Содержание к диссертации
Введение
Глава I. Ирония как "ключевое слово" культуры современности 15
1. Ирония как филологическая проблема 15
2. Ирония как культурологический концепт 35
3. Иронический политический дискурс 51
Глава II. Способы иронизации структурных элементов аналитической статьи 66
1. Специфика жанра политической аналитической статьи 66
2. Ирония в заглавии политической статьи 73
3. Реализация иронического смысла на лексико-фразеологическом уровне 86
Глава III. Ирония в свете проблемы интертекста 107
1. Актуализация иронического модуса посредством "текстовой мозаичности" 107
2. Иронические фотографии и рисунки как значимые составляющие политического дискурса 142
Заключение 152
Примечание .' 158
Библиография 165
Приложение 181
- Ирония как филологическая проблема
- Ирония как культурологический концепт
- Специфика жанра политической аналитической статьи
- Актуализация иронического модуса посредством "текстовой мозаичности"
Введение к работе
Данная работа посвящена исследованию сущности иронии как дискурсивного феномена, реализуемого в рамках современного политического дискурса, который рассматривается как структурная часть сложной системы "культура современности". Активизация в сфере СМИ (средств массовой информации) таких процессов как деофициализация, деидеологизация, авторизация политического дискурса обусловлена общими социо-культурными процессами, характерными для современного культурного сознания эпохи постмодернизма.
Мысль о связи политики и политического дискурса с широким социокультурным контекстом является чрезвычайно значимой для настоящего исследования, так как эта точка зрения позволяет рассмотреть иронию в политической статье как явление, вписанное в определенную культурную парадигму. В рамках современного культурного контекста ирония функционирует как мощный концептуальный смыслообразующир фактор, как общая модель миросозерцания, в силу чего анализ иронии лишь как частного риторического приема или частного смысла явно недостаточен. Вся культура XX-XXI веков "пронизана" иронией и осознает себя как ироничную. Наличие определенного "коэффициента иронии" характерно для всех сфер (не исключая политику) современной культуры, с ее, по определению X. Ортегити-Гасета, "иронической судьбой" и тяготением к идее синтеза, диалога и плюрализма [91].
В отечественной и зарубежной филологии существует обширный корпус работ в области иронологии. Предметом исследования неоднократно становились как идеальный аспект иронии, иронический смысл, так и материально выраженный аспект - языковые средства выражения иронии. Традиционно наметилось определенное разграничение понятий: ирония как особое мироощущение и ирония как стилистический прием. Новый системный подход к проблеме иронии ориентирован на преодоление этого разграничения и выработку интеграционной концепции иронии.
Традиционный лингвистический подход к проблеме иронии неизбежно переводит изучение специфики иронии в "инструментальную" проблематику языковых средств. Но в силу того, что в рамках данной работы ирония рассматривается не как сугубо лингвистическое, а дискурсивное явление, представляется правомерным сделать акцент на исследовании иронии как факта определенного дискурса, который является одновременно и идеологическим процессом, и лингвистическим феноменом (М. Паше).
Системный подход к проблеме иронии предполагает анализ этого дискурсивного феномена не как единичного, изолированного, частного, а как центрального модуса культурного интердискурса, вступающего во взаимодействие с различными уровнями системы "культура".
Очевидна необходимость выработки теоретического основания, которое позволило бы сопрячь культурно-историческую "память", наличествующую в понятии иронии, идеальный и материально выраженный аспекты этого явления, различные концепции в области иронологии, лингвистические и экстралингвистические формы порождения иронического смысла. В этой связи представляется правомерным обратиться к понятию концепта, которое позволяет интегрировать различные аспекты в области иронологии и рассмотреть иронию как системное гетерогенное явление, обладающее, тем не менее, определенным единым смысловым ядром.
Анализ иронии как культурологического концепта предполагает возможность рассмотрения этого феномена, с одной стороны, как универсального инварианта, с другой стороны, как реализуемого в определенных контекстах конкретного, единичного варианта. Интеграционный взгляд на иронию как на культурологический концепт подразумевает исследование различных составляющих (лингвистической, психологической, культурно-исторической) этого концепта как структурно-взаимосвязанных. Психологическая составляющая связана с позицией субъективизма рефлексирующего сознания, "дерзнувшего" противопоставить себя объективной данности. Культурно-историческая составляющая
определяется "отпадением" субъекта иронии от современного ему исторического бытия как утратившего значимость. Лингвистическая составляющая концепта иронии тяготеет к контрасту, позволяющему на языковом уровне сопрячь "далековатые идеи" и реализовать смысловую двойственность иронии в языковых формах. Категории двойственности, парадокса, субъективизма, игры, релятивизма, синтеза, контраста входят в семантическую структуру концепта иронии.
Анализ специфики концепта иронии в политическом дискурсе требует определения прежде всего той социо-культурной системы, в рамках которой функционирует такой текст как политическая статья. Здесь необходимо отметить, что в данной работе политический дискурс и концепт иронии рассматриваются как составляющие единой системы "культура", а медиа-текст - как сложный объект, как часть единого культурного интертекста в его взаимосвязи с экстралингвистическими, прагматическими, социокультурными факторами. Изучение особенностей медиа-дискурса не может осуществляться вне исследования всей системы массовой коммуникации с ее ориентацией на массовую культуру.
Весьма актуальным для данного исследования явился вопрос о соотношении концепта иронии и различных идеологий. Ироническая интерпретация политического события, то есть его трансформация в медиа-событие, ироническую авторскую модель действительности, полученную в процессе журналистской деятельности, предполагает осознание неоднозначности, диалектичности политических процессов. Политическая статья, освещающая события и факты в ироническом ключе, ориентирует читателя на активное переосмысление политических реалий, на отказ от политического конформизма; из пассивного потребителя информации читатель превращается в активного интерпретатора.
