Российские мусульмане и революция, весна 1917 г. - лето 1918 г. Исхаков Салават Мидхатович

Содержание к диссертации

Введение

Раздел I. РОССИЙСКИЕ МУСУЛЬМАНЕ. ВЕСНА-ОСЕНЬ 1917 г. ...34

Глава 1. Численность и этнический состав 34

Глава 2. От событий в Петрограде до съезда в Москве (март-апрель 1917 г.) 52

1. Отношение к падению самодержавия 53

2. Восприятие новой власти 68

3. Политическая активность 93

Глава 3. От Московского до Казанских съездов (май-июнь 1917 г.)..118

1. Всероссийский мусульманский съезд в Москве 118

2. Деятельность Всероссийского мусульманского совета 132

3. Региональные политические движения 158

Глава 4. Мусульмане в июле — октябре 1917 г 180

1. Казанские съезды 180

2. Особенности понимания мусульманами вопроса о земле 215

3. Проблемы межэтнических и межконфессиональных конфликтов..237

4. Государственное совещание и культурно-национальная автономиза-ция 269

5. Мусульмане и выступление генерала Л.Г.Корнилова 303

6. Реформирование вооруженных сил и мусульманские части 315

7. Участие мусульман в съезде народов России и Демократическом

совещании 328

Раздел II. РОССИЙСКИЕ МУСУЛЬМАНЕ В ПЕРИОД ОБОСТРЕНИЯ СОЦИАЛЬНО-ПОЛИТИЧЕСКОЙ ОБСТАНОВКИ В СТРАНЕ. ОСЕНЬ 1917 г.— ЛЕТО 1918 г 347

Глава 5. Перемена настроений мусульман 347

1. Совнарком: новая этноконфессиональиая политика 347

2. Российская государственность и регионализм 380

3. Строительство мусульманской армии 426

Глава 6. В борьбе за свой путь 451

1. Всероссийское Учредительное собрание и создание мусульманской государственности 451

2. Первая советская мусульманская республика 488

3. "Красные" и "белые" мусульмане 507

ЗАКЛЮЧЕНИЕ 524

БИБЛИОГРАФИЯ 534

ПРИЛОЖЕНИЕ 563

СПИСОК СОКРАЩЕНИЙ 576

• Численность и этнический состав
• От событий в Петрограде до съезда в Москве (март-апрель 1917 г.)
• Перемена настроений мусульман

Введение к работе

Роль революций в истории XX века, их общих тенденций и национальных особенностей — одна из актуальных проблем мировой историографии.

Революция 1917 г. в России принадлежит к числу явлений, изменивших ход всемирной истории. Согласно общепризнанной точке зрения, революционные события 1917 г. в России следует рассматривать как комплекс социальных взрывов, сдетонировавших во время Первой мировой войной. Одной из важных составляющих этого сложного социального феномена, произошедшего в российских условиях, являются социальные движения многочисленных народов, в том числе тех, которые исповедовали мусульманское вероучение.

Необходимость объяснения, насколько позволяет современный уровень знаний, специфики протекания всех "национальных¹' революций в период распада Российской империи, когда ее территория стала ареной мощного столкновения революционных и реформаторских идей, имеет большое значение. А психология этносоциальных и этноконфессиональных представлений приобретает важнейшую роль в подобные кризисные времена.

Происходившие в период распада Советского Союза драматические события в сфере межнациональных и межрелигиозных отношений отчетливо продемонстрировали, насколько значимы национальный и конфессиональный факторы при дезинтеграции того или иного государства, равно как- и при консолидации нового общества. Трудноразрешимая и при других условиях задача — установить связи между этими процессами — ныне обрела неотложное значение.

Изучение мусульманского мира, как известно, является одним из направлений мировой науки, история мусульман в России постепенно становится фундаментальной задачей и российской исторической науки. Важно, чтобы при этом постановка вопросов осуществлялась исключительно в зависимости от требования научной мысли и научной достоверности, без подчинения предвзятым теориям и без уступки различным политическим веяниям, идеологическим и иным предрассудкам.

Анализ поведения российских мусульман в период падения самодержавного и установления демократического, а затем советского строя в России, равно как и опыта этноконфессиональных взаимоотношений мусульман с другими народами в 1917-1918 гг., необходим для понимания национальной

политики как Временного правительства, так и Советского государства в отношении мусульманского населения, а также для осмысления проблем современной России.

Предметом изучения в данной работе явились российские мусульмане в 1917-1918 гг., представлявшие собой религиозно-культурную этно-террито-риальную социальную группу (российское мусульманство, мусульмане в России, мусульманский мир России или мусульманская Россия), которая сложилась в качестве таковой еще до революции 1917 г. Термин "российские мусульмане", который был общепринятым в научной литературе начала XX в., означает сообщество людей, для которых одной из главных проблем было место их религии в российском обществе и ее функционирование.

Понятие "мусульманин" имеет в научной литературе разные определения — от чисто этнического или основанного на признаке принадлежности к определенной культуре до отнесения к мусульманам только тех, кто соблюдает все предписания ислама. Термин "мусульманин" изменялся со временем: он использовался либо как национальная, либо как религиозная идентификация, либо как то и другое.

Понятиям "мусульманин", "мусульманский" исследователи, как правило, не придают сугубо конфессионального оттенка, считая их скорее терминами этносоциальными, или этносоционимами. Причем, согласно современным взглядам, следует делать определенное различие между словом "ислам" и прилагательным "исламский", с одной стороны, и словом "мусульманин" и прилагательным "мусульманский", с другой. Ислам — это религия, а мусульманин — человек, более или менее верующий и исполняющий различные ее заповеди. В данном исследовании поэтому почти всегда применяется определение "мусульманский", а не "исламский".

Под "мусульманскими народами" подразумеваются, как принято ныне считать, определенные этносы, принадлежавшие к исторически сложившемуся исламскому ареалу в пределах Российского государства.

Хронологически исследование охватывает период с весны 1917 г., после падения самодержавия в Российской империи, и до лета 1918 г., когда в стране началась полномасштабная гражданская война.

Исследование основывалось на материалах, охватывающих практически всю территорию Российской империи и затрагивающих Бухарский эмират и Хивинское ханство. Это позволило сравнить мусульманские народы, вы-

явить общее и особенное в их социально-политическом и социокультурном развитии.

Специального исследования по истории мусульман в России в 1917-1918 гг. не проводилось, хотя отдельные аспекты привлекали внимание ряда авторов.

Первые попытки анализа их отношения к происходившим в России революционным событиям предпринимались в газетных и журнальных статьях 1917 г., авторами которых были известные российские востоковеды и исламоведы (В.В.Бартольд, В.А.Гордлевский, С.Г.Рыбаков и др.).

К анализу социально-психологических явлений среди мусульман, естественно, обращались мусульманские политики и публицисты революционного времени. Типичным их представителем являлся один из лидеров мусульман в России меньшевик А.Цаликов (1882-1928), происходивший из осетин-мусульман. В его публикациях сделана попытка осмыслить цели и задачи мусульман страны в условиях революции, рассмотреть особенности их социальной психологии применительно к текущей политической обстановке¹.

Первой специальной работой, в которой ставилась задача проанализировать их отношение к падению самодержавия, новым веяниям, переменам в российском обществе была чрезвычайно содержательная книга А.Тама-рина, который подробно остановился на большом значении для российского общества его граждан-мусульман². В книге убедительно показано, что мусульмане в России в условиях революции совершенно не проявили никакого тяготения к сепаратизму. Эта работа, носящая вполне научный характер, тем не менее надолго была необоснованно забыта историками, хотя и не находилась в советское время в числе запрещенных изданий.

В годы гражданской войны в работах ряда политических, общественных и военных деятелей, публицистов и литераторов изредка встречались оценки поведения российских мусульман в 1917-1918 гг. При этом выска-запные суждения носили порой полярный характер, определяя, в зависимости от авторской позиции, мусульманское движение то как панисламистское³,

¹ Цаликов А. Мусульманская фракция в Учредительном собрании. Казань, 1917; Он же. Мусульмане
России и война. Речь, произнесенная на Всероссийском мусульманском съезде в Москве 1-11 мая 1917
года. Пг., 1917.

² Тамарин А. Мусульмане на Руси. М., 1917.

ф ³ Ишханян Б. Контрреволюция в Закавказье. Ч. 1. Тенденции мусульманского движения. Баку, 1919.

то как промонархическое и пр.¹ В публикациях, написанных теми, кто был причастен в той или иной мере к управлению государством в 1917 г., встречаются, хотя довольно редко, признания, расходившиеся с распространенными представлениями. Так, комиссар Временного правительства В.Б.Станкевич писал, что "при ближайшем знакомстве с настроениями мусульманской общественности трудно в ней усмотреть черты, препятствующие мирному сожительству азиатских и европейских народов"². Ретроспективный анализ событий 1917 г. заставлял некоторых эмигрантских авторов переосмысливать отношение к мусульманским народам.

Марксисты, за немногими исключениями, Востока не знали, и фактически находились под влиянием прежних дореволюционных, по преимуществу предвзятых, представлений о мусульманах в России; их публикации, по понятным причинам, носили агитационно-пропагандистскую направленность.

На этом фоне больший интерес представляют материалы ("Социальная революция и Восток", "Татары и Октябрьская революция" и др.) на страницах печатного органа Наркомнаца — газеты "Жизнь национальностей", автором которых являлся татарский большевик М.Султан-Галиев. В начале 20-х годов он обосновал идею единства национальных революционно-демократических сил как главного условия победы в антиколониальной революции. Впоследствии его идеи, как известно, получили широкое распространение во всем мире, в первую очередь в странах, стремившихся к освобождению от колониального гнета. В работах 1919-1923 гг. он со своих позиций характеризовал социальную психологию мусульман в России, затрагивая их региональные особенности.

К числу исключений также относятся работы другого неординарного большевика Г.И.Сафарова (Вольдипа), пришедшего к выводам, что пролетарская революция в Туркестане приняла типично колонизаторскую внешность³. В этой книге и других его публикациях можно обнаружить правдивые свидетельства о взаимоотношениях мусульманских народов в Туркестане, их отношении к большевикам, советской политике. Эта работа, попавшая затем в число спецхрановских изданий, стала в современной историографии почти хрестоматийной, очень востребованной в бывших советских республиках Средней Азии.

* См., напр.: Брешко-Брешковский Н.Н. Дикая дивизия. Рига, 1920.

2 Станкевич В. Судьбы народов России. Белоруссия. Украина. Литва. Латвия. Эстония. Армения.

Грузия. Азербайджан. Финляндия. Польша. Берлин, 1921. С. 237.

* Сафаров Г. Колониальная революция. (Опыт Туркестана). М., 1921.

К событиям 1917-1918 гг. обращались в своих книгах мусульманские лидеры, оказавшиеся за рубежом. В частности, северокавказский политик, министр иностранных дел Горской республики кумык Г.Бамматов (1890-1965) и министр внутренних дел крымско-татарского правительства Д.Сей-дамет (1889-1960), — одними из первых¹. Подобные публикации носили преимущественно мемуарио-аналитический, политико-публицистический характер. Так, глава Кокандской автономии казах М.Чокаев (1890-1941) в мае 1923 г. выступил в парижском журнале со статьей, посвященной восточной политике России и национальному движению в Туркестане; статья стала первой в европейской прессе публикацией, где прямо говорилось о задаче достижения полной независимости Туркестана². Эта статья как и другие его публикации, имевшие целью привлечь внимание европейской общественности к туркестанской проблеме, вынуждали руководство СССР принимать фактически ответные акции, имевшие скрытый пропагандистский характер. Чокаев стал главной "мишенью" для советских туркестановедов на многие годы.

