Содержание к диссертации
Введение
ГЛАВА 1. Изменения жизненного мира западносибирских горожан после сооружения Сибирской железной дороги. Категории материального достатка и способов его достижения в сибирской городской ментальности конца XIX - начала XX в 39
1.1 Западносибирская городская повседневность в свете изменении жизненного мира горожан конца xix - начала XX в 39
1.2 Бедность и богатство в коллективной ментальности 62
1.3 Труд и легкая нажива в системе ментальных установок 74
ГЛАВА 2. Ментальность и сфера социального взаимодействия: социальные «разломы» и социальная солидарность 108
2.1 Свои и чужие: общественная солидарность и групповое размежевание по признаку «общего корня» 108
2.2 Ментальность и социальные статусы: соревнование престижен 153
ГЛАВА 3. Идеальные модели социальных отношений и установки в сфере ежличностных взаимодействий в ментальности западносибирских горожан конца XIX- начала XX в 198
Заключение ...248
- Западносибирская городская повседневность в свете изменении жизненного мира горожан конца xix - начала XX в
- Свои и чужие: общественная солидарность и групповое размежевание по признаку «общего корня»
- Идеальные модели социальных отношений и установки в сфере ежличностных взаимодействий в ментальности западносибирских горожан конца XIX- начала XX в
Введение к работе
Актуальность и научная значимость исследования. Тематика диссертации отвечает актуальным потребностям развития научного исторического познания. Одной из характерных черт современной исторической науки является ее антропологическая ориентированность, когда в поле зрения историков «стоят человек и его поведение, детерминируемое и условиями материальной жизни, и культурной традицией, способом мировосприятия»1. Средоточием культурно-исторической антропологии является изучение ментальностей. Без изучения этого «человеческого условия» , понимания того, «каким образом человек, осмысливая окружающую реальность и дей-ствуя в ней, включается в исторические события и участвует в их изменении» , невозможно полноценное постижение прошлого.
Интерес к ментальности сибирских горожан конца XIX — начала XX в. обусловлен спецификой сибирской действительности означенного времени. Сибирь вступала в индустриальный этап развития, повлекший за собой перестройку фундаментальных общественных структур4. Строительство железнодорожной магистрали оказало революционизирующее воздействие на многие стороны жизни сибиряков. Ускорились темпы развития российской окраины. Здесь более остро и непосредственно стали сказываться общероссийские процессы - экономические, культурные, политические. Причем значительные трансформации происходили за короткий срок. Изменение условий существования общества и необходимость адаптироваться к переменам способны были влиять на иерархию ценностей, актуализируя одни и игнорируя или даже отрицая другие. Все это было чревато частичной перекодировкой ментальности. На глазах современников и, очевидно, в их душах разыгрывалась драма столкновения старого и нового. Менталитет участников исторического процесса был тесно связан с социально-политическими катаклизмами, потрясавшими Россию, Сибирь в начале прошлого века. Изучение ментальности в кризисную, переломную
1 Гуревич А.Я. Уроки Люсьена Февра// Февр Л. Бои за историю. М., 1991. С. 531.
2 Andre Burguiere. L'anthropologie historique II L'histoire et le metier d'historien en France 1945-1995.
Paris, 1995. P. 183.
3 Ким С.Г. История ментальностей: основные характеристики // Методологические и историографиче
ские вопросы исторической науки. Томск, 1996. Вып. 22. С. 6.
4 Зиновьев В.П. Особенности перехода Сибири от аграрного общества к индустриальному // Сибирь в
контексте мировой культуры. Опыт самоописания. Томск, 2003. С. 25.
эпоху представляет сугубый интерес для понимания «кодов» отечественной и региональной ментальности, механизмов ее трансформации.
Очередной модернизационный переход, переживаемый нашей страной, акцентирует научный и гуманитарный интерес к заявленной диссертационной теме, поскольку означенный феномен является одним из существенных факторов, способных облегчить или затруднить реформирование страны. Процесс овладения инструментарием осмысленного саморегулирования общества лежит, между прочим, на путях истории ментальности. Исследования «субъективного в истории» представляют собой один из способов самопознания общества, в частности современного российского. Вне зависимости от нашего желания и иногда, как кажется, даже вопреки кардинальным переменам жизненного мира россиян, мы являемся наследниками ментальности наших праотцов. В этом обстоятельстве заключается, хочется верить, непреходящая актуальность исследований подобного рода.
Хронологическими рамками работы являются середина 1890-х гг., когда началось строительство транссибирского железнодорожного пути, и время накануне Февральской революции, продвинувшей Россию на новый виток исторического развития.
Территориальные рамки. Исследование сосредоточено в границах административных субъектов Западной Сибири рассматриваемого времени - Тобольской, Томской губерний, Омского уезда Акмолинской области, - что предопределено объектом исследования.
Объектом исследования является история городского населения Западной Сибири в условиях модернизации конца XIX - начала XX в., а именно — населения наиболее значительных городских центров Западной Сибири, поскольку именно они оказались на острие многих процессов в крае, чреватых ситуацией «брожения умов» и, при имеющихся различиях, обладают сходными региональными и социокультурными чертами. В этот перечень вошли Омск, Томск, Барнаул, отличавшиеся, по мнению современников, «развитой городской жизнью», динамичные Тюмень, Новони-колаевск и стоящий несколько особняком в этой череде Тобольск, характеризовавшийся сравнительно медленными темпами трансформаций, но находившийся в русле общих для городской Сибири модернизационных процессов.
Каждый из названных городов имел отличительные особенности присущего
/
им социокультурного облика, видимо, влиявшие на темпы ментальных модификаций, степень распространения той или иной ментальной установки. Но не отличия между городами окалсутся в центре диссертационной работы, а то, что их объединяло. Всем им были присущи схожие региональные особенности и общие черты социокультурного плана: высокая для края численность населения, формирующая специфическую социальную среду; сходные тенденции социокультурных изменений и модификаций жизненного мира обывателей; сложность и разнородность стратификации местного общества; существование заметной прослойки общественно-активной интеллигенции; наличие в местном обществе проявлений консервативного и модернизационного характеров. Эти и другие общие черты, обусловливавшие сходство-многих черт ментальной сферы и тенденций ее изменений, позволяют моделировать социумы названных выше городов в единый объект изучения.
Предмет-исследования. Понятие ментальности. Предметом изучения является ментальность жителей больших западносибирских городов в период модерниза-ционных изменений в сибирской жизни'конца XIX - начала XX в.
Необходимо определить стержневое для данной работы понятие: на расплывчатость термина ментальность /менталитет, сходного с метафорой и обладающего сложным интегративным значением, обращали внимание отечественные и зарубежные ученые1. Можно выделить некоторые общие позиции в содержании, вкладываемом в это понятие и разделяемые, кажется, большинством исследователей. Ментальность — это социально-психологические установки, автоматизмы и привычки сознания; способы видения мира, представления людей, принадлежащих к той или иной социокультурной, этнической общности, их «матрицы восприятия», «культурные коды». Она имеет отношение к духовным ценностям данной общности, отражается на поведении людей, знаковых системах культуры, в идеях и верованиях; включает в себя неосознаваемые носителями данной ментальности элементы .
Из «перечисляющего» определения ментальности, распространенного в лите-
1 Шкуратов В.А. Историческая психология. Ростов-н/Д, 1994. С. 59; Ким. С.Г. Указ. соч. С. 11-13; Ле
онтьев Д.А. Мировоззрение как миф и мировоззрение как деятельность // Менталитет и коммуникативная сре
да в транзитивном обществе Томск, 2004. С. 11; Christophe Charle. Op. cit. P. 33; и др.
2 Гуревич А.Я. Проблема ментальностей в современной историографии // Всеобщая история: дискус
сии, новые подходы. Вып. 1. М., 1989. С. 75; Шуранова Е.Н., Зарубин А.Г. Краткий лексикон исторических по
нятий и терминов. Кемерово, 1999. С 58-59; Robert Mandrou. Lhistoir des mentalites II Encyclopaedia universalis.
Paris 1994. Vol. 11. P. 479 и др См.: Андреева Е А. «Новая историческая наука» Франции глазами французских
историков // Вестник Томского государственного университета. Сер. История. Краеведение. Этнология. Ар
хеология. 2003. № 276 С. 17; Она же. О понятии ментальности / менталитета в современной России // Сибир
ский субэтнос: культура, традиции, ментальность. Красноярск, 2006. Вып. 2, кн. 1. С. 22-32.
ратуре, выделим два элемента, в которых, думается, заключена соль данного понятия - установка и мировоззрение. Установка - понятие, привнесенное в социальные науки из психологии, обозначает «благоприятную или неблагоприятную оценочную реакцию на что-либо или кого-либо, которая выражается во мнениях, чувствах и целенаправленном поведении»1. С установкой соединены привычки, автоматизмы восприятия, которые неизменно включаются в определение ментальности. Следует иметь в виду также тесную связь установки с поведением, убеждением, эмоциями, включение в нее неосознанных мотивов2. В некотором роде установку можно рассматривать как единицу измерения и описания менталитета. От мировоззрения (ми-ровидения) к ментальности перешли системность, взаимозависимость составляющих единое целое компонентов.
Таким образом, можно рассматривать ментальность как иерархическую систему установок, ценностно-ориентированную, устремленную на некие идеальные состояния общества, индивида и образующую в совокупности картину мира. Она представляет собой основание духовной и поведенческой культуры общества, определяет поступки членов социума, отражается в речи в виде мнений, предпочтений, оценок, особенностей житейской и рассудочной логики. Данная концепция ментальности сходна с трактовкой менталитета как «готовности к действию (в зависимости от обстоятельств), которая конкретизируется в образе мыслей и осуществляется в поступках»3. Представление ментальности в виде системы поведенческих и мировоззренческих (когнитивных) установок позволяет сделать данное понятие удобным инструментом исследования нематериализуемой составляющей культуры социума, причем в совокупности сознаваемых и неосознаваемых ее элементов, с учетом традиций, устоявшихся стереотипов и вызванных новыми потребностями изменений отдельных компонентов, выделяя в случае необходимости каждый из названных элементов ментальности особо. Подобная трактовка термина позволяет при изучении ментальности уверенно пользоваться методами социологии по изучению стереотипов, мнений, оценок, распространенных в обществе.
Методология и методы исследования. Особого внимания требуют к себе вопросы методологии в силу сложности «схватывания» элементов коллективной мен-
1 Майерс Д. Социальная психология. СПб., 2001. С. 748.
2 Перспективы социальной психологии. М., 2001. С. 230-231.
3 Определение немецкого ученого В.К. Блессинга. Цит. по: Ким С.Г. Указ. соч. С. 10.
тальности и еще не вполне устоявшихся традиций изучения менталитета в отечественной историографии. Говоря об эпистемологической базе, следует выяснить, каким образом в данной работе преломились принципы исторического познания. Современной методологией в качестве таковых выделяются принципы историзма, объективности, системного и ценностного подходов1.
Применение принципа историзма выразилось, прежде всего, в том, что анализ ментальности производился во взаимосвязи с конкретно-историческими условиями существования изучаемого общества и его развитием: сама постановка проблемы диссертации предопределила опору на названный принцип, также как и исторический характер предпринятого исследования.
Системный подход предполагает раскрытие целостности изучаемого предмета, внутренних механизмов его функционирования, выявление его структуры2. Использование данного подхода в диссертации неизбежно вытекает из самого предмета исследования. Ментальность как феномен культуры перенимает сущностные свойства последней: системность и коммуникативность (т.е. предназначенность для передачи и восприятия значений). Потому изучение ментальности — это выявление смысловых значений и взаимозависимостей ее структурных элементов. Отметим, что в этой особенности менталитета таится принципиальная возможность его познания, отталкивающаяся от понимания смыслов культурных «текстов», и в то же время, неизбежность пределов этого познания: невозможность постижения феномена в его полноте и цельности, утрачиваемых в ходе интерпретации - в необходимости перевода значений одной культуры в смысловые понятия другой3.
Исходя из системного принципа, в менталитете можно вычленить несколько пластов, не вполне однородных по своему составу. В структуре ментальности с точки зрения ее изменчивости различают элементы, разнящиеся по степени и скорости своей подвижности. Предлагаемая в данной работе концепция ментальности согласуется с известной схемой ритмов исторического времени, предложенной французской школой «Анналов», в частности с рассуждениями по этому поводу Ж. Дюби. Французский историк выделяет четыре типа структур ментальности, изменяющихся с раз-
1 Хмылев П.Н. О целостной концепции историзма// Методологические и историографические вопросы
исторической науки. Томск, 1990. Вып. 19. С. 3-17; Методологические проблемы истории / В.Н. Сидорцов [и
др.]. Минск, 2006. С. 193-208.
2 Методологические проблемы истории... С. 198-199.
3 Миронов В.В. Философия. М., 2001. С. 221-223.
ной скоростью: от почти неподвижных, связанных с биологическими свойствами человека, до быстротечных, являющихся резонансом на конкретные события1. Сходной позиции придерживаются некоторые отечественные обществоведы, различающие в ментальности стабильное ядро и текучую периферию, кратковременные и долговре-менные структуры . Сочетание первых со вторыми определяет специфику ментальности социума в данных условиях, на данном этапе его развития. В предпринимаемом исследовании, рассматривающем как бы через увеличительное стекло сравнительно небольшой отрезок времени, в поле зрения неизбежно окажутся и долговременные ментальные структуры, и более подвижные. Потому в диссертации имеется в виду широкое толкование термина, вбирающее в себя не только многовековые, традиционные установки общественного сознания, но и менее длительные.
Аналогично выделению кратковременных и долговременных ментальных структур в системе мировоззренческо-поведенческих установок можно также выделить «вечные», цивилизационные, эпохальные и злободневные темы - то, что некоторыми исследователями называется базовыми конструктами ментальности3. При этом степень долгожительства той или иной ментальной «проблемы» отнюдь не всегда совпадает с длительностью существования установок, которыми руководствуются современники при решении данной «задачи». Иные установки по поводу «вечных» сюжетов меняются от эпохи к эпохе, а в сердцевине какой-нибудь злобы дня проблескивает вековой стереотип общественного сознания.
В качестве тем, которые на протяжении всей истории человечества, так или иначе, входят в сюжет картины мира можно назвать отношение к жизни и смерти, к естественному и социальному окружению, к смене поколений, к статусу мужчин и женщин, детей и стариков и др. Содержание установок трансформируется, но сами эти проблемы присутствуют всегда, представляя собой социокультурную оболочку человеческой «природы». Цивилизации и эпохи накладывают свой отпечаток на содержание установок по «вечным» вопросам, добавляя к ним новые, фундаментальные, особенно значимые в рамках данного общества и его культуры.
1 Горюнов Е.В. Ж. Дюби. История ментальностей // История ментальностей, историческая антрополо
гия: зарубежные исследования в обзорах и рефератах. М., 1996. С. 20.
