Содержание к диссертации
Введение
Глава 1. Архетипические основания формирования образов городского пространства С.19
61. Топохронзон власти - храм, дворец С.19
62. Топохрон пространства социальности - площадь С.44
63. Топохрон функциональных пространств - жилая и промышленная зона С.65
64. Топохрон рекреационных зон - сады и парки С.88
Глава 2. Исторические формы эстетического восприятия среды города С.100
61. Восприятие города с позиций классической эстетики: дистанцированная точка зрения С.100
62. Постклассическое восприятие города: средовой подход - включенное наблюдение С.124
Глава 3. Семиотический анализ текстов городской среды с.155
61. Город как текст СЛ55
62. Деконструкция и перекодирование текстов городской среды С.170
Заключение С.182
Список литературы
- Топохрон пространства социальности - площадь
- Топохрон рекреационных зон - сады и парки
- Постклассическое восприятие города: средовой подход - включенное наблюдение
- Деконструкция и перекодирование текстов городской среды
Введение к работе
Актуальность темы исследования. Город является не только архитектурным феноменом, произведением строительного искусства, но представляет собой социокультурное образование, заполненное различными формами жизнедеятельности людей. В своих многообразных функциях город становится объектом междисциплинарных исследований многих наук, в том числе урбанистики, социологии города, социальной психологии, экологии, а также наук философского профиля: эстетики, культурологии, философской антропологии. Кроме того, образы города находят воплощение в художественной литературе, изобразительном искусстве, кино и телевидении. В своей совокупности эти виды художественного творчества создают образную панораму города, корпус текстов, каждый из которых представлен на специфическом языке определенного вида творчества. В этих текстах мы видим город как в зеркале, и этим они отличаются от текста самого города, который образуется бесконечным количеством семантических связей, бытующих в городской среде, непрерывно возникающих в контактах жителей между собой и со своим вещным окружением, включающим в себя произведения архитектуры, изделия дизайна, вкрапления природной среды, символы визуальных коммуникаций. В результате рождается
эстетический образ, настолько приближенный к реальному существованию города, что его можно определить как образ города, имманентный самому городу.
Актуальность темы диссертационного исследования
определяется тем, что образ города и городской среды, как он
складывается в сознании горожанина, жителя города,
носителя эстетических и культурантропологических
нормативов и предпочтений, оказывает обратное воздействие
на окружающую среду и во многом влияет на процесс ее
конструирования и структурирования. Спроектированный в
среду, образ города оказывается существующим не только в
сознании его носителей, но и запечатленным в «каменной
летописи» - архитектурном каркасе города, дошедшим до нас
сквозь толщу веков и донесшим на страницах «каменной
книги» способы жизни и мыслеобразы людей прошлых эпох.
Т.о. город предстает как текст, и возникает задача вычитать из
него эстетические, нравственные, культурные предпочтения
его жителей, отголоски того или иного мировоззренческого
содержания. В этом случае понятие образа города и городской
среды обозначает автомодель культуры, инструмент ее
самопознания и самоосмысления. В отличие от работы с
литературными или изобразительными текстами о городе, где
смысловые моменты зафиксированы в знаковой форме и где
образность предстает в «чистом виде», погружение в текучую
среду реального водоворота городской жизни с целью
выявления в ней форм эстетического самоосмысления
городом самого себя оказывается делом более сложным.
Сложность обусловлена, во-первых, фактурным
разнообразием материала - от каменных или деревянных
строений, образующих каркас города, до заполняющей его жизни - это затрудняет приведение его текста к какой-то единой системе знаков. Во-вторых, здесь существует минимально короткая дистанция между наблюдателем и эстетически воспринимаемой предметностью среды, что требует феноменологического подхода как «понимающего присутствия», идущего на смену традиционному эстетическому как дистанцированному. Несмотря на эти трудности, возможность прочитать архитектурные тексты, завещанные нам историей, и на их основе вычленить типы образного восприятия города и городской среды прошлых эпох и современности кажется нам осуществимой. Порукой этому служит большое количество исследований, ведущихся примерно в том же русле, какое прокладывается в данной диссертации, хотя до сих пор город как целостная жизненная организация еще не оказался охваченным ни в одной работе. Базой для осуществления такой задачи служит обширный материал, собранный историками, культурологами, историками архитектуры о жизни городов древности, Средневековья и Нового времени, о городской мифологии, психологии, фольклоре. Исследования образов города, отразившихся в текстах литературы и искусства, также служит опорой для переброски мостика от текстов о городе к тексту самого города.