Другими объектами активного идеологического противодействия стали Бамматов, который в 1929 г. опубликовал книгу, посвященную Кавказу и революции³; Сейдамет (в Турции принявший фамилию Кырымэр), издавший в 1930 г. книгу о Крыме во время революции 1917 г.⁴, азербайджанский лидер М.Э.Расул-заде (1884-1955), опубликовавший работу о пантюркизме⁵. На эти и другие публикации мусульманских эмигрантов, которые носят отчасти полумемуарно-аналитический характер, в 1931 г. в СССР был дан очередной "ответ" в виде книги А.Аршаруни и Х.Габидуллина "Очерки панисламизма и пантюркизма в России", ставшей в советской историографии со временем почти классической. В этой работе па основе синтеза дореволюционных антимусульманских воззрений за всеми действиями мусульман в 1917-1918 гг. усматривалось стремление к развалу страны. Между тем в забытой рецензии на эту популярную до сих пор, по весьма посредственную книгу некий сведущий специалист, выступивший все же под псевдонимом, правильно указьшал, что татарская торговая буржуазия, которую обвиняли в приверженности к подобным антигосударственным устремлени-

Bammate Н. Le Probleme du Caucase. Lausanne, 1919; Seidamet D. La Crimee. Lausanne, 1921.

Tchokai-oghly M. Le mouvement nationaliste au Turkestan II Orient et Occident. 1923. Vol. 17. P. 45-47.

Bammate H. Le Caucase et la revolution russe. Paris, 1929.

Kirimer C.S. Rus Inkilabi. Istanbul, 1930.

Расул-заде М.Э. О пантурашвме. В связи с кавказской проблемой. Париж, 1930.

ям, на самом деле была заинтересована в сохранении единства и целостности Российского государства¹. В центре заочной полемики между советскими и зарубежными авторами, принимавшей все более ожесточенный характер, по-прежнему оставались вопросы, связанные, по существу, с разными трактовками особенностей психологии мусульман в России, поведения тех или иных слоев, групп, этносов.

Из исламоведческих работ наиболее насыщенной фактическим материалом и цєіпіьіми наблюдениями, и по сей день не потерявшими своего научного значения, является книга советского специалиста по российским мусульманам Л.И.Климовича². Исламов едение, как и все прочие отрасли гуманитарных наук, со временем попало под идеологический контроль. В основном выпускались книги с незамысловатым содержанием, разнокалиберные, порой и малограмотные, статьи, сходные между собой и внутренне — по исламофобской идее, прикрытой борьбой с "паїшсламизмом".

В научной литературе "панисламисты" и "пантюркисты" изображались "антигероями", поскольку олицетворяли "буржуазную националистическую" идею и сепаратизм. Для советских авторов борьба с "паїшсламизмом" и "пантюркизмом", развернувшаяся на страницах научных исследований, продолжала оставаться приоритетной еще многие годы.

В зарубежной, в частности европейской, историографии встречаются работы, в которых сделаны попытки определить положение ислама в Советской России. Так, известный английский философ и общественный деятель Б.Рассел, посетивший Советскую Россию в мае-июне 1920 г., в опубликованной в том же году в Лондоне книге сделал вывод, что "большевизм, вероятно, ближе к магометанству... Магометанство и большевизм практичны, социальны, неспиритуальны, ориентированы на завоевание господства в этом мире"³. Такой подход отражал стремление напугать Европу не только большевизмом, по и призраком "мусульманской угрозы" христианской цивилизации. На такой методологической базе были построены работы запад-пых авторов, описавших события революции в России и поведение мусульманских масс, которые, с их точки зрения, руководствовались доктринами панисламизма и пантюркизма, с чем нельзя согласиться.

¹ Jol. [Рец. на:] Аршарупи А., Габидуллин X. Очерки панисламизма и пантюркизма в России. М., 1931
// Революция и национальности. 1931. № 4. С. 141-142.

2 Климович Л. Ислам в царской России. Очерки. М., 1936.

³ Цит. по: Рассел Б. Практика и теория большевизма. Пер. с англ. М., 1991. С. 66.

Ни "пантюркизма", ни тем более "панисламизма" в том смысле, как о них принято писать в советской и антисоветской политической литературе, отмечал Чокаев в декабрьском номере (за 1934 г.) берлинского журнала "Яш Туркестан" ("Молодой Туркестан"), в пределах России и в представлении российских тюрок никогда не было. Но общность интересов борьбы за свои права у них была¹.

Публицистическая книга одного из татарских революционеров, известного татарского писателя и драматурга М.-Г.Исхакова (1878-1954) "Идель* -Урал" была также рассчитана на большой пропагандистский эффект, судя по тому, что была издана в 1933 г. в Берлине и в Париже на татарском, русском и французском, в 1934 г. — в Токио на японском, в 1938 г. — в Варшаве на польском языках. Первоначально эта брошюра называлась "Краткий очерк борьбы татар Идель-Урала за освобождение", что ясно показывает главную цель, стоявшую перед автором. Работы мусульманских эмигрантов, хотя имели в основном мемуарно-публицистический характер, отчасти отражали многие психологические коллизии, происходившие в умах бывших соотечествешшков-единоверцев во время революционных событий 1917-1918 гг. в России.

Подобные публикации стали одним из основных источников для западной историографии, сосредоточившейся па доказательстве того, что все мусульмане в России без исключения отрицательно отреагировали на большевистский переворот. Наиболее значительной из довоенных работ считается монография немецкого востоковеда Г.Менде, посвященная национально-освободительной борьбе российских тюркских народов².

Таким образом, уже в ходе революции 1917 г. в России появились работы, которые верно отмечали важнейшие черты психологии российских мусульман, оказавшихся в сложных условиях радикального преобразования российского общества. Несмотря на ограниченность фактологической базы, в некоторых работах советских историков, востоковедов и исламоведов 20-х годов высказывались верные суждения, приводились достоверные сведения. Однако затем в советской историографии возобладала тенденция представлять мусульманское движение как составную часть национально-освободительного движения нерусских народов бывшей Российской империи; причем делались попытки доказать, что мусульманским народам, находив-

¹ РГВА. Ф. 461-К. Оп. 1. Д. 431. Л.183,184.
Волга.

2 Mende G. Der rationale Kampf der Russlandturken. Berlin, 1936.

шимся якобы под воздействием панисламизма и пантюркизма, изначально было присуще стремление к сепаратизму.

Новый этап изучения российских мусульман в 1917-1918 гг. начался после XX съезда КПСС, когда стали появляться более объективные, чем в предшествующий период, работы. Так, процесс создания государственности мусульман Поволжья и Урала в первые месяцы после прихода к власти большевиков в октябре 1917 г. рассмотрен в ряде исследований советских историков — З.А.Аминева, И.М.Иопепко, М.К.Мухарямова, Р.М.Раимова, М.А.Сайдашевой, И.Р.Тагирова, Б.Х.Юлдашбаева и др.¹ Это были первые серьезные работы в данной области, основанные на значительном круге документальных источников. Однако историко-психологические и политико-психологические аспекты почти не освещались.

Из обобщающих работ типичной является монография Г.П.Макаровой, написанная в основном на основе региональных публикаций. В ее книге правильно подчеркивался тезис, что мусульманские народы, населявшие громадные пространства Российского государства, значительно отличались друг от друга в этническом, культурно-бытовом, хозяйственном и социальном отношении². Подобные работы, а их было немало издано в разных республиках Советского Союза, не заключают в себе каких-либо особых новаций в раскрытии социальной психологии мусульман страны в 1917-1918 гг. Общий вывод о том, что среди них была значительная разница в уровне социально-экономического развития и культурного наследия, что, например, наиболее "развитыми" были земледельческие поволжские татары, в отличие от кочевішков-казахов, не может быть применим при объяснении характера их поведения в условиях революционного времени. В историографии основной упор делался по-прежнему па социально-экономической детерминированности исторических процессов, в том числе поведения мусульман в условиях 1917 г., но с помощью такого подхода так и не удалось убедительно объяснить причины их деятельности.

¹ Амипев З.А. Октябрьская социалистическая революция и гражданская война в Башкирии (1917-
1919). Уфа, 1966; Иопенко И., Тагиров И. Октябрь в Казани. Казань, 1967; Мухарямов М.К. Ок
тябрь и национально-государственное строительство в Татарии (октябрь 1917 г. - 1920 г.). М., 1969;
Сайдашева М.А. Ленин и социалистическое строительство в Татарии. 1918-1923. М., 1969; Тагиров И.
В борьбе за власть Советов. (Октябрь и национально-освободительное движение в Поволжье и на
Урале, июль 1917 - март 1918 гг.). Казань, 1977; и др.

² Макарова Г.П. Из истории национально-освободительного движения в России в 1917 г. Восточные
районы. М, 1979. С. 4.

Принято было считать, что Февральская революция существенно не изменила положение угнетенных народов бывшей Российской империи, а нерешенность Временным правительством национальных проблем, по логике советской историографии, привела к существенному усилению национально-освободительной борьбы народов. При этом характеристика мусульманских народов сводилась к представлению, что их "националистические" круги были идейно близки друг к другу в силу общности религии, что среди них были и сторонники выделения из состава России, образования единого мусульманского государства под эгидой Турции, хотя достоверных источников на этот счет по-прежнему не приводилось, несмотря на существенное расширение источниковой базы, происходившее в эти же годы.

Среди накопленных советской историографией фактов на самом деле встречаются такие, которые при более глубоком анализе обнаруживают, что в умах мусульман происходило нечто такое, что необъяснимо с позиций как классовой, так и европейской логики.

В этом ракурсе существенный интерес продолжают представлять исследования востоковедов и исламоведов¹. Наиболее содержательной в по-зднесоветском исламоведении считается книга философа Т.С.Саидбаева, вышедшая двумя изданиями. В ней автор отмечал главное, что присуще об-щемусульманской психологии: добродетелью для мусульманина ислам считает не столько его веру, отношение к богу, сколько то, как он, отказавшись от всякого проявления самостоятельности в земной жизни, подчиняется воле Аллаха на земле. А социальное неравенство, учит ислам, — дело рук самого Аллаха; общество, по исламу, делится только на верующих и неверующих. Аллах предопределил судьбу и поведение каждого человека, все заранее предусматривая за него. Человек не может ни изменить, ни предотвратить что-либо². Основы исламской историософии, изложенные в Коране и в произведениях его комментаторов, как отмечали в конце 80-х годов исламоведы Н.В.Жданов и А.А.Игнатенко, чрезвычайно сложны. Божественный провиденциализм сочетается здесь с человеческой волей, фатализм — с ответственностью, объективно-идеалистические установки —- с субъективно-идеалистическими, идея о регрессе — с идеей о прогрессе в сугубо специфическом понимании первого и второго понятия. К ясному представ-

¹ Климович Л.И. Ислам. Очерки. М., 1962; Керимов Г.М. Шариат и его социальная сущность. М.,
1978; и др.

² Саидбаев Т.С. Ислам и общество. Опыт историко-социологаческого исследования. Изд. 2-е, доп. М.,
1984. С. 67.

лению о том, что единое мусульманское государство практически невозможно афганский теолог Дж. аль-Афгани (1839-1897), который, как известно, считается основоположником панисламизма, возникшего во второй половине XIX в., пришел уже тогда, в процессе становления доктрины панисламизма¹. Такого рода верные утверждения по-прежнему не воспринимались историками, сосредоточенными на освещении национально-освободительного движения мусульманских народов.

Итак, в исследованиях советских ученых 50-80-х годов XX в. накоплен определенный фактический материал, который представляет интерес при анализе как общих, так и специфических черт этноконфессиональной психологии тех или иных мусульманских народов страны в период революционных потрясений 1917-1918 гг.

