база. Источники, использованные для написания работы, делятся на три группы: 1) материалы периодической печати; публицистика, 2) источники личного происхождения (мемуарные и эпистолярные) и 3) материалы цензурного делопроизводства.
Главную ценность при написании диссертационной работы представляли материалы периодической печати, в первую очередь, газеты «Русь», что обусловлено самой темой исследования.
«Русь» начала выходить 15 ноября 1880 г. и просуществовала до конца жизни И. Аксакова, оборвавшейся 27 января 1886 г. Несмотря на постоянно сокращавшееся число читателей, «Русь» представляла собой довольно заметное явление, особенно в 1881-1882 гг.
Тон изданию задавали передовые статьи редактора, открывавшие собой каждый номер газеты. Текущие события освещались в нескольких отделах газеты: «Еженедельные итоги», «Русская область», «Внутренние дела» (первоначально – «Внутреннее обозрение»), «Вне России» (сначала – «Политическое обозрение»), «Корреспонденции». «Русь» уделяла много внимания пропаганде взглядов основателей славянофильского движения. Степень консолидированности позиции газеты была очень высокой.
Штат сотрудников «Руси» был невелик. Есть сведения, что единственным постоянным (получавшим жалованье) сотрудником газеты был Сергей Шарапов. Другими сотрудниками «Руси» были: Д. Ф. Самарин, Н. Н. Страхов, Ор. Ф. Миллер, Вл. Ламанский, П. Д. Голохвастов, И. Павлов, С. Рачинский, протоиерей А. М. Иванцов-Платонов, Вл. Соловьева. Среди авторов публикуемых в «Руси» материалов можно обнаружить имена Н. С. Лескова, Н. Я. Данилевского, С. Ю. Витте, А. М. Бутлерова, В. И. Ламанского.
Атрибуция значительной части материалов, помещенных в «Руси», представляется проблематичной. Обилие псевдонимов в газете, безусловно, затрудняет работу с этим источником, однако не препятствует анализу программы издания.
Помимо газеты «Русь» в группу материалов периодической печати входят статьи современников славянофила – представителей либерального лагеря, давших свою оценку программы «Руси» в ходе полемики с ее редактором (в том числе, уже упомянутые выше выступления Арсеньева и Пыпина). К этой же категории источников примыкают собрание сочинений И. С. Аксакова и сборники его статей, вышедшие в последние годы.
Значительно обогащают картину общественно-политической борьбы, позволяя более полно воссоздать систему взглядов сотрудников «Руси», документы личного происхождения – воспоминания, дневники и письма.
Круг эпистолярных источников, использованных в данной работе, достаточно широк. Опубликованное эпистолярное наследие славянофила, в основном, распылено по различным периодическим изданиям. Особое значение для характеристики социально-политической программы «Руси» имеет переписка ее редактора с сотрудниками и единомышленниками. Большую ценность для исследования нашей темы представляет переписка ряда государственных и общественных деятелей – К. П. Победоносцева, Александра III, Н. П. Игнатьева, Б. Н. Чичерина и других.
В ряду неопубликованных эпистолярных источников наибольшее значение имеют материалы переписки Ивана Аксакова с сотрудниками и корреспондентами «Руси» (О. Ф. Миллером, Н. Н. Страховым, М. О. Кояловичем, Н. П. Гиляровым-Платоновым, Г. П. Галаганом, К. К. Толстым и др.), сосредоточенные в собраниях рукописного отдела Института русской литературы (Пушкинский Дом) РАН (ИРЛИ) и отдела рукописей Российской национальной библиотеки (РНБ). В исследовании использовались письма, хранящиеся, в основном, в фондах 14 (Аксаков И. С.), 747 (Страхов Н. Н.) и 847 (Шаховской Н. В.) ОР РНБ и фонде 3 (Аксаковы) РО ИРЛИ.
Среди мемуарных источников наибольшую ценность представляют собой воспоминания сотрудника газеты «Новое время» А. Н. Молчанова, графа Н. П. Игнатьева, начальника Главного управления по делам печати Е. М. Феоктистова, супруги Аксакова А. Ф. Тютчевой, А. И. Кошелева.
Материалы цензурного делопроизводства составляют небольшую долю источников, использованных при выполнении данного диссертационного исследования, однако позволяют проследить судьбу ряда злободневных статей, опубликованных на страницах «Руси». Подборка материалов из фонда Аксакова РО ИРЛИ дополнена документами, введенными в научный оборот публикацией О. Л. Фетисенко.
Цель исследования – анализ содержания и особенностей социально-политической программы газеты «Русь».
В соответствии с этой целью в диссертации поставлены задачи выявить позицию «Руси» по следующим важнейшим проблемам внутренней жизни России 80-х гг. XIX в.:
финансово-экономическая политика правительства и пути модернизации страны;
состояние отдельных элементов социальной структуры общества;
реформирование системы народного просвещения;
национальный и религиозный вопросы;
проблема представительства.
Методологическая основа диссертации. Исследование основано на базовых принципах исторического познания: объективности, детерминизма, историзма, системности. Принцип научной объективности достигается непредвзятым анализом фактического материала. Принцип детерминизма требует обратить внимание на обусловленность и причинно-следственные связи исторических явлений и процессов. Принципы историзма и системности позволяют рассмотреть предмет исследования – основные аспекты политической программы газеты «Русь» – как сложноорганизованную систему, в развитии и тесной взаимосвязи ее отдельных элементов.
