Содержание к диссертации
Введение
Глава 1. Ирония как объект изучения лингвистики и смежных с ней наук 13
1.0. Понятие иронии и основные аспекты ее изучения 13
1.1. Риторико-стилистический подход в изучении иронии 21
1.2. Структурно-функциональный подход в изучении иронии 28
1.3. Прагматический подход в изучении иронии 57
Выводы по первой главе 73
Глава 2. Контекстная обусловленность иронического смысла высказывания 77
2.0. Определение контекста в лингвистике 78
2.1 .Типология контекстов и моделирование иронических контекстов 84
2.2.Текстообразующие свойства иронических контекстов 94
2.3. Ирония как жанрообразующий принцип антиутопии 102
Выводы по второй главе 116
Глава 3. Языковое воплощение и функции иронии в романе-антиутопии 119
3.0. Текстообразующие функции иронического социально-исторического контекста - интертекстуальная игра (на примере романа Ол. Хаксли «О дивный новый мир») 119
3.1. Текстообразующие функции иронического лингвистического контекста - создание «эзотерического языка» произведения (на примере романа Дж. Оруэлла «1984») 153
3.2. Иронические контексты и переводческие аспекты передачи иронии (на примере романов «Мы» Е. Замятина, «Кысь» Т. Толстой в переводе на английский язык) 171
3.3. Функции иронических контекстов, присущие поэтике абсурда 195
Выводы по третьей главе 214
Заключение 216
Библиографический список использованной литературы 219
Список использованных словарей и справочников 234
Список художественной литературы 235
- Понятие иронии и основные аспекты ее изучения
- Риторико-стилистический подход в изучении иронии
- Определение контекста в лингвистике
- Текстообразующие функции иронического социально-исторического контекста - интертекстуальная игра (на примере романа Ол. Хаксли «О дивный новый мир»)
Введение к работе
Настоящая диссертация исследует языковое выражение иронии. Несмотря на то, что исследованию иронии посвящено значительное число работ, в большинстве из них внимание акцентируется преимущественно на литературных, социальных и психологических аспектах этого явления, тогда как собственно языковые механизмы образования иронического смысла высказывания исследованы не в полном объеме. Работы, обращенные к языковым особенностям иронии, ограничиваются рассмотрением лексических средств ее выражения, упуская из вида другие средства и приемы формирования иронического контекста, не освещая когнитивных процессов его порождения и восприятия. Интерес современной лингвистики и переводоведения к иронии, как когнитивно-дикурсивному явлению, обусловлен изменением точки зрения на языковые приемы выразительности: в современной научной литературе ирония рассматривается не столько как стилистический прием, сколько как особый вид соотношения мыслительного и языкового планов, основанный на критическом отношении к реальной или вымышленной действительности. Данная работа ' предлагает широкое понимание иронии, как модуса восприятия и мировоззренческой позиции, оценочной установки на социально-исторический дискурс и реализации интеллектуальной игры. При таком рассмотрении ирония создает концептуальную основу для смыслового генерирования текста и порождает модель абсурдного текста, переосмысляя ценности и противоценности, формируя индивидуально-авторский аксилогический контекст.
Наиболее яркое выражение, на наш взгляд, иронические контексты находят в антиутопической прозе, где иронию представляется возможным рассматривать в двух аспектах: жанрово-стилистическом — как метод концептуализации действительности и семиотическом — как результат
4 і
семантического означивания (иронический смысл / картина), созданный автором.
Актуальность темы: Широкое распространение иронии в различных
культурах, которое находит свое выражение в современной литературе,
публицистике и изобразительном искусстве, не может не вызывать
стремления ученых изучить и описать процессы иронизирования, определить
специфику и стратегию национального своеобразия этого явления, что, в
свою очередь, послужит решению многих проблем межкультурной
коммуникации. Особая значимость работы заключается в том, что автор
впервые рассматривает иронию в качестве категории, присущей
антиутопическому роману и сравнивает языковое воплощение иронии в
англоязычном и русском сознании с привлечением наиболее ярких образцов
антиутопического жанра. Работа продолжает изучение проблемы
интертекстуальности, связанной с установкой на ироническое сопоставление различных литературных стилей, жанровых форм, сюжетов, приемов и повествовательных техник.
Проблемы понимания иронических смыслов весьма актуальны и для создания общей теории смысла, стратегий выражения отрицательных смыслов в завуалированной форме.