Изучение поведения мусульманских масс в ходе революции 1917 г., выстроенное по схеме развития национально-освободителыюго движения народов, ставило цель показать "логику" процесса освобождения от собственных лидеров и перехода на "интернационалистские" позиции под знаменем большевиков. Утверждалось, что мусульмане якобы с огромным энтузиазмом бросились на защиту Советской власти, поскольку поверили в социалистические идеи.

Исследование осуществлялось по региональному принципу в соответствии с созданными позднее союзными и автономными республиками, но вопреки историческим реалиям 1917 г. Большое внимание уделялось социально-экономическим проблемам, о которых па протяжении многих десятилетий немало было написано, но при этом почти что не освещались межзтіш-ческие проблемы, а тем более не анализировались межнациональные столкновения между мусульманами и другими народами страны.

Хотя о "сепаратизме" мусульман было написано немало, тезис о том,
что они, якобы подверженные панисламизму и пантюркизму, нанесут удар
целостности Российского государства в революционных условиях, не нахо
дил подтверждения и в работах советских исследователей. Процессы ради
кализации отдельной части мусульман, восприятия ими идеи социального на
силия и равенства, воздействия этнических противоречий на их ценностные
установки, а также внутримусульманские проблемы не исследовались. Роль
многовековой культурной традиции, которая имела большое значение, не
учитывалась в принципе. .

Жданов Н.В., Игнатенко А.А. Ислам на пороге XXI века. М., 1989. С. 59,183,184, 345.

Советская исламистика, однако, в основном изучала отношения между государством и религией, а социальной психологией мусульман в России в первом двадцатилетии XX в. исследователи почти не интересовались. В результате в научной литературе отсутствовало объяснение, как основные постулаты мусульманской религии соотносились с теми переменами в умах мусульман в России, которые происходили в первое двадцатилетие XX в. Историографический обзор позволяет сделать вывод, что тема "российские мусульмане и революция 1917 г." оказалась малоизученной советскими обществоведами.

В западной послевоенной литературе, в отличие от предвоенной, отмечалась якобы положительная реакция российских мусульман на большевистский переворот из-за неосведомленности о подлинных намерениях его организаторов. Позднее в работах многих западных исследователей 60-80-х годов подчеркивалась инертность этой части населения России, отрицалось ее активное участие в установлении Советской власти, указывалось на враждебность к новой власти мусульман России и т.п. Западные историки, в противовес советским, пытались доказать, что мусульманские народы не "подходили под марксистскую схему" классовой борьбы, что до 1917 г. у них не было никакого особого социального и национально-освободительного движения, за исключением отдельных выступлений небольшой кучки интеллигентов, стремившихся приспособить мусульманскую религию к новым веяниям. С точки зрения части западных историков, у российских мусульман происходил процесс зарождения панисламистского и пантюркистского движения. Одни авторы рассматривали российских мусульман как единое мусульманское общество, отрицая существование отдельных наций. Другие, подобно Р.Пайпсу и Ч.Хостлеру, допускали существование отдельных наций. На взгляд Пайпса, С.Зеньковского, А.Беннигсена, Ш.Лемерсье-Келькеже и других, идеология тюркского национализма (ислам) обусловила единство духовных интересов внутри каждой нации. Некоторые из западных исследователей писали о существовании внутри мусульманских национальных движений различных политических течений¹.

Выводы зарубежных исследователей, таким образом, по-прежнему находились во многом под влиянием, с одной стороны, еще дореволюционных воззрений, облеченных, естественно, в современную форму, с другой —

¹ См.: Революция и народы России: полемика с западными историками. Сб. статей. М., 1989. С. 125-144,159-172, 203-236.

публикаций мусульманских эмигрантов, испытьвзавших в свою очередь те или иные пристрастия.

В конечном итоге делалась попытка доказать, что русская и мусульманская цивилизация не могли и не могут сосуществовать. Общая черта западной литературы, как верно отмечалось советскими учеными, — изображение в самых мрачных тонах картины русско-мусульманских отношений в прошлом, перед распадом Российской империи. Этот подход связан с тем, что на Западе в то время была популярна идея о том, что мусульманский вопрос сыграет едва ли не решающую роль в распаде СССР. Особенно выделялась при этом французский исламовед Э.Каррер д'Анкосс, немало написавшая о мифической угрозе целостности советского государства, происходившей якобы от его мусульманского населения¹, — прогноз, как известно, оказался далек от действительности. Это явная неудача западноевропейской исламистики, пытавшейся строить политические прогнозы на основе искаженных представлений о недавнем прошлом российских мусульман, стремившейся при этом изобразить мусульманских деятелей в качестве "панисламистов" и "пантіоркистов", ставших "героями", поскольку они боролись против советского строя. Многие рассуждения, в том числе принципиального характера, советологов-исламоведов на самом деле существенным образом расходились с историческими фактами, с тем, каким было в действительности поведение мусульман в России в период революции 1917 г.

Решительный пересмотр методологических основ отечественной исторической науки, начавшийся, как известно, на исходе 80-х годов XX в., активизировал внимание исследователей и к истории российских мусульман. В результате многое было сделано для восполнения пробелов в историографии, появилась возможность извлечь из архивов целые пласты новых материалов как по истории ислама, так и мусульманского населения в России.

В этот период в СССР-России стали печататься исследования западных авторов². В энциклопедических и справочных изданиях, вышедших в начале

¹ Каррер д'Апкосс Э. Расколотая империя. Национальный бунт в СССР. Пер. с фр. Лондон, 1982;
Сагтеге dTZncausse Н. Islam and the Russian Empire: Reform and Revolution in Central Asia. Berkeley, 1988;
Carrere d"Encausse H. La gloire des nations': Ou la fin de l"Empire sovietique. P., 1990; Carrere dEncausse II.
The Great Challenge: nationalities and the Bolshevik state. New York, 1992; и др.

² См.: СвиетоховскийТ. Русский Азербайджан. 1905-1920 // Хазар. 1990. № 1. С. 83-109; № 2. С. 78-
103; № 3. С. 33-62; Хаит Б. Басмаческое движение // Звезда Востока. 1992. № 1. С. 97-104; Сужиков
Б.М. Казахская политическая элита и трансформация этнической тождественности на рубеже XIX-XX
вв. в зарубежной историографии // Казахстан в начале XX века: методология, историография, источ-

90-х годов XX в., появились статьи, посвященные мусульманским политикам¹, их эмигрантской деятельности². Отношение к мусульманским лидерам постепенно изменялось, стало исторически более реалистичным. В этом немалая заслуга группы отечественных исламоведов, востоковедов, этнологов и культурологов, которые подключились в 90-х годах к изучению мусульманской россики³. В их исследованиях содержится разнообразный материал, имеющий отношение к событиям 1917 г. и поведению мусульман.

Больше внимание освещению поведения российских мусульман во время событий 1917-1918 гг. стали уделять исследователи, занимающиеся региональной историей. Стало домшшровать изучение национальных движений во всех частях бывшей Российской империи⁴. При этом заметен подход,

ииковедепие. Сб. статей. Вып. 1. Алматы, 1994. С. 82-86; Башкирское национальное движение 1917-1920 гг. и А.Валиди: Зарубежные исследования. Уфа, 1997; и др.

¹ См.: Политические деятели России. 1917. Биографический словарь. М., 1993. С. 18-19, 48-50, 59-
60, 87-88,273 и др.; Политические партии России. Конец XIX - первая треть XX века. Энциклопедия.
М., 1996. С. 102-103, 338, 687 и др.; Башкортостан. Краткая энциклопедия. Уфа, 1996; Татарский эн
циклопедический словарь. Казань, 1999; Деятели крымско-татарской культуры (1921-1944 гг.). Био
библиографический словарь. Симферополь, 1999; и др.

² См.: Ахмед Заки ВалидиТуган. 1890-1990. Материалы к изучению жизни и творчества. Уфа, 1990;
Караев A.M. оглы. Азербайджанская эмиграция 1920-1930 гг. (Культурологический аспект деятельно
сти). Автореф. дисс.... канд. ист. наук. М., 1991; Валеев Д.Ж., Мадьяри А., Ураксин З.Г., Юлдашба-
ев A.M. Судьба и наследие башкирских ученых-эмигрантов. Уфа, 1995; Материалы к библиографии
Ахмет-Заки Валиди Тогана. Уфа, 1996; Гайнетдинов Р.Б. Тюрко-татарская политическая эмиграция:
начало XX века—30-е годы. Исторический очерк. Набережные Челны, 1997; и др.

* См.: Ислам и этническая мобилизация: национальные движения в тюркском мире. М., 1998. С. 421-449. Здесь дан список литературы по теме "Ислам и тюркский мир России", составлепный этнологами М.Иорданом, Р.Кузеевым и С.Червошюй; Гасырлар авазы - Эхо веков. 1998. № 3/4. С. 317-336. Здесь приведена "Библиография опубликованных работ по проблемам общественно-политической и духовной жизни татарского народа (вторая половина XIX - начало XX в.)", составленная казанскими исследователями С.Рахимовым и Г.Рафиковой за период с 1990 по 1998 г.: свыше 50 монографий и научных сборников, более 260 статей, в том числе публикации на английском, турецком и других языках. ⁴ См.: Нуреев И.С. Роль общественных движений и политических партий национальных районов Поволжья в национально-государственном строительстве 1917-1920 гг. (на материалах Башкортостана и Татарстана). Автореф. дисс.... канд. ист. наук. СПб., 1993; Фахрутдинов P.P. Татарское либерально-демократическое движение в конце XIX - нач. XX в.: идеология и политическая программа. Автореф. дисс. ... канд. ист. наук. Казань, 1996; Хабутдинов А.Ю. Татарское общественно-политическое движение в первой четверти XX века. Автореф. дисс. ... капд. ист. паук. Казань, 1996; Ишемгулов П.У.

согласно которому в рамках этих движений массы и лидеры были едиными. Понятно, что это обусловлено проекцией современных этнополитических процессов и острых территориальных противоречий на прошлое. Тенденция "национализации" истории стала доминировать в ряде республик¹. Так, историю национальных движений в начале XX в., по мнению этнолога Р.Г.Кузе-ева (Башкортостан), следует разделить на следующие этапы: национально-демократический (с конца XIX в. до революции 1905 г.); социально-демократический (с 1905 г. до 1919-1920 гг.), затем большевистский². В целом, несмотря на множество течений и взглядов, в национальных движениях 1917-1918 гг., на его взгляд, преобладали идеи демократического федерализма³. Такой подход стал популярен среди многих исследователей.

Д.А.Аманжолова (Москва), к примеру, пишет, что после падения самодержавия проблема национально-культурной автономии отходит на второй план, на первый же план выдвигаются вопросы национально-государственного устройства России с ориентацией на формирование новых демократических отношений "центра" и национальных мусульманских окраин⁴. С точки зрения исламоведа А.Б.Юнусовой (Башкортостан), в 1917-1920 гг. "демократическое движение среди тюркских народов было по сути татарским, башкирским, казахским, тюркским, то есть национальным, этнополи-тическим, но не исламским. Следовательно, — делает она сомнительный

Башкирское национальное движение (1917-1921 гг.). Автореф. дисс.... канд. ист. наук. Уфа, 1996; Музаев Т.М. Национально-освободительное движение чеченцев и ингушей в послефсвральский период (март-ноябрь 1917 года) // Ойла. 1998. № 1. С. 26-44; Нурутдинов И.Г. Молодежь в тюрко-татарском идейпо-политическом движении начала XX века. Автореф. дисс. ... канд. ист. наук. Казань, 2000; Га-лямов Э.Т. Межнациональные отношения в Среднем Поволжье и Приуралье в период революционных ' преобразований (1917-1920 гг.): политика и идеология. Автореф. дисс. ... капд. ист. наук. Казань, 2000; и др.