Политическая статья посредством иронии начинает восприниматься как особым образом маркированный текст, принадлежащий семиотическому пространству современной постмодернистской культурной парадигмы. В
этом смысле ирония в политическом дискурсе функционирует как маркер актуальности, культурологичности медиа-текста для современного сознания, как культурологический концепт, привносящий в текст многоуровневые интер-дискурсивные смыслы и ассоциации.
В современном политическом дискурсе субъект - создатель медиа-текста присутствует в статье не как безличностный "рупор", доносящий объективную информацию, а как личность со своей языковой индивидуальностью, предлагающая собственную интерпретацию политической действительности, как результат самостоятельного осмысления. реальности.' Тенденция к авторизации медиа-текста тесно связана с такими социо-культурными феноменами как плюрализм, демократия, свобода слова и реализуется в тематической открытости, ориентации на полистилистику, стремлении отойти от клише газетно-публицистического стиля.
В этой связи, очевидно, жанр аналитической статьи с характерными для него авторизацией повествования и превалированием интерпретационной функции над информационной может быть определен как актуальный жанр политического дискурса, функционирующего в системе постмодернистской культуры. Ироническая интерпретация политических реалий является характерным атрибутом аналитической статьи. Иронический взгляд как средство преодоления политических клише и масок, сопровождающих процесс политического имидж-мейкинга, функционирует и как механизм авторизации, растипизации политического дискурса.
В настоящей работе анализ различных способов реализации концепта иронии в политической аналитической статье проводится с ориентацией на стратегию интертекста, с условным разделением их на приемы языковой и текстовой интертекстуальности. Выбор этой стратегии обусловлен спецификой исследования, согласно которой ирония рассматривается как дискурсивный (а точнее интердискурсивный) феномен. Такой подход к иронии как к дискурсивному явлению с его взаимосвязью лингвистических и
идеологических компонентов дает возможность по иному взглянуть на соотношение лингвистических и экстралингвистических факторов.
Интертекстуальность, диалогизм, семантическое напряжение между "своей речью" и "чужой речью", как квинтэссенция концепта иронии, функционируют на разных уровнях политического дискурса, а вопрос о языковых средствах выражения иронии следует обозначить как вопрос о лингвистических формах интертекстуальности, порождающих иронический смысл. В этой связи приемы реализации концепта иронии рассматриваются как способы "языковой мозаичности" и "текстовой мозаичности" (И.В.Арнольд), но и в том, и в другом случае речь идет не о языковых, а о дискурсивных уровнях. Анализ дискурса отличается от традиционного лингвистического подхода к языковым фактам "своим двойственным отношением'к языку", ибо, с одной стороны, дискурсное "соткано" из языка и невозможно избежать анализа текста на микрофункциональном уровне, но, с другой стороны, дискурсное - это не просто язык на сверхфразовом уровне (Р. Робен)[110].
Таким образом, в данном исследовании реализуется концепция, в свете которой ирония рассматривается как интердискурсивное явление, что в значительной мере позволяет упразднить известный "раскол" между "идеальным", смысловым и "материальным", языковым аспектами иронии, пересмотреть соотношение лингвистического и экстралингвистического компонентов в структуре концепта иронии, а также проанализировать феномен иронии в политическом дискурсе не как частное явление, а как конкретную реализацию одного из центральных концептов культуры современности. Это определяет новизну данной работы.
Актуальность диссертационного исследования. Лингвистика текста, дискурсивная социолингвистика, лингвокультурология являются активно развивающимися направлениями современной лингвистики. Предпринятое исследование носит системный характер, поэтому помимо лингвистических работ привлекались труды по философии, социологии, культурологии, что
позволило адекватно описать политический дискурс. Актуальность исследования обусловлена возрастающей ролью политического дискурса в современном социо-культурном пространстве и недостаточной изученностью иронии как центрального смыслообразующего принципа постмодернистской культуры, функционирующего в такой подсистеме этой культуры как сфера политической коммуникации. В данном исследовании по-новому рассматриваются отдельные проблемы теории комического: соотношение видов комического, связь видов комического с культурно-историческим аспектом, вопрос о функционировании юмора, сатиры, иронии в различных социокультурных системах.
Значительный акцент сделан на изучении политического дискурса как составной части системы "культура", что позволило рассмотреть текст аналитической статьи не как изолированный, либо вписанный в узкий ситуативный контекст, но как сложный медиа-текст, взятый в событийном аспекте в совокупности лингвистических, экстралингвистических, прагматических, социокультурных факторов. Подобный подход представляется актуальным, ибо он позволяет провести системный анализ таких знаковых явлений современного социо-культурного пространства, как концепт иронии и семиосфера политики в их тесных взаимосвязях.
Цель диссертации заключается в исследовании реализации иронии в семиосфере политического дискурса с учетом лингвокультурной специфики (американской и британской). Цель работы конкретизируется в следующих задачах:
выявить особенности иронии в свете лингвокультурологического подхода, позволяющего интегрировать разные аспекты иронии в синтетическое единство и установить статус иронии в системе "культура современности";
определить специфику современного политического дискурса в его языковом и функциональном аспектах и описать механизм
функционирования иронии в политическом дискурсе как части системы "культура";
охарактеризовать жанровые особенности аналитической статьи, как актуальной формы в современном политическом дискурсе;
выявить лингвистическую и идеологическую составляющие концепта иронии на дискурсивном уровне и исследовать процесс иронизации политического дискурса как проявление общих установок постмодернистского самосознания;
выявить факторы текстообразования актуальные для современного медиа-дискурса.
Объектом исследования является ирония в политическом дискурсе.
Предметом исследования выступает дискурсивная реализация концепта иронии во взаимосвязи лингвистического и идеологического аспектов в американском и британском политических дискурсах.