Общая цель диссертационного исследования заключается в рассмотрении эстетических составляющих образа города в его динамике, в процессе непрерывного исторического развития. В эстетический анализ города включаются те формы жизнедеятельности, которые стоят за определенными
стилистическими особенностями организации городской
среды в целом и отдельных ее частей, ансамблей, отдельных зданий. Данной целью продиктованы следующие задачи исследования:
рассмотреть способы зонирования города и выделения в его структуре топохронов, включающих в себя архетипы коллективного сознания;
исследовать способы эстетического восприятия целостности города и городской среды: классический и неклассический подходы, их общность и различие;
проследить эволюцию форм пространственной организации города в связи со способами жизнедеятельности горожан;
выявить взаимосвязи и взаимовлияния миров искусства и повседневной жизни в пространстве городской среды;
подвергнуть анализу городское пространство как знаковую структуру и несомую ею информацию;
рассмотреть процессы взаимооборачиваемости текстов города и реальности городской жизни;
исследовать коды пространственного построения и восприятия города.
Степень разработанности проблемы. Философский анализ города стремится проникнуть в «душу» города, обрисовать его лицо, охватить его повседневность, иногда называемую физиологией города, понять культурообразующие смыслы и ценности, из которых складывается историческая судьба города. Этим философский подход отличается от комплекса наук, суммарно называемых урбанистикой, исследующих отдельные стороны жизни городского организма, а также от истории архитектуры и градостроительства. Философский
подход включает в себя культурантропологический, феноменологический, архетипический, семиотический ракурсы рассмотрения города. Все эти подходы так или иначе содержат в себе эстетический аспект, из чего следует, что эстетический взгляд можно считать интегративным, хотя до сих пор его обычно ограничивают рассмотрением только визуально-пластической панорамы городского вида. В настоящее время уже появились исследования, стремящиеся обрести целостное видение города как эстетического феномена.
Историю создания текстов, посвященных душе города, в XX в.
следует начать с О. Шпенглера, который во втором томе труда
«Закат Европы» в соответствии со своей методологией поиска
души культуры посвятил особую главу душе города. Шпенглер
утверждал, что он проник в душу и физиогномически
истолковал специфически китайский, индийский,
аполлонический и фаустовский образы города, связывая с ними все, что создали культура, религия, наука и искусство этих народов.
Исследования души и лица города возникли также в России во втором десятилетии XX в., и уже в 1992 г. выходит в свет книга Н.П. Анциферова «Душа Петербурга». Под душой города Анциферов понимает «исторически проявляющееся единство всех сторон его жизни (сил природы, быта, населения, его роста и характера его архитектурного пейзажа, его участие в общей жизни страны, духовное бытие его граждан)...» (8, С.48). Т.о. здесь сделана заявка на целостный подход к городу, но в самой книге «Душа Петербурга» акцент был сделан на литературных текстах о городе. В дальнейшем
Анциферов восполнил литературный подход другими ракурсами рассмотрения, но они оказались разбросанными по разным работам и не сведенными воедино. Через много лет после выхода в свет книги Анциферова за осуществление задачи интегративного исследования города как культурно-исторического и эстетического феномена на примере Петербурга взялся М.С.Каган. В его книге «Град Петров в истории русской культуры» (СПб., 1996) предпринята попытка всестороннего исследования жизни Петербурга за протекшие три столетия. Работа носит культурологический и философско-антропологический характер, а также включает в себя эстетический анализ города и его среды. М.С.Каган конкретизирует ключевое понятие «душа города» как культурную целостность, находящую выражение в стилистическом единстве: в стиле жизни, речи, поведения горожан, их менталитете, особенностях художественной культуры и в самом эстетическом облике города, созданном сменяющимися во времени стилями архитектуры.