¹ Подробнее см.: Исхаков СМ. История народов Поволжья и Урала: проблемы и перспективы "национализации" //Национальные истории в советском и постсоветских государствах. М., 1999. С. 275-298. * См.: Кузеев Р.Г. Национальные движения и федерализм в России // Этнографическое обозрение. 1993. № 6. С. 46-58; Он же. Национальные движения в Волго-Уральском регионе и федерализм в России // Этничность и власть в полиэтнических государствах. Материалы международной конференции 1993 г. М., 1994. С. 240-241.

* Кузеев Р.Г. Национальные движения в тюркском мире, российский федерализм и перспективы этно-политического развития Башкортостана в 20 веке // Ислам и этническая мобилизация... С. 207-208. ⁴ Аманжолова Д.А. Мусульманское движение в России в начале XX в. // Религия, церковь в России и за рубежом. 1995. № 6. С. 42.

вывод, — словосочетание "мусульманское движение", имеющее определенную смысловую нагрузку, в отношении России вообще неприемлемо, речь можно вести лишь о политической активности (политических движениях) мусульманских народов". Юнусова ошибочно полагает, что в 1917 г. движение башкир, татар, казахов, других мусульманских народов России "ни в коем случае не носило религиозно-политического характера", а было "освободительным"¹. Это еще один типичный пример историографического "римейка". В употреблении такой терминологии, как "национально-освободительный" или "освободительный", проявляется влияние устарелых взглядов. Как показали события весны-осени 1917 г., происходило обратное — культурно-автономистское движение было доминирующим вплоть до разгона Учредительного собрания.

На самом деле после Февраля 1917 г. в России одним из консолидированных, по верной оценке сибирского этнолога И.В.Нам, было мусульманское движение, базу которого составляла принадлежность к исламу и общетюркское сознание, а идеологию и практику которого определяли либералы-реформаторы. Стремление к объединению выразилось в созыве общероссийских съездов и создании общемусульманских организаций, хотя и не исключались различия во взглядах по вопросу о форме государственного устройства России и о религиозно-культурной и политической судьбе ее тюр-ко-мусульманских народов. Целью стороіпшков единства мусульман стала парламентарная демократическая республика с культурно-национальной автономией для дисперсных групп (поволжских, сибирских татар и др.). Их оппоненты, признавая единство российских мусульман, отстаивали переустройство России на федеративных началах с предоставлением ее народам национально-территориальной автономии². Полемика вокруг этих концепций продолжается.

К концу 90-х годов современной историографии, по мнению московского культуролога О.Ю.Бессмертіїой, стали присущи два основных подхода

¹ Юнусова А.Б. Ислам в Башкортостане. Уфа, 1999. С. 85, 316. Словосочетание "мусульманское движение" означает религиозное, религиозно-политическое движение, целью которого является борьба либо с другими конфессиями, либо со светской властью за установление теократии. Национально-освободительные движения мусульманских народов России этих целей не преследовали (Там же. С. 85). Современные исследователи все еще склонны оценивать мусульманское движение после Февральской революции по формальным признакам, а не по историческим фактам.

^ Нам И.В. Мусульманское движение в России в 1917 году // III Конгресс этнографов и антропологов России. 8-11 июня 1999 г. Тезисыдокладов. М., 1999. С. 392.

— "русский" и "мусульманский", согласно которым российским мусульманам всегда было присуще стремление к независимости. Все это, по ее мнению, не столько отражение реальной истории (отнюдь не такой однозначной), сколько результат заимствования мусульманами официозных русских представлений о них, которое, в свою очередь, в большой мере является следствием политического маїшпулирования социальной памятью мусульманских народов со стороны как их собственных лидеров, так и российских политиков. В результате в наши дни в "мусульманской" историографии можно встретить как точку зрения, что мусульманам всегда лучше всего жилось в России (по сравнению с их единоверцами в других мусульманских странах), так и точку зрения (воспроизводящую один из аспектов советской историографии), что мусульман при царе угнетали, но им хорошо жилось при советской власти¹. Эти подходы, как следует из анализа научной литературы, распространяются все больше. Увеличилось число работ, в которых настоятельно предлагается перейти к изучению русской демократической революции 1917 г. Вопрос о том, каковы же были устремления десятков миллионов российских мусульман, остается малопонятным.

В зарубежной историографии к середине 90-х годов наступили заметные перемены, также вызванные распадом Советского Союза. Перед западной историографией, как отмечал один из специалистов по социальной истории Российской революции С.Смит, крушение коммунизма поставило на повестку дня вопросы национализма и этничности. По его мнению, как национальная, так и этническая идентичности должны быть поняты как сложные культурные и социальные образования, как осознанные "проектирования", которые приводят к отбору и определению таких признаков этничности, как религия, язык и история². В западноевропейской и американской историографии, посвященной вопросам истории, культуры, традиций ислама и его цивилизации, произошли определенные изменения в процессе осмысления мусульманства. Наблюдался заметный отход от использования стереотипов и клише в отношении мусульманской теории, практики и т.д.³ Так, в книге О.Альтштадт, первой американки, получившей доступ в Цент-

¹ Мусульмане в постсоветском пространстве. (Материалы "круглого стола") // Россия и мусульманский
мир. 1998. № 3. С. 51,52.

² Подробнее см.: Smith S. Writing the History of the Russian revolution after the fall of communism II
Europe-Asia Studies. 1994. N. 46 (4). P. 563-578.

³ Ахмярова M.T. Некоторые новации в современной англо-американской исламистике // Ислам: во
просы истории, культуры, философии. Сб. научных трудов. Вып. 1. Нижний Новгород, 1995. С. 69.

ральный государственный исторический архив Азербайджана, сделана попытка именно в таком аспекте осветить историю азербайджанских тюрков, рассмотреть становление их идентичности; февральско-октябрьский период революции 1917 г. и события первой половины 1918 г. в Азербайджане раскрываются с привлечением малоизвестных фактов¹. На состоявшемся в 1995 г. в Варшаве V мировом конгрессе исследователей Центральной и Восточной Европы целый ряд докладов был посвящен "национальному вопросу" в Российской империи и в Советском Союзе².

Среди зарубежных работ следует также отметить издание в 1996 г. в России перевода книги швейцарского специалиста по национальным проблемам СССР/СНГ А.Каппелера, который, как и многие его предшественники, полагает, что с конца 1917 г. якобы усилились центробежные тенденции в мусульманских регионах, и в результате была провозглашена независимость Туркестана, Казахстана, Башкирии, Северного Кавказа и Закавказья³. Данная точка зрения стала усиленно тиражироваться многими постсоветскими авторами, игнорирующими общеизвестный факт, что до разгона Учредительного собрания (в январе 1918 г.), а в отдельных случаях даже после этого события, никакого отделения от России провозглашенные автономные мусульманские республики не декларировали.

Американский исследователь С.Бланк, обратившийся к освещению деятельности Сталина как главы Наркомнаца, уделил некоторое внимание также и ряду проблем мусульманских народов, и методам их решения новой властью⁴. По мнению Дж.Смита (Великобритания), есть мало доказательств, чтобы поддержать утверждение Каррер д'Апкосс и других, что большевики преследовали обдуманную политику "разделяй и властвуй" в отношении мусульманских народов⁵. В 1999 г. вышла в свет его книга, основанная на материалах российских архивов. В ней освещалась политика большевиков и в отношении мусульманских народов России⁶. Американский ре-

¹ Altstadt A.L. The Azerbaijani Turks: Power and Identity under Russian Rule. Stanford, 1992. P. 79-87.

² См.: Ethnic and National Issues in Russian and East European History. Selected Papers from the Fifth World
Congress of Central and East European Studies, Warsaw, 1995. London - New York, 2000.

* Каппелер А. Россия — многонациональная империя. Возникновение. История. Распад. Пер. с нем. М, 1996. С. 302.

⁴ См.: Blank S. The Sorcerer as Apprentice: Stalin as Commissar of Nationalities, 1917-1924. Westport, 1994".

⁵ Smith J. The Origins of Soviet National Autonomy //Revolutionary Russia. 1997. December. Vol. 10. N. 2.
P. 82.

⁶ Smith J. The Bolsheviks and the National Question, 1917-1923. Basingstoke, 1999.

цепзент С.В.Глебов подчеркивает, что данная работа является своего рода ревизией точки зрения Пайпса, многие десятилетия доминировавшей в западной историографии. Смит же утверждает, что политика большевиков в национальном вопросе диктовалась не продуманным и разработанным планом, а была результатом воображения, творчества, случайностей и обстоятельств¹.

По мнению американского исследователя Т.Мартина, большевики были чрезвычайно подозрительными как в отношении паписламистского, так и пантюркистского движения, и вообще проявляли склонность преувеличивать их силу, чтобы наносить удары по их проявлеїшям с чрезвычайной жестокостью². Никаких подобных проявлений в рассматриваемый период не было, а то, что происходило среди мусульманского населения, действительно вызывало порой неадекватную реакцию большевиков.

Ш.Келлер (США), которой удалось поработать в Центральном государственном архиве Узбекистана и в открытом общественности только в течение 1991-1992 гг. Партийном архиве Центрального Совета Народно-демократической партии Узбекистана (бывший архив ЦК Компартии Узбекистана), посвятила свое исследование тому, как происходило преследование мусульманской религии и духовных учреждений в советской Средней Азии³. Как видно из указанных в работе хронологических рамок, автор считает, что этот процесс фактически начался с приходом к власти большевиков в 1917 г., с чем нельзя не согласиться.

По верному замечанию западного исследователя революции 1917 г. Р.А.Уейда, одни мусульманские политики ("националисты") в России выступали за федеральное государство, основанное на этно/национальной территориальных границах, а другие ("панисламисты") — выступали за экстерриториальную, религиозно-культурную автономию, объединяющую всех мусульман внутри унитарного Российского государства⁴. В новейшей работе этот исследователь уделил немало внимания характеристике социальной

¹ Глебов С. [Рец. на:] Smith J. The Bolsheviks and the National Question... II Ab Imperio. 2001. № 1-2. С
475.

² Martin Т. The Affirmative Action Empire: Nations and Nationalism in the Soviet Union, 1923-1939. Ithaca,
2001. P. 192.

³ Keller Sh. To Moscow, not Mecca: the Soviet Campaign Against Islam in Central Asia, 1917-1941.
Westport,2001.

⁴ Wade R.A.The Russian Revolution, 1917. Cambridge, 2000. P. 161.

психологии мусульманских народов бывшей империи, признав, в частности, что в Средней Азии паїшсламистское движение было неудачным¹.

Это фактически означает отказ от господствовавшей во всей западной историографии точки зрения относительно панисламистского характера социальной психологии мусульманских масс этого региона. Однако Уейд предпочел не касаться других мусульманских регионов, где, как показано в диссертации, подобные проекты также не были поддержаны массами.

В конце XX - начале XXI в. появились специальные исследования, посвященные важным проблемам истории мусульман в России: их съездам в 1905-1917 гг.²; генезису и развитию феминистского движения среди российских мусульманок в конце XIX - начале XX в.³; мусульманскому культурному реформаторству в Средней Азии⁴; "мусульманскому национализму" татар и башкир в Российской империи в 1861-1917 гг.⁵; борьбе за автономный Туркестан⁶; "национализации" революции в Средней Азии (1917-1920 гг.) и др.⁷

Таким образом, изучение истории российских мусульман 1917-1918 гг. проводилось современными отечественными и зарубежными исследователями с использоваїшем новых источников, введенных с начала 90-х годов XX в. в научный оборот. Многие вопросы нашли определенное освещение в литературе. Это относится, в первую очередь, к разработкам исламоведов, востоковедов, этнологов, сосредоточившихся на малоизученных сторонах истории мусульман в России, затрагивавших их этническую и конфесси-

¹ Wade R.A.The Bolshevik Revolution and Russian Civil War. Westport, 2001. P. 95.

