Содержание к диссертации
Введение
ГЛАВА І. СМЕХОВОИ МИР ДЕТСКИХ ФОЛЬКЛОРНЫХ ПЕРЕВЕРТЫШЕЙ 25
1.1. Психологические и культурные истоки перевертышей 25
1.2. "Антимир " в перевертышах 35
1.3. Смех в перевертышах 49
ГЛАВА 2. СМЕХ КАК ЦЕЛОЕ В -САДИСТСКИХ СТИШКАХ 60
2 1. "Маленькиймальчик" в антимире "садистских стишков". 60
2.2. Смех персонажей в "садистских стишках" 74
2.3. Смеховой диалог в "садистских стишках''. 85
ЗАКЛЮЧЕНИЕ 102
БИБЛИОГРАФИЯ 109
- Психологические и культурные истоки перевертышей
- "Антимир " в перевертышах
- "Маленькиймальчик" в антимире "садистских стишков".
Введение к работе
Долгое время попытки прикоснуться к смеховому миру детей, живущих в рамках большого социума, понять его изнутри через различные формы коллективного самовыражения сталкивались с трудностями объективного и субъективного порядка. Во-первых, они были связаны с общим уровнем и направлением развития наук о ребенке и в особенности детской психологии. Несмотря на предложенный еще в 20-ые годы XX в. О.И. Капицей такой метод исследования детского фольклора, при котором бы учитывались "все особенности душевной жизни ребенка"1, он не стал ведущим в отечественной фольклористике. К настоящему времени для исследователей детского фольклора создана научно-исследовательская база, соответствующая современным знаниям о детской жизни. Изучение высших психических функций ребенка2, особенностей и структуры эмоциональных процессов3, описание механизма творческого воображения ребенка дают возможность воспользоваться выводами психологов о специфике детской комбини-
1 Капица О.й. Детский фольклор. - Л., 1928,- Сб. " Выготский Л.С. История развития высших психических функций // Собр. соч.: В 6т.~Т.З.-М., 1983. * Леонтьев А.Н. Потребности, мотивы и эмоции // Психология эмоций: Тексты. -М.,1984.; см. также: Поддъяков А.Н. Вариативность преобразований предмета дошкольниками как условие его познания // Вопросы психологии. - 1986. - № 4. -С.49-53.
4 рующей фантазии, в которой "всякое чувство, всякая эмоция стремится воплотиться в известные образы, соответствующие этому чувству"1, и изучать смеховой фольклор как сложную жанрово-функциональную систему, несущую особое мировосприятие детской группы.
Во-вторых, несмотря на попытки ряда ученых изучать "всю область детского быта"2, исследовать детское творчество в контексте "реальных условий обстановки, в которой живут носители детского фольклора"3, все же вне поля зрения отечественной фольклористики оставался социум, во многом определяющий эстетические предпочтения ребенка. Между тем переживание ребенком социокультурного бытия является важным, сущностным методом познания, способствующим раскрытию особых механизмов этого переживания, оформленного в культурную форму. Такой подход, тщательно разработанный в современной науке сравнительно недавно, позволяет ставить субъектом исследования ребенка.4 Более того, запечатленный в различных формах детского творчества социум способен сам "заговорить", ибо наделяется особым, самостоятельным смыслом. Исследования ученых доказали, что фольклорное сознание ребенка, производя моделирующую работу, 1 Выготский Л.С. Воображение и творчество в детском возрасте. - М., 1991. — С.13. Виноградов Г.С. Детский фольклор и быт. - Иркутск, 1925. - С2. 3 Капица О.И. Детский фольклор. - Л., 1928. - С.5. 4 Субботский Е.В. Золотой век детства. - М.,1981.; см. также: Кон И.С. К этногра фическому изучению мира детства // Советская педагогика. - 1981. - №9; он же. Ребенок и общество: (Историко-этнографическая перспектива). - М.,1988.
5 создает цельную реконструкцию мира, который своеобразно соотносится с реальной действительностью.
В-третьих, "педагогизированное" сознание самого исследователя, направленное на выявление только учебно-познавательного смысла произведений фольклора для детей, длительное время не позволяло разглядеть те формы детской комики, которые считались нежелательными ("неприличный фольклор", "ироническая поэзия", "черный юмор" и т.п.). Теперь стало ясно, что объяснять причину безусловного тяготения ребенка к этим формам творчества только лишь утратой подлинных ценностей, упадком нравственности недостаточно. Здесь все гораздо сложнее.
Актуальность темы диссертации определяется в первую очередь современным уровнем научно-исследовательской базы по проблемам детства и ее практической неразработанностью в фольклористике. Накопленные наукой комплексные знания о детстве убедительно показывают, что мир детства - чрезвычайно сложное явление, емкость и многообразие которого позволяют вьщелить в нем аспекты, находящиеся в компетенции разных наук1. Это дает основание в диссертации подойти к изучению смехового мира ребенка как субъекта, носителя и создателя собственной автономной культуры комплексно .
