Содержание к диссертации
Введение
Глава I. Становление фольклористических интересов И.М. Первушина 27
1.1. Значение семейной фольклорно-этнографической ауры в пробуждении интереса И.М. Первушина к народной культуре 27
1.2. Подъем российской фольклористики во второй половине XIX века 40
1.3 Успехи зауральской фольклористики ". 46
Глава II. Принципы фольклористической деятельности И.М. Первушина ...58
2.1. Сочетание фольклористической и просветительской работы 58
2.2. Подход к фольклору в комплексе народной культуры 70
2.3. Стремление к научному объяснению фольклорных и этнофафических явлений 92
2.4.Опора на фольклор в постановке проблемы реформирования церкви 95
Глава III. Роль Первушина в становлении народной фольклористики 112
3.1. Пропаганда общественной значимости фольклористической деятельности 112
3.2. Устные рассказы, присланные крестьянами 118
3.2.1. История изучения устных рассказов 118
3.2.2. Специфика устных рассказов, собранных крестьянами- корреспондентами «Шадринского вестника» 138
Заключение 167
Список литературы 173
Приложение №1 192
Приложение № 2 195
Приложение № 3 196
Приложение № 4 198
Приложение № 5 207
Приложение № 6 210
Приложение № 7
- Значение семейной фольклорно-этнографической ауры в пробуждении интереса И.М. Первушина к народной культуре
- Подъем российской фольклористики во второй половине XIX века
- Сочетание фольклористической и просветительской работы
- Пропаганда общественной значимости фольклористической деятельности
Введение к работе
Возрождение интереса к истории родного края и религии в 1990-х годах ознаменовалось обращением к почти забытым именам отечественных священников-гуманистов. Исследование их фольклористической, просветительской, педагогической деятельности стало своеобразным маркером современной фольклористики. Выходят отдельные статьи, монографии, восстанавливающие подлинную, а не искажённую роль священников в истории всей страны и отдельных регионов.
Жизнь и деятельность священников - собирателей фольклора - тема почти нетронутая. Краеведам еще предстоит определить их вклад в изучение русского народного творчества в разные периоды отечественной истории.
Середина XIX характеризуется массовым сбором фольклора, когда к собирательской работе приобщились широкие круги грамотного населения, к которым относились священники, особенно в провинции.
Особенностью сельского российского духовенства являлась близость к народу: «Хотя и звал незамысловатый дьячок в горние заоблачные выси, но был он со своими многочисленными домочадцами куда ближе к народу, чем дворянский демократ или даже народник-разночинец», - писал знавший ситуацию исследователь уральской и зауральской культуры А.К. Омельчук [136, 10]. Сельский поп имел возможность зафиксировать и описать известные ему различные стороны народного быта, вести постоянные, стационарные наблюдения, делать на широкой базе собранных ими материалов обоснованные выводы. Так, в 1895 году священник В. Шестаков, наблюдавший жизнь различных этносов в провинции, отмечал сходство одежды бессермен с татарской и удмуртской и сделал выводы о том, что «бесермяне-крещеные татары и составляют смесь с вайяками» [176, 245].
Вероятно, жизнь не каждого дьячка была освещена высокими идеями. Среди клира, как и среди других сословий, не всякий жил, исповедуя великие цели. Не случайно поп, попадья и попова дочка были объектами осмеяния в
сказках, песнях, пословицах. В.Г. Белинский заметил: «Про кого русский народ рассказывает похабную сказку? Про попа, попадью, попову дочь и попова работника. Кого русский народ называет: дурья порода, холуханы, жеребцы? - Попов. Не есть ли поп на Руси, для всех русских, представитель обжорства, скупости, низкопоклонства, бесстыдства?» [73, 215]. Однако не эти персонажи русской действительности определяли роль священнослужителей в обществе. Сельские пастыри, совершая церковные службы, стояли у самых важных моментов человеческой жизни: у купели, алтаря при бракосочетании, отпевании. От рождения и до смертного часа у человека всегда была возможность обратиться к духовной опоре.
Деятельность церкви была многофункциональной, разнообразной, затрагивала все стороны жизнедеятельности прихожан. Она считалась не только центром религиозной жизни. Церковь была центром селений и местом общения людей. С церковной кафедры произносились проповеди и наставления, читались указы и распоряжения властей. Церковь связывала несколько поселений воедино, в один приход. Приходское духовенство осуществляло связь церкви с массой верующих путем отправления богослужения, совершения таинств и обрядов, бытового общения.
Необходимо отметить, что в Зауралье храмы были немногочисленными: «Несмотря на то, что приток переселенцев в XV1I-XVIII веках был большим, строительство церквей и образование приходов было не столь уж значительным» [104, 39]. По реестру метрических книг г. Кургана и его уезда за 1784 год насчитывалось 22 церкви, в Челябинском уезде к 1800 году - 18 церквей, 41 церковь была построена в Шадринском уезде (11 - в XVII в., 30 -в XVIII в.) [109, 211]. Несмотря на свою малочисленность, церкви и монастыри играли огромную роль в колонизации и организации духовной жизни края. Начиная с середины XVII века, они активно способствовали созданию монастырских слобод, привлекая на свои земли крестьян. Слободы давали начало новым поселениям. Русский православный христианин-
переселенец на новом месте незамедлительно строил храм. Где русские ставили слободу, там же строили церковь. Она была духовным и даже пространственным центром русской деревни. Невозможно понять духовное бытие того или иного края, не познакомившись с его церковной жизнью.
Форпостом русской колонизации Поисетья был Далматовский монастырь, в котором с самого начала сосредоточивалась вся духовная власть края. Исследователями подчёркивается, что именно с возникновения данного монастыря начинается христианизация региона, «выразившаяся в первую очередь в сооружениях храмов и часовен в населенных пунктах» [143, 14]. Монастырь, «основанный на землях татарского мурзы Илигея, явился первой территорией русских в чужеземном крае» [143, 8]. Ведя миссионерскую деятельность, «монастырь мирным путём осваивал пустынные безлюдные места, расселяя прибывающих христиан в создаваемых поселениях и деревнях» [143, 8].
Далматовский Успенский монастырь основан в 1644 году как монастырское поселье. Своё название он носит от имени его основателя -старца Далмата, в миру Дмитрия Ивановича Мокринского - выходца из рязанских дворян. Начиная с XVII столетия, вблизи Далматовского монастыря селились семьями выходцы из центральных и северных земель, находя защиту от кочевников.
На протяжении огромного периода монастырь был своеобразным примером стойкости в критических ситуациях. В частности, это проявилось во время Пугачевского движения, когда на Челябинск и Далматов были направлены основные силы мятежников. В записях государственного крестьянина-краеведа А.Н. Зырянова даются подробные сведения о Пугачевском бунте в Шадринском уезде и роли Далматовского монастыря в этот тяжелый период. Несмотря на значительный для тогдашнего времени убыток, который понёс монастырь во время бунта, «Челябинск и Долматов1
1 В названии населенного пункта орфография сохранена.
своею стойкостью против приверженцев Пугачева облегчили для правительства дело подавления народного восстания» [20, 90].
Христианские монастыри и церкви являлись центрами книжности и просвещения. Следует отметить тот факт, что особая заслуга в открытии начальных учебных заведений в Зауралье изначально принадлежала местным священнослужителям. Это объясняется тем, что «в царской России вслед за просвещенным дворянством шел второй эшелон грамотных - такую привилегию имели церковники. Среда священников вырастила не одно российское дарование» [136, 7]. Священники были первыми в зауральском крае летописцами, историографами, краеведами широкого спектра интересов. Так, рассуждая о народном образовании, математик И.М. Первушин справедливо обратил внимание на то, как сложно совмещать службу священника и работу учителя: «Сколько нужно самоотвержения!.. Рад бы учить - да времени нет. Утром служба церковная, с обеда требоисправления по деревням; ведь более трёх тысяч прихожан окружают меня с разнообразнейшими требованиями собственно-пастырскими, а не училищными только. Без меня кому же смотреть за учениками? <...>. Сельская жизнь наша - полна терний и волчцев по домашней экономии, а капиталы наши равны нулю <...>. Как бы то ни было это ученье грамотности - крест или бремя, но отнюдь нелёгкая штука для нас» [2, 111].
Несомненно, главная заслуга в становлении первых учебных заведений принадлежала Далматовскому Успенскому монастырю. Памятной датой в истории Далматовского Успенского монастыря явился 1714 год, когда в монастыре было открыто училище для детей церковнослужителей «для обучения чтению, цифири детей крестьян-вотчинников в том предложении, чтобы при грамотности они совершеннолетние могли быть употребляемы в хозяйственном управлении» [143, 587].