Для наиболее полного раскрытия темы диссертации были использованы историко-генетический, проблемно-хронологический, историко-сравнительный методы, а также метод когнитивной реконструкции. Историко-генетический метод дает возможность проследить динамику обращения сотрудников «Руси» к тем или иным вопросам внутренней политики правительства. Проблемно-хронологический метод позволяет расчленить заявленную тему на ряд проблем, каждая из которых рассматривается в хронологической последовательности событий. Использование историко-сравнительного метода оказывается необходимым для определения места аксаковской газеты среди печатных органов 1880-х гг. путем сопоставления позиций изданий по отдельным вопросам. Наконец, метод когнитивной реконструкции дает возможность выстроить разрозненные идеи и теоретические положения, содержащиеся в работах и переписке Аксакова и сотрудников «Руси», в целостную программу.
Научная новизна диссертации состоит в том, что данная работа является первым специальным исследованием внутриполитической программы газеты И. С. Аксакова «Русь», основанным на изучении публицистики как самого редактора, так и всех его сотрудников и корреспондентов. Всесторонний анализ программы «Руси» дает возможность более точно оценить место И. С. Аксакова (и поздних славянофилов в целом) в российской общественной мысли и общественном движении первой половины 80-х гг. XIX в. Использование в работе архивных источников также придает ей определенную новизну.
Основные положения диссертации, выносимые на защиту:
1. Мероприятия, предлагавшиеся «Русью» в финансово-экономической сфере, в основных своих моментах были созвучны правительственной политике и носили консервативный характер. В промышленном секторе Аксаков провозглашал ведущими принципами протекционизм и изоляционизм, что принципиально расходилось со взглядами либералов. Характерной чертой программы «Руси» в аграрном вопросе стало отрицание малоземелья в качестве главной причины стремительно снижающегося уровня жизни крестьянства и пропаганда ею идей интенсификации сельского хозяйства. Издание преследовало цель сохранить крестьянскую общину и дворянское землевладение. Установка Аксакова на разрушение границ между сословиями, характерная для его публицистики 60-х гг. XIX в., в период издания «Руси» поколебалась. Газета делала акцент на культурном превосходстве дворянства и высказывалась за сохранение сословной обособленности крестьянства. Все меры, предлагаемые «Русью», свидетельствовали о стремлении ее редактора замедлить неизбежное наступление капитализма в России и максимально смягчить его негативные социальные последствия.
2. В своем видении путей развития системы народного просвещения «Русь» зачастую примыкала к взглядам К. П. Победоносцева. По убеждению Аксакова, лучшим образованием народных масс было охватывающее все крестьянское население обучение и, прежде всего, воспитание их сообразно с традицией и православными ценностями. Университетское же образование и предваряющее его классическое гимназическое предназначалось в программе «Руси», в основном, для подготовки властвующей элиты, потребность в которой была невелика. Стремление сотрудников газеты к тому, чтобы образование соответствовало потребностям каждого из слоев населения, вызывалось желанием сохранить традиционализм русского общества.
3. Национальный и религиозный вопросы были тесно переплетены в системе воззрений газеты. Тем не менее, вопреки расхожему мнению, сводящему взгляды Аксакова и его сотрудников к лозунгу «Россия для русских» и тождеству понятий «православный» и «русский», этноконфессиональный аспект программы «Руси» не должен восприниматься столь упрощенно: в позиции газеты имелось немало противоречий. Националистические устремления издания выражались в желании обеспечить привилегии для национального большинства. Однако на первый план у Аксакова, несмотря на субъективное желание подчинить все сферы жизни государства русскому, воспитанному в православной вере, элементу, выходило все-таки стремление к имперскому единству. Характерной чертой позиции «Руси» было критическое отношение к современному состоянию Русской Православной Церкви.
4. Самодержавие для Аксакова, отрицавшего любые конституционные проекты, являлось единственно возможной формой правления в России. Преследуя цель укрепления власти монарха, «Русь» в то же время обнажала пороки системы государственного управления. Для их исправления Аксаков проектировал созыв Земского собора и выступал за всемерное развитие институтов местного самоуправления. Тем не менее, недоверие к потенциалу самодеятельности крестьянского мира и боязнь трансформации земства в представительное учреждение, обладающее политическими правами, привели редактора «Руси» к поддержке идей, впоследствии реализованных в земской контрреформе.
5. Зачисление раннего Ивана Аксакова (1850-е – 60-е гг.) в ряды либералов, а позднего (1880-е гг.) – в стан консерваторов не представляется правомерным. Меняющиеся социально-экономические, политические условия и отношение к ним публициста не должны заслонять тот факт, что система базовых ценностей, унаследованная Аксаковым от ранних славянофилов, оставалась неизменной. Ключевыми чертами этого мировоззрения являлись положенная в его основу религиозность, антибуржуазность, неприятие правового порядка, противопоставление соборности индивидуализму, отрицание общего с Западом исторического пути. При учете всех этих составляющих становится очевидным вывод о принадлежности как Ивана Аксакова, так и всех старших славянофилов, к консервативному крылу русской общественно-политической мысли XIX в. Вместе с тем, к концу жизни консерватизм Аксакова, вынужденного отказаться от антикапиталистического духа раннего славянофильства и придававшего все большее значение государственному началу, был уже лишен черт романтизма и выглядел прагматически.
