Содержание к диссертации
Введение
Глава I. Казачьи полки императорской гвардии в общей системе вооруженных сил Российской империи во второй половине ХГХ-начале XX вв . 23
1.1. Очерк истории формирования казачьих полков императорской гвардии в свете общей истории казачества 23
1.2. Организация военной службы и быта в казачьих полках императорской гвардии, и их положение в структуре военного управления Российской империи 47
1.3. Социальный состав и профессиональная подготовка гвардейского казачества в начале XX века 72
Глава II. Участие казаков гвардии в подавлении первой русской революции 118
1.1. Начало первой русской революции и участие казаков гвардии в январских событиях 1905 года 118
1.2. Казаки-гвардейцы и революция в период с февраля по декабрь 1905 года 151
1.3. Казаки гвардии в условиях спада и поражения революции 168
4. Заключение 198
5. Приложения 201
6. Список литературы
- Очерк истории формирования казачьих полков императорской гвардии в свете общей истории казачества
- Социальный состав и профессиональная подготовка гвардейского казачества в начале XX века
- Казаки-гвардейцы и революция в период с февраля по декабрь 1905 года
- Казаки гвардии в условиях спада и поражения революции
Очерк истории формирования казачьих полков императорской гвардии в свете общей истории казачества
В конце XIX века, в связи со столетием образования казачьих полков гвардии, было выпущено несколько работ, посвященных истории л-гв. Казачьему и л-гв. Атаманскому полкам.18 Сюда же можно отнести и работу Б. Р. Хрещатинского, исследование которого фактически завершается столетним юбилеем л-гв. Казачьего полка, а также справочную книжку В. X. Казина, выпущенную в 1912 году. 9 В этих работах исследуется создание данных полков, их служба и участие в войнах, что представляет определенный интерес, но все эти работы имеют тот же недостаток для нашего исследования, что и предыдущие, т. е. носят, главным образом, описательный характер и останавливают исследование во второй половине XIX века, т. е. никак не могут касаться казачества периода начала XX века.
Интересное исследование службы и быта казачьего офицерства в середине XIX века провела И. Яицкова, но, к сожалению, большинство ее выводов также относятся к 50-70 гг. XIX века, что не может дать полную картину службы и быта казачьего офицерства в исследуемый нами период.
В 1902-1911 гг. вышла многотомная история Военного министерства, выпущенная в связи с его столетним юбилеем. XI том ее был посвящен казачеству (Столетие военного министерства. 1802-1902 гг. Исторический очерк ГУКВ. СПб. 1902; Столетие военного министерства. 1802-1902 гг. Исторический очерк развития военного управления в России. СПб. 1902; Столетие военного министерства. 1802-1902 гг. Воинская повинность казачьих войск. Исторический очерк. СПб. 1907). Здесь давалась вся история управления казачьими войсками, история взаимоотношений центральной и местной власти в казачьих регионах, реформы управления казачьими войсками и т. п. Издание в целом являлось уникальным и представляет огромный интерес для любого исследователя военной организации в ХЕХ-начале XX вв., но справедлива и небольшая критика, отраженная в оценке историка Б. Б. Игнатьева, который писал: «Следует отметить, что несмотря на относительную слабость исторического очерка, по существу являющегося скорее не исследовательским, а компилятивным, в том, что касалось состояния казачьих войск России в конце XIX— начале XX веков, этот труд не имеет аналогов».21
Что касается дореволюционных исследователей в целом, то следует отметить, что начало XX века для них просто не успело еще стать «историей».
В эмиграции появились отдельные работы, посвященные и гвардии, и казачеству, однако эмиграция, как правило, описывала роль казачества в Белой борьбе, в революции, 11 в первой мировой войне. Период же, предшествующий 1914 году, так же оставался малоизученным в отношении казачьих полков гвардии.
Отдельное внимание хотелось бы обратить на общие труды некоторых видных представителей эмиграции, не касающихся конкретно казачества, но раскрывающие общую картину жизни в предреволюционный период в России.
В советской историографии как казачество, так и императорская гвардия рассматривались в качестве контрреволюционных сил, поэтому исследований посвященных гвардейскому казачеству практически не было. На казачью тематику долгое время было наложено негласное «табу», поэтому отдельные исследования, относящиеся к казачеству, посвящались установлению советской власти на территории отдельных казачьих областей в период Октябрьской революции и Гражданской войны. Большое внимание в них уделялось роли и месту коммунистической партии в преобразованиях на казачьих территориях, а также ходу и результатам борьбы на этих землях. Казачество в них рассматривалось либо в качестве реакционной силы, либо «через призму протеста против социального угнетения», и по существу исследовался вопрос победы советской власти на землях «реакци 1А
онного казачества». Исследователь Буртный К. П. пишет: «Серьезный отпечаток наложили распространившиеся в 20-е, первой половине 30-х г. г. вульгаризаторские в основе своей концепции, согласно которым российская политика...изначально носила характер колонизаторский, а значит любое выступление против нее являлось справедливым, прогрессивным. .. В результате в борцы за свободу и независимость своих народов автоматически нередко зачислялись обычные бандиты, стоявшие во главе шаек, грабивших русское население... Казаки же, дававшие в пограничной полосе отпор этим «борцам за свободу и независимость» выглядели, естественно, как душители свободы и независимости угнетенных народов, как царские опричники».