Предметом изучения являются языковые механизмы иронии, их особенности в английском и русском языках, иронический смысл высказывания в жанре антиутопии, контекстуальные условия его формирования и его текстообразующие функции в системе целого произведения.
Объектом данного исследования, таким образом, выступает ирония как текстообразующая категория и ее когнитивно-дискурсивная реализация в романе-антиутопии.
Научная новизна состоит в подходе к исследованию иронии, как сложного межсемиотического явления, с позиций когнитивной лингвистики,
что позволяет систематизировать данные, связанные не только с формой
иронических контекстов, но и с условиями их восприятия. Впервые изучение механизмов возникновения иронического смысла в зависимости от разных типов контекста исследуется на материале антиутопий — жанра, задача которого состоит в оценке общественно-политического устройства. Исследование проводится с применением комплексной методики анализа, которая в наибольшей степени соответствует, на наш взгляд, сложной природе объекта.
Целью нашей работы является систематизация контекстуальных условий, сопровождающих порождение иронического смысла в тексте романа-антиутопии, а также выявление и описание языковых средств, вербализующих определенный тип иронического контекста.
В соответствии с целью исследования в работе решаются следующие задачи:
выявление и описание языковых форм иронии как текстообразующих компонентов;
исследование отношений между формой иронического контекста и характером его восприятия;
определение специфики и свойств иронического контекста;
выведение типичных иронических контекстов, характерных для антиутопической прозы в английском и русском языках;
определение роли разных типов иронических контекстов в процессе восприятия и интерпретации иронического смысла высказывания;
выявление текстообразующих функций иронических контекстов в романах-антиутопиях;
7. анализ способов передачи иронии при переводе.
Общетеоретической и методологической базой исследования
являются -труды отечественных и зарубежных ученых в области когнитивной
лингвистики (Н.Д. Арутюнова, Е.С Кубрякова, М.В. Никитин, М.А. Панина,
Н.А. Абиева, О.Я. Палкевич, Е.А. Брюханова, С. Палмер, Ф. Джонсон-Лэрд,
N. Groeben,), психолингвистики (Л.С. Выготский, А.Р. Лурия, А.А. Леонтьев,
А.П. Клименко), лингвостилистики и прагмалингвистики (И.В. Арнольд, М.А. Багдасарян, Н.К. Салихова, Г.Л. Прокофьев, Т.А. Шишкина), лингвистики текста, (Н.А. Николина, СИ. Походня, Ж.Е. Фомичева, Т.П. Третьякова, З.Я. Тураева, И.А. Щирова, Н.А. Фатеева, Н.В. Веселова), семиотики (Ю.М. Лотман, Ю.С. Степанов, Н.Б. Мечковская, Р.О.Якобсон, Р. Барт), теории перевода и переводоведения (Л.С. Бархударов, Т.А. Казакова, Ю.Е. Прохоров, Ю.П. Солодуб, Т.Г. Пшенкина, P.O. Якобсон), литературоведения (М.М. Бахтин, Ю.Н. Тынянов, И.Н. Иванова, Б.А. Ланин, В.Н. Топоров, А.Ф. Лосев, В.Я. Пропп, О.Л. Чернорицкая).
При решении поставленных в исследовании задач было применено комплексное использование таких методов современной лингвистики, как сопоставительный семантический анализ, коммуникативно-прагматический анализ, контекстуальный анализ.
Источниками материала для исследования послужили тексты произведений «О дивный новый мир» О. Хаксли, «1984 год» Д. Оруэлла, «Мы» Е. Замятина, «Кысь» Т. Толстой на английском и русском языках.
На защиту выносятся следующие положения:
Подобно метафоре и метонимии иронию следует признать особым типом номинации, основанным на противопоставленности сравниваемых объектов, что в парадигматике языка отражено такими явлениями, как синонимия, меронимия (отношение части и целого) и антонимия. Важно отметить, что отношения между типами номинации, с одной стороны, и отношения противопоставленности, с другой стороны, взаимопроницаемы. В первом случае, мы можем говорить о существовании иронических тропов, а во втором - о таких «двойственных» явлениях языка, как конверсия и энантиосемия.