Практическое значение. Результаты исследования будут способствовать более глубокому пониманию русской общественно-политической мысли первой половины 80-х гг. XIX в. и месту поздних славянофилов в ней. Они могут быть использованы при подготовке специальных курсов по истории печати, славянофильства и общественного движения в пореформенной России в целом.
Апробация работы. Основные положения диссертации нашли отражение в выступлениях на научных конференциях и публикациях автора. Результаты исследования использовались при разработке и проведении специальных семинаров по истории русской журналистики второй половины XIX в. для студентов исторического факультета Нижегородского государственного университета им. Н. И. Лобачевского.
Структура диссертации. Основным структурообразующим принципом стал проблемный принцип. Работа состоит из введения, четырех глав, заключения, списка использованных источников и литературы.
Оценка финансово-экономической политики правительства
80-е годы XIX века Россия встретила с расшатанной финансовой системой. В годы войны с Турцией правительство широко использовало печатный станок, в результате чего с 1877 по11879 г. количество неразменных кредитных билетов в обращении увеличилось в 2,5 раза. Государственныйдолг России к 1880 г. составил астрономическую сумму - 6 млрд. рублей64. Взрыв инфляции потряс всю денежную систему; курс рубля при сильных колебаниях имел явную тенденцию к понижению.
Финансовое расстройство сопровождалось кризисными явлениями в промышленности и сельском хозяйстве. Недолгая фаза подъема экономики, связанная с влиянием военной конъюнктуры, уже в 1881 г. сменилась спадом. Кредитный, торговый, топливно-сырьевой, транспортный и продовольственный кризисы захлестнули экономику России. Еще не оправившись от неурожая 1880 г., страна оказалась втянутой в мировой аграрный кризис, который вызвал падение цен на хлеб.
Современные историки общественно-политической мысли отмечают, что во второй половине XIX в. российские консерваторы были вынуждены искать адекватные ответы на следующие вызовы времени: рост крестьянского землевладения, превратившегося- в угрозу помещичьим хозяйствам; оформление прослойки крестьян-общинников, готовых к выходу из крестьянского мира; ускорение развития промышленности; возрастание материальной мощи отечественной буржуазии и иностранного капитала; введение новой системы денежного обращения; оформление и рост рабочего класса65. В критике «язв капитализма» правые иногда были единодушны с левыми. «Русь» Аксакова, несмотря на распространенное мнение исследователей о том, что экономические вопросы были наименее разработанной стороной системы взглядов славянофила6 , проявляла живую заинтересованность в развитии финансовой и производственной мощи государства. Редактор в большинстве случаев предоставлял возможность высказываться по данным вопросам своим сотрудникам, наиболее авторитетными экономистами среди которых были Сергей Шарапов и Дмитрий Самарин. Тем не менее, Аксаков, будучи председателем правления Московского купеческого общества взаимного кредита и автором исследования об украинских ярмарках, конечно, был способен определять тон своего издания и по финансово-экономической проблематике, высказываясь по всем актуальным вопросам в передовых статьях. Ему выпала труднейшая задача - привести учение старших славянофилов, не доживших до отмены крепостного права, в соответствие с новыми экономическими и общественно-политическими условиями пореформенной России.
Сотрудники «Руси» признавали за правительством Александра III «добрые намерения», однако, в то же время, указывали на отсутствие общего экономического плана, что было крайне опасно в тот момент для страны.
В мае 1881 г. министром финансов был назначен Н. X. Бунге. Период нахождения последнего на этом посту практически совпал со временем издания «Руси». Интересный факт: министр являлся читателем «Руси» и «самым благодушным и дружеским образом» отвечал на письма ее редактора68.
Программа Бунге была нацелена на развитие рыночной экономики, становление частного крестьянского землевладения, обеспечение правовой самостоятельности низших сословий. В то же время, он проводил идеи о необходимости умеренного государственного вмешательства в экономику и отношения между классами, а также социальной защиты неимущих слоев населения.
Для выхода из сложного экономического и финансового положения Бунге предполагал поднять, благосостояние крестьянства, составлявшего к тому времени 90% населения. России, провести реформы в области финансов и налогообложения . Одним из наиболее эффективных средств для борьбы с малоземельем и становления частного крестьянского землевладения он считал переселения на окраины страны. В годы деятельности Бунге на посту министра финансов был отменен соляной акциз и подушная подать, понижены выкупные платежи, открыт Крестьянский банк. Он поставил перед собой цель реформировать отсталую систему окладных сборов и создать условия для введения подоходных форм налогообложения. Тем не менее, в области косвенного обложения Бунге во многом был вынужден действовать вопреки своим убеждениям, идя из-за острых фискальных нужд на повышение таможенных пошлин, акцизов на спиртные напитки, табак и сахар. Н. X. Бунге стал инициатором первых в России актов фабричного законодательства. При нем в России утвердился курс на индустриальный рост и таможенный протекционизм. Исключительное значение Бунге придавал развитию хлебного экспорта, что было вызвано стремлением к преодолению бюджетного дефицита и упорядочению государственного долга70.