2 Вилков А.А. Менталитет крестьянства и российский политический процесс: автореф. дис. ... д-ра по
лит, наук. Саратов, 1998. С. 19; Поршнева О.С. Менталитет и социальное поведение рабочих, крестьян и сол
дат России в период первой мировой войны (1914-1918 гг.): автореф. дис. ... д-ра ист. наук. Екатеринбург,
2000. С. 39; Молотков М.Б. К вопросу о структуре менталитета//Сибирский субэтнос... Вып. 2, кн. 2. С. 9-10.
3 Стефаненко Т.Г. О русской ментальности: константы и трансформация // Социальные трансформа
ции в России: теории, практики, сравнительный анализ. М., 2005. С. 273.
8 '
В рамках одной работы, разумеется, не могут быть всесторонне и детально проанализированы все сочленения ментальной структуры западносибирского городского населения. Необходимо обозначить приоритеты, выбрать угол зрения, под которым будет рассматриваться изучаемый феномен. Предпринимаемое исследование ограничено сравнительно узкими хронологическими и территориальными рамками, и, естественно, его целью является выяснение специфического, существовавшего в определенный исторический момент времени в определенном сообществе. Следовательно, в центре диссертации оказывается то, что в наибольшей степени отражает эти особенности — то, что для современников составляло злобу дня.
Но в лабиринте множества частных мнений, оценок, поступков, высказываний по различным поводам нужна путеводная нить, которая позволила бы в массе частностей обнаружить проявления общественного сознания, мировидения. Роль такой «нити Ариадны» могут сыграть «вечные темы», представляющие собой в любую эпоху значимые элементы картины мира. Руководствуясь вышеназванными соображениями, «наблюдательный пункт» установим на «перекрестке» — в тех точках ментальной структуры, в которых сходились фундаментальность и то, что для современников являлось актуальным. При этом ментальность нас интересует, прежде всего и более всего, не столько в политологическом ее аспекте (чрезвычайно важном для понимания мироощущения россиян начала XX в., но не исчерпывающем их картину мира), сколько в культурно-историческом, социальном.
В основе многих злободневных вопросов, волновавших сибирских горожан в конце XIX - начале XX в., находились фундаментальные ментальные проблемы -отношение к богатству и бедности, своим и чужим, устремления векторов социального престижа и социального взаимодействия. Поведенческо-мировоззренческие установки по этим проблемам во многом соотносились с моральными ценностями, существовавшими в обществе, находились в основании разработки жизненных стратегий горожан, густыми красками лежали на их картине мира. Те же базовые ментальные проблемы положены в основание структуры диссертационной работы.
Вооруженный системным принципом, психологически оснащенный анализ выделяет в ментальносте элементы осознаваемые, неосознанные, подсознательные1. Обращая внимание на способы проявления ментального, исследователь способен
1 Визгпн В.П. Ментальность // Новая философская энциклопедия. М., 2001. Т. 2. С. 525.
разглядеть уровень эмоций, символический пласт (ритуалы, жесты, иконография и др.), насыщенный концентрированным раствором мифологического, архетипическо-го, а также уровни «слова» и «дела», т.е. - вербальных, оценочных суждений, деклараций, идеологических постулатов, репрезентирующих представления о должном, правильном, идеальном, и - нередко расходящихся с ними нормами повседневного поведения, ориентированного на прагматику.
При рассмотрении ментальное под другим углом зрения обнаруживаются индивидуальный уровень (как проявления общего в частном, ведь так или иначе носитель менталитета думает и действует, существуя в заданных ему рамках социокультурных условий), уровень групповой (подразумевает общность ментальных установок у членов некой социальной группы) и уровень надличностных, надгруппо-вых коллективных феноменов — хранителей архетипов, «культурных кодов» (язык, религия, традиции и другие культурные, цивилизационные компоненты), поставляющих предрасположенность к определенным мнениям и поступкам опять же на индивидуальный и групповой уровни ментальносте.
Задавшись целью рассматривать менталитет как некую цельность, несомненно, приходится иметь в виду все уровни структуры ментального, разумеется, насколько это возможно в строгих рамках скромного диссертационного исследования. Такой подход, по нашему мнению, способен также сочетать в себе элементы микро- и макроанализа, которые, по словам Ю.М. Бессмертного, создают «как бы «двуслойное», двуединое видение прошлого, выступающее в виде сосуществования двух его взаимодополняющих форм»1.
При анализе городской ментальносте в качестве структурированной целостности диссертант опирался также на подходы, существующие в урбанистике, рассматривающие город, городскую культуру (проявлением которой является менталитет) как результат синтеза, как «сложный и цельный механизм, который воплощается в особую культурную индивидуальность» . Данная парадигма в контексте заявленной в диссертации тематики тем более уместна, поскольку в конце XIX - начале XX в. большие западносибирские города отличались социокультурной пестротой, дробностью своего социального тела, повышением степени социальной мобильности. Это, в
1 Человек в мире чувств. Очерки по истории частной жизни в Европе и некоторых торговых странах
Азии до начала Нового времени. М., 2000. С. 21.
2 Размустова Т.О. Город как культурно-исторический организм (опыт методологических подходов) //
Проблемы культуры городов России. Омск, 1996. Часть 1. С. 14.
частности, было связано с переплавкой общественных структур, происходившей в России в условиях эпохального перехода от сословного общества к классовому. Данными процессами обусловливались также проявления взаимовлияния между городскими стратами на уровне социальных взаимодействий и ментальных «обменов». Отказ от рассмотрения сложносоставной коллективной ментальное в ее единстве мог бы оставить за пределами анализа компоненты, существенные для ее понимания.
Кроме того, подобного рода панорамный обзор имеет, как представляется, свои преимущества, особенно на первичной ступени научного поиска, разворачивая, хотя не детальную, но цельную картину поля исследования. При таком обзоре ментальный ландшафт предстает в своей целостности, с его наиболее сильными течениями социокультурных тенденций и острыми вершинами особенно значимых для современников проблем. Но, не забывая известный «закон структурализма», согласно которому система не есть механическое сложение отдельных ее составляющих, пред-ставляется важным не выпускать из виду социальное' и особенно социокультурное членение общества, имея в виду, прежде всего, фундаментальный культурный разлом между простонародными слоями («простецами») и «образованным классом»1.
Итак, в данной работе различные проявления менталитета сибирских горожан предполагается рассматривать в их единстве, как некий гипертекст, насыщенный социальной семантикой, со сложной системой внутренних и внешних связей. Подобный системный подход позволит выявить некоторые общие и специфические, согласованные и противоречивые элементы данной цельности, представив ее как одну из сфер жизнедеятельности общества с взаимно коррелирующими процессами в планах социальной реальности и духовности общества.
Принцип объективности, примененный к исследованию ментальносте, превращается в своего рода парадоксальную проблему: где находится сфера объективного в процессе постижения культурных «текстов», т.е. там, где встречаются две субъективности - автор текстов и интерпретатор? Очевидно, этой сферой являются сами тексты. Поэтому принцип объективности при изучении менталитета предъявляет высокие требования к репрезентативности корпуса источников, позволяющей представить закодированные в них элементы ментальносте в их существенных свя-
1 Данные термины, использовавшиеся в рассматриваемое время в социологической и культурологической литературе, подчеркивали как социальные, так и культурные отличия между «простонародьем» и «образованным обществом», что представляется важным в контексте диссертационной проблемы.
зях и целостности.
Вторая проблема, которая принципиально важна для достижения объективности при исследовании ментальности, - проблема верификации толкования культурных текстов: насколько верно были уловлены и переданы значения компонентов ментальности, применительно к породившей их культуре. Эта задача чрезвычайно сложна (поскольку процесс интерпретации влечет за собой возможные искажения и утраты части значений), но небезнадежна для относительного разрешения. Во-первых, в решение этой задачи вносит вклад использование принципа системности. Выявление ментальных установок в их взаимосвязях (поддерживающих друг друга или взаимооппонирующих), с присущей им определенной устойчивостью, в соотношении с социальным контекстом их проявлений, таит в себе потенциал оценки верности понимания бытовавших в иной культуре смыслов. Вторым арбитром при оценке объективности в подобного рода исследованиях могут оказаться элементы объяснения значений проявлений культуры ее носителями. Хотя этот судья не способен избавиться от своей субъективности и предвзятости, но во взаимодействии с первым, он способен исполнять верификационные функции. Третий арбитр, также исполненный субъективности, представляет культуру, к которой принадлежит сам исследователь, и является экспертизой ученого сообщества, устанавливающей, насколько сходно восприятие элементов изучаемой ментальности в среде ее воспринимающих.
Поскольку принцип объективности при изучении ментальностей чрезвычайно тесно связан с субъективизмом, большое значение в таких исследованиях приобретает ценностный подход. Ментальные установки изыскателя, устоявшиеся стереотипы восприятия анализируемой культуры неизбежно оказывают влияние на процесс понимания ее семантики. Поэтому надо ясно отдавать себе отчет в свойствах, образно говоря, исследовательских «окуляров», через которые рассматриваются ментальные коды иной культуры, дабы иметь возможность скорректировать резкость и получить более четкое «изображение» (в этом заключается еще одно важное приложение в данном исследовании принципа историзма).
Для россиян - наших современников, живущих в начале XXI в., культура начала прошлого века является близкой, генетически родственной, в определенной степени еще живой и животворящей1, и в то же время далекой, отделенной двумя кар-
1 Часть ментальных установок перешли в наше время благодаря некоторым традициям семейного вос-
динальными переломами в судьбах развития страны, различиями в историческом и жизненном опыте, несомненно, изменившими установки соотечественников. В этом контексте уместно напомнить рассуждения Ю.М. Лотмана по поводу субъективной обусловленности понимания поведения людей прошлого: «Когда вы стараетесь объ-яснить себе, почему человек, живший 200 или 400 лет тому назад, поступил так, а не иначе, вы должны одновременно сказать две противоположные вещи: «Он такой же, как ты. Поставь себя на его место», - и: «Не забывай, что он совсем другой, он - не ты. Откажись от своих привычных противопоставлений и попытайся перевоплотиться в него»1. Исходя из данных посылок, диссертант старался смотреть на изучаемое, что называется, открытыми глазами: не «забыв» сформировавшиеся ранее представления об исследуемой эпохе, но и не вполне им доверяя, до предела сомневаясь в адекватности своего старого багажа предмету изучения. Критично относясь не только к историческим источникам, но и к собственному восприятию, диссертант не принимал заведомо ничью сторону в социокультурных, классовых противопоставлениях, идейных спорах конца XIX — начала XX в., избегал расставлять «отметки за поведение» тем, кто творил историю сто лет назад, опасаясь, что подобное стремление и пристрастность исказят понимание мотивов участников событий и чистоту научного анализа. Единственная подконтрольная сознанию фундаментальная пристрастность, в которой автор не мог себе отказать, обладает гуманистическими свойствами. Кроме научного интереса автора в исследовании воодушевляли сугубо человеческое любо-пытство и сочувствие к людям далекой эпохи, которые в меру своих сил, возможностей, разумения, привычек и творческих способностей, выстраивая свою жизнь, участвовали в движении истории. Всецело присоединяюсь к суждению М.М. Бахтина о том, что в процессе культурной коммуникации наиболее верный путь к пониманию ' и, значит, к познанию субъективности другого — это сочувствие2.
Переходя к рассмотрению методологических приемов, использованных в представляемой работе, отметим, что они были обусловлены спецификой предмета
питания, произведениям классической литературы, включенным в школьные программы и таким образом - в процесс социализации подрастающих поколений, благодаря активизации участия православной церкви в общественной, культурной жизни страны и пр.
1 Лотман Ю.М. Беседы о русской культуре: Быт и традиции русского дворянства (XVIII - начало XIX
века). СПб., 1994. С. 13-14.
2 «Выражение как поле встречи двух сознаний...Оболочка души лишена самоценности и отдана на
милость и милование другого. Несказанное ядро души может быть отражено только в зеркале абсолютного со
чувствия». См.: Бахтин М.М. К философским основам гуманитарных наук // Автор и герой: к философским ос
новам гуманитарных наук. СПб., 2000. С. 230.
изучения, лежащего в междисциплинарном пространстве - на пересечении истории, социологии, семиотики, исторической культурной антропологии, социальной психологии. Поэтому в данной работе целесообразно использование технологий и категорий научного анализа, разработанных как в рамках исторической науки, так и смеж-ных, социогуманитарных дисциплин.
Методология диссертационной работы опиралась на общенаучные методы (абстрактный и конкретный, исторический и логический, индуктивный и дедуктивный, системно-структурный, структурно-функциональный, генетический, типологический, моделирование и др.), а также на собственно исторические методы исследования (ис-торико-системный, историко-типологический, историко-сравнительный, историко-генетический, метод диахронного анализа1).
В работе использованы исследовательские технологии, применяющиеся в социологии и социальной психологии: теоретическое моделирование общественных феноменов в форме конструктов, идеальных типов2, вторичный анализ социологических данных (качественный и количественный анализ документов), выборка (невероятностная с целенаправленным и стихийным (произвольным) отборами и вероятностная выборка с систематическим отбором)3, монографический метод - метод типичных отдельных случаев. Подчеркнем также особую роль структурно-семиотического метода, позволяющего расшифровывать «культурные коды», благодаря анализу семантики культурных коммуникационных феноменов («текстов» в широком значении слова) и рассмотрению их в качестве символических систем . Разнообразие пред-
1 Ковальченко И.Д. Методы исторического исследования. М , 2003. С. 42-48, 154-200.
2 Идеальный тип — абстрактное утверждение о важнейших особенностях любого социального феноме
на. См.: Масионис Дж. Социология. СПб., 2004. С. 156; Радугин А А , Радигина О.А. Социальная психология.
М, 2006. С. 23-28.
3 Вторичный анализ социологической информации — использование собранной ранее различными ис
следователями социологической информации для решения новых исследовательских задач. Под выборкой в
социологии понимается метод исследования, позволяющий делать заключения о характере распределения изу
чаемых признаков генеральной совокупности (т.е. всего массива информационных источников) на основании
рассмотрения некоторой ее части. Невероятностная выборка осуществляется без применения статистических
методов отбора анализируемых документов. При целенаправленной выборке из генеральной совокупности вы
бираются типичные элементы, позволяющие получить уменьшенную модель генеральной совокупности. При
вероятностной выборке с систематическим отбором все элементы генеральной совокупности имеют одинако
вую вероятность попадания в выборочную совокупность, при этом в основу отбора кладется система, в частно
сти, - выбор через определенный интервал. См.: Социологический словарь. Минск, 1991. С. 24-25: Бабосов
Е.М. Прикладная социология. Минск, 2001. С. 307-338; Добреньков В.Н., Кравченко А.И. Методы социологи
ческого исследования. М., 2006. С. 93-101, 108-110.
4 Байбурин А.К. Семиотические аспекты функционирования вещей // Этнографическое изучение зна
ковых средств культуры. Л., 1989. С. 63-101; Иванов В.В. Проблемы этносемиотики // Там же. С. 38-62; Мыль
никова А.С. Язык культуры и вопросы изучения этнической специфики средств знаковой коммуникации // Там
же. Л., 1989. С. 7-37; Лотман Ю.М. Тезисы по структуральной поэтике // Ю.М. Лотман и тартуско-московская
семиотическая школа. М., 1994. С. 32-65; Он же. Об искусстве. СПб, 1998. С. 15-66; Ким С.Г. Указ. соч. С. 21.