2 Все цитируемые материалы рукописного журнала «Шадринский вестник» и газеты «Шадринская местность» И.М. Первушина даны с сохранением орфографии, пунктуации и синтаксиса источника.
В 1735 году в Далматовском монастыре учредилась славяно-российская школа. Она давала начальное образование детям из Барневской, Песчанской, Буткинской, Красномыльской, Ольховской слобод. Дети крестьян и священнослужителей могли также обучаться различным ремёслам: кузнечному, столярному, чеботарному, мельничному и кожевенному делам, иконному письму и т.п.
Далматовский монастырь оказал огромное влияние на духовную жизнь края, придал ему особый отблеск, значимость и своеобразие. Он пробудил интерес к истории региона, традиционной культуре крестьян, которые вместе с монастырем осваивали край, крепкие стены которого были защитой от набегов мятежников во время Пугачевского бунта.
С Далматовским монастырем связаны имена многих людей, ставших известными своей деятельностью далеко за пределами зауральского края. Выпускниками далматовского духовного училища были дети из семей потомственных священников: начальник Русской Духовной Миссиии в Иерусалиме, строитель русских монастырей в Палестине А. Капустин (о. Антонин), доктор медицинских наук, профессор, основатель Томского Императорского университета, попечитель Западно-Сибирского учебного округа В.М. Флоринский; известный писатель, исследователь Севера К.Д. Носилов, изобретатель радио А.С. Попов и др. Свет Далматовского монастыря оказывал влияние на другие учебные заведения округа. Так, в Далматове учился А.Н. Зырянов - будущий член Русского Географического и Вольного Экономического обществ, корреспондент Уральского Общества Любителей Естествознания, неутомимый собиратель устной поэзии, исследователь, бытописатель.
Зауральскими священнослужителями во второй половине XIX века при церквях был открыт ряд учебных заведений: в 1856 г. священником села Ключевского - Ключевское училище [37, 161]. «Маслянское училище открыто духовенством в 1861 г., помещается в церковном доме, с годовою платою по 30 руб» [37, 169]. Первое училище в Далматове было открыто
местным священником Стефаном Кубасовым. На 17 января 1859 г. в училище числилось 127 мальчиков, из которых 97 были дети крестьян, 16 -мещан, остальные - из семей купечества и духовенства [37, 170]. В книге историка А.И. Конюченко отмечено, что «священники относились с большей ответственностью к школе, чем учителя. Добросовестность, с которой они выполняли свои функции, переходила и на функции учителя, если они такое на себя принимали. Священник жил в приходе подолгу и, в отличие от менявшихся учителей, был постоянно на виду, так что схалтурить ему было бы совестно. К тому же и подготовка его была выше» [111, 178].
Заслуга зауральских священников перед наукой состоит в том, что многие из них были серьезными фольклористами-собирателями.
Краеведческая, фольклористическая деятельность многих священников была определена семейными традициями. Примером являются культурные гнёзда Флоринских-Кокосовых, Адриановых, Бирюковых. Имена священников П. Кыштымова, Т. Успенского, А. Третьякова, Г. Плотникова, В. Прибылева, И. Смирнова, А. Кокосова, И. Кокосова известны этнографам, историкам, географам, социологам. Они связывали культуру зауральского края с культурой России, «вводили провинцию в общероссийский мир» [180, 4]. Для них характерна многогранность внимания к народной жизни в целом и к народной культуре в частности. Так, историк Далматова монастыря Г.С. Плотников не собирал прицельно фольклор, однако в его записях о жизни зауральских крестьян есть фольклорные тексты.
А.Н. Зыряновым начата традиция широкого зауральского краеведения, впоследствии продолженная фольклористом, диалектологом, выходцем из старинной семьи церковнослужителей В.П. Бирюковым и его братьями Михаилом Павловичем и Аркадием Павловичем. В действительности, «благодаря Бирюкову открыты многие страницы уральской и зауральской народной культуры, в том числе рабочий фольклор, исторические песни и исторические предания, остросоциальное поэтическое слово, фольклор Великой Отечественной войны» [180, 6].
Фольклористическую деятельность священников нельзя рассматривать изолированно от общих процессов региональной фольклористики. При обращении к исследованию деятельности региональных фольклористов-священников, неизменно вырисовывается более полная картина краеведческого движения в стране во второй половине XIX века, выявляется самобытность и культурный потенциал отдельных регионов и личностей. А.И. Лазаревым справедливо отметил: «Где бы ни жил русский человек, он чувствует себя частицей единого народа, - все же эти колоссальные пространства налагают на него печать той конкретной местности, где он родился и живет» [117, 6].
Разрабатывая теорию литературного регионализма в конце 20-х годов XX века, Н.К. Пиксанов в книге «Областные культурные гнезда» писал о необходимости исследовать «культуру регионов, локусов, которые являются типом исторического развития России и её отличительной чертой» [144, 43]. Историк-энциклопедист И.М. Гревс, соглашаясь с Н.К. Пиксановым, дополнил: «Есть целый ряд местностей (городов), которые были в разные эпохи центром своеобразного литературного цветения. Близкое знакомство с такими фактами поможет обрисовать внутреннюю жизнь не одного края часто совсем новыми красками и глубже понять влияние культурных течений, проникавших в столицы из провинций» [91, 502].
Впервые проблема фольклористики в региональном аспекте исследована А.Н. Пыпиным. В четырехтомном труде «История русской этнографии» раскрыто его стремление изучить «различные стороны народного быта в разных местностях России» [153, 73], охватить все, что имело отношение к изучению народа: труды по этнографии, фольклору, археологии, истории русского языка. Задача, поставленная им впоследствии - во второй половине XX века, - решалась М.К. Азадовским [53]. Его заслугой является характеристика двухвекового формирования и развития русской фольклористики с учетом региональных черт.
Обострение интереса к региональной фольклористике проявилось в многочисленности публикаций во второй половине XX века. Своеобразным ориентиром в изучении обширных регионов явилась «Русская фольклористика Сибири (XIX -нач. XX вв.)» Я.Р. Кошелева [112]. Отдельные главы его книги посвящены исследователям сибирского фольклора СИ. Гуляеву, Н.М. Ядринцеву и Г.Н. Потанину, А.А. Макаренко, B.C. Арефьеву.
Л.Е. Элиасов, изучая фольклористическое наследие А.В. Анохина, в свою очередь обратил внимание на то, что «сибирским фольклористам при исследовании местного фольклора нельзя не учитывать архив этого крупного собирателя, записи которого представляют большую ценность для современной фольклористики»; «многие материалы, собранные А.В. Анохиным <...> обогащают наше представление о фольклоре народов Сибири» [193, 153].
Наследие собирателей народной словесности на русском Севере П.Н. Рыбникова, П.С. Ефименко стало предметом изучения А.П. Разумовой [157]. Описанию подлинного места и значения П.В. Шейна и его трудов в истории развития русской и белорусской фольклористики посвящена книга Н.В. Новикова [133]. В монографии А.И. Баландина «Мифологическая школа в русской фольклористике» рассматривается научная работа Ф.И. Буслаева [67]. В ней прослеживаются творческий путь ученого, основные теоретические концепции, выясняется их значение для современных фольклористических изучений.
Трехтомник под редакцией А.А. Горелова содержит материалы о жизни, фольклористической деятельности Г.С. Виноградова [122, 158-188], П.С. и А.Я. Ефименко [108, 93-106], А. Прокофьева [65, 22-65], А.Д. Григорьева и др [106, 43-60]. В.А. Смирнов, изучая историю собирания фольклора Ивановской области, дает характеристику деятельности М.Я. Диева, А.Д. Козловского, Ф.Д. Нефедова, А.А. Потехина [165, 4-10]. В статье Т.Г. Леоновой, связанной с вопросами изучения фольклора Омской области, подчеркнуто: «Собирание фольклора Омской области долгое время носило
эпизодический характер, хотя многое сделано отдельными собирателями Н.Ф. Чернаковым, И.С. Коровкиным, П.П. Павловым» [118,11-18].
Расширилось и углубилось освоение лучших достижений культурного наследия с появлением работ В.А. Кустова [116], М.М. Олейника [135], Д.В. Абашевой [51] о жизни и научной деятельности собирателей народнопоэтической культуры В.Н. Шишонко, Д.И. Яворницкого, В.К. Магницкого.