«Русь» с первых месяцев своего существования заявила о необходимости новой финансовой политики. Сотрудники газеты считали необходимым отказаться от конкуренции с Америкой и ликвидировать экономическую зависимость от Европы. Вывозную хлебную торговлю, по убеждению экспертов «Руси», следовало сократить. Удешевление хлеба повлекло бы за собой рост доходов от скотоводства, что, в свою очередь, позволило бы установить равновесие между двумя важнейшими отраслями сельского хозяйства и сохранить почвы (1881. 18 июля. С. 21-22). На фоне хлебного кризиса начала 80-х гг. XIX в., спровоцированного тяжелыми погодными условиями в России и высоким урожаем в Америке, газета выступала за проведение такой финансовой реформы, которая позволила бы крестьянам не отдавать хлеб за бесценок. В начале 1885 г. «Русь» констатировала появление еще одного хлебного конкурента — Индии, поставлявшей в Европу дешевую пшеницу. В хлебном вопросе позиция «Руси» расходилась с политикой финансового ведомства, которое в целях активизации торгового баланса поощряло вывоз хлеба.
«Русь» выступала за создание благоприятных условий для развития отечественной промышленности . Одним из тормозящих это развитие факторов была фискальная политика государства. Корреспонденции «Руси» сообщали, что мелкие промышленные и торговые обороты в России обложены крайне высокими и неравномерными налогами. По мнению их авторов, первоочередной задачей государства было исследование экономических возможностей и потребностей России, введение пропорциональной системы налогообложения, пресечение казнокрадства и хищений (1883. 15 августа, 1 сентября). Предложения корреспондентов «Руси» были созвучны идеям Бунге, стремившегося к введению подоходного налога. Тем не менее, проект министра финансов об обложении крупных торгово-промышленных предприятий соразмерно с получаемым ими доходом был отвергнут Государственным советом в начале 1884 г.72
В 1882 г. «Русь» публиковала серию статей известного экономиста, близкого к Аксакову еще в 50-е годы, В. П. Безобразова под названием «Очерки Всероссийской промышленной и художественной выставки 1882 г.». Поиски обозревателя для выставки редактор вел уже в начале 1881 г. (ее планировалось провести именно в 1881 г., однако дело было отложено в связи с убийством императора). Аксаков писал Н. Н. Страхову: «Нет ли в виду досужего экономиста: по части финансов, статистики и промышленности, которому бы можно было поручить описание Московской выставки?»73. Выбор корреспондента был сделан не случайно — труды Безобразова и ранее пропагандировались «Русью» как чуждые тенденциозности и доктринальности.
Автор «Очерков...» констатировал значительное увеличение производства по всем отраслям и прогресс в техническом оснащении промышленности за четверть века с Крымской войны. Однако выводы экономиста были довольно критичны: на фоне успехов промышленности он отмечал и серьезные проблемы. Таковыми являлось господство товаров престижного потребления, слабое развитие производств для удовлетворения потребностей средних и бедных слоев населения, подражание иностранным образцам. Безобразов выступал за преодоление этой подражательности во всех отраслях промышленности, которого, однако, невозможно было добиться внешними мерами, вроде правительственных субсидий и покровительства (1882. 26 июня, 17, 31 июля, 6, 14, 21, 28 августа, 4, 25 сентября, 2, 9 октября).
Среднее образование
Проведенная в 70-е гг. XIX в. реформа средней школы считалась консерваторами одним из самых «благонадежных» преобразований царствования Александра II156. 30 июля 1871 г, был обнародован новый устав гимназий, а в следующем году — устав реальных училищ, пришедших на смену реальным гимназиям 1864 г. Устав 1871 г. предоставил воспитанникам классической школы монопольный доступ в университеты. Реалистам было дано право поступать только в высшие технические училища, число которых до конца XIX в. было крайне ограничено .
Скоро обнаружился, главный недостаток реальных училищ: их курс не давал вполне достаточной подготовки ни для практической деятельности, ни для поступления в высшие специальные училища. Неуместность древних языков в качестве главного общеобразовательного средства в классических гимназиях (особенно с акцентом в преподавании на грамматику) также сознавалась практически всеми современниками158.
Общественное недовольство по поводу организации среднего образования прорывалось повсюду: в среде преподавателей гимназий, учеников и их родителей, на земских собраниях. Естественно, что вопросу, вызвавшему столь широкий общественный резонанс, немалое внимание уделила и российская пресса.
Обсуждение проблем среднего образования первой половины 80-х гг. XIX в. нашло свое отражение и на страницах «Руси». Следует отметить, что сам редактор по данному вопросу высказывался мало (видимо, не считая себя компетентным в этой области), предоставляя слово своим сотрудникам. Экспертом «Руси» по вопросу о среднем образовании в 1880-1881 гг. был Ипполит Николаевич Павлов (умер в 1882 г.). После окончания Московского университета он был преподавателем русского языка и словесности в московских учебных заведениях, а поэтому не понаслышке был знаком с школьным делом. И. Н. Павлов занимался переводами художественных произведений (к примеру, первой части «Фауста» Гете), литературной критикой, а также был автором «Русской хрестоматии для переводов на французский и немецкий языки в высших классах среднеучебных заведений» (1873 г.; вместе со Стоюниным). Павлов сотрудничал не только с аксаковской «Русью», но и с «Московскими ведомостями», а также был редактором-издателем журнала «Кругозор» (1880 г.)159.
После смерти Ипполита Павлова по образовательным вопросам на страницах «Руси» неоднократно высказывался Михаил Федорович Де-Пуле, педагог и писатель (1822-1885). В литературоведческой среде он известен как биограф воронежских поэтов Кольцова и Никитина. Но для нас большую значимость, имеет его педагогическая деятельность. Получив образование на словесном отделении философского факультета Харьковского университета, Де-Пуле служил преподавателем в воронежском кадетском корпусе, позднее -инспектором и директором виленской гимназии160. Таким образом, жизнь этого публициста была неразрывно связана с системой образования.