Материалом исследования послужили аналитические статьи из американской (The New York Times, Financial Times, Harper's Magazine) и британской (The Guardian, The Observer) прессы. Этот подход к выбору материала также обусловлен необходимостью представить статьи как из изданий "левого" толка (Harper's . Magazine, The Guardian, The Observer), известных своим ироническим уклоном, так и из менее тенденциозных газет (The New York Times, Financial Times), более сдержанных в иронической интерпретации событий.
Важными критериями отбора материала явились актуальность и злободневность описываемых политических реалий, а также время публикаций - анализируемые статьи изданы в период 2001-2003 гг. Достоверность и объективность результатов исследования обеспечиваются большим количеством проанализированных разноплановых примеров из разных авторитетных изданий, а также консультациями с носителями языка. В качестве наиболее репрезентативных, были выбраны 64 аналитические статьи для детального анализа.
Специфика предмета исследования обусловила комплексность использованных в работе методов. В исследовании использовались метод дискурс-анализа, изучающий структуру и единицы дискурса, метод компонентного анализа, выявляющий семантические признаки языковых единиц и устанавливающий типы их взаимодействий, метод оппозиции и комбинаторики, метод контекстуального и стилистического анализа. Исследование ориентировано на комплексный подход к политическим текстам, в рамках которого медиа-дискурс изучается в нескольких аспектах: языковом, функциональном, социокультурологическом.
Теоретико-методологическая база исследования. В области изучения специфики иронического смысла исследование опирается на работы С.Кьеркегора [71], А.Ф. Лосева [74, 75, 76], X. Ортеги-и Гасета [91], В.Я.Проппа [107], Л. Хатчеон (L. Hutcheon) [159].
Часть исследования, в которой разрабатывается определение иронии как культурологического концепта, строится с учетом теоретических положений, выдвинутых в работах А. Вежбицкой [31], Т.А. ван. Дейка [44], Ю.С. Степанова [120, 121].
Анализ семиотики текстов, направленный на выявление способов организации текстовых элементов в единое целое, проводится с учетом процедур структурного анализа, разработанного в трудах Ю.М. Лотмана. В исследовании активно используются понятия, введенные Ю.М. Лотманом ("семиосфера", "текст в тексте", 'текст как сложно построенный смысл") [131]. Семантический аспект исследования также опирается на труды Ю.С.Степанова [120, 121], Р.Барта [15, 16].
Важным теоретическим основанием данной работы является концепция интертекстуальности, разработанная в трудах Ю. Кристевой, Р.Барта, Ю.С.Степанова. По определению Ю.С.Степанова, понятие "интертекст" есть "точка прибытия" семиотики после ряда ее предшествующих достижений, зафиксированных в других ключевых
терминах (семантика, прагматика, высказывание) [120, с. 36]. Схематически это теоретическое развитие отражается следующим образом:
высказывание —> текст —* дискурс —-» интертекст и иносфера
В этой связи значимой явилась концепция диалогизма М.М. Бахтина, положенная в основу теории интертекстуальности, а также идея о социальной природе слова как "идеологического феномена". Анализ специфики явления иронии в рамках вышеобозначенного теоретического основания проводится в терминах дискурса и интертекста с опорой на понятия "языковой" и "текстовой мозаичности" (И.В. Арнольд) [7].
Изучение специфики политического дискурса проводится с учетом теоретических оснований, разработанных в рамках французской школы "анализа дискурса" (P. Seriot [117], J. Autier-Revuz [143], J.-J. Courtine [70], M. Pecheux [97], P. Henry [5], R. Robin [ПО]), а также в работах отечественных исследователей (Н.Д. Арутюновой [9, 10], СИ. Виноградова [32, 33], Е.И.Шейгал [132, 133]). Само обращение к понятию дискурса при изучении специфики политических текстов является удачным выбором теоретической базы, так как в своих истоках "анализ дискурса" связан со сферой политики и возник как способ "понять текстовые формы политических репрезентаций" (Ж.Ж. Куртин).
"Анализ дискурса" определяет сферу политики через восприятие материальности речи, одновременно языковой и исторической. Таким образом, "анализ дискурса" позволил по-новому взглянуть как на то, что традиционно относилось к сфере "языкового", так и на то, что приписывалось к сфере "политического" и "исторического".
Здесь необходимо подчеркнуть, что школа "анализа дискурса" в значительной мере формировалась в тесном диалоге с концепцией М.М.Бахтина, согласно которой речевое взаимодействие, как основная реальность языка, есть социальное событие. Генетическая взаимосвязь различных теоретико-методологических позиций, используемых в данной
работе, во многом позволяет избежать теоретического "хаоса" и терминологической неадекватности предмету исследования.
Среди работ, посвященных изучению конкретных частных вопросов политического дискурса, привлекались современные исследования А.Н.Баранова (1991) [13, 14], Ю.Н. Караулова (1987) [61], СИ. Виноградова (1996) [32, 33], В.Г. Костомарова (1999) [65], СИ. Сметаниной (2002) [119].
Теоретическая значимость диссертации заключается в том, что ее материал призван способствовать дальнейшей разработке новых теоретических подходов в иронологии, а также уточнению категориально-понятийного аппарата в области описания политического дискурса.
Практическая значимость исследования определяется возможностью
использования его выводов и фактического материала при разработке
лекционных курсов по языкознанию, социолингвистике,
лингвокультурологии, стилистике, журналистике, политологии, а также при написании курсовых и дипломных работ.
В основу данного исследования положена следующая гипотеза:
Ирония является .интертекстуальным по своей природе феноменом, в основе которого лежит диалог как точка пересечения различных смыслов, высказываний, текстов, дискурсов. Ирония есть синтез идеологического процесса и лингвистического явления, функционирующий в политическом дискурсе как механизм смыслопорождения и интерпретации политических реалий. Реализация иронии в политическом дискурсе имеет лингвокультурологическую специфику.
