Содержание к диссертации
Введение
Глава І. Теолого-алхимическая парадигма средневековья
1.Истоки средневекового научного мышления: античная космогония, теория вещества, квинтэссенция 11
2. Теология и контуры научной картины мира в эпоху средних веков («Теория», «Эксперимент», Практика) 19
3.Алхимическая традиция в контексте средневековой культуры 29
4.Метафизика Фомы Аквинского в аспекте концепции смены парадигм Т. Куна 41
Глава II. Теолого-алхимическая парадигма и парадигма ньютоно-картезианская: их различие и сходство
1 . Философские представления о Боге у Декарта и Ньютона 50
2.Концепция времени у Фомы Аквинского и влияние этой концепции на представления Ньютона и Декарта о времени и пространстве 65
3.Истина и язык математики в науке XVII века 81
Глава III. И.Ньютон и алхимия. влияние культуры Ренессанса
1 . Вненаучные влияния на взгляды Ньютона 98
2.Ньютон и культура Ренессанса 105
3.Принципы вегетации и проблема сцепления молекул во взглядах Ньютона 121
4. Иллюминация в алхимии и космогония И. Ньютона. Закон всемирного тяготения 132
Заключение 147
Библиография 152
- Теология и контуры научной картины мира в эпоху средних веков («Теория», «Эксперимент», Практика)
- Философские представления о Боге у Декарта и Ньютона
- Вненаучные влияния на взгляды Ньютона
- Иллюминация в алхимии и космогония И. Ньютона. Закон всемирного тяготения
Введение к работе
Актуальность темы исследования.
Актуальность исследования обусловлена необходимостью дальнейшего анализа предпосылок и условий понимания развития науки, которое связано не только с изменением когнитивных аспектов, но и с эволюцией культурных и социально-психологических факторов Возражая против позитивистского принципа демаркации, апеллирующего к независимой от каких-либо внешних воздействий строгой логической последовательности научных идей, диссертант солидарен с позицией Т. Куна в том, что «формообразующим ингредиентом убеждений, которых придерживается данное научное сообщество в данное время всегда являются личные и исторические факторы — элемент, по-видимому, случайный и произвольный»'
В работе ставится под сомнение кумулятивная модель развития науки, в целом характерная для неопозитивизма и рассматривающая эволюцию науки как последовательное накопление научных достижений (фактов, теорий, методов) При этом в область исследования попадают не только непреходящие элементы, которые сохранились до современности, но целостная картина науки прошлого в тот период, когда она существовала Вслед за А Койре, исследование обращено к интегрально-целостным типам научной рациональности, в контексте которых устаревшие и «отброшенные» теории не менее научны, чем признанные современностью идеи, а эпохальные открытия (например, динамика Ньютона, закон всемирного тяготения) связаны преимущественно с тем временем, когда они были поняты и признаны Исследование посвящено преодолению известного парадокса кумулятивизма алхимические увлечения для Ньютона были не менее значимыми, чем открытия в области механики, оптики или его полемика с картезианцами и Лейбницем
Почти во всех исследованиях, посвященных философии науки, утверждается, что европейская научная рациональность появилась на свет в трудах Галилея и нашла свое развитие в так называемой ньютоно-картезианской парадигме До недавнего времени считалось, что именно в трудах Галилея, Декарта, Ньютона, Лейбница была предложена рациональная концепция мира, абсолютно противоположная предшествующему средневековому христианско-тсологическому мышлению
Образом ньютоновской Вселенной становится гигантский и полностью детерминированный часовой механизм Частицы движутся в соответствии с вечными и неизменными законами, а события и процессы в материальном мире являют собой цепь взаимозависимых причин и следствий В таком мире уже нет места Богу, который однажды запустил механизм, и теперь тот не нуждается в его вмешательстве
1 Кун T Структура научных революций M.200I С 27
Хотя Ньютон верил, что Вселенная по природе своей материальна, он не думал, что ее происхождение можно объяснить материальными причинами Для него Бог — это тот, кто изначально создал материальные частицы, силы между ними и законы, определяющие их движение, но в созданном мире творец должен присутствовать и после акта творения Ньютон предположил, что пассивные материальные частицы не способны так себя организовать, чтобы создать некие жизненные формы.
Некоторые из современных историков науки пошли еще дальше и утверждают, что закон всемирного тяготения был в значительной мере достижением химика или даже алхимика Сила тяготения, предложенная Ньютоном, «анимировала» материю, эта сила становилась своего рода активным началом, таким образом, что вся деятельность природы происходила в результате работы тех самых сил, которые алхимик Ньютон наблюдал и использовал в своей лаборатории сил «трансмутации», «сродства», способствующих или препятствующих образованию каждой новой комбинации материи
Актуально восстанавливая историко-культурный контекст, в котором зарождались основы науки Нового времени, в исследовании создается более целостный образ такой личности как Исаак Ньютон и его философско-теологическое осмысление оснований и принципов механики
Степень разработанности проблемы.