Аксакову - редактору «Дня» предназначение школьного образования виделось в том, чтобы быть благотворным и плодотворным как для личности, так и для общества, выражая общественные потребности и устремления161. Тем не менее, «Русь» не выступала противником классицизма, утверждая: «Классическая система выдержала вековой искус и своими вековыми результатами завоевала себе право на признание. На счет системы не должно быть спора» (1882. 13 марта. С. 13).
Государство и общество не могли обходиться без людей, прошедших такую школу. Однако на получение классического образования требовалось 12-15 лет - время, которое лишь немногие могли потратить на подготовку к будущей деятельности. Павлов указывал на то, что потребности общества в блестящих государственных и общественных деятелях ограничены, а следовательно, и обучение в гимназиях должно проходить гораздо меньшее число молодых людей (1881. 3 января. С. 16).
Аксакова и его сотрудников крайне беспокоил наплыв учащихся в гимназиях (как, впрочем, и все возрастающее число самих гимназий), поэтому они считали, что доступ к классическому образованию должен быть ограничен. М. Ф. Де-Пуле в качестве возможного способа такого ограничения предлагал упразднить подготовительные классы гимназий и повысить плату за обучение в них (по сравнению с реальными училищами) (1884. 15 сентября. С. 17).
При этом редактор «Руси» был крайне заинтересован в том, чтобы, широкие слои населения получали образование - но сообразно своим устремлениям и потребностям. Желание Аксакова иметь школы для всех социальных слоев (купцов, мещан и т.д.) объективно было направлено против социальной мобильности населения: «...школа, — писал он, - не должна отчуждать учащихся от родной среды, от труда, свойственного их быту (кроме лиц, наделенных исключительными дарованиями) и вообще плодить интеллигентный пролетариат» (1884. 1 июня. С. 8).
Аксакову импонировали реальные гимназии образца 1864 г., уничтоженные реформой 1871-1872 гг. Но и после этой реформы «Русь» предлагала всесторонне развивать реальное образование - сеть реальных училищ, которые находились в приниженном положении по сравнению с классическими гимназиями.
«Русь» выступала за равенство этих двух типов среднего образования -классического и реального - по числу учебных заведений, по структуре, по государственному финансированию. Реальные училища предлагалось организовывать, как и классические гимназии, по немецкому образцу, содержать их за счет государственной казны. Сотрудники Аксакова высказывали мысль о необходимости возврата к прежнему термину — реальные гимназии, а не училища, что, по всей видимости, подчеркивало бы равный статус обоих типов образования. По аналогии с классическими прогимназиями следовало создать реальные прогимназии в равном количестве с первыми (1884. 15 сентября. С. 17).
М. Ф. Де-Пуле писал, что тип реальных училищ должен быть общим для всех средних учебных заведений (кроме гимназий и духовных семинарий), какому бы ведомству они не принадлежали. Именно поэтому чрезвычайно важна была правильная постановка учебного дела в них. Журналист указывал на снижение уровня общего образования в реальных училищах (после исключения из их курса латыни), а потому предлагал ввести изучение латинского, французского и немецкого языков. Изучать математику и русский язык предлагалось в том же объеме, что и в гимназиях, а историю и естественные науки - более углубленно (1884. 15 июня. С. 21). Сотрудник «Руси», проектируя подобные меры, вновь ссылался на опыт немецких учебных заведений, выступавших на страницах газеты в качестве эталонов.
Как пишет СВ. Лебедев, ожесточенная полемика между «классицистами» и «реалистами» разделила даже консерваторов на два лагеря162. Действительно, среди них многие указывали на потребности российской экономики в технических специалистах. Однако исследователь ошибается, причисляя И. С. Аксакова к числу ярых противников классицизма. Некоторые стороны деятельности классических гимназий казались неудовлетворительными редакции «Руси». Славянофил выступал против крайностей классицизма, являясь, тем не менее, его сторонником. Объясняя О. Ф. Миллеру свое нежелание печатать статью о недостатках классической системы, он писал: «В настоящее время вопрос стоит так: «классицизм» или «реализм», поэтому нападение на классицизм окажет услугу только реализму»1 3.
Проблеме классического образования в 1881 г. была посвящена серия статей И. Н. Павлова. В это время отовсюду слышалось недовольство гимназиями из-за трудности их курса, перегрузки учащихся домашними заданиями, полной сосредоточенности на древних языках. Ипполит Павлов в ответ на требования изменений в учебной системе выступал категорически против кардинальной ломки программ и методов обучения (1881. 3 января. С. 12). Древние языки, в его представлении, выступали прекрасным образовательным и воспитательным средством. Он считал, что задачей школы является развитие трех сторон человеческого духа: логической, эстетической и нравственной. Единственным предметом, способным обеспечить выполнение этой, задачи, был язык, причем «завершивший круг своего естественного развития» - то есть язык мертвый.
Конфессиональная тема
Религиозные воззрения Ивана Аксакова были заимствованы им у Хомякова, оказавшего огромное влияние на развитие русского богословия. В письме к своему корреспонденту К. К. Толстому Аксаков прямо говорит о том, что «знамя «Руси» - знамя христианства, знамя Хомякова»233. В христианской основе он видел отличие славянофильства от народничества, выросшего на идеалах позитивизма . Теологические рассуждения Аксакова, также как и его старшего товарища по славянофильскому кружку, сводились, в основном, к экклесиологии (учению о церкви).