ставленного методологического арсенала, можно надеяться, позволит воплощению в работе принципов исторического исследования.
Цель и задачи исследования. Целью данной работы является исторический и социокультурный анализ особенностей ментальное сибирских горожан, определявшей их поведение и оценочные суждения в условиях происходивших в Сибири конца XIX - начала XX в. модернизационных процессов. Поставленная цель требует решения следующих основных исследовательских задач:
исследование изменений жизненного мира сибирских горожан - перемен, связанных с модернизационными явлениями, влиявшими на поступки и образ мыслей сибиряков;
выявление и анализ во взаимосвязи с конкретно-историческими условиями развития сибирского общества когнитивных и поведенческих установок горожан в отношении: категорий материального достатка и способов его достижения; идентификаций по признаку свой /чужой; идеальных моделей социальных и межличностных взаимоотношений;
описание ментальности сибирских горожан как динамической структуры, выявление ее специфики.
Историография. Ментальность сибирского населения сравнительно недавно стала предметом исторического изучения, также как и сам термин недавно получил прописку в отечественной историографии. На волне перестройки в конце XX в. в российские обществоведческие дисциплины, отказавшиеся при рассмотрении исторического процесса от догматизированного варианта марксистской политэкономиче-ской парадигмы, из западных общественно-гуманитарных наук был импортирован термин менталъностъ /менталитет вместе с комплексом составляющих его компонентов, пронизанных социокультурными смыслами. Именно в это время отечественные историки, философы, социологи, культурологи, лингвисты обратились к исследованию ментальное в приложении к прошлому и настоящему России. С этих пор исследование данного феномена в различных его" аспектах не выходит из поля зрения ученых различных специальностей общественно-гуманитарных наук. В это же время «человеческий фактор» оказался в зоне активной разработки региональных историков.
Но следует отметить, что в предшествующие стадии сибиреведения имелись
предтечи исследований такого рода. В досоветский период в периодике, в популярных и научных изданиях помещались очерки, посвященные «характеру» и нравам сибиряков, особенностям социокультурных «физиономий» отдельных групп сибирского населения1. Публикации пионеров региональной историографии П.А. Словцо-ва, И. Завалишина, Н.М. Ядринцева, Г.Н. Потанина и др. представляют интерес и как свидетельства современников, отметивших специфические черты поведения местных
-у
жителей, и, отчасти, как первые попытки осмысления этих особенностей . В советский период выходили в свет труды, касающиеся вопросов общественного сознания зауральского населения. При этом обществоведами социалистической эпохи принимался во внимание, главным образом, политологический аспект коллективной ментальное, опосредованные идеологическими влияниями процессы становления «классового сознания» в демократических и буржуазных слоях населения дореволю-ционной Сибири .
Однако именно в рамках советской историографии, в 1970-1980-е гг., в сибирском научном сообществе была выдвинута проблема и сделаны первые шаги в сторону расширения исследовательского спектра в сфере изучения субъективного в истории — «с включением всех его уровней: не только сформировавшихся идей, концепций, систематизированных взглядов, т.е. идеологии, но и таких явлений общественного сознания, как обычаи, традиции, представления, вкусы, интересы, настроения и т.д. - уровня, который условно может быть назван социальной или общественной психологией»4. Во главе этого движения оказались исследователи сибирского крестьянства - М.М. Громыко, В.А. Зверев, Н.А. Миненко и др., работавшие на сты-
Указания на некоторые публикации периодической печати ХГХ в. посвященные нравам, обычаям сибирского населения, содержатся, в частности, в известном библиографическом сибирском своде, см.: Сибирская библиография / сост. В.И. Межов. СПб., 1891. Т. 2. С. 394-399.
2 Завалишин И. Описание Западной Сибири. М., 1862. С. 73-88, 220-222, 354; Головачев П. Сибирь.
Природа. Люди. Жизнь. М., 1902. С. 132-147; Клеменц Д. Население Сибири // Сибирь, ее современное состоя
ние и ее нужды. СПб., 1908. С. 43-45, 52-54; Потанин Г.Н. Города Сибири // Там же. С. 234-299; Словцов П.А.
Письма из Сибири. Тюмень, 1999. С. 58-63; Ядринцев Н.М. Сочинения. Т. 1: Сибирь как колония. Тюмень,
2000. С. 41-95.
3 Мухин А. А. Рабочие Сибири в эпоху капитализма (1861-1917 гг.). М., 1972; Плотников А.Е. Обыден
ное сознание как источник познания исторической действительности (к исследованию социальных черт сибир
ских рабочих периода капитализма) // Из истории Сибири. Рабочие Сибири в период империализма. Томск,
1974. Вып. 14. С. 171-187; Разгон И.М., Мосина И.Г. Буржуазия Сибири и государственная дума // Классы и
партии в Сибири накануне и в период Великой Октябрьской социалистической революции. Томск, 1977. С. 32-
62; Мосина И.Г. Формирование буржуазии в политическую силу в Сибири. Томск, 1978; Зольников Д.М. Рабо
чие Сибири в годы Первой мировой войны и Февральской революции Новосибирск, 1981; Рабочий класс Си
бири в дооктябрьский период. Новосибирск, 1982 и др.
4 Громыко М.М. Некоторые вопросы общественного сознания в изучении досоветской Сибири // Итоги
и задачи изучения истории Сибири досоветского периода. Новосибирск, 1971. С. 121.
ке истории и этнографии и посвятившие свои труды проблемам крестьянского поведения-и мировидения, выходившим за пределы тематики классовой борьбы1. Тогда же появились авангардные исследования М.М. Громыко и В.П. Бойко о социально-психологических особенностях сибирского купечества2.
С 1990-х гг. разработка проблем, входящих в круг ментальносте, стала одной из характерных примет поворота сибирского исторического сообщества к «новой исторической науке» с ее повышенным интересом к культурной истории, исторической антропологии. Ныне менталитет и сопряженная с ним тематика входят в титры и содержание отдельных статей, диссертационных исследований, разделов^монографий и даже особых конференций и научных сборников, а также рассматриваются «попутно» в работах, посвященных различным проблемам сибирской истории. Обозначилось несколько векторов в изучении сибирской ментальносте, взаимосвязанных, пересекающихся друг с другом, но различающихся ракурсами рассмотрения предмета анализа и его масштабированием.
В некоторых работах по аналогии с философско-публицистическими размыш-лениями по поводу русского национального характера, российского менталитета, ве-дется речь о сибирском менталитете (А.И. Пальцев, А.О. Бороноев, Б.Е. Андюсев) . В русле подобной генерализации проводятся также плодотворные, перспективные ис-
1 Громыко М.М. Труд в представлениях сибирских крестьян XVIII - первой половины XIX в. // Кре
стьянство Сибири XVIII - начала XX в. (классовая борьба, общественное сознание и культура). Новосибирск,
1975. С. 110-133; Миненко Н.А. К изучению семейной этики сибирского крестьянства второй половины XVIII
в. // Там же. С. 75-84; Островская Л.В. Некоторые замечания о характере крестьянской религиозности (на ма
териалах пореформенной Сибири) // Там же. С. 172-186; Покровский Н.Н. Крестьянский побег и традиции пус
тынножительства в Сибири XVIII в. // Там же. С. 19-49; Громыко М.М. Территориальная крестьянская община
Сибири (30-е гг. XVIII - 60-е гг. XIX в. // Крестьянская община в Сибири XVII - начала XX в. Новосибирск,
1977. С. 33-103; Прудникова Т.П. Влияние идей уравнительности на общинные порядки пореформенной за
падносибирской деревни (60-90-е гт. XIX в.) // Там же С. 199-228; Миненко Н.А. Русская крестьянская семья в
Западной Сибири (XVIII - первой половины XIX в.), 1979; Зверев В.А. Внутрисемейные отношения у русских
крестьян Сибири конца XIX — начала XX в. // Крестьянство Сибири периода разложения феодализма и разви
тия капитализма. Новосибирск, 1981. С. 82-108; Крестьянство Сибири в эпоху феодализма / отв ред. А.П. Ок
ладников. Новосибирск, 1982; Крестьянство Сибири в эпоху капитализма / отв. ред. Л.М. Горюшкин. Новоси
бирск, 1983 и др.
2 Громыко М.М Некоторые вопросы... С. 121-132; Она же. К характеристике социальной психологии
сибирского купечества // История СССР. 1971. № 3. С. 58-71; Бойко В.П. К вопросу о социальной психологии
крупной российской буржуазии второй половины ХГХ в. // Из истории буржуазии в России. Томск, 1982; Бойко
В.П. Социально-психологические особенности сибирской буржуазии второй половины XIX века (по мемуар
ным источникам) // Вопросы истории дореволюционной Сибири. Томск, 1983. С. 99-106.
3 Пальцев А.И. Менталитет и ценностные ориентации этнических общностей (на примере субэтноса
сибиряков): автореф. дис. ... канд. филос. наук. Новосибирск, 1998; Бороноев А.О. Сибирский менталитет: со
держание и актуальность исследования // Проблемы сибирской ментальносте. СПб., 2004. С. 26-33; Андюсев
Б.Е. К вопросу о предмете и аспекте методологии научного исследования сибирского характера // Сибирский
субэтнос: культура, традиции, ментальность. Материалы второй Всероссийской научно-практической Интер
нет-конференции на сайте sib-subethnos narod ru. с 15 января по 1 ноября 2005 года. Красноярск, 2006. Вып. 2,
кн. 1.С. 32-43.
следования в рамках концепции фронтира, пограничной, колонизуемой территории, и сопоставлений сибирского и американского «характеров» (И.В. Волгин, В.В. и Е.В. Алексеевы, К.И. Зубков, И.В. Побережников, А.Д. Агеев, Д.Я. Резун, М.В. Шилов-ский)1. В> продолжение традиций досоветской историографии внимание ученых в этих случаях концентрируется, главным образом, на сибирских региональных особенностях поведения и отношения к миру, определяемых процессом освоения громадных новых территорий, взаимодействием с иными, аборигенными, культурами.
Второй подход, ныне наиболее плодоносный, часто используемый исследователями, специализирующимися в области сибирской истории XIX — начала XX в., можно назвать социо-стратиграфическим. Этот подход характерен тем, что проблематика ментальности, наряду с другими социокультурными характеристиками, включается составной частью в работы, посвященные истории отдельных групп сибирского населения - сословных, национально-конфессиональных, профессиональных. В публикациях ученые уделяют внимание образу жизни, устойчивым чертам поведения изучаемых социальных страт, выявляют их ценностные ориентации, устанавливают зависимость последних от местных условий, специфики занятий и социокультурного облика группы. Нередко в подобных трудах находят отражение.проблемы, связанные с семейными, внутри- и межгрупповыми взаимоотношениями, прослеживаются происходившие с течением времени изменения в системе ценностей и мировоззрении (особенно в том, что касалось политической ориентированности, религиозности, получения образования).
Множащиеся разнообразные и глубокие публикации этого рода позволяют надеяться, что прививка «новой социальной истории» на древе региональной историографии дала крепкие, жизнеспособные побеги. В рамках сибиреведения увидели свет монографии о мещанстве под авторством Ю.М. Гончарова и B.C. Чутчева, о военных - О.В. Гефнер ; состоялась защита кандидатских диссертаций Г.А. Сабуровой об ин-
1 Волгин И.В. Американская литература конца ХГХ - начала XX в. об особенностях психологии кре
стьянства Европейской России и Сибири // Вопросы истории Сибири XX века. Новосибирск, 1998. С. 22-28;
Азиатская Россия в геополитической и цивилизационной динамике. XVI -XX в. / В.В. Алексеев, Е.В. Алексее
ва, К.И. Зубков, И.В. Побережников. М, 2004; Агеев А.Д. Сибирь и американский Запад: движение фронтиров.
М., 2005; Резун ДЛ., Шиловский М.В. Сибирь, конец XVI - начало XX века: фронтир в контексте этносоци
альных и этнокультурных процессов. Новосибирск, 2005.
2 Гончаров Ю.М., Чутчев B.C. Мещанское сословие Западной Сибири второй половины XIX - начала
XX в. Барнаул, 2004; Гефнер О.В. Военные и культура в Западной Сибири в последней трети ХГХ - начала XX
в. Омск, 2004.
теллигенции и Р.Д. Галиевой о торговых служащих . Изданы разного объема работы о чиновничестве (А.В. Ремнев, Т.А. Фролова и др.)2, крестьянстве (М.К. Чуркин, М.Т. Когут, К. Скобелев)3, евреях (М.Н. Савиных, Н.Б. Галашова, Ю.М. Гончаров и др.)4 и пр. В этот же социо-стратиграфический ряд можно поместить исследования О.А. Тяпкиной, посвященные ментальносте жителей малых сибирских городов, рассматриваемых как некий социальный монолит5.
Особенно активно разрабатывалась тема менталитета зауральского предпринимательского слоя. Кроме многочисленных небольших публикаций вышло в свет несколько монографий, диссертаций, учебных пособий, в которых нашла существенное отражение ментальная проблематика (В.П. Бойко, Ю.М. Беспалова, Т.В. Копцева,
1 Сабурова Г.А. Интеллигенция Омска на рубеже XIX - XX вв.: автореф. дне. ... канд. ист. наук. Омск,
1995; Галиева Р.Д. Торговые служащие: автореф. дис. ... канд. ист. наук. Барнаул, 2002.
2 Ремнев А.В. Самодержавие и Сибирь. Административная политика второй половины XIX - начала
XX веков. Омск, 1997. С. 214-246; Кузнецов А.А. Чиновничество губернских центров Восточной Сибири как
часть социокультурного потенциала в середине XIX в. // Культура и интеллигенция России: социальная дина
мика образы, мир научных сообществ (XVIII - XX вв.). Омск, 1998. Т. 2. С. 97-100; Щеглова Т.К., Ильиных
Е.Е. Социокультурные взгляды чиновников и служащих Алтайского горного округа (по личным фонам СИ.
Гуляева и Е.П. Клевакина) // Гуляевские чтения. Вып. 1. Барнаул, 1998. С. 269 - 274; Соболева Т.Н., Осипова
М.А. Алтайская бюрократия 60-х — начала 80-х гг. XIX в. (негативные штрихи к портрету кабинетской горно
заводской администрации) // Население, управление, экономика, культурная жизнь Сибири XVII - начала XX
в. Барнаул, 2003. С. 109-137; Овчаренко О.Н. Сибирские чиновники административно-судебных учреждений в
конце XIX - начале XX в. // Вопросы методологии и истории в работах молодых ученых. Омск, 2005. Вып. 8.