Сборник «Очерки истории русской этнографии, фольклористики и антропологии» свидетельствует о пристальном внимании к краеведам, их собраниям. И.Я. Айзеншток, освещая фольклорно-этнографическую деятельность П.В. Иванова (1837-1931), выявил особенности его работы: «углубленно изучая этнографию и фольклор населения Купянского уезда, он привлекал деятельных корреспондентов, большей частью сельских учителей» [60, 107].
Огромная заслуга в организации исследований по региональной фольклористике работе принадлежит Москве, Санкт-Петербургу, Омску, Челябинску, Екатеринбургу, Ижевску, Архангельску.
Так, уральская школа представлена Екатеринбургом и Челябинском. Имя профессора, доктора филологических наук, почетного работника высшего образования, заслуженного работника культуры России А.И. Лазарева широко известно у нас в стране и за рубежом. Его научная и педагогическая деятельность связана с Челябинском. Пересекаясь научными интересами с учеными Уральского государственного университета, А.И. Лазарев высказал и обосновал мысль о важности изучения рабочего фольклора с новых эстетических позиций. Своеобразие его подхода к рабочему фольклору отражено в многочисленных монографиях: «Предания рабочих Урала как художественное явление», «Поэтическая летопись заводов Урала», «Рабочий фольклор Урала: об основных этапах становления и развития нового типа художественного мышления народа». Лазарев одним из первых обратился к исследованию региональных традиций фольклора. Его
кандидатская диссертация «Русское народнопоэтическое творчество Барабы» и сегодня современна. Ежегодно научными школами Урала проводятся научно-практические конференции, выпускаются сборники «Бирюковские чтения», «Лазаревские чтения». Челябинской школе принадлежит приоритет в разработке теории литературного фольклоризма. Назовем имена А.И. Лазарева, В.А. Михнюкевича, Г.А. Губановой, Г.С. Вардугиной, Т.А. Екимовой, И.Ю. Карташовой и др.
Уральский государственный университет многое сделал для становления уральской фольклористики. Конференции «Дергачевские чтения», «Бажовские чтения», конференции, посвященные Д.Н. Мамину-Сибиряку, стали школой фольклористов. Из школы В.П. Кругляшовой и В.В. Блажеса вышла значительная группа ученых-фольклористов, активно и плодотворно исследующих различные аспекты региональной культуры.
Имеются достижения и в городе Кургане, отмеченном
«Емельяновскими чтениями», «Зыряновскими чтениями», «Екимовскими чтениями». Само название данных конференций носит ярко выраженный региональный характер.
Освещение биографии, наследия собирателей фольклора, краеведов
приводит к выявлению «областных стилей» русской фольклористики,
установлению исторически-конкретной картины фольклорно-
этнографической жизни края, специфики областных фольклористических традиций. В конце XX - начале XXI века интерес к осмыслению деятельности фольклористов в отдельных регионах возрастает, о чем свидетельствуют работы Т.Г. Ивановой [107], многочисленные статьи в томах «Русского фольклора» [163, 20-31; 93, 313-319; 101, 3-47].
Знакомство с региональной фольклористикой убеждает в том, что деятельность священников-фольклористов стала привлекать внимание исследователей в конце XX века.
Относительно Зауралья заслуживает внимания статья В.П. Федоровой «У истоков зауральской фольклористики (XVII - XVIII вв.)», в которой
впервые рассмотрены разные идеологические и конфессиональные подходы к фольклору в XVIII веке. Объектом изучения избраны документы Тобольской консистории и рукописи старообрядцев начала XVIII века [178, 158-173]. По наблюдениям В.П. Фёдоровой, митрополит Тобольский Игнатий Римский-Корсаков и старообрядческие вероучители невольно брали на себя роль фольклористов, оставивших сведения о бытовании ряда жанров на территории Зауралья начала XVIII века.
Составляя аннотированные указатели фольклорных и этнографических материалов из церковной периодики, А.Н. Розов высветил роль духовенства в сборе произведений устного народного творчества, отражении ими различных аспектов жизни крестьян. А.Н. Розовым дано подробное описание содержания и оценка отдельных публикаций в церковных журналах «Руководство для сельских пастырей» (далее - РДСП), «Церковный вестник», «Вологодские епархиальные ведомости», вместивших огромный материал по народной традиции. «В целом можно говорить о довольно высоком уровне многих публикаций, о знании их авторами современной им научной литературы», - заметил А.Н. Розов о статьях священнослужителей в РДСП [159, 335].
Исследованию жизни и творчества православных священников-собирателей фольклора Е.А. Фаворского, А.Н. Соболева, П.А. Флоренского посвящена книга А.В. Кулагиной и В.Г. Смолицкого, выразивших надежду, что их книга «даст толчок к изучению огромного наследства, оставленного нам священниками» [148, 6].
В монографии А.И. Конюченко «Тона и полутона белого духовенства России (вторая половина XIX - начало XX века)» на общероссийском материале раскрывается история духовенства в России. Историк А.И. Конюченко поднимает вопросы о месте церкви и её служителей, форме церковно-государственных отношений в середине XIX столетия. По мнению ученого, по-прежнему научно актуальными остаются «проблемы трансформации традиционной системы ценностей, сформировавшейся в
России под непосредственным влиянием православия, в условиях российской модернизации XVIII - начала XX века, адаптации как всего населения, так и отдельных социальных групп к новым условиям <...>» [111, 3].
Современному вниманию к проблеме «общерусское - региональное -локальное» в рамках фольклора отвечает хрестоматия В.П. Федоровой и Е.Н. Колесниченко «Фольклор и литература Зауралья: Из истории русской фольклористики», включающая «Песковскую летопись» краеведа-священника Е.Д. Золотова, его переписку с выпускником Далматовского духовного училища - известным фольклористом В.П. Бирюковым [183].
Большой интерес представляет сборник публицистических и историко-краеведческих произведений Е.Д. Золотова «Боль души», изданный в Кунгуре. Ценность книги состоит в том, что в каждой из её статей «открывается философский мир автора, удивительно доброго и бескорыстного человека, много повидавшего и перечувствовавшего в своей долгой жизни» [19, 8].
К деятельности именитых земляков-священников А.Я. Кокосова, В.В. Адрианова в свою очередь обращались Н.А. Подгорбунских [145, 40-43], А.А. Пашков [143], Л.П. Осинцев [140], М.М. Мозин [129, 155-156]. В кандидатской диссертации Н.Н. Мальцевой рассматривались основные вехи зауральской фольклористики XIX века, в том числе некоторые грани фольклористической деятельности ряда священнослужителей [121].
Обширные фольклорные материалы зауральских священников И. Первушина, Т. Успенского, А. Третьякова, В. Прибылева, П. Кыштымова вошли в ежегодный альманах конца XX - начала XXI вв. «Шадринская старина». Данные сборники краеведческих публикаций помогают заполнить лакуны в освещении прошлого нашего края, неразрывно связанного с именами священников-гуманистов.
Обращая внимание на социальный состав зауральских фольклористов (священники, государственные крестьяне) и особенность их творчества, исследователи отмечают важную роль «культурных гнезд» в комплексном,
стационарном изучении родного края. В Зауралье известны фольклористы из семьи Флоринских-Кокосовых и Адриановых-Жилинских.
Заметный след в мировой науке и русской культуре оставил Иван Михеевич Первушин - известный математик, священник, краевед, составитель и редактор рукописного журнала «Шадринский вестник» и газеты «Шадринская местность». Необходимо отметить тот факт, что единственный экземпляр журнала хранится в Государственном архиве Свердловской области [2]. Неполные машинописные копии находятся в библиотеке Шадринского пединститута. Рукопись из библиотеки Шадринского пединститута была частично опубликована в «Шадринской старине» [30, 80-120].
Особое место в деятельности Первушина занимают фольклористические наблюдения, записи произведений устного народного творчества в Исетской провинции Пермской губернии. И.М. Первушин не имел специального филологического образования. В фольклоре он видел одну из граней и даже средство просветительской работы.
Имя И.М. Первушина прочно связано с исследованием малых чисел. Число Мбі=2б1-1=2305843002913693951, открытое Первушиным, поставило его в ряд выдающихся ученых-математиков XIX столетия. Сведения о нем содержатся в Большой советской энциклопедии [38], Уральской исторической энциклопедии [44], энциклопедическом словаре Брокгауза и Ефрона [49,175]. И.М. Первушин был действительным членом Уральского физико-математического и Московского математического обществ, Уральского общества любителей естествознания, состоял в регулярной переписке с председателями этих обществ А.В. Васильевым, О.Е. Клером, посылал свои математические записки в Академию наук в Петербург.
