Содержание к диссертации
Введение
ГЛАВА 1. Теоретико-методологические основания исследования 15
1.1. Методологические подходы к изучению проблемы 15
1.2. Историография и источники исследования советского национального строительства на Северном Кавказе 44
ГЛАВА 2. Народы северного кавказа в условиях начала советского национального строительства 87
2.1. Становление доктрины национальной политики большевиков 87
2.2. Советская национальная политика и государственное строительство на Северном Кавказе в 1918-1930-х гг 108
2.3. Народы Северного Кавказа и советские социокультурные преобразования довоенного периода 127
ГЛАВА 3. Трансформация практики национального строительства на северном кавказе в годы великой отечественной войны 187
3.1. Влияние начального периода Великой Отечественной войны на этнополитическую ситуацию на Северном Кавказе 187
3.2. Причины и социокультурные аспекты депортации ряда народов Северного Кавказа в 1943-1944 гг 211
ГЛАВА 4. Этнополитические и социокультурные последствия депортации северокавказских народов 245
4.1. Освоение территорий упразднённых автономий Северного Кавказа 245
4.2. Режим спецпоселения в отношении депортированных народов Северного Кавказа как фактор советской национальной политики (1943-1957 гг.) 276
ГЛАВА 5. Социокультурная составляющая национальной политики советского государства в отношении северокавказских народов (середина 1940-х - конец 1950-х гг.) 320
5.1. Влияние советской национальной политики на социокультурную ситуацию в автономиях Северного Кавказа (середина 1940-х - конец 1950-х гг.) 320
5.2. Реабилитация репрессированных народов Северного Кавказа и восстановление их автономий 351
Заключение 401
Библиографический список 417
Приложения 470
- Историография и источники исследования советского национального строительства на Северном Кавказе
- Советская национальная политика и государственное строительство на Северном Кавказе в 1918-1930-х гг
- Причины и социокультурные аспекты депортации ряда народов Северного Кавказа в 1943-1944 гг
- Режим спецпоселения в отношении депортированных народов Северного Кавказа как фактор советской национальной политики (1943-1957 гг.)
Введение к работе
Актуальность темы исследования. По результатам переписи населения 2002 г. в Российской Федерации насчитывается более 160 этнических групп. В связи с этим, высоким уровнем социальной значимости обладают задачи согласования этнических интересов, поиск оптимального баланса социокультурной самобытности народов и общегосударственной идентичности. Поэтому представляется актуальным изучение исторического опыта социокультурной интеграции народов России, в том числе посредством советского национального строительства.
Основные положения «Концепции государственной национальной политики Российской Федерации», принятой 15 июня 1996 г., говорят о стремлении создать подлинное многонациональное государство, основанное на возрастающей самостоятельности субъектов Федерации, потребности проведения политических и экономических реформ, сохранении и развитии культурной самобытности народов России и, главное, воле граждан к упрочению общественной государственности. Проблемы этнической толерантности не впервые становятся в ряд приоритетных направлений внутренней политики в России, призванных обеспечить высокий уровень социокультурной консолидации общества. Важно установить, насколько прежде удавалось достичь этой цели, какими были способы институционализации национальной политики в полиэтничном обществе, насколько они были адекватны менталитету народов Северного Кавказа, в условиях становления и развития советской государственности.
Советский период в истории Северного Кавказа давно и заслуженно привлекает внимание исследователей. Действительно, многие процессы социального, политического, экономического и историко-культурного характера в региональных условиях были беспрецедентны. Прежде всего, надо сказать, что в этот период горские народы Северного Кавказа обрели свою государственность в форме автономных республик и областей, в том числе многие из них – впервые. Этот процесс в научной исторической литературе связывается с явлением нациестроительства.
Объект диссертационного исследования: процесс национального строительства в СССР.
Предмет исследования: национальное строительство как фактор социокультурной интеграции народов Северного Кавказа в советское общество.
Территориальные рамки работы определяются предметом исследования. Они распространяются, главным образом, на автономии Северного Кавказа, первоначально входившие в состав Горской АССР, а также Адыгею. Многочисленные изменения границ и статуса национальных автономий Северного Кавказа в период с 1917 до конца 1950-х гг. делают нецелесообразным определение территориальных рамок нашего исследования путём перечисления быстро менявшихся названий автономных образований. Эта территория в настоящее время в основном совпадает с границами Республики Адыгея, Карачаево-Черкесской Республики, Кабардино-Балкарской Республики, Республики Северная Осетия – Алания, Республики Ингушетия и Чеченской Республики. Другие местности Северного Кавказа затрагиваются нами лишь в той мере, в которой это необходимо для освещения проблем, определяемых предметом исследования.