С. 62-70; Фролова T.A. О социокультурном облике чиновничества Западной Сибири в конце ХГХ — начале XX
в. // Там же. С. 71-78; Она же. Социокультурный облик чиновничества Западной Сибири в конце XIX - начале
XXв.: автореф. дис. ... канд. ист. наук. Омск, 2006.
3 Чуркин М.К. Культурный и этнопсихологический аспект взаимоотношений переселенцев из европей
ских губерний России и инородцев Западной Сибири в конце XIX - нач. XX в. // Гуманитарное знание. Сер.
Преемственность. Ежегодник. Омск, 1999. Вып. 3. С. 370-373; Он же. Специфика взаимоотношений пересе
ленцев и старожилов Сибири в конце ХГХ - нач. XX в. (по материалам Западной Сибири) // Там же. С. 374-
379; Когут М.Т. Отношение сибирских крестьян к земельной политике правительства как проявление менталь
ное российского крестьянства (1896-1917 гг.) // Проблемы историографии и истории. Омск, 2002. С. 124-140;
Скобелев К. Природно-климатический фактор и менталитет сибирского крестьянства (1861-1917 гг.) // Вопро
сы методологии и истории в работах молодых ученых. Омск, 2002. С. 22-57.
4 Савиных М.Н. Из истории еврейской общины Омска и области // Культура и интеллигенция России...
С. 110-112; Лисицина С.А. Евреи в зеркале сибирской прессы (на примере периодической печати Тобольской
губернии конца XIX - начала XX в) // Тюменский исторический сборник. Тюмень, 1999. Вып. 3.,С. 119-126;
Рабинович В. Социальная адаптация евреев в условиях сибирского общества (Иркутск, вт. пол. XIX — нач. XX
в.) // Социология. Психология. Краеведение. Образование. М., 1999. Ч. 4. С. 65-68; Савиных М.Н. Законода
тельная политика российского самодержавия в отношении евреев во второй половине XIX — начале XX в.
Омск, 2004; Галашова Н.Б. Ходатайства как источник по изучению истории еврейских общин Томской губер
нии (конец XIX - начало XX в.) // Документ в меняющемся мире. Томск, 2004. С. 161-165; Гончаров Ю. М.
Очерки истории еврейских общин Западной Сибири (XIX - начало XX в.). Барнаул, 2005; Хрулёва О.С. Фор
мирование еврейской диаспоры в Томской губернии // IX Всероссийская конференция студентов, аспирантов и
молодых ученых «Наука и образование» (19-23 апреля 2004 г.) Томск, 2005. Т. 4. С. 55-61 и др.
5 Тяпкина О.А. Ментальность жителей малых городов Западной Сибири во второй половине XIX - на
чале XX в.: постановка проблемы // Актуальные вопросы истории Сибири. Барнаул, 2005. С. 55-56; Она же.
Темпорально-пространственные аспекты ментальносте жителей малых городов Западной Сибири во второй
половине XIX - начале XX в. // Современное историческое сибиреведение XVII - начала XX в. Барнаул, 2005.
С. 105-116; Она же. Отношение к труду в сибирском городе (на примере малых городов Западной Сибири во
второй половине XIX в.) // Актуальные вопросы истории Сибири. Барнаул, 2007. Ч. 1. С. 325-330.
В.Н. Разгон, В.А. Скубневский, А.В. Старцев, Ю.М. Гончаров, О.В. Ушакова)1.
Другой подход, отчасти связанный с предыдущим, характеризуется моногра-фичностью несколько иного рода: внимание фиксируется на ценностных установках, поведенческих особенностях, социальных привычках сибиряков, проявляющихся в отдельных сферах жизни - в предпринимательстве (А.А. Жиров, А.К. Кириллов, А.Г. Киселев и др.)2, в семейной жизни и тендерной сфере (Ю.М. Гончаров, В.В. Верхоту-рова, Е.А. Зуева и др.) , в межэтнических взаимодействиях (Е.В. Карих, Е.П. Кова-ляшкина и др.)4, в правосознании (Д.А. Глазунов)5 и пр. Историками, филологами, культурологами разрабатывается тема, связанная с бытовавшими стереотипами восприятия сибиряков, Сибири, формирования сибирской идентичности и феноменом сибирского патриотизма (А.В. Ремнев, М.В. Шиловский, А.В. Старцев, А.В. Сушко,
Бойко В.П. Томское купечество в конце XVIII - XIX вв. из истории формирования сибирской буржуазии. - Томск, 1996; Беспалова Ю.М. Ценностные ориентации в культуре западно-сибирского предпринимательства второй половины XIX — начала XX вв. Тюмень, 1998; Копцева T.B. Духовная культура купечества Зауралья (вторая половина XVII-середина XIX в.): автореф. дис. ... канд. ист. наук. Екатеринбург, 1998; Разгон В.Н. Сибирское купечество в XVIII — первой половины XIX века. Региональный аспект предпринимательства традиционного типа. Барнаул, 1998; Скубневский В.А., Старцев А.В., Гончаров Ю.М. Купечество Алтая второй половины XIX — начала XX в. Барнаул, 2001; Ушакова О.В. Предпринимательство и деловая этика купечества Юго-Восточной Сибири в ХГХ веке: автореф. дис. ... канд. ист. наук. Иркутск, 2005; Бойко В.П. Купечество Западной Сибири в конце XVIII-XIX в.: очерки социальной, отраслевой, бытовой и ментальной истории. Томск, 2007; Старцев А.В., Гончаров Ю.М. История предпринимательства в Сибири (XVII - начало XX в.). 2-е изд., Барнаул, 2007; Бойко В.П., Ситникова Е.В. Сибирское купечество и архитектурный облик города Томска в XIX - начале XX в. Томск, 2008.
2 Жиров А.А. Социально-психологические аспекты и вопросы менталитета в характеристике провин
циального купечества Сибири // Проблемы историографии и истории. Омск, 2002. С. 79-124; Кириллов А.К.
Культура учета векселей в России второй половины XIX — начала XX в. (на примере западносибирских город
ских банков) // Проблемы менталитета в истории и культуре России. Вып. 3. Новосибирск, 2002. С. 40-59; Ки
селев А.Г. Предпринимательство глазами православного духовенства (начало XX в.) // Проблемы историогра
фии и истории. Омск, 2002. С. 140-157; Семенов Д.В. Особенности православного и старообрядческого мента
литета в предпринимательстве Западной Сибири XIX в. // IX Всероссийская конференция студентов, аспиран
тов и молодых ученых «Наука и образование» (19-23 апреля 2004 г.). Томск, 2005. Т. 4. С. 146-151 и др.
3 Брянцев М.В. Идеалы нравственного воспитания в купеческой семье // Семья в ракурсе социального
знания. Барнаул, 2001. С. 65-75; Гончаров Ю.М. Городская семья Сибири второй половины XIX - начала XX в.
Барнаул, 2002; Он же. «Хозяин жизни»: купечество как тип мужественности // О муже(Ы)ственностп. Москва,
2002. 397-413; Он же. Социальный статус и тендерные роли женщин Сибири во второй половине ХГХ — начале
XX века // Роль государства в хозяйственном и социокультурном освоении Азиатской России XVII - начала
XX века. Новосибирск, 2007. С. 59-71; Верхотурова В.В. Общественная деятельность и социальный статус
женщины Западной Сибири во 2-й половине XIX в. (на материалах Томской губернии): дис. ... канд. ист. наук.
Томск, 2006; Зуева Е.А. Купеческая семья в Сибири конца XVIII - 1-й половины XIX в. Новосибирск, 2007. С.
73-81 и др.
4 Ноздрин Г.А. Взаимоотношения русского и еврейского населения Сибири во второй половине XIX -
начале XX в. // Сибирское общество в контексте модернизации... С. 175-185; Карих Е.В. Межэтнические от
ношения в Западной Сибири в процессе ее хозяйственного освоения. XIX - начало XX в. Томск, 2004; Кова-
ляшкина Е.П. «Инородческий вопрос» в Сибири: Концепции государственной политики и областническая
мысль. Томск, 2005 и др.
" 5 Глазунов Д.А. Влияние переселения на правовую культуру Западной Сибири в конце XIX - начале XX в. // Сибирский плавильный котел: социально-демографические процессы в Северной Азии XVI - начала XX века. Новосибирск, 2004. С. 223-229; Он же. Правовое измерение революции: проблема преступности в 1905-1907 гг. (по материалам Томской губ.) // Сибирское общество в период социальных трансформаций XX в. Томск, 2007. С. 129-134.
Н.И. Родигина и др.) . Данные работы очерчивают круг проявлений менталитета, которые наиболее привлекают своей значимостью современных сибиреведов, и позволяют пристальнее «вглядеться» в семантику отдельных явлений обыденной и элитарной культуры зауральского населения.
Несколько особняком в сибирской историографии стоит работа В.П. Бойко, посвященная динамике обыденного сознания сибирских горожан (томичей XVIII -XIX в.) и открывшая, видимо, новое направление в исследовании сибирской мен-тальности . В данной публикации ученым ставится проблема изучения менталитета на основе выделения в нем ряда культурно-психологических типов (субкультур) и «освещение процессов их формирования в динамике и взаимовлиянии, а то и во взаимоисключении»3. Такой подход отчасти разделяется диссертантом, рассматривающим ментальность как сложносоставное, неоднородное, но целостное явление, обладающее системой внутренних зависимостей и противопоставлений.
В целом можно сказать, что тема сибирского менталитета находится в первичной стадии изучения — стадии накопления материала, выработки исследовательских подходов, выявления массива репрезентативных источников, первичных наблюдений и обобщений. Молодость сибирской истории ментальностей, сложность, всеохват-ность, многоаспектность самого изучаемого феномена оставляют обширное поле для дальнейшей разработки. Проблема предлагаемой диссертации - ментальность жителей больших сибирских городов в период капиталистической модернизации конца XIX - начала XX в. - представляет собой один из малоизученных вопросов сибире-ведения4.
Ремнев А.В. Самодержавие и Сибирь... С. 172-176; Шкловский М.В. Сибирские корни евразийства [Электронный ресурс] // Сибирская Заимка. Научная жизнь: Электронный журнал. 2001. № 4. URL: (дата обращения 10.12.2008 г.) Ремнев А. В. Западные истоки сибирского областничества [Электронный ресурс] // Там же. Власть и народ: Электронный журнал. 2001. № 7. URL: (дата обращения 10.12.2008 г.); Старцев А.В. Homo Sibiricus. Особенности сибирского областничества [Электронный ресурс] // Там же. 2002. № 8. URL: (дата обращения 10.12.2008 г.); Сушко А.В. Областническая периодическая печать в Сибири как фактор развития сибирского национализма // Человек в меняющемся мире. Омск, 2002. С. 93-105; Родигина Н.Н. «Земля обетованная» или «каторжный край»: Сибирь в восприятии крестьян Европейской России второй половины XIX в. // Моя Сибирь. Вопросы региональной истории и исторического образования. Новосибирск, 2002. С. 24-33; Паршукова Н.П. К вопросу о менталитете сибирской культуры (по материалам демократической публицистики второй половины ХГХ в.) // Население, управление, экономика, культурная жизнь Сибири XVII - начала XX в. Барнаул, 2003. С. 236 -243; Родигина Н.И. «Другая Россия»: образ Сибири в журнальной прессе второй половины XIX - начала XX века. Новосибирск, 2006 и др.
2 Бойко В.П. Эволюция обыденного сознания населения г. Томска в конце XVIII - начале XIX в. (к по
становке проблемы) // Труды Томского государственного университета. Сер. Историческая. 2005. Т. 267 :
Судьба регионального центра в России (к 400-летию г. Томска). С. 64-69.
3 Там же. С. 64.
4 Известна лишь одна небольшая работа, в которой коллега непосредственно выдвинул проблему ис-
Завершая историографический очерк, отметим, что научная база предпринимаемого исследования не может быть ограничена работами, в которых непосредственно рассматриваются вопросы сибирского менталитета. Тому, кто погружается в проблемы мировидения в таком сложном социальном организме как большой город в сложную переломную эпоху, неизбежно приходится иметь в виду обширный круг работ, затрагивающих разнообразные аспекты сибирской и в целом российской жизни концаXIX-началаXX в. Из этого круга выделим, прежде всего, работы в области сибирской урбанистики. Преимущественной и характеристичной чертой солидных городоведческих публикаций последнего тридцатилетия-является при их информативном богатстве системность, комплексность анализа. Функции городов, их население, экономика, внешний облик, сфера управления, развитие культуры, модерниза-ционные трансформации, региональное своеобразие - эти и другие стороны истории городской Сибири получили в них освещение1.
Определенное значение при разработке проблематики диссертации имели работы, посвященные отдельным аспектам сибирской городской истории. Специальные исследования.о развитии сибирской торговли, промышленности, транспорта рассматриваемого времени, послужили историографической опорой при изучении-влияния модернизационных процессов в хозяйственной сфере на повседневную-жизнь сибиряков . При анализе социокультурных черт сибирского городского общества
следования ментальносте населения сибирского города в условиях модернизации конца XIX — начала XX в. К сожалению, для ее разрешения первопроходцем был избран неудачный инструментарий. Л.Б. Ус использовал трактовку менталитета исключительно как константы и длительной традиции, существенно сократив тем самым возможность анализировать происходившие быстрые изменения субъективного в рамках заданной парадигмы. Очевидно, поэтому не была раскрыта тема, заявленная в заголовке статьи (в публикации описывается влияние модернизации на образ жизни горожан, но не на образ мыслей). Хотя, безусловно, в работе содержатся ценные наблюдения и размышления о проявлениях русской ментальності! в социальной среде сибирского города. См.: Ус Л.Б. Влияние модернизационных процессов на формирование менталитета сибирского горожанина (на примере г. Новониколаевска) // Сибирское общество в контексте модернизации XVIII — XX вв. Новосибирск, 2003. С. 59-67.
1 Горюшкин Л.М., Бочанова Г.А., Цепеляев Л.Н. Новосибирск в историческом прошлом (конец XIX -
начало XX в.). Новосибирск, 1978; Очерки истории Тюменской области / отв. ред. В.М. Кружинов. Тюмень,
1994; Куприянов А.И. Русский город в первой половине XIX века: общественный быт и культура горожан За
падной Сибири. М., 1995; Очерки истории города Омска / под ред. А.П. Толочко. Омск, 1997. Т. 1: Дореволю
ционный Омск; Томск. История города от основания до наших дней / отв. ред. Н.М. Дміггриенко. Томск, 1999;
Дмитриенко Н.М. Сибирский город Томск в XIX - первой трети XX века: управление, экономика, население.
Томск, 2000; Скубневский В.А., Гончаров Ю.М. Города Западной Сибири во второй половине XIX - начале
XX в. Барнаул, 2003. Ч. 1: Население. Экономика; Алисов Д.А. Административные центры Западной Сибири:
городская среда и социально-культурное развитие (1870-1914 гг.). Омск, 2006 и др.