Общее обновление страны после реформ 60-х - 70-х годов XIX в. повлекло за собой рост инаковерия, укрепление его традиционных ветвей (старообрядчества) и появление новых течений, в основном, протестантского характера. В это время в обществе и печати развернулись дискуссии о пересмотре конфессиональной политики властей, снятии вероисповедных ограничений, предоставлении российским подданным права свободно исповедовать любую религию.
Иван Аксаков остро переживал падение духовности и разрушение традиционных связей в современном ему обществе. В декабре 1881 г. он писал, обращаясь к читателям «Руси»: «Трудные времена переживает христианская церковь, более трудные чем когда-либо... Опасность внутри ее самой, опасность не от неверия только, даже не от равнодушия или индифферентизма, а от внутреннего противоречия собственным своим началам, ослабляющего ее силы для борьбы с врагом, которого могущество, во всеоружии науки и знания, стало особенно грозным в XIX веке, которому ходячее имя: «современный прогресс»...» (1881. 5 декабря. С. 1). Редактор «Руси» был убежден, что проповедь гуманности вне идеи о Боге постепенно становится проповедью разрушениями человекоубийства. Для него не существовало нравственности вне религии. В письме к Ор. Миллеру он восклицал: «Гуманизм цивилизация, либерализм — ну словно Христос! А тут вот и сидит антихрист, «дух лестчий», по слову Иоанна. Происходит самая коварная подтасовка идеалов»235. Идея братства для него имела смысл лишь в евангельском понимании, в признании Бога-Отца, ведь «нельзя же говорить о братстве во имя общего происхождения от обезьяны» . Вывод Аксакова звучал как приговор современному обществу: «прогресс, отрицающийся Бога и Христа, в конце концов становится регрессом, цивилизация завершается одичанием, свобода — деспотизмом и рабством. Совлекши с себя образ Божий, человек неминуемо совлечет, - уже совлекает с себя и образ человеческий, и возревнует об образе зверином» (1881. 5 декабря. С. 2).
Позднее Аксаков оговаривался, что видит зло не в самих знаниях и цивилизации, «а в том гордом самомнении науки и цивилизации, будто они вполне довлеют человечеству и призваны упразднить и восполнить собою веру в Бога и в божественный нравственный закон...» (1883. 13 апреля. С. 3). Он утверждал, что цивилизация сама по себе не может противодействовать людскому пороку и насилию, самым ярким подтверждением чему служила волна террора рубежа 1870-х - 1880-х годов. Пар и электричество не сумели усилить чувство братской любви. Причину этого редактор «Руси» видел в том, что одними из главных характеристик цивилизации являются развитие и видоизменение. В противоположность ей, нравственный идеал христианства не подлежит никакому развитию, он вечен и неизменен. «Хотя бы со временем человечество стало летать по воздуху и добралось до Луны, нравственный христианский идеал и тогда, как изначала, будет один и тот же...» (Там же. С. 8).
В христианстве Аксаков видел возможность полного равенства людей, в. то время как с понятием цивилизации он связывал понятие о неравенстве. В1 ответе на рукописную статью «Христианство и прогресс», присланную в редакцию «Руси», он писал: «Идея равенства, понятая чисто внешним образом, логически развиваемая вне идеи Бога, не может остановиться на равноправности перед законом, на уничтожении привилегий: она выставит знамя бунта против неравенства состояний и Божьих даров, потребует уравнения ленивого с прилежным, бездарного с даровитым, невежды с ученым и в вечном протесте против природы и Бога - убьет самую жизнь, ни к чему не приведет, кроме смерти и разрушения»237. Все эти явления Иван Аксаков уже находил в странах Западной Европы. Однако у православной церкви, по его мнению, был потенциал к возрождению, так как она не исказила истины веры и догматов христианства, в отличие от церкви католической.
На знамени «Руси» были начертаны веротерпимость и свобода совести, посягательство на которые редактор газеты считал безнравственным и опасным для государства. Сотрудник «Руси» Ор. Миллер в одной из статей замечал, что «действительно уверовать можно только свободно» (1883. 13 апреля. С. 19). Однако отношение Ивана Аксакова к католичеству и другим неправославным вероисповеданиям было сложным. Уже современники обвиняли И. С. Аксакова в том, что он не разделяет вероисповедный вопрос с вопросом национальным, отождествляя понятия «православный» и «русский»238. Он и не отрицал этого, доказывая, что такой же постановки вопроса придерживаются и поляки, которые «в совращении русских в католицизм видят наилучшее средство к ополячению» (1882. 21 августа. С. 1). В одном из писем 1883 г. Аксаков убеждал своего корреспондента в том, что русский народ «прежде всего христианский православный (что в его понятиях одно и то же), а уже потом - русский. Крестьянин - значит ничто другое как христианин, - от того так и широка природа русской национальности...»239. Схожие мысли редактор «Руси» высказывал и Н. Пі Гилярову-Платонову: «Дивное дело: народное самосознание ... стало органически нераздельно с понятием и чувством всечеловеческого о- Христе братства. От того в русском народе никто- не называет себя «русским», а «хрестьянин» или «православный», от того она «Святая Русь»...»240. Утверждая необходимость подчинения народа царской власти, независимо от того, плох или хорош монарх, Аксаков оговаривается: «Но вздумай царь принять магометанство, народ царя отставит и будет прав»241.