За последние 30 лег появилось немало исследований относительно вненаучных источников ньюгоно-картезианской парадигмы, однако в отечественной философии науки эту тему нельзя назвать глубоко и всесторонне разработанной Мы можем говорить здесь скорее о первых подступах к данной научной проблеме, которая действительно обсуждается в работах2 Катасонова В Н, Дмитриева И С , Кирсанова В С , Гайденко П П , Микешина М И и др
Причинами слабой разработанности данной фундаментальной темы в современной России считается достаточно позднее знакомство с данными западной науки в силу известной идеологической цензуры, а также отказ от учета «личных исторических факторов», которые могут стать формообразующими ингредиентами тех или иных научных утверждений в определенное историческое время
Вопрос о степени разработанности данной темы непосредственно связан с вопросом истории научной рациональности В работе обсуждается роль теологии и алхимии, которые оказали непосредственное существенное влияние на взгляды Ньютона И теология, и алхимия входят в более общую проблему соотношения и взаимосвязи мифа и науки
2 См например КатасоновВН Метафизическая математика XVII века М, 1993, Дмитриев И С
Неизвестный Ньютон Силуэт на фоне эпохи СПб, 1999, Кирсанов В С Научная революция XVII века М , 1987, Гайденко П П История новоевропейской философии в ее связи с наукой М, 2000, Микешин МИ Бог Декарта, І Іьютона и Лейбница // Философский век Альманах Вып 1 Г-В Лейбниц и Россия Материалы Международной конференции Спб 1996
Диссертационное исследование опирается на фундаментальные разработки в области истории и философии науки А Койре, Э Мейерсона, Е Мецгера, А Майера, А Лавджоя, Т Куна, П Фейерабенда, Э Нагеля, Л Флека, А Н Уайтхеда, И Лакатоса, И. Пригожина, Ф А Йейтс Особое значение в исследовании сыграли труды Б Л. Уорфа и У Куайна, Ж Дерриды, посвященные логико-философскому изучению языка, а также труды по психологии восприятия Ж. Пиаже, гештальтпсихологии, концепция С Гроффа и др
С целью восстановления историко-культурного контекста, в котором возникли идеи И Ньютона, в работе использовались как труды средневековых схоластов и отцов церкви (Августин, Боэций, Р Бэкон, Альберт Великий, Ф. Аквинский), а также «Метафизика» Аристотеля, ставшая основой для развития средневековой мысли, так и исследования, посвященные истории средневековой философии (Э Жильсон, ФЧ Копплстон, К Армстронг, Г Г Майоров, П.П Гайденко, ВП Гайденко, И Д Рожанский и др )
Особое место в работе занимают сами алхимические трактаты Гермеса Трисмегиста, Асклепия, Альберта Великого, Р Бэкона, Ф Аквинского, Парацельса, А фон Неттесгейма, а также исследования, посвященные истории алхимии (МП Холл, Ж Садуль, Л Повель, Ж Бержье, И И Канонников, Ф Ф Зелинский, Л Менар, Г Йонас, Р Генон, Б А Тураев, М. Бертелло, Л. Массиньон, М. Элиаде, К Г Юнг, Л Торндайк, В Л Рабинович, А Пуассон, Фулканелли и др )
Кроме того, исследование опирается на труды историков, изучавших впечатляющие по своему объему алхимические работы Ньютона, которые ранее полностью игнорировались или объявлялись «не имеющими научной ценности» В частности здесь стоит упомянуть исследования Б Доббс и Р Уэстфола3
Существует мнение, и довольно распространенное, что поскольку наука по своим задачам и подходам к познанию мира в корне противоположна мифологии, то она (наука) принципиально не может из нее возникнуть В своем историческом становлении наука вырастает из потребности эмпирической, в первую очередь — производственной жизни, путем обобщения накопленных древними культурами положительных знаний в виде производственных и вычислительных технологий Согласно такому мнению, в дотеоретической форме наука существовала в древневосточных цивилизациях — Египте, Вавилоне, Индии, Китае — задолго до появления первых греческих философов Последние лишь придали ей теоретическую форму Такой точки зрения придерживаются ЭИ Березина, А А Вайман, Б Л Ван-дер-Варден, И М Дьяконов, О Нейгенбауэр
3 См подробнее DobbsJ В The foundations of Newton's Alchemy Cambridge Cambridge University Press, 1975 и Westfall R The Role of Alchemy in Newton's Career II Reason, Experiment and Mysticism I Fd M L Righini Bonelh and W R Shea London Macmillan, 1975
Таким образом, технологическим знаниям древности придается преднаучный или даже научный статус и из них выводится происхождение теоретической науки Но технология по природе своей есть деятельность эмпирическая, в то время как научная деятельность является в большей степени теоретической
Возникновение Новоевропейской науки связывают обычно с именами Ф Бэкона, Г Галилея, Р Декарта и И Ньютона, разработавших новую научную методологию и продемонстрировавших своими научными исследованиями ее эффективность Экспериментальная компонента этой науки настолько изменила облик науки в целом, что это дало основание некоторым ученым считать будто бы действительно подлинная наука возникает в XVII веке до этого наука только формировалась, отрабатывая рационалистический способ мышления и апробируя логикой бесплодные в практическом отношении спекуляции
С нашей точки зрения, спор о том, когда возникла наука — в античное, Новое или Новейшее время - ведется не совсем корректно, без учета исторического развития самого феномена (и понятия) науки Точки зрения распределяются в зависимости от того, что принимается за науку. В данной диссертации предпринята попытка разобраться в том, как так называемые вненаучные знания (теологические и алхимические) оказали влияние на научные теории И Ньютона Исходя из того факта, что в период XVI-XVII вв не было установлено ни эпистемологической, ни институциональной демаркации между наукой и ненаукой, диссертант в своем исследовании предлагает рассмотреть этапы познания мира европейским человеком не по принципу исключения, а исходя из принципа дополнения герметизм не приводит к рождению новой науки, затем растворяясь в ней, скорее наоборот родившаяся наука и более древняя традиция продолжают свое существование вместе, дополняя друг друга и обогащая универсум европейской культуры
Цель и задачи диссертации.