Ирония представляет собой яркий пример реализации речетворческого процесса. Это - одна из форм проявления языковой и смысловой игры, основанной на чувстве эстетической и эмоциональной
оценки. Наряду с другими формами языковой игры, ирония выступает не
только в качестве объекта оценки употребления языковых единиц, но и сама является специфичным средством выражения оценки, т.е. воплощением скрытого критического отношения автора к действительности, требующим приращения смысла на основе лингвистического и паралингвистического контекстов для понимания интенционального смысла высказывания. Коммуникативная составляющая иронического смысла заключается в намеке на имплицитный компонент знака, скрытое содержание, которое состоит из ситуационного контекста (знания социально-исторического плана), психологического контекста (знание психологических особенностей говорящего и слушающего, их эмоционального состояния в момент речи) и вертикального контекста (общего тезауруса говорящих).
Контекст является непременным условием формирования смысла высказывания. Иронический смысл высказывания задается специфичной организацией контекста, ироническим контекстом, который определяется как речевая ситуация несоответствия одних свойств языковой системы другим ее свойствам, или несоответствие одной семиологической системы другой, моделируемое говорящим с целью создания парадокса восприятия, т.е. когнитивно-коммуникативной ситуации несоответствия.
Для антиутопии, как жанра, который описывает государственные режимы и системы, ведущим становится социально-исторический контекст. Ирония в антиутопии реализует критическую концептуальную установку на социально-исторический дискурс, формируя «точку зрения» художника и позволяет ему конструировать новые смыслы, преобразуя общеизвестные нормы и стереотипы, представленные в интекстах. Игровое начало интертекстуализации задается ироническим восприятием автора описываемой действительности и его конструктивными стратегиями в организации смыслопорождающих функций этого явления.
Язык как система смыслообозначения, т.е. непосредственно
лингвистический контекст, становится объектом художественного описания
в абсурдных текстах и входит в авторский замысел произведения. Таким
образом, авторы ставят проблему соотношения языка и смысла, моделируя искусственный язык. «Эзотерический» язык антиутопии понимается нами как язык, низвергающий утопическое сознание, являющее собой образец «идеальной модели» языка, и разрушающий нормы естественного языка.
Ирония в антиутопической прозе является структурной категорией текста, которая реализуется в намеренном столкновении смысловых рядов — реального и идеального, должного и недолжного, прекрасного и безобразного отрицанием и критикой одного за счет утверждения и мнимой похвалы другого. В этом проявляется смысловая и стратегическая двуплановость иронии и антиутопии. При этом жанр антиутопии является специфичной формой или упаковкой, которая реализует стратегию говорящего в особой презентации содержания высказывания.
Концептуальность и межсемиотическая сущность иронии создают многозначную и многоуровневую семантическую структуру романа-антиутопии за счет генерации подтекста, как намеренного имплицитного смысла. Основные функции иронических контекстов в романе-антиутопии сводятся к следующим:
а) придание критической направленности образности и символике
произведения;
б) реализация интеллектуальной «игры смыслов», которая
характеризуется неоднозначностью восприятия, смысловой
неопределенностью, множественностью интерпретаций;
в) создание абсурдного мира антиутопии за счет переосмысления
взаимоисключающих оценок, что в языковом плане находит выражение в
семантической и стилистической рассогласованности элементов,
преобразовании языковых и речевых стереотипов.
г) обновление ассоциативного потенциала слова. Видение слова в
новом ракурсе вызвано его «неожиданным употреблением», в
несвойственном для него значении, форме или функции.
8. Концептуальный механизм создания иронии весьма схож в английском и русском языках, но традиционная экспликация смысловых контейнеров (концептов), их комбинаторика и жанровое воплощение различны. Поэтому основную сложность при переводе иронических контекстов представляет воссоздание не столько предметно-логического, сколько ассоциативно-эмоционального уровня текста, что весьма характерно для оценочных суждений.
Теоретическая значимость работы заключается в том, что предлагает
описание структурных, семантических и функциональных особенностей
явления иронии, продолжает разработку проблем классификации контекстов,
предлагает определение иронического контекста, выявляет иронические
контексты и их функции в антиутопическом жанре. Рассмотрение иронии как
явления вторичной номинации, принадлежащего категории
иносказательности, позволяет внести существенный вклад в создание общей теории смысла и стратегий выражения отрицательных смыслов и оценок в завуалированной форме.
Практическая значимость исследования состоит в возможности его использования для дальнейшего изучения иронических контекстов не только в жанре антиутопии, но и любых других типах текста как письменного, так и устного дискурса. Приведенные в работе анализ и примеры могут быть использованы в целях культурологического описания иронии в различных культурах, в лингвистических, литературоведческих и переводовеческих целях при описании идиолекта того или иного автора, а также на занятиях по стилистике, интерпретации текста, когнитивной лингвистике, в процессе научно-исследовательской работы студентов и аспирантов и в процессе преподавания английского языка и литературы на филологических факультетах университетов на старших этапах обучения.