Хронологические рамки диссертации охватывают часть советского периода. В качестве нижней границы принят ноябрь 1917 г., а верхней – конец 1950-х гг. На протяжении этого периода формируется и обретает свои завершённые черты большевистская национальная политика, в том числе теоретические задачи и практические методы национального строительства. К концу 1950-х гг. в целом завершается процесс институционального оформления результатов национального строительства на Северном Кавказе: складываются административно-территориальная и этническая карты региона, которые в дальнейшем почти не меняются вплоть до окончания советского периода истории.
Цель диссертационной работы: выявить сущность, направления, формы и методы национального строительства как фактора социокультурной интеграции народов Северного Кавказа в советское общество (1917 – конец 1950-х гг.).
Для достижения поставленной цели необходимо решить следующие задачи:
дать авторскую трактовку теоретических категорий национального строительства;
провести сравнительный анализ методологических подходов к изучению национального строительства в социокультурном аспекте;
выявить достижения и противоречия развития историографии проблемы;
интерпретировать модель национальной политики РКП(б) на начальном этапе советского нациестроительства;
раскрыть сущность, направления и формы социокультурных преобразований в ходе советского нациестроительства на Северном Кавказе в 1920-1930-е гг.;
выявить изменения этнополитической обстановки на Северном Кавказе в условиях Великой Отечественной войны;
интерпретировать причины и социокультурные последствия депортации ряда народов Северного Кавказа (1943-1944 гг.);
выявить доминанты национального строительства в 1945 – конце 1950-х гг. и их влияние на социокультурное развитие автономий Северного Кавказа;
раскрыть социокультурный аспект восстановления автономий депортированных народов в контексте стратегии национального строительства.
Теоретические и методологические основания исследования, а также его источниковая база и историография рассматриваются в первой главе диссертации.
Научная новизна исследования состоит в том, что автор, используя комплексный подход к изучению проблем этно-, социо- и историко-культурного развития народов Северного Кавказа, в пределах достаточно длительного хронологического отрезка советской истории обращается к проблемам их социокультурной интеграции, как к фактору, непосредственно связанному и прямо зависящему от форм и методов советского нациестроительства.
В работе оказывается затронут очень важный для современной исторической науки вопрос об объекте и предмете истории Отечества в советский период. Для автора таковым, безусловно, является Россия, понимаемая, прежде всего, как историко-культурная целостность, наделённая чертами уникальности, и составляющая важную часть такой крупной геополитической целостности как СССР.
Процессы социокультурной интеграции северокавказских народов в советское общество анализируются в работе на базе внушительного набора явлений и факторов, обладающих различной степенью социальной значимости. Основным принципом их подбора было то, насколько, по мнению автора, они оказывали влияние на изменение характера и качества этнокультурной самоидентификации народов Северного Кавказа. Таким образом, впервые в рамках одного исследования оказываются соединены, с одной стороны, особенности повседневной истории северокавказских народов, элементы обрядности и традиций, а, с другой стороны, проблемы достаточно высокого уровня обобщения материала, такие, например, как их государственное и национальное строительство.
В диссертации интерпретированы причины и социокультурные последствия депортации ряда народов Северного Кавказа в 1943-1944 гг.; выявлены доминанты национального строительства в послевоенные годы и их влияние на социокультурное развитие автономий Северного Кавказа; показан процесс реабилитации и восстановления автономий депортированных народов Северного Кавказа в контексте стратегии национального строительства.
Оригинальность исследования заключается в том, что автор рассматривает советскую национальную политику на Северном Кавказе и её результаты не только в свете собственно национального строительства у автохтонных народов, но и как часть более масштабной и исторически актуальной для советского государства задачи – создания надэтнического интегрированного сообщества.
Автор вводит в научный оборот ряд документальных материалов, ранее неиспользованных в исторических исследованиях. Большинство из них было выявлено в центральных и местных архивах.
На защиту выносятся следующие положения:
1. В институциональном аспекте национальная политика на Северном Кавказе отчётливо делится на периоды: 1918-1929 гг., 1930-1941 гг. и 1941-конец 1950-х гг. Если в течение первого периода проводилась подконтрольная децентрализация власти (в рамках нэпа), то в 1930-х гг. партийно-государственная элита была заинтересована в максимальной централизации власти, в пресечении даже мнимого сопротивления воле партии. Во время Великой Отечественной войны и послевоенные годы тенденции второго периода национального строительства находят своё продолжение, приобретая гипертрофированные формы в случае с депортированными народами. Поэтому период с начала 1940-х гг. и до восстановления северокавказских автономий можно рассматривать как третий этап национального строительства, когда начинают доминировать директивно-принудительные методы организации государством этого процесса, в отдельных случаях обретая форму открытых репрессий по этническому признаку.