В кандидатской диссертации С.Ю.Зиминой предметом исследования также стал Петербург, причем диссертант задался целью проследить формирование эстетического образа Петербурга на основе прочтения мифологических, фольклорных и литературных текстов об этом городе, а также использования краеведческих исследований. В диссертации показано, как формировался градостроительный облик Петербурга, куда смещались эстетические и культурно-смысловые акценты на протяжении его трехсотлетней истории, прочерчены линии его судьбы, т.е. в итоге можно сказать, что диссертант достаточно успешно решает задачу
соединения диахронического и синхронического эстетических подходов к такому культурно-эстетическому феномену, каким является Петербург.
Большой массив литературных текстов о Петербурге
исследован В.Н.Топоровым; он объединил их в единый
«Петербургский текст русской литературы». Свое
исследование В.Н.Топоров заключает мыслью о том, что в
Петербургский текст вписаны все события русской истории
последних веков, но он не только ретроспективен, но и
промыслителен, он учит открытости, верности долгу, требует
творческой инициативы. Другой исследователь
«Петербургского текста» К.Г.Исупов рассматривает его сквозь призму диалога с Москвой и в сравнении с текстами великих городов мира: Вавилон-Рим-Париж. Исупов вскрывает амбивалентность, таящуюся в глубинах сознания этого, казалось бы, насквозь рационалистического, «умышленного» города. Построенный наперекор природе для подтверждения торжества разума, он оказался пронизанным иррациональными мотивами и мистическими образами. Город стал заслоняться своим текстом - многослойным знаковым образованием, и прорываться сквозь эти покровы к его истинной душе - нелегкая задача, - делает вывод исследователь.
Значительный корпус текстов посвящен образу города в изобразительном искусстве. Здесь прежде всего надо назвать монографию Г.З.Каганова «Санкт-Петербург: образы пространства» (М.,1995) и его же статью «Город в картине и «на самом деле» в сборнике «Город и искусство: субъекты социокультурного диалога» (М.,1996), а также работы
М.В.Алпатова, Л.Г.Баткина, Л.М.Брагиной, И.Е.Даниловой, С.М.Даниэля, А.В.Иконникова, Г.С.Лебедевой, В.И.Локтева, Б.Б.Михайлова, А.Г.Раппапорта, Г.И.Ревзина, Т.Х.Стародуб.
Тема души и лика города также присутствует в философско-антропологических исследованиях городской среды. Б.В.Марков соединяет философско-антропологический подход с феноменологическим. Он обращает внимание на структуры повседневности, главной темой его работ является город и человек. Пространство города - это символическая среда обитания, формирующая соответствующий стиль и образ жизни человека. Здесь свою роль играет эстетический облик зданий, дисциплинарные и моральные учреждения, системы коммуникаций и особенности телесных практик. Физиогномика города и антропологические акценты в его пространстве прослеживаются в работах М.С.Уварова.
Тесно связаны с антропологией и культурологическим анализом города исследования генезиса городских структур, мифа города, его символики. Б.А.Латынин, И.В.Морозов, В.Н.Топоров исследуют архетипические образы, положенные в основу структурирования городских пространств: мировое древо, мировая гора, река, правая и левая сторона, стена, перекресток, порог. М.Элиаде, подвергая анализу картину мира, воплощенную в пространстве города, поднимает проблему взаимоотношений космоса и хаоса, космоцентричности сознания строителей первых городов. Подробная мифография ранних городов содержится в работе В.М.Долгого и А.Г.Левинсона «Архаическая культура и город» (Вопросы философии, 1971, №7). В монографии А.А.Пелипенко и И.Г.Яковенко «Культура как система»
(М.,1998) много внимания уделяется условиям возникновения города как автомодели культуры и показана связь городской структуры с такими символами, как Уроборос, архетип матери, Небесный Град; предложено членение тела города по вертикали на зоны, соответствующие трехчленному делению мира в мифологическом сознании. Свое слово в раскрытии мифокосмических представлений о городе, архетипа женской природы города на основе анализа библейских и античных источников сказали представители существовавшей в нашей стране в 1920-30-е гг. школы «исторической семантики» И.Франк-Каменецкий, О.М.Фрейденберг.