2 Пронин В.И. Изменения в сибирской промышленности в конце XIX — начале XX в. // Рабочие Сибири
в конце XIX - начале XX вв. Томск, 1980. С. 44-69; Дмитриенко Н.М. Промышленность Томска в эпоху капи
тализма// Вопросы истории дореволюционной Сибири. Томск, 1983. С. 62-84; Скубневский В.А. Промышлен
ность Алтая в период империализма// Вопросы истории дореволюционной Сибири. Томск, 1983. С. 86-98; Ко
новалов П.С. Строительная промышленность Сибири второй половины XIX — начала XX в. // Проблемы исто
рии дореволюционной Сибири. Томск, 1989. С. 83-93; Зиновьев В.П. Этапы индустриального освоения Сибири
ценным подспорьем явились публикации демографов, исследователей социальной истории Сибири1 и России рубежа XIX - XX вв., а также работы, посвященные явлениям и институтам и из сферы образования и духовной культуры сибирского общества2.
Своеобразным компасом для ориентации в проблематике общественно-политической жизни края стал массив работ, посвященных истории сибирской администрации и управления зауральской части Российской империи, хроники и анализ общественного, рабочего движения досоветской Сибири, исследования об общественных настроениях, региональной прессе, о формировании и развитии различных идейных течений и партийных организаций на местной почве3. Публикации по исто-
// Хозяйственное освоение Сибири. Вопросы истории XIX - первой трети XX в. Томск, 1994. С. 5-25; Скубнев-ский В.А. Промышленность городов Сибири в конце XIX - начале XX века // Вопросы экономической истории России XVIII -XX вв. Томск, 1996. С. 67-78; Зиновьев В.П. Особенности перехода Сибири от аграрного общества к индустриальному // Сибирь в контексте мировой культуры. Опыт самоописания. Томск, 2003. С. 19-27 и
др.
Рабинович Г.Х. Крупная буржуазия и монополистический капитал в экономике Сибири конца XIX — начала XX вв. Томск, 1975; Рабинович Г.Х., Скубневский В.А. Буржуазия в обрабатывающей промышленности Сибири (конец ХГХ в. - 1917 г.) // Из истории Сибири. Томск, 1975. Вып. 17. С. 94-146; Плотников А.Е. К вопросу об объективных предпосылках классового формирования сибирских рабочих в 1895—1907 гг. // Рабочие Сибири в период империализма. Томск, 1976. С. 20-51; Колесников А.Д. Рост, сословный состав и занятость населения дореволюционного Омска // История городов Сибири досоветского периода (XVII-начала XX в.). Новосибирск, 1977. С. 231-252; Большаков В.Н. О размерах миграций в Сибирь рабочих из Европейской России в период империализма // Рабочие Сибири в конце XIX - начале XX вв. Томск, 1980. С. 94-113; Скубневский В.А. Источники формирования рабочих обрабатывающей промышленности Сибири конца XIX - начала XX в. // Промышленность и рабочие Сибири в период капитализма. Материалы к «Истории рабочего класса Сибири». Новосибирск, 1980. С. 57-85; Гордон А.В. Крестьянство Востока: исторический субъект, культурная традиция, социальная общность. М., 1989; Плотников А.Е. Численность, состав, территориальное размещение интеллигенции Сибири (по переписи 1897 г.) // Проблемы источниковедения и историографии Сибири дооктябрьского периода Омск, 1990. С. 96—105; Скубневский В.А. Городское население Сибири по материалам переписи 1897 г. // Проблемы генезиса и развития капиталистических отношений в Сибири. Барнаул, 1990. С. 98-119; Он же. Рабочие обрабатывающей промышленности Сибири (90-е гг. XIX в. - февраль 1917 г.). Томск, 1991; Старцев, А.В. Торгово-промышленное законодательство и социально-правовой статус предпринимателей в-России в XVIII - начале XX в. // Предприниматели и предпринимательство в Сибири (XVIII - начало XX вв.). Барнаул, 1995. С. 3-21; Миронов Б.Н. Социальная история России периода империи. XVIII — начало XX в.: Генезис личности, демократической семьи, гражданского общества и правового государства. СПб., 1999. Т. 1; Коновалов И.А. Изменения в социальной структуре населения Омска в конце XIX - начале XX вв. // Омск XX в. (вехи истории). Омск, 2001. С. 7-20; Шепелев Л.В. Чиновный мир России: XVIII - начало XX в. СПб., 2001; Постников Е.С. Российское студенчество в начале XX века : состав, правовое положение // Проблемы социально-политической истории России. Тверь, 2003. С. 96-109; Шайдуров В.Н. Еврейские диаспоры в Западной Сибири : численность, размещение и хозяйственные занятия (по материалам Первой всеобщей переписи населения 1897 г.) // Современное историческое сибиреведение XVII - начала XX в. Барнаул, 2005. С. 105-116; Зиновьев В.П. Индустриальные кадры старой Сибири. Томск, 2007 и др.
2 Алисов Д.А. Урбанизация и культура // Городская культура Сибири: история и современность. Омск,
1997. С. 3-15; Благотворительность на Алтае в прошлом и настоящем / сост., автор коммент. В. Полякова. Бар
наул, 2000; Трехсвятский Л.А. Духовная культура православия в Сибири (XVII - начало XX в.). Новокузнецк,
2003; Овчинников В.А. Православные монастыри и женские общины Томской епархии во второй половине
XIX - начале XX в. Кемерово, 2004; Толочко А.П., Ищенко О.В., Сковородина И.С. Развитие профессиональ
ного образования в Западной Сибири в конце XIX - начале XX в (опыт истории в контексте современности).
Омск, 2005 и др.
3 Толочко А.П. Политические партии и борьба за массы в Сибири в годы нового революционного
подъема (1910-1914 гг.). Томск, 1989; Порхунов Г.А. Городские демократические слои населения Сибири в
общественно-политическом движении (1905 - 1914 гг.). Омск, 1993; Материалы к хронике общественного
рии органов городского самоуправления послужили дополнительным источником сведений о взаимоотношениях государственных и местных органов власти, о содержании деятельности последних, отразившей ментальные установки городских элит и выработку ими ответов на модернизационные вызовы времени1.
Биографические очерки рассматривались диссертантом как материал для анализа социокультурных, общественных условий жизни сибиряков и понимания установок сибирской городской ментальное, находивших выражение в выработке ин-дивидуальных жизненных стратегий . Значимым источником информации для диссертанта стали работы историков, изучавших черты городской повседневности инте-
-}
ресующего нас времени . Публикации об архитектурном облике и застройке сибир-
движения в Сибири в 1895-1917 гг. / отв. ред. В.П.Зиновьев. Томск, 1994; Материалы к хронике общественного движения в Сибири 1895 - февраль 1917 г. / отв. ред. В.П. Зиновьев. Томск, 1995. Вып. 2; Нам И.В. Национальный вопрос в программных установках и политической практике сибирского областничества // Из истории революций в России (первая четверть XX в.). Томск, 1996. Вып. 2. С. 169-182; Харусь О.А. Либерализм в Сибири начала XX века: идеология и политика. Томск, 1996; Хроника общественного движения в Сибири. 1895 -февраль 1917 г. Томск, 1996. Кн. 1: Общественное движение в Омске. 1895 - февраль 1917 г. / Толочко А.П., Плотников А.Е., Родионов Ю.П., Зиновьев В.П.; Шиловский М.В. Некоторые особенности оформления и эволюции либеральной тенденции в дореволюционной Сибири // Вопросы истории Сибири XX века. Новосибирск, 1996. С. 3-20; Толочко А.П. Черносотенцы в Сибири (1905 - февраль 1917 г.). Омск, 1999; Кисельнико-ва T.B. Проблемы социализма в либеральной общественно-политической мысли России на рубеже XIX - XX веков. Томск, 2001; Лен К.В. Администрация Западной Сибири и городское самоуправлении в 70—90-х гг. XIX века (аспекты сотрудничества) // Словцовские чтения. Тюмень, 2001. С. 57-59; Дегальцева Е.А. Общественные неполитические организации Западной Сибири (1861-1917 гг.). Бийск, 2002; Ларьков Н.С., Чернова И.В., Войтович Л.В. 200"лет на страже порядка (Очерки истории органов внутренних дел Томской губернии, округа, области в XIX—XX вв.). Томск, 2002; Запорожченко Г.М. Основные черты развития городской и рабочей потребительской кооперации Сибири в начале XX века // Сибирское общество в контексте модернизации XVIII — XX вв. Новосибирск, 2003. С. 244-253 и др.
1 Литягина А.В. Городское самоуправление Западной Сибири в конце XIX - начале XX веков. Бийск,
2001; Толочко А.П., Коновалов И.А., Меренкова Е.Ю., Чудаков О.В. Городское самоуправление в Западной
Сибири в дореволюционный период: становление и развитие. Омск, 2003; История общественного самоуправ
ления в Сибири второй половины XIX - начала XX века / К.А. Анкушева, Г.А. Бочанова, Е.А. Дегальцева, А.К.
Кириллов, Г.А. Ноздрин, М.В. Шиловский, Л.Б. Ус. Новосибирск, 2006 и др.
2 Сагалаев A.M., Крюков В.М. Г.Н. Потанин: опыт осмысления личности. Новосибирск, 1991; Профес
сора Томского университета: биографический словарь / отв. ред. С.Ф. Фоминых. Томск, 1996. Вып. 1: 1888-
1917 гг.; Скубневский В.А., Старцев А.В., Гончаров Ю.М. Предприниматели Алтая. 1861-1917 гг.: энциклопе
дия. Барнаул, 1996; Ларьков Н.С., Чернова И.В. Полицмейстеры, комиссары, начальники (Руководители пра
воохранительных органов Томской губернии округа и области в XIX-XX вв.). Томск, 1999; Деловая элита ста
рой Сибири: исторические очерки / А.В. Старцев, В.А. Скубневский, В.П. Зиновьев и др. Новосибирск, 2005;
Иконников С.К. Доктор Пирусский. Томск, 2005; Зленко К.В. П.Н. Крылов - основатель сибирской ботаниче
ской школы: дис.... канд. ист. наук. Томск, 2006.
3 Дмитриенко Н.М. Дороговизна в Томске в 1914-1917 гг. // Хозяйственное освоение Сибири. Вопросы
истории XIX- первой трети XX в. Томск, 1994. С. 89-97; Киселев А.Г. Омск: интернационализация облика го
рода в начале XX в. // Проблемы культуры городов в России. Омск, 1996. Ч. 1. С. 96-99; Жеравина А.Н. Повсе
дневная жизнь студентов Томского университета на рубеже XIX — XX вв. // Вестник Томского государственно
го университета. Сер. История. Краеведение. Этнология. Археология. 2004. № 281. С. 207-215; Журавлева
Н.Н. Повседневная жизнь женской школы Западной Сибири на рубеже XIX — XX вв. // Города Сибири XVII —
начала XX в. Барнаул, 2004. Вып. 2: История повседневности. С. 178-193; Шиловский М.В. Повседневная сре
да обитания городской интеллигенции Сибири в XIX - начале XX в. // Города Сибири XVII - начала XX в.
Барнаул, 2004. Вып. 2: История повседневности. С. 88 - 101; Доронина Т.В. Условия найма рабочих на город
ские предприятия Западной Сибири в конце XIX - начале XX в. // Вопросы методологии и истории в работах
молодых ученых. Омск, 2005. Вып. 8. С. 4-12; Ищенко О.В. Правила поведения учащихся в учебных заведени
ях Западной Сибири (последняя четверть XIX - XX в.) // Азиатская Россия во второй половине XIX - начале
ских городов, городском вещном быте оказались полезными при обращении к теме материальной культуры жизни горожан1.
Информативная составляющая перечисленных работ, выводы ученых, переосмысленные в ключе анализа исследуемой субъективности, поверенные и дополненные доступными диссертанту источниками, послужили основанием для изучения исторического контекста анализируемого феномена ментальносте, сыграли немаловажную роль при изучении жизненного мира сибирских горожан и социокультурных характеристик городского социума Сибири конца XIX - начала XX в.
Источники. При отборе для исследования комплекса источников диссертант исходил из следующих соображений. Во-первых, благодаря специфическому предмету изучения имелась в виду существенная роль в данной работе так называемых субъективных исторических источников. Привлечение таковых обусловливалось задачей, согласно которой должен приниматься во внимание личностный, индивидуальный план выражения ментальносте - не только план поведения, но и план оценочных суждений, а также, по возможности, глубинный пласт мотивации. Во-вторых, поскольку ментальность нас интересует как феномен, присущий определенной социальной общности, во главу угла были положены источники, отражающие коллективный аспект менталитета. В этом ряду приобретают особую ценность серийные источники, которые «содержат большое количество отдельных случаев поведения со сравнимыми характеристиками»2, благодаря чему обнаруживаются наиболее характерные для данной общности оценки, мнения, поведенческие реакции. В-третьих, необходимо учесть неоднородность исследуемого общества — не только социальную, но и социокультурную, идеологическую. Для этого необходимо «вслушиваться в голоса» и «всматриваться в поведение» представителей различных городских страт, выявляя общие черты и отличия в присущих им ментальных установках, а документальная база исследования пополняться свидетельствами, созданными в различных слоях общества. Таким образом был сформирован массив разнообразных источников, первенствующее значение в котором приобрели сибирские газеты.
XX в.: проблемы региональной истории. Омск, 2008. С. 179 -196 и др.
1 РивошЯ.Н. Время и вещи: Иллюстрированное описание костюмов и аксессуаров в России конца XIX—нача
ла XX в. М., 1990; Памятники истории и культуры г. Томска и Томской области, стоящие на государственной
охране / Центр по охране и использованию памятников истории и культуры. Томск, 1998; Гончаров Ю.М.
Очерки городского быта дореволюционной Сибири (середина XIX — начало XX в.). Новосибирск, 2004; Скуб-
невский В.А., Гончаров Ю.М. Застройка городов Западной Сибири во второй половине XIX - начале XX в. //
Города Сибири XVII — начала XX в. Барнаул, 2004. Вып. 2: История повседневности. С. 33—74 и др.
2 Ким С.Г. Указ. соч. С. 19.