В российской действительности второй половины XIX века, когда церковь была полностью зависима от государства, церковный вопрос неизбежно превращался в вопрос государственной политики. Аксаков это остро чувствовал и наделял государство гораздо большими полномочиями и функциями, нежели, к примеру, его старший брат. Он был убежден, что любое религиозное общество стремится к единомыслию; нє нужно только, чтобы это единомыслие поддерживалось принудительными мерами (1883. 15 августа. С. 17). Государство, по его мнению, должно всемерно содействовать обращению инородцев в христианство и покровительствовать православным (как признающим «начала общей государственной гражданственности»). Но при этом редактор «Руси» выступал против уголовного преследования за отпадение от православия и возвращение в язычество: «Ибо для того, чтобы иметь право преследования за нарушение обязательства, необходимо допустить предварительную проверку юридической годности обязательства, то есть добровольности крещения. Но на это наши архиереи и не будут согласны»242. Однако показательно, что редактор «Руси» в своей газете избегал проблемы насильственного обращения униатов Северо-Западного края в православие.
Признавая в частной переписке, что «ревностью покойного Громеки было допущено- в этом деле много скверностей», Аксаков, тем не менее, опасался проявить в этом вопросе «запальчивость и страстность», тем самым молчаливо соглашаясь с действиями администрации243.
Несмотря на то, что; единственной истинной религией для И. Є. Аксакова всегда было только православие, идея государственного единства для него была выше идеи единства церковного (1883 . Г5 августа. С. 5). Желая, конечно; присоединения к православной церкви всего населения Империи, в том числе и западных ее окраин, редактор «Руси» понимал невыполнимость этого желания в обозримом будущем (в том числе и из-за плачевного состояния РПЦ), а потому провозглашал веротерпимость к инаковерующим российским подданным. Более того — Аксаков настаивал на том, что официально должно быть признано существование русско-католической паствы, составляющей, по его данным, около полумиллиона человек на западных окраинах империи, которая имеет право на русско-католическое духовенство. Опираясь на соглашение, заключенное Россией с Римом в 1883 г., редактор «Руси» предлагал признать существование русских католиков и Папе Римскому, что логично должно было повлечь за собой и разрешение использовать русский язык (а не польский) в дополнительном богослужении. Таким образом, Аксаков проводил мысль, популярную в общественных и правительственных кругах после польского восстания 1863 г., о необходимости «располячивания католицизма» - на этот раз при содействии Римской курии и определенных усилиях Министерства иностранных дел России244.
Идея Земского собора и попытка ее реализации в 1882 г
Рубеж 1870-х.— 1880-х годов стал временем общественного подъема, в России, вызванного- ростом патриотических настроений в годы Восточного кризиса и русско-турецкой войны, послевоенными трудностями и резким усилением- революционного движения. Годы, прошедшие после «Великих реформ», показали их неполноту и противоречивость. Неспособность правительства, справиться с социальными противоречиями привела к росту оппозиционных настроений и актуализации идеи привлечения представителей общества к законотворческой деятельности. Ее отстаивали не только либеральные круги (Л. А. Полонский, Б. Н. Чичерин, А. И. Васильчиков)297,.но и некоторые правительственные деятели (П. А. Валуев, Д. А. Милютин и другие)298. Правда, наиболее известный проект государственных преобразований, разработанный «диктатором» М.Т. Лорис-Меликовым, не шел далее привлечения представителей земств и городов к предварительному обсуждению ограниченного круга административных и финансовых реформ, а в самих законосовещательных учреждениях чиновничий элемент преобладал бы над выборным299.
Неопределенность политического курса Александра III в первое время после, трагедии 1 марта способствовала оживленному обсуждению» в печати в марте-апреле 1881 г. перспектив будущего развития страны. Либеральные газеты во главе с «Голосом» и «Русскими ведомостями» видели выход из кризиса на пути реформ. «Земство» писало о необходимости содействия общества властям в разрешении злободневных вопросов. «Страна» (которую вскоре после этого запретили) заявила, что «нет иного выхода, как уменьшить ответственность главы государства, а тем самым и опасность, ему угрожающую от злодеев-фанатиков»300. В это же время газета И. С. Аксакова «Русь» развернула кампанию за созыв Земского собора, подтвердившего бы верность. народа самодержавию.
Славянофильская идея Земского собора была дорога Аксакову. Свои соображения о соборе он высказывал задолго до описываемых в данной работе событий. В 1861 году, еще будучи редактором «Дня», Аксаков писал B. И . Ламанскому: «Россия может обновиться и обрести целостность организма только Земским- собором» . Славянофилы, в отличие от сторонников этатистской точки зрения, полагали, что монархия приобретает национальные характеристики благодаря прямому контакту с русским народом, реализованному в форме Земского собора . Они делали акцент на аполитичном характере собора, отмежевываясь от всех форм и оттенков конституционализма; кроме того, славянофилы понимали собор как учреждение, венчающее единство народа. Исходя из последнего тезиса, И. С. Аксаков считал Земский собор невозможной в условиях России 1860-х гг. формой выражения общественного мнения и откладывал реализацию этой идеи на неопределенное время303.
Современные исследователи отмечают, что славянофилы грубо исказили суть Земских соборов, выдав их за исключительно совещательный орган. История этой отжившей формы русской государственности свидетельствует: чем слабее была царская- власть, тем чаще созывались и дольше действовали соборы. Совещания выборных имели решающий голос, и самодержавие не шло наперекор решениям соборов .