2. Конкретно-исторический вариант социокультурной интеграции народов Северного Кавказа в советское общество был противоречив, так как одновременно ставились задачи «расцвета» национальных культур и их сближения. При этом национально-государственное строительство советского периода привело к политизации этничности и к территориальному закреплению этнокультурных различий.
3. Основными направлениями политики формирования интегрированного социокультурного пространства на Северном Кавказе в 1918 – 1941 гг. были: увеличение численности рабочего класса как носителя общероссийской культуры; индустриализация и связанная с ней урбанизация Северного Кавказа; ликвидация безграмотности, в том числе создание письменности на языках северокавказских народов; распространение русского языка как языка межкультурного общения; подготовка кадров учителей, врачей, инженеров и иных квалифицированных специалистов, политика «коренизации» партийного и административно-хозяйственного аппаратов автономий.
4. Меры национальной политики 1920 – начала 1940-х гг. были направлены на повышение этнического самосознания народов Северного Кавказа, развитие их языков, создание модернизированных социальных институтов. Вместе с тем, в этот период закладывались основания для создания в будущем новой надэтнической и надконфессиональной общности, нашедшей своё отражение в процессе формирования интегрированного советского общества.
5. Практика советского национального строительства в годы Великой Отечественной войны претерпевает заметную трансформацию. Тенденции директивного нациестроительства, формировавшиеся в 1930-е гг., значительно усилившись экстремальными условиями войны, выводят на первый план политику диктата и репрессий в решении сложных этнических проблем и противоречий. Добившись реального равноправия народов, выгодно отличавшего СССР от его союзников по Второй мировой войне, партийно-государственное руководство страной не смогло к 1940-м гг. превратить интернационализм в наиболее важную социокультурную характеристику советского общества.
6. Депортация карачаевцев, балкарцев, чеченцев и ингушей в 1943-1944 гг. не может быть оправдана ни одним из доводов государства, приводимых в официальных документах тех лет. Конфессиональная (религиозная) принадлежность не являлась в депортациях определяющим обстоятельством. Совпадение этнического и религиозного факторов в «отборе» народов, подвергшихся депортации, следует рассматривать как явление вторичное в сравнении с политической лояльностью.
7. Хозяйственное и социокультурное освоение регионов, из которых были выселены народы, носило искусственный характер, контролируемый государством. Основную роль в освоении обезлюдевших территорий сыграло их заселение из близлежащих регионов: Северной Осетии, Дагестана, Кабарды, Ставропольского и в незначительной мере Краснодарского краёв.
8. Действия советского государства в отношении депортированных народов не содержали намерений их прямого геноцида. Вместе с тем, государство вело направленную политику разрушения социо- и этнокультурных основ высланных народов, что наряду с нарушением родовых связей, дисперсным расселением по огромной территории и затруднёнными связями должно было рано или поздно поставить их перед фактом ослабления этнического единства, связанного с опасностью последующего исчезновения. Это обстоятельство позволяет квалифицировать действия советского государства в отношении репрессированных народов как дискриминацию по этническому признаку.
9. Объективные обстоятельства жизни в ссылке создали для депортированных народов необходимый набор побудительных мотивов социализации в местах поселения. Поэтому депортацию и пребывание на спецпоселении можно рассматривать как составную часть системы директивно-принудительных действий партийно-государственного руководства страной, направленных на формирование консолидированной социокультурной общности надэтнического характера.
10. К концу 1950-х гг. был достигнут высокий уровень интегрированности народов Северного Кавказа в советское общество. Этим процессом были затронуты все наиболее значимые с точки зрения этнокультурной самоидентификации факторы: язык, традиции, социальные ориентиры, образование, быт, институт семьи и брака.
Теоретическая значимость диссертации состоит в разработке концепции социокультурной интеграции северокавказских народов в советское общество, в совершенствовании понятийного аппарата и выводов исследования истории национального строительства на Северном Кавказе, в возможности использования его результатов в дальнейшей теоретической разработке основ развития государственности народов региона и совершенствования федеративных отношений в России.
Практическая значимость исследования заключается в возможности использования его результатов и выводов в управлении и регулировании современными социокультурными процессами в республиках Северного Кавказа; в возможности создания системы действенных мер, направленных на обеспечение эффективной интегрированности северокавказских народов в современное российское общество.