Цель диссертационной работы заключается в исследовании процесса становления ньютоновских научных знаний в контексте теологических и алхимических преде ґавлений современной ему эпохи.
В связи с поставленной целью в работе решаются следующие задачи
- выявить место и степень влияния вненаучных - алхимических и
теологических - представлений и концепций на становление научных
взглядов Ньютона,
- проанализировать современные философские, историко-философские,
общенаучные и методологические подходы к пониманию ньютоно-
картезианской парадигмы,
обосновать трактовку теолого-алхимической парадигмы средневековых схоластов в контексте ее влияния на становление ньютоно-картезианской парадигмы,
- рассмотреть сходство и различие между типами рациональности
средневековых схоластов и новоевропейских ученых;
- провести сравнительный анализ средневекового дискурса Альберта
Великого и Фомы Аквинского с научно-рационалистическим дискурсом
И Ньютона и Р. Декарта
Теоретико-методологические основания исследования.
Методологическую основу настоящего исследования составляет, прежде всего, разработанная в XX веке концепция критики кумулятивистской модели развития науки (А Н Уайтхед, Т Кун, А. Койре и др ), как последовательного накопления знаний Развитие науки есть существенно нелинейный процесс. Для анализа процесса становления ньютоно-картезианской парадигмы автором использовался системный подход, позволяющий целостно рассмотреть спектр историко-культурных факторов, определивших ее формирование При решении поставленных задач применялись методы диалектики, принципы единства логического и исторического, сравнительного анализа, а также ряд общетеоретических методов исследования (анализ и синтез, абстрагирование и обобщение и др.). Следует заметить, что методологическая основа для теоретико-дискурсивного введения понятий «теолого-алхимическая парадигма» находится в стадии становления, что, в известной степени, обусловило содержание диссертационного исследования
Научная новизна диссертационного исследования:
осуществлен философский анализ вненаучных истоков мировоззренческих взглядов И Ньютона,
- на основе предложенной А Н Уайтхедом общей стратегии
исследования истории науки, выявляющей влияние различных религиозных
концепций на научную мысль, впервые введено и обосновано понятие
теолого-алхимической парадигмы по аналогии с парадигмой ньютоно-
картезианской,
осуществлена экспликация понятия «теолого-алхимическая парадигма» на основе осмысления алхимии как практической составляющей средневекового теоретического знания, которая переводит события мира материального в инобытийную сферу, близкую сознанию средневекового ученого, и приближает знание к практической деятельности. Выявляется роль теологии как теоретической составляющей средневекового знания,
- сформулированы аргументы, объясняющие ньютоновские открытия в
области дифференциального исчисления в контексте аристотелевской
концепции движения, показано, что понятие Перводвигателя перешло из
«Метафизики» Аристотеля и нашло свое воплощение в понятии
производной,
- введены в научный оборот отечественной истории философии
источники, опубликованные в последние десятилетия, существенно
меняющие представления о роли алхимических исследований Ньютона в его
научных разработках, об алхимическом подтексте его объяснения
гравитации, а также в работах, посвященных оптике
Теоретическая значимость исследования заключается в том, что научные результаты позволяют расширить и углубить понимание специфики появления классической научной рациональности в научных идеях Ньютона, что, в частности, может служить основой для дальнейшего углубления и развития наших взглядов на историю науки Положения и выводы диссергации могут быть использованы при дальнейшем анализе мної ообразных влияний на формирование фундаментальной науки эпохи Нового времени
Практическая значимость исследования.
Материалы диссертационного исследования могут быть использованы в преподавании курса философии, истории науки и философии, философии науки, а также в проведении спецкурсов и спецсеминаров по проблемам, связанным с рассмотрением различных источников возникновения западноевропейской научной мысли
Апробация исследования. Основные положения и результаты диссертационного исследования отражены в двух публикациях автора по перечню ведущих рецензируемых журналов и изданий, рекомендуемых ВАК РФ Результаты исследования представлены на ежегодной научной конференции МПГУ (Москва, 2009)
Структура диссертации. Работа состоит из введения, трех глав, заключения и библиографии
Теология и контуры научной картины мира в эпоху средних веков («Теория», «Эксперимент», Практика)
В ходе историко-научных исследований европейского Средневековья было принято выделять в науке средних веков четыре больших направления. Первое - физико-космологическое, основой которого является учение о движении. Основываясь на натурфилософии аристотелизма оно объединяет массив физических, астрономических и математических знаний, послуживших почвой для развития математической науки Нового времени. Второе направление - это учение о свете, где оптика является частью общей доктрины «метафизики света», в рамках которой строится картина Вселенной, заимствованная у неоплатонизма. Третий раздел средневекового знания включает в себя науки о живом (этот раздел понимался как наука о душе как источнике растительной и животной жизни). Систематизация данных в этом разделе была заимствована у Аристотеля. Последним разделом можно считать комплекс астролого-медицинских знаний, к которому примыкает минералогия, а также алхимия.