Семиотические исследования города были продолжены с
1960-х гг. на основе методологии изучения знаковых структур,
созданной в тартуско-московской школе. Значительную роль
сыграли работы этнографов А.К.Байбурина и П.Богатырева
(исследования семиотики костюма, обрядово-ритуального
оформления постройки жилища); Вяч.Вс. Иванова (изучение
архаических кодов организации поселений, оказавших
воздействие на семиотику современного города),
Ю.М.Лотмана (семиотический анализ культурного
пространства и символика Петербурга), В.Н.Топорова
(символика мифопоэтических текстов), БАУспенского
(семиотика пространственных искусств). Эти исследования
получили дальнейшее развитие в трудах теоретиков
архитектуры. Город как текст, городская среда как
пространство коммуникаций, информационный потенциал
среды изучался Е.Н.Барбышевой, А.В.Боковым, А.Я.Костенко,
А.Крупицким, А.Г.Левинсоном, В.Ф.Маркузоном,
Е.И.Российской.
За рубежом коммуникативные процессы в городской среде и памятники архитектуры семиотическим методом изучают теоретики архитектуры К.Александер, Р.Вентури, Б.Дзеви, Ч.Дженкс, М.Кремпен, К.Линч, Л.Прециози. Выходы в сферу архитектуры делают представители семиологии Р.Барт, Ф.Шоэ, У.Эко. Следует отметить позицию Прециози, который настаивает на необходимости перехода от изучения семиотики отдельного здания (собора, жилого дома, фабрики) к рассмотрению взаимодействия архитектурных сооружений в целостной насыщенной смыслами среде. Барт и Шоэ трактуют городскую среду как движение означающих, свободных от жестко зафиксированного означаемого, выделяют в структуре города сильные и слабые, маркированные и немаркированные элементы.
Большое значение для воссоздания архитектурного образа
городов прошлого имеют труды историков архитектуры и
градостроительства А.В.Бунина, А.Гутнова, А.В.Иконникова,
Е.И.Кириченко, М.Г.Кругловой, Т.Ф.Саваренской,
Т.А.Славиной, М.Тихомирова, С.О.Хан-Магомедова,
А.С.Щенкова, Ю.С.Ушакова и др.
В диссертации использованы идеи таких классиков зарубежной теории и практики архитектуры от античности до наших дней, как Альберти, Витрувий, В.Гропиус, Ле Корбюзье, Л.Мис ван дер Роэ, Ф.-Л.Райт, А.Сант-Элиа. Особое место занимают труды Л.Мамфорда, посвященные истории культуры городов. Городское пространство уподобляется им сценической площадке, где разыгрывалась историческая драма, каждый акт которой соответствовал сценарию своего времени. В древневосточных городах жизнь протекала по
ритуально-мифологическому сценарию, в античности - по политическому, в Средние века - по сценарию церковных мистерий, в эпоху Ренессанса и барокко - по законам театрального зрелища. Новое время породило механистический порядок и палеотехническую драму, на смену которой пришла биотехническая цивилизация с ее грезами и мифами больших городов-мегаполисов. Будучи не только историком, но и культурологом, и философом, Мамфорд мечтает о том времени, когда человечество вырвется из-под власти мегамашины, преодолеет механистический порядок и придет к свободному символическому обмену.