«О. Ивана знают даже в далекой Америке, - сообщал писатель К.Д. Носилов, - и он очень гордится теперь подарком одного техасского профессора математики, который прислал ему в прошлом году свои труды.
Другой подарок, который он получил в последнее время, это от Эрнеста Чезаро из Неаполя» [28, 436].
Уже современники И. М. Первушина видели в нем сильную, интересную личность, считали его талантливым ученым.
К прижизненным исследованиям биографии и деятельности этого удивительного человека относятся научные статьи известных математиков XIX века Л.К. Лахтина [24,11] и В.Я. Буняковского [13], очерк К.Д. Носилова [28], статьи Н.В. Халяева в энциклопедическом словаре Брокгауза и Ефрона [49]. Как писал математик И.И. Жогин, «неутомимая деятельность Первушина привела к тому, что о нём в конце концов заговорили в академических кругах как о крупном математическом таланте, особенно после представления им мемуара о так называемой последней теореме Фермата» [103, 8].
В 1900 году, после смерти Первушина, в «Пермских губернских ведомостях» была напечатана статья К. Торопова «Памяти о Иоанне Первушине», где содержатся строки, раскрывающие личность Первушина: «Среди ученых Западной Европы не мало встречается имен аббатов, монахов, и вообще, лиц духовного звания, подвизавшихся и оставивших много трудов и в области математики, между тем как в России до сих пор не было ни одного примера, чтоб монах или священник работал в то же время в области светской науки и притом математики. Тем с большим удивлением мы преклоняемся перед личностью о. Иоанна Михеевича, умевшего посвящать большую часть (если не все) свободного времени чистой науке» [34, 3]. Кроме того, в статье уральского математика К.А. Торопова содержится оценка научных трудов Первушина П.Л. Чебышевым, считавшим, что «труды его в этой области (теория чисел - авт.) чрезвычайно кропотливы и весьма сложны», а «результат, добытый Первушиным, должен изменить ход дальнейших изысканий в теории чисел <...> Одним словом, священник был действительно математик, и притом незаурядный математик» [34, 3].
В 1902 году историк г. Перми и Пермского края А.А. Дмитриев предпринял выпуск «Биографического указателя памятных деятелей Пермского края». Он содержал 30 статей о выдающихся деятелях Пермской губернии, в том числе об известных зауральцах - А.Н. Зырянове и И.М. Первушине. Будучи лично знаком с Первушиным, Дмитриев сосредоточил внимание на фактах биографии, его математических открытиях и достижениях: «Как отличный математик о. Иоанн весь досуг свой употреблял на занятия этой наукой, был в переписке с известными учеными этой же специальности, много читал, выписывал книги и журналы и сделал важные открытия в теории чисел, за которые был избран в члены-корреспонденты Петербургской, Неаполитанской, Парижской академий наук» [17, 22].
Лучшая память о местном ученом - это внимание к его творчеству. Дальнейшее изучение, исследование различных аспектов деятельности И.М. Первушина можно отнести к первой половине XX века. В это время к наследию Первушина обращаются В. Бирюков, позднее К. Рождественская, А. Раик. В. Тимофеев отметил, что Раик была первым и единственным математиком, основательно исследовавшим научные труды Первушина. Об этом уральском ученом она писала в 1953 году в 6 выпуске академических «Научно-математических исследований». По ее словам, «Иван Михеевич Первушин принадлежал к числу тех замечательных людей, которые, не будучи учёными по профессии, бескорыстно отдавали науке свое свободное время, энергию и страсть, которые вложили и свой кирпич в величественное здание отечественной науки, область математики, которая интересовала Первушина, требует много настойчивости, упорства, большой кропотливой работы, результаты которой достигаются огромными усилиями» [1]. В сборнике «Историко-математические исследования» А.Е. Раик подробно рассмотрела открытие талантливого математика в области простых чисел.
В статьях Е. Бибикова, В. Куприна, И. Жогина также освещается научная деятельность местного священника. По мнению И.И. Жогина, «до
сих пор не найдено никаких указаний на то, какими методами пришел Первушин к своим открытиям. По-видимому, он в высокой степени обладал той, свойственной немногим способностью интуитивно проникать в глубокие числовые зависимости, которые в соединении с мощными формальными средствами математического исследования составляют отличительную черту крупных математиков» [103, 327].
Значительный вклад в изучение деятельности И.М. Первушина внесли В. Бирюков, К. Рождественская, которые впервые проявили интерес к рукописному журналу Первушина «Шадринский вестник». Первая частичная публикация рукописного журнала Первушина «Шадринский вестник» была осуществлена К. Рождественской в шестом номере «Уральского современника» за 1942 год под названием «Рукописный журнал математика Первушина» [32, 140-177]. В.П. Бирюков, стремясь сохранить от влияния времени «Шадринский вестник», выборочно перепечатал журнал. В настоящее время данные машинописные копии рукописного наследия, как мы уже отмечали, находятся в библиотеке Шадринского пединститута.
Кроме того, важным дополнением к биографии Первушина явились воспоминания о нем жителей села Мехонского, записанные В.П. Бирюковым, опубликовавшим их в книге «Урал в его живом слове» [78] и в двух статьях: «Судьба математика» [76], «Выдающийся русский математик» [77].
Ряд статей данного периода был посвящен круглым датам со дня рождения или смерти Первушина. К 130-летию со дня рождения И.М. Первушина в «Научно-методическом сборнике» И.И. Жогин опубликовал статью «И.М. Первушин» [103, 325-330].
К 155-летию со дня рождения в Календаре-справочнике Пермской области появилась статья А.К. Шару о зауральском математике «Член-корреспондент трех академий» [190,9-10]. К 60-летию со дня смерти И.М. Первушина в «Вечернем Свердловске» за 1960 год от 30 июня была напечатана статья Л. Хандроса «Уральский математик» [185]. Данные публикации свидетельствуют о том, что интерес к творчеству земляка-
ученого, фольклориста И.М. Первушина был постоянным на протяжении многих лет. Причем ученых, некоторых краеведов привлекала его деятельность по изучению своего края. Л.П. Осинцев назвал фольклористическую работу Первушина «сбором драгоценных россыпей сокровищницы великого искусства - устного поэтического народного творчества» [140,14].
Исследование литературы, посвященной И.М. Первушину, приводит к выводу о том, что в конце XX века в связи с возрастающим интересом к краеведческой, фольклористической деятельности зауральского духовенства начинается новый этап в изучении творчества И.М. Первушина. Заметной работой явилась книга В.П. Тимофеева «Священник-математик Иван Михеевич Первушин», опубликованная в 1996 году [171]. В.П. Тимофеев изучал деятельность Первушина на протяжении многих лет: «Иваном Михеевичем Первушиным я занимаюсь, если громко сказать, чуть не полвека, точнее - сорок пять лет...Недосягаемый по уму математик и священник мне стал духовно родным, постигнутым в стремлении к «красотам истины» [171, 115].
В книге содержится описание жизни и деятельности И.М. Первушина, хронология основных событий его жизни и творчества, обобщение опубликованных работ и рукописей, хранящихся в архиве Российской академии наук, а также неизвестные письма математика и воспоминания о нем земляков-мехонцев. Несомненно, прав был В.П. Тимофеев, отмечая гуманизм духовных исканий священника Первушина: «Жизнь и деятельность И.М. Первушина полна не только блестящих примеров настойчивого поиска научной истины, но и благородных заветов в общественном служении своему народу. Изучить его наследие, воспринять от него жажду знаний и просвещения, почувствовать его нашим современником - такова наша задача» [171, 64].
Тимофеев отметил многогранность тематики рукописного журнала «Шадринский вестник», показал его важность для понимания того, чем жил,
о чём думал, за что боролся И.М. Первушин. Математик Л.И. Гаврилов не случайно в письме В.П. Тимофееву, интересуясь тем, как обстоит дело с изданием работы о Первушине, советовал: «Чтобы сборник представлял интерес для широкой публики, так надо дать широкую картину того времени» [1].
В данный период также записывались воспоминания об известном земляке краеведом-шадринцем Л.П. Осинцевым. Статьи «В доме математика» [138], «Новые документы о И.М. Первушине» [139], «Число Первушина» [141] были опубликованы в семидесятых-восьмидесятых годах прошлого века в областных газетах «Советское Зауралье» и «Молодой ленинец». Брошюра Л.П. Осинцева «Уральский математик И.М. Первушин» [140] содержит сведения о биографии священника-математика, его научно-просветительской деятельности, связанной с открытием школы в селе Замараеве, изданием рукописного журнала «Шадринский вестник», газеты «Шадринская местность».