По мнению Мальбранша, приведенному в работе Э. Жильсона «Разум и Откровение в Средние века», «религиозные догматы являются «экспериментами», проводимыми мыслителями в сфере философии. Точно так же, как ученые принимают наблюдаемые факты в качестве той сути, которую им нужно познать, так и религиозные гении принимают сведения об Откровении как наличные факты, которые им нужно осознать» [Жильсон, 1992, с. 19]. Очевидно, что всякое научное знание в эпоху Средневековья было непосредственно связано с теологией, а поэтому необходимо привести ниже классификацию философов-теологов Средневековья, которую предлагает Этьен Жильсон в своей работе «Разум и откровение в Средние века». Первая «духовная группа» - это школа Тертуллиана. «Если свести их позицию к наиболее существенному - пишет Э. Жильсон, - то она оказывается очень простой: с тех пор, как Бог открылся нам, уже не нужно думать самим. Достижение спасения - вот то единственное, что сохраняет значение для каждого из нас, а все, что для этого нужно знать, записано в Священном писании - значит, давайте читать Божий закон, размышлять о нем, жить в соответствии с его установлениями, и нам ничего больше не будет нужно, даже философии» [Жильсон, 1992, с. 7].
Разочарование во всякого рода философии, общий антагонизм христианского Средневековья и языческой античности привели к тому, что среди теологов группы Тертуллиана сформировалась абсолютная убежденность в самодостаточности христианского откровения. Еще во втором веке, когда гностицизм стал реальной угрозой, Тертуллиан нашел убедительные формулировки, чтобы высказать то, что он считал непримиримым антагонизмом между христианством и философией. Седьмая глава его трактата «О предписаниях против еретиков» представляет собой не что иное, как яростные нападки на то, что сам Бог назвал «глупостью» философии. По мнению Тертуллиана, философия есть поспешный толкователь природы, промысла Божия и мудрости мира. Именно философией провоцируются ереси.
Если бы Средние века знали людей только такого типа, то они и в самом деле полностью заслуживали бы названия «Темных». К счастью, в истории Христианской мысли присутствует и другая «духовная группа», значительно более просвещенная, чем первая; ее неутомимые усилия, направленные на сближение религиозной веры и рационального мышления, привели к важным результатам. Это была, по классификации Э. Жильсона, «группа Августина». Каковы же ее основные характеристики?
Ни один из древнегреческих философов не мог бы и помыслить о том, чтобы сделать религиозную веру в какую бы то ни было Богооткровенную истину стартовой позицией рационального знания. Собственно говоря, Сократ, Платон, Аристотель и даже эпикурейцы занимались тем, что рафинировали и рационально интерпретировали грубые мифы греческого язычества. С приходом Августина началась новая эпоха, в которой наивысшим типом философского мышления уже будет то, что предложат теологи. Вера последователей Августина предполагает некоторое использование естественного разума. Мы не можем верить во что-либо, будь то слово самого Бога, если мы не найдем какой-то смысл в тех формулах, в которые мы верим.
И трудно ожидать, что мы будем верить в Откровение Божье, если только мы не получим достаточные основания думать, что такое Откровение действительно имело место. Как сказали бы современные, теологи, существуют побудительные мотивы уверования.
В своей «Исповеди» Августин писал: «если бы верить было одним, а понимать другим, и если бы нам не нужно было верить в то великое и Божественное, которое мы жаждем понять, Пророк высказался бы понапрасну, когда он сказал: «Если вы не верите, то потому, что вы не удостоверены» [Ис, 7,9].
Отсюда явствует, что вместо того, чтобы в конце концов отвергнуть греческий идеал философской мудрости, учение Августина достигло преобразования этого идеала.
Так Фома Аквинский в «Сумме теологии» говорил о том, что Августин следовал взглядам платоников в такой степени, в какой это было для него возможно. И действительно августиновская концепция человека, проблема соотношения души и тела, чувственного и интеллектуального знания явно представляют собой христианское переосмысление соответствующих воззрений Платона и Плотина. В большинстве случаев это неизбежно, но особенно тогда, когда Августину приходилось превращать платонический Логос в Слово св. Иоанна или трансформировать платоническую доктрину «воспоминания» в христианскую доктрину Божественного просвещения.
Обратимся теперь к рассмотрению еще одного средневекового мыслителя - к Ансельму Кентерберийскому. Как он сам неоднократно заявлял, его намерением было перевысказать то, что уже было высказано его учителем Августином. Именно это он и делал. Более того, Ансельм был настолько глубоко убежден в обоснованности августиновского метода, что наиболее совершенные дефиниции следует искать, по мнению Э. Жильсона, именно в сочинениях этого теолога, а не Августина [Жильсон, 1992, с. 15]. Именно Ансельму, а не Августину принадлежит знаменитая формула: credo ut intelligam (Верую, чтобы понимать). Для него так же, как и для его современников, рациональное знание было логическим знанием. В его представлении и в представлении его учеников рациональное доказательство (demonstration) было диалектическим доказательством, полученным путем безупречных силлогизмов. Иначе говоря, во времена Ансельма общепринятой образцовой наукой была логика. При таких условиях сама попытка достичь рационального понимания христианской веры обязательно должна была привести к новому переводу христианских верований в термины логического доказательства.
