Содержание к диссертации
Введение
Глава 1. Условия формирования фольклористических интересов Е.Д. Золотова и его исторические труды «кунгурского» периода 29
1.1. Активизация уральской фольклористики во второй половине XIX-первой трети XX вв 29
1.2. Краеведческие традиции «культурного гнезда» Приисетья 36
1.3. Опора Е.Д. Золотова на «мнение народное» (легенды и семейные предания) в осуждении Пугачевского бунта 49
Глава 2. Обряды в «Песковской летописи» 60
2.1. Творческая история «Песковской летописи» и принципы ее создания 60
2.2. Мифологические истоки рекрутского обряда 67
2.3. Свадьба как средство идеализации семьи 75
Глава 3. Крестьянская аксиология и ментальность в фольклоре песковцев 91
3.1. Прославление матери и хозяйки-труженицы в бытовой сказке, частушке, легенде 91
3.2. Репрезентация песковцев как «культурных героев» в исторических преданиях об освоении Приисетья 102
3.3. Своеобразие мировосприятия песковцев в устных рассказах 110
3.3.1. Проблема жанровой идентификации устных рассказов в отечественной фольклористике 110
3.3.2. Ментальность сибирячек 122
3.3.3. Активное восприятие жизни молодежью 131
3.3.4. Мужской характер в устных рассказах бывших военнопленных 134
3.3.5. Личность рассказчиков устных рассказов военнопленных 142
3.3.6. Формульность хронотопа в устных рассказах, содержащих мотив плена 147
3.3.7. Типология сюжетных мотивов рассказов военнопленных 156
Заключение 163
Список использованной литературы 168
Сокращения 202
Приложение 1. Оглавление «Песковской летописи» 203
Приложение 2. Сказки о неблагодарном муже 205
Приложение 3. Песня «Мужик жёнке досажал» 210
Приложение 4. Сопоставительная таблица сказочных мотивов 211
Приложение 5. Специфика жанровой группы социально-бытовых устных рассказов 213
Приложение 6. Сравнительная таблица. Типология мотивов рассказов военнопленных 216
Приложение 7. Копия фрагмента рукописи Е.Д. Золотова «Песковская летопись» 221
Приложение 8. Фрагмент машинописного текста рукописи Е.Д. Золотова «Песковская летопись» 222
Приложение 9. Карты 223
Приложение 10. Фотоматериалы. Озеро Песковское 224
Приложение 11. Песковская церковь. Современное состояние 225
Приложение 12. Современный вид села Песковского 226
Приложение 13. Современные жители села Верхние Пески (2005 г.) 228
- Краеведческие традиции «культурного гнезда» Приисетья
- Мифологические истоки рекрутского обряда
- Репрезентация песковцев как «культурных героев» в исторических преданиях об освоении Приисетья
- Личность рассказчиков устных рассказов военнопленных
Введение к работе
Реферируемая диссертация посвящена исследованию фольклористической деятельности священнослужителя, просветителя, краеведа-собирателя Евгения Дмитриевича Золотова.
В настоящее время обозначился растущий интерес к деятельности фольклористов-священнослужителей. Знаковыми событиями можно назвать монографию А.Н. Розова «Священник в духовной жизни русской деревни», (Санкт-Петербург, 2003), работы А.Н. Розова: «Этнографические и фольклорные материалы на страницах журнала «Руководство для сельских пастырей» (1860-1917 гг.). Аннотированный тематико-библиографический указатель» (Русский фольклор: материалы и исследования. СПб., 2001. Т. XXXI), «Мир северорусского крестьянина глазами духовенства (по материалам «Вологодских епархиальных ведомостей»)» (Рябининские чтения: материалы V научной конференции по изучению народной культуры Русского Севера. Петрозаводск, 2007), «Фольклорные материалы в журнале «Церковный вестник» (СПб., 2002), книгу «Православные священники - собиратели русского фольклора», опубликованную В.Г. Смолицким и А.В. Кулагиной (Москва, 2004).
В русле этого направления фольклористики отметим работы зауральских фольклористов о местных священниках-краеведах: диссертацию Н.Н. Мальцевой «Зауральская фольклористика XIX века», диссертацию Г.Р. Шарипо-вой «Фольклор в просветительской и краеведческой деятельности И.М. Первушина», монографию В.П. Федоровой и Г.Р. Шариповой «Иван Михеевич Первушин - просветитель, краевед». Появились републикации работ священников XIX века: «Очерк юго-западной половины Шадринского уезда» Т.П. Успенского, «Храмы Шадринского уезда», «Жилище, одежда и питание зауральских крестьян в середине XIX в.» В.А. Прибылева, «Шадринский вестник» И.М. Первушина и др.
Наше внимание привлекли краеведческие работы священнослужителя Е.Д. Золотова. Интерес к ним обозначился в 30-е гг. XX в. В частности, переписка 1924-1931 гг. Е.Д. Золотова с известным фольклористом В.П. Бирюковым свидетельствует о высокой взаимной оценке трудов по изучению традиционной крестьянской культуры края.
Вехой в изучении подвижнической и краеведческой деятельности Е.Д. Золотова является книга «Боль души», изданная в Кунгуре в 2002 г. под редакцией О.А. Ренёвой.
Рубежом в исследовании краеведческих наблюдений Е.Д. Золотова стало указание В.П. Федоровой на существование «Песковской летописи», сохраненной заботами Шадринского государственного архива. Книга является единым текстом жизни песковцев в первое послереволюционное десятилетие, увиденной Е.Д. Золотовым «с высоты птичьего полета».
Содержание «Песковской летописи» раскрыто в оглавлении, которое расширяет темпоральные границы от XVII-XVIII в. (фрагментарно) до первой трети XX в. Быт, духовная, общественная, социальная жизнь, революция и ее последствия осмыслены сквозь призму фольклора.
Урало-сибирский краевед Е.Д. Золотов предстал перед потомками как неординарная личность, фольклорист-собиратель, мыслитель, писатель, этнограф. На формирование Е.Д. Золотова как исследователя народной жизни повлияли среда, в которой он рос и взрослел, его активное участие в деятельности научных обществ, публицистическая деятельность.
Обращение Е.Д. Золотова к народной культуре не было случайным. Биография его во многом типична для сельского батюшки. Родился Е.Д. Золотов 18 января 1852 г. в селе Стефанове (ныне село Ленек), недалеко от Кунгура в семье дьячка Предтеченской церкви. Родные братья Е.Д. Золотова, двоюродный брат-тезка, дядя были священниками. Они, подобно крестьянам, имели большие семьи, занимались хлебопашеством, огородничеством и садоводством, вживались в быт и культуру односельчан.
В годы учебы в Пермском духовном училище Е.Д. Золотов пел в архиерейском хоре, с певческим коллективом путешествовал по родному региону, соприкасался с высокой духовной культурой.
Наряду с исполнением службы в храме Е.Д. Золотов в 17-летнем возрасте учительствовал в церковно-приходскои школе, что укрепляло его связи с крестьянством, расширяло знания народной жизни.
В Юговском заводе восемнадцатилетнего юношу при участии епископа Пермского Антония «посвятили в стихарь» и дали место псаломщика в Юговском Христо-Рождественском соборе. В 1880 г. Е.Д. Золотов был рукоположен в сан дьякона на вакансии псаломщика Кунгурскому Благовещенскому собору.