Рассмотрим характеристики различных видов источников с точки зрения их значения для целей диссертационного исследования. Законодательные источники для изучения сибирской городской ментальности имеют двоякое значение. С одной стороны, в них можно обнаружить непосредственное выражение консервативных мировоззренческих установок отечественного менталитета (их носители находились и в среде сибирских горожан): в российском законодательстве в начале XX в. сохранялись архаичные пласты, содержавшие наряду с правовыми нормами, нормы этики. Составители законов использовали религиозную, нравственную риторику, имплицитно воссоздавали образы-архетипы отца, судьи, пытались предписывать определенное эмоциональное наполнение межличностным, социальным отношениям (любовь, кротость, преданность и т.п.)1. С другой стороны, законы воздействовали на сибирское городское общество, поведенческие и мировоззренческие установки обывателей посредством правоприменения. Используя нормы права в качестве источника, можно получить информацию о некоторых чертах жизненного мира горожан, заключавшихся в заданных государством условиях социально-правового бытия и градаций статусов . В законодательстве находили свое подтверждение «незыблемость» самодержавия; доминирование государственной власти над общественными структурами; важная роль в общественной жизни церкви и главенство православия над другими конфессиями; служебные преимущества приезжих чиновников в Сибири; привилегии дворянства, обладателей высокого образовательного и имущественного ценза; ущербность прав сибиряков, женщин, молодежи (учащихся), евреев, представителей «бывших податных сословий» в некоторых сферах общественной, политической, служебной жизни и др.3
«Повиноваться власти... не только за страх, но и за совесть, сам Бог повелевает»; «Долг всех вообще и каждого особо члена кавалерского общества хранить и исполнять обязанности веры христианской. ...любовь к ближнему есть она из верховнейших сих обязанностей»; «Вообще губернаторы обязаны быть доступными ...дабы обходительностью, ласкою, желанием сделать по возможности для каждого приятное, укрепить те нравственные между ними и вверенным управлению их краем связи, коим должно служить основанием уважение к их правилам и к чистоте их намерений и побуждений»; «Хозяин с нанявшимся должен обходиться справедливо и кротко»; «Нанявшийся на работу или отданный в ученье должен быть верным, послушным и почтительным к хозяину и его семье и стараться добрыми поступками и поведением сохранить домашнюю тишину и согласие» и т.п. См.: Свод законов Российской империи. СПб., 1912. Кн. 1, т. 1, С. 1, 333; Кн. 1, т. 2. С. 46; Кн. 3, т. 10. С. 165.
2 Исследование правовой практики, разумеется, требует ігзучения не только писаных законов, но и без
них подобный анализ невозможен.
3 Материалом для анализа преимущественно служили: Свод основных государственных законов //
Свод законов... Кн. 1, т. 1. С. 1-28; Положение о выборах в Государственную Думу // Там же. С. 48-79; Учреж
дение орденов и других знаков отличия // Там же. 314-440; Свод губернских учреждении // Там же. Кн. 1, т. 2.
С. 1-209; Городовое положение // Там же. С. 273-332; Положение об управлении областей Акмолинской, Се
мипалатинской, Семиреченской, Уральской и Тургайской // Там же. С. 458-471; Учреждение Сибирское // Там
В круг источников, на которых базировалось диссертационное исследование, вошли делопроизводственные документы. В частности были использованы архивные материалы из фондов городских управ и городских дум Омска и Томска1, Томского городского полицейского управления , документация,о деятельности Томского педа-
гогического общества , опубликованные материалы о работе городской думы г. Барнаула4. Письменные обращения горожан в органы власти, протоколы и резолюции заседаний органов самоуправления, общественных организаций доносят до нас установки коллективной ментальное, зафиксированные в логике выработки решений, в аргументации оппонентов, ходатаев, принадлежащих к разным социокультурным группам. Данная категория источников также представляет материал для анализа характеристик городской повседневности, общественных устремлений сибиряков, их установок в сфере социальной коммуникации. Делопроизводственная переписка (полицейские донесения, рапорты, предписания губернской администрации) представителей государственных органов власти, опубликованная в некоторых сибирских тематических документальных сборниках, имеет значение для изучения поведенческих и когнитивных установок сибиряков в системе представлений свой / чужой по признакам этнической5, социальной, идеологической принадлежности в эпоху, богатую эксцессами гражданского противостояния6.
Статистические и справочные материалы использовались для изучения некоторых особенностей массового поведения сибирских горожан, социокультурных характеристик сибирского городского общества, черт жизненного мира сибирских городов. Материалы Первой всероссийской всеобщей переписи (1897 г.) содержат
же. С. 471-530; Свод уставов о службе гражданской // Там же. Кн. 1, т. 3. С. 1-404; Свод законов о состояниях // Там же. Кн. 3, т. 9. С. 1-208; Свод законов гражданских // Там же. Кн. 3, т. 10. С. 1-208; Свод учреждений и уставов управления духовных дел иностранных исповеданий христианских и иноверных // Там же. Кн. 3, т. 11. С. 1-178; Устав торговый//Там же. С. 965-1117; Устав о промышленности//Там же. С. 1191-1251.
1 ГАОО. Ф. 30, 172; ГАТО. Ф. 233, 127.
2ГАТО.Ф. 104.
3 Архив ТОКМ. Ф. 1. Оп. 4. Д. 18.
4 Барнаульская городская дума. 1877-1996 Барнаул, 1999; Местное самоуправление на Алтае. 1747-
1919. Барнаул, 2003.
5 Немцы в Сибири: сборник документов и материалов по истории немцев в Сибири. 1895-1917 / сост.
П.П. Вибе. 2-е изд. Омск, 2000;
6 Революционное движение 1905-1907 гг. в Томской губернии (К 50-летию первой русской револю
ции). Томск, 1955; Революционное движение в Тобольской губернии (1905-1914 гг.). Тюмень, 1961; Наш край
в документах и иллюстрациях. Тюмень, 1966; Из истории Омска (1716-1917 гг.). Очерки, документы, материа
лы. Омск, 1967; Революционные события на Алтае в 1905-1907 гг. Барнаул, 1967; Самосудов В.М. Революци
онное движение в Западной Сибири (1907 —1917 гг.): документальное пособие к спецкурсу. Омск, 1971; Толоч-
ко А.П. Общественное движение в Степном крае в 1895-марте 1917 гг.: хроника, материалы, документы. Омск,
2004.
однородные сопоставимые данные о численности сибирского городского населения, его сословного, этноконфессионального, профессионального состава, количества местных уроженцев и мигрантов, постоянных и временных городских обитателей, позволяют судить о доле «простецов» и представителей «образованного общества» и пр.1 Сведения, опубликованные Центральным статкомитетом в двух выпусках «Городов России», хотя и уступают по точности данным Первой всеобщей переписи, тем не менее, при сравнении с последними, позволяют делать более или менее обоснованные выводы о динамике численности городского населения, изменений в его составе. В названных сводах российского городского дела опубликована также статистика, касающаяся благоустройства сибирских городов, их образовательной инфраструктуры и социальной защиты, системы городского жизнеобеспечения2.
В рассматриваемое время в Сибири губернские и городские административные органы, редакции газет, общественные организации и отдельные лица, издавали разного рода справочники, своды данных, в которых затрагивалась жизнь местного общества. В них с большей или меньшей полнотой и точностью освещались вопросы деятельности самоуправлений, общественных организаций, торгово-промышленной активности, развития образования и культуры, что также имеет значение для изучения жизненного мира сибиряков3. Во многих подобных публикациях авторы оценивали уровень развития городов, обнаруживая тем самым свое отношение к некоторым чертам окружавшей их действительности. Кроме того, издания, содержащие адрес-календари, предоставляют информацию о персональном составе чиновничьей, предпринимательской элит, части городской интеллигенции (врачей, учителей и др.), домовладельцев, что вкупе с иными источниками представляет ценность для исследования социальных связей.
Справочником иного рода послужил для диссертанта «Толковый словарь» В.И.Даля4. Основополагающий труд отечественного языкознания служит источником
1 Первая всеобщая перепись населения Российской империи. 1897 г.; Т. 79. Томская губерния. СПб,
1904; То же. Т. 78. Тобольская губерния. СПб., 1905; То же. Т. 1. Общий свод по империи результатов разра
ботки данных. СПб., 1905.
2 Города России в 1904 г. СПб., 1906; Города России в 1910 г. СПб., 1914.
3 Адрес-календарь Тобольской губернии на 1904 г. Тобольск, 1904; Байтов Г.Б. Очерки Барнаула.
Томск, 1906; Справочник по городу Барнаулу и Барнаульскому уезду на 1910 г. Барнаул, 1910; Адресно-
справочная книжка «Весь Томск» на 1912-1913 гг. Томск, 1911; Отчет совета старшин Томского общественно
го собрания за 1911-12 клубный год. Томск, 1912; Весь Омск: справочник-указатель на 1912 год Омск, [1912];
Город Томск. Томск, 1912; Обзор Акмолинской области за 1914 г. Омск, 1915; Список улиц г. Томска с поиме-
нованием домовладельцев и указания деления на полицейские, мировые и следственные участки. Томск, 1915.
4 Даль В. Толковый словарь живого великорусского языка. М., 1994. Т. 1-4.
к пониманию кодов отечественного менталитета, раскрывая круг смысловых значений, положительные или отрицательные оттенки восприятия, связанные с тем или иным понятием.
В источниковую базу исследования вошли посвященные Сибири издания, имевшие общественно-политическое, публицистическое значение . В отобранных публикациях анализируется с точки зрения образованных и прогрессистски настроенных сибиряков уровень и перспективы развития зауральской территории страны, различные стороны ее жизни, что позволяет увидеть российскую окраину глазами ее просвещенных жителей и, в свою очередь, оценить их ментальный инструментарий и общественные устремления.
Специфическим жанром публицистики являются нелегальные произведения революционной печати2. Они содержат явные или подспудные указания на цели авторов воззваний и на их представления об установках, стереотипах восприятиях, существовавших в среде «простого народа» (опора на данные стереотипы обеспечивала успешность воздействия). Прокламациям придавался сильный эмоциональный заряд, который достигался кроме прочего за счет крайней степени обострения в обрисовке ситуации и противоречий между ее участниками. Анализ революционных воззваний важен для понимания особенностей картины мира, описанной под углом зрения классовой вражды, в связи с развивавшейся тенденцией радикализации общества и грядущими событиями 1917 г. в отечественной истории.
Наибольшей ценностью для исследования сибирской городской ментальносте обладают сибирские газеты конца XIX - начала XX в. Познавательный потенциал данного вида источника заключен, прежде всего, в его разносторонности. В нем отразились различные аспекты социальной реальности сибирских городов, особенно в том, что касалось общественного быта: коллективные формы проведения досуга, стихия городской улицы; репортажи с заседаний различных общественных организа-
1 Головачев П.М. Сибирь. Природа. Люди. Жизнь. М., 1902; Боголепов М. Торговля в Сибири // Си
бирь, ее современное состояние и ее нужды. СПб., 1908. С. 169-200; Потанин Г.Н. Города Сибири // Там же. С.
235-259; Он же. Нужды Сибири // Там же. С. 260-295; Сапожников В. Географический очерк Сибири // Там
же. С. 1-23; Соболев М. Пути сообщения в Сибири // Там же. С. 24—36; Он же. Добывающая и обрабатывающая
промышленность Сибири // Там же. С. 141-168; Гребенщиков Г.Д. Алтайская Русь // Алтайский альманах.
СПб., 1914. С. 23-25 и др. ч^
2 Архив TOKM. Ф. I. Оп. 4. Д. 181. Подлинник: ГАТО. Ф. 411. Оп. I. Д. 24; ГАОО. Ф. 438. Оп. 1. Д. 24;
Д. 23; Д. 21; Д. 22; ЦХАФ АК. Ф. 163. Оп. 1. Д. 306; Революционное движение 1905-1907 гг. в Томской губер
нии. Томск, 1955; Революционное движение в Тобольской губернии (1905-1914 гг.). Тюмень, 1961; Наш край в
документах и иллюстрациях. Тюмень, 1966; Революционные события на Алтае в 1905-1907 гг. Барнаул, 1967;
Из истории Омска (1716-1917 гг.). Очерки, документы, материалы. Омск, 1967; Толочко А.П., Буктугутова Р.С.
Общественное движение в Степном крае в 1895-марте 1917 гг.: Хроника, материалы, документы. Омск, 2004.
\
ций, судебных разбирательств и т.д. Служебная, производственная, частная жизнь отображались в них в меньшей мере, хотя и эти стороны жизни горожан также попадали в поле внимания газетчиков. При этом большинство газет представляют собой комплексные источники, демонстрируют жанровое разнообразие, начиная от почти дословной передачи хода различных публичных заседаний до полюса крайней субъективности, воплощенной в беллетристике.
Также одним из важных достоинств сибирской прессы конца XIX - начала XX в. с точки зрения целей исследования является ее назидательность и полемическая направленность многих материалов. Исследователь благодаря этому получает информацию к размышлению об установках, стереотипах восприятия и поведения сибирской интеллигенции, и от противного - о других нормах и установках, бытовавших в обществе, о расхождениях между предписаниями о надлежащем и поведением в реальных ситуациях, а также о реакциях горожан на некоторые явления сибирской жизни. Ситуация «проговаривания» определенных социальных установок усугублялась развертывавшейся политической и идеологической борьбой. Одна из демаркационных линий проходила по поводу отношения к разворачивающимся в обществе переменам. Консерваторы и прогрессисты , имевшие свои печатные органы, доказывали собственную правоту, опираясь на представления соотечественников об идеальном, желательном. Существование в Сибири газет различной идейно-политической направленности позволяет обнаруживать как общие для образованных современников ментальные установки, так и отличия в ментальное сторонников различных идейных направлений.
Кроме того, газеты являют собой тип серийного источника. Ценность периодической печати заключена в повторяемости тем, проблем, оценок, отражений фактов городской жизни того времени, благодаря чему доказывается то, что «выявлен-ный менталитет можно рассматривать как коллективный феномен» . Прессу отчасти можно представить как своеобразный опрос общественного мнения, дневник социального наблюдения. Газеты представляют собой благодатный материал для иссле-
1 Подчеркнем особо, что при употреблении в диссертации слов прогрессивный, консервативный или
производных от них имеется в виду контекст именно кон. XIX - нач. XX в., без привнесения в значение этих
понятий смысловых оттенков, которые вкладывались в них в более позднее время (в частности, в советское, в
преломлении официальной идеологии - с безоговорочно положительной идейно-нравственной эмоциональной
подоплекой или безусловно отрицательной). В работе названные понятия используются только как исследова
тельские термины, отражающие противопоставление приверженцев социально-политической, культурной тра
диции и сторонников модернизации жизни страны, края.
2 Ким С.Г. Указ. соч. С. 17.
дования субъективного элемента социологическими методами.
Следует отметить особенности данного типа источников, ограничивающие их информативный потенциал. Одно из ограничений связано с давлением власти на оппозиционную прессу посредством цензуры, судебных преследований, губернаторских пожеланий. Но такой феномен как установки коллективной ментальности, даже если последние затрагивали щекотливую' тему властного авторитета, тем или иным образом обнаруживал себя и в подцензурных условиях. К тому же периоды жесткого давления на прессу сменялись более либеральными, таким образом, скрываемое ранее становилось явным, а воздвигаемые рогатки современники обходили благодаря использованию «эзопова языка», перепечаткой смелых материалов из других изданий; радикалы же прибегали к подпольной печати.