Почему, например, Ансельм раздумывал над тем, что мы теперь называем «онтологическим доказательством» существования Бога? Да потому, что чисто логическое доказательство существования Бога должно было быть полностью априорным, то есть выведенным из единственной концепции Бога, без обращения к эмпирическому знанию. Каковы бы ни были окончательные метафизические выводы и последствия так называемого онтологического доказательства (argument), оно является, в основном, диалектической дедукцией, показывающей существование Бога, чьей внутренней необходимостью является принцип противоречия. В этом случае Бог есть то, сверх чего нельзя ничего помыслить; если можно показать, что имеется противоречие в предложении о том, что нечто величайшее из всего, что возможно вообразить, не существует, то существование Бога будет полностью доказано (продемонстрировано). В результате получается, что невозможно нам помыслить о Боге как о несуществующем, ибо логику не нужно ничего более, чем получить полное удовлетворение от рационального умозаключения. Как христианин Ансельм верит в то, что Бог есть; как логик он заключает, что представление о несуществующем Боге является самопротиворечивым представлением: он не может поверить ни в то, что Бога нет, ни в то, что его можно охватить умом - а раз так, то из этого следует, что Бог существует. С помощью только логики Ансельм достиг рационального понимания христианской веры - той же веры, которой обладал и Августин, но уже другого понимания.
Философские представления о Боге у Декарта и Ньютона
Центральным физическим понятием ньютоновской механики была сила тяготения,- а действие этой силы он не мог объяснить с помощью физических понятий. Представление о силе тяготения, действующей между любыми двумя массами, даже если их разделяют сотни миллионов километров пустого пространства, казалось столь же невероятным, как и многие свойства, придуманные для объяснения физических явлений последователями Аристотеля и средневековыми схоластами [Клайн, 1984., с. 68]. Представление о дальнодействующих силах, о том, что каждая сколь угодно малая частица взаимодействует со всеми телами мира должно было показаться парадоксальным для современников Ньютона, упорно настаивающих на механистических объяснениях и привыкших воспринимать силу как результат непосредственного соприкосновения тел, при котором одно тело «толкает» другое.
Напомним, что М. Фарадей и даже Д.К. Максвелл в аналогичной ситуации, а именно в своем истолковании электромагнитных явлений, исходили из механистических объяснений сил притяжения и отталкивания заряженных тел, опирающихся на фиктивные «силовые трубки» в (несуществующем) эфире, что исключало необходимость апелляции к дальнодействию. Впрочем, это ошибочное объяснение физической природы явлений не помешало названным великим ученым прийти к правильным выводам, в частности, к знаменитым уравнениям Максвелла, дающим исчерпывающее количественное описание рассматриваемых феноменов.
Отказ от физического объяснения и прямая замена его математическим описанием явления потрясли даже великих ученых. Гюйгенс считал идею гравитации «абсурдом» поскольку действие через пустое пространство исключало всякий механизм передачи силы; он поражался тем, что Ньютон взял на себя тяжкий труд и выполнил громоздкие вычисления, которые не обосновывались ничем, кроме математического принципа тяготения. Против чисто математического описания гравитации возражали и многие другие современники Ньютона, в частности, Лейбниц, который сразу, как только прочитал в 1690 г. Ньютоновские «Начала», занял в отношении их резко критическую позицию и продолжал критиковать идею дальнодействия до самой своей смерти. Попытки объяснения феномена дальнодействия не прекращались до начала XX века.
И все же поразительные научные достижения Ньютона стали возможны только благодаря тому, что он всецело полагался на математическое описание даже в тех случаях, когда физическое понимание явления полностью отсутствовало. Но ко времени Ньютона и появления на свет ньютоно-картезианской парадигмы, с которой и начинают отсчет времени существования науки, математика, по мнению М. Клайна, «еще не отказалась от идеи о божественном плане творения» [Там же, С. 198].
Ньютон, Декарт и другие ученые той эпохи были убеждены, что они открывают детали замысла самого Творца, а свой труд по изучению природы они считали служением Богу. Эта идея уже была заложена в греческой цивилизации. Своими математическими трудами и многочисленными исследованиями греки существенно подкрепили тезис о том, что вселенная зиждется на математических принципах. Математика внутренне присуща природе, является истиной о структуре природы, или, если воспользоваться выражением Платона, реальностью о физическом мире. Закон и порядок существуют в природе, и математика - ключ к пониманию этого порядка. Более того, человеческий разум способен проникнуть в сокровенный план природы и открыть математическую структуру вселенной [Там же, С. 40].
Мыслители Средневековья были ревностными искателями истин. Сочинения античных ученых становились им известны в арабских переводах и через оригиналы, сохранившиеся в Византийской империи. Но, в то время как греки верили в математические принципы, лежащие в основе природы, в саму природу, неизменно и неукоснительно следующую некоторому идеальному плану, мыслители позднего Средневековья (Альберт Великий, Фома Аквинский, например) приписывали и сотворение «плана», и все происходящее в природе Богу. Он был Творцом и создателем - и все в природе неукоснительно следовало его плану. Вселенная была творением Бога и беспрекословно подчинялась Его воле. Но греческое учение о математических принципах устройства Вселенной противоречило догматам католической церкви. Каким образом можно было примирить попытки понять Вселенную, сотворенную Богом, с поисками математических законов мироздания? Примирить, казалось бы, непримиримое, можно было только создав новую доктрину, согласно которой Бог при сотворении Вселенной руководствовался математическими принципами. Так, католическая доктрина, провозглашавшая первостепенной обязанностью постижение Божьей воли и его творений, обрела форму поиска математического плана, по которому Бог создал Вселенную.