В конце XX века в региональных изданиях появились статьи, в которых наряду с математическими достижениями И.М. Первушина указывалось на его просветительско-педагогическую деятельность. В «Шадринской старине», «Шадринской провинции», «Шадринском курьере» были опубликованы статьи «Русский математик Иван Михеевич Первушин» М. Виноградова [84, 5], «Первушинское число» Н. Шестериковой [191, 6], «Первушин ведет следствие» С. Максимова [120, 6], «Педагогическая деятельность Первушина» Ю.Г.Терехина [170, 101-103], «Учительское подвижничество И.М. Первушина в Шадринском уезде (в 1850-1870-е гг.)» А.Л. Михащенко [126, 53-54], «Честь как компонент ментальносте сельской интеллигенции (на примере деятелей Шадринского края)» СБ. Борисова [83, 89-93]. Ю.Г. Терехиным отмечено стремление И.М. Первушина в вопросах просветительской работы быть «с веком наравне», подчеркнуто, что «своими методами воспитания Первушин отражает гуманистическую концепцию
образования, сторонниками которой были в свое время Толстой и Сухомлинский» [170, 102].
С усилением интереса к краеведению наследие Первушина было высоко оценено шадринским историком М.Ф. Ершовым. По его мнению, «информация, сообщаемая в «Шадринском вестнике», уникальна и многогранна. К тому же «Шадринский вестник» создавался в переломный исторический момент, автором его был человек незаурядный, и журнал вместил в себя многое. В силу этого даже предварительное рассмотрение данного источника требует комплексного анализа» [102, 46].
Изучая историю церкви Зауралья и в связи с этим педагогическую, просветительскую деятельность священников, Л.Ю. Зайцева также обратилась к рукописному журналу «Шадринский вестник». Она указала на «препоны и рогатки», с которыми столкнулся Первушин в селе Замараевском Шадринского уезда. В «Истории Курганской области» [104] ею приводятся цитаты из «Шадринского вестника» о сложностях в организации школ и проблемах, связанных с обучением крестьян: «Открытие школы тормозилось различными трудностями - необходимость поиска помещения и учеников. Первушин, разъясняя эти трудности, с горькой иронией замечал: «Наконец, чрез три года дана квартира (для школы), но не вблизи церкви, а против кабака!» [104, 176].
В кандидатской диссертации Н.Н. Мальцевой в русле специфики зауральской фольклористики второй половины XIX века были рассмотрены отдельные грани деятельности Первушина-фольклориста [121].
Завершая историографический обзор, следует подчеркнуть исключительный интерес к наследию Первушина-математика и незначительность внимания к его фольклористической работе. Обострившийся интерес общества к деятельности отечественного духовенства, отдельных его представителей, также необходимость раскрытия многогранной личности математика и фольклориста И.М. Первушина
определяют актуальность исследования. В частности, еще не была предметом изучения фольклористическая деятельность И.М. Первушина.
Территориальные рамки исследования - значительная часть современной Курганской области. В рассматриваемый период в этот регион входили Курганский, Шадринский и часть Челябинского уездов, принадлежащих в разное время Тобольской, Пермской или Оренбургской губерниям.
Объектом настоящей диссертации являются фольклорные и этнографические материалы рукописного журнала «Шадринский вестник» и газеты «Шадринская местность» И.М. Первушина, публикации регионального фольклора означенной местности второй половины XIX века.
Предмет исследования - своеобразие фольклористической деятельности И.М. Первушина, ее значение для отечественной науки о вербальной устной культуре.
Цель данной работы заключается в выявлении вклада И.М. Первушина в фольклористику и изучение принципов его фольклористической деятельности.
Для достижения поставленной цели в диссертации решаются следующие задачи:
1) выявить условия, сформировавшие интерес И.М. Первушина к
фольклору и другим формам крестьянской культуры;
исследовать комплекс фольклорного материала, собранного стараниями И.М. Первушина, с точки зрения бытования фольклорной традиции в Зауралье во второй половине XIX века;
определить роль краеведа, священника И.М. Первушина в организации крестьянской собирательской фольклористики.
Для решения поставленных задач в работе использовались следующие методы исследования: описательный метод с приемами: систематизация, оценка фактического материала; сопоставительный метод, заключающийся в анализе и сравнении зауральских вариантов записей с общерусскими.
Теоретико-методологическую основу диссертации составили исследования М.К. Азадовского, А.И. Баландина, А.А. Горелова, Т.Г. Ивановой, А.П. Разумовой, А.Н. Пыпина, посвященные истории русской фольклористики; работы В.В. Блажеса, Я.Р. Кошелева, А.И. Лазарева, Н.К. Пиксанова, В.П. Фёдоровой, выявляющие специфику фольклористики отдельных регионов, а также труды по теории фольклора С.Н. Азбелева, В.П. Аникина, А.Н. Веселовского, В.Е. Гусева, Л.М. Ивлевой, В.Я. Проппа, Б.Н. Путилова и др.
Материалом для исследования послужили:
1) рукописный журнал «Шадринский вестник» и газета «Шадринская
местность» И.М. Первушина;
2) материалы архивов - Государственного архива Свердловской
области (ГАСО), Государственного архива города Шадринска (ГАШ), архива
Шадринского педагогического института (ШГПИ), архивы Русского
географического общества (РГО), Уральского общества любителей
естествознания (УОЛЕ), Курганского государственного университета;
публикации в «Пермских губернских ведомостях» о краеведческой деятельности священников, «Пермского сборника», статьи А.Н. Розова, содержащие аннотированные указатели фольклорных и этнографических материалов из церковных журналов «Руководство для сельских пастырей», «Церковный вестник», «Вологодские епархиальные ведомости», труды по истории церкви Зауралья;
исследования А.В. Кулагиной и В.Г. Смолицкого, В.П. Федоровой и Е.Н. Колесниченко, В.П. Тимофеева, Н.Н. Мальцевой, связанные с изучением жизни и творчества священников-собирателей фольклора Е.А. Фаворского, А.Н. Соболева, П.А. Флоренского, Е.Д. Золотова, И.М. Первушина.
Научная новизна работы определяется следующим:
1) впервые в историю фольклористики введено имя И.М. Первушина -собирателя устного творчества зауральцев и организатора
фольклористической работы в крестьянской среде (вторая половина XIX века);
2) выявлен комплексный подход к устной народной поэзии, плодотворность которого осознана в конце XX века.
Теоретическая значимость исследования состоит в том, что оно вносит вклад в историю фольклористики в изучение своеобразия деятельности священника-фольклориста И.М. Первушина, способствует определению роли священнослужителей в истории всей страны и отдельных регионов.
Практическая значимость настоящей диссертации заключается в возможности использования материалов исследования в вузовской работе, издании сборников по фольклорному наследию региона.
На защиту выносятся следующие положения:
1) фольклористические интересы И.М. Первушина сформировались под
влиянием следующих условий:
- фольклорного быта семьи Первушиных;
общественно-политической обстановки середины XIX века, в центре которой был крестьянский вопрос;
фольклористической традиции в регионе, главным аспектом которой явилось собирание народной поэзии в контексте духовной и материальной культуры;
2) основными принципами фольклористической работы И.М.
Первушина являются:
а) комплексный подход к собиранию вербального фольклора;
б) включение фольклористической работы в просветительскую
гуманистическую деятельность, близкую к деятельности Л.Н. Толстого;
в) организация фольклористической работы крестьян;
г) обращение к народной культуре с общенаучных позиций, стремление
научно объяснить генетические истоки ряда фольклорных явлений.
Апробация исследования: основные положения диссертации, её отдельные аспекты были представлены в виде докладов на межрегиональной научно-практической конференции «Шадринские чтения» (Шадринск, 2006), на всероссийской научно-практической конференции «IV Зыряновские чтения» (Курган, 2006), на межрегиональной научно-практической конференции «Четвертые Юговские чтения» (Курган, 2007), на всероссийской научно-практической конференции «II Емельяновские чтения» (Курган, 2007), на научном семинаре-симпозиуме Сибирского регионального вузовского центра по фольклору «Народная культура Сибири» (Омск, 2007), на межрегиональной научно-практической конференции «Традиционная народная культура в духовном возрождении Отечества», посвященной 60-летию со дня рождения зауральского фольклориста, этнографа М.Г. Екимова (Курган, 2007), на всероссийской научно-практической конференции «V Зыряновские чтения» (Курган, 2007).
Диссертация обсуждена на заседаниях кафедры истории литературы и фольклора Курганского государственного университета.
По теме диссертации опубликовано 10 статей.
Структура и объем диссертации определены поставленной целью и задачами. Диссертационное сочинение состоит из введения, 3 глав, заключения, списка использованной литературы, включающего 194 наименования, и приложений (неопубликованные ранее материалы рукописного журнала, включающие устные рассказы крестьян-корреспондентов «Шадринского вестника», копии крестьянских иллюстраций и отдельных страниц рукописного журнала И.М. Первушина).
Во введении обосновывается актуальность темы, формулируются основные цели и задачи работы, определяются её научная новизна, теоретическая значимость и практическая ценность, описывается материал и методы исследования. Значительное внимание уделяется этапам изучения деятельности священника, собирателя И.М. Первушина.
В первой главе анализируются условия становления фольклориста И.М. Первушина. Подчеркивается роль фольклорно-этнографических традиций в семье Первушиных, характеризуются достижения зауральской фольклористики на фоне массового сбора народнопоэтических произведений по всей стране.
Во второй главе раскрываются фольклористические принципы собирателя И.М. Первушина, отмечается разносторонняя направленность его деятельности.
В третьей главе высвечивается роль И.М, Первушина в становлении региональной народной фольклористики.
Значение семейной фольклорно-этнографической ауры в пробуждении интереса И.М. Первушина к народной культуре
И.М. Первушин известен прежде всего как ученый-математик, исследователь теории малых чисел, много сделавший для прославления российской науки. Круг его интересов необычайно разнообразен. Помимо математических исследований, особое место в его деятельности занимают фольклористические наблюдения, записи произведений устного народного творчества в Зауралье.
И.М. Первушин родился в 1827 году в семье пономаря в поселке Лысьвенского завода Пермской губернии. Одним из источников изучения жизни и деятельности священника являются автобиографические заметки. Впервые некоторые вехи биографии И.М. Первушина были очерчены им самим в рукописном журнале «Шадринский вестник».
Согласно статье «Детство», он родился в семье пономаря в поселке Лысьвенского завода Пермской губернии. Уже первые часы жизни будущего математика овеяны дыханием народной культуры, крестьянских верований и семейных преданий. Ссылка на собственную семью как на носителя традиционных устоев позволяет выявить сохранение в быту Первушиных архаики крестьянских воззрений, что проявилось уже в первые минуты появления будущего ученого и фольклориста на свет: «В Лысьвенском-то заводе я и родился в воскресенье, при отходе обедни, часов в одиннадцать утра, и повит был в дедушкины порты, не знаю, по какому случаю ... может быть, молоденькая мать моя-родильница не успела вынять приготовленное для ребенка-первенца ... . Как бы то ни было, а я сделался любимцем дедушки, еще ничего не понимая, а только пища бессмысленно» [30, НТВ, ст.№101]. В данном семейном предании раскрывается специфика подхода Первушина к явлениям народной культуры - рассказать о каком 28 либо примечательном факте и дать ему объяснение. В частности, заметна опора на семейное предание о том, что вхождение в жизнь будущего всемирно известного математика было необычным. Не зная расшифровки факта закручивания в дедовы порты, И.М. Первушин старается дойти до истины, понять причины этого необычного поведения членов семьи. Им допускается мысль, что по малолетству матушка его могла допустить оплошность - не подготовиться к рождению ребенка: «Может быть, молоденькая мать моя-родильница не успела вынять приготовленное для ребенка-первенца» [30, ШВ, ст.№101]. В тексте, однако, проскальзывает не только бытовое объяснение. Характерно примечание о какой-то связи этого повивання с отношениями между дедом и внуком: «Как бы то ни было, а я сделался любимцем дедушки, еще ничего не понимая, а только пища бессмысленно».
Для понимания семантики повивания в дедовы штаны, обратимся к современным исследованиям. А.К. Байбурин полагает: «Одевание новорожденного - следующий акт его приобщения к сфере культуры. Не случайно этой операции придавался отчетливый символический характер. После купания ребенка заворачивали в рубаху отца, причем эта рубаха не должна была быть новой и чистой («смоется отцовская любовь»). Лучше, если она старая и загрязненная» [66, 44]. Заворачивая ребенка в старую родительскую одежду, ожидали, что она защитит, убережет от порчи, сглаза, передаст силу родителей еще не окрепшему как телом, так и душою ребенку. Таким образом, спеленав будущего математика в дедушкины порты, ему обеспечивали дедушкину любовь. С точки зрения мифопоэтической структуры данный мотив оказался значимым: повитый в дедушкины порты внук воспитывался у деда-священника, был любим, и пошел по его стопам. Первушин впоследствии вспоминал: «При дедушкиной указке выучился я читать и писать. И на клирос. В старину все просто было» [30, ШВ, ст.№101]. Семейные впечатления явились для И.М. Первушина немаловажными в формировании специального интереса к фольклору. А.И. Разумова справедливо указала на специфику внутрисемейных отношений, творческое, «духовное» начало как знак отмеченности семьи: «Осмысление семейно-родственных связей создает «образы семьи», которые могут быть рассмотрены на разных уровнях ... Варьирование данного образа определяется известными историко-культурными, этническими, социальными обстоятельствами и зависит от способов ее реализации в культуре: в речевой практике, фольклоре, литературе» [158, 16]. Далее исследователь подчеркивает, что в зависимости от этно- и социодифференцирующих признаков создаются частные образы: «русская семья», «крестьянская семья», но вместе с тем «каждая конкретная семья имеет свой внутренний образ, основанный на групповом сознании, на разделяемых её членами представлениях о собственных ценностях, образе жизни, атрибутах, статусе и прочих свойствах» [158, 16]. Высокую частотность имеет мотив династической преемственности профессии.
И.М. Первушин, как член семьи потомственных священников, был с детства погружен в повседневную жизнь народа. Примеры того, что занятия по хозяйству были привычным явлением быта духовенства в XIX веке, приведены в монографии А.И. Конюченко. В частности, историк воспроизводит воспоминание об укладе жизни в семье архиепископа Никанора (Бровковича): «Мой собственный отец делал по дому все собственными руками, чинил телегу, сбрую, ходил за ульями, возил навоз, драл лядо (расчищал место под пашню. - А.И. Конюченко), сеял жито, только не молотил по слабости сил и не ходил с сохою, - не было там такого обычая. В Петербургской же губернии священники самолично и пахали, ходили с сохами. Вся семья, и жены и дочери, не только сыновья-студенты, и боронили, и молотили, и жали, и - конечно, - сено убирали» [111, 175-176].
Впоследствии, на протяжении всей его жизни, сан священника позволил Первушину увидеть многие черты народного быта, ускользавшие от человека, не погруженного в народную культуру. Верно отметил знаменитый этнограф А.Н. Пыпин: «Труды местного образованного круга, хотя бы иногда в них чувствовался недостаток научных средств, имеют важное преимущество того теплого отношения к родному краю, которое шире и полнее поможет раскрыть его лучшие стороны, его внутреннюю жизнь и его нужды, чем это может быть доступно для чужого глаза» [154, 449-450].
В возрасте восьми лет Первушина отдали «на обучение» в Пермское духовное училище (1838-1842 гг.). Прекрасно подготовленный дедом по латыни, нотному пению и арифметике, он быстро завоевал первое место на парте. Любимым предметом мальчика была арифметика: «Познакомился я с числами и арифметикой в 1838-1840 годах, заняла мысль о «простых числах», не давала мне покою и периодически отнимала у меня много времени и труда письменного» [139, 3]. В 1842 году Первушин был переведен в Пермскую духовную семинарию (1842-1847). В семинарии он учился математике у преподавателя Щапкова, который обратил внимание на выдающиеся математические способности своего ученика. Успехи Первушина в овладении предметом быстро продвигались вперед, он работал над непроизводными и производными числами. Его занимал вопрос: «Скоро ль прекратятся непроизводиые числа, а затем последуют производные только?» [140, 5].
Подъем российской фольклористики во второй половине XIX века
Деятельность И.М. Первушина датируется переходным периодом в истории нашей страны. Его рукописный журнал «Шадринский вестник» и несколько номеров газеты «Шадринская местность», созданные в переломные моменты в истории России - 1860-1862 годы, отразили веяния, умонастроения пореформенной эпохи, включающие поиски смысла жизни человека, его назначения на земле. Реформа 1861 года столкнула интересы всех общественных групп. Развитие России в результате решения самого главного в истории страны социального вопроса не могло не взволновать умы ученых, политических деятелей, писателей. Представители всех общественных групп пытались понять человека-крестьянина накануне реформы, его взгляды на мир. Задавались вопросами о том, каково положение его в современном обществе, сможет ли он обустроить свою судьбу, получив волю.
Это противоречивое, бурное время ознаменовалось «оживлением демократического движения в Европе, польским брожением, недовольством в Финляндии» [53, 85]. В России оно проявилось реорганизацией цензуры, провозглашением гласности, возникновением новой общественной мысли и вместе с ней надеждами на скорое преобразование страны.
Сферой деятельности русской публицистики, отразившей «состояние умов», стал анализ общего состояния России, отдельных сторон социальной, общественной и духовной жизни. Её широкий спектр проблематики был отмечен Н.А. Добролюбовым. «Публика» заговорила обо всём, а литература, получившая «общественное значение», откликнулась на это десятками статей о железных дорогах, таможенном тарифе и свободе торговли, «состоянии земледельческого класса», свободном труде, задачах воспитания, пороках чиновничества» [53, 147-148]. Ведущей темой являлся крестьянский вопрос. В действительности «проблематика публицистики охватывала ... все грани внутренней политики, каждый из временных отрезков имел свою, главную именно для данного момента тему. Во второй половине 50-х -начале 60-х гг. таковой была отмена крепостного права, которая непосредственно затрагивала свыше 20 млн. крепостного населения и более чем 100 тыс. помещиков, а опосредованно и всё население такой аграрной страны, как Россия» [53, 134-135]. Жгучая потребность в свободном обсуждении данной насущнейшей проблемы привела к учреждению большого количества журналов: «Русского вестника», «Русской беседы», «Экономического указателя», «Русского слова», «Сельского благоустройства», «Искры»; расцвела публицистика «Современника».
На страницах журналов представители различных общественных течений отстаивали свои интересы, выражали взгляды, предлагали своё решение крестьянского вопроса.
К характерным особенностям 60-х годов относилось газетное учредительство. Газета - это «периодическое издание, чаще всего ежедневное, выходящее листами и содержащее информацию о текущих событиях всякого рода, а также политические, критические и научно-популярные статьи» [49, 879-880]. Газетная публицистика «была гораздо более оперативной, мгновенно откликающейся на события, ежедневно воздействующей на читателя, но главным образом в виде статей небольшого размера, отличающихся в силу этого конспективностью, большей категоричностью, агитационностью» [53, 139]. Периодом бурного газетного учредительства считались 1861-1862 гг., когда издавались «Наше время», «День», «Голос», «Весть», «Русские ведомости» и т.п. Важным преимуществом газет являлось то, что они сильно расширили тематическое разнообразие публицистики, каждый номер ежедневной газеты затрагивал десятки сюжетов внутренней политики.
Таким образом, журналы и газеты в середине XIX века, чутко улавливая общественные настроения и потребности, оказывали заметное воздействие на умонастроения общества, являлись главным центром идейной борьбы ученых, обществоведов, писателей. При этом предметами рассуждений являлись крестьянский и дворянский вопросы, финансовый и экономический, народное просвещение, цензура, преобразования суда, армии, городского самоуправления, научная культура, собирание и публикация фольклорных и этнографических сведений.
Обострение классовых противоречий вокруг крестьянского вопроса, в свою очередь, вызвало интерес к фольклору, поскольку через изучение народного мировоззрения, народного характера, уклада народной жизни открывалась возможность определить судьбу всей страны. На наш взгляд, уместно вспомнить высказывание В.Г. Белинского о работе краеведов: «Какой благодарности заслуживают те скромные бескорыстные труженики, которые с неослабным постоянством, с величайшими трудами и пожертвованиями собирают драгоценности народной поэзии и спасают их от гибели забвения» [73, 507]. Отмечен факт того, что «в 60-х годах было реализовано и доведено до конца многое из накопленного за прошлые годы» [53,209].
Замечательным собранием русского фольклора явился сборник песен, былин и духовных стихов П.В. Киреевского, «предприятием которого был заинтересован Пушкин» [153, 130]. Во второй половине XIX века публиковались «Русские народные сказки» А.Н. Афанасьева, «Великорусские заклинания» Л.Н. Майкова, «Великорусские сказки» И.А. Худякова, «Песни, собранные П.Н. Рыбниковым», «Пословицы русского народа» В.И. Даля и т.д. По меткому замечанию М.К. Азадовского, «60-е годы могут быть с полным правом названы золотым веком в истории русской фольклористики» [53, 209]. Это была эпоха грандиозных сборников и больших фольклорных предприятий. Во второй половине XIX века было организовано фольклорно-этнографическое изучение страны путем экспедиций.
Сочетание фольклористической и просветительской работы
Рукописное наследие Первушина раскрывает фольклористические принципы составителя и разностороннюю направленность его деятельности, в том числе педагогическую. С общественно-политическими преобразованиями середины XIX века, включающими отмену крепостного права, создание земств, городские реформы, связан новый этап в развитии народного образования. Это поставило задачу обучения многомиллионных крестьянских масс. Виднейшие философы, ученые, писатели, общественные деятели включились в обсуждение вопроса о просвещении крестьянских масс. Так, актуальные педагогические идеи были высказаны мыслителем, философом В.Ф. Одоевским, славянофилом А.С. Хомяковым, критиком, публицистом Н.А. Добролюбовым, математиком Н.И. Лобачевским, педагогом-гуманистом К.Д. Ушинским, писателем, философом, учителем Л.Н. Толстым и другими известными людьми.
В 60-70 гг. XIX века активно обсуждались министерские проекты образования, необходимость бесплатного начального обучения. По Положению 1864 г., распространявшемуся на 50 европейских великороссийских губерний, начальная школа должна была «утверждать в народе религиозно-нравственные понятия и распространять первоначальные полезные знания» [186]. Характерной чертой стало изменение отношения народа к образованию. В населении была «развита потребность в начальном образовании» [186]. В эти переломные, социально напряженные времена общественные деятели стремились определить важнейшие аксиологические ориентиры. Особенно отчетливо это связывалось с представлениями о будущем России. Литература, публицистика, философия того времени пронизаны размышлениями о том, что является наиболее ценным, значимым в духовной жизни страны. Будущее России ученые, политики, писатели видели в знаниях и образовании. В.И. Даль под просвещением понимал «свет науки и разума, согреваемый чистою нравственностью; развитие умственных и нравственных сил человека; научное образование при ясном сознании долга своего и цели жизни» [43, 1330]. Развитие страны, ее дальнейшая судьба зависели от грамотных, просвещенных людей. Пропасть между образованными сословиями, с одной стороны, и отсутствием элементарных знаний у большинства населения, - с другой, являлось одним из источников социальных бедствий. Пока многочисленный класс народа - крестьянство находился в нищете и невежестве, общественное благополучие было невозможным. В данном случае нельзя не согласиться с Н.А. Бердяевым, который полагал: «Высшие цели жизни не экономические и не социальные, а духовные. Величие народа, его вклад в историю человечества определяется не могуществом государства, не развитием экономики, а духовной культурой» [75, 217]. По его мнению, через просвещение крестьянин-труженик мог почувствовать свою ответственность за дела России. К.Д. Ушинский отмечал: «Только тогда, когда сельское население наше продвинется вперёд, мы будем вправе сказать, что вся Россия двинулась по пути цивилизации» [177, 66]. В действительности, образование давало крестьянам возможность выйти из нищеты, не зависеть от барина, самостоятельно принимать важные решения: «Как ни плохо развит наш крестьянин, но поверьте, что и он легко поймёт, что для того, чтобы быть хорошим волостным или сельским старшиной, исправлять какую-нибудь общественную должность, чтобы быть полезным членом сельской общины, чтобы вести дело с помещиком, с казной, с администрацией, чтобы понять все те отношения, в которые вступает в настоящее время крестьянин, и суметь найтись в этих отношениях, учение необходимо» [177, 70].
И.М. Первушин не стоял в стороне от ведущих идей века. «Дело капитальное - основать настоящее народное училище, для народа привлекательное», - писал И.М. Первушин в прошении местным властям организовать учебное заведение и обеспечить его необходимыми учебными пособиями [2, ШМ, январь 1862, № 5].
Педагогическая деятельность И.М. Первушина во многом сходна с просветительскими взглядами и учительской практикой великого писателя, педагога Л.Н. Толстого. Размышления по поводу народного просвещения изложены ими в журналах: «Ясной поляне» Толстого и «Шадринском вестнике» Первушина.