Материалы исследования могут представлять интерес для специалистов в области отечественной и региональной истории, социологии, демографии, политологии и культурологии. Они могут быть использованы для подготовки лекционных курсов по отечественной истории ХХ века, обобщающих трудов по истории Северного Кавказа, музейно-экскурсионной работе, разработки спецкурсов по истории народов Северного Кавказа с 1917 до конца 1950-х гг. Кроме этого, материалы диссертационного исследования могут стать основой для дальнейшего изучения истории национальной политики советского государства на Северном Кавказе.
Апробация диссертационной работы.
Основные выводы исследования изложены на пяти международных, четырёх всероссийских и двух региональных конференциях, материалы которых опубликованы. По теме исследования подготовлено 38 статей, опубликованных в тематических сборниках, региональных и центральных научных периодических изданиях, в том числе семь статей, вышедших в журналах, рекомендованных ВАК для опубликования основных научных результатов диссертационных исследований на соискание учёной степени доктора исторических наук. В числе важных этапов разработки темы настоящей диссертации автор рассматривает своё участие в коллективе авторов монографии «Этнокультурные проблемы Северного Кавказа: социально-исторический аспект». Проблемы, изучаемые в диссертации, нашли своё отражение в двух монографиях общим объёмом 37 п.л. В целом объём опубликованных материалов по теме исследования составил 62,5 п.л.
Материалы и выводы исследования апробированы в учебном процессе исторического факультета Армавирского государственного педагогического университета в преподавании спецкурсов «Российская государственность в системе социальных циклов», «Советская модернизация Северного Кавказа в 1920 – нач. 1940-х гг.», «Доминанты советской национальной политики на Северном Кавказе в сер. 1940-х – кон. 1950-х гг.», а также в курсе истории России второй половины XX – начала XXI вв.
Диссертация обсуждена и рекомендована к защите на расширенном заседании кафедры истории России ХХ века Армавирского государственного педагогического университета.
Структура работы. Диссертация состоит из введения, пяти глав, заключения, библиографического списка, приложений.
Историография и источники исследования советского национального строительства на Северном Кавказе
Многоаспектность цели исследования, комплексный характер подходов к изучению проблемы, позволяют говорить об известной научной новизне представленной работы. Эти же обстоятельства создают и некоторые затруднения в освещении историографии вопроса. Мы подразумеваем преобладавший в прежние годы «отраслевой» подход в изучении советской истории Северо-Кавказского региона и населяющих его народов. Другой проблемой является этническая пестрота населения, имеющего сколь много общего, столь много и отличного. Стремление историков наиболее полно и детально рассмотреть проблемы истории одного народа создали достаточно дисперсную картину отечественной историографии развития Северо-Кавказского региона в советский период.
Таким образом, условными полюсами на шкале сложностей, возникших перед нами в ходе подготовки историографической части диссертации, стали проблемы, которые мы условно назвали «отраслевой» и «региональной» ограниченностью исследований по истории народов Северного Кавказа. Термин «ограниченность» в данном контексте не носит негативно-оценочной окраски, а только подчёркивает многоаспектность или национально-региональную замкнутость предмета и объекта научных изысканий историков, что не умаляет научной значимости и важности их работ.
Исходя из гипотезы и положений, выносимых на защиту, предметную область историографического анализа определили (ограничили) следующие аспекты исследовательского интереса историков: советская национальная политика на Северном Кавказе и социокультурные последствия этой политики для автохтонного населения; социальные и демографические изменения на Северном Кавказе, как результат целенаправленных действий государственной власти; государственная политика и резистентные тенденции социально-политической деятельности автохтонного населения региона; рост социальной значимости русского языка и русской культуры среди горских народов. Безусловно, не все из обозначенных аспектов данного исследования в прежние годы в равной мере привлекали внимание учёных. Некоторые из них вообще смогли стать предметом научной рефлексии только в постсоветский период. Однако это обстоятельство не должно быть препятствием в поиске основных направлений развития научной мысли по истории народов Северного Кавказа, где эти аспекты могли быть отражены в большей или меньшей степени. В наибольшей степени адекватным кругу задач данной диссертации представляются исследования, посвященные национальному и культурному строительству на Северном Кавказе.
Истоки многих направлений советского нациестроительства в изучаемом регионе можно проследить и следует искать задолго до октябрьской революции 1917 г. Согласно нашей версии российский исторический тип культуры в советский период не претерпел изменений своих базовых типологических черт. Исходя из сказанного, мы посчитали необходимым в самых общих чертах остановиться на особенностях историографической традиции того направления государственной деятельности, которое мы определили как нациестроительство. Проблемы регулирования национальных отношений на Северном Кавказе, роль государства в этом процессе, социокультурная составляющая адаптации горцев к условиям проживания в рамках российского государства привлекали к себе внимание историков, этнографов, политиков и других общественных и государственных деятелей, нередко лично принимавших участие в тех процессах, которые впоследствии становились предметом их описания и изучения.