В довоенный период еще «на слуху» было понятие «расказачивание», а тяга к казачьей тематике легко могла быть расценена в качестве антисоветской «наклонности». Лишь Великая Отечественная война несколько пошатнула подобные представления. Историк Р. А. Нелепин пишет: «В 1936 году И. В. Сталин приказал ввести в Красной Армии казачьи войска, одеть их в казачью форму... В 1941 они со связками гранат мчались навстречу фашистским танкам».
В 1945 году была защищена докторская диссертация В. А. Голобуцкого по истории Черноморского казачества, положившая начало постепенному смягчению отношения к данной теме. В 1959 году по истории Яицкого казачества защитил кандидатскую работу И. Г. Рознер, в 1961 году по истории Донского—А. П. Пронштейн.28 Переломным этапом в отношении к казачьей тематике стал 1969 год. В этом году Д. С. Бабичев и А. Ф. Глуш-ков защитили диссертации по «казачьему направлению», вышли очерки Л. Б. Заседателе-вой по истории терских казаков.29 С этого момента определился интерес к казачьей теме, который не ослабевал весь последующий период. Было защищено несколько диссертационных работ, среди которых особо следует отметить работу Л. И. Футорянского, которая посвящена российскому казачеству в период буржуазно-демократических революций:
Эта работа наиболее близко к теме нашего исследования, однако гвардейское казачество в ней абсолютно не рассматривается. Она стала первой в советской историографии, посвященной казачеству как единому целому. Относительно степени изученности предреволюционного казачества Л. И. Футорянский, в частности, писал: «Изучение социально-экономического развития казачества осуществлялось в определенной мере в рамках отдельных или нескольких казачьих областей. Специальных монографий, посвященных проблеме, пока не было... Дореволюционная историография не посвятила ни одной специальной работы казачеству периода буржуазно-демократических революций. Это, конечно, не случайно, ибо серьезное исследование проблемы могло бы привести к затрагиванию вопросов, о которых господствующим классам было выгоднее молчать... В белогвардейских писаниях также отсутствуют специальные работы, посвященные казачеству периода буржуазно-демократических революций». 1
Императорская гвардия в период революций начала XX века также, по понятным причинам, в советский период практически не рассматривалась. Исследователь Н. А. Машкин пишет: «Строгий неофициальный запрет на объективное освещение истории последних десятилетий царской России существовал в стране долгие годы... В известной мере эти...стереотипы стали преодолеваться в трудах...историков 60-80 годов».
В 1989 ленинградский исследователь С. А. Козлов открыл новый период в изучении казачества—период небывалого роста интереса к казачеству и его истории.
Возрождение российского казачества в 90-е годы породило массовое обращение к истории казачества во всех ее проявлениях и аспектах. В последние 10-12 лет вышло большое количество книг и публикаций на эту тему; защищено множество кандидатских и докторских35 диссертацией по казачьей тематике.
Социальный состав и профессиональная подготовка гвардейского казачества в начале XX века
Казачество возникло на стыке «древней Руси» и «великой степи» и, по мнению большинства исследователей, представляет собой синтез культур «леса» и «степи», некое соединение русичей и степняков.
«Степное», «не славянское» влияние прослеживается у казаков даже в языке. Так, например, слова «атаман» («ата»—отец, и «ман»—темен, тьма (10 тысячный отряд) или род, племя), «есаул» (распорядитель, исполнитель повелений), «торба» (мешок) имеют тюркское происхождение. Слово «станица», по объяснению профессора Веселовского, имеет санскритский корень Stha (стха), обозначающий остановку, местопребывание. Станица первоначально обозначала небольшой передвижной отряд, который на отдых разбивал лагерь (стан).3
Само слово «казак» толкуется различно. Как и в вопросе происхождения слова «русы», так и в вопросе происхождения слова «казак», имеется множество версий. В Справочной книжке императорской главной квартиры за 1912 год приведены следующие основные версии происхождения этого слова: 1. от «косогов» (кавказского народа); 2. от «казар» (скифского народа); 3. от «Касахии» (Закавказской области, упомянутой Константином Багрянородным); 4. от «каз» (татаро-турецкого слова, означавшего гуся); 5. от «ко» и «зах» (монгольских слов, означающих: первое—«броню, латы, защиту», а второе—«межу, границу, рубеж»); . 6. от именования этим именем у татар бессемейных и бездомных воинов-бродяг; 7. от именования этим именем бухарцами «киргизского» народа (современных киргизов и казахов), 8. от значения этого слова на половецком языке «страж», «передовой».