² Hablemitoglu N. garlik rusyasi' nda tiirk kongreleri (1905-1917). Ankara, 1997.

³ Hablemitoglu S., Hablemitoglu N. Sefika Gaspirali ve Rusya'da TurkKadin Hareketi (1893-1920). Ankara,
1999.

⁴ Khalid A. The Politics of Muslim Cultural Reform: jadidism in Central Asia. Berkeley, 1998; Khalid A.
Society and politics in Bukhara, 1868-1920 II Central Asian Survey. 2000. 19 (3/4). P. 367-396; Baldauf I.
Jadidism in Central Asia within Reformism and Modernism in the Muslim World II Die Welt des Islams. 2001.
Vol. 41. Nr. 1. S. 72-88; и др.

⁵ Noack Ch. Muslimischer Nationalisms im Russischen Reich. Nationsbildung und Nationalbewegung bei
Tataren und Baschkiren, 1861-1917. Stuttgart, 2000.

" Reform Movements and Revolutions in Turkistan: 1900-1924. Studies in Honour of Osman Khoja. Haarlem,

2001.

⁷ Khalid A. Nationalizing the Revolution in Central Asia: The Transformation of Jadidism, 1917-1920 II A

State of Nations. Empire and Nation-Making in the Age of Lenin and Stalin. Oxford, 2001. P. 145-164; Schafer

D.E. Local Politics and the Birth of the Republic of Bashkortostan, 1919-1920 II Ibid. P. 165-190.

ональную психологию. Главной отличительной чертой постсоветской историографии мусульманской тематики стало развитие российской мусульмани-ки (мусульмановедение более привычно считать синонимом исламоведе-ния), которая вышла за "ранг" истории второго плана и требует новых методологических и конкретно-исторических разработок.

Тем не менее попытки по-новому осмыслить данную тему приводят, как правило, к механической комбинации прежних схем и современных теорий, никак не связанных с фактами и не опирающихся на объективную оценку исторических реалий и поішмапие этпокопфессионалыюй психологии мусульманских масс и их лидеров.

При освещении их истории начала XX в. упор по-прежнему делается па "панисламизме-пантюркизме". Заживший своей собственной жизнью, этот, по существу, пропагандистский миф стал обрастать тканью "фактов".

Отсюда туманное представление о социальной психологии мусульман в России того времени. В историографии называются разные причины и факторы перемен в умах мусульман, приводятся противоречивые этнодемогра-фические данные. Происшедшее породило обилие противоречивых историографических "миражей", в плену которых все еще находятся многие современные исследователи.

Особенно запутана, порой сильно извращена в историографии роль мусульман в событиях 1917-1918 гг. Налицо весьма смутное представление о той конкретной ситуации, в которой оказались они после прихода к власти большевиков. На фоне претенциозных рассуждений, псевдонаучных концепций, многочисленных историографических "виражей" и "римейков" достоверной истории мусульман в России в 1917-1918 гг. еще не создано. В результате этот период их истории оказался в числе наименее разработанных областей отечественной исторической науки.

Особенности социальной психологии мусульманских народов требуют глубокого изучения, без которого подлинные мотивы их поведения в ходе революции 1917 г. в России не поддаются научному пониманию. <

Целью данной диссертации является обобщение и критическое переосмысление накопленного фактического материала о позиции российских мусульман во время революции 1917 г. в России и определение значения данного фактора в быстро изменявшихся общественно-политических условиях весны 1917 г. - лета 1918 г.

Для достижения указанной цели потребовалось решить следующие задачи: каковы главные причины перемен в сознании российских мусульман,

наиболее типичных проявлений того, как носители одного или другого этноса адаптировались к изменениям в обществе; как на их социальную активность влиял ислам, культурная традиция, процесс европеизации; что в их сознании в период бурных общественных процессов осталось неизменным, что отбрасывалось, что видоизменялось и как; каким образом происходил процесс радикализации отдельной части мусульман; каково было воздействия этнических конфликтов на их ценностные установки; как воспринимало все эти изменения российское общество.

Другими словами, следует выяснить, насколько социальное поведение мусульман диктовалось их материальными интересами и социальным положением, в какой степени оно было определено уровнем образования, культуры, этническим, религиозным менталитетом, особенностями психологии? Что представляло собой сознание российских мусульман и в какой степеїш оно определяло их социальное поведение в 1917-1918 гг.? Как относились российские мусульмане к происходившим тогда в стране и в мире событиям? Каковы важнейшие стороны поведения мусульманских народов и их лидеров? — эти и многие другие вопросы требуют переосмысления и научного объяснения. Необходимо избавиться от довольно прочных исторических наслоений, многочисленных ошибок в отношении мусульман в России, ибо все это сильно мешает объективному освещению мусульманского фактора революционного процесса весны 1917 г. - лета 1918 г.

В исследовании выделены следующие сферы жизнедеятельности, которые достаточно полно раскрывают социально-психологические особенности мусульман в революционных условиях 1917-1918 гг.: общественно-политическая, социокультурная, военная, межэтническая. Это позволяет выявить не только этническую специфику жизни мусульман в России, но и охарактеризовать общие черты сознания и психологии мусульманских народов.

Изучение как политической истории, так и истории массовых движений мусульманского населения России дает представление об общем и особенном в динамике российского революционного процесса 1917-1918 гг.

При написании диссертации по данной проблеме был изучен сравнительно широкий круг источников, как опубликованных, так и неопубликованных.

Хотя опубликованные материалы по теме невелики, в них можно обнаружить информацию об участии мусульман, их представителей в работе общероссийских форумов¹, политических партий², в армейской жизни и др.³

Некоторое представление о политике новой власти в отношении к мусульманскому населению после прихода к власти большевиков дают обнародованные документы Советского правительства и КПСС⁴. События, происходившие в мусульманских регионах, получили фрагментарное отражение в хроішках, сборниках документов и материалов, опубликованных как в центре⁵, так и в регионах⁶. Сведения опубликованных источников позволяют

1. Учредительное собрание. Сгепогр. отчет. Пг., 1918; Всероссийское Учредительное собрание. М.;Л., 1930; Государственное совещание. Сгеногр. отчет. М.-Л., 1930; 2-й Всероссийский съезд Советов рабочих и солдатских депутатов (25-26 октября 1917 г.). Сб. документов и материалов. М., 1997; Українська Центральна Рада. Документи і матеріали. У 2 томах. Київ, 1996. Т. 1; Київ, 1997. Т. 2. (Здесь приводятся выступления мусульманских делегатов на съезде народов России в Киеве в сентябре 1917 г.); и др.

2. Стенографический протокол заседаний VII съезда партии народной свободы. Пг., 1917.

* Царская армия в период мировой войны и Февральской революции. (Материалы к изучению истории империалистической и гражданской войны). Казань, 1932; Революционное движение в русской армии. 27 февраля-24 октября 1917 года. Сб. док. М., 1968; Октябрьская революция и армия. 25 октября

1917 г. — март 1918 г. Сб. док. М., 1973; Военно-революционные комитеты Действующей армии. 25
октября 1917 г. — март 1918 г. Документы. Сб. М., 1977.

⁴ Декреты Советской власти. М., 1957. Т. 1; М, 1959. Т. 2; КПСС в резолюциях и решениях съездов,
конференций и пленумов ЦК. М., 1983. Т. 2; М., 1984. Т. 3; В.И.Ленин. Неизвестные документы.
1891-1922 гг. М., 2000; и др.

⁵ Революционное движение в России в мае-июне 1917 г. Июньская демонстрация. Документы и мате
риалы. М., 1959; Революционное движение в России в августе 1917 г. Разгром корішловского мятежа.
Документы и материалы. М., 1959; Революционное движение в России в сентябре 1917 г. Общенацио
нальный кризис. Документы и материалы. М., 1961; Великая Октябрьская социалистическая револю
ция. Хроника событий. М., 19577 Т. 1; М., 1959. Т. 2; М., 1960. Т. 3; М., 1961. Т. 4; 11 января-5 марта

1918 г. М., 1986; и др.

Сеф СЕ. Революция 1917 года в Закавказье. (Документы, материалы). Тифлис, 1927; Беленький С, Манвелов А. Революция 1917 года в Азербайджане (хроника событий). Баку, 1927; Первый год пролетарской диктатуры в Татарии. (Сб. документов и материалов по истории парторганизации и гражданской войны в 1918 г.). Казань, 1933; Подготовка и проведение Великой Октябрьской социалистической революции в Узбекистане. Сб. док. Ташкент, 1947; Подготовка и проведение Великой Октябрьской социалистической революции в Башкирии (февраль 1917 г. - июнь 1918 г.). Сб. документов и материалов. Уфа, 1957; Образование Башкирской Автономной Советской Социалистической Рее-

оценить место мусульманского вопроса в контексте национальной политики Советской России.

При этом, однако, осуществлялись разного рода искажения, немаловажные сокращения и пр. Так, в 1929 г. в советском Казахстане увидел свет сборник документов под названием "Алаш-Орда", посвященный деятельности казахских политиков, пытавшихся создать свою автономию в 1917-1918 гг. Издание стало хрестоматийным для советских исследователей. Спустя шесть десятилетий текстуальное изучение показало, что книга полна ошибок принципиального характера, поскольку перевод официальных документов казахской партии Алаш был сильно искажен¹. Конечно, никакого особенного секрета для учаспшков тех событий в подобных подтасовках не было. "Ряд вопросов из нашего недавнего прошлого, — объяснял Чока-ев в 1933 г. в письме одному польскому советологу, — освещен... так, что все выходит "наоборот". Старые источішки или запрещены, или же просто уничтожены. Прошлое изучается по большевистскому "новому" освещению... Получается так..., что победа большевиков в нашей стране является не результатом вторичного завоевания русскими вооруженными силами, а вполне логическим и законным следствием "классовой борьбы" под ленинским знаменем"². Изучение темы "Октябрь и российские мусульмане", как иногда признавалось, в значительной мере затруднено состоянием источни-ковой базы³. Многие важные источішки по теме не вводились в научный оборот вплоть до начала 90-х годов XX в.

Следующей группой источников являются специальные издания, в которых отражены разнообразные проблемы мусульманских народов в Рос-

публики. Сб. документов в материалов. Уфа, 1959; История Хорезмской Народной Советской Республики (1920-1924 гг.). Сб. док. Ташкент, 1976; Победа Октябрьской революции в Киргизии. Сб. док. 1917-1918. Фрунзе, 1977; Подготовка и победа Великой Октябрьской социалистической революции в Туркменистане. Сб. документов и материалов. 2-е изд. доп. Ашхабад, 1982; Октябрь в Башкирии. Сб. документов и материалов. 2-е изд. доп. Уфа, 1987; Октябрь в Сибири. Хроника событий (март 1917 -май 1918 г.). Новосибирск, 1987; Мордвинцев Г.В. Март 1917 г. в Башкирии (Хроника событий). Уфа, 1997; и др.

* Козыбаев И.М. Историография Казахстана: уроки истории. Алма-Ата, 1990. С. 53. ² РГВА. Ф. 461-К. Он. 1. Д. 411. Л. 89; Оп. 2. Д. 142. Л. 67, 68-70.

-* См.: Макарова Г.П. Великий Октябрь и национально-освободительное движение в восточных районах России (Средняя Азия, Казахстан, Поволжье, Приуралье). Историография // Установление Советской власти в национальных районах России. Анализ советской историографии и критика буржуазной литературы. Кишинев, 1979. С. 166-173.