Апробация работы. Результаты настоящего исследования
обсуждались на заседаниях кафедры английской филологии в РГПУ им. А.И.
Герцена (25 сентября 2007, 27 ноября 2007, 11 декабря 2007); апробированы
на международной конференции «Языковые механизмы комизма» под общей организацией проблемной группы «Логический анализ языка» отдела теоретической лингвистики в институте языкознания РАН (Москва, 12-14 сентября 2005), на межвузовской научно-практической конференции в Забайкальском государственном педагогическом университете им. Н.Г. Чернышевского «Словесность в XXI веке и современный мультикультурный контекст» (Чита, 19-20 ноября 2005), на II международной научно-практической конференции в лингвистическом институте Барнаульского государственного педагогического университета «Проблемы межкультурной коммуникации в теории языка и лингводидактике» (Барнаул, 5-6 октября 2006). Наиболее значимые аспекты диссертационной работы нашли отражение в 5 публикациях.
Структура работы. Диссертация состоит из введения, трех глав, заключения, списка литературы, включающего 179 наименований, из них 19 источников на иностранных языках, список использованных словарей, энциклопедий и справочников, список использованной художественной литературы. Общий объем работы составляет 236 страниц печатного текста.
Во введении определяется общее направление исследования, его цель и задачи, объект, методика исследования, обосновывается актуальность, указывается научная новизна, теоретическая и практическая значимость, формулируются положения, выносимые на защиту.
Первая глава посвящена рассмотрению различных подходов к определению понятия иронии в философско-эстетическом, лингвистическом и литературоведческом аспектах, обзору современных лингвистических теорий иронии, определению типов иронии, способов их языкового выражения, проблемам восприятия и понимания иронического смысла высказывания. Кроме того, приводится краткое описание исторической эволюции содержания понятия иронии, в котором отмечаются наиболее характерные черты, приписываемые иронии в ту или иную историческую эпоху.
Во второй главе представлен обзор существующих в лингвистической науке точек зрения на влияние контекста в формировании смысла высказывания, в том числе иронического. Приводится анализ наиболее известных классификаций контекстов и предлагается теоретическая модель его системного описания. Выдвигается положение о возможности изучения иронического текста, согласно предложенной классификации типов контекстов. Прослеживается концептуальное родство иронии с антиутопическим жанром и обосновывается ее текстообразующая природа в создании определенной модели абсурдного текста, с эмоционально-критической направленностью на социально-исторический дискурс.
В третьей главе проводится комплексный сопоставительный анализ оригинальных и переводных иронических контекстов с выявлением наиболее часто реализуемых типов иронических контекстов в романе-антиутопии и описанием их функциональной значимости в системе целого произведения. В ходе анализа выявляется сходство и различие в способах выражения иронии в английской и русской традициях, анализируются связанные с этим проблемы перевода.
В заключении обобщаются результаты проведенного исследования и намечаются перспективы дальнейших исследований по проблеме.
Понятие иронии и основные аспекты ее изучения
Ирония представляет собой сложное, многоаспектное явление, которое становилось объектом исследования в различных областях лингвистики: в экспериментальной фонетике [Смоленская, 1969; Миндрул, 1980; Корчажкина, 1982; Давыдов, 1984], лингвостилистике и прагмалингвистике [Багдасарян, 1969; Салихова, 1976; Прокофьев, 1988; Шишкина, 1990], социолингвистике и психолингвистике [Clark, Gerrig, 1984; Sperber, Wilson, 1991; Baxter, 1992; Ducharme, 1994; Gibbs, Raymond, 2000], когнитивной лингвистике [Панина, 1996; Палкевич, 2001; Брюханова, 2004; Groeben, 1984]. Внесли значительный вклад в изучение феномена иронии ученые, занимающиеся лингвистикой текста, которые рассматривают иронию как текстообразующую категорию [Николина, 1979; Походня, 1989; Фомичева, 1992; Третьякова, 2001; Веселова, 2003; Щирова 2003].