Проведенное исследование позволяет вынести на защиту следующие положения:
1. Ирония рассматривается как культурологический концепт, с определенными лингвистической, психологической, культурно-исторической составляющими. Смысловым ядром иронии является семантическая неоднозначность, возникающая в
результате интертекстуальной "игры" с различными кодами и языками ("чужой" и "своей" речи).
Ирония как дискурсивная форма является одновременно и идеологическим процессом^ лингвистическим феноменом.
Интертекстуальность, диалогизм, как квинтэссенция концепта иронии, функционируют на разных уровнях политического дискурса. Вопрос о языковых средствах выражения иронии следует определить, как вопрос о лингвистических формах интертекстуальности, порождающих иронический смысл.
Концепт иронии и политический дискурс функционируют в сложной системе "культура" и вне ее адекватно описаны быть не могут.
Концепт иронии в политическом дискурсе представляет собой модель современного мировосприятия политических реалий как семантически неоднозначных, интертекстуальных, культурно-обусловленных компонентов постмодернистской мультимедийной картины мира.
Объем и структура работы. Диссертация состоит из введения, трех глав, заключения, библиографии, включающей 178 наименований (из них 40 на иностранном языке),' списка источников, послуживших материалом для анализа, примечаний и иллюстративных приложений.
Во введении обосновываются выбор объекта и предмета исследования, выдвигается гипотеза, формулируются цель и задачи диссертации, раскрываются научная новизна и актуальность, теоретическая и практическая значимость, указываются материал, методы, теоретическая база исследования, формулируются положения, выносимые на защиту.
В первой главе "Ирония как "ключевое слово" культуры современности" дается общая характеристика различных концепций иронии и ее видов в* философско-эстетическом, социо-культурном, лингвистическом аспектах, описывается эволюция понятия иронии, рассматривается
специфика иронии в рамках системы "культура современности", разрабатывается определение иронии как культурологического концепта, анализируется механизм реализации концепта иронии в политическом дискурсе, который также определяется как структурная составляющая широкого социо-культурного контекста.
Во второй главе "Способы иронизации структурных элементов аналитической статьи" определяется специфика жанра политической аналитической статьи, описываются механизмы реализации иронии, основанные на "языковой мозаичности", выявляются проявления интертекстуальности на лексико-фразеологическом уровне дискурса с учетом лингвокультурологической специфики иронии, анализируются различные типы заглавий как структурно-значимые элементы статьи, аккумулирующие иронический смысл текста.
В третьей главе "Ирония в свете проблемы интертекста" на материале анализа обширного корпуса статей исследуются различные виды "текста в тексте" (цитаты, аллюзии, реминисценции) как способы порождения в политическом дискурсе иронии цитатного типа, описываются механизмы реализации иронии, основанные на "текстовой мозаичности", анализируется тенденция к "размыванию" границ между вербальными и невербальными текстами в рамках современного политического дискурса, определяются приемы комбинации фотографии, рисунка с текстом как дополнительные средства усиления иронического подтекста.
В Заключении подводятся итоги проведенного исследования по реализации поставленных целей и задач, намечаются пути дальнейшего исследования проблем, связанных с лингвокультурологическим, прагматическим, дискурсивным подходами к анализу иронии в семиосфере политики.
Ирония как филологическая проблема
Различные аспекты иронии неоднократно становились объектом изучения в работах многочисленных зарубежных и отечественных исследователей в области лингвистики, литературоведения, социологии, культурологии, философии.
Изучению иронии как эстетической категории посвящен обширный корпус исследований, среди которых в качестве наиболее известных можно выделить работы Ю.Б. Борева [28, 29, 30], В.М. Пивоева [99], И. Паси [96], А.Ф. Лосева [74, 75, 76], В.О. Пигулевского [100], Б.Г. Лукьянова [82]. В зарубежной филологии эстетический аспект иронии акцентируется в исследованиях Б. Альмана [140], М. Дж. Блаквелла [148], Д.О. Навана [167]. Подобный подход к проблеме иронии, рассматриваемой через призму различных эстетических категорий, можно определить как традиционный и наиболее полно разработанный как в отечественной, так и в зарубежной филологии.
Анализ иронии как эстетической категории в ряде случаев перекликается с интересом к феномену иронии в области литературоведения. Этот аспект иронии разрабатывается в исследованиях Н.Я. Берковского [20, 21], Л.И. Болдиной [27], А.А. Щербиной [136, 137], Ж.Е. Фомичевой [130], Э.С. Афанасьева [11], Г.Н. Поспелова [103], В.Я. Проппа [107]. Зарубежное литературоведение также неоднократно обращалось к проблеме иронии, о чем свидетельствуют работы таких исследователей, как Ф. Боулен [149], И.Боллобас [150], Ч. Глисберг [158], К. Брукс [151], Д. Спербер и Д. Вилсона [174].
Различные аспекты иронии привлекали внимание исследователей в сфере социолингвистики (Т. Кейн [161], Дж. Сале [161], Дж. Тедесчи [161]), психолингвистики (Г. Кларк [154], Р. Герриг [154], П. Роквелл [170]), лингвостилистики (М.А. Багдасарян [12], В.В. Овсянников [89], Н.К.Салихова[113, 114]).
В отечественной и зарубежной филологии существует ряд работ, в которых ирония исследуется в свете прагмалингвистической проблематики (ГЛ. Прокофьев [106], В.Е. Жаров [49], Т.А. Шишкина [134], Д. Амант [141], А. Беррендоннер [147], Р.Л. Браун [152], Д.С. Каейфер [162], Дж. Остин [92], Р. Танака [176]). Углубленный анализ иронии в области лингвистики текста дается в исследовании СИ. Походни [105]. Языковые средства выражения иронии рассматривались также в работах Г.Г. Тремасовой [127].