сии. Так, в Петрограде вскоре после падения самодержавия один из знатоков мусульман С.Г.Рыбаков выпустил сборник материалов из мусульманских изданий, необходимых, как ему представлялось, для понимания Временным правительством религиозных требований российских мусульман¹. В ноябре 1917 г. там же была издана первая библиографическая работа по истории литовских татар (под этим именем в исторической литературе обозначаются татары Польши, Литвы, Беларуси и Украины), составленная Л.К.Кричинским, выходцем из этой среды. В ней содержатся редкие материалы по их истории в период с февраля по октябрь 1917 г.² Его брат А.К.Кричипский в условиях гражданской войны подготовил еще два сбор-пика документов, в которых частично затронут период 1917 г.³ Данные этих сборников позволяют полнее отразить панораму событий, непосредственно касавшихся мусульманского населения страны.

Протоколы, решения, постановления мусульманских съездов, конференций и совещаний являются еще одним ценным автохтонным источішком для изучения перемен в психологии мусульман в России⁴. Не случайно в конце 80-х годов Ш.Даулет, американка татарского происхождения, заявила

0 попытке осуществить полный перевод на английский язык протоколов
Всероссийского мусульманского съезда в Москве (май 1917 г.), записанных
по-татарски и напечатанных на арабской графике⁵. Но этот замысел ею не
был реализован. Этот источник, о котором впоследствии по праву отзыва
лись как об энциклопедии всей жизни мусульманских народов бывшей Рос-

¹ Рыбаков С.Г. Устройство и нужды управления духовными делами мусульман в России. Пг., 1917.

² Кричинский Л.К. Библиографические материалы о татарах Польши, Литвы, Белоруссии и Украины.
(История, геральдика и генеалогия, право, статистика, этнография и беллетристика). Пг., 1917.

³ Кричинский А. Очерки русской политики на окраинах. Ч. 1. К истории религиозных притеснений
крымских татар. Приложение: секретные документы. Баку, 1919; Найман-Мурза-Олешкевич-Кричин-
ский А. Очерки политики российского царизма на окраинах. Ч. 2. К истории борьбы с просвещением и
культурой крымских татар. (С приложением секретных документов). Баку, 1920.

⁴ Протоколы Всероссийского мусульманского съезда, состоявшегося в Москве 1-11 мая 1917 г. Пг.,
1917 (на татарск. яз.); Резолюции, вынесенные 1-м Всероссийским мусульманским военным съездом,
состоявшемся в г.Казапи 17-25 июля 1917 года. Казань, 1917; 1-ый съезд народов Востока. Баку, 1-8
сент. 1920 г. Стенографические отчеты. Пг., 1920; 1-я Всероссийская конференция коммунистов тата-
ро-башкир, не вошедших в Автономные Республики тюркских народов от 4-12 марта 1922 г. (Резолю
ции и постановления). М., 1922.

⁵ Daulct Sh. The First AH Muslim Congress of Russia. Moscow, 1-11 May 1917 II Central Asian Survey.
1989. Vol. 8. N. 1. P. 47.

сийской империи, полностью переведен турецким исследователем И.Илга-ром на турецкий язык и издан в Анкаре в 1990 г.¹ Дефицит достоверных источников явно ощущался и в зарубежной историографии,

Материалы и документы мусульманских политических партий и общественных организаций характеризуют цели, которые ставили перед собой различные группы мусульманской элиты². Большим спросом среди советских и постсоветских исследователей пользовался сборник материалов "Программные документы мусульманских политических партий. 1917-1920 гг." (Оксфорд, 1985). В Ташкенте в 1990 г. была обнародована программа Тюркской партии федералистов в Туркестане, созданная в г.Фергане летом 1917 г.,³ что сразу привлекло внимание исследователей⁴. Диссертантом введена в научный оборот опубликованная в апреле 1917 г. программа Тюркской партии федералистов в России⁵, которая летом 1917 г. объединилась с партией "Мусават". В постсоветское время программы партии "Мусават", казахской партии Алаш, крымско-татарской партии Милли Фирка и др., считавшихся прежде националистическими, в середине 90-х годов были переизданы с текстов, подготовленных в 20-х годах⁶.

Однако при этом не учитывалось, что тогда при переводе этих документов, как отмечалось, порой допускались серьезные ошибки. Проект программы партии Алаш был переведен и опубликован почти полностью искаженным. Адекватный перевод программы показывает, что партия не являлась ни националистической, ни сепаратистской⁷.

¹ Ilgar I. Rusya'da Biriniji Musluman Kongresi Tutanaklari. Ankara, 1990. S. 41-512.

^ См., напр.: Гусейнов М.-Д. Тюркская демократическая партия федералистов "Мусават" в прошлом и настоящем. Вып. 1. Программа и тактика. Тифлис, 1927.

> Турк адами марказият (федералист) фиркасининг маромномаси // Фан ва Турмуш. 1990. № 7. С. 6-8. 4 The Program of the Turkic Federalist Party in Turkistan (1917) II Central Asia Reader. The Rediscovery of History. New York-London, 1994. P. 117-126. Здесь дан перевод этого документа на английский язык, подготовленный японским исследователем ХКомацу.

-> Программа Тюркской партии федералистов в России. (Программа выработала организационным комитетом и будет представлена на утверждение первого партийного съезда). Елисаветполь, 1917. Программы политических партий России. Конец XIX - начало XX в. М., 1995; Программные документы национальных политических партий и организаций России (конец XIX в. - 1917 г.). Сб. док. Вып. 2. М, 1996.

' См.: Кул-Мухаммед М. Программные идеи партии "Алаш" и Ж.Акпаев // Саясат. 1996. № 4. С. 71-84.

Главный показатель устремлений мусульманского населения — их конституции, которые разрабатывались в различных регионах и были утверждены парламентами тех или иных пародов. В 1995 г. диссертантом была введена в научный оборот Конституция культурно-национальной автономии мусульман тюрко-татар внутренней России и Сибири. Документ был принят в Уфе и опубликован 16 января 1918 г.¹ Ранее исследователи использовали текст принятого 22 июля 1917 г. проекта этого документа, впоследствии переведенного и опубликованного в книге Т.Давлетшина². Его перевод заметно отличается от подлинника.

Другим важным документом является Конституция крымско-татарского народа, принятая в конце 1917 г. в Бахчисарае. Ее перевод с современного немецкого издания, сделанный московским искусствоведом-этнологом С.М.Червонной, был опубликован в 1992 г.³ Данный вариант этого документа быстро вошел в научный оборот. Однако сравнительное сопоставление с обнаруженным диссертантом польским переводом этой конституции, подготовленным во время гражданской войны, показывает существенные смысловые расхождения с немецким текстом, которые следует учитывать в исследовательском анализе⁴.

Появившиеся сборники документов и материалов включают в себя сведения о политической активности российских мусульман, о том, как создавалась их государственность, как решались проблемы культурно-национальной и национально-территориальной автономии и т.д.⁵, — все это зна-

¹ Основные положения о Национальной автономии Мусульман Тюрко-Татар Внутренней России и Сибири // Национально-культурные автономии и объединения. Историография. Политика. Практика. Т. 2. М., 1995. С. 93-105; Исхаков СМ. О Конституции культурно-национальной автономии татарского народа (1917 год) // Там же. С. 105-112; Он же. Конституция культурно-национальной автономии татарского народа (1917 год) // Идел. 1995. № 5-6. С. 54-61.

* Давлетшин Т. Советский Татарстан. Теория и практика ленинской национальной политики. Лондон, 1974. С. 337-353.

* Национальная конституция. Основной закон крымско-татарского народа // Губогло М.Н., Червонная СМ. Крымско-татарское национальное движение. Документы, материалы, хроника. Т. 2. М., 1992. С. 22-25.

⁴ Первая конституция крымско-татарского народа (1917 г.) // Отечественная история. 1999. № 2. С.
107-113.

⁵ Союз объединенных горцев Северного Кавказа и Дагестана (1917-1918 гг.), Горская республика
(1918-1920 гг.) (Документы и материалы). Махачкала, 1994; Учредительный курултай автономного
Башкортостана (декабрь 1917 г.). Документальные материалы. С приложением. Уфа, 1997; Азербай-

чительно расширяет исследовательский диапазон в плане анализа их поведения в 1917-1918 гг.

В мемуарах, дневниках, автобиографиях политических, военных и государственных деятелей революционной эпохи, например А.Ф.Керенского, А.И.Верховского, А.И.Деникина, А.Н.Куропаткина, П.А.Половцова, содержатся сведения об их отношении к проблемам мусульманского населения страны¹. Их оценки зачастую расходятся с тем, о чем вспоминали мусульманские политики, к примеру, Чокаев, который издал в 1937 г. воспоминания о революции 1917 г. в Туркестане², доступные долгое время в основном зарубежным исследователям. Большой резонанс среди зарубежных исследователей вызвали также мемуары лидера башкирских автономистов А.-З.Валидова (1890-1970), изданные в Стамбуле в 1969 г., опубликованная в Германии в 1971 г. работа Б.Байтугана (1899-1986), которая посвящалась Северному Кавказу, а также изданные в Турции в 1989 г. "Размышления" татарского муллы М.Бигиева (1875-1949), в 1993 г. — воспоминания Сей-дамета. В этих работах мемуаристы продолжали, по существу, заішматься самоанализом на фоне событий революционного времени в России, давая при этом разнообразный материал о том, что происходило среди мусульманского населения.

джанская Республика. Документы и материалы. 1918-1920 гг. Баку, 1998; Культурно-национальная автономия в истории России. Документальная антология. Т. 1. Томск, 1998; Мусульманские депутаты Государственной думы России. 1906-1917 гг. Сб. документов и материалов. Уфа, 1998; Национально-государственное устройство Башкортостана (1917-1925 гг.). Документы и материалы. В 4 т. Т. 1. Уфа, 2002; и др.

1 Краснов П. Па внутреннем фронте // Архив русской революции. В 22 т. М., 1991. Т. 1: С. 97-190; Байков Б. Воспоминание о революции в Закавказьи (1917-1920 гг.) // Архив русской революции. В 22 т. Т. 9-10. М., 1991. С. 91-194; Деникин А.И. Очерки русской смуты. Борьба генерала Корнилова. Август 1917 г.- апрель 1918 г. М., 1991; Керенский А.Ф. Россия на историческом повороте. Мемуары. Пер. с англ. М., 1993; Марков А.Л. В Ингушском Конном полку. (Кавказская Конная Туземная Дивизия). М., 1997; Половцов П.А. Дни Затмения: (Записки главнокомандующего войсками Петроградского военного округа генерала П.А.Половцова в 1917 году). М., 1999; Суханов ІІ.Н. Записки о революции. В 3 т. Т. 3. М., 1992 ; и др.

^ 5okay М. 1917 yili hatira pargalari. P., 1937. Воспоминания Чокаева были вскоре переведены и опубликованы в парижском журнале, который издавался эмигрантами. См.: Tchokay М. Le Turkestan en 1917 (Pages de souvenirs) II La Revue de Promethee.1938. T. I. № 1. P. 34-41; Tchokay-Ogly M. Souvenirs du Turkestan (1917) II Ibid. T. I. № 2. P. 179-188; 1939. T. II. № 1. P. 46-51; № 2. P. 211-219.

С начала 90-х годов XX в. мемуары мусульманских политиков стали издаваться и переиздаваться в СССР/СНГ¹. Этот вид источников позволяет представить отношения между политиками, государственными деятелями, лидерами партий. Несомненно, что к подобным источникам необходимо относиться критически, о чем порой забывают исследователи, занимающиеся изучением того или иного персонажа, в частности Валидова. В результате стремление к большей достоверности в освещении истории мусульман в России в 1917-1918 гг. часто сопровождается некритическим подходом к мемуаристике, сильнейшим влиянием политической конъюнктуры.