Опираясь на последние достижения когнитивной лингвистики, семантики и прагматики текста, учитывая общность интересов исследований процессов порождения и восприятия смысла в смежных науках, таких как семиотика, герменевтика, риторика и стилистика, данная работа продолжает изучать иронию в терминах контекстной семантики и коммуникативного синтаксиса, а также исследует семиотические основания этого феномена.
Объект настоящего исследования предполагает изучение процессов категоризации мира, оценки его проявлений и сущностей, формирование особого видения мира и, соответственно, "особого" (ироничного) отношения к нему.
Таким образом, иронию нам представляется необходимым изучать не в качестве языкового средства (фигуры замещения), как ее традиционно рассматривают в учебниках по стилистике [Арнольд, 1973; Ахманова, 1969; Гальперин, 1977; Мороховский, 1984; Салихова, 1976; Knox N., 1961], а как процесс вторичной номинации, исследуя механизмы вторичного семиозиса, языковые и речевые составляющие иронического смысла. Под вторичным семиозисом мы вслед за Р.Г. Пиотровским понимаем использование в речи не столько узуальных, «т. е. социально закрепленных жестких связей между означающим и означаемым знака и между различными знаками, сколько использование вторичного семиозиса, т.е. неисчисляемых окказиональных ассоциаций между компонентами знаков» [Пиотровский, 1999: 5].
Лингвистическое описание иронии невозможно без обращения к теории номинации, которая призвана прояснить процессы наименования и закрепления имен за отдельными фрагментами реальной или вымышленной действительности. В современной лингвистической литературе термин "номинация" не имеет однозначного толкования, и у разных исследователей часто не совпадает содержание терминов "первичная" и "вторичная" номинация. Как отмечает Ж.А. Вардзелашвили, в языкознании существует две точки зрения относительно понимания этих терминов. Согласно первой из них, которая восходит к теории означивания Э. Бенвениста и развивается в трудах Т.В.Булыгиной [Булыгина, 1991], В.Г.Гак [Гак, 1967], А.А.Уфимцевой [Уфимцева, 1968], «под первичной номинацией понимают языковое означивание посредством слов и словосочетаний, а под вторичной — языковое означивание при помощи предложений. При этом разграничение двух разных видов языкового означивания - как слов и словосочетаний, с одной стороны (первичная номинация), и предложений, с другой (вторичная номинация), нашло свое выражение у этих исследователей в бинарных противопоставлениях: 1) как два вида знаков - номинативные и предикативные, знаки-наименования и знаки-сообщения, частичные и полные знаки; 2)- как два вида семиологических значимостей - значение и смысл, номинативная и синтагматическая ценность знака; 3) как два принципа означивания системных средств - семиологический и семантический» [Вардзелашвили, 2003]. Другой подход к определению понятия «вторичной номинации» основывается на понимании асимметрии языкового знака, ("асимметричный дуализм языкового знака") [Карцевский, 1965], способного моделировать новое содержание в рамках старой формы и, с другой стороны, сохранять содержание знака при изменении его формы. Вторичная лексическая номинация, по В.Н. Телия, - это использование уже имеющихся в языке номинативных средств в новой для них функции наречения. [Телия, 1981]. Данная точка зрения отражена в работах Г.В. Колшанского [Колшанский, 1975], Н.Д. Арутюновой [Арутюнова, 2005], Е.С. Кубряковой [Кубрякова, 1978] и представляется наиболее продуктивной для целей нашего исследования.
Риторико-стилистический подход в изучении иронии
Под влиянием узкого понимания иронии в эстетике и литературоведении многие исследования по стилистике трактуют иронию в качестве стилистического приема, основанного на противопоставлении прямого и переносного значения слова. Толкование иронии как тропа в отечественном языкознании восходит к М.В. Ломоносову. У него находим примеры иронического употребления метафор-имен собственных: «Ирония состоит иногда в одном слове, когда малого человека Атлантом или гигантом, бессильного Самсоном, скаредного Авессаломом или Иосифом называем, и посему надлежит она до тропов речений» [Ломоносов, 1952: 256]. Ирония в таком понимании находится в одном ряду с другими экспрессивными средствами (гипербола, литота, перифраз) [И.В. Арнольд, 1973; И.Р. Гальперин, 1977; О.С. Ахманова, 1969; Н.К. Салихова, 1976; У.С. Бут, 1967; Л. Истмен, 1936; Н. Нокс, 1961; Р. Тернер, 1975].