Возрождение идеи Земского собора и начало ее активной пропаганды (уже на страницах «Руси») мы с уверенностью можем отнести к марту 1881 г., хотя и ранее эта мысль проскальзывает в частных высказываниях редактора . Начало нового царствования всегда порождало в обществе надежды на проведение некоторых изменений; кроме того, Александр III вступал на престол при чрезвычайно тяжелых обстоятельствах. Большинство исследователей отмечают, что первое время после трагедии 1-го марта новый государь и его администрация находились в некоторой растерянности, определяясь с внутриполитическим курсом. Эта ситуация давала многим, в том. числе и И. С. Аксакову, надежду на реализацию их идей.
И. С. Аксаков полностью отрицал возможность введения конституции в России в какой бы то ни было форме. Основу своего мировоззрения он смог изложить в одном предложении: «Я верую в Бога и исповедую самодержавие как исторический зиждительный принцип нашего государственного организма»306. Редактор «Руси» указывал на принципиальные отличия нашего государства от западных стран, из которых вытекала бесполезность и даже неприемлемость конституции в России: «У нас не было факта завоевания, лежащего в основе исторического бытия всех западных государств. Наша история начинается с добровольного и сознательного призвания власти... [В России - М. С] нет антагонизма между народом и насильственно учредившеюся властью. Но именно на этом антагонизме и зиждется весь западный конституционный строй» (1881. 28. марта. С. 2, 3).
В разговоре с сотрудником газеты «Новое время» А. Н. Молчановым Аксаков утверждал, что представительство - неплохая вещь, но только там, где народ долгой историей подготовлен к такой форме правления. Славянофил был убежден, что конституционализм, а тем более социализм (для которого он не видел почвы в России), — отнюдь не последнее слово в развитии человечества. Аксаков говорил своему собеседнику: «Запад стареет, у него будет революция, посмотрим тогда. Я ведь не отрицаю Европы, как доказывают наши либералы.
Но если уж нужно непременно заимствовать, то, конечно, не то, что там доживает свой век...»307. Демократизация общественной жизни Европы тревожила его. В одном из писем 1878 г. к Кошелеву, рассуждая о процессах, протекающих во Франции, Аксаков замечает: «Это буржуазная- республика, и если она упрочится, то Франция утратит всякое политическое значение, и всякий дух жизни политической, и уподобится Голландии, ожиреет и опошлится вконец» .
Для исследования аксаковского понимания природы самодержавной власти большой интерес представляет написанная им скорее всего в начале 1869 г. (по датировке Н. И. Цимбаева309) и явно не предназначавшаяся для печати статья, начинающаяся со слов: «Самодержавие не есть религиозная истина или непреложный догмат веры. Это есть истина практическая, не имеющая никакого абсолютного значения...» . Здесь И.С.Аксаков пишет, что самодержавие без религиозного ореола — это лишь одна из форм управления, политическая система, «где с идеей единодержавия или монархизма соединяется идея об участии личной воли». Область действия монарха - только государство, т.е. внешняя и внутренняя политика. «Если самодержавие преступает эти пределы, вторгаясь в сферу церковную и частную, ... оно переходит в уродство, становится узурпацией, тиранией. Таково оно и есть в России со времен Петра». Отвергая возможность введения конституции в какой-либо форме (как ограничения формального), славянофил задается вопросом: «Желательно ли ограничение?» - и тут же отвечает: «Разумеется, желательно. Мы не можем желать возвращения времен ни Петра, ни Павла...». Лучшим способом ограничения власти для Аксакова является способ нравственный. Допуская только единую личную волю, а не «сотни личных произволов», в управлении государством, Аксаков, тем не менее, настаивает: «Самодержавие немыслимо без свободы мнения, без свободы слова, - без свободы критики и обличений действий правительственных».
Эта неопубликованная при жизни Ивана Аксакова записка очень близка убеждениям- его брата Константина. Абсолютизм, отождествляемый славянофилами с Европой и петровскими реформами, был «загрязнением» самодержавия. Консерваторы вообще уделяли большое внимание анализу различий между монархической (самодержавной) властью, абсолютизмом и диктатурой . Тем не менее, в отличие от большинства представителей консервативного крыла общественной мысли, И. С. Аксаков был далек от сакрализации самодержавия. Идея необходимости нравственного ограничения самодержавия, первоначально выражавшаяся в отстаивании славянофилами свободы слова и общественного мнения, впоследствии- переросла у И. С. Аксакова в требование созыва Земского собора. Аксаков, в отличие от многих русских консерваторов, расширил сферу нравственного ограничения самодержавия до масштабов общества, не останавливаясь на добродетелях монарха .
Редактор «Руси» считал, что- в действительности содержание русской жизни определяют лишь две силы - царь и народ (1881. 14 марта. С. 2). В письме к одному из своих корреспондентов он отмечал: «Народ везде источник власти. Умри царь, народ выбирает и утверждает нового. Так было и у нас в 1613-году; на Руси народ, проявив сей акт воли, после общей молитвы передал свою власть царю, отрекшись, от нее и признав принцип наследственности»313. Союз этих двух сил был нарушен Петровскими реформами, историческую необходимость которых И. С. Аксаков признавал, но считал эти основания уже недействительными (1881. 9 мая. С. 3).