Л.Н. Толстой в 1861 году писал А.А. Фету: «Другое теперь нужно. Не нам нужно учиться, а нам нужно Марфутку и Тараску выучить хоть немножко тому, что мы знаем» [175, 543]. И.М. Первушин с самого приезда в село Замараево в 1856 году, видя массовую безграмотность населения, определил для себя поле деятельности: «Задача немаловажная: бросить свет на этот уголок, в котором до 236 000 душ обоего пола, в том числе до 112 000 мужска и 124 000 женска пола, до 7000 крепостных, немало также мещанства, духовенства, есть чиновничество, купечество. Все это бродит во мраке и полусвете, в грязи, ничтожестве, полусне и полузабытой» [2, ШВ, кн. 4,ст. 46; 1861]. «С самого приезда в село Замараево, - писал Первушин в статье, - мне запала мысль о заведении училища» [2, ШВ, кн. 4, ст. 46; 1861]. Следует обратить внимание, что первоначально (50-60-е годы XIX века) народное образование ограничивалось в Шадринском уезде только казенными учебными заведениями: духовным уездным училищем в Далматове и уездным приходским училищем в г. Шадрииске. Большая часть чиновничьих детей получала образование в одном уездном училище и не стремилась к дальнейшему обучению в пермских или тобольских гимназиях. Согласно А. Серафимову, «главною причиною такого слабого стремления к образованию служит убеждение, что на службе нужны не науки, а знание делопроизводства. Отцы-чиновники в оправдание свое обыкновенно говорят: «Мы еще и нигде не учились, а, слава богу, живем» [164, 21]. Однако постепенно, уже в 1870-е годы ситуация изменялась к лучшему, открывались школы, увеличивалось число желающих получить образование, что можно подтвердить следующими примерами, относящимися к Шадринскому краю: «Бакланское училище открыто в 1871 г ... . Барпевское училище открыто 2 февраля 1876 г. земством. Училище помещается бесплатно в здании, принадлежащем церкви, довольно тесном. Учащихся в нем 30 м.п. и 6 ж.п.; все они из окрестных деревень» [37, 159]. В 1863 г. Палатою Государственных Имуществ открыто Верх-Теченское училище, которое помещалось в наемном крестьянском доме с учащимися в 54 человека [37, 165]. В январе 1874 г. земством было открыто Песчано-Таволжское училище: «Школа содержится земством, для чего ассигнуется 488 руб., из коих в жалованье: законоучителю 80 руб., учителю 300 руб., учителю пения 20 руб., на наем квартиры, отопление и сторожа 88 руб. При училище имеется библиотека - для учителя и учащихся» [37, 176].
Важная роль в открытии учебных заведений, распространении грамотности среди крестьянского сословия принадлежала местным священнослужителям. Неоспоримым является тот факт, что самые первые школы были созданы духовными лицами. «Течинское училище открыто в декабре 1847 г. местным священником в своём доме» [37, 177]. Благодаря усердиям священников возникли Уксянское (1849 г., учащихся 81 человек, в том числе 7 девочек), Широковское (1847 г., учащихся 52 м.п.) училища [37,178]. За счёт средств духовенства было открыто и существовало Бродокалмакское училище (с 1858 г.). В нём обучалось 56 мальчиков и 3 девочки.
Пропаганда общественной значимости фольклористической деятельности
Середина XIX века ознаменовалась расцветом провинциальной культуры, в том числе и фольклористики. Местные любители и исследователи родного края принимали активное участие в земских делах, собирали этнографические сведения, изучали местные экономические отношения. Они, по справедливому замечанию А.Н. Пыпина, «оживили издания местных статистических комитетов, подняли многое из «губернских ведомостей», в прежнее время влачивших обыкновенно самое жалкое существование, наконец, предпринимали свои личные работы» [154, 310].
Осознание необходимости и важности собирания фольклора характерно и для Зауралья. Пример был показан А.Н. Зыряновым. Ему последовал И.М. Первушин, который не только сам приобщился к собирательскому делу, но и призывал своих земляков тоже заняться этой серьезной и нужной работой. Эту идею он стремился донести до всех сословий, приглашая к сотрудничеству в свой журнал. Особенно показательно обращение фольклориста к крестьянам: «Всякий имеет много под рукой. Более семидесяти священников, более двадцати волостных писарей; не менее их бывших сельских, чиновники, купцы, учителя - все могут принести лепту в сокровищницу «Шадринского вестника». Пора приняться за изучение родного уголка. Приглашу и прочих крестьян, и от них должен богатиться журнал. Общее движение мысли должно впоследствии отразиться на всех» [2, ШВ, ст.23]. Обратим внимание на очень примечательную концовку этого призыва. Перечислив сословия, которые могли принять участие в краеведческом движении, И.М. Первушин особо обратился к крестьянам, от которых ожидалась «большая польза журналу». Собирание образцов народной духовной культуры учёный-математик считал делом общественной значимости: «Общее движение мысли должно впоследствии отразиться на всех». Записи грамотных земледельцев, рассуждения сельских жителей на социальные и бытовые, нравственные темы зафиксировали богатейший пласт народного творчества. Крестьянские устные рассказы, пословицы, поговорки, сказки, песни, легенды, которыми изобилует «Шадринский вестник», позволяют «изнутри» увидеть повседневную жизнь простых людей, узнать характер народа, так как «фольклорная культура и её отдельные слагаемые включены в систему жизнедеятельности этноса, неразрывно связаны с ней. Различные элементы фольклора живут естественной жизнью и проявляют себя в потоке бытовой, производственной, общественной деятельности людей, оказываются вовлеченными в этот поток и составляют его органическую часть» [151, 73].
Фольклорист Первушин предоставил возможность простым людям заговорить от своего имени, рассказать о своей поэтической культуре, зафиксировать её, передать сведения о ней потомкам. Краеведческую работу он пропагандировал как возможность оставить свой след на земле: «Подумаем о смерти, помыслим о надгробной надписи. Да не оправдаем собою эпиграммы: «Не памятник, а диво! Под камнем гроб; во гробе поп; в попе - вино и пиво!». «Ужель над миром мы пройдем «без шума и следа? Углубимся же в себя и извлечем что-либо общеполезное на свет божий. Нечего робеть, стыдиться, трусить. Ведь не боги горшки-то обжигают. Из людей-единиц, посредством дружественного сочетания, составляются десятки, сотни, тысячи, миллионы, двигающиеся в мировых происшествиях; и мал квас все смешение квасит» [2, ШВ, кн.2, ст. 17; 1861]. Цитата убеждает в том, что способный краевед, организатор, Первушин понимал трудность фольклористической работы и великое значение произведений устного народного творчества, а также необходимость их сохранения от забвения. В качестве примера он обращался к местным рукописным сборникам, составленным его близкими друзьями. В частности, в «Шадринском вестнике» содержатся выдержки из статей «Камышловского вестника», издаваемого пономарем церкви села Реутина Н.У. Поповым. Священник И.М. Первушин выступил рецензентом статей «Камышловского вестника», высоко оценив интерес журнала к фольклорной культуре. Обратим внимание на то, что ученый, православный священник Первушин приветствует внимание служителей церкви - сотрудников «Камышловского вестника» к «темным суевериям» своих земляков, не считает эту работу противоречащей задачам священников. На одну плоскость значительности поставлены профессионально написанные статьи о школах и суевериях. Знания о школе и глубинной народной культуре представляются одинаково важными: «Пользуемся случаем наглядно познакомить наших читателей с Камышловскими литераторами. Приводим стихотворение редактора К. Ц-на и его товарища, дьячка Александра Яковлевича Кокосова, пономаря Реутинского прихода, сочинения Н.У. Попова. В двух первых книжках говорится о школах сельских (современные вопросы) и суевериях (темные стороны ума). Обе статьи написаны основательно и подробно». К сожалению, «Камышловский вестник» нами пока не обнаружен. Публикация работ из других журналов, внимательный подход к творчеству обыкновенных людей, лестная оценка редактора «Шадринского вестника» вызывали живой интерес населения к собирательской работе, стимулировали её. Крестьяне активно писали Первушину, делясь радостью сотрудничества с журналом. «Малоизвестный» сотрудник «Шадринского вестника» П.М. писал: «Да, снисходительный читатель! Особенно мало слушают людей малоизвестных. Впрочем, я во имя гласности, не лишним считаю поделиться моими заметками для крестьян и поселенцев, обитающих в сказанной местности. Пишут же разные сказки, совершенный вздор и пустяки, и на то есть чтецы. Я писатель неученый, высказываю истинную быль. И почему же мне не поговорить о тех бедняках, как на пользу их, так и всех вообще?» [2, ШВ, кн. 10; 1861].