Уже в первой половине XIX в. появились работы, которые подробно описывали особенности Северокавказского региона, его климат и обычаи проживавших здесь народов, т.е. носили некоторый этногеографический характер (С. Броневский, П.Зубов).47 Характерная особенность перечисленных исследований заключается в их политической индифферентности, отсутствии любых критических оценок и стремлении к объективному, взвешенному анализу перспектив российского освоения новых земель.
История разработки и реализации государственной политики Российской империи на Кавказе в первой четверти XIX в. изучалась обычно лишь попутно и очень немногими учеными. Наименее исследованной оставалась как история общественно-экономического положения северокавказских народов, так и экономического влияния России в регионе. Однако уже к середине XIX в. сформировался устойчивый интерес историков к проблемам непростых взаимоотношений Российской империи с местным населением.
С этого времени в исторической литературе преобладали исследования, посвященные восстаниям горцев под руководством местной знати, участию казачества и регулярной армии в Кавказской войне. Работы историков сводились большей частью к изучению боевых действий и непосредственной реализации политики П.Д. Цицианова и А.П. Ермолова. Надо упомянуть работы М Погодина «Алексей Петрович Ермолов. Материалы его биографии», Н.Ф. Дубровина «История войны и владычества русских на Кавказе» в 6 т., С А. Белокурова «Сношения России с Кавказом» и некоторые другие.49 Разумеется, ход боевых действий подавался во многом односторонне, многие проблемы просто замалчивались. Из работ опубликованных в это время можно также отметить «Чеченское племя» У. Лаудаева,50 «Кавказские материалы для биографии А.П. Ермолова» И. Ходнева и несколько других.
Из числа работ, опубликованных очевидцами российского освоения Северного Кавказа, большой интерес для исследователей представляют письма, дневники и воспоминания современников, участвовавших в проведении Кавказской кампании, хотя данную группу литературы по своему характеру можно отнести не только к историографии, но и к источникам.52
Советская национальная политика и государственное строительство на Северном Кавказе в 1918-1930-х гг
В данном параграфе, на примере Северного Кавказа, рассмотрено то, как воплощались в жизнь принципы и формы большевистской национальной политики. Достаточно внимания мы уделяем тенденциям, которые были намечены В.И. Лениным как основы для решения национального вопроса: развитие промышленности в национальных («восточных») районах; повышение культурно-политического уровня «отсталых в прошлом народов»; усиление их роли в управлении государством и некоторое другое.
Создание автономий на Северном Кавказе осложнялось смешанным территориальным размещением народов, слабостью их экономических и социальных ресурсов, неравномерностью развития различных регионов, нередкими межэтническими конфликтами. Кроме того, национально-государственное строительство на Северном Кавказе нельзя рассматривать вне ряда более масштабных задач, решаемых РКП(б) в данный период, в том числе вне общей стратегии национальной политики, а также процессов подавления любой оппозиции и упрочения авторитарного режима.
Следует выделить институциональный и социокультурный аспекты национального строительства. В первом случае речь идёт о создании автономных административно-территориальных единиц, определении их границ и полномочий, состава органов управления. Во втором же аспекте важны меры политики в сфере культуры, образования, информирования населения. Декларируемый большевиками принцип самоопределения наций был чрезвычайно важен для того, чтобы завоевать расположение масс. Из обращения «Ко всем трудящимся мусульманам России и Востока» (декабрь 1917 г.): «Отныне ваши верования и обычаи, ваши национальные и культурные учреждения объявляются свободными и неприкосновенными. Устраивайте свою национальную жизнь свободно и беспрепятственно. Знайте, что ваши права, как права всех народов России, охраняются всей мощью революции и её органов».
Надо признать, что в сфере регулирования и управления национальной политикой был создан достаточно эффективный механизм - Народный комиссариат по делам национальностей. Вскоре после его возникновения в регионах появляются специальные органы, призванные регулировать национальные отношения. Сначала Наркомнац посылал на места своих эмиссаров, а позже, в регионах, где процент нерусского населения был особенно высок, стали создавать отделы или комиссариаты по делам национальностей. В 1918 г. они были уже в 18 губерниях. В дальнейшем специальные органы по делам национальных меньшинств создавались во всех союзных республиках, и направления их деятельности были общими.
Среди важных задач национального строительства X съезд партии в 1921 г. называл развитие сети курсов и школ, в том числе и профессионально-технического характера, для ускоренной подготовки местных кадров рабочих. XII съезд (1923 г.) также коснулся проблемы помощи национальным регионам в создании промышленности и рабочего класса.