Развитие темы городской среды происходит в теории инвайронментализма, где ставится вопрос об органическом вписывании поселения в окружающий ландшафт. Начало этой традиции положил американский архитектор Ф.-Л.Райт своими теоретическими и практическими работами 1910-20-х гг. В настоящее время развернута широкая дискуссия по вопросам инвайронментализма, о чем свидетельствуют публикации в «Журнале эстетики и художественной критики» (США) и в «Британском журнале эстетики». В 1998 г. вышел специальный выпуск «Журнала эстетики и художественной критики», посвященный проблемам восприятия, оценки и реконструкции природной среды. Из теоретиков, специально занимающихся этими проблемами, можно назвать А.Берлинта, А.Карлсона, Ч.Роуза.
Проблема эстетического образа архитектуры города в научной литературе решалась на разных уровнях - от философско-эстетического до конкретно-эмпирического. На
философском уровне она была поставлена Я.Мукаржовским. Им были исследованы эстетические функции различных феноменов культуры, в том числе архитектуры. По мнению Мукаржовского, эстетическое начало присутствует во всех артефактах и явлениях культуры, и каждое из них имеет наряду с другими эстетическую функцию. Когда она получает приоритет, происходит концентрация внимания на самом предмете, на его форме, виде, а функциональные, утилитарные, социальные, коммуникативные стороны затушевываются. Артефакт, где доминируют эстетические функции, становится художественным произведением. Оно не изолировано от действительности - просто все внешние и внутренние связи в нем интегрированы и объединены эстетической функцией. В результате возникает эстетический объект - предмет «незаинтересованного» созерцания, хотя в то же время художественное произведение может рассматриваться и со стороны своих познавательных, моральных, коммуникативных функций, а произведение архитектуры - со стороны утилитарных. Эстетический анализ архитектуры, проведенный Мукаржовским, показал соотношение и игру различных функций в произведении зодчества, но не выходил за рамки отдельного здания и не создал перехода от эстетического объекта к эстетической среде. В этом плане эстетические штудии Мукаржовского дополняются работами современных авторов, затрагивающих эстетические проблемы организации городской среды. В этих исследованиях среда расчленяется на компоненты, которые тщательно анализируются, так же, как и психология их восприятия. Интегрированный подход для достижения
целостного охвата среды - дело будущего. Большой
информационный потенциал, касающийся эстетической
организации среды города, содержится в трудах
Н.Л.Адаскиной, И.А.Азизян, Р.Арнхейма, Е.В.Асс, М.Г.Бархина,
Е.Л.Беляевой, А.В.Бокова, Е.А.Борисовой, В.Л.Глазычева,
Г.И.Зосимова, А.В.Иконникова, Г.Коробовой, К.Линча,
В.Локтева, А.Г.Раппапорта, Л.Смирнова, О.А.Швидковского,
В.Шимко, З.Н.Яргиной. Благодаря трудам этих
исследователей установлено различие между
«натюрмортным», «ландшафтным» и подлинно средовым
видением города, когда среда понимается как синтез
предметно-пространственной ситуации и человеческих
действий. Прослежены принципы визуального
структурирования среды включенным в нее наблюдателем, создана типология структурных компонентов среды, насыщенных зрительными, слуховыми, тактильными, обонятельными ощущениями, отмечена роль освещения в городе, принципиальное различие дневного и ночного света, а соответственно, облика города в разное время суток.
Проблемы города вплотную смыкаются с проблемами природной среды, окружающей город. Как сделать так, чтобы город не превратился в вампира, высасывающего жизненные силы из природы, как сохранить «зеленое окружение», служащее рекреативной зоной, как вписать архитектуру в окружающий ландшафт, какую роль должны выполнять городские сады и парки? - подобные проблемы служат предметом изучения представителей урбанистической экологии, из которых следует назвать В.Л.Глазычева, Ю.И.Курбатова; В.А.Пака, предложившего термин
«экоморфная архитектура» (архитектура, синтезирующая понятия экологии и экономики); Д.Саймондса. В установлении эстетической, семантической и культурно-созидательной роли садово-парковых комплексов большая заслуга принадлежит Д.С.Лихачеву.