Важное значение для раскрытия исследуемой темы имели архивные материалы хранения. Наиболее информативными являются фонды Государственного архива РФ (ГАРФ), Российского государственного военно-исторического архива (РГВИА), Российского государственного военного архива (РГВА), Архива внешней политики России (АВПР).

Весьма содержательны при изучении политики органов власти в отношении мусульманского населения материалы ГАРФ, выявленные в фонде канцелярии министра-председателя (Ф. 1778), канцелярии Временного правительства (Ф. 1779), в фонде ВЦИК (Ф. 1235), в фонде Совнаркома (Ф. 130), в фонде Народного комиссариата по делам национальностей РСФСР (Ф. 1318) и в фондах других центральных и местных органов власти. В ракурсе темы были также проработаны фонды Всероссийского Демократического совещания (Ф. 1798) и Временного Совета Российской Республики (Ф. 1799), в которых содержатся записи выступлений мусульманских представителей, характеризуется их участие в Предпарламенте. Сведения, извлеченные из фонда Всероссийской по делам о выборах в Учредительное собрание комиссии (Ф. 1810), позволяют впервые дать систематизированное представление о 272 кандидатах мусульманского населения, фактически

¹ Исхаки Г. Идель-Урал. Казань, 1991; Мамедзаде М.Б. Азербайджанское национальное движение. История азербайджанской национальной народной партии "Мусават" // Хазар. 1991. № 1. С. 30-55; Ца-лыккаты А. Борьба за волю гор Кавказа // Эхо Кавказа. 1992. № 2. С. 17-22; Тыньшшаев М. Великие Бедствия... (Актабан-Шубырында). Алма-Ата, 1992; Джабаги В.-Г. Революция и гражданская война на Северном Кавказе: конец XIX - XX века // Наш Дагестан. 1994. № 167-168. С. 31-36 (пер. с англ.); Бамматов Г. Кавказ и русская революция // Наш Дагестан. 1994. М 172-173. С. 33-46; Коцев П. Свобода не дается без жертв. Из истории Горской республики // Паш Дагестан. 1994. № 172-173. С. 19-21; Тоган З.В. Воспоминания. Борьба мусульман Туркестана и других восточных тюрок за национальное существование и культуру. Пер. с тур. М., 1997; Чокаев М. Отрывки из воспоминаний о 1917 г. Токио-М.,2001;идр.

составлявших его элиту, которая стремилась участвовать в управлении Российским государством.

Важным источником, который характеризует положение мусульманского населения на местах, а также деятельность центральных и региональных мусульманских организаций, является массив документов фонда Исполнительного комитета Всероссийского мусульманского совета, работавшего в Петрограде с весны 1917 г. до начала 1918 г. (Ф. Р-3923). В этом фонде сохранились материалы делопроизводства, переписка с мусульманскими организациями, а также обращения, письма, которые также позволяют изучить массовое сознание этой части населения страны. Ценным дополнением к этому служат документы фонда 3-го Политического (Среднеазиатского) отдела МИДа (АВПР. Ф. 147) о поведении мусульманского населения Туркестана, а также Бухарского и Хивинского ханств.

Первостепенное значение для понимания психологии солдата-мусульманина в условиях сложного процесса реформирования российской армии (начавшегося при Временном правительстве), составной частью которого было создание отдельных мусульманских воинских формирований, вплоть до корпусов, имеет документация военного командования, хранящаяся в РГВИА: Военного кабинета министра-председателя и Верховного главнокомандующего (Ф. 366), Ставки Верховного главнокомандующего (Ф. 2003), штаба главнокомандующего армиями Северного фронта (Ф. 2031), штаба Кавказского военного округа (Ф. 1300), штаба Казанского военного округа (Ф. 1720). Были также изучены документы отдельных воинских частей, например Крымского конного полка (Ф. 3637), Татарского конного полка (Ф. 3642) знаменитой "Дикой" дивизии и др.

Продолжить изучение военно-антропологической тематики в условиях Советской власти позволяют материалы РГВА. Из фонда Управления делами Народного комиссариата по военным делам (Ф. 1) и фонда Центральной мусульманской военной коллегии (Ф. 17) удалось извлечь документы, характеризующие отношение военных мусульман к этой власти.

В диссертации использован также ряд документов Российского государственного архива социально-политической истории (РГАСПИ), Центрального исторического архива г.Москвы (ЦИАМ), Государственного архива Оренбургской области (ГАОО), а также Национального архива Финляндии.

Наиболее ценную информацию, как оказалось, содержат центральные архивы; обнаруженные в них материалы послужили основным источником для данного исследования. В результате проведенной работы использован

целый ряд не известных ранее и малоизвестных материалов свыше 50-ти фондов центральных архивохранилищ Российской Федерации. В целом, архивные документы, отложившиеся в них, имеют большую информативность для раскрытия настоящей темы и позволили достаточно полно рассмотреть поставленные в данном исследовании вопросы.

Большой пласт информации по теме содержится, кроме того, в периодической печати, в частности на страшщах двух крупных изданий — петроградских "Известий Всероссийского Мусульманского Совета" (впервые в научный оборот вводится почти весь их комплект) и "Известий комитета Бакинских мусульманских общественных организаций". В этих газетах содержится разнообразная информация о наиболее важных общественно-политических событиях в жизни мусульманского населения, которая поступала в Петроград и Баку со всех концов страны.

Проблемы армейской жизни военнослужащих-мусульман, их намерения и активность, а также деятельность Всероссийского мусульманского военного шуро (совета) получили подробное освещения на страницах "Известий Всероссийского мусульманского военного Шуро", выходивших в Казани в 1917 г. - начале 1918 г. Цепные сведения извлечены также из других центральных и региональных газет. Всего проработано свыше 70 изданий.

Источниковая база по данной теме достаточна обширна и разнообразна. Использованные источники в своей совокупности позволяют реализовать поставленные в данной диссертации задачи.

Методологическими основами исследования являются такие принципы, как научность, объективность, системность, историзм. Использовался конкретно-исторический, историко-сравнительный, хронологический, проблемно-хронологический, синхронный методы анализа. Особое внимание уделялось источниковедческому анализу, а также разработкам востоковедов, исламоведов и этнологов. Усиление междисциплинарного подхода позволило составить представление о глубинных процессах трансформации сознания данной группы населения в условиях революции.

Научная новизна диссертации состоит в том, что в ней на основе достаточно широкого спектра источішков впервые в отечественной и зарубежной историографии проанализировало воздействие революции 1917 г. в России как на мусульманское население в целом, так и на отдельные этносы, а также раскрыта роль российских мусульман как социокультурного феномена в истории российского общества весны 1917 г. - лета 1918 г.

Данная часть населения страны во время важнейших перемен в обществе впервые стала объектом специального изучения, при этом были: внесены существенные коррективы в вопрос о численности российских мусульман в 1917 г.; прослежен генезис и развитие культурно-национальной и территориально-национальной тенденций; рассмотрены основные аспекты культурной и духовной жизни мусульман, показана значимость религиозного фактора; изучены обстоятельства формирования мусульманских воинских формирований; отображена сложная ситуация взаимоотношений мусульманских политиков; исследовано развитие мусульманской государственности и причины неудач, ошибки лидеров; освещены события весны 1917 г. - лета 1918 г., в которых российские мусульмане проявили себя наиболее значимо; проанализированы причины распада общемусульманского движения; определена общая тенденция в отношениях мусульман к остальному населению страны как процесса постепенного вхождения в общегосударственную жизнь демократической, а затем советской России.

Данная работа является первой попыткой комплексного и междисциплинарного подхода к освещению вопроса о том, что было доминантой в сознании российских мусульман и определяло их поведение в период революционных событий в Российском государстве весной 1917 г.- летом 1918 г.*

Практическая значимость диссертации состоит в том, что материалы исследования представляют интерес для обновления историографии и дальнейшей научной разработки истории революции 1917 г. в России, при написании обобщающих работ по отечественной истории XX в.

Выводы, сделанные в диссертации, могут быть полезны при преподавании в высших и средних учебных заведеїшях — в лекционных курсах по отечественной истории, а также при подготовке специальных курсов и учебных пособий.

Диссертация обсуждена и рекомендована к защите в Центре изучения новейшей истории России и политологии Института российской истории РАН.

Основные положения и результаты исследования изложены в монографии, научных и энциклопедических статьях, выступлениях па международных, всероссийских и региональных научных конференциях (Москва, 1997 г.; Санкт-Петербург, 1998 г.; Хельсинки, 1998 г.; Уфа, 2000 г.; Тампере, 2000 г.; Москва, 2001 г.).

Численность и этнический состав

Весьма неопределенным в научной литературе является до сих пор вопрос о численности мусульманского населения как по всей России, так в разных регионах к 1917 г. Этнодемографическая ситуация представлена также очень противоречиво. Не ставя себе целью сделать полный обзор этого вопроса, отметим лишь основные подходы к его освещению.

Ссылаясь на данные переписи 1897 г., утверждалось, что их было 13,9 млн человек или примерно 11% от общей численности населения страны1. Согласно официальной статистике, к 1905 г. мусульман в России было 15,4 млн человек (почти 11% от числеппости населения империи), в том числе в европейской её части — 5 млн, на Кавказе — 2 млн, в Средней Азии — 8 млн2. Эти данные не являются безупречпыми.

По другим оценкам, численпость этого населения в Российской империи была гораздо больше.

Вот как писал в 1907 г. Александрович: мусульмане составляют шестую часть населения империи3, то есть 16-17% населения, или каждый шестой житель страпы. Р.Ибрагимов отмечал в 1910 г. в стамбульском журнале, что татары в Российской империи составляли 25% ее населения4. Ректор Казанской духовной академии считал, что в 1910 г. в стране было 30 млн мусульман5. Согласно календарю А.С.Суворина на 1913 г., численность мусульман в империи составляла 18 млн человек (с Бухарским эмиратом и Хивинским ханством 31 млн человек)6. Казанская газета "Юлдуз" 9 января 1914 г. в статье "Много ли мусульман в России?", написанной по-русски, указывала, что их численность составляла 31 млн человек7. К 1916 г., по мнению Бартольда, это население составляло более 20 миллионов, если причислить к нему население Бухарского эмирата и Хивинского ханства1. В мусульманской прессе считалось, что мусульманское население Российской империи вместе с Бухарским эмиратом и Хивинским ханством составляло 30 млн человек.

Причина столь существенных расхождений с официальными данными заключается в том, что данные переписи 1897 г., па основе которых производились последующие подсчеты с некоторыми коррективами, не внушали особого доверия многим специалистам, представлялись им заниженными. Современные этнологи указывают, что перепись далеко не полна и не точна и содержит ряд существенных недостатков, а порой фактических ошибок в отношении народов Средней Азии и Казахстана.

Ряд исследователей полагали в начале XX в., что официальная статистика шла на некоторое преувеличение удельного веса русских в населении страны3, что приводило к занижению численности мусульманского населения.

Во время переписи 1897 г. циркулировали слухи, что она производится в целях крещения "инородцев". В результате, в частности среди татар, возникла паника, беспокойство, многие уехали4. Слух о крещении возішк из-за распоряжения министра просвещения от 1892 г. об изъятии из мектебов и медресе рукописных книг и книг, изданных за границей. Так, в Оренбургской губернии некий И.Сеитов незадолго до переписи говорил: "Ваш государь хочет крестить магометан, носятся такие слухи, и если государь так сделает, то скандала будет много, что солдаты ваши будут стоять у Бухары, а магометане будут воевать с русскими... если так сделает государь, будем кончать и государя"5. О накале страстей вокруг таких обследований свидетельствуют многочисленные факты.

Во время проведения переписи во многих селениях мулл даже "беспощадно избивали, заподозрив их в соглашении с пачальством, — отмечал в 1907 г. Коблов, — крестить всех мусульман". В Чистопольском уезде Казанской губернии, например, "одного муллу раздели, посадили в подпол и сверху в щели поливали кипятком, а всё из-за того, что он увещевал мусульман не противиться переписи"1.