Известно, что вклад знаменитого Роджера Бэкона в эпистемологию Средних Веков заключался в усилении акцента на двух рациональных методах: этими методами были математическое доказательство и экспериментальное исследование. Именно в них и заключалось главное открытие Бэкона. Математика, по мнению Бэкона, превосходит все другие науки, по крайней мере в том, что «в математике мы можем прийти к полной истине без ошибок, обладая уверенностью в правильности по всем пунктам и не имея каких-либо сомнений.... А в других науках, если исключена помощь математики, имеется столь много сомнений, столь много различных мнений, исходящих от человека, что этим наукам нет возможности развернуться,... ибо в этих науках, которые происходят из природы, нет способа извлечения цифр и подсчетов, с помощью которых должна доказываться истинность всего. И тем самым только математика может дать уверенность без сомнения» [Цит. по: Жильсон, 1992, с. 17-18]. Трактат Роджера Бэкона наполнен попытками передать и выразить с помощью цифр и геометрических фигур таинства благодати и предопределения; отношение между единством Бога и Троицей Божественных Ипостасей.
А по мнению М. Клайна, «...работы математиков в XVI - XVII вв. и на протяжении большей части XVIII в. носили характер религиозного поиска» [Клайн, 1984, с. 45].
Итак, вместо физического объяснения закона всемирного тяготения, Ньютон дал количественную формулировку действия силы тяготения. Именно поэтому Ньютон в первой книге «Начал» замечает: «Эти понятия должно рассматривать как математические, ибо я еще не обсуждаю физических причин и места нахождения сил». Ту же мысль он повторяет и в конце своего сочинения: «В наши намерения входило только установить величину и свойства этой силы по явлениям и применить то, что нам удалось открыть в некоторых простейших случаях, как законы, позволяющие математически оценивать действия силы в более сложных случаях. Мы говорим «математически» во избежание всяких вопросов о природе этой силы, которую мы не понимаем достаточно для того, чтобы строить какие-либо гипотезы...» [Ньютон, 1936, с. 29].
В письме Ньютона преподобному Ричарду Бентли от 25 февраля 1692 года есть такие строки: «То, что гравитация должна быть внутренним, неотъемлемым и существенным атрибутом материи, позволяя тем самым любому телу действовать на другое на расстоянии через вакуум, без какого-либо посредника, с помощью которого и через который действие и сила могли бы передаваться от одного тела к другому, представляется мне настолько вопиющей нелепостью, что, по моему глубокому убеждению, ни один человек, сколько-нибудь искушенный в философских материях и наделенный способностью мыслить, не согласится с ней. Вызывать тяготение должен некий агент, постоянно действующий по определенным законам, но материален он или нематериален, я предоставляю судить моим читателям» [Цит. по: Клайн, 1984, с. 69].
Ньютон верил, что Вселенная материальна по природе, но не думал, что ее происхождение может быть объяснено материальными причинами. Для него Бог - это тот, кто изначально создал материальные частицы, силы между ними и законы, управляющие их движениями. Однажды сотворенная Вселенная будет впредь функционировать как машина, а значит, ее можно описать и понять в этих терминах. Декарт тоже верил, что мир существует объективно и независимо от человека - наблюдателя. Однако для него эта объективность основана на том, что мир постоянно воспринимается Богом. И словно следуя традиции Р. Бэкона, он с помощью математических принципов пытался проникнуть в замысел Творца.
Вненаучные влияния на взгляды Ньютона
Для мыслителя XVII в. представление о Боге было существенным элементом его мировоззрения, а всякая вещь мира и сам мир — след указания на его абсолютное внемировое начало. «Поэтому в рассуждениях о времени и пространстве столь часты теологические реминисценции, поскольку многие ученые и философы полагают, что время и пространство наиболее близки к Творцу и наиболее адекватно передают божественную полноту, совершенство, вечность и бесконечность. Отсюда многие аргументы в научных теориях имеют теологический характер. При этом, несмотря на общую склонность к ясному рациональному постижению порядка вещей и соответствующего ему порядка идей, многие мыслители привлекают для понимания устроения мира оккультные представления, которые можно обнаружить также и в теориях времени и пространства» [Никулин, 1993, с. 4 5].
Всем известно, что Ньютон является одним из основоположников современного научного мышления. Он был великим математиком, физиком, открыл закон всемирного тяготения и сделал немало открытий в области оптики. Все эти заслуги бесспорны, но бесспорно так же и то, что Ньютон немало времени посвятил изучению алхимии и теологии, оставив после себя много интересных рукописей, посвященных герметической науке и непосредственно теологии, которые в течение последнего времени подверглись серьезному научному изучению. По словам его биографа Джона Мейнарда Кейнса [Keynes, 1951], он был скорее последним из великих магов, а не первым великим ученым.
Более того, благодаря изучению библиотеки Ньютона, в которой значилось около сотни книг по химии и алхимии, а также рукописного наследия, все сомнения в интересе ученого к «закрытой» науке рассеиваются окончательно.
Один из исследователей творческой лаборатории Ньютона, некто Стекель, сообщал: «Ньютон написал также химическое сочинение, объясняющее принципы этого таинственного искусства на основании экспериментальных и математических доказательств; он очень ценил это сочинение, но оно, по несчастью, сгорело в его лаборатории от случайного огня» [Рохмистров, 2008, с. 14].