На X съезде РКП (б) была принята резолюция по национальному вопросу, заявившая о необходимости ликвидации фактического неравенства наций. Большое значение в достижении этой цели придавалось мероприятиям социокультурного характера, в том числе и развитию родного языка." Надо согласиться с тем мнением, что сама идея создания однородного социального и культурного пространства свидетельствует о традиционной для России попытке изыскания способов баланса национальных интересов. «Иначе говоря, коммунистическая партия строительство однородного социокультурного пространства пыталась осуществить в духе политической традиции, присущей российской политической культуре».40 То есть традиции имперского периода. Наиболее важно подчеркнуть, что целью было создание однородного социокультурного пространства. То, каким образом это предполагалось сделать, конкретизировалось в решениях XII съезда РКП(б), дополнившего программу коммунистической партии. Для ликвидации «фактического неравенства наций» прежде всего, была необходима помощь русского рабочего класса. «Помощь эта должна в первую очередь выразиться в принятии ряда практических мер по образованию в республиках ранее угнетённых национальностей промышленных очагов с максимальным привлечением местного населения». Надо отметить последнее словосочетание как очень удачное: «местное население». Безусловно, напрашивалась фраза «местный пролетариат», но его там не было, или почти не было. Пролетариат в «национальных окраинах» ещё только предстояло создавать.
В.И. Ленин выдвигал основные задачи, необходимые для успешного решения национального вопроса: 1. Развивать промышленность в восточных районах как базу для формирования национальных отрядов пролетариата, а также для сплочения крестьянства вокруг рабочего класса. 2. Поднимать культурно-политический уровень отсталых в прошлом народов в целях их воспитания в духе пролетарского интернационализма и преданности советской власти. 3. Сделать советы национальными по составу. В 1920-1930-е гг. эти задачи в целом находили свою реализацию. Далее мы рассмотрим то, как это происходило на Северном Кавказе, и как с течением времени менялся характер намеченных Лениным направлений в решении национального вопроса.
Причины и социокультурные аспекты депортации ряда народов Северного Кавказа в 1943-1944 гг
Самым важным и показательным фактом в истории советской национальной политики в годы Великой Отечественной войны стала депортация ряда народов СССР, в том числе четырёх северокавказских. Собственно выселению сопутствовала ликвидация национальных автономий этих народов.
Являясь показательным фактом советской модели национального строительства, депортация отчётливо показала те границы, до которых способно было дойти сталинское государство и сталинская национальная политика в достижении своих целей Депортация ряда народов в годы Великой Отечественной войны представляет собой своеобразный предмет исторического анализа, стоящий особняком в истории депортаций вообще и имеющий ряд коренных отличий от насильственных переселений 1920-1930-х гг. До войны депортационные процессы не имели геополитического характера и их последствия не вели к изменению этнической карты целого региона, например, когда ликвидировались (Чечено-Ингушская АССР, Карачаевская АО) или существенно видоизменялись (Кабардино-Балкарская АССР) национально-государственные образования. Это различие представляется существенным и даже принципиальным, поскольку депортируемые до войны группы населения не имели национальных автономий. Проблему изучения причин депортации северокавказских народов следует рассматривать в контексте более широкой постановки вопроса. Надо полагать, что позволила бы избежать односторонности подходов и оценок такая формулировка предмета исследования: исторические основания и причины, сделавшие возможным акт депортации по этническому признаку. Не углубляясь в фактологический анализ широко известных обвинений, предъявленных сталинским режимом ряду народов, отметим, что коллаборационизм имел место во всех без исключения оккупированных регионах СССР. Бандформирования, по характеру своих действий не всегда позволяющие отнести их в разряд «повстанцев», на Северном Кавказе были не только в Карачае, Балкарии и Чечено-Ингушетии. Ссылаясь на данные Центрального архива Министерства обороны, М.М. Ибрагимов приводит сведения по числу бандформирований на Северном Кавказе в первой половине 1943 г.: Ставропольский край - 38; Краснодарский -51; Черкесская АО - 22; Карачаевская - 39; Чечено-Ингушская АССР - 52; Дагестанская со 53; Северо-Осетинская - 17; Кабардино-Балкарская - 42. На наш взгляд, именно фактор наличия повстанческого движения, выразившийся в стремлении создать организации антисоветской направленности, сыграл решающую роль в принятии решения о депортации. Речь идёт о Карачаевском национальном комитете, Балыкской армии в Балкарии и «Особой партии кавказских братьев» X. Исраилова в Чечено-Ингушетии. Не относя это обстоятельство к числу причин выселения целых народов, всё же позволим себе утверждать, что это стало одним из факторов, сделавших её возможной. Отдельного рассмотрения