Для исследования гораздо более серьезный изъян сибирской периодики, впрочем, как и многих других письменных источников того времени, состоит в том, что печать отражала мнение, установки в основном представителей «образованного общества», способных изложить на бумаге свои взгляды. Реконструкция ментальности так называемого «молчаливого большинства» представляет немалые затруднения для историков. Хотя особенности рассматриваемого времени также внесли в данную ситуацию коррективы. Во-первых, росло число грамотных среди народа, некоторые его представители уже способны были письменно выражать свои мысли, например, обращаясь в те же газеты. Во-вторых, характерной чертой отечественной интеллигенции был ее фундаментальный интерес к народной массе, благодаря чему описания жизни, поведения «братьев меньших» (по выражению того времени) не покидали газетные страницы. В-третьих, в это время, особенно в провинции, сохранялось в литераторах стремление к отображению жизни «как она есть», даже беллетристика тяготела к бытописанию. Не удивительно, что видное место в прессе занимали репортажи. В них передавались подчас чуть не дословно диалоги участников событий, причем принадлежавших к разным социальным слоям, в том числе и «низшим». Создавался, таким образом, социальный портрет людей из народа, правда, фрагментарный и увиденный глазами сибирского интеллигента, сокрушавшегося о народном невежестве.
Диссертантом для работы были отобраны периодические издания как консервативного, так и прогрессистского направлений. К первым принадлежали томские и
омские «Епархиальные ведомости», отражавшие мировоззрение традиционалистски настроенного сибирского духовенства, а также печатные органы местных монархических организаций - томская «Сибирская Правда» и омский «Голос Сибири». Ко вторым относится целый букет издававшихся в Томске, Омске, Барнауле, Тобольске, Тюмени и Новониколаевске газет, придерживавшихся либерального и либерально-демократического направления: томские «Томский листок», «Сибирская жизнь» и «Сибирский вестник», омские «Омский вестник», «Омский телеграф», барнаульские «Жизнь Алтая», «Алтайская газета», тюменская «Сибирская торговая газета», тобольский «Сибирский листок», новониколаевское «Алтайское дело» и др. В этих изданиях помещались публикации лиц с различными идеологическими пристрастиями прогрессистского спектра воззрений: областнического, кадетского, эсеровского, социал-демократического и пр.1 Несколько особняком в этом ряду стоит умеренно-либеральный или либерально-консервативный «Голос Томска», выражавший точку зрения томских октябристов.
Такие источники личного происхождения как письма, дневники в контексте предпринимаемого исследования особенно ценны обращенностью к сфере частной жизни, к внутреннему миру их создателей, к ситуациям межличностного общения. При этом нередко социальные, нравственные долженствования обнаруживают свою интериоризацию, существование в глубине интимных переживаний современников, в стихии неформального человеческого общения, семейных, дружеских связей. Подобный характер имели письма студента Н.Д. Либерова младшему товарищу-семинаристу, послания ученого-ботаника П.Н. Крылова ученикам и знакомым, корреспонденции ученого и общественного деятеля Г.Н. Потанина, медика СМ. Залес-ского, студента ИА. Валединского, адресованные их избранницам , а также дневни-
'У
ки преподавателя словесности в гимназиях Барнаула Н.Ф. Шубкина , заведующей
1 Иванова М.В. Большевистская печать Западной Сибири накануне и в годы Первой русской револю
ции (1903-1907 гг.): дне ... канд. ист. наук. Томск, 1969; Периодическая печать в Сибири (вторая половина
XIX века- февраль 1917 г.). Указатель газет и журналов. Томск, 2001; Чибикова T.B. Западносибирская перио
дика 1905-1907 гг. и ее общественное значение // Вопросы методологии и истории в работах молодых ученых.
Омск, 2002. С. 71-87; Толочко Ю.А. Леводемокраппіеская печать в Сибири в 1907-1914 гг. (условия функцио
нирования, тенденции развития, общественно-политическая проблематика): автореф. дне. ... канд. ист. наук.
Омск, 2004.
2 Валединский И.А. Письма к Т.В. Оксеновой // МИ ТГУ. № 32; Залесский С. М. Письма жене // Лич
ный архив Э.С. Залесской; Крылов П.Н. [Черновики писем] // Гербарий ТГУ; Либеров Н.Д. Письма Е.И. Лебе
деву // МИ ТГУ. № 303; [Переписка членов семьи Гуляевых] // ЦХАФ АК. Ф. 163. Оп. 1. Д. 15, 26, 30; [Пись
ма членов семьи Вершининых] // ЦХАФ АК. Ф. 129. Оп. 1. Д. 7; Потанин Г.Н., Васильева М.Г. «Мне хочется
служить Вам, одеть Вас своей любовью». Томск, 2004.
3 Шубкин Н.Ф. Повседневная жизнь старой русской гимназии (из дневника словесника Н.Ф. Шубкина
Томской женской воскресной школой В.Е. Воложаниной , выпускницы томской гимназии, впоследствии художницы и этнографа С.К. Просвиркиной2 и др. События и впечатления повседневной жизни, бытовые и деловые заботы, экстраординарные происшествия, круг общения и отношения с окружающими, размышления о жизни и профессии, мечты о будущем составляют основное содержание данных источников, а исследователь благодаря этому получает ценную информацию по довольно широкой проблематике жизненного мира образованных горожан, принадлежавших к разным поколениям, системе их социальных связей и ментальных установок. Переписка известных сибиряков в связи с их общественной деятельностью (использовались в основном источники, связанные с именем Г.Н. Потанина) предоставляет материал для анализа ценностных ориентиров сибирской социально активной интеллигенции, перипетиям ее взаимоотношений с довлеющей силой административного аппарата3.
Для исследования ментальности нельзя оставить без внимания * такой- специфический тип исторического источника как мемуары. Конечно, приметы общественного сознания рассматриваемого времени в воспоминаниях подвергались коррекции. На аберрацию исторического зрения мемуаристов влияла не только забывчивость, слабость человеческой памяти, но, что особенно прискорбно для исследователей ментальности, высокая вероятность отражения уже изменившихся ко времени работы над воспоминаниями установок общественного сознания. К тому же соотечественникам приходилось оглядываться на идеологические клише советской эпохи, разоблачая «эксплуататорский строй» царской России. Тем не менее, в описаниях прошлого встречаются живые детали, небанальные оценки былого, тем смелее выступающие за границы отфильтрованной мифологизированной истории, чем далее они находились от смыслового ядра советской идеологии.
Кроме того, взгляд на прожитое из временной дали часто выливается в некий аналитический процесс. Можно сравнить мемуаристов, путешественников во времени, с иностранцами, фиксирующими странности, отличительные особенности посещаемой ими страны. Человек, погружаясь в воспоминания, сравнивает вольно или невольно прошлое и настоящее. Таким образом, некоторые отличные от современно-
за 1911-1915 годы). СПб., 1998.
1 Вололсанина В.Е. Дневник [1897-1898 гг.] // Архив ТОКМ. Ф. 1. Оп. 4. Д. 488.
2 Просвіїркина С.К Дневник [1911-1926 гг.] // Архив ТОКМ. Ф. 1. Оп. 4. Д. 511.
3 Из переписки М.Н. и В.Ф. Костюриных с Г.Н. Потаниным // Тобольский хронограф. Екатеринбург,
2004. [Вып] 4 С. 282-308; Черняева Т.Г., Корниенко В.К. Письма Г.Д. Гребенщикова Г.Н. Потанину (1911-
1917 гг.) // Краеведческие записки Барнаул, 1999. Вып. 3. С. 149-180.
сти черты повседневности, отнюдь не всегда идеологизированные, попадали на кончик пера мемуариста, и характерные признаки давно минувшего, обыденного, за банальностью ускользавшие от упоминаний современниками, оказывались в центре внимания-авторов воспоминаний.
Особая* ценность некоторых мемуарных произведений для нашего исследования заключается в том, что они доносят до нас, хотя с искажениями, непосредственные свидетельства ментальносте и жизненного мира- «простецов» рассматриваемого времени4- с их надеждами, устремлениями, существенными приметами жизненного мира, социальными привычками, некогда свойственными их социальному окружению1. Использованные диссертантом воспоминания участников революционного, кооперативного, профсоюзного движения в Сибири2 содержат сведения о действии контр-правительственной пропаганды вхибирской простонародной среде, некоторых установках, распространенных в среде «простецов», воспринявших эту пропаганду3.
В некоторых воспоминаниях запечатлелись установки горожан, связанные с детской социализацией: либеральный и авторитарный стили отношения взрослых к младшим членам семьи, императивы, предъявляемые обществом к родителям, правила поведения, внушаемые детям4. Записки.бывших сибирских учащихся5 рисуют картины повседневной1 жизни воспитанников учебных заведений, очерчивают круг интересов учащейся^ молодежи, содержат характеристики* некоторых преподавателей, соотнесенные со шкалой ценностей их критично настроенных питомцев: Документы
Лянге М.В. О своей жизни моим детям, внукам и правнукам // Архив ТОКМ. Фонд Болдырева М.В. Первые дошкольные работники Сибири. Автобиография Марии Войцеховны Лянге; Материалы о Чикишеве Филиппе Егоровиче, старом большевике, организаторе подпольной типографии в Томске // Там же. Ф. 1. Оп. 3. Д. 501; Рымарев Г.С. Мои воспоминания // Там же. Ф. 1. Оп. 4. Д. 165; Яковлев В.М. Воспоминания о прошлом Сибири // Там же. Ф. 1. Оп. 4. Д. 162; Артель «Краевед». Барнаульские пимокаты. Очерк революционного, кооперативного и профессионального движения. Барнаул, 1927; Лясоцкий И. Записки старого томича. Томск, 1954 и др.
2 Краткая историческая справка по истории профсоюзного движения торгово-промышленных служа
щих и возникновения ссудо-сберегательных касс в г. Барнауле // ЦХАФ АК. Ф.Р. 486. Оп. 1: Д. 5; Материалы
о Чикишеве Ф.Е. // Архив ТОКМ. Оп. 3. Д. 501; Порскун СИ. Воспоминания о подготовке Октябрьской рево
люции в Томске // Там же. Ф. 1. Оп. 4. Д. 444; Яковлев В.М. Указ. соч.; Артель «Краевед». Указ. соч.
3 Еще раз подчеркнем необходимость сохранять критическое отношение источникам, особенно сопря
женных с ценностями советской идеологии, и поверять их другими исследовательскими ресурсами.
4 Лянге М.В. Указ. соч.; Рымарев Г.С. Указ. соч.; Лясоцкий И. Указ. соч.
5 Александриди Н.А. Воспоминания // Архив ТОКМ. Ф. 1. Оп. 6. Д. 110; Гречищев К.М. Воспомина
ния. Из жизни студентов и преподавателей Томского университета (1888-1901 гг.) // Там же. Оп. 3. Д. 179, 820;
Евсеев П.Е. Воспоминания о событиях 1905 года в Томске // Там же. Оп. 4. Д. 173; Осипова-Малышева Е.Н.
Начало пути (о годах учебы в Мариинской женской гимназии г. Томска) // Там же. Ф. 1. Оп. 4. Д. 223; Рымарев
Г.С. Указ. соч.; Баранский Н.Н. В рядах Сибирского социал-демократического союза. Воспоминания о под
польной работе в 1897-1900 годах. Томск, 1961; Майский И.М. Воспоминания советского посла. М., 1964. Кн.
1: Путешествие в прошлое; Пыстина Л.И. Новониколаевск, год 1916-й. Воспоминания Ф.Д. Останина о Ново
николаевской учительской семинарии // Гуманитарные науки в Сибири. 2002. № 3. С. 104-109; Рубинштейн
Л.И. Воспоминания//Творчество. Томск, 1938. С. 79-86.
отразили особую чувствительность молодых людей к уважению их человеческого достоинства и существующую для них довольно жесткую коллизию между получением образования и занятия «политикой» - почти неизбежной в студенческой среде, для которой она фактически превратилась в некую корпоративную традицию.
Несколько мемуаристов в своих записках затронули один и тот же сюжет из местной истории периода Первой русской революции - черносотенный погром 1905 г. в Томске1. Описания разыгравшейся трагедии способны служить хрестоматийным примером психологии и поведения так называемой «преступной толпы», содержат материал для анализа стереотипов восприятия инакого в аномальных ситуациях крайнего общественного возбуждения, для изучения политического и поведенческого размежевания горожан в ходе этих событий.
Записки деятелей, некогда входивших в состав местной культурной элиты (профессора Томского университета и редактора «Сибирской жизни» И.А. Малиновского, художника М.М. Щеглова, чиновника Алтайского горного округа Перетолчи-на) представляют интерес описаниями жизненных впечатлений образованных, про-грессистски настроенных людей, оказавшихся в среде сибирского города . Черты городской повседневности и семейного быта, взаимоотношения с лицами своего круга общения и чужими в центре внимания названных мемуаристов.
Из разнотипных документов состоят материалы нескольких личных фондов, с которыми довелось познакомиться диссертанту. Несомненный интерес представляет фонд Е.П. Клевакина - бывшего заводского мастера и чиновника горного округа, наблюдательного бытописателя, общественного деятеля. В тюремных дневниках, которые Клевакин вел как член попечительного о тюрьмах комитета, в журналистских заметках, воспоминаниях, беллетристических произведениях отразились многие реалии барнаульской жизни второй половины XIX - начала XX в. и ментальные ценности консервативно настроенного горожанина-сибиряка3.
1 Александриди Н.А. Указ. соч.; Евсеев П.Е. Указ. соч.; Рымарев Г.Е. Указ. соч.; Воспоминания А.Ф.
Петрова // Архив ТОКМ. Ф. 1. Оп. 4. Д. 372. Воспоминания о событиях 1905 года в Томске // Архив ТОКМ. Ф.
1. Оп. 4. Д. 173. Той же теме посвящен любопытный памятник событий революционной эпохи, характеризую
щий поведение и умонастроение ее участников, действия возбужденной черносотенной толпы, - письмо неиз
вестного очевидца томского погрома 1905 г. См.: Из письма томского обывателя. 20 октября 1905 г. // Архив
ТОКМ. Ф. 1. Оп. 4. Д. 176. Вероятно, документ представляет собой список с несохранившегося подлинника,
/ т.к. на нем отсутствует эпистолярная атрибутика (в частности, подпись).
2 Малиновский И.А. Воспоминания // МИ ТГУ. №31; Щеглов М.М. Наброски по памяти. Воспомина
ния старого художника. Симферополь, 1957; Из воспоминаний Перетолчина // Алтайский сборник. Барнаул,
1993. Вып. 17. С. 138-152.
3 ЦХАФ АК. Ф. 77. Оп. 1. Д. 1, 4, 5, 7, 9, 10, 11, 19. Также см.: Клевакин Е.П. Барнаульские письма //
Фонд казачьего генерала и омского краеведа Г.Е. Катанаева включает в себя между прочим воспоминания о прошлом Омска (о нравах, господствовавших в чиновничьей среде во второй половине XIX в., о некоторых видных сибирских деятелях), дневниковые записи, связанные с разъездами по Сибири в связи с подготовкой Омской выставки 1911 г. и даже беллетристические произведения, в которых также запечатлелись когнитивные установки и жизненные впечатления незаурядного деятеля Сибири, находившейся на сломе двух эпох1. Коллекция документов, касающихся книготорговца и книгоиздателя, известного сибирского общественного деятеля П.И. Макушина (деловая переписка фондообразователя, адресованные к нему послания деловых компаньонов, единомышленников, служащих и др.), привлекла диссертанта тем, что в них запечатлелись устремления, идеалы, идеальные модели будущего Сибири и социальных взаимоотношений просветительски ориентированной си-бирской интеллигенции и отчасти сибирских «простецов» . Фонд чиновника Алтайского горного округа и его сына Н.С. и СИ. Гуляевых не только отражает интересы, характерные обстоятельства жизни этих барнаульских общественно активных интеллигентов, принадлежавших к двум поколениям, но в немалой мере изобличает их оппозиционные официальной идеологии взгляды3.