Согласно данным биографов, Ньютон, наряду со своими математическими исследованиями, на протяжении тридцати лет изучал труды алхимиков древности и проводил сложнейшие лабораторные эксперименты. Вот что он писал Локку 26 января 1692 года: «Я слышал, что М-р Бойль сообщил свой процесс относительно красной земли и ртути Вам, так же как и мне, и перед смертью передал некоторое количество этой земли для своих друзей» [Там же]. А вот письмо тому же адресату от 7 июля того же года: «Вы прислали мне земли более, чем я ожидал. Мне хотелось иметь только образец, так как я не склонен выполнять весь процесс... Но, поскольку вы собираетесь его осуществить, я был бы рад при этом присутствовать» [Там же; См. подробнее: Dobbs, 1975].
В письме Ньютона Ольденбургу, написанном 26 апреля 1676 года после публикации Бойлем статьи «Экспериментальное рассуждение о нагревании ртути золотом» мы читаем: «Способ, коим ртуть пропитывается, может быть похищен другими, которые о нем узнают, а потому не послужит для чего-либо более благородного; сообщение этого способа принесет огромный вред миру.... Поэтому я не хотел бы ничего, кроме того, чтобы великая мудрость благородного автора задержала его в молчании до тех пор, пока он не разрешит, каковы могут быть следствия этого дела, своим ли собственным опытом, или по суждению других, полностью понимающих, что он говорит, т.е. истинных философов-герметиков» [Там же]. Сложно определить точную дату, когда Ньютон начал изучать алхимические работы. Так, отечественный исследователь творчества Ньютона СИ. Вавилов пишет: «Склонность к занятиям химией и алхимией, которым Ньютон посвящал впоследствии очень много времени, могла зародиться в обстановке жизни у аптекаря Клэрка. От аптеки XVII в. до алхимической лаборатории расстояние было небольшое» [Вавилов, 1989, с. 16]. Рассматривая рукописи Ньютона, можно утверждать, что интерес к алхимии и трудам алхимиков древности возник во второй половине 1660-х годов. У Ньютона есть рукопись, которую исследователи относят к 1667 году, в ней он делится своими взглядами на материю и химические превращения, составляет химический словарь, включающий порядка 7000 слов, в котором нет никаких алхимических данных. Однако, вторая рукопись, датированная 1669 годом, содержит первые попытки Ньютона упорядочить разрозненные и отрывочные сведения, взятые из алхимических работ. Эти две работы являются свидетельством того, что Ньютон сознательно разделял химию «вегетативную», «живую» и химию механическую. С конца 60-х годов Ньютон начинает собирать различные алхимические сочинения. Так И.С. Дмитриев указывает, что «лишь 16% книг личной библиотеки ученого были посвящены проблемам математики, физики и астрономии, тогда как литература по теологии, философии, истории, герметизму составляла около 70%» [Дмитриев, 1999, с. 658].
Интерес к алхимии в следующем десятилетии подтверждается двумя рукописями. Первую условно можно обозначить, по предложению Доббс, как «Of Natures obvious laws & processes in vegetation» [Dobbs, 1991, p. 256-270]. В ней Ньютон уделяет особое внимание проблеме вегетативности металлов, признавая при этом, что вегетативные процессы действуют одинаково в животном мире, в растительном и в мире минералов. Он даже утверждает, что металлы подвержены вегетации не меньше, чем растения и животные, и что сама вегетация является следствием латентного воздействия некоего духа, который дает знать о себе во всех земных элементах. Рукопись Ньютона представляет из себя 12 страниц, исписанных убористым почерком с огромным количеством помарок и замечаний, которые явно возникали по мере того, как сам Ньютон все глубже и глубже погружался в исключительно алхимическую проблему вегетации. Во второй рукописи, названной «Key», по большей части идет речь об экспериментальных алхимических успехах Ньютона.
В 1690-е годы Ньютон, кроме проведения экспериментов, занимается изучением ряда алхимических работ. В частности, пристальное внимание он уделил трудам анонимного алхимика Эренея Филарета (псевдоним анонимного алхимика XVII века), кроме того, до нас дошла его рукопись, которая представляет собой комментарий Ньютона к «Изумрудной скрижали» Гермеса Трисмегиста [Dobbs, 1991, р. 271-277].
Итоговым результатом алхимических исследований Ньютона стали рукописи, выставленные на продажу на аукционе Сотби в 1936 году «объемом около 650000 слов», как было указано в каталоге. Материалы, свидетельствующие об алхимических увлечениях Ньютона, можно условно разделить на следующие четыре группы: 1) рукописи, написанные рукой неизвестного переписчика, 2) конспекты как опубликованных, так и неопубликованных алхимических трактатов, составленные самим Ньютоном, 3) компиляции различных трактатов, содержащие комментарии Ньютона и 4) сочинения (или фрагменты сочинений), принадлежащие самому Ньютону.
Историки, занимавшиеся исследованием алхимических работ Ньютона, считают, что 1680-е и 90-е годы были временем его наивысшей активности в алхимических изысканиях, несмотря на то, что в это же время Ньютон активно работал над «Началами». Р. Уэстфоллу принадлежат следующие слова: «Не ошибаемся ли мы в расстановке акцентов в ньютоновском творчестве?
Иллюминация в алхимии и космогония И. Ньютона. Закон всемирного тяготения
Начиная с 1660-х годов Ньютон был увлечен поисками теологического толка. Ученый, как и его соотечественники Исаак Барроу, Генри Мор и Ральф Гудворд, был встревожен нараставшим атеизмом, причину которого многие видели в распространявшемся картезианстве [Guerlac, 1977, р. 81-106]. Хотя античный атомизм не имел ничего общего с атеизмом в современном понимании этого слова, но само учение о мельчайших и неделимых частицах, находящихся в непрерывном движении, словно исключало вмешательство в их механическое движение каких бы то ни было богов. Декарт, Гассенди и Чарльтон, предложили решение этой проблемы, предположив, что молекулы начали свое нескончаемое движение по божьей воле в самый момент творения. А все, что получилось в результате, произошло благодаря корпускулам и их движению, без всякого божественного вмешательства [Kargon, 1966, р. 64, 67-68, 87-89; Osber, 1979, р. 445-456].
По мнению Ньютона механистическое движение атомов мало что могло объяснить. С точки зрения чистой механики, невозможно было объяснить жизненные процессы, их весьма таинственную природу, где всевозможные трансмутации и сцепления молекул были просто необходимы. Получалось, что явление, или феномен, оказывалось богаче предписанного картезианством закона. Если все материальные формы, по мнению Ньютона, при всем их немыслимом разнообразии, могли редуцироваться назад в состояние так называемой первоматерии, то как все это разнообразие, могло вообще появиться на свет? И по чьей воле, в конце концов, все это могло свершиться? Появление бесконечной вариативности из некого единого начала, из первоматерии привлекало внимание ученого. [Loemker, 1972, р. 219-221]. Известно, что Ньютон в своих знаменитых «математических принципах» прямо выразился: «Blind metaphysical necessity, which is certainly the same always and every where, could produce no variety of things.»9 [Sir Isaac Newton s Mathematical Principles of Natural philosophy and His system of the World, 1962, vol. 2, p. 546].
Вариативность, которая не может быть объяснена исключительно механистическим принципом, объясняется в большей мере процессом вегетации. Об этом ученый и писал еще в 1672 году:
«So far therefore as the same changes may be wrought by the slight mutation of the tinctures of bodies in Common Chemistry and changes made by nature are done the same way, that is by the sleighty transpositions of the grosser corpuscles, for, upon their disposition only sensible qualities depend. But, so fast as by vegetation such changes are wrought as cannot be done without it, we must have recourse to some further cause. And this difference is vast and fundamental because nothing could ever yet be made without vegetation nature useth to produce by it»10 [Цит. no : Dobbs, 1991, p. 35].
Колебание Ньютона между принятием механистического и вегетативного объяснения возникновения бесконечной вариативности жизненных форм привело его, в конечном счете, к принятию концепции божественной предопределенности. Эта предопределенность наиболее ярко выражается в процессах вегетации. Все процессы, основанные на вегетации, имеют, по мнению Ньютона, одну лишь причину и эта причина - воля Божья. Причиной всех причин является Бог, и главный смысл бытия известен только Ему самому и никому более. Только Он ответственен за всю нескончаемую вариативность форм [Sir Isaac Newton s Mathematical Principles of Natural philosophy and His system of the World, 1962, vol. 2, p. 546]. Но, по мнению Ньютона, у Бога обязательно должен быть посредник, с помощью которого Его воля, должна была воплощаться в этом мире:
«If any think it possible that God may, produce some intellectual creature so perfect that he could, by divine accord, in turn produce creatures of a lower order, this so far from detracting from the divine power enhances it, for that power which can bring forth creatures not only directly but through the mediation of other creatures is exceedingly, not to say infinitely, greater.»11 [Hall A.R., Hall B.M., 1962, p. 108, 142].
В своем алхимическом трактате «О природе видимых законов и о процессах вегетации» («Of Natures obvious laws & processes in vegetation») Ньютон широко использует термин «вегетация», утверждая, что этот процесс дает о себе знать и среди минералов, и в животном мире, равно как и в растительном. Он даже утверждает, что дух вегетации неизменен и проявляет себя всюду. И если металлы — это часть мира минералов, то и металлы также подвержены вегетации, читай - трансмутации [Dobbs, 1991, р. 38]. Именно вегетативные процессы металлов и вдохновляли ученого на поиски того, что можно было бы определить как немеханистические принципы действия в природе.
Поначалу Ньютон предполагал, что присутствие божественной воли в мире может быть объяснено теорией эфира, который представлялся ему своеобразной душой материи [Dobbs, 1991, р. 38]. Здесь мы видим, что Ньютон полностью разделял воззрения стоиков, о чем уже шла речь выше. Однако в дальнейшем ученый предположил, что эфир - это лишь своеобразная среда, используемая более активным с точки зрения вегетации духом. И этим более активным духом мог стать Свет. Именно Свет, по мнению ученого, может внести необходимую жизненную активность в пассивную по своей природе материю и быть этой материей абсорбирован. «Разве не могут непроницаемые тела и Свет проникать друг в друга? -спрашивал Ньютон в своей «Оптике», - и разве не могут те же Тела получить максимум своей Активности из мельчайших частиц Света, которые беспрепятственно проникают в их Структуру?» [Newton, 1952, р. 374].
Вегетативный, или живительный, дух, который может быть еще идентифицирован как Свет, среди алхимиков был известен как иллюминат. Алхимик Э. Филарет - один из любимых авторов Ньютона - представлял и описывал иллюминат как некую основу алхимического деяния. Так, именно иллюминат активирует ртуть и подготавливает ее к работе. Эйреней Филалет пишет: «... at last, by the will of God, a light shall be sent upon thy Matter, which thou canst not imagine; then expect a sudden end...»12 [Philalethes E., 1669, p. 73, 108]. Стоит отметить, что Ньютон использует тот же самый дискурс, когда говорит об активных жизненных началах, заключенных в свете, проникающем в непрозрачную материю.