требует вопрос о том, какой процент в общем числе бандформирований составляли организации, антисоветские по характеру своих идей и действий. Важно выяснить, насколькораспространены были такие организации в других регионах Северного Кавказа. Эти и некоторые другие аспекты причин и оснований депортации карачаевцев, чеченцев, ингушей и балкарцев мы рассмотрим ниже. Депортация ряда северокавказских народов серьезным образом отразилась не только на этнической карте региона, но также и на незавершённом процессе этнической консолидации в регионе. Она существенным образом повлияла на этническое самосознание репрессированных народов. Одним из важнейших факторов, определивших специфику проблемы, стала советская модернизация, которую следует понимать, главным образом, как попытку включения Северного Кавказа в состав российского историко-культурного пространства. За годы советской власти социально-экономические и политические черты региона существенно изменились. Роль Кавказа в экономической жизни страны заметно усилилась: он становится важным сырьевым регионом, развивается транспортная и энергетическая система. Период лета 1942 - зимы 1943 гг., связанный с фашистской оккупацией части Северного Кавказа, стал трагическим в истории народов этого региона. Усиление нероссийского вектора влияния на Северном Кавказе вызвало отклик у части автохтонного населения. Вместе с тем, следует обратить внимание на источники мотивов и их закономерность в решении высших органов государственной власти о депортации карачаевцев, балкарцев, чеченцев и ингушей. Этатизм, легший в основу политики советского нациестроительства, учитывая источники формирования коммунистической идеологии, вполне объясним/ Проблема заключается в том, что применительно к Северному Кавказу он входил в явное противоречие с особенностями русской политической культуры, которая формировалась в таких исторических условиях, когда крепкое централизованное государство было символом этнокультурного единства русских (восточных славян). Такое государство сопутствовало успехам в различных областях внутри- и внешнеполитической деятельности, а федеративное или, тем более, конфедеративное устройство ассоциировалось (и ассоциируется) многими со слабостью, постоянными конфликтами, усилением инокультурного влияния вплоть до утраты суверенитета.
Репрессии по этническому признаку в период Великой Отечественной войны начались с выселения немцев Поволжья и ликвидации их автономии, о чём советским гражданам было сообщено 29 августа 1941 г.60 Если поголовное выселение представителей отдельной этнической группы проводилось и до войны, то ликвидация автономии поволжских немцев стала первым случаем перевода репрессий в административно-территориальное русло.
Депортация ряда северокавказских народов представляет собой не только характерный внутриполитический акт сталинского режима, но и является знаковым событием с точки зрения системно-функционального анализа истории Северного Кавказа рассматриваемого периода.
Проблема причины и повода депортации отдельных народов представляет собой сложный комплекс взаимосвязанных и взаимовлияющих факторов, требующих специального рассмотрения.
Допустимо ли придерживаться официальной версии тех лет, суть которой сводилась к наказанию карачаевцев, балкарцев, чеченцев и ингушей за сотрудничество с немецко-фашистскими захватчиками? (Позволим себе подчеркнуть, что эта причина, в основном, была принята общественным мнением).
Режим спецпоселения в отношении депортированных народов Северного Кавказа как фактор советской национальной политики (1943-1957 гг.)
Режим спецпоселения понимается нами как принудительный способ организации государством жизни и деятельности депортированных народов, обладающий необходимым набором мер воздействия на них с целью достижения желаемых политических, экономических и социокультурных результатов. Важнейшим вопросом исследования депортаций и, шире, репрессий сталинского режима против отдельных народов является выяснение цели, которую преследовало государство, отправляя народы на спецпоселение.
Из целого набора мотивов выселения народов и удержания высланных в режиме спецпоселения выделяется стремление наказать их. Наказать за якобы совершённое предательство советской родины и сотрудничество с врагом. Каков же при этом должен быть результат наказания не вполне понятно. Уничтожение депортированных народов никогда не выдвигалось государством как цель. Речь шла о вечном поселении. Однако даже сам термин «вечное поселение» становится широко употребим, в том числе в юриспруденции и делопроизводстве, только с 1948 г.
Трудности первых лет пребывания на спецпоселении, помноженные на теоретическую неопределённость государственной политики, дают некоторым историкам доводы в пользу гипотезы о геноциде высланных народов, который понимается ими как конечная цель депортации. Если же обратиться к фактам, особенно к тем из них, которые относятся к завершающему этапу пребывания в ссылке, то этот вывод не кажется столь очевидным. В связи с этим, исследователи часто заходят в тупик, сбиваясь в итоге на малопродуктивную полемику о понятии «геноцид».