В современных исследованиях по риторике иронию рассматривают совместно с теорией субституции. «В рамках этой теории тропеическое высказывание (высказывание с переносным смыслом) рассматривается как субститут другого, буквального высказывания, которое в случае его применения способно выразить то же самое значение. Буквальное значение считается равнозначным эквивалентом переносного. Переносное употребление выражения состоит в контекстуальном применении этого выражения в другом, нежели его собственном или нормальном, смысле. При этом контекст позволяет вскрыть несобственный, или ненормальный смысл, и соответствующим образом интерпретировать его» [цит. по Палкевич, 2000: 112].
При таком подходе ирония - троп или фигура, связанная с косвенным выражением субъективного отношения. Двуплановость иронии может проявляться при двух интерпретациях одной и той же ситуации, наличии буквального и переносного смыслов или при одновременной реализации в слове двух типов лексического значения (предметно-логического и контекстуального). При этом специфические отношения, связывающие буквальный и переносный смыслы, разделяются на два типа: 1) противоположность (оппозиция, контраст, неконгруэнтность, парадокс) и 2) отрицание.
Мы разделяем мнение О. Я. Палкевич о том, что буквальное и переносное значение не эквивалентны и не взаимозаменяемы. Иронический смысл «представляет собой сложный конструкт, образованный из наслаивающихся друг на друга и проникающих друг в друга значений» [там же: 113]. Автор справедливо говорит о некотором сплаве значения, полюсами которого являются буквальное и переносное значение. А признаки многозначности и неопределенности у иронического высказывания составляют его особое эстетическое качество, его поэтическую функцию.
М.А. Багдасарян (1969) и А. А. Потебня (1990) считают не справедливым рассматривать иронию в качестве тропа, поскольку троп основывается на образном значении слова, а ирония может реализоваться и без его помощи, зачастую интонационно, что невозможно для других тропов. Нередко сами тропы могут употребляться в ироническом смысле. Сравним выше приведенные примеры иронического употребления метафоры у Ломоносова. По мнению А.А. Потебни, ирония как фигура может «обходиться вовсе без тропов» или «заключать в себе троп... В частности, ирония может заключить в себе другие тропы, например, ироническую антономасию, аллюзию» [Потебня, 1990: 275].
Семиотика и когнитивная психология рассматривают метафору, метонимию и другие тропы как «модели (схемы, способы, шаблоны), по которым сознание человека, основываясь на исходном (имеющемся) содержании знака, формирует новое представление (удерживая его, иногда временно, в прежней формальной оболочке)» [Мечковская, 2004: 185]. При этом метафоре и метонимии отводится особое место в ряду других тропов. «Метафора и метонимия выступают как два организующих центра в наборе тех моделей (схем), по которым сознание «умеет» образовывать производные значения и знаки» [там же: 87]. Одни тропы тяготеют к метафоре, (в их числе Н.Б. Мечковская рассматривает иронию), другие основываются на механизмах метонимии.
Исследуя структуры значений слов, которые могут быть весьма сложными, совмещая радиальные, цепочечные и смешанные (радиально-цепочечные) типы формальных связей между значениями [Кронгауз, 2005: 126], семантика пользуется термином семантическая сеть. «Вообще семантической сетью называется структура значений, связанных между собой различными отношениями» [там же: 128]. При этом существенным следует считать не только формальный тип связи между значениями, но и содержательные отношения между ними. Наиболее важными, по мнению М.А. Кронгауза, оказываются метафорические и метонимические переносы значений.
Определение контекста в лингвистике
Большинство исследователей признают, что иронию можно понять лишь в контексте. В определении иронии, предлагаемом И.Н. Ивановой, контекст является обязательной компонентой: «Ирония есть ощущение возмооїсности иного контекста, других точек зрения...» [Иванова, 2006: 10]. Сравним данное определение с мнением Е.Ю. Третьяковой о выстраивании иронией иного аксиологического контекста: «Вместо того, чтобы встраивать новое содержание в рамки старых смысловых структур, ирония заставляет заметить узость этих рамок и устремляет читателя к выработке новой системы ценностей» [Третьякова, 2001: 6].
«Указание на контекстуальную относительность слова или фразы отныне превращается в методологическую максиму, ибо язык живет во множестве взаимопересекающихся, равно легальных, хотя и по-своему значимых, в разной степени денотативных и коннотативных контекстов» [Касавин, 2005: 4]. Существуют разные подходы к понятию контекста и, соответственно, различные определения контекста.