Автор диссертации счел возможным использовать свидетельства так называемой устной истории — осуществленные потомками томских старожилов записи некоторых местных анекдотов, касающихся нравов купеческой золотой молодежи4. Хотя эти рассказы носят легендарный характер, за ними можно признать обладание пре-тензиями на достоверность: образ купца, выведенный в них, сходен с его отражениями в других источниках и современной историографии5.
Познавательное значение для исследователей сибирской ментальности имеют иконографические и вещественные источники . Тиражированные печатью изображения (открытки, иллюстрации в книгах и пр.) — служат одновременно иллюстрацией
Алтай. 1996. № 1-2. С. 177-184. Мировоззрение Е.П. Клевакина с течением времени претерпевало изменения, но это предмет особого исследования.
1 ГАОО. Ф. 366. Оп. 1. Д. 355, 351,354, 356,366,439, 440,441,456.
2 Коллекция хранится в фондах Томского областного краеведческого музея: ТОКМ № 10992.
3 ЦХАФ АК. Ф. 163. Оп. 1. Д. 15, 26, 30, 41, 221, 265, 274, 306, 308, 325
4 Кухтёрин Иннокентий Евграфович. Информация от В.И. Липовицкого о купцах // Личный архив В.В. ,
Бесходарнова.
5 Бойко В.Н. Томское купечество... С. 145; Томск. История города... С. 107; Краткая энциклопедия по
истории купечества и коммерции. Новосибирск, 1995. Т. 2, кн. 2. С. 158.
6 Имеются в виду изображения, опубликованные в различных сибирских иллюстрированных изданиях,
и содержащиеся в фото-, изофондах и прочих фондовых собраниях Томского областного краеведческого му
зея.
ценностных приоритетов их издателей и потенциальных потребителей. Так, портреты знаменитых людей можно рассматривать как своеобразную галерею героев своего времени, в образах и судьбах которых воплощались представления об идеальных устремлениях части современников1. А издания видов сибирских городов не только отразили облик городской Сибири, но и указывают на предметы гордости ее жителей, их некоторые ценностные приоритеты: каменную застройку центральных кварталов, храмы, железнодорожные вокзалы, сооружения, олицетворяющие достижения техники (электростанция, водопровод) и культуры (библиотеки, театры, учебные заведения). Любительские и профессиональные жанровые фотографии, групповые фотопортреты отражают социальные связи сибирских горожан, черты их семейного и общественного быта, значение злободневности, общественной важности, придавае-мое некоторым запечатленным событиям и пр. Вещественные источники являют собой отпечаток жизненного мира сибиряков, своеобразную окаменелость былой повседневной жизни, повествующую кроме прочего о круге занятий, интересов горожан, в них усматриваются социальные маркеры, демонстрирующие положение в общественной иерархии, атрибуты престижа.
Источниковая база представляется диссертанту, хотя не исчерпывающе пол-ной3, но достаточно репрезентативной по количеству и составу входящих в нее свидетельств для разрешения поставленных исследовательских задач.
Структура работы. Основная часть диссертации разделена на три главы, соответствующие аспектам рассмотрения ментальносте горожан. Приложение А демонстрирует методику работы с содержанием серийных источников - составление базы данных на основе ключевых понятий анализа. Второе приложение (Б) представляет собой протокол осуществленного сравнительного контент-анализа двух сибирских газет противоположной политической направленности, выявляющего имеющиеся между ними сходство и различия в некоторых значимых для понимания ментальносте когнитивных установках.
Научная новизна и практическая значимость работы. Научная новизна
1 Так, в Сибири в начале XX в. тиражировались на почтовых карточках портреты Г.Н. Потанина и дру
гих сибирских общественных деятелей. См.: ТОКМ ФФ № 765, 767 и др.
2 Например, серии снимков об открытии Высших Сибирских женских курсов, о проведении Дня белой
ромашки со сбором средств для лечения больных чахоткой в Томске. См.: ТОКМ № 8923-8929; ТОКМ ФФ №
39-41.
3 Таковая может потенциально включить в себя все сибирские исторические источники исследуемого
времени, поскольку в любом из них выражается культура общества и сознание ее носителей.
диссертации заключается в том, что в ней впервые на солидном корпусе разнообразных источников анализируется как некая целостность сибирская городская менталь-ность в нестабильный период модернизационных трансформаций конца XIX - начала XX в. В данной работе выявлены комплексы различных ментальных установок, проявлявшиеся в оценках и поведении сибирских горожан, установлены некоторые связи, изменения, противоречия элементов ментальной структуры. Ряд использованных источников впервые был введен в научный оборот или впервые использовался для изучения сибирской ментальносте.
Материалы диссертации могут найти применение в научных разработках проблем, касающихся социокультурных характеристик сибирского городского общества, изучения субъективного фактора в историческом развитии, использоваться при написании учебных пособий по региональной истории, в лекционно-экскурсионной деятельности сотрудников сибирских краеведческих музеев.
Западносибирская городская повседневность в свете изменении жизненного мира горожан конца xix - начала XX в
Понятие жизненного мира. Исследованию сибирской городской ментальности предпослан очерк, освещающий некоторые существенные для дальнейшего анализа социокультурные свойства изучаемого объекта и условий его бытия. Последние рассматриваются через призму повседневности и жизненного мира сибирских горожан, что позволяет навести своего рода мосты, установить связь между масштабными модернизационными, урабанизационными процессами, разворачивавшимися в Сибири в рассматриваемое время, и сибирской городской ментальностью. Понятие жизненного мира ориентировано на взаимосвязь внешних условий бытия человека и его внутреннего мира: оно сосредоточено на тех элементах окружающей человека жизненной среды, которые субъективно значимы для погруженных в нее людей. Жизненный мир имеет в виду «мир в его значении для человека»1. В нашем случае использование данного понятия в качестве аналитического инструмента нацелено на осмысление того, что названные масштабные процессы, преобразуя материальную и социальную среду обитания сибирских горожан, повседневные условия их жизни, вторгались в область человеческой субъективности, вызывая тем самым ответные реакции.
Перемены жизненного мира сибирских горожан: сферы деловой активности и потребления. Строительство Сибирской железнодорожной магистрали вызвало за Уралом процессы, которые значительно усложнили социально-экономическую жизнь, сделали ее динамичной и, увы, менее стабильной и предсказуемой. Привыч 1 Термин заимствован общественно-гуманитарными науками из философии ный жизненный уклад горожан-сибиряков отступал перед потребностями развивающегося капитализма, порождая как энтузиазм жаждущих прогресса и культуры для российской окраины, так и страхи, и даже попытки противодействия новым, «нежелательным» для некоторых явлениям. Для подобных настроений, существовавших в сибирском обществе, является показательным отношение тоболяков к планам проведения к их городу железной дороги. Горожане, по словам «Сибирского листка», разделились на три «партии». Две из них поддерживали планы строительства, питая надежды с ним связанные, но расходясь во мнениях о предпочтительности того или иного его направления. Третья партия, «довольно многочисленная», принципиальных противников данного проекта состояла «из разного рода среднего обывателя, боящегося вообще всяких новшеств, а главное - вздорожания жизни и необходимости изменения привычного строя жизни, жизни тихого захолустья, где один день похож на другой, где дома и улицы выглядят такими же, как это было 10, 15, 20 лет тому назад, где все наперед известно и ничто, кроме стихийного бедствия... не может внести изменения»1.
Опасения обывателей-ретроградов имели под собой почву: многие сибиряки испытывали трудности в адаптации к происходившим на глазах переменам. Как писал один из сибирских журналистов: «В России развитие шло постепенно - реформы экономической жизни совершались не столь быстро, как в Сибири. Сибири же в три-четыре года дано все то, что в России совершалось почти 30 лет. Там было время... подумать, как приноровиться к новым условиям жизни; у нас события так быстро следуют одно за другим, что в вихре их и не крестьянин может стать в тупик» .
Сооружение железнодорожной магистрали и поток изменений в Сибири повлияли на исторические судьбы сибирских городов, вмешиваясь в распределение их функциональных ролей. Незавидна оказалась участь Тобольска, оставленного железной дорогой далеко в стороне: древняя столица Сибири значительно отставала в развитии городской жизни от других сибирских «грандов», поддерживая свое существование оставшимися за ней административными функциями и торгово-промышленной деятельностью на севере. Барнаул, остро пережив кризис кабинетской горной промышленности, успешно переключился на вывозную сельскохозяйственнуюТомск простился со своим былым значением распределительного пункта в транзитной торговле между востоком и западом, уступив ее быстро растущему Новони-колаевску, но сохранил свое торгово-промышленное, административное значение и утяжелил свой статус званием «культурной столицы Сибири». Омск, бывший некогда городом военной и чиновной бюрократии, в новых условиях не только получил дополнительные административные функции, но быстро превращался в крупный по сибирским меркам торгово-промышленный центр - так что «физиономия» города изменилась, по словам старожилов, до неузнаваемости1.
Свои и чужие: общественная солидарность и групповое размежевание по признаку «общего корня»
Социальное в той или иной степени пронизывает все стороны человеческого существования, но есть то, что, пожалуй, является его квинтэссенцией в ментальносте — это установки во взаимоотношениях между нами (своими, нашими) и с ними (другими, чужими, не нашими). Свои ментально противостоят чужим, групповая идентификация нас происходит в сравнении с ними1. На почве сравнения и группового самосознания зарождается групповая гордость или чувство унижения, ведется соревнование за корпоративный престиж.
Групповое размежевание также маркируют особенности характера межличностной коммуникации. Готовность к солидарности, совместным действиям, совместному проведению досуга наблюдается, прежде всего, в отношении своих. Именно в этом кругу в основном формируются группы более тесного общения и особого доверия друг к другу. Отношение к другим (чужим), с которыми в социальных науках обычно связываются представления об открытости или закрытости данной культуры (субкультуры) для внешних влияний, может располагаться в широком диапазоне: от выбора их в качестве образца для подражания, обозначая вектор наших ценностных устремлений, до наделения их крайне негативными чертами образа врага. Таким образом, оппозиция между своими и чужими закладывает ментальный фундамент социальных контактов, определяет характер, стиль различных социальных взаимодействий.
Один из разделов второй главы посвящен таким важным для традиционных обществ признакам деления на своих и чужих какродство, этническая и конфессиональная принадлежность. Другой - сфокусирован на исследовании объединявших и разъединявших ментальных установок, регулирующих сферу социальных иерархий: выявление с помощью «лакмусовой бумажки» престижа черт ментального противо-стояния референтных групп , задававших тон общественной жизни сибирских социумов в рассматриваемое переходное время.
Семья, родственники. Моделью для всех групп солидарности и одновременно самым насыщенным образом своих являлись родственники. Идеальный образ семьи в коллективной ментальности представлял собой образец для всего социального устройства. Реально существующий институт семьи воспринимался как важнейший, «вековой» устой общества и как основная опора в жизни отдельного человека. Семья представлялась в высказываниях современников как самое дорогое, что есть у человека, предмет его первоочередных забот, во многом смысл существования и цель3. Она являла собой помощь в трудах и заботах, опору в младенчестве и старости, принимая на себя основную тяжесть, говоря современным языком, социальной защиты индивида. Человек, лишенный семьи, родных вызывал сочувствие окружающих. Невозможность жениться из-за маленького дохода или ограниченного досуга преподносилась современниками как свидетельство угнетения, несправедливости4. Неудачная семейная жизнь представлялись одним из самых горьких жизненных разочарований и испытаний5.
Идеальные модели социальных отношений и установки в сфере ежличностных взаимодействий в ментальности западносибирских горожан конца XIX- начала XX в
Семья как идеальная модель социума. В продолжение темы ментальных установок общественной солидарности и разъединения настоящая глава посвящена анализу интегративных идеальных моделей общественных взаимоотношений, предписывающих распределение социальных ролей, и соотнесение этих моделей с поведенческими стереотипами сибирских горожан.
Вообще в основе коллективных представлений по поводу должных социальных взаимоотношений просматривается некая базовая модель, а именно - идеальная модель семьи. С семейными, родственными теплыми узами современники чаще всего сравнивали отношения в какой-либо группе и в обществе в целом, если отзывались о них одобрительно («дружной семьею», «братские узы», «батюшка-благодетель» и др. про неродных людей). Подобные сравнения превратились в привычные словесные клише, отражая и подкрепляя установки общественного сознания в отношении названной идеальной модели. Даже целый мир порой представлялся в виде семьи, где, опять же, «все люди - братья», не говоря уже о соотечественниках, единоверцах. Обращения, принятые в среде духовенства и при общении мирян со священниками, также воспроизводили семейную «терминологию». Христианство закрепило в ментальности образ людей как родственников, членов одного семейства: отношения верующих с Богом и церковью трактовались как отношения детей с родителями, единоверцы - как «братья во Христе». Образ мира-семьи воспроизводился не только в церковных проповедях, но и в риторике публицистов самых разных политических направлений, представляя собой устойчивый словесный штамп. Просторечие пестрило «братцами», «батеньками», «матушками». Можно сказать, что образ семьи являлся одним из основных кодов, сформированных христианством и историей в ментальности россиян, идеальной моделью общественной жизни людей. В этой модели были запечатлены права и обязанности сторон, характер их взаимоотношений.
Семья в своем идеальном виде представала оплотом взаимной любви, заботы, мирных и светлых чувств, главной опорой человека в земной жизни. Теплая, светлая эмоция составляла ядро идеала человеческих взаимоотношений (видимо, поэтому сухие, формальные отношения между начальствующими и подчиненными у некоторых традиционалистски настроенных современников вызывали отторжение, даже если начальствующие были корректны и не притесняли подчиненных1). Отношения между людьми согласно идеальному образу семьи должны были согреваться любовью, состраданием, покоиться на взаимном согласии и взаимной выручке2. Но из од-ного «семейного» базиса проистекли различные следствия относительно распределения прав и обязанностей. В этом случае идеальный образ семьи сочетал в себе зародыши разнящихся моделей человеческих взаимоотношений. Одну из них можно обозначить как «отец и дети» или «старшие и младшие». Назовем ее отцовской. Она представляла собой эталон иерархического социума, предписывая подчинение одних и главенство других. Вторую модель можно было бы наименовать братской. Но при этом следует оговориться: в отечественной ментальносте сосуществовали два, в некотором смысле исключающих друг друга, образа «братских» взаимоотношений. Один - воспроизводил в сглаженном виде тип «отцовской семьи», предусматривая доминирование «старшего брата», могущего заменить «отца». Другой - выводил на первый план идею братского равенства3.