То, насколько геноцид, как поголовное уничтожение или полная этнокультурная ассимиляция, мог быть составной частью или даже целью депортации, позволяет судить география расселения высланных народов в местах их нового жительства. Проблема эта чрезвычайно важна, так как их расселение не являлось случайным фактором в действиях государства. Напротив, оно было результатом заранее спланированных мер.
Известно, что планы расселения депортированных народов разрабатывались заранее. А. Хунагову удалось обнаружить один такой документ, который он приводит в своей монографии «Выслать без права возвращения...». Историк утверждает, что рабочий план расселения был подготовлен в сентябре 1943 г. заместителями наркома внутренних дел СССР С. Кругловым и В. Чернышевым. В частности, как отмечалось в плане, переселению из Карачаевской АО в Казахскую и Киргизскую ССР подлежало 15-16 тыс. семей: в Джамбульскую область направлялось 5 тыс. семей, в Южно-Казахстанскую - 6 тыс. семей, во Фрунзенскую - 5 тыс. семей.74 В Джамбульскую область направляли карачаевцев, проживавших, в основном, в Мало-Карачаевском районе. Там они расселялись по 5 сельским районам: от 850 до 1 750 семей в каждом. В Южно-Казахстанскую область направлялись жители Усть-Джегутинского и Учкулановского районов. 3 300 семей, переселяемых из Микояновского, Зеленчукского и Преградненского районов, направили в Киргизскую ССР, где расселили в 6 районах по 500-700 семей.73 Сведения о количестве населённых пунктов, в которых оказались расселены карачаевцы, несколько разнятся, но расхождения эти не столь существенны, чтобы их можно было бы назвать принципиальными. Часто встречается цифра в 480 населённых пунктов. Другие исследователи, например А. Койчуев, приводят, на наш взгляд, более аргументированные выводы. Историк отмечает, что карачаевцы расселялись небольшими группами по 20-30 семей в отдельном селении. Таких сёл в Чимкентской области было 142, в Джамбульской - 128; в Акмолинской - 13; в Кызыл-Ординской - 2; в Павлодарской - 10; в Талды-Курганской - 3; в Кокчетавской - 3; в Семипалатинской - 6; в Карагандинской - 3; в Таджикистане - 2; в Киргизии -199; в Узбекистане - 39. Карачаевский народ оказался разбросанным по 550 населённым пунктам четырёх союзных республик. Это в значительной мере отличалось от планов, которые намечали в своё время Круглов и Чернышов. Действительность оказалась для карачаевцев гораздо хуже этих планов. Эшелоны, которые вывозили балкарцев, тоже имели конкретные, заранее намеченные пункты назначения. В справке о ходе перевозок балкарцев (17 марта 1944 г.) находим: «Всего в пути 14 эшелонов. Переселенцы направляются во Фрунзенскую область - 5 446 чел., Иссык-Кульскую - 2 702, Семипалатинскую - 2 742, Алма-Атинскую - 5 541, Южно-Казахстанскую -5 278, Омскую - 5 521, Джелал-Абадскую - 2 650, Павлодарскую - 2 614, Акмолинскую - 5 219 человек». Почти такие же сведения приведены в работе «Северный Кавказ: этнополитические и этнокультурные процессы в XX в.». В 1944 г. прибыло в Казахстан 90 тыс. семей чеченцев и ингушей, состоявших из 406 375 чел. В Киргизию прибыли на поселение около 90 тыс. чел. чеченцев и ингушей. По областям этих союзных республик чеченцы оказались распределены следующим образом: Джелал-Абадская область -24 281 чел.; Джамбульская - 16 565; Алма-Атинская - 29 089.; Восточно-Казахстанская - 34 167; Южно-Казахстанская - 20 808; Северо-Казахстанская 279 39 542; Актюбинская - 20 309; Семипалатинская - 31 236; Павлодарская -41 230; Карагандинская - 37 938 чел.81
Итак, в 1943-1944 гг. было принудительно переселено в Казахстан и Среднюю Азию 602 тыс. жителей Северного Кавказа, из них чеченцев и ингушей - 496 460 чел., карачаевцев - 68 327 чел., балкарцев - 37 406 чел. Основная масса спецпоселенцев сосредотачивалась в Казахской ССР. В 1944 г там их насчитывалось 477 809 чел.82
В первой половине 1950-х гг. в Казахстане находилось на спецпоселении: карачаевцев - 21 334 чел., чеченцев - 142 267, ингушей - 44 600, балкарцев -10 056 чел. " Всего 218 257 чел. Нельзя сказать, что спецпоселенцы равными или хотя бы соизмеримыми количествами поселялись во всех 16 областях, упоминаемых в отчёте о количестве этого контингента граждан, но хотя бы по одной - две семьи их можно было встретить во всех регионах Казахской ССР.