Методология исследования базируется на
взаимодополняющих друг друга методах анализа города и
городской среды, разработанных как в теории архитектуры,
урбанистике, так и в философских науках. В диссертации
использованы методы архетипического анализа культуры и
школы исторической семантики; феноменологического,
герменевтического и философско-антропологического
подходов. Также мы опирались на принципы семиотического
анализа, в отечественной науке разработанные тартуско-
московской семиотической школой; на положения и методы
современной эстетики - понятия эстетического объекта,
артефакта, эстетической среды; методы системного подхода и
структурного анализа текстов культуры, принципы
периодизации и типологии мировой художественной культуры.
Особый раздел эстетики составляет проблематика онтологии
художественного произведения - учение о художественном
пространстве и времени, где наибольшую методологическую
значимость для нас имеет концепция художественного
хронотопа М.М.Бахтина. Для изучения городской среды в
историческом аспекте мы использовали концепции
морфологии и типологии мировой культуры, разработанные
М.Вебером, Н.Я.Данилевским, И.М.Дьяконовым,
М.Маклюэном, П.А.Сорокиным, а также типологию
художественной культуры, предложенную С.С.Аверинцевым, Б.М.Бернштейном, М.С.Каганом, Г.К.Щедриной. Научная новизна исследования заключается прежде всего в комплексном междисциплинарном подходе к эстетическому анализу городской среды. Опираясь на разработанные в теории и практике градостроения способы структурирования городской среды, мы предложили новые принципы зонирования города с учетом деятельностного контекста и его насыщенности культурными смыслами. Последние уходят корнями в историческую традицию, вырастающую из базовых архетипов культуры. Предложена также историческая типология эстетических обликов города, вызывающих соответствующие им формы восприятия. Выделена оппозиция классических и постклассических типов отношения к городской среде как к объекту эстетического восприятия. Развивая концепцию трактовки городской среды как текста, мы предлагаем исследование оппозиции структурного и постструктурного анализа урбанистических текстов и показываем их связь с градостроительной практикой функционализма и постмодернизма. В диссертации осуществляется анализ образа города как единого целого, сформированного неразрывной связью городского каркаса (архитектурного окружения), городской ткани - пространства, организованного артефактами дизайна и визуальных коммуникаций, а также заполняющей его жизнедеятельностью людей.
Научно-практическая значимость исследования. Материал диссертации и полученные результаты позволяют углубить понимание образов города, городской среды и эволюции
эстетических обликов города. Материалы диссертации могут быть использованы в эстетических и культурфилософских исследованиях, а также в процессе преподавания курсов культурологии, эстетики, урбанистики, истории архитектуры и градостроительства, служить методологическим основанием в работе по адаптации человека к окружающей среде, в том числе развитию вкуса и навыков восприятия архитектуры. Апробация работы. Материалы и основные результаты диссертационного исследования отражались в выступлениях автора на Петербургских, Всероссийских и международных конференциях: «Творчество М.Бахтина и новый образ гуманитарного знания» (1995 г.), «Антонен Арто и современная культура» (1996 г.), Первый Российский философский конгресс «Человек-Философия-Гуманизм» (1997 г.), Вторая международная научная конференция «Грани культуры» (1997 г.), Всероссийская конференция «Философия и цивилизация» (1997 г.), Межвузовская конференция «Природа бессознательного» (1998 г.), Международные чтения по теории, истории и философии культуры «Размышления о хаосе» (1998 г.), Всероссийская конференция «Социальная реальность и социальные теории» (1998 г.), Первая ежегодная конференция Санкт-Петербургской ассоциации философов «Петербургская философия как феномен духовности» (1998 г.), «Художественная культура на рубеже веков: состояние, противоречия, перспективы» (1998 г.), Второй Российский философский конгресс «XXI век: Будущее России в философском измерении» (1999 г.), «Русская и европейская философия: пути схождения» (1999 г.), теоретический
семинар «Перспективы практической философии на рубеже тысячелетий» (1999 г.), «Эстетика сегодня: состояние, перспективы» (2000 г.), «Виртуальное пространство культуры» (2000 г.), в публикации в журнале «Мир дизайна» (№3-4, 1996 г.), а также в докладе на теоретическом семинаре аспирантов кафедры философии культуры, этики и эстетики СПбГУ (декабрь 1997 г.).