Краеведческая работа, выдвинутая Синодом в качестве обязательной для причта, была принята Е.Д. Золотовым охотно. Священнослужитель Е.Д. Золотов публиковал материалы, повествующие об истории православных храмов Прикамья. Характерно обращение его к легендам, преданиям, устным рассказам как к «народному мнению». В ранних работах проявился один из
принципов краеведческой работы Е.Д. Золотова - сочетание документальных источников с фольклором.
Интерес к жизни народа укрепили годы службы заштатного дьякона на вакансии псаломщика в 1919-1926 гг. в Казанско-Богородицкой церкви Песков Катайских/Верхних Шадринского уезда Пермской губернии (современные Верхние Пески Катайского района Курганской области). Здесь завязалась его переписка с В.П. Бирюковым.
В июне 1926 г. он уехал в Пермь, к сыну, о чем сообщил в письме В.П. Бирюкову. Вместе с сыном Е.Д. Золотов являлся членом пермского общества краеведения. По состоянию здоровья он больше в церкви не служил -сотрудничал с краеведами и краеведческими организациями, писал воспоминания. Умер «отец Евгений» (так называли Е.Д. Золотова до сих пор помнящие его некоторые односельчане) 22 апреля 1932 года в с. Черный Яр Кун-гурского округа Уральской области (в настоящее время Кишертского района Пермского края).
Жизнь Е.Д. Золотова в Зауралье была плодотворной. Здесь он составил «Песковскую летопись», вобравшую в себя краеведческие, исторические, этнографические и фольклорные материалы. Фольклор виделся священнослужителю в комплексе со всем многообразием жизни земляков, представленной Е.Д. Золотовым «с высоты птичьего полета». Отсюда постановка в рукописи многих культурологических проблем.
В «Летописи» поставлена задача просвещения крестьян. Опираясь на церковные и семейные архивы Флоринских-Кокосовых, а также на личный опыт, Е.Д. Золотов изложил свою концепцию школы, подчеркнув главные ее задачи: обучить грамоте и «дать ремесло». В публицистическом аспекте высказаны другие принципы обучения, призванные активизировать интерес к школе: связать обучение с практической деятельностью крестьян. Надо сказать, что Е.Д. Золотов следовал заветам авторитетных учителей: Л.Н. Толстого - практика «народной школы», а также просветителя и священника И.М. Первушина, считавшего необходимой связь обучения с жизнью, бытом, заботами крестьян.
В «Песковской летописи» нашли отражение чтение классики и пропаганда книги. Е.Д. Золотова привлекали зарубежная философская литература и русская классика. В них он искал ответы на жгучие вопросы о роли слова в духовности человека, в пробуждении интереса и любви к крестьянству -кормильцу России. Подчеркивается Е.Д. Золотовым немаловажное значение
для просвещения крестьян и профессионально направленной литературы, газет, журналов по сельскому хозяйству.
Приветствовал просветитель Е.Д. Золотов открытие изб-читален, которые с 1918 г. стали устраиваться по всей стране. На свет книги уповал сельский батюшка, борясь с пьянством, охватившим Зауралье. Осознавая необходимость просвещения людей, повышения значения книг в жизни крестьян, видя недостаток книг, священнослужитель-просветитель создал свою рукописную книгу как пособие для чтения, собрал библиотеку для общего пользования. В деле организации сельских частных библиотек у Е.Д. Золотова были примеры: А.Н. Зырянов, И.М. Первушин. Е.Д. Золотов отметил роль библиотек в реализации программы экономических перемен в крестьянском хозяйстве, в распространении экономико-правовой культуры. По его мнению, экономическая безграмотность стала следствием кризисных явлений в стране. Решение этой проблемы Е.Д. Золотов искал, прежде всего, в приобщении народа к знаниям, культурному, правовому и экономическому прогрессу, которое возможно было в ходе тематических бесед и при наличии литературы в избе-читальне.
Возрождение традиционной крестьянской культуры Е.Д. Золотов видел в преодолении пьянства, невежества, тунеядства, в осознании зауральцами себя хозяевами своей судьбы и ценности Божьего дара - жизни.
К 1920-х гг. Е.Д. Золотовым была разработана программа «выживания» в условиях социально-экономического упадка. Краевед 50 лет принадлежал «к классу трудящихся», поэтому считал нужным познакомить песковцев со своим планом выхода из общегосударственного кризиса. План составлен в соответствии с достижениями передовой науки и традициями умного хозяйствования на земле. Стержнем программы была идея ответственности властей и крестьян за землю. Предлагались созидательные мероприятия на земле. Смело высказана мысль о том, что новая власть разрушает связь поколений земледельцев-кормильцев, отрывает их от земли неразумной политикой. Мудрый землепашец, мыслитель увидел будущие беды в нарушении традиционной культуры русского этноса.
Вклад в историю культуры Южного Зауралья, внесенный краеведом и фольклористом священнослужителем Е.Д. Золотовым, чья жизнь была освещена высокими идеями, трудно переоценить. Оставленные им материалы позволяют исследовать разнообразные стороны бытия зауральских крестьян, нормы их поведения, нравственные представления, традиции, вербальный фольклор, обряды, обычаи первого послереволюционного десятилетия.
Е.Д. Золотов стационарно вел записи фольклорно-этнографического характера в конкретном локусе - «культурном гнезде» Флоринских-Кокосовых, богатом крестьянском селе Песках Катайских/Верхних.
Е.Д. Золотов хотел понять, что стало с человеком в экстремальных обстоятельствах - в эпоху разрухи. В пору безоглядной ломки крестьянских традиций материальной и духовной культуры перед фольклористом-священнослужителем стояла задача помочь прихожанам сохранить духовные ценности, дать оценку происходящему и уцелеть самому. Найденный принцип подачи материала изумляет простотой: многие острые зарисовки «с натуры» остались без комментария, отданными на восприятие читателей.
Значительное творческое наследие Е.Д. Золотова представляет интерес как свидетельство живого бытования фольклора в его локальной традиции. Е.Д. Золотовым записаны традиционные жанры (сказки, пословицы, поговорки, исторические предания, легенды, песни, свадебный и рекрутский обряды, заговоры, частушки), а также уникальная фольклорная форма - устные рассказы военнопленных, которые выводят на одну из важных проблем современной фольклористики - жанровую идентификацию. Уникальный комплекс фольклорного материала, собранный Е.Д. Золотовым, и отсутствие монографического исследования о наследии фольклориста-священнослужителя, возросший интерес к проблемам локальных региональных традиций в рамках общеэтнической культуры и роли священнослужителей в истории российской фольклористики определили актуальность исследования.
Объектами исследования являются фольклорные тексты и материалы этнографического характера, зафиксированные Е.Д. Золотовым в книгах «Песковская летопись» и «Боль души», его переписка с В.П. Бирюковым, дневниковые заметки В.П. Бирюкова о деятельности Е.Д. Золотова.
Предмет исследования - фольклористическая деятельность краеведа, просветителя священнослужителя Е.Д. Золотова.
Хронологические рамки исследования охватывают фрагментарно XVII-XVIII вв., 70-е гг. XIX-первую треть XX вв. Этот период большинство исследователей народной культуры считают рубежным в истории развития науки о русском фольклоре. Кроме того, выбор хронологических рамок обусловлен тем, что данный период совпал с Первой мировой войной, революцией и послереволюционной ситуацией в России, во многом способствующими активизации ряда сюжетов, фольклорных жанров, мотивов, определивших содержание «Песковской летописи».
Территориальные рамки исследования - Катайский, Далматовский, Шадринский районы современной Курганской области. В рассматриваемый период они объединялись в Шадринский уезд, входивший в состав Пермской губернии. В нашем исследовании этой территории даются названия «Зауралье», «Южное Зауралье», «Приисетье».