Среди отечественных работ по проблеме иронии, появившихся за последние годы, необходимо выделить исследование М.Р. Желтухиной, в котором автор обращается к проблемам разграничения видов комического, выявляет функции, лингвопрагматический механизм и лингвокультурную специфику комического [50].
В свете вышеизложенного, проблему иронии правомерно можно определить как один из центральных фокусов современных гуманитарных наук, что связано со значительным семантическим потенциалом, который приобретают понятия . иронии и иронического в социо-культурном пространстве конца XX - начала XXI века. Многочисленные и разноплановые работы по проблеме иронии свидетельствуют не только о существовании сложившихся подходов в области изучения феномена иронии различными отраслями гуманитарных наук, но и о сложности, многоаспектное предмета исследования, требующего новых интердисциплинарных подходов и методов изучения, которые позволили бы интегрировать существующие знания и рассмотреть понятие иронии под новым углом зрения.
Необходимость поиска относительно единого, интегрирующего подхода к проблеме иронии в значительной мере усугубляется "терминологическим хаосом" в определении понятия иронии, на который несколько десятилетий назад обратил внимание Д. Мюкке в работе "The
Compass of Irony" (1969) [166]. Круг проблем, очерченных в этом исследовании, остается актуальным и для современной филологии. Здесь представлено наиболее подробное описание различных видов иронии и способов ее создания. Отсутствие четкой концепции иронии Мюкке связывает с неразработанностью критерия для определения понятия иронии. Исследователь выделяет целый ряд видов иронии, в основе которых лежат различные критерии, базирующиеся на таких абсолютно разнородных понятиях, как эффект, средство, функции, объект и субъект иронии, тон и отношение. Этот ряд составляет трагическая ирония (tragic irony), комическая ирония (comic irony), ирония поведения (irony of manner), ирония ситуации (irony of situation), философская ирония (philosophical irony), практическая ирония (practical irony), драматическая ирония (dramatic irony), вербальная ирония (verbal irony), ирония-инженю (ingenue irony), двойственная ирония (double irony), риторическая ирония (rhetorical irony), самоирония (self-irony), сократическая ирония (Socratic irony), всеобъемлющая ирония (cosmic irony), сентиментальная ирония (sentimental irony), ирония судьбы (irony of Fate), ирония случая (irony of chance), ирония характера (irony of character) [166, с 21].
Мюкке определяет иронию, как способ говорения, письма, действия, поведения, изображения- и т.д., в результате которого подлинное или подразумеваемое значение намеренно представляется и актуализируется через несовместимое с ним, показное и притворное значение ("Let us then define irony in this sense as ways of speaking, writing, acting, painting etc. in which the real or the intended meaning presented or evoked is intentionally quite other than, and incompatible with, the ostensible or pretended meaning" [166, c.41]).
Классификация форм иронии, согласно концепции Д. Мюкке, базируется на категории автора. В случае безличной иронии (impersonal irony) личность автора остается невыраженной. Самоуничижительная ирония (self-disparaging irony): автор притворяется неспособным понять, что собственно происходит. Ирония-инженю (ingenue irony): автор вкладывает свои слова в уста простака, который видит и понимает те противоречия, которые неспособен понять умный. Драматизированная ирония (dramatized irony): автор описывает ироническую ситуацию или событие.
Попытка Д. Мюкке выделить форму безличной иронии (impersonal irony) представляется сомнительной, так как отсутствие иронизирующего автора-повествователя не означает отсутствие автора в тексте. Представляя себя прежде всего как "иронолога" и лишь затем как литературного критика (I am writing primarily as an ironologist and only secondary if it all as a literary critic), Д. Мюкке максимально упрощает сложную литературоведческую категорию автора, что и дает ему возможность выстроить привлекающую своей четкостью классификацию форм иронии.
Для западной филологии 70-х гг. весьма характерна трактовка иронии как особого способа видения мира. Так Ч. Гликсберг подчеркивает существование особого иронического видения, являющегося специфической чертой современной литературы [158].
О существовании "всеобъемлющей иронической формулы" пишет Б.О. Стейтс, сближая понятия иронии и диалектики. Согласно этой концепции, ирония связана с потенциальным развитием и возникает при наличии "каких-либо возможностей в естественном ходе вещей" или "возможностей их появления". В работе "Ирония и драма: поэтика" (1971) Б.О. Стейтс акцентирует мысль о том, что ирония не наличествует в явлении как свойство предмета, а выражается в нашем отношении к нему и связывается прежде всего со сферой интеллектуального осмысления мира [175].
Ирония как культурологический концепт
Понятие иронии по-разному осмыслялось в различные культурно-исторические периоды. Позиция человека иронизирующего может быть прослежена на протяжении всей истории европейской культуры, что позволяет говорить об иронии как об универсальной категории человеческого мышления и бытования.
Глубокое значение понятие "ирония" обретает уже в античной эстетике и философии в трудах Платона, Аристотеля, Лукиана. В античной эстетике ирония выступает как категория, связанная с «такими выразительными приемами, которые противоположны выражаемой идее» (А.Ф. Лосев) [176].5 Основная цель этой противоположности - выразить высокую идею, которая в античной иронии порождается отрицательными средствами. Здесь идея мыслится как нечто более значительное и глубокое, чем выражающие ее внешние средства. Античная ирония относится, прежде всего, к сфере риторики, о чем свидетельствует и этимология слова «ирония», происходящего от греческого еіго («говорю»). Как подчеркивает А.Ф. Лосев, «иронизировать» первоначально обозначало просто «говорить». От еіго происходит латинское «verbum», немецкое «wort», английское «word», обозначающие именно «слово». Здесь необходимо отметить, что античная ирония появилась в эпоху, когда возрос интерес к проблемам человеческого сознания. И этот факт указывает на связь явления иронии с категорией субъективности, которая занимает важное место в рамках европейской культуры нового времени.
Особую роль категория иронии играет в эстетике романтизма, где она начинает осмысляться как проявление свободы творящего духа. Романтическую иронию, ее теорию и концепцию разработал Фридрих Шлегель. Романтическая ирония не направлена на частные явления, она ориентирована на мироздание в целом. В романтической иронии живет двойное Sehnsucht (томление) (Н.Я.Берковский) [21]. Романтические ценности обесценивают окружающую действительность, как таковую. Без них обыкновенная вещь предстает бессмысленной. Но и романтические ценности, в свою очередь, стремятся воплотиться в материальной, реальной сфере обыкновенной жизни. Романтическая ирония действует и в том и в другом направлении, «хотя обыкновенно бывает подчеркнута только какая-то одна сторона» [21].
Трагическая и "страшная" сторона иронии, оборачивающаяся нигилизмом и душевным опустошением, наиболее остро начинает осмысляться в культуре, философии и литературе конца XIX - начале XX века. В этот культурно-исторический период понятие иронии пронизано ощущением декаданса, всемирной катастрофы, "заката Европы". В 70-80 гг. XIX века к проблеме иронии как выражению меланхолии, усталости и исторического пессимизма обращается Ф. Ницше [84]. Основанием трагической модернистской иронии является абсурд как основной принцип человеческого бытия, абсурд как "неустранимое противоречие между телеологичностью духа и бессмысленным хаосом вечного круговорота материи в нескончаемый черед рождения и смерти" [124, с. 116]. Страшные исторические катастрофы начала XX века отразились в философско-эстетических взглядах на иронию как на "душевную болезнь", о которой А.Блок в статье "Ирония" писал: "Перед лицом проклятой иронии все равно... добро и зло, ясное небо и вонючая яма, Беатриче Данте и Недотыкомка Сологуба" [23, с. 211].
Во второй половине XX века в постмодернистской культурной парадигме ирония начинает трактоваться как проявление человечности, мысленной власти субъекта над миром "блестящих, циничных" объектов (Ж. Бодрийар) [145]. Позиция иронизирующего, играющего человека выступает как способ существования в жестоком негуманном мире стереотипов и автоматизма. Феномен иронии отчетливо проявляется и в различных контекстах постмодернистской современной культуры. Выделение социо культурных сфер, в которых "работает" ирония, позволяет осознать и обозначить роль этого понятия в контексте современности.
Обращение к такому широкому контексту, очевидно, помогает более ясно определить место иронии и в политическом дискурсе, семиотическое пространство которого чрезвычайно гетерогенно в силу неоднородности задействованных в нем "языков". На эту особенность политического дискурса обращает внимание Е.И. Шейгал [132], приводя в качестве примера концепцию К. Хадсон. «Язык политики, - пишет К. Хадсон - не сводится только к словам» [160]. То, что является значимым или незначимым с точки зрения политики, так или иначе, находит отражение в образе жизни нации. «Политика - это одежда, еда, дом, развлечения, литература, кино и отпуск - в такой же мере, как речи и статьи» [132, с. 59]. Связь политики и политического дискурса с широким социо-культурным контекстом позволяет рассматривать иронию в политической статье как явление, вписанное в определенную культурную парадигму.
Вероятно, без преувеличения можно сказать, что вся культура XX -начала XXI века "пронизана" иронией и осознает себя как ироничную. Еще в 1925 году в работе "Дегуманизация искусства", ставшей знаковой для культуры XX века, Хосе Ортега-и-Гасет пишет об "иронической судьбе" культуры современности, ориентированной на диалектичность и двусмысленность: "В конце концов приходится отметить, что новое искусство-явление весьма двусмысленное, и это, по правде говоря, ничуть не удивительно - поскольку двусмысленны почти все значительные явления последних лет. Стоит проанализировать европейские политические реалии, чтобы обнаружить в них ту же двусмысленность..." [91, с. 340-341]. В вышеприведенных размышлениях X. Ортега-и-Гасета наглядно отразилась тенденция к всеобъемлющей иронии современной культуры. Ценным представляется замечание о двусмысленности политических реалий, которые в контексте статьи интерпретируются как составная часть культурного процесса.
В литературе XX века ирония функционирует как основной принцип смыслопорождения. В художественных произведениях постмодернизма "господствует всеобщее смешение и насмешливость над всем" [112, с. 221]. Недоверие к стилям, установка на релятивизм и невыразимость истины, ориентация на игру, как способ существования и мировосприятия, пародийная интерпретация реальности воплотилась в художественном самосознании современности. В качестве примера можно привести произведения Дж. Джойса, Дж. Фаулза, У. Эко, С. Беккета, Э. Ионеско, Дж. Барнса, Э. Берджесса, Х.Л. Борхеса, Н. Саррот, К. Симона, С. Соколова, В. Сорокина. Основным способом порождения иронического смысла в постмодернистских текстах является прием интертекстуальности — цитаты, аллюзии, реминисценции из различных культурных текстов вводятся в новый контекст, в котором они наполняются несвойственным им ранее смыслом.6 Эта глобальная игра различными культурными кодами возникает на границе пересечения разнообразных дискурсов. Элементы художественной структуры монтируются по принципу коллажа. Соединение разноплановых элементов создает эффект эклектичности, парадоксального соположения контрастных и, казалось бы, несовместимых явлений.
Специфика жанра политической аналитической статьи
В современном дискурсном политическом пространстве жанр политической аналитической статьи может быть определен как чрезвычайно значимый. В функциональном отношении аналитическая статья является не столько способом донесения документальной информации (в современном информационном пространстве эта функция "возлагается" на более оперативные каналы - радио, телевидение, интернет), сколько медиа-текстом, выполняющим смыслообразующую интерпретационную функцию. Анализируя сущность медиа-текста, СИ. Сметанина подчеркивает: "Текст не столько рассказывает о реальном, сколько творит новую реальность" [119, с. 104]. Действительность служит лишь материалом для построения необходимого сюжета. В современном медиа-тексте значительно изменяется и способ моделирования картины мира, и сам мир, представленный в журналистской статье.
Действительно, современному читателю необходимо предоставить не столько факты о реальных событиях, но и способы их осмысления и интерпретаций, помогающие разобраться в лавинообразном потоке информации.10 Особую роль в этой связи приобретает фигура журналиста, деятельность которого "направлена не только на познание объекта реальной действительности, но и на выявление его значения, т.е. отнесение к ценности" [132, с. 207]. Е.И. Шейгал, развивая мысль Р. Джослина (Joslyn) о схожести деятельности политолога и журналиста, отмечает, что "такой жанр, как аналитическая газетная статья или выступление политолога по телевидению отличается от научной статьи или доклада на конференции... уровнем подготовки аудиторий и требованием доступного для неспециалистов изложения материала" [132]. По мнению Е.И. Шейгал, в дискурсе масс-медиа журналисты выполняют посредническую роль между политиками-Профессионалами и массовой аудиторией непрофессионалов, являясь "рассказчиками" о политике и политиках, "агентами влияния" и формирования общественного мнения.
Здесь представляется уместным привести размышления Ю.М. Лотмана по поводу соотнесенности понятий "событие", "текст", "читатель": "Превращение события в текст означает пересказ его в системе того или иного языка, то есть подчинение его определенной, заранее данной структурной организации. Само событие может представать перед зрителем (и участником) как неорганизованное (хаотическое) или такое, организация которого находится вне .поля осмысления, или как скопление нескольких взаимно не связанных структур... Таким образом, сам факт превращения события в текст повышает степень его организованности. Более того, система языковых связей неизбежно переносится на истолкование связей реального мира" [77, с. 94]. Таким образом, очевидно, что реальное событие или факт не просто отражаются в тексте аналитической статьи, но именно их включение в коммуникационную матрицу событие-медиа-событие-медиа-текст (терминология СИ. Сметаниной) превращает единичное событие в политическое, вписывая его в семиосферу политики и тем самым структурируя это событие.
Представляет интерес классификация жанров внутри неоднородного поля политического дискурса, предложенного Е.И. Шейгал. Различные жанры рассматриваются через призму доминирующего дискурса и выстраиваются в следующую парадигму [132]: доминирует дискурс масс-медиа - памфлет, фельетон - проблемная аналитическая статья (написанная журналистом) - колонка комментатора - передовая статья - репортаж (со съезда, митинга и т.п.) - информационная заметка - интервью с политиком - полемика (теледебаты, дискуссия в прессе) - политический документ (указ президента, текст закона) - проблемная аналитическая статья (написанная политиком) доминирует политический дискурс
Как видно из приведенной схемы, классификация Е.И. Шейгал основана на критерии выявленности голоса политического института или политика как представителя института и как личности; т.е., если в тексте в качестве субъекта речи выступает журналист, то текст тяготеет к дискурсу масс-медиа; если субъектом является политик или политический институт - к политическому дискурсу.
Очевидно, различные жанры внутри разнородного пространства политического дискурса можно классифицировать и иным образом, выделив в качестве критерия градации функциональный аспект. Основные функции политического текста - информационная, тяготеющая к стандарту, и воздействующая, ориентированная на экспрессию. В текстах указов, законов, передовой статьи, информационной заметки актуализируется прежде всего информационная функция. Интерпретационные возможности, связанные с реализацией смыслопорождающей функции текста в этом случае минимальны, в то время как документальная сторона оказывается акцентированной. Текст строится как максимально объективный, свободный от субъективных оценок и интерпретаций.
В случае с памфлетом, фельетоном, аналитической статьей (которая может быть написана и журналистом, и политиком), публичной речью политика происходит увеличение собственно текстового значения, причем не за счет углубления документального аспекта, а в силу ориентации на выразительную и смыслопорождающую функции текста. Так, документальная объективная информация аналитической статьи обычно уже известна читателю; здесь ему предлагают своеобразный ретроспективный взгляд на уже случившееся. Таким образом, объем передаваемой информации увеличивается за счет актуализации интерпретационных возможностей текста, в котором явно звучит голос субъекта речи. Текст аналитической статьи, фельетона, публичной речи политика оказывается авторизованным, т.е. не безличной констатацией фактов, а авторским повествованием.
Актуализация иронического модуса посредством "текстовой мозаичности"
В данной части .диссертационной работы анализ журналистского текста аналитической статьи дается сквозь призму поэтики постмодернизма с его "колоритом интертекстуальности". Подобный подход к изучению медиа-текста как культурного феномена представляется продуктивным и отвечающим принципам системности. Системный подход к проблеме интертекстуальности дает возможность использовать выводы, касающиеся специфики функционирования этой категории поэтики, не только к художественному тексту, но и к каждому тексту, входящему в систему культуры, в том числе и к публицистическому [119].
Интертекстуальность, являясь центральным понятием постмодернистской эстетики, передает особое ироничное мировосприятие современной культуры. Интертекстуальная повествовательная техника создает эффект фрагментаризованного дискурса, в котором акцентируется "не рациональная, логически оформленная философская рефлексия, а глубоко эмоциональная, внутренне прочувствованная реакция современного человека на окружающий его мир" [55]. По определению Р. Барта, постмодернистский текст "представляет собой не линейную цепочку слов, но многомерное пространство, где сочетаются и спорят друг с другом различные виды письма, ни один из которых не является исходным; текст соткан из цитат, отсылающих к тысячам культурных источников" [16].
Концепция интертекстуальности позволяет по-новому взглянуть на проблему текста, традиционно определяемого лингвистикой как целостное структурное единство, имеющее свои границы (рамки заглавия, начала и конца). И.В. Арнольд в работе "Проблема интертекстуальности" (1992) пишет: "Поскольку принцип интертекстуальности позволяет видеть в тексте сплетение следов других текстов, его единицы подлежат дальнейшему развитию, границы текста становятся относительными, и в нем сочетаются центробежные и центростремительные силы. Последние создают внутри текстовой стилистический контраст, обогащающий значение каждой единицы, а центробежные силы - контраст экстратекстовой, связывающий каждое слово со всей культурой человечества" [7, с. 63]. Таким образом, обращение к стратегии интертекстуального анализа позволяет рассмотреть текст политической статьи не как ограниченный феномен, а как элемент системы "культура".
Подобный методологический подход представляется оправданным в области изучения концепта иронии в политическом дискурсе. По мысли Ю.М. Лотмана, реализация "другого способа кодирования" придает тексту "черты повышенной условности", подчеркивая "его игровой характер: иронический, пародийный, театрализованный и т.п. смысл" [78].
Рассматривая текст политической статьи как текст, глубоко укорененный в культуре постмодернизма, очевидно, можно предположить, что именно интертекстуальность является основным механизмом иронического смыслопорождения в политическом дискурсе. Методология интертекстуального анализа в данной работе строится с опорой на следующие понятия: "текст в тексте" (Ю.М. Лотман), диалогизм, "чужая речь" (М.М. Бахтин), "чужое слово" (А.В. Михайлов), "прецедентные тексты" (Ю.Н. Караулов), "прецедентные феномены" (В.В. Красных, Д.Б. Гудкова, И.В. Захаренко, Д.В. Багаева), "прецедентное высказывание", "прецедентная ситуация", "прецедентный текст", "прецедентное имя" (СИ. Сметанина). Значимой для данного исследования также оказалась концепция игры (Л.Витгенштейн, Ж. Бодрийар).
Понятие "языковой игры", разработанное Л. Витгенштейном в "Философских исследованиях" является важным в парадигме современной культуры. Согласно концепции Л. Витгенштейна "термин "языковая игра" призван подчеркнуть, что говорить на языке - компонент деятельности, или форма жизни" [34]. Под языковой игрой понимается "единое целое: язык и действия, с которыми он переплетен" [34].
Ж. Бодрийар трактует понятие игры как значимую характеристику современности, отмечая игровую специфику стиля жизни нашего времени. "Игровое везде и повсюду - оно определяет даже "выбор" марки стирального порошка в супермаркете", - пишет Ж. Бодрийар. [144 с. 45] В значительной мере в эту тотальную игру современной культуры включается и медиа-дискурс. Так СИ. Сметанина отмечает, что прием моделирования игровых ситуаций, заключающийся в переходе от нейтрального повествования к окрашенному колоритом.игры, в современных медиа-текстах - явление все более и более заметное. "Если прежде такого рода экспрессия наблюдалась в основном в художественно-публицистических жанрах (очерк, памфлет, фельетон), то сегодня "вирус" игры проник в информационные и аналитические материалы телевидения и печатных СМИ" [119, с. 73]. Таким образом, обращение к понятию игры в ходе анализа текста политической аналитической статьи представляется мотивированным и целесообразным.
Вышеобозначенный круг теоретико-методологических проблем и стратегий позволяет провести продуктивное исследование концепта иронии в политическом дискурсе.
Рассмотрим "блок" аналитических статей ("The New York Times"), комментирующих пребывание президента США Дж. Буша в странах Европы и в России в 2002 году. Статья Д.Э. Сангер "Буш призывает немцев к жестоким ответным действиям против терроризма" (Bush Urges Germans to Back Tough Action Against Terrorism) посвящена выступлению американского президента перед немецким парламентом [205]. Иронический подтекст повествования строится на переплетении эмоционально окрашенной речи Буша, убеждающего немецкое правительство в необходимости жестких силовых мер против терроризма и многочисленных отсылок и намеков на события второй мировой войны, функционирующих в качестве прецедентных феноменов. Возникает своеобразный эффект иронии места: американский президент призывает немецкий парламент к решительным действиям против "новой угрозы тоталитаризма" (new totalitarian threat) в здании реконструированного Рейхстага (President Bush stood in the well of Germany s reconstructed Reichstag), т.е. в месте, которое являлось главным штабом нацистского тоталитарного режима. Не случайно в тексте упоминается именно реконструированный Рейхстаг, который превращается в символическое место, аккумулирующее в себе страшные уроки истории. На контрасте современность vs история строится описание самого здания: блестящие галереи из стекла и металла, просторный современный интерьер находятся внутри старинных стен Рейхстага (the sleek glass-and-metal galleries that give the new home of the Bundestag an airy, modern look inside the walls of the 108-year old Reichstag building).
Текст статьи изобилует цитатами из пафосной речи Буша. Примечательна их позиция в структуре повествования. "Разорванные" и "разбросанные" цитаты функционируют как своеобразные "тексты в тексте", "чужое слово", вкрапленное в авторское повествование. Именно в результате этого соположения авторского слова и слова цитируемого возникает иронический контраст, сопрягаются разные точки зрения. В качестве примера приведем следующие фрагменты статьи: "During a news conference with Chancellor Gerhard Schroder, the president promised to consult with Germany and other allies before taking action against Iraq and its suspected weapons of mass destruction, but he made it clear that he would not back off, saying, "We ve got to deal with it""15 [205].