Структура диссертации. Диссертация состоит из Введения, трех глав (первая глава содержит четыре параграфа, вторая и третья - по два параграфа), Заключения и Списка литературы, включающего в себя 234 наименований работ на русском и английском языках. Общий объем работы без списка литературы 188 страниц.
Топохрон пространства социальности - площадь
В процессе разложения синкретизма архаических культур и отделения друг от друга пространств храма и дворца (т.е. сакральной и светской власти) из храма выплеснулось наружу и обособилось также пространство торжища, давшее начало топохрону площади. Это пространство стало основой общественной жизни, сценой публичных действ. Если храм и дворец были ориентированы на вечность, стабильность, на мифологическое время, в котором повторяется один и тот же событийный цикл, то сфера социальности, напротив, являет собой динамичное пространство непрерывных изменений, поскольку здесь протекают коммуникативные процессы во всем их многообразии, связанные не с сохранением и адекватным воспроизведением информации, а с ее приращением. Возможна коммуникация как обмен вещами (товарами) - отсюда вырастает торговая зона, рынок - и как обмен идеями (порождение и циркуляция слухов, передача социальной информации) - зрелищное пространство, прообраз современных масс-медиа. Долгое время рынок на площади был основной информационной средой города: все новое рождалось и апробировалось именно в этой зоне, чтобы отсюда распространиться на другие.
Жизнь площади ориентирована на зрелищность. Гражданин античного полиса уже мог отстраниться от всеобщей вовлеченности в ритуализованную жизнь, мог иметь свой ракурс рассмотрения, свою точку зрения на совершающиеся события и на то, в какой форме они происходят. Хотя, бесспорно, мифологическое восприятие мира и ритуализованные формы жизни еще преобладали в сознании древнего грека или римлянина. Первые проявления публичной жизни - судебные процессы, выступления ораторов, совместное принятие судьбоносных для города и его жителей решений, - будучи непосредственным продолжением ритуальных действ, зачастую облекались в соответствующие формы с обязательной апелляцией к богам, жертвоприношениями, мольбами, клятвами и т.д. Однако сама греческая (и производная от нее римская) мифология претерпевала процесс постепенной рационализации и эстетизации, выдвигая на первый план красоту, пластичность, антропоморфность (более того - полную идентичность человеку), индивидуальный облик каждого из второго поколения греческих богов, именуемых олимпийцами. Рационализация мифологии исподволь разрушила принцип партиципации и освободила место для зарождения философии и научного знания, основанных на принципе индивидуации и детерминации (причинно-следственной связи всех событий в мире). Полное свое завершение этот процесс обрел только в новоевропейской цивилизации, начиная с эпохи Возрождения.
Можно предположить, что житель архаических городов древних цивилизаций Востока не обладал способностью бескорыстного эстетического любования и наслаждения монументальной мощью своих храмов - его подавляло чувство благоговения, священного трепета перед божественным величием. Он приближался к храму в состоянии захваченности этими символическими значениями, не оставляющими места «незаинтересованному» эстетическому наслаждению и созерцанию. Неподвижное, коленопреклоненное или распростертое на земле тело, в крайнем случае - опущенные долу глаза были наилучшим и санкционированным свыше выражением этих священных чувств (1).
Гражданин античного полиса обладал уже довольно развитым эстетическим сознанием. Возможно, причиной этому послужила особая, уникальная полисная форма организации общественной жизни. Полис, как характеризует его, например, Ю.В.Андреев, - автономная и автаркичная, замкнутая в себе структура. Грек не в силах был представить себе бесконечность; город-государство для него - то, что обозримо, что может быть охвачено одним взглядом, следовательно