Чиновниками, по преимуществу миссионерами, намеренно "выставлялись в меньшем количестве мусульмане", особенно татары и башкиры, говорил Султан-Галиев в 1919 г., касаясь статистики "инородческого" населения в дореволюционной России, потому что в первое время, когда объявлялась перепись населения, власти сами пускали провокационный слух среди мусульманского населения, что эта перепись объявляется в целях насильственного крещения татар. И потому после объявления переписи татарское население старалось избегать ее2. В Буинском и Симбирском уездах Симбирской губернии в некоторых селах крещепые чуваши, принявшие ислам, резко выступали против переписи, даже выгоняли счетчиков3.

В начале XX в. венгерский этнограф Д.Месарош, изучавший в Симбирской и Казанской губерниях верования и фольклор чувашей, пришел к выводу, что основпая масса чувашей прошла через этап мусульманского вероисповедания, но затем отпала от ислама4. Тем не менее по данным Оренбургского магометанского духовного собрания (ОМДС), опиравшимся на метрические записи, чуваши и крещеные татары, в переписи 1897 г. зачисленные в православные, составляли не менее 1,5 млн человек5. В разных губерниях официально признанных чувашей-мусульман действительно было более 2 тыс. человек, а скрытых, по мепыпей мере, свыше 10 тыс. Статистика по другим народностям Поволжья привела к почти таким же итогам6.

От событий в Петрограде до съезда в Москве (март-апрель 1917 г.)

Февральская революция, приведшая к падению самодержавия в Российской империи, открыла большие перспективы для всех многочисленных народов страны, стремившихся к свободе, равноправию и демократии. Этот период, как время ломки прежних общественных отношений, не мог пе оказать влияние на развитие политического и национально-социального мышления мусульманского населения.

В целом в новейшей историографии стало формироваться представление о важном значении Февраля для мусульман, с одной стороны, и мусульман для России — с другой. Но их позиция по отношению к Временному правительству, его внутренней и внешней политике остается непроясненной, а порой запутывается некоторыми авторами еще больше. Распространенные ныне рассуждения о том, что "для мусульман легитимность власти Временного правительства была сомнительна, поскольку не освящалась ни монархией, ни церковью, ни традицией"1, расходятся с историческими фактами. Сложный процесс воздействия революции на мусульман ограничивается схематическими представлениями, ибо этот вопрос весьма мало подвергался изучению как в конкретно-историческом, так и в теоретическом аспектах.

Основная часть процесса быстрой активизации национальных движений после Февральской революции протекала, по мнению В.С.Дякина, подспудно, а потому ни существующая литература, ни архивные материалы не дают возможности уловить происходящее2. Одна часть современных исследователей исходит из феномена "мусульманского национально-освободительного движения"3, которое стремилось взять инициативу в разрешении пациональпых и религиозных проблем4. Другая группа историков основной акцент делает на национально-региональном движении.

Например, с казахской точки зрения, будучи одним из самых динамичных мусульманских национальных движений, казахское движение Алаш не было проникнуто явно выраженным религиозным духом1; общественно-политическое движение Казахстана в лице партии Алаш выдвинуло, в первую очередь, тезис о преобразовании Казахстана в автономное национальное государство с перспективой его суверенизации и пр.2 Такого рода суждения типичны при характеристике движения в "верхах", но пе объясняют побудительных мотивов поведения мусульман в разпых регионах страны.

1. Отношение к падению самодержавия

Большинство мусульман империи в силу присущего им "фатализма относилось более или менее спокойно к веками сложившемуся и пе меняющемуся к лучшему порядку управления", — писал в донесепии управляющий канцелярией Туркестанского генерал-губернатора Н.В.Ефремов накануне февральских событий в Петрограде3. Его оценка ситуации в целом верна. Известный епископ Уфимский и Мензелинский Андрей, считавшийся экспертом по мусульманам страны, 20 февраля 1917 г. писал, что если экземпляры Корана "будут иметь "патриотическую" падпись, что они напечатаны на деньги, отпущенные от монарших щедрот, это будет прекрасной иллюстрацией мысли, пущенпой татарами в среду мелких инородцев, что царь русский любит ислам и готов бы и сам сделаться мусульманином, но мешают приближенные"4. Законопослушность и верпоподданичество являлись характерными чертами психологии мусульманских масс.

Стремительное падение самодержавия прежде всего подействовало на тех, кто активно занимался политикой. Чтобы представить, как отражалось на них революционное движение, обратимся к самым разным их представителям. Первыми близко соприкоснулись с произошедшим в те дни в Петрограде депутаты-мусульмане Государственной думы, ставшие очевидцами гибели монархии.

Несколько представителей российских мусульман, депутаты 4-й Думы, эсер Ибн.Ахтямов (Уфимская губ.), член Президиума 4-й Думы, участник частных совещаний членов Думы А.Еникеев (Оренбургская губ.) и член Сеньорен-конвента 4-й Думы, председатель мусульманской фракции К.-МТевкелев (Уфимская губ.), входившие в парламентскую элиту империи к 1917 г.1, выдвинулись в первые дни Февральской революции. Поскольку из первоначального состава Временного комитета Государственной думы (ВКГД) часть членов вошла в состав Временного правительства, состав ВКГД был пополнен несколькими политиками. В их числе был и Еникеев2, который фактически стал представителем мусульманской фракции Думы.

Перемена настроений мусульман

Готовясь к мировой революции, российские марксисты мало интересовались Востоком вообще и мусульманским Востоком в частности. Их основное внимание привлекал Запад, а в масштабах Российской империи — европейская, а не азиатская часть страны. Место Востока во всемирной истории Ленин определял в духе гегелевского европоцентризма, следуя в этом за Марксом. Ленин продолжил в новых условиях процесс ориентализа-ции марксизма, начатый еще его основателями, отступая с позиций европоцентристской марксистской ортодоксии. Реальное развитие событий обусловило эволюцию отношения русских марксистов к собственному мусульманскому обществу1. Как верно считает Бланк, большевистские лидеры считали мусульман примитивными, религиозно-фанатичными, полу варварам и, закостеневшими и отсталыми в социокультурной динамике. Скоро Ленин и Сталин осознали, что "мусульманская националистическая и религиозная идентификация" представляла серьезную угрозу их планам. Они стремились использовать национальные и религиозные чувства, чтобы уклоішться от угрозы, вовлечь мусульман и расколоть мусульманский мир, используя Наркомпац и большевистскую партию2. "Если мы будем с вост[очных] народов только "выколачивать", ничего им не давая, тогда вся наша международная] политика, вся борьба "за Азию" идет к черту", — указывал Ленин в телеграмме Л.С.Сосповскому и Е.А.Преображенскому (ноябрь 1919 г.)3, при этом фактически признавая провал прежнего курса, который просматривается в действиях Совнаркома уже в 1917 г.

Историческая наука, в действительности, очень мало знает об отношении мусульманского населения к новой власти, установившейся в Петрограде 25 октября 1917 г., к приходу к власти большевиков. Исламоведы, к примеру Малашенко, склонны к гипотезе, что коммунистическая идеология декларировала идеи, в чем-то формально созвучные бытующим в исламе эгалитаристско-коллективистским представлениям: для ислама и коммунизма характерна первичность общинной и государственной собственности на землю, содержащиеся в ее недрах запасы, воду; идея авторитарной власти, персонифицированной в сильном политическом лидере, претендующем на роль идейпого (духовпого) вождя1. Однако еще в начале XX века отмечалось, что принципы ислама "совместимы с каким угодно государственным правлением. А его нравственные требования сами по себе таковы, что осуществление их при всяком государственном строе даст благополучие жителям той страны, где они приняты... Ислам заключает в себе все для того, чтобы признать равенство рас, наций, сословий и полов"2. После 25 октября 1917 г. для российских мусульман наступили сложные времена, которые получили определенную оценку в историографии.

Для советской историографии было характерно стремление связать Октябрьскую революцию с расколом мусульманского паселения на два полюса: противников и сторонников новой власти. Типичный сюжет. Тагиров, комментируя статью "Большевистское движение и мусульманский мир", опубликованную в оренбургской газете "Вакт" 13 ноября, в которой указывалось, что "везде во время большевистского движения мусульмане сохраняли спокойствие и нейтралитет", писал: "Разумеется, это стремление выдать желаемое за действительное. Ибо факты, приведенные в этой работе, говорят о том, что никакого нейтралитета не получилось. Всюду, где шла борьба, мусульмане разделились на два лагеря"3.

В постсоветской историографии, па взгляд Султанбекова, Октябрьский переворот был воспринят мусульманскими организациями в целом довольно благожелательно4. После прихода к власти большевиков, в частности на Урале и в Поволжье, сложилось, по мнению И.С.Нуреева, несколько "лагерей": либерально-религиозный, во главе с ВМС, отрицательно отнесшийся к Октябрьской революции и большевикам; национальной интеллигенции; национальной демократии, придерживавшийся социалистической ориентации, поддержавшей Октябрь; леворадикальный — из сторонников проведения в жизнь большевистских принципов1. Большая часть мусульманского населения России поначалу, считают Алов и Владимиров, поддержала установление советской власти, с которой мусульмане связывали свое освобождение от национальных и конфессиональных притеснений2, другие, к примеру С.А.Старостипа, полагают, что они представляли "угрозу" Октябрьской революции, они могли выступить и против большевиков3. Большевики, по представлениям Малашепко, испытывали страх перед неведомыми им мусульманскими народами, но в то же время рассчитывали использовать их в качестве "горючего материала" для разжигания пожара мировой революции4. Стратегический задачей большевиков было не только, а возможно, и не столько подчинить себе мусульман, но и найти с ними общий язык, заполучить их в качестве союзников по борьбе с внутренним врагом — белым движением, а также для реализации своей стратегической цели — распространения на Востоке мировой революции. Завоеванию доверия мусульман и призвано было служить на первых порах демонстративно подчеркивавшееся уважение к их религии. Вместе с тем большевики якобы имели все основания опасаться непредсказуемости поведения мусульман, которые, оказывается, по Малашенко, могли воспользоваться удобным случаем, чтобы избавиться от владычества России5. Последпяя фраза — типичный пример тех специалистов, которые продолжают пугать "бациллами" всеобщего восстания мусульманского населения, чему доказательств, как известно, нет.

Похожие диссертации на Российские мусульмане и революция, весна 1917 г. - лето 1918 г.

Индивидуальное крестьянское хозяйство Курской губернии в годы революций и гражданской войны (1917 г. - весна 1921 г.) Колупаев Андрей Анатольевич

Советская власть и крестьянство Тамбовской губернии (лето 1918 - лето 1920), "предантоновщина"Шадский Олег Германович

Аграрная политика антибольшевистских правительств на Южном Урале : 1918-1919 гг.Назыров Павел Флорович

Викжель и его участие в революционном процессе в России : Весна 1917 - весна 1918 годовИсаков Александр Павлович

Национализация промышленности Азербайджана : (октябрь 1917 - весна 1922 г. )Гулиев, Гейрат Багир оглы

Народное образование на Алтае осенью 1917-весной 1921 гг.Чеховских, Константин Анатольевич

Ненасильственное сопротивление интеллигенции и служащих установлению большевистской власти в России, октябрь 1917 - весна 1918 гг.Анисимов Вячеслав Дмитриевич

Вопрос о власти в постановке русской либеральной оппозиции, 1914 - весна 1917 гг.Гайда Федор Александрович

Советы военных депутатов Западной СибириПопов Игорь Александрович

Дискуссии в РСДРП весною 1917 г. о перспективах развития революцииГригорович, Владимир Ильич