Степень изученности проблемы. В последние годы наука уделяет внимание исследованию региональных фольклорных традиций и региональной фольклористики, открывает новые имена собирателей, разрабатывает вопросы, посвященные областным, краевым, национальным фольклористическим проблемам. В этой связи уместно привести слова фольклориста В.А. Кустова: «Все чаще исследователи стали обращаться к деятельности видных краеведов-собирателей, в результате чего начала устанавливаться исторически конкретная картина фольклорно-этнографической жизни определенного края и получили освещение вопросы местного бытования фольклора, своеобразия региональных фольклористических традиций».
Изучение фольклористической деятельности Е.Д. Золотова входит в контекст зауральской традиции фольклористики, в которой главное место занимали священнослужители, их дети, а также государственные крестьяне.
Особую ценность имеют труды зауральцев: А.Н. Зырянова, И.М. Первушина, рода Адриановых, «семейных гнезд» Флоринских-Кокосовых, братьев Бирюковых. О степени изучения деятельности этих краеведов, собирателей-фольклористов свидетельствуют работы A.M. Брит-вина, Л.А. Бяковой, М.Г. Виноградова, Н.Н. Мальцевой, И.С. Менщикова, В.П. Федоровой, Г.Р. Шариповой, М.Д. Янко и др.
Огромное значение для исследователей истории фольклористики имеет основательный труд А.Н. Пыпина «История русской этнографии», в котором подробно представлена деятельность собирателей Сибирского отдела Русского Географического общества. Им сделан вывод о том общем, что дало возможность говорить о своеобразии сибирской фольклористики. По мнению А.Н. Пыпина, «...сибирские областники <...> первыми подняли вопрос о местном фольклоре на теоретическую высоту и попытались объяснить судьбу традиционного русского фольклора в Сибирском регионе своеобразием социально-политических, экономических и культурных условий».
Вместе с тем, нельзя не согласиться с А.И. Лазаревым, отметившим не только открытия сибиряков-фольклористов, но и их заблуждения: «...они отрывали народно-поэтическое творчество сибиряков от русских культурных традиций и, таким образом, говорили уже не о местной специфике русского
народного творчества в Сибири, а о каком-то особенном национальном «сибирском фольклоре». К чести зауральских фольклористов, они не отрывали культуру края от общероссийской.
Теоретическое обоснование регионального подхода к изучению народной культуры регионов дано в конце двадцатых годов XX века Н.К. Пиксановым в работе «Областные культурные гнезда». Им выдвинута задача изучения культуры «регионов, локусов, которые являются типом исторического развития России и ее отличительной чертой».
Целесообразность изучения региональных традиций в комплексе с общерусскими подчеркивалась многими учеными второй половины XX в.: В.П. Аникиным, Н.В. Дранниковой, Т.Н. Золотовой, Т.Г. Ивановой, В.П. Кругляшовой, А.И. Лазаревым, Т.Г. Леоновой, Б.Н. Путиловым, А.П. Разумовой.
В настоящее время большое внимание уделяется «низовой фольклористике». Термин «низовая фольклористика» предложен М.К. Азадовским и принят в современной науке. «Низовая фольклористика» - самодеятельная фольклористическая работа. Среди таких собирателей много было провинциальных священников. «Низовая фольклористика» играла и играет значительную роль в отечественной науке. Следует назвать имена зауральцев Н.А. Абрамова, В.В. Адрианова, А.В. Жилинской, А.Н. Зырянова, А.Я. Кокосова, И.И. Кокосова, П.А. Кыштымова, И.М. Первушина, П.Ф. Первушина, А.И. Третьякова, Т.И. Успенского и др. В состав их рукописей входили различные фольклорные жанры: устные рассказы, легенды, предания, загадки, пословицы, обряды, отражавшие взгляды крестьянства на жизнь.
Цель исследования - выявить вклад Е.Д. Золотова в фольклористику, изучить принципы его фольклористической деятельности.
Для достижения поставленной цели определены следующие задачи:
показать условия формирования фольклористических интересов Е.Д. Золотова;
исследовать «мнение народное» в ранних исторических трудах Е.Д. Золотова;
проанализировать комплекс фольклорных материалов «Песковской летописи» в аспекте манифестации ими ментальности зауральцев;
выявить фольклорную природу и жанровую специфику устных рассказов.
Материалы исследования. В качестве источника изучения деятельности Е.Д. Золотова-фольклориста использованы фольклорные, этнографические,
историко-краеведческие материалы, собранные им в Пермской губернии в период последней четверти XIX в-первой трети XX в. Эти материалы хранятся в госархивах городов Шадринска (ГАКОШ), Перми (ГАПО) и Краеведческом музее г. Кунгура. Кроме того, существенным источником стали переписка Е.Д. Золотова с В.П. Бирюковым и дневниковые заметки В.П. Бирюкова о Е.Д. Золотове 1926 г., которые хранятся в Государственном архиве Свердловской области (ГАСО) в г. Екатеринбурге.
Основными источниками для данного диссертационного исследования послужили рукописная книга Евгения Дмитриевича Золотова «Песковская летопись», а также публицистические и историко-краеведческие произведения «пермского» периода: «Торжество открытия Михаило-Кирилловского сиропитательного дома при Кунгурской общественной Зыряновской богадельне 26 января 1886 года», «Благотворительность и нищенство в г. Кунгуре», «Открытие комитета по разбору и призрению нищих в г. Кунгуре», «По поводу смертности крестьянских детей», «Церковноприходская школа в деревне Жилиной Кунгурского уезда», «Девятая Пятница в г. Кунгуре», «Город Кунгур в 1774 году во время Пугачевского бунта. Материалы для истории города», «Церковная летопись города Кунгура», «Можно ли надеяться при малоземелье крестьян на улучшение и развитие пчеловодства?», «Народные приметы и предсказания», «Извлечение из рукописной книги «Секретные дела «Слово и дело» за 1751 год», «Радость бытия и счастие в жизни».
Теоретико-методологической основой диссертации являются труды ученых по региональной фольклористике: Д.В. Абашевой, Н.В. Драннико-вой, Д.К. Зеленина, Т.Г. Ивановой, А.В. Кулагиной, В.А. Кустова, А.И. Лазарева, Т.Г. Леоновой, Н.К. Пиксанова, А.Н. Розова, К.В. Чистова. Методологическим ориентиром служат научные издания, подготовленные в Государственном республиканском центре русского фольклора: «Традиционная культура Гороховецкого края» (М., 2004) и «Традиционная культура Муромского края» (М., 2008). Концептуально значимыми являются исследования В.В. Блажеса, Т.Н. Золотовой, И.Е. Карпухина, В.П. Федоровой, посвященные современному состоянию фольклористики регионов, а также труды ведущих теоретиков, посвященные изучению проблемы фольклорных жанров: В.П. Аникина, П.Г. Богатырева, В.Я. Проппа, Б.Н. Путилова, В.Н. Топорова; исследования по теории мотива (труды А.Н. Веселовского, СЮ. Неклюдова, О.М. Фрейденберг); теоретические положения по пространственно-временной организации фольклорных произведений (исследования Е.Б. Артеменко, М.М. Бахтина, СЮ. Неклюдова, В.Н. Топорова).
В зависимости от поставленных задач в работе использовались следующие методы исследования:
сопоставительный, заключающийся в анализе и сравнении зауральских вариантов записей с общерусскими. В целях выявления локальных особенностей песковской традиции были проведены сюжетные сопоставления с близкими вариантами других сел и районов на уровне сюжета, мотивов, формул, а также на подтекстовом, функциональном уровне;
типологический, основа которого - расчленение систем объектов диссертационного исследования и их группировка с помощью принципа схождений; используется в целях сравнительного изучения устных рассказов и вариантов сказок;
сравнительно-исторический - при сравнении тематически близкого зауральского фольклорного материала (записей А.Н. Зырянова, И.М. Первушина, Е.Д. Золотова), различающегося по времени записи;
описательный метод, приемами которого являются систематизация и оценка фактического материала. Анализ фольклорных жанров и особенностей фольклористической деятельности Е.Д. Золотова потребовал использования приёмов наблюдения, сопоставления, классификации, обобщения.
Изучение материала проводилось в соответствии с хронологической соотнесенностью фольклорных фактов, количественным учетом фольклорных единиц. Комплекс использованных методов и приемов позволил выявить взгляды Е.Д. Золотова на фольклор как репрезентацию зауральской ментальносте, а также подчеркнуть значение записей краеведа для науки.
Научная новизна работы заключается в следующем:
впервые в историю фольклористики введено имя Е.Д. Золотова - собирателя фольклора, священнослужителя; раскрыты фольклористические принципы Е.Д. Золотова, его опора на «мнение народное» в оценке исторических событий; в плане проблемы «Фольклор и действительность» выявлен подход Е.Д. Золотова к фольклору как основе для изучения ментальности зауральского крестьянства;
впервые предметом многоаспектного изучения стала «Песковская летопись», отразившая живое бытование фольклора в с. Верхние Пески в послереволюционное десятилетие; «Летопись» рассмотрена как отражение текста народной культуры в ее материальном и вербальном кодах.
Теоретическая значимость диссертационной работы определяется сочетанием различных подходов к исследованию наследия фольклориста
Е.Д. Золотова, выходом на проблему теории жанра, внутрижанровой классификации и жанра устного рассказа.
Практическая значимость работы и внедрение. Значимость выполненной работы определяется возможностью использования ее теоретических положений и практических результатов в курсах устного народного творчества, теории фольклора, при написании статей, учебных пособий; в практике спецкурсов и спецсеминаров по истории фольклористики, при подготовке курсовых и дипломных проектов. Подготовленное в соавторстве В.П. Федоровой и Е.Н. Колесниченко учебное пособие, включающее в себя предисловие, статьи о составителе летописи и его книге, «Песковскую летопись», письма Е.Д. Золотова и В.П. Бирюкова, вопросы и задания, словарь диалектных и малоупотребительных слов, с 2005 г. используется в работе краеведов и школы.
Основные положения диссертации, выносимые на защиту:
по общественным и философским взглядам Е.Д. Золотов - гуманист и просветитель;
собирательские интересы Е.Д. Золотова-фольклориста сформированы под воздействием ряда условий: социальной среды, активизации общерусской и региональной (уральской и сибирской) фольклористики, классической литературы и самого состояния крестьянской культуры;
«Песковская летопись» - отражение активного бытования многогранного комплекса фольклорных жанров и обрядов: пословиц, лирических песен, преданий, легенд, устных рассказов, свадебного и рекрутского обрядов;
свадьба репрезентирована как гимн семье и женщине - центру семьи;
обряд подмены рекрута в начале XX века сохранил связи с похоронной обрядностью и апотропейную магию в силу лиминальности главного персонажа обряда;
устные рассказы позиционированы как проявление зауральской ментальносте (сообщества мужчин, женщин, молодежи);
устные рассказы, записанные Е.Д. Золотовым, дают основание выделить две тематические группы: устные рассказы бывших военнопленных и устные рассказы социально-бытовой направленности о слепых;
фольклорная природа устных рассказов, содержащих мотивы плена, ослепления и слепоты, проявляется в устойчивости ряда элементов композиции, формульности, повторяемости сюжетных мотивов и типов рассказчиков.
Апробацию работа прошла на кафедре истории литературы и фольклора Курганского государственного университета. Теоретические положения диссертации и результаты исследования сообщались в научных журналах и об-
суждались в докладах на XII научно-практическом семинаре Сибирского регионального вузовского центра по фольклору «Народная культура Сибири» (Омск, 2003), на Межвузовской научно-практической конференции «Слово в контексте времени» (Курган, 2004), на Межрегиональной научно-практической конференции «Зыряновские чтения» (Курган, 2004), на Международной научно-практической конференции (Курган, 2005), на III межрегиональной научно-практической конференции «Зыряновские чтения» (Курган, 2005), на XVI научном семинаре-симпозиуме Сибирского регионального вузовского центра по фольклору «Народная культура Сибири» (Омск, 2007), на VII-й Всероссийской научно-практической конференции «Зыряновские чтения» (Курган, 2009), на VIII Всероссийской научно-практической конференции «Зыряновские чтения» (Курган, 2010).
Структура диссертации, как и основное ее содержание, подчинены исследованию главной проблемы, связанной с фольклористической деятельностью Е.Д. Золотова. Работа состоит из введения, трех глав, заключения, списка литературы, включающего 338 наименований, списка сокращений и 14 приложений. Приложения содержат копии рукописи, оглавление «Песков-ской летописи», варианты сказок, песню, сравнительные таблицы сказок и устных рассказов, карты, фотоматериалы. Общий объем работы - 230 с, из них приложений - 28 с.
Краеведческие традиции «культурного гнезда» Приисетья
Региональные традиции позволяют «судить об общерусском фольклоре, его исторических судьбах, утратах, приобретениях», и, как отметил В.П.Аникин, «...региональное не отгорожено высоким забором от общерусского...» [82, с. 349].
Фольклористическая деятельность Е.Д. Золотова формировалась в условиях влияния приисетского «культурного гнезда» и песковского «культурного гнезда» Флоринских-Кокосовых.
Введенное Н:К. Пиксановым понятие «культурного гнезда» раскрывает состояние культуры в рамках определенных пространственных границ. На значительную роль «культурного гнезда» в формировании условий для развития духовного мира человека указала Л.С. Соболева. Она верно отметила сложность, многоуровневость культуры «культурного гнезда»: «...устная и письменная словесность, изобразительное искусство, архитектура, организация школ, создание библиотек, организация интерьера, местная мода, искусство бытового общения» [246, с. 54]. Несомненно воздействие «культурных гнезд» на регион, конкретных людей, воспринимающих это благотворное влияние. Безусловно, важно и развитие традиций «культурного гнезда» во времени и в действиях. Реализацией заветов Флоринских-Кокосовых была деятельность Е.Д. Золотова.
Современные ученые (В.Н. Бекетова, В.П. Тимофеев, В.П. Федорова, М.Д. Янко и вслед за ними Н.Н. Мальцева) отмечают, что конец XIX в-начало XX в. - период массового собирательства в зауральской провинции. Исследователи утверждают, что особенностью зауральской фольклористики этого периода являлась «...многоплановость, которая проявилась, во-первых, во внимании собирателей не только к слову, но и быту, поверьям, приметам, верованиям, нравам, обычаям, во-вторых, в интересе к широкому спектру жанров, к разнообразию народного творчества...» [277, с. 6]. Зауральские фольклористы не ставили вопрос об автономии региона. Они осознавали себя частью русского краеведческого движения, приняв принципы собирательства, которые были выработаны и рекомендованы научными организациями с центрами в Москве, Санкт-Петербурге, а также в Перми, Екатеринбурге и Оренбурге.
Для зауральских краеведов образцом была деятельность государственного крестьянина, просветителя Александра Никифоровича Зырянова (1830-1884 гг.). Человек, разносторонних интересов и занятий, А:№ Зырянов?. оставил заметный-: след. в истории и культуре, края. Деятельность его связана с северо-западными регионами Южного Зауралья-современными Шадринским и Далматовским районами. Творчество и деятельность А.Н. Зырянова позволяют говорить о нем, сыне крестьянина, освоившем начальную грамоту при церкви, как о просветителе-демократе.
К 1850 г. А.Н. Зырянов собрал и опубликовал в «Пермском сборнике» 393 пословично-поговорочных паремии. Среди них преобладают не собственно зауральские, а общерусские, широко распространенные выражения, имеющие отношение к семейным (о злых женах) и морально-бытовым темам: «Худой мир лучше, доброй ссоры», «Горбатого могила исправит», «В ногах правды нет» и т.п. Почти нет социально направленных пословиц и поговорок (исключение - «Бог любит праведника, а судья -ябедника»). Расположены они без какой-либо систематизации .- этот период деятельности А.Н.Зырянова можно характеризовать, как донаучное собирательство.
А.Н. Зырянов, верно подметил воспитательно-познавательный смысл, афористичность, многозначность паремий, которые придают разговору «веселое, приятное и образное расположение», «служат жителям способом излить намек», являются «словесными памятниками народного языка» [23]. Записи А.Н. Зырянова отражали услышанное и подмеченное: им в живом бытовании. Им собраны и загадки. До нас, дошло 20 загадок. Интересовали собирателя своеобразные слова и выражения местного диалекта.
Помимо: пословиц и поговорок, загадок, своеобразных слов и выражений.в «Пермском сборнике» были опубликованы песни. А.Н. Зырянов систематизировал собранные песни. В этой классификации; нет единого принципа, но: собиратель- не стремился и не мог дать научную классификацию. Однако классификация позволяет выявить географическую атрибуцию песен: к ряду текстов дана помета «местные». Кроме того, отмечены сферы бытования («святочные»), характер, стиль исполнения («забавные»). Циклы выделяются с учетом особенностей, бытования и исполнения (песни «проголосные» «святочные, «хороводные, «плясовые», «круговые тоже хороводные»), стиля (забавные), тематики (военные, местные).
В 1852 г. он написал несколько статей этнографического содержания и представил их РГО, которое ходатайствовало перед Министерством государственных имуществ о разрешении «...государственному крестьянину Александру Зырянову...» осматривать архивы волостных и сельских правлений и собирать фольклор в Шадринском уезде.
Наиболее значительным результатом собирательской работы А.Н. Зырянова были сказки, записанные им и вошедшие-, в сборник «Народные русские сказки» А.Н. Афанасьева. В фольклористической литературе неоднократно давалась характеристика этого сборника, который является «...основным материалом для научного исследования дореформенных сказок». Сборник А.Н. Афанасьева - фундаментальное издание, первый в русской науке свод русских сказок (также сказок украинских и белорусских). Первое издание 1855-1863 гг. содержит около 580 текстов различных жанровых видов восточнославянских сказок, записанных более чем в 30 губерниях. Основу сборника составили записи самого А.Н. Афанасьева, тексты из архива РГО (более трети), прежние печатные издания, а также коллекции местных любителей-собирателей, в том числе и А.Н. Зырянова. Он выбирал ряд текстов, стиль которых казался наиболее характерным для настоящих русских сказок, и этим руководствовался в своей редакторской работе. Некоторые сказки были опубликованы в 1867 году в 1-м томе «Записок Императорского Русского Географического Общества по отделению Этнографии» [145].
Качество сказок, записанных А.Н. Зыряновым, методика записи, комментарии были оценены по1 достоинству. Методика записи А.Н- Зырянова-собирателя: для-того-времени была новаторской: как слышал из уст народа;, так точно и писал. А.Н. Зырянов изложил точно слог и смысл народных зауральских сказок, которые позволили понять характер и ментальность крестьянства - задача, которую ставило демократическое знание в отличие от узкоэтнографической программы PFO. Безусловно, научную ценность представляют, прежде всего, тексты, записанные А.Н. Зыряновым, но интересны и замечания собирателя об. особенностях сказки - художественном вымысле, об исполнителях сказок - мастерах, о «страстных любителях сказок» - слушателях., В рукописи, датированной 1850т., были некоторые сведения о:бытовании сказок и об отношении к ним исполнителей и слушателей.
Наряду с этнографическими материалами А.Н. Зырянов собирал и публиковал работы- иного плана. В местных архивах ему удалось найти ценные документы, на основании которых он написал несколько крупных очерков и статей: Так, в «Пермском сборнике» в 1859т. был напечатан очерк «Пугачевский бунт в Шадринском уезде и окрестностях его» [19]. Очерк обратил на себя внимание демократической; критики. Например, Н:А. Добролюбов отнес его к материалам, которые имеют большое значение «...для каждого, кто интересуется новою русской историей;..» [135, с. 363]. М.Л; Михайлов писал, что очерк посвящен «эпохе, крайне интересной для нашей новейшей;истории, и до сих пор ... почти не разъясненной» [187, с. 39].
В очерке приводятся факты повсеместного сочувствия пугачевцам, помощи им со стороны крестьян присоединения к восставшим рабочих Кыштымского, Каслинского и других заводов. В данном очерке отражается знание А.Н; Зыряновым; фольклорных. источников, понимание роли слухов, толков» в: народе, устных рассказов: «С молвой в: народе о Пугачеве высказалось необыкновенное брожение умов, и возникла бессознательная вера в него» [31, с. 47].
Мифологические истоки рекрутского обряда
Исследование ПЛ позволяет говорить о внимании Е.Д. Золотова к обрядам, которые ставят человека в исключительные обстоятельства, что позволяет высветить характер человека. В частности, в ПЛ занесена запись рекрутского обряда. Он является сюжетным стержнем социально-исторических преданий. Мы исследуем обряд подмены рекрута [18, с. 83-85].
В этой связи считаем необходимым совершить экскурс в историю воинской повинности в России.
«Рекрутчина была введена указом Петра I в 1699 г.» [48] и действовала до 1874 г. [47]. «Рекрутская повинность - способ комплектования русской регулярной армии в XVIII-XIX вв. Рекрутской повинности подлежали податные сословия (крестьяне, мещане и др.), которые выставляли от своих общин определенное число рекрутов. «Рекрут - м. немецк., франц. некрут, новобранец, поступивший в солдаты, в рядовые, по повинности или по найму» [52]. В словаре В.И. Даля приведены пословицы, характеризующие положение рекрута (солдата): «Солдат - казенный человек. Солдатская голова, как под дождичком трава. Солдат домой пишет, поминать велит. Солдат - горемыка, хуже лапотного лыка. Солдат - отрезанный ломоть (от семьи). Цыц, собака, не съешь солдата: солдат - сам собака! Солдат — промеж неба на земле, сказка! От горя в солдаты, а от беды в чернцы. Доброго солдата выбирают, а не покупают. Хорошо, сказывают, в солдатах, да что-то мало охотников» [49].
Тема рекрутчины осмыслена в творчестве А.Н. Некрасова. Обратившись к проблемам деревни, поэт величайшим бедствием назвал двадцатилетнюю рекрутчину («Мороз-Красный нос»). В поэме «Кому на Руси жить хорошо» рекрутчина предстает в народной оценке: «Одной бедой не кончилось. Чуть справились с бесхлебицей, / Рекрутчина пришла». Ермила Гирин «выгородил» от рекрутчины своего брата, вместо которого в солдаты пришлось идти другому человеку: «...Ермил-мужик / Свихнулся: из рекрутчины / Меньшого брата Митрия / Повыгородил он ... , / Сам барин брата старосты / Забрить бы не велел, / Одна Ненила Власьевна / По сыне громко плачется, / Кричит: не наш черед! ... , / Сам Ермил, / Покончивши с рекрутчиной, / Стал тосковать, печалиться, / Не пьет, не ест: тем кончилось, / Что в деннике с веревкою / Застал его отец .. . » [29, с. 364].
Песковский обычай подмены рекрута записан от старожилов деревни Верхние Пески - П.И. Балина, И.Ф. Балина, П.Ф. Балина, Н.И. Воротникова. Опора на четырех рассказчиков придает преданию достоверность.
В начале главы «Как в старину брали в солдаты» отмечено: «Прежде рекрутскую повинность отбывали крестьяне, мещане, купцы. Помещики своих крестьян сдавали по своему усмотрению, кого хотели, а государственных крестьян ... вербовали так. Внезапно военная команда окружала село ... , чтобы никто не мог убежать. Старший в команде с охраной входил в дома, и брали очередных, вязали и отправляли в город, откуда они уже не возвращались до окончания службы. Бывало, что некоторые убегали из деревни, прорывали охрану, и за такими была погоня» [18, с. 83].
Такие неоднозначные события отразились, в преданиях: «...Один рекрут убежал в поле, в лес, за ним погоня. В лесу спрятаться не мог. Бросился в сторону к реке Исети. Дело было поздней осенью, река покрылась тонким льдом, рекрут бросился на лед и где ползком, где катком перебрался за реку, и тем освободился от рекрутчины, а погоня не посмела пойти по льду...» [18, с. 83].
Е.Д. Золотов, наблюдая долгие годы драму воинского набора, разделял и реальные чувства односельчан, и позиции классиков отечественной словесности: «...При такой: вербовке в деревне подымался страшный переполох, плач», - продолжается предание, - «семейные прощались с рекрутом, как с покойником...» [18-с. 83].
Объяснение такому отношению к рекруту следующее: отправление его на службу - дальняя1 дорога. в новый мир- перевоплощение; Это представление связано с фольклорным жанром похоронных причитаний. В солдатских песнях и рекрутских причитаниях присутствует традиционный символ невозможности возврата. Солдата снаряжают в дальний путь, как провожают покойного «на житье вековечное».
Предание отразило сюжет и структуру обряда проводов в рекруты: плач во время проводов, сроки службы, историческую судьбу рекрутского набора: «Со временем такою набор отменился, брали уже через волостные управы в определенный срок. При этом бывало злоупотребление со стороны местных сельских волостей: Рекрута провожали с плачем, служба была 25 лет. Взамен личной рекрутчины дозволялось брать зачетные квитанции или нанимать другого желающего, или попросту «наемщика» за выряженную плату деньгами и гулянку в течение месяца или более:. Этим пользовались купцы, мещане и зажиточные из крестьян. «Наемщик» во время гулянки жил в доме нанимателя, дебоширил и измывался, как хотел» 18, с. 83];
Е.Д; Золотов: фиксирует, уникальный; долгое время сохранявшийся-в данной местности обычай подмены рекрута. Истоки и семантика этого обряда понятны собирателю; и самим участникам. Но Е.Д: Золотов записывает обряд в его традиционном бытовании:
Современная; фольклористика позволяет раскрыть поведение «наемщика» и; отношение к нему обязанных ему людей и села. Отметим, что поведение наемщика обусловлено «обрядовым сознанием», «обрядовой памятью» и мифологическими корнями обряда. Благодаря этому форма обычая- не застыла, не- окаменела, и функция его не выветрилась и не забылась. Обряд ушел в прошлое с изменением социальных обстоятельств.
Но необычность обряда, жестокость социального неравенства; неординарность поведения человека в необычной ситуации способствовали сохранению преданий о подмене рекрута.
В обряде проводов в армию действует закон мифологического порядка, смысл которого заключается. В: том, что солдат - существо «лиминальное», находящееся в ситуации перехода между «тем» и «этим» миром.,Подробно проблема лиминальности исследуется в монографии В.И. Ереминой «Ритуал и фольклор» [141, с. 205]. Исследователь считает, что фольклор характеризует «определенную ступень, определенный отрезок бытия человечества, когда оно фольклорным способом отражало и познавало окружающую действительность во всем ее многообразии и одновременно объясняло и закрепляло полученный опыт в форме исторически своеобразного понимания своего взаимодействия с природой»: Обряды похорон;, проводов рекрута, прощания с родиной имеют однши те же шта близкие мифологические корни — ритуал прощания. Это «обряд перехода» из одной, социальной категории в другую. «Все лиминальные: существа «ни здесь ни там, ни то ни се: они. - в промежутке между положениями, предписанными и распределенными законом, обычаем, условностями и церемониалом» [271, с. 169]. «Эта переходная фаза, как правило уподобляется смерти» [14Г, с.,205].
«Картина мира, - пишет СБ. Адоньева, - жестко связана с набором стереотипов поведения; присущих человеку в данной социальной позиции» [68, с. 130]. Изменение социального статуса предполагает деструктивную фазу: человек находится в опасной стадии перехода; лиминальности. Взрыв-снимается посвятительными обрядами, наполненными и апотропеиными функциями.
Рекрут как возможно потенциальный покойник сравнивается со странником, поэтому ему дают деньги для долгого путешествия, из которого редко возвращаются. В преданиях отражено, что по негласным правилам общественного поведения песковцев (по обычаю), «подменных» рекрутов ублажали, чем только могли в соответствии с крестьянской этикой. В солдатских сказках наказывается жадная старуха, которая пожалела свою еду, не дав ее солдату. В содержательном плане сказка соотносима с преданием из «Песковской летописи»: «Максим Яковлевич Балин нанял за своего сына Федора в наем добровольца из села Петропавловского Ивана Петровича Чегодаева за 700 рублей и чтобы гулять 2 месяца» [18, с. 83]. Подменные рекруты обычно гуляли полтора-два месяца - это срок, равный сорока дням, во время которых рекрут (как покойник), считается находящимся в лиминальном состоянии, то есть еще не достигшим места своего назначения по «прямоезжей дороженьке»: «И чего только наемщик не проделывал! Ел, чего душа желала, водка и виноградное вино были готовы с утра и до вечера, а также пара или тройка запряженных лошадей, и чтобы ямщиком был или отец, или сын» [18, с. 83-84].
Репрезентация песковцев как «культурных героев» в исторических преданиях об освоении Приисетья
«...Откуду есть пошла руская земля...» - так начинается «Повесть временных лет», широко вобравшая предания. Предание - жанр несказочной прозы, «...распространенный в народе устный рассказ с установкой на объяснение прошлой истории какой-нибудь особенности быта, названий местностей; предания судят о прошлом с позиций настоящего» [81, с. 271].
В соответствии с традициями жанра летописей, значительное место в книге Е.Д. Золотова занимают предания, отразившие представления песковцев о сложном историческом пути их села и округи, - «народа, который, несмотря на свои недостатки, на свои пороки, несравненно смышленее, понятливее и самостоятельнее, чем простонародне в России...» [91, с. 287].
В данном параграфе дается системный анализ преданий села Песковского, выявляющий их историческую многослойность и репрезентирующий характер зауральцев. Зауральский характер мы понимаем как совокупность психологических, духовных свойств зауралыдев, обнаруживающихся в их поведении, поступках. Мы считаем возможным говорить об особенностях зауральского характера, на формирование которого повлияло несколькофакторов.
Во-первых, достаточность плодородной земли в Зауралье для ведения сельского хозяйства. Удовлетворяющее потребностям наличие земли давало-крестьянину жизненную уверенность, хватку и активность. Обилие земли вместе с тем вносило в жизнь женщины не только физические нагрузки, но и определяло ее заметное значение в жизни семьи.
Во-вторых, Зауралье - территория России, где почти не было крепостного права. Зауральские крестьяне, сталкиваясь с несправедливостью, были уверены в своей правоте и ходили за правдой в столицу.
В-третьих, вольнолюбивый характер зауральцев, не знавших рабства, порождал способность к бунту. Примеры проявления такой способности -«картофельные» бунты, бунты, связанные с поиском «золотой строчки», башкирские восстания и участие в Пугачевском движении.
В-четвертых, отсутствие больших городов способствовало устойчивости традиционной культуры. Кроме того, Верхотурский тракт, связывавший Европу и Азию, одна из крупнейших ярмарок (Ирбитская), развитие ремесел придавали особый колорит Зауралья. История-края была5 объектом осмысления крестьян, отразившегося в преданиях. Большая часть преданий, записанных Е.Д. Золотовым, топонимическая. Предания повествуют о первых поселенцах, об истории заселения и освоения земель недалеко от Катайского острога, на берегу Песковского озера (см. приложение 9, 10). Хронологические рамки преданий определяются четырьмя столетиями (XVII-XX вв.).
В соответствии с образной системой; типами сюжетов и тематикой преданий В.Я. Пропп, В.П. Аникин и С.Н. Азбелев и др. предлагают различные классификации их. Выделяются две большие тематические группы: исторические - предания о памятных событиях и деятелях прошлого, об истории семей - и топонимические - предания, раскрывающие в основном историю заселения края, происхождение его названия, населенных пунктов, местностей, названий урочищ, гор, рек, озер. Классификация условна, т.к. и топонимические предания связаны с историей. В книгу Е.Д. Золотова вошел цикл песковских исторических преданий. Однако удивителен тот факт, что в рукопись не помещены предания, связанные с названиями, точно выявляющими особенности местности: озера, села, леса, колка и т.д. Восполнить этот пробел нам помогла книга «Храмы шадринского уезда» [303]. В ней в первую очередь трактуется происхождение топонима «Пески»: «Песковским село стало называться «по обилию песков на берегу того озера, при котором расположено» (приложение 10). В простонародии село называлось «Катайские Пески, в отличие от других Песковских сел, которых в бывшем Шадринском уезде несколько» [303, с. 78].
История происхождения географического названия Верхние Пески нам интересна с филологической точки зрения. Мотив происхождения топонима сложился в рамках цикла преданий о заселении и освоении села.
Концептуальное ядро его семантики содержит характеристику физико географических свойств объекта. В основе топонима «Пески» - внешний вид изображаемого объекта и его расположение на песчаной почве вдоль берега озера (приложение 10, 12). В топонимическом отношении «Верхние» характеризуется специфическим смысловым наполнением, пространственным параметром, использованным при назывании селения -возвышенность над озером.
Об истории заселения Песковского существуют две точки зрения. По исследованиям катайского краеведа В. Антропова, деревня Пески основана в период с 1711 по 1719 гг. Е.Д. Золотов, опираясь на предания песковцев, отмечает, что первые русские поселенцы обосновались на берегу Песковского озера с концаXVII-началаXVIII вв. Они «...имели дарственные записи от Петра I...» (1689-1725 гг.) [18, с. 150].
В цикле преданий о заселении и освоении местности особо выделяются предания, повествующие о выборе места для основания селения. Судя по преданиям, место выбрано по удобству расположения, богатству промысловых угодий. В соответствии с особенностями характеристики времени в исторических преданиях прошлое предстает «золотым веком», временем творения села, а первые поселенцы - «культурные герои» -своеобразные демиурги и геоморы. Им обязаны последующие поколения благополучием, ремеслом и заложенным главным делом - землепашеством. Мифологизация активного прошлого первопоселенцев поздними поколениями имеет вместе с тем реальную почву. «Песковцы были первыми хлебопашцами» [18, с. 150]. Кроме этого, «местность была всем богата: лесом, зверями, рыбой» [18, с. 149-150]. «Золотой век» означен творчеством первопосельников.
Они приносили с собой в с. Песковское свой аграрный и промысловый опыт, жизненный уклад, традиции, культуру: у них сложилось «стремление к стадности, жить кучей, бок о бок с соседом, чтобы в случае налогов татарских иметь возможность соединиться вдруг и дать отпор хищнику, а обработка земли у каждого была самостоятельная» [18, с. 131].
Разнопоселенцы «придерживались тех порядков, обычаев, какие вынесли из России, а много заимствовали от татар, их окружавших: грубое, жестокое обращение с женщиной, взгляд на нее как на рабочий скот, веру в колдунов, знахарей, легкое отношение к чужой собственности и склонность к праздности, к лености, тунеядству»; «жили на полной свободе, предоставленные себе, своим желаниям и страстям. Храма не было до 1838 года, и школы до 1862 года» [18, с. 150-151]. Предание гласит: переселившиеся на песковскую землю люди «служили военной охраной для защитьг крепости, бывшей в Катайске, и занятых ими местностей от татарских набегов...» [18, с. 149-150].
Основатели селения представляются реальными персонажами, но лишенными признаков индивидуальности. Мало того, они сохраняют за собой рудиментарные признаки своих архаических предшественников -эпических персонажей и - соответственно - воплощают в себе определенную общность (умелые стрелки, отважные защитники села).
Особенностью исторических преданий, вошедших в ПЛ, является наличие произведений о легкомысленном отношении к владению землей по причине ее изобилия. Мотив отказа от удаленной от села земли возможен только в условиях Зауралья и Сибири.
Предание о поселении казаков и других людей [18, с. 149-151] на берегу озера Песковского, записанное от А.И-. Балина, традиционно содержит в своей структуре мотивы основания селения группами первопоселенцев: «Первоначально песковцы - беломестные казаки» [18, с. 149]. В предании выявляется мотив основания селения и так называемыми разнопоселенцами, то есть смешанными в социоконфессиональном отношении группами людей: «К казакам со временем-присоединялись другие выходцы из России» [18, с. 149]. Устное предание сохранило исторические реалии: По материалам. исследований Г. Плеханова, «Катайский острог - укрепление, обнесенное оградой из тына высотой 4-6 метров, - был основан в 1655 году. Острог был центром округи, в военное время в него сходились крестьяне из окружных деревень. Здесь жили администрация, управление округой» [202, с. 7]. В Катайском остроге, например, «в 1684 г. было драгун и беломестных казаков - 93, дворов хозяев - 187, роду - 50, пищалей - 144; в 1686 г. драгун - 82, беломестных-казаков - 8, дворов хозяев - 126, роду - 230» [202, с. 11].
Личность рассказчиков устных рассказов военнопленных
Рассказы военнопленных - мемораты («воспоминания»). Их герои переносят слушателя в прошлое - в плен, из которого им довелось вернуться. Рассказчики создают образ своей стороны как части России, как русской земли, имеющей глубинные корни. Себя они видят продолжением поколений многонационального региона, в котором укоренились мирные отношения равноправных этносов. Обратимся к текстам.
Рассказ лейб-гвардейца Ивана Михайловича Чистякова о русско-турецкой войне 1877-1878 гг.: «Родился в деревне Чусовой Песковского прихода. В старое время эта деревня называлась Хандриной от татарина Хандры, который жил до прибытия русских...». Его рассказ появился под впечатлением от войны, о которой герой знал правду. Он, принятый «в первый набор обязательной повинности 1874 года» в качестве добровольца, воевал рядовым. Иван Петрович и Федор Павлович Антроповы рассказывают о русско-японской войне 1904-1905 гг. и особенностях содержания пленных у японцев. Ефим Васильевич Антропов и Иван Васильевич Чистяков открывают правду жизни в плену у «австрийцев» и «германцев», где они находились в 1914-1918 гг. [18, с. 166, 171].
В связи с тем, что рассказчики были участниками разных войн, их устные рассказы начинаются с конкретного указания времени и места действия, с перечисления основных героев. Это типичная для всех устных рассказов завязка. Формально сюжет может быть определён как кумулятивный («накапливающий»), так как сюжетные события как бы нанизываются друг за другом в определенной последовательности: отправили воевать, первый бой, сражения, плен, быт и работа в плену, возвращение домой.
У рассказчиков одна цель - точно воспроизвести происшедшие с ними недавние события и дать им свою оценку: «Дисциплина была хорошая, начальство относилось к нам уважительно» [18, с. 164], «От войны осталось тяжелое впечатление...», в плену «...я многому научился по земледелию» [18, с, 168], «Обстоятельства сложились для меня более благоприятно: легкораненый, я вышел из строя, а наш полк потом был разбит совершенно» [18, с. 171], «Пробыл на войне с пленом более трех лет. А ради чего это все было?!» [18, с. 172].
Устные рассказы, записанные Е.Д. Золотовым, событийны. В основу событийных рассказов положены какое-либо событие или факт, и связаны они с развернутым действием. Эта разновидность рассказов содержит повествование о действиях персонажей, описание их поступков, в которых раскрывается характер героев. В событийных рассказах возможна такая форма повествования, как объективное раскрытие характера других персонажей- и событий, в которых рассказчик мог не участвовать. Чаще всего событийные рассказы многоэпизодны.
Как в жизни ни одно событие не изолировано друг от друга, так и эпизоды с бесконечным разнообразием накладываются один на другой и-находятся в сложных сцеплениях. Рассказчики делают отступления, например, о том, каков был распорядок дня в «царской» роте, дают детальное описание поля битвы, в деталях раскрывают обстоятельства пленения. Благодаря такой детализации рассказы приобретают целостность и емкость. Так, рассказ И.П. Антропова «В плену у японцев» состоит из цепи нескольких детально разработанных эпизодов: обучение военной службе, бой с японцами («Вступили в бой с японским флотом. Бой был до вечера. Японцы во время боя потопили наши корабли...»), пленение («Японцы подняли сигнал к потоплению кораблей и со своей стороны предупредили русских, чтобы они сдавались в плен с кораблями, а, если их потопят, то они не станут спасать команду. Кингстоны, были закрыты, но команда уже бросилась спасаться, кто;, с чем мог. Я бросился в море с доской. Меня скоро японцы переняли и других, всего около 200 человек»,) условия содержания в плену («посадили в угольный сарай ... , спали на полу ... , караул был строгий ... , ничего не давали»), возвращение домой («нас выпустили из плена и отправили по железной дороге») [18, с. 164-165].
С подобным типом композиции соотносится композиция других рассказов, приобретая константный характер. Создается своеобразная обобщенная структурная схема, подчиняющая себе произведения с различными сюжетами. Структура фольклоризуется. Сама схема позволяет создаваться вариантам зачинов, мотивов. Рассказчики ведут свой рассказ, подчиняясь логике тематической группы. Обратимся-к рассказам: обучение военному строю («военному строю обучался месяц и был назначен в.З35 Анапский полк, стоящий на фронте у Августовских лесов...»); бой с неприятелем («...в мае месяце попал прямо в бой, продолжавшийся сутки и окончившийся безрезультатно. Командиром полка был Дриер, и роты -Российский, человек стойкий, с солдатами обращался хорошо, заботился об них и в бой шел впереди. Бывали ротные командиры, что выражении бросали свою роту. После боя остались на своем месте в окопах для наблюдения, чтобы неприятель не прорвался. Перестройка велась постоянно; между нами и неприятелем было расстояние в.30 сажень. Стояли долго. Солдаты были изнурены, многие болели цингой ... солдаты были оборваны, истощены, недовольны. Обвиняли командный состав в нераспорядительности и в измене ... вступили в бой ... в этом бою я был ранен пулей навылет от позвоночника у шеи в правое плечо...»); пленение («...Когда пришел в сознание, то увидел, что нахожусь в яме у свороченного дерева, где немцы делали мне перевязку...»); условия содержания в плену («...Уход за больными был хороший, но пища скудная, ... я, как слабосильный, попал на хутор ... Работал в сутки 9-10 часов. Кормили хорошо ... Обращение хозяев со мной было вежливое, деликатное...»); возвращение домой («...Отбыл из Германии 9 сентября 1918 года, домой прибыл 3 февраля 1919 года...») [18, с. 166-168].
В соответствии с законами словесного искусства, рассказчики держат в напряжении слушателей сменой острых эпизодов и неожиданностью разрешения ситуации, чаще всего драматической или трагической. Личностное отношение рассказчика к происшедшему, острота конфликта обостряют внимание слушателя, рождают своеобразный психологический диалог — сопереживание. При этом одним из художественных средств психологического рисунка является неожиданность: «...Дан был приказ задерживать неприятеля. Держались до 10 сентября с 4 часов вечера до заката солнца: В этом бою я был ранен пулей навылет от позвоночника у шеи. в правое плечо ... . Когда я был только что ранен, то ружье у меня выпало из рук, сам же был в сознании, и на меня бежали два немца, и один хотел меня ткнуть штыком в живот, а другой удержал. Я лишился чувств...» [18, с. 166-167].
Элемент неожиданности не только создает напряженность повествования, но и является средством характеристики человека в необычных условиях.
Концовки рассказов, как и вступления, в большинстве своем однотипны. Они обычно содержат сообщения об исходе описываемой ситуации или развязке события: «...Хозяева меня боялись, ночью затворялись от меня в своих комнатах. Но когда присмотрелись ко мне, стали доверчивы, обращались со мной как с близким, родным человеком...») [18, с. 164-175]; «Пробыл на войне с пленом более трех лет. А ради чего все это было?!» [18, с. 172].
Концовки связаны непосредственно с содержанием рассказа, они подчеркивают, усиливают суровую правду плена, сложные, необычные ситуации и факты.
Смысловая нагруженность композиционной организации не вызывает сомнений. Генерализуется главный мотив, подчиняя себе все пространство произведения.
В неофициальной, непринужденной, неподготовленной специально речи участников событий умело используются изобразительно-выразительные средства разговорного стиля: простые предложения («...Держали нас чисто. Вшей не было...»), богатые разговорные интонации («...Первоначально немцы были предубеждены против русских, что это народ дикий, необразованный...) [18, с. 164-170], ряды однородных членов предложения («...выдавали всем одежду: рубашки, подштанники, ботинки...», «...не работали, развлекались картами, устраивали спектакли...», «...садили: картофель, горох, салат, шпинат, пастернак, петрушка, редиска, капуста, огурцы...»), данные, точные в цифровом отношении («...жили десять суток...», «...высылала по три рубля каждому пленнику...», «...в течение плена был два раза в городе с конвойными...», «...на продовольствия в пути выдавали по 50 копеек вдень...»), чтобы вернее характеризовать плен как предмет речи.