Ооорина МЛ.Совршсташ детский фольклоркак предмет мокдиецшшинарных исследований (к проблеме этнографии детства) //Советская этнография-1983. - NeJ. 2 Эпштейн М., Юкина Е. Образы детства // Новый мир. - 1979. - №12.
Актуальным является также предпринятый нами подход к изучению смеха в детском и подростковом фольклоре как явления целостного, т.е. как способа самовыражения и самопознания детьми себя и окружающего мира, как "мышления в масштабах культуры"1.
Новизна определяется прежде всего выбором объекта изучения. Им являются не отдельные памятники детской смеховой культуры, взятые сами по себе, а обладающие функционально-смысловым единством, проникнутые единой логикой, на фоне которых обнаруживается специфика каждой отдельной формы детского творчества и смеха в них.
Объектом изучения в диссертации определены следующие формы детского творчества: перевертыши, бытующие в репертуаре детей 4-6 летнего возраста, и "садистские стишки", активно функционирующие в среде младших подростков.
Предмет изучения: специфика смеха.
Упоминание о возрастных границах бытования этих жанров в детской среде чрезвычайно важно. Перевертыши появляются в репертуаре детей-дошкольников, уже имеющих достаточные знания о привычном для ребенка мире, упорядоченном и логичном. Они позволяют 1 Лотман ЮМ Статьи по типологии культуры. - Тарту, 1973.; Лотман ЮМ, Успенский БА. Миф-имя-культура//Труды по знаковый системам ,Ш.-Тарту.1973.; см. также Ле-комцев КХК О семиотическом аспекте изобразительного искусства // Труды по знаковым системам, П. - Тарту.1965.; Успенский Б А. Избранные труды: В 2 т. - Т. I. - Семиотика истории . Семиотика культуры. - М., 1994.
7 увидеть мир иным, принципиально не совпадающим с настоящим, и прожить его с помощью особой реакции. Затем потребность в этом жанре проходит. Однако опыт, приобретенный в процессе исполнения перевертышей, не исчезает полностью. Память о невероятных событиях, вызывавших у исполнителя смех, в более позднем возрасте осознается как универсальное оборотничество и становится основой "садистских стишков", пользующихся популярностью у младших подростков.
Принятое нами выше понимание мира детства как психосоциокультурного бытия и наличие в данных фольклорных жанрах смеховой функции как доминирующей позволило сформулировать цель и задачи исследования.
Цель диссертации: раскрыть целостную природу смеха и его специфику в перевертышах и "садистских стишках".
В соответствии с целью нами выделены задачи диссертации: выявить специфику бытования перевертышей и "садистских стишков", обусловленную уровнем психического развития ребенка и социокультурным контекстом; проанализировать сущность концепции смехового мира, представленного в данных формах детского творчества; раскрыть характер и функции смеха;
4) определить специфику восприятия детьми смеховых форм современного стихотворного творчества.
Прежде чем обратиться к проблематике исследования, изложению основных методологических принципов, кратко охарактеризуем общий уровень разработанности данных проблем в фольклористике. На сегодняшний день нет общепринятой терминологии в отношении рассматриваемых жанров, и фольклористы либо вводят свои: "лепые нелепицы"1, "небылицы-перевертыши"2, либо употребляют наименования, используемые носителями традиции ("садистские стишки" дети называют "бандитские стишки", "пиночетки", "садюшки" и т.п.).
Интерес к проблеме смеха в перевертышах первыми проявили К.И. Чуковский и О.И. Капица. Обратившись к форме перевертышей, особому характеру восприятия их детьми, К.И. Чуковский тем самым как бы предопределил и дальнейший путь в изучении жанра. О.И. Капица отметила наличие игровых, развлекательных функций перевертышей4.
Затем долгое время этот жанр оставался вне поля зрения отечественной фольклористики. В 50-е гт. В.П. Аникин обратился к причине 1 Чуковский К.И. От двух до пяти. - М.,1994.
Аникин В.П. Русские народные пословицы, поговорки, загадки и детский фольклор. -М., 1957. 3 Чуковский К.И. Указ.соч. - М.,1994. А Капица О.И. Детский фольклор. - Л., 1928.
9 смеха в перевертышах, который вызьшался "нарочитым смещением всех реальных связей и отношений"1. М.Н. Мельников выделил доминирующей функцией этого жанра эстетическую, указал на тесную "связь перевертышей с практической педагогикой"2. Заслуживают особого упоминания предпринятые М.Ю. Новицкой попытки увидеть перевертыши в контексте общего развития ребенка3' Несмотря на определенный интерес ученых к перевертышам, все же не изученной остается проблема поэтики названного жанра и специфики смеха. Кроме того, популярность этой формы в современной детской стихотворной традиции выдвигает на первый план проблему осмысления перевертышей в общем контексте развития ребенка и ведущих типов его деятельности.
История собирания и изучения "садистских стишков" относится к 70-80 гх. XX в. В контексте развития сознания ребенка рассматривает "садистские стишки" М.П. Чередникова. Она, в частности, отмечает, что "фантасмагория "садистских стишков" отвечает глубинным потребностям детской психики".4 Их появление в подростковом репер- 1 Аникин В.П. Указ. соч. - М., 1957. - СЗОб. 2 Мельников М. Н. Современное самодеятельное детское творчество // Сибирский фольклор. - Томск, 1965.- Вып. I.- С.146.
Новицкая М.Ю. русский детский внеигровой фольклор (стихотворные жанры). Дисс. на соиск. уч. степени канд.филол. наук. - М.,1984. 4 Чередникова М.П. Современная русская детская мифология в контексте фактов традиционной культуры и детской психологии.-Ульяновск, 1995.- С. 162.
10 туаре исследовательница связывает с процессом преодоления мифологического сознания, который "ярко проявляется в парадоксальных формах.1 М.Ю. Новицкая, анализируя особый способ освоения детьми действительности в "садистских стишках", иронический по преимуществу, рассматривает их на фоне различных форм смешного в современной стихотворной традиции.2 Исследовательский интерес вызвала проблема жанровой специфики "садистских стишков". Так, К.К. Немирович-Данченко отметил парадоксальную структуру "садистских стишков", в которой проявляются одновременно две тенденции: первая заложена в содержании жестокого характера, вторая - в смеховом эффекте.3 Соотнося в самых общих чертах художественный мир карнавала и "садистских стишков", Е.М. Неелов и О.Н. Сафонов выделили в них элементы эстетики "черного юмора".4 1Чсрсдникова МЛ. Указ.соч. - Ульяновск, 1995. - С. 162. 2 Новицкая М.Ю. Формы иронической поэзии в современной детской фольклорной традиции. //Школьный быт и фольклор. Учебный материал по русскому фолькло ру.-Ч. 1.-Таллинн, 1992. 3 Немирович-Данченко К.К. Наблюдения над структурой "садистских стишков". // Школьный быт и фольклор. Учебный материал по русскому фольклору. - Ч. 1. - Таллинн, 1992. й Неелов КМ. "Черный юмор" "садистских стишков"; детский бунт кромешного мира" // Мир детства и традиционная культура. Сб. научных трудов. - Вып2. - М., 1996. - С. 100-105.; Сафонов ОН. Современной детский фольклор. Традиции народной смеховой культуры // Дети н народные традиции: Материалы V Виноградовских чтений. - Челябинск, 1991. -Ч.1.-С.48; см. также: Бахтина В А. "Образ мира" в детских стихах жестокого содержания // Вятский фольклор: Традиции и новации в детском фольклоре : Тезисы докладов и сообщений II науч.-практ. конференции. - Киров, 1993. ІІ Несмотря на обозначившийся исследовательский интерес к "садистским стишкам", вне поля зрения ученых остается проблема смеха как целого и его функций. Существенным просчетом в собирании и изучении "садистских стишков" следует считать отсутствие сведений о характере и целях исполнения, о восприятии их детьми разных возрастов. Установкой на особую "игровую" атмосферу, верно замеченную МЛ. Чередниковой, не исчерпывается проблема многофункциональности смеха в них. Кроме того, стремление представить "садистские стишки" как язык детской субкультуры, отражающий множество проблем подросткового социума, определяет новые направления в изучении жанра.
Таким образом, краткий обзор имеющихся исследований по обозначенной проблематике позволили сформулировать понимание эстетической природы перевертышей и "садистских стишков" и выдвинуть новые задачи их изучения. Данные жанры выступают как целостные психосоциокультурные явления современного детского творчества, в которых обнаруживаются специфические виды смеха.
Перевертыши и "садистские стишки" составляют определяющую особенность современного детского творчества, что позволяет объединить их в рамках одного исследования. Их можно назвать одним из воплощений универсального для культуры закона "перевертывания",
12 проявлением излюбленной детьми словесной игры и шире, всеобъемлющего для мира детства игрового начала, находящего выход в разно-образных формах игровой активности, игрового поведения, организующего детскую субкультуру как систему . Разнообразные по типам и целям способы перевертывания в данных жанрах и связанные с ними формы смеха лишь начинают осмысливаться как проявление закона "символической инверсии", частные случаи которого мы можем обнаружить в различных культурных традициях (карнавале, обряде, детской игре, детском рисунке и др.). "Переворачивание" каких-то установленных и незыблемых норм и правил как универсальный закон культуры в целом применительно к рассматриваемым жанрам оказывается способом переживания ребенком предметов, пространственно-временных связей (в перевертышах), среды, ставшей источником развития младшего подростка (в "садистских стишках") .
Организующим началом в перевертышах и "садистских стишках" является смех. Данные формы "смешного" наследуют особый тип " Кон И.С. Ребенок и общество: (Нсторико-этнографическая перспектива). -М.,1988. - С. 184-186; Чуковский К.И. Маленькие дети. - Л.,1928; Земская ЕА., Китайгородская М.В., Розанова Н.Н. Русская разговорная речь: Фонетика. Морфология. Лексика. Жест. - М., 1983; См. также: Анти-мир русской культуры. Язык. Фольклор. Литература. - М.,1996; Берн Э. Игры, в которые играют люди. Люди, которые играют в игры. - М.,1988.
Василгок Ф.Е. Психология переживания. Анализ преодоления критических ситуаций. -М., 1984. ІЗ смеховой образности, по преимуществу гротескной, которая обнаруживается в народно-смеховом фольклоре и в современных формах детской субкультуры. Для выражения своего особого мироощущения ребенок использует специфические средства моделирования мира "наоборот", в котором в одно целое объединяются амбивалентности. То "не-смешное", что открьгоается в смехе и через смех в перевертышах и "садистских стишках", показывает все миросозерцательное значение смеха в них. Итак, наличие в данных жанрах единой функции - смеховой - как доминирующей является важным свидетельством правомерности объединения их в исследовательских целях. Перевертыши функционируют в детском коллективе как парадигма, образец определенных действий, заданных в обратной координации, ведущей к смеховому эффекту. Следует отметить, что перевертыши актуальны для ребенка в определенный период обучения его культуре, когда он уже утвердился в правильности мира. Исполняя перевертыши, ребенок испытьшает особые чувства от игры амбивалентностями. Младший подросток, исполняющий "садистские стишки", испытьшает смех иного свойства, но в нем тоже сопрягаются амбивалентные начала.
Таким образом, смеховые миры перевертышей и "садистских стишков" при всем отличии друг от друга имеют решающее сходство. В них складывается уникальный опыт овладения миром, отражающий существенно новую для художественного мышления ребенка логику
14 "наоборот". Поэтому специфика смеха в них может быть определена на фоне единого смыслового целого, которое составляют перевертыши и "садистские стишки", обладающие сущностным родством.
Принятые нами идеи функционального и смыслового единства изучаемого материала и целостной концепции смехового мира побуждают использовать следующие важные методологические принципы его изучения.
Первый принцип - принцип системности. Под системностью мы понимаем: детская культура в целом представляет собой систему высокой связности. Отдельные формы детской субкультуры объединяются в единую систему со своими закономерностями, и изучать каждую необходимо как определенного рода структурированную деятельность. Все формы детского творчества рассматриваются как составные части этой системы, объясняющие функциональную взаимосвязь их в целое. При таком подходе источниками исследования могут быть не только тексты, но и рисунки, игры и т. п. Метод их изучения будет непрямым, поскольку нас интересуют не сами по себе конкретные формы детской культуры, а тот тип мышления, который обеспечивает их функциональное единство.
Второй принцип - принцип контекстности. Ключом для понимания перевертышей и "садистских стишков" оказывается народная сме-ховая культура, в свою очередь генетически связанная с древними
15 праздниками, обрядами. Сущность образной концепции смехового фольклора, как ее понял и раскрыл М.М. Бахтин, выражается, во-первых в трактовке художественного мира . В рамках карнавала создавался особый игровой мир, мир наизнанку, в котором нарушались пространственно-временные связи, переворачивались социальные отношения. В терминах Д.С. Лихачева, это мир "со спутанной знаковой системой", в котором принципиально отсутствует какая-либо устойчивость. Во-вторых, образная концепция карнавальной культуры выражается, по логике М.М. Бахтина, в трактовке художественного образа, носителя амбивалентных начал. В-третьих, в характере их восприятия. Весь мир зрителями и действующими лицами карнавала воспринимается в своей веселой относительности. Осмеянию подвергается все самое ценностное. Говоря о целостности построения неупорядоченного мира карнавала, ученый обратил внимание прежде всего и на полноту его разрушения3. В перевертышах и "садистских стишках" мы ощущаем художественное мышление ребенка, активно стремящегося услышать мир в новом регистре, мир, лишенный однозначности. В них верно схвачено сущностное отношение средневекового смеха к серьез- 1 Бахтин М.М. Творчество Франсуа Рабле и народная культура средневековья и Ренессанса. - М., 1990. 2 Лихачев Д.С, Панченко A.M., Понырко Н.В. Смех в древней Руси. - Л.,1984. 3 Бахтин М.М. Указ. соч. - М.,1990; см также: Лотман Ю.М. Статьи по типологии культуры. - ТартуЛ 973; Абрамян Л А. Первобытный праздник и мифология. - Ере- ван,1983. ности. Закономерности, вскрытые М.М. Бахтиным в карнавальном смехе, способствуют объяснению природы смеха в указанных жанрах.
Органичными компонентами народного смехового мира ученые назвали амбїшалентность и диалогачность. Так, М.М. Бахтин1 дал структурный анализ карнавального образа, который объединил в себе два противоположных полюса становления в одно амбивалентное целое. Ритуальную амбивалентность жанров и персонажей, взаимосвязь двойников (комических дублеров), амбивалентную роль осмеяния раскрыла О.М. Фрейденберг2. Соотнесение амбивалентных начал в народной обрядовой культуре (смех - страх, смех - смерть, смех - агрессия т.п.) позволило ученым сделать выводы о том, что амбивалентность в фольклоре, родившаяся в недрах архаического (парадоксального) сознания, никогда не таила в себе деструктивного начала, так как основу празднеств, организующим началом в которых выступала амбивалентность, составляло игровое, смеховое отношение к серьезному3.
Другим важным компонентом народного смехового мира ученые определили диалогичность. Бахтинское понимание диалога, сво- 1 Бахтин М.М. Указ. соч. -М., 1990 Фрейденберг О.М. Поэтика сюжета и жанра. Период античной литературы. -
Л., 1997. 3 Пропп В.Я. Ритуальный смех в фольклоре // Пропп В.Я. Фольклор и действительность: Избранные статьи. - М.,1976. - С.174-204; Фрейденберг О.М. Миф и литература древности. -М., 1978.; Бернштам ТА. Молодежь в обрядовой жизни русской общины ХГХ- начала XX в.в. - М., 1988; Толстая СМ. Ритуальные бесчинства молодежи // Славянский и балканский фольклор. - М., 1986.
17 дящегося к множественности, "самостоятельности и неслиянности го- лосов и сознании \ оказывается продуктивным применительно к проблематике изучаемого материала . В рассматриваемых жанрах изначально выстраивается субъект-субъектное взаимодействие. Все компоненты фольклорного текста как целого выступают, во-первых, как субъекты особого, собственного видения, несущие в себе амбивалентные позиции, и, во-вторых, включаются в своеобразный диалог с культурным контекстом, друг с другом.
Третий принцип - учет контекста исполнения. Так как "фольклорное произведение существует при наличии двух величин -исполнитель и слушатель", - а исполнение фольклорного произведения является формой реализации творческого потенциала носителя традиции, то исполнительский контекст имеет важное методологическое значение2. Он прежде всего есть акт общения исполнителя со слушателями, т.е. коммуникативный акт, при котором текст организует коммуникацию3. При исполнении детских фольклорных произведений принципиально важными оказываются вопросы восприятия и понимания смеховых текстов. 1 Бахтин М.М. Проблемы поэтики Достоевского. - М., 1979. С. 7. ' Лотман Ю.М. Семиотика культуры и понятие текста // Структура и семиотика художественного текста. Труды по знаковым системам. - Т. 12. - Тарту,1981. 3 Лотман Ю.М. Проблема " обучения культуре" как ее типологическая характеристика // Труды по знаковым системам. -Т. VI. - Тарту,1971.
Исследование психологами общих проблем восприятия позволяет соотнести их выводы с изучаемым материалом и сделать важные наблюдения, касающиеся образной системы детского фольклора, эстетических предпочтений, функций своеобразной эмоциональной реакции -смеха .
С целью выявления особенностей восприятия и понимания детьми смеховых жанров нами были применены анкетирование, тестирование, составлены вопросники. Так, вопросники, разработанные для исполнителей, выявили специфичные условия бытования перевертышей и "садистских стишков", реакцию носителей традиции на исполняемые ими тексты. Результаты анкетирования, проведенного среди слушателей, показали широкий спектр восприятия ими данных произведений, позволили учесть возрастные особенности детей.
В ходе работы с информантами возникла необходимость изучения проблемы понимания смеховых жанров. Для ее решения был использован принцип, провозглашенный М.М. Бахтиным. Согласно ему, понять чужое высказывание - "значит ориентироваться по отношению к нему", "понимание всегда диалогично"2. Тестирование, охватившее 1 Бодалсв АА. Восприятие и понимание человека человеком. - М., 1982; Рубинштейн С Л. Проблемы психологии восприятия // Исследования по психологии восприятия. - М - Л., 1948; Пахомова О.Н. Некоторые особенности представления о себе у детей дошкольного возраста // Экспериментальные исследования по проблемам педагогической психологии. - М., 1979 н др. * Бахтин М.М. Литературно- критические статьи. - М., 1986. - С. 289-290.
19 все категории информантов, включая взрослых, позволило соотнести индивидуальные предпочтения каждого с исполнительскими установками, контекстом бытования жанров.
Данные методики использовались диссертантом в областных фольклорных экспедициях, во время целенаправленных наблюдений в школах, в пришкольных лагерях, учреждениях дополнительного образования. В ходе их применения было установлено, что фольклорный текст организует особое коллективное переживание, используя для этого код, которым владеют исполнители и слушатели1. При этом важна установка самого исследователя на диалог, на "сложное взаимодействие между речью, текстом и субъективными ожиданиями, ассоциациями воспринимающих"2.
В диссертации использованы следующие ссылки на источник информации: в скобках даны возраст исполнителей, указания на личный 1 Эфрос А. Смех без причины? //Литературная газета. -1977. -2 февр.; Чистов К В. Испол нитель фольклора и его текст // От мифа к литературе: Сб. в честь 75-летия ЕМ. Мелетин- ского. - М, 1993; Библер B.C. Понимание Л.С. Выготским внутренней речи и логики диало га; (Еще раз о предмете психологии) // Методологические проблемы психологии личности. - М., 1981; Жуковская PJi. Развитие понимания юмористических картинок в связи с разви тием речи.-Т. 56.-Л., 1947. 2 Логинова М.В. Выразительная форма как опредмеченный диалог // М.М. Бах тин: Эстетическое наследие и современность. Межвузовский сборник научных трудов. - Ч. II. - Саранск, 1992. - С. 248.
20 архив - ЛА - или единицу хранения в фольклорном архиве кафедры русской и зарубежной литературы ОГПУ.
Выдвигая в диссертационном исследовании на первый план проблему специфики смеха, следует еще раз подчеркнуть, что время бытования перевертышей и "садистских стишков" - это время кризиса, время "последних мгновений сознания", время активного поиска способов преодоления кризиса. В такие периоды ребенок открывает для себя новые модели и формы существования мира, которые существуют не по правилам реального мира, а по правилам избранной игры.
Применительно к объекту исследования речь идет не об игре как виде деятельности, а об игре в культурологическом смысле. Й. Хейзин-га игрой обозначает "тот мировой слой, в котором происходит столкновение, переворачивание и взаимопревращение противоположных начал"1, в которых осмысляются и борются между собой ценности разного порядка.
В этой точке зрения присутствует установка на вовлеченность любого в игру, принятие игровых ролей. М.М. Бахтин называет игрой любое "другое" бытие, мир-перевертыш, мир-инобытие, где "жизнь 1 Хейзинга Й. Homo ludens.4enoBCK играющий. - М.,1992. - С24.
2І играет, разыгрывая другую, вольную форму своего существования"1. Существенно сближая понятия игры и диалога, ТА. Апинян определяет философию словесного игрового текста следующим образом: такая игра не претендует на то, чтобы быть этической категорией, и "оценивать ее с не-игровых позиций, по эталонам мира "серьезного" нельзя . Следует особо подчеркнуть специфику и сложность взаимодействия серьезного и смешного в рамках игрового текста. Их противопоставленность в эстетике не исключает возможности как включения игрового в серьезное, так и функционирования серьезного как игрового в фольклорном тексте. Раскрывая особенности игрового текста, среди которых важнейшими являются утрата внешней мотивировки, внутренней логики и полное обессмысливание содержания, И.А. Морозов отмечает, что в нем устанавливается особый, игровой контакт3.
Итак, проблематика диссертации обусловлена пониманием мира детства как целостной и многогранной системы, определяющей начальный этап становления личности ребенка. Детский и подростковый
Бахтин М.М. Творчество Франсуа Рабле н народная культура средневековья и Ренессанса. - М.,1990. - С.10-11.; об "игровом" пласте бытия см. также: Лихачев Д.С., Панченко A.M. Понырко Н.В. Смех в древней Руси. - Л.,1984. 2 Апинян ТА. Философия игры // ММ Бахтин: Эстетическое наследие и современность. Межвузовский сборник научных трудов. - Ч. П - Саранск, 1992. - С.49. 3 Морозов НА. Прагмасемантика игровых текстов // Славянское и балканское языкознание. Структура малых фольклорных текстов / Отв. ред. СМ. Толстая, Т.В.Цивьян.-М.,1993.
22 фольклор рассматривается нами и как культурное явление, уходящее корнями в прошлое, и как яркий феномен сегодняшней детской субкультуры. Поэтому принятый нами метод контекстного изучения (в контексте общего развития сознания ребенка, мировой культурной традиции и в соотнесении с различными видами знаковой деятельности детей) детского фольклора следует считать наиболее актуальным и перспективным. Л.С. Выготский доказал, что знаковая функция обнаруживается одновременно в игре, речи, рисунке, поведении, словесном творчестве1.
Из перечисленных форм детской культуры наиболее глубоко изучены детский рисунок и игра. Сзть данной методики, применительно к игре сформулированной Д.Б. Элькониным, а к рисунку - B.C. Мухиной, заключается в том, что они рассматриваются как средства коммуникации.2 Поэтому методика их изучения приложима и к словесному творчеству.
Поскольку жанр в фольклоре идентифицируется по отношению ко всем трем компонентам системы "исполнитель - текст - слушатель", то коммуникативная направленность текста обеспечивается каждым из 1 Выготский Л. С. История развития высших психических функций // Собр. соч.: В 6Т.-Т.З.-М., 1983. 2 Эльконин Д.Б. Психология игры. - М., 1978; Мухина B.C. Изобразительная дея тельность ребенка как форма усвоения социального опыта. - М., і981; См также: Галигузова Л.Н, Творческие проявления в игре детей раннего возраста. // Вопросы психологии.- 1993.-№2.-С.17-26.
23 них. Наличие коммуникативной функции оказывается базовым признаком смехового текста.
Опираясь на основополагающие идеи М.М. Бахтина о диалогической природе художественного мышления и о восприятии как диалоге различных сознаний, можно вьщелить следующий момент в системе "исполнитель - текст - слушатель": воспринимающее сознание ребенка активно включается в систему анализа фольклорного произведения. Подлинное восприятие вырабатывается только в соотнесении со всеми смыслами и контекстами. Изучение детского фольклорного произведения в соотнесении с проблемой исполнительства, установка на диалог, который, в терминах B.C. Библера, является адекватной формой "самого бытия культуры, формы общения культур, формы нашего понимания культуры",1- неразработанное направление и потому особенно притягательное, так как предполагает особую позицию самого исследователя - установку на мысленный диалог, на понимание.
Основные положения диссертации излагались и обсуждались на всероссийских, региональных, межвузовских и внутривузовских семинарах и конференциях. По теме исследования опубликовано 8 работ в 1 Библер B.C. Диалог. Сознание. Культура, (идея культуры в работах М.М. Бахтина // Одиссей. Человек в истории. Исследования по социальной истории и истории культуры. - М„ 1989. - С22; он же. Мышление как творчество: Введение в логику мысленного диалога. - М.,1975.
24 научных сборниках. Теоретические положения использованы при написании
Психологические и культурные истоки перевертышей
Приход в детскую субкультуру стихов-перевертышей предопределен коллективными переживаниями раннего детства, закреплен общим потоком культурной традиции и актуализирован временем, когда перед ребенком встает необходимость воспользоваться языком парадоксов, чтобы, смеясь, расстаться с прошлым.
Определение перевертышей как игры ума по обратной координации вещей и явлений (предмету "А" приписываются функции предмета "Б" и наоборот) принадлежит К.И .Чуковскому. Он же отметил особую привлекательность этих произведений для детей четырех-пяти лет и поставил вопрос о причинах тяготения ребенка в "этот перевернутый мир .
Попытаемся выявить психологические и культурные истоки детского стихотворчества в жанре перевертышей и особого юмора в них. Прежде всего следует отметить, что появлению в репертуаре детей этих стихов предшествует целый комплекс психических новообразований.
При знакомстве с перевертышами обращает на себя внимание обилие и пестрота изображенных предметов на малом сюжетном пространстве стиха. Несмотря на такое их многообразие, у самых разных предметов в универсуме детской поэзии есть общие свойства. Во-первых, они одушевлены, во-вторых, их изображение отличается особой экспрессией. Это обусловлено специфичностью восприятия предметов ребенком в младенческом возрасте. Первая эмоционально-положительная реакция ребенка на окружающий мир связана с появлением перед его глазами взрослого человека. НЛ. Фигурин и МЛІ. Денисова назвали эту форму реагирования "комплексом оживления"1. Постепенно закрепляется положительная реакция на знакомое лицо. В дальнейшем "положительная эмоциональная реакция переносится на предметы» находящиеся в руках у взрослого человека, которые способны сами "вызывать реакцию оживления"2. В этот же период у детей обнаруживается отношение к собственным рукам, ногам, голове как к самостоятельным субъектам. Так, С .Холл отмечает следующий факт: дети четырех-пяти месяцев внимательно осматривают "свои рз ки, ноги: каждая рука ощупывается и подвергается ощупыванию, каждая - субъект и объект по отношению к другой"3.
"Антимир " в перевертышах
Одной из наиболее ярких, близких специфике развития ребенка, культурных форм является карнавал. Мироощущение маленького человека сродни карнавальному. Поставим задачу, опираясь на исследования в области карнавальной культуры, выявить структурные элементы детских перевертышей, а также соотнести их с важнейшими психическими новообразованиями в сознании дошкольника.
Одно из определений карнавала у М.М. Бахтина - "это вторая жизнь народа, организованная на начале смеха".1 Приведенное высказывание определяет средневековое празднество не как стихийный выплеск подавляемых эмоций, страстей и влечений, а как культурную форму человеческого бытия, имеющую свои четкие правила и струшу-Р3 . Здесь можно согласиться с концепцией И .Хейзинги, определяющего культуру как игру, в том, что любая культурная форма имеет свои нор-мы и правила. Распад культуры - это "игра без правил". При этом следует отметить, что организация "второй" жизни на смеховом начале возможна только при отчетливом представлении и удержании социальных позиций, норм и отношений реальной жизни. Эта структура
В "первой", фактической жизни являлась как бы точкой отсчета, относительно которой и становилась смешной жизнь "вторая". Все элементы карнавала: переодевание, обновление одежд и своего образа вплоть до крайней его противоположности, перемещения верха и низа, временная смена - обязательно удерживали в себе как структуру действительного, так и структуру карнавального мира.
Во "второй" жизни происходит не просто движение событий, людей, в ней раскрываются сущностные отношения. Любое карнавальное действие символично. Так, обязательные для него переодевания и смена функций несут глубокий смысл: они дают возможность попробовать себя в ином, самим актом изменения внешней формы открывая перспективы этого иного.
Весьма важным для нас представляется также указание М.М.Бахтина на смыслообразующий, ценностный характер маски в карнавальной культуре. "Маска связана, - пишет исследователь, - с радостью смен и перевоплощений, с веселой относительностью, с веселым отрицанием тождества и однозначности, с отрицанием тупого совпадения с самим собой. В маске воплощено игровое начало жизни, в основе ее лежит совсем особое взаимоотношение действительности и образа, характерное для древнейших обрядово-зрелищных форм".1 Глубина карнавального мироощущения связана и с особой организацией сим волического пространства, в котором происходят жизненные несовпадения. Эта организация соединяет противоположное, несоединимое: верх - низ, лицо - изнанку, жизнь - смерть. Любое действие карнавала амбивалентно по своей сути: отрицание старого в то же время является утверждением нового. Также двойственен и амбивалентен каждый персонаж карнавала, несущий в себе и некоторую идею, и развенчание ее. Соединение - Я и Не-Я в сознании участника празднества позволяет испытать свои возможности, "примерить" новую роль.
"Маленькиймальчик" в антимире "садистских стишков".
По мысли социологов, смысл поведения ребенка в кризисный период определяется прежде всего маргинальностью его положения. Так, И. С. Кон считает, что "переходя из детского мира во взрослый, подросток не принадлежит полностью ни к тому, ни к другому"1, он "чужой" в старой, ставшей нефункциональной системе, и в новой.
Определенный интерес с точки зрения поставленной проблемы представляют результаты изучения психологической структуры фантазии ребенка в его рисунках. Так, В. В. Абраменкова, предприняв опыт соцногенетического анализа образа ядерной энергетики в рисунках, отмечает, что в них ребенок, помимо своей воли проговаривается" о себе, о своих секретах/ Одним из таких "секретов" является переживание тревоги. Средства, с помощью которых выявляется духовный, сущностный план тревоги, черпаются из глубинных недр "коллективного бессознательного". Детское "коллективное бессознательное" говорит на языке элементарных мифологических первообразов, или архетипов. Так, эстетика детского рисунка тяготеет к символам запрета и опасности. Остро и неоднозначно звучит в рисунках детей и тема смерти. У одних подростков это возрождение безотчетных страхов, у других - новая интеллектуальная проблема, связанная с идеей времени. У третьих вопрос звучит экзистенционально - трагически. Рассмотрение других форм молодежной субкультуры (моды, арго и т.п.) как средства коммуникации выявляет их знаковую природу в контексте поведения подростков и подтверждает мысль психологов об амбивалентности детского сознания, о столкновении идеального и реального в нем, что обусловливает переход к новым формам освоения культуры. Так, Э. М. Береговская отмечает, что подростки создали свой "системный" сленг как языковой жест противостояния официальной идеологии .
Частица детского "духовного универсума" с его крайними проявлениями своеобразно выражается и в играх подростков, которые проходят в более утонченной и скрытой форме. В психоаналитической литературе находим интересные сведения о разных типах поведения детей в игре, например, идентификация с агрессором либо с агрессией. Как отмечает А. Фрейд, "посредством превращения субъекта в угрожающий объект тревога превращается в приятное чувство безопасности".2 Есть и другой важный аспект у "игры" с перевоплощением.