В любом случае, за словом «казак» сохранилось значение удальца, наезника, стража. Поскольку степными соседями славян являлись и хазары, и печенеги, и половцы, и татары, то существует множество самых различных версий, объясняющих происхождение казачества.
Отечественные историки чаще всего начинают искать корни казачества в отношениях древних русичей с хазарами, печенегами и половцами. Пестрый характер населения донских и кубанских степей в Х-ХН веках (от Черниговской земли до Тмутаракани) предопределил, по мнению многих из них, базу формирования будущего казачества.
Сегодня выделяются две основные трактовки вопроса о происхождении казаков: это— миграционно-колонизационная теория зарождения казачества и гипотеза об автохтонном, или коренном, происхождении казачества.
Миграционно-колонизационная теория формирования казачества сводится к тому, что казачьими предками были свободолюбивые выходцы из Русского и Польско-Литовского государств, те, кто не мирился с усиливающейся феодальной кабалой. Накапливаясь на российском порубежье, эти беглецы «растеклись» по рекам - Днепру, Дону, Хопру, Волге, Тереку, Кубани, а потом и по водным магистралям Сибири и Средней Азии. Там они образовали известные вольные общины, а затем и соответствующие казачьи войска. Этот подход прослеживается в трудах В. О. Ключевского, Д. И. Иловайского, В. Броневского.5 Последний из которых, например, категорично утверждал, что «донские казаки суть люди прямо русские; а не смесь народов».
Автохтонная гипотеза базируется на признании двух начал в формировании казачества - славянско-русского и тюркского. В.Н. Татищев и А.И. Ригельман относили казачество к числу древнейших народов, а появление его связывают с Тмутараканским княжеством, население которого в XI веке состояло из русичей, хазар, косогов и представителей прочих народов.
Николай Михайлович Карамзин считал, что имя казаков «древнее Батыева нашествия, и принадлежало торкам и берендеям», которые поселились на днепровской окраине (у-краине), ниже Киева, положив начало будущим запорожцам.8 По его мнению, «обрусевшие» степняки, перенимая веру, культуру и язык россиян, постепенно создали своеобразные «формирования», на базе которых в дальнейшем станет развиваться казачество, маня к себе россиян от монгольского ига и крепостного права.
Вместе с тем, большинство исследователей, как в дореволюционный, так и в советский период, пытались синтезировать автохтонную и миграционно-колонизационную теории. Результатом подобного синтеза явилось бродническое направление автохтонной гипотезы происхождения казачества. В конце XIX столетия броднического направления придерживался профессор П. В. Голубовский, отождествлявший бродников с домонгольским (XI - XII вв.) славяноязычным населением степных мест юга России. В советский период бродническая версия происхождения казачества прослеживается в трудах Л.Н. Гумилева, который размещает бродников на Дону.10 После разгрома Хазарии Святославом, по мнению Л. Н. Гумилева, потомки древних хазар (тюрок-хазар) в долине Дона приняли наименование «бродники». Тесные связи с Черниговским княжеством, русский язык, ставший обиходным, и православие, принятое еще в IX в., позволили им войти в русский этнос в качестве одного из его субэтносов. Потомки бродников впоследствии стали называться казаками, по его мнению; а с печенегами и с половцами постепенно произошло то, что раньше произошло с донскими хазарами—они стали «ославяниваться», «обрусевать» и их крещеные потомки пополнили сообщества бродников-казаков. В последнее время бродническая версия проявляется в трудах Б. Б. Овчинниковой.
В настоящее время, можно сказать, признаются обе теории происхождения казачества, а разногласия исследователей идут вокруг «доброкачественного синтеза» этих теорий.
Немалую роль в определении происхождения казачества играло также субъективное отношение авторов к тем или иным историческим событиям и проблемам. Так, например, историки, стремившиеся обосновать самобытность Украины и казачьих областей, считали казачество отдельным народом и противопоставляли его великороссам. К числу таких деятелей, которые считали, например, запорожское казачество, отдельным народом, принадлежал историк М. Грушевский, по мнению которого, украинцы или анты («окраинные») имели древнюю государственность, основали Киев, а позже попали под власть династии Рюриковичей, затем Литовской династии, «пока в Запорожье вновь не возродилась самостоятельность украинского народа».14
Во время обеих мировых войн Германия активно поддерживала идею о том, что казачество является отдельным народом, корни которого уходят к древним готам-германцам. Так, например, начальник главного управления казачьих войск при министерстве восточных территорий «третьего рейха», бывший царский и белогвардейский генерал, донской атаман и, наконец, бывший гвардеец Атаманского полка П. Н. Краснов заявлял во время Великой Отечественной войны: «Казаки! Помните, вы не русские, вы, казаки, самостоятельный народ. Русские враждебны вам. Москва всегда была врагом казаков, давила их и эксплуатировала».
Таким образом, однозначного ответа на вопрос о происхождении казачества на сегодняшний день не существует.
Источники не упоминают казачество во времена Киевской Руси, но им известно казачество, как некая сформировавшаяся самобытная общность, уже в XV-XVI веках. Николай Михайлович Карамзин в IV главе пятого тома своей «Истории государства Российского» пишет, что «летописи времен Василия Темного в 1444 году упоминают о козаках Рязанских, особенном легком войске», а само название, по его мнению, обозначало тогда вольницу, наездников, удальцов и не являлось бранным, поскольку, «витязи мужественные, умирая за вольность, отечество и веру, добровольно так назвалися».
Именно в этот период, а, возможно, даже несколько ранее, казачество выходит на историческую сцену. Д. Иловайский писал, что вооружение их первоначально составляли, преимущественно, «копья, рогатины и сабли; по причине глубокого снега они действовали на лыжах».
Сами же казаки любят определять начало своей службы Московскому государству 1380 годом. По их мнению, начало казачьей службы следует связывать с концом XIV века, поскольку свободолюбивое «легкое войско» не могло возникнуть в одночасье, а среди казаков всегда существовало преданье, что знаменитый Боброк, решивший исход Куликовской битвы внезапным ударом своего засадного полка, являлся казачьим атаманом.
Дореволюционный исследователь казачества Хорошхин сообщает, что в конце XIX века при образе Гребневской Божьей Матери, на Лубянке, в Москве, на камне было высечено, что Дмитрий Донской после Куликовской битвы принял этот образ в дар от казаков, из чего Хорошхин предполагает, что «возникновение казачества началось по крайней мере при Дмитрии Донском».19 Насколько истинно это предание сказать сейчас очень трудно. Хрещатицкий—автор «Истории л-гв. Казачьего Его Величества полка», ссылаясь на русскую летопись по Никоновскому списку (VII, 338), также именует 1380 год—годом первого упоминания донских казаков.20 Также известно, что в 1386 году, во время польско-литовской унии, Ягайло учреждает трех гетманов-наместников: польского, литовского и русского. Местом пребывания последнего становится город Черкассы. Черные клобуки здесь, на днепровской окраине (украине), уже давно именуются казаками. А уже в самом начале XV века, как сообщает Хорошхин, литовский князь побеждает крестоносцев под Динабургом, имея в своем войске несколько тысяч казаков. В битве поляков-литовцев и русских с крестоносцами при Грюнвальде (Танненберге) в 1410 году, по некоторым данным, участвовало также несколько тысяч запорожских (малороссийских) казаков.
В Историческом очерке ГУКВ (Главного Управления Казачьих Войск) возникновение казачества (как некого целого) также относится ко второй половине XIV столетия и сообщается, что еще во время ордынского ига казаками у татар именовались одинокие «бессемейные и бездомовые» воины, служившие авангардом при походах и передвижениях татарских орд. Это были так называемые «татарские казаки», ничего общего еще с русскими не имеющие. Именно они сопровождали баскаков при сборе дани, а впоследствии, с ослаблением Орды, стали поступать на русскую службу. Так, в XIV столетии появились на службе великих московских князей татарские казаки мещерские и городецкие, селившиеся для сторожевой службы в Муромской земле по притокам реки Оки. Особым пиком поступления на русскую службу было княжение Василия Ивановича Темного. В дальнейшем, казаками стали именоваться русские служивые люди, селившиеся на окраинах, близь сторожевых укреплений. Еще в 1538 году казаками именуются не только русские, но и татары. «На Поле ходят казаки многие: казанцы, азовцы, крымцы и иные баловни казаки;... и наших Украин с ними». 5
С другой стороны, как отмечает Гнеденко, формирование казачества также связано и с первоначальным благожелательным отношением монгол к русской церкви. Русские смогли начать распространение христианства вниз по Волги (Сарская епархия), а русские бродники, обслуживавшие перевозы в нижнем течении Днепра, Дона и Волги, освободившись от различных податей, не завися напрямую ни от ханов, ни от князей, по мнению Гнеденко, стали именоваться казаками. Принятие же татаро-монголами ислама, как и принятие литовцами католичества, привело к притесненшо православных, в результате чего большая часть казаков, защищаясь, стала удаляться в труднодоступные места, образовывать свои свободные «республики» и тяготеть к сближению с Москвой.26
Казаки-гвардейцы и революция в период с февраля по декабрь 1905 года
Г. С. Чувардин пишет о спортивных занятиях в полках гвардии: «К пешим относились: гимнастика, маршировка, стрельба и штыковые приемы; в кавалерии— шашечные и палашные приемы; непосредственно для офицеров—фехтование на рапирах... К конным занятиям относились: сменная езда, преодоление препятствий, владение холодным оружием (рубка лозы, глины, укол чучела)... Травматизм личного состава в гвардейской кавалерии был высок. Неоднократно отмечались случаи летального исхода... Высокому, под два метра, всаднику на высокой лошади было крайне тяжело удержаться в седле. Так, например, кавалергард К. Г. Маннергейм «был чересчур высок для верховой езды и часто падал»... В 1906 году от удара копытом лошади в голову скончался офицер... Г. Н. Манвелов».
Служба казаков гвардии проходила год за годом примерно по следующему образцу: с сентября по декабрь—занятия, учения и тренировки, декабрь и начало января— подготовка к Рождественским праздникам и парадам, январь-май—вновь занятия, учения и тренировки, июнь-июль—командировки, учения и маневры под Красным Селом, а также выезды в Царское Село к летней резиденции российского монарха.
В августе каждого года происходила смена старой и новой команд казачьих полков гвардии (заменялась треть «нижних чинов»): старая отправлялась на Дон, а с Дона прибывала новая команда к сентябрю месяцу. И с сентября начинался новый год службы для полков. «Новенькие» составляли первоначально «учебную команду» и в течение четырех месяцев считались «учениками», которых обучали «старые» унтер-офицеры. В приказах по Казачьему полку говорилось: «В учителя выбрать способнейших и отличнейших по поведению урядников... Молодых казаков ни в какие наряды на службу не наряжать; на уборку же помещений и текущей работы назначать их по общей очереди со старыми казаками. Учителей, до постановки молодых казаков в ряды своих сотен, на службу вне сотенных помещений не брать». «Оценивая теперь учебную команду старой армии, я должен сказать, что, в общем, учили в ней хорошо, особенно это касалось строевой подготовки. Каждый выпускник владел конным делом, оружием и методикой подготовки бойца Не случайно многие унтер-офицеры старой армии после Октября стали квалифицированными военачальниками Красной Армии»—писал Г. К. Жуков. 1 100
Служба в зимний период включала в себя: занятия с личным составом и учебу молодых, караулы и патрулирование, в кавалерии—конные занятия на открытом воздухе и Служебный день в гвардии, в соответствии с Уставом внутренней службы, должен был начинаться с 6 часов утра с утреннего осмотра и молитвы, а заканчиваться в 10 часов вечера вечерней молитвой. В соответствии со статьей 293 Устава внутренней службы учебные занятия должны были составлять в общей сложности не менее 5 часов в день. Однако у кавалеристов день начинался ранее 6 часов утра. «Служба в кавалерии оказалась интереснее, чем в пехоте, но значительно труднее. Кроме общих занятий, прибавились обучение конному делу, владению холодным оружием и трехкратная уборка лошадей. Вставать приходилось уже не в 6 часов, как в пехоте, а в 5»—вспоминал Г. К. Жуков.
Первые два часа уходили на умывание, уборку лошадей, утренний осмотр нижних чинов, «утренний чай» и, если необходимо, подготовку к выступлению в наряды в помощь полиции. Ежедневно (кроме праздничных дней, куда, по христианской традиции, относилось и воскресенье), у молодых казаков с 7 до 8 часов утра проходила гимнастика, где отрабатывались также «прикладка», прицеливание, «рубка лозы и глины пешими». С 8 до 10 часов утра проходили учебные занятия, где казаки обучались грамоте, чтению и письму, арифметике, топографии, «конно-саперному (переправочному) делу и сигнализации», «стрелковому делу», а также, говоря современным языком, изучали свои «права и обязанности» и уставы: дисциплинарный, внутренней службы и гарнизонной службы. С 10 до 11 часов утра вновь были либо «пешие учения», либо фехтование или «рубка». С 11 до 13 часов дня наступало время обеда, отдыха, а также корма и водопоя лошадей. С 13 до 15 часов дня проходила верховая езда, а в субботу она замещалась уборкой помещений. С 15 до 16 часов преподавались такие «дисциплины» как Закон Божий, «ковка лошадей», «сбереженье здоровья и первая помощь в несчастных случаях», «сведения о лошади и уход за ней», «спевка песенников» После чего начиналась уборка лошадей, затем шел ужин и приготовление уроков, после чего следовала вечерняя молитва и в 10 часов вечера наступал отбой. Таким образом, не менее 7 часов в сутки казаки уделяли «теоретическим» и «практическим» учебным занятиям. 18 сентября 1905 года, например, с 9 до 11 часов утра в Атаманском полку была предписана «сменная езда», а затем до 14 часов—«гимнастика и пешее ученье».
Чтобы обучающийся наносил удар именно в то место, которое желает поразить, необходимо было развивать в нем верность руки и глаза: «следовало, например, провести мелом на мешке или чучеле две параллельные линии на расстоянии одна от другой от Ідо вершков, и заставлять всадника рубить так, чтобы удары наносились в промежуток между чертами, а затем это расстояние постепенно сокращать».
Периодически также совершались «выезды в поле», «полевые поездки», а также «стрельбища». Меткость стрельбы, по данным за май 1905 года, была в л-гв. Казачьем полку следующая: со 100 шагов цели достигали 78-92 % пуль, с 300-400 шагов—25-50% пуль, с 800 шагов—15-31% пуль и с 1400 шагов 11-28% пуль.379
Ежегодно, как уже отмечалось, в июне-июле войска гвардии проводили под Красным Селом учения и маневры, после чего большинство офицеров отправлялось в отпуска: один года на 28 дней, следующий—на 2 месяца, потом вновь—на 28 дней и т.
30 июня 1905 года с грифом «не подлежит оглашению» в штаб дивизии для ознакомления «руководящих кадров» пришло «приказание по войскам петербургского военного округа в Красном Селе», в котором, после анализа ошибок русских войск в русско-японской войне, подчеркивалась необходимость проведения учений и маневров таким образом, чтобы ликвидировать «просчеты», выявленные в ходе русско-японской войны. В Приказании, в частности, говорилось: «Опыт текущей войны показал, что война не изменила сущности основного принципа всех военных операций—возможно быстро и с наименьшими потерями сблизиться с неприятелем и уничтожить его ударом в штыки. Но сила современного ружейного и артиллерийского огня и появление на полях сражений пулеметов—до крайности затруднили наступление. Отсюда, еще более важным, чем прежде является: 1. уметь правильно выбрать направление удара; 2. тщательно примениться к местности, искусно маневрируя и быстро зарываясь в землю, при всякой остановке; 3. ослабить противника метким и хорошо управляемым огнем.
Всякое отступление от этого влечет теперь за собой немедленное и жестокое наказание в виде тяжелых потерь и даже полной неудачи, со всеми ее последствиями.. .».38]
Неоправданно огромные потери в первой мировой войне среди офицерского состава полностью оправдали эти опасения. В приказании делался совершенно правильный вывод о том, что при современном уровне вооружения и огневой мощи чрезвычайно затрудняется наступление, изматывающее «наступающую сторону», что должно учитываться при возникновении новых войн. Вместе с тем, из приказания следовало, что кавалерийские части должны постепенно все более приближаться к драгунам—«ездящей пехоте», уметь быстро спешиваться, зарываться и действовать пешим строем.
В германских военно-политических кругах в это время, напротив, возобладало мнение, что только быстрая, молниеносная наступательная война способна приносить успех в современных условиях. «Вестник русской конницы» писал: «Южно-Африканская война послужила в Германии поводом к сильным пересудам... Главнейшая их аксиома: «для того, чтобы победить, следует наступать», и их мнение таково, что только наступая можно надеяться на хороший исход сражения. В своей статье, в «National Review» 1 ноября 1903 г., генерал фон-дер-Гольц говорит следующее: «мы должны тщательно избегать следовать приемов буров» (т. е. оборонительной тактики)».
Одним из выводов сделанных русским военным руководством в результате анализа боев с Японией был также вывод о необходимости оснащения армии «новейшим видом вооружения»—пулеметами. До этого времени пулемет рассматривался русскими как «бесчеловечное средство массового уничтожения», но принятие на вооружение пулеметов в других странах мира вело к необходимости распространения его и в русской армии. И. Л. Солоневич писал: «Один из самых реакционных публицистов этой эпохи, сотрудник «Нового времени» М О. Меньшиков, повторил литературный фокус Катона Римского. Катон каждую свою речь кончал так: «Прежде всего нужно разрушить Карфаген». М. О. Меньшиков каждую статью кончал так: «А есть ли у нас достаточно пулеметов?»... М. О. Меньшиков был прав: с 1906 до 1914 года «пулеметы» были самой важной проблемой государственного существования России».383
В первую очередь «пулеметному ремеслу» стали обучать «элитные» части. 20 декабря 1905 года, например, в лейб-гвардии Казачий полк пришло приказание утвердить списки пулеметчиков полка. Людей следовало отобрать «надежных, грамотных и из хороших стрелков». Пулеметчиком должен был стать один урядник и один казак из каждой сотни, а в «элитной» сотни Его Величества помимо этого пулеметчикам должны были стать еще два казака.384
За 6 января 1906 года имеется следующее распоряжение: «Выдать в каждую сотню по одному пулемету с принадлежностями. Г. г. сотенным командирам сформировать пулеметные команды и вести с ними занятия».
Так, с 1906 года казачьи полки гвардии стали иметь в своем составе небольшие «пулеметные команды».
Таким образом, профессиональная подготовка и военно-техническое оснащение казаков гвардии было поставлено на самый высокий для данного времени уровень.
Материальное же обеспечение нижних чинов оставляло желать лучшего, что создавало благоприятную почву для социального недовольства. Различие в обеспечении «нижних чинов» и высших военных руководителей было просто огромно, что также являлось поводом для социального напряжения, хотя, в целом, казачество, и, тем более, гвардейское казачество, представляло собой довольно лояльную к существующему режиму общность, который старался проявлять неусыпную заботу о казачестве, в целом, и о гвардейском казачестве, в частности.
Казаки гвардии в условиях спада и поражения революции
Историк И. Н Ксенофонтов пишет: «До глубокой ночи конные жандармы, городовые и казаки гарцевали по городу, ожидая после побоища взрыва народного возмущения. Но его не было. Народ ушел в себя».
Революция началась. В следующие три-чегыре дня забастовали рабочие Москвы, Риги, Варшавы и других городов. Уже 10-го произошли столкновения рабочих с войсками в Ревеле. Через два дня после трагедии английская «Тайме» писала: «Теперь уже почти выяснено, что русское правительство нарочно предоставило движению развернуться, чтобы потом сразу дать кровавый урок. Николай П как государь не только пал, но и пал позорным образом».
В. О. Ключевский назвал «кровавое воскресенье» «вторым Порт-Артуром» для русского самодержавия, после которого династия обрекла себя на гибель. А С. С. Ольден-бург оценил события 9 января как «политическое землятресение».
За 10 января читаем в дневнике «москвича» Л. А. Тихомирова: «в Петербурге форменная революция. И какое идиотское официальное сообщение! Все Гапон наделал».
10 января командир Атаманского полка рапортовал о событиях предыдущего дня: «Вызванные вчера, 9 сего Января, сотни вверенного мне полка, возвратились в казармы в 12 часов ночи, кроме 3-й сотни, оставшейся в А. Невской части. Находившиеся в Шлис-сельбургской части 3 и 4-я сотни не допустили толпу рабочих проникнуть в город по Шлиссельбургскому тракту, причем один из толпы был легко ранен в руку. Между нижними чинами убитых и раненых нет. Сегодня в 6 часов утра, 1 и 2 сотни, согласно телеграмме Штаба Корпуса, выступили в Шлиссельбургскую часть, 4-я сотня в 8,5 часов вы л 149 ступила к Архангелогородскому мосту».
10 января 1 и 2-я сотни Атаманского полка до 3-х часов дня дежурили у Шлиссель-бургского тракта, 3-я сотня на Знаменской площади и 4-я—у Архангело городского моста. В 3 часа дня 1 и 4-я сотни были вызваны на Знаменскую площадь в дополнение к 3-й сотни, в связи с большим скоплением народа на Невском проспекте. Сотни несли разъездную службу по Невскому проспекту до Аничкова моста, по Лиговке, Владимирской и Николаевской улицам, «разгоняя бесчинствующую толпу». К действию оружием не прибегали. В 7 часов вечера приставы сообщили, что по Шлиссельбургскому тракту двигается толпа колпинских рабочих, в результате чего 4-я сотня была направлена на Шлиссельбургский тракт, но информация оказалась ложной. В час ночи третья сотня была отправлена в казармы для отдыха, остальные же сотни несли службу всю ночь.150
Уральская казачья сотня была вызвана 10 января охранять дворец великого князя Сергея Александровича. От дворца по окружности высылались разъезды и несколько раз они рассеивали «толпы рабочих». Во время одного такого «действия» около Гостиного двора один казак упал вместе с лошадью и сломал себе левую ногу.
А. А. Мосолов так описывал 10 января: «На следующий день, то есть на третий день беспорядков, Петербург имел совершенно необычайный вид. 11а Невском проспекте ходила толпа оборванцев, видимо, из всех подвальных помещений окраин. Магазины были закрыты; электричество, почта, трамваи не действовали. На перекрестках улиц находились посты... Дворы больших зданий на ведущих к Невскому проспекту улицах были заняты пехотою, а за нею виднелась кавалерия,—одним словом, полная картина военного поло 152 жения».
С. Р. Минцлов вспоминал: «10 января... Вышел из дома; Суворовский между 2-й улицей и Невским был запружен эскадронами драгун и казаков... На Дворцовую площадь пропускали свободно, войск на ней видно не было, хотя во многих дворах Невского я заметил скрытых там казаков... Знаменская усеяна была кучками людей, толпившимися у подъездов... Невский темен и мрачен, как гроб; нигде ни фонаря, ни освещенного окна... Не больше как за полчаса до нас казаки отогнали народ от Знаменья: рубили шашками, «но не дюже», а иные так и просили даже: братцы, да расходитесь же, неприятно нам бить вас»!153
Департамент полиции в эти дни получил выписку из полученного агентурным путем письма некого анонимного подпольщика о событиях первых революционных дней, где говорилось, в частности, следующее: «Идет агитация в войсках. Работа организуется и разрабатывается «бюро»... Весь город терроризован. Настроение у публики чисто революционное. В собрании Экономического Общества Максим Горький прочел письмо священника Гапона: «товарищи рабочие, у русского народа нет Царя. Сего дня порвалась та связь, которая существовала между Царем и народом: пролилась русская кровь. Мы теперь будем бороться за нашу свободу... ».154
Гапон вспоминал: «Уже 11 января войска были возвращены в казармы, и порядок на улицах города вновь стала контролировать полиция, усиленная казачьими патрулями». С. Р. Минцлов пишет, что с 12-го января в центре города установилось «полное спокойствие».
С 9-го и по 22 января 1905 года все сотни казачьих полков гвардии находились в нарядах по «охранению общественной безопасности». Никаких занятий в полках не производилось, а прибывали казаки поочередно в казармы только для сна.157
К вечеру 11 января активность казаков-гвардейцев несколько убавилась по причине того, что им был необходим хороший отдых, поскольку в ночь с 10 на 11 января больший 143
ство их несло разъездную службу. Атаманцы в этот день никуда не вызывались, зато казаки л-гв. Казачьего полка патрулировали город и на Васильевском острове совместно с городовыми принимали участие в расправе над студентами. В. П. Кранихфельд вспоминал: «11-го января.. .убит и растоптан ногами студент на углу Малого пр. и 9 линии В. О. Студентов ловили, избивали и увечили на всех улицах столицы... 11 -го января на Малом пр. В. О. избит городовыми и шпионами студент Горного Института Починков. Его били ногами по лицу... Заступившемуся за Починкова студенту Розову отрубили руку. Того же числа и на том же проспекте в 2,5 ч. дня казаки, по указанию городового, избили студентов Горного Института Медведкова и Светинкова. У Медведкова оказалась сеченая рана на левом боку и перешиблена кость руки. Казак, галопировавший на лошади, гнал его перед собой в участок... 10-го, 11-го и 12-го января массовых столкновений с войсками в Петербурге не было, но одичавшие от пролитой 9-го числа крови и от выпитой водки войска и полиция на улицах столицы производили правильную охоту на людей... 10-го вечером два казака на углу Невского и Фонтанки зверски истязали ногайками неподвижно лежавшего на мостовой рабочего. Стоявший тут же полицейский не выдержал и остановил казаков, указав им, что они давно уже издеваются над трупом. Тогда только казаки пришли в себя и сволокли труп убитого ими во двор дома, рядом с 12-й мужской гимназией».
В студенческой среде того времени довольно распространенными были социалистические учения, а правительство и консервативные круги не без основания признавали студенчество—активной революционной средой. В России, как и во всей Европе, студенчество тех лет активно пополняло кадры революции. Да и сама юность никогда не тяготела к консерватизму. Историк С. Сергеев писал, что наше образование «вело к тому, что, говоря словами Розанова, «всякий русский с 16 лет пристает к партии «ниспровержения государственного строя».160
Многие преданные царю монархисты и общественные деятели тех лет в молодости проходили этап «увлечения революцией». Так, например, «отец провокации»—начальник особого отдела департамента полиции С. В. Зубатов в молодости сам увлекался революционными и подрывными идеями.161 А идеолог русского самодержавия и консерватизма Л. А. Тихомиров в молодости, был убежденным революционером, республиканцем, активным членом «Земли и воли», главным редактором партийных изданий «Народной воли», проходил подсудимым по «процессу 193-х», и даже был «без пяти минут» женихом Софьи Перовской.162