Определение контекста, по словам И.Т. Касавина, представляет сложную задачу: «Понятие контекста вошло в устойчивый оборот в эпистемологии, лингвистике, социальной антропологии, психологии, истории науки, когнитивистике, истории философии и даже теологии. Соответственно можно говорить о различных типах контекстуализма, которые соотносятся и взаимодействуют друг с другом. Однако анализ даже некоторых из них показывает, что понятие контекста во многом остается непроясненным; оно не только не самоочевидно, но представляет собой серьезную проблему» [Касавин, 2005: 6].
Контекст - центральное понятие, как для лингвистики, так и для «наук о познании» в целом, к которым относятся не только когнитивные науки (когнитивная психология и лингвистика, когнитивная социология, логика, нейрофизиология), но и психология личности, социальная и - культурная антропология, культурология. Антропологический поворот в науках отразился на лингвистической проблематике понимания и интерпретации, невозможных без обращения к контексту.
Герменевтика как философия языка призвана объяснить, как языковые значения в речевом процессе превращаются в смыслы. В. Шлейермахер указывает на индивидуальность говорящего и понимающего. В процессе истолкования он выделяет «грамматическую» или «объективную» интерпретацию, сутью которой является лингвистический анализ текста: употребление слов для выявления авторского замысла, и «психологическая» / «субъективная» интерпретация текста, призванная раскрыть личность автора, опираясь на стиль его изложения [Schleiermacher, 1959: 108]. Гадамер в своей концепции делает упор на принцип историчности контекстов (влияние истории - Wirkungsgeschichte). Язык, по его мнению, есть основа всякого опыта [Гадамер, 1988: 48]. Таким образом, понятие контекста для герменевтики оказывается очень широким - от влияния истории и традиций до их воплощения в языке.
В психологии понятие контекста было разработано такими выдающимися учеными как К. Бюлер и Л.С. Выготский. К. Бюлер сформулировал «теорию окрестности» / теорию языкового окружения (Umfeldtheorie): «Не нужно быть специалистом, дабы понять, что важнейшая и наиболее значимая окрестность языкового знака представлена его контекстом; единичное являет себя в связи с другими себе подобными, и эта связь выступает в качестве окрестности, наполненной динамикой и влиянием» [Buhler, 1934]. Похожие идеи высказывал отечественный психолог Л.С Выготский: «Слово вбирает в себя, впитывает из всего контекста, в который оно вплетено, интеллектуальные и аффективные содержания и начинает значить больше и меньше, чем содержится в его значении, когда мы его рассматриваем изолированно и вне контекста: больше - потому что круг его значений расширяется, приобретая еще целый ряд зон, наполненных новым содержанием; меньше - потому, что абстрактное значение слова ограничивается и сужается тем, что слово означает только в данном контексте.... В этом отношении смысл слова является неисчерпаемым.... Слово приобретает свой смысл только во фразе, сама фраза приобретает смысл только в контексте абзаца, абзац — в контексте книги, книга - в контексте всего творчества автора» [Выготский, 1956: 370].
Текстообразующие функции иронического социально-исторического контекста - интертекстуальная игра (на примере романа Ол. Хаксли «О дивный новый мир»)
Ж. Делез в работе «Логика смысла» ставит проблему соотношения языка и смысла следующим образом: «В каждом случае, для каждого типа дискурса нужно различать три языка. Во-первых, реальный язык, удовлетворяющий вполне обычным нуждам говорящего (индивидуальности или, скорее, личности...). Во-вторых, идеальный язык, представляющий модель дискурса в зависимости от формы его носителя (например, модель божественного языка в Кратиле, соответствующая сократической субъективности; рациональная модель Лейбница, соответствующая классической индивидуальности; эволюционистская модель романтической личности). И наконец, эзотерический язык, который всякий раз приводит к низвержению идеального языка в основание и к распаду носителя-реального языка. Более того, между идеальной моделью и ее эзотерическим переворачиванием существуют внутренние отношения. В таких же отношениях состоят ирония и трагическое основание, причем связь эта настолько тесна, что невозможно определить, на чью1 сторону приходится максимум иронии» [Делез, 1998: 189].
«Эзотерический язык» антиутопии, таким образом, понимается нами как язык, низвергающий утопическое сознание, являющее собой образец «идеальной модели» языка. О каких же тогда внутренних отношениях между идеальной моделью и эзотерическим языком говорит Делез? Предположим, что отношения эти взаимопроницаемы. С одной стороны, ироническое восприятие адресатом догматического сознания конструирует новый, оценочный смысл, с другой стороны, догматическое сознание (первичный, дискурс) составляет содержательную основу для философа-ироника, который воплощает свое представление о вечных истинах добра и зла, жизни и смерти и т.п. В.И. Новиков также упоминает о соотношении трех языковых планов, исследуя пародию. «Сквозь первый план текста просвечивает его второй план - текст произведения, которое излагается особым новым способом так, что серьезное становится смешным, «высокое - низким». Каждый элемент нового текста изображает какую-то- черту текста, который становится объектом пародии. Тем самым создается третий план пародии, задающий интертекстуальную игру и обнаруживающий иронико-юмористическое мастерство ее автора» [цит. по Фатеевой, 2007: 149].
Кроме того, в письменном дискурсе, языковому кодированию подлежат и те сенсорные образы, которые формируют представление о коммуникативной ситуации. По словам Н.А. Абиевой, «Если в устном дискурсе наблюдается многоканальное поступление информации и одномоментное оперирование разными кодами — аналоговыми и символьными, то в письменном дискурсе происходит движение в сторону дальнейшего абстрагирования и выхода на единственный зрительный канал. Все виды фоновой и фокусной информации (зрительная, тактильная, звуковая и т.д., а также семантической) подлежат кодированию языковыми знаками...» [Абиева, 2005: 151-152]. Письменная речь - это область искусственного моделирования, выстраивания пропозиций с опорой на хранящиеся в памяти опыт и знания. Исследователи человеческой памяти, в частности Ж.И. Подоляк, отмечают, что «в долговременной памяти находятся социально разделяемые знания (энциклопедическая информация в виде правил, норм и фреймов, социокультурная информация в виде микросценариев). В свою очередь, в кратковременной памяти помещаются индивидуальные, или идиосинкратические знания, связанные с личным опытом индивида. Обе ментальные структуры находятся в динамическом взаимодействии и представляют собой культурные когнитивные модели, детерминирующие, что необходимо знать человеку, чтобы адекватно, с точки зрения данной культуры, говорить о мире» [цит. по Бондарева, 2005: 152].
Таким образом, с точки зрения концептуализации и формализации, или, по А.Ю. Кузнецову, «эстетизации глубинного дискомфорта в душе поэта» экстралингвистический контекст, в нашей типологии имплицитный, включающий ситуативный, психологический и вертикальный, является содержательным «поставщиком» и неким альтернативным аксиологическим контекстом для пародирующего жанра. Для антиутопии, как жанра, с
содержательной установкой на описание государственных режимов и систем, ведущим становится социально-исторический контекст. Ценностные ориентиры пародируемого восстанавливаются при помощи интекста (цитат, аллюзий, эпиграфов, реминисценций), а также имплицируются в культурных коннотациях слов. В случае цитации, по словам. Н.А. Фатеевой, автор преимущественно эксплуатирует реконструктивную интертекстуальность, а в случае аллюзии - на первое место выходит конструктивная интертекстуальность, цель которой организовать заимствованные элементы таким образом, чтобы они оказались «узлами сцепления семантико-композиционной структуры нового текста» [Фатеева, 2007: 129]. Восстановление предикативного отношения в новом тексте происходит на основании «памяти слова»: референциальной, комбинаторной, звуковой и ритмико-синтаксической.
Роман «О дивный новый мир» Ол. Хаксли впервые опубликован в 1932 г. в Нью-Йоркском издательстве «Гарден-Сити». На русском языке фрагменты романа (под названием «Прекрасный новый мир») сначала публикуются в журнале «Интернациональная литература» (1935, № 8); затем текст романа с небольшими сокращениями появляется в журнале «Иностранная литература» (1988, № 4).
Вынесенная в заглавие строка слов Миранды, героини шекспировской трагикомедии «Буря» (акт V, сцена 1) представляет явление паратекстуальности, т.е. отношение текста к своему заглавию. Цитата переосмыслена Хаксли и употребляется в ироническом смысле, в отличие от Миранды, которая выражала восхищение. Таким образом, используя сильную позицию, как тип выдвижения (по И.В. Арнольд), Хаксли «программирует» читателя на смысловую инверсию, необходимую для понимания иронического тона произведения. Под сильной позицией, мы вслед за И.В. Арнольд понимаем — заглавие, эпиграф, начало и конец текста в их связях с содержанием произведения [Арнольд, 1999: 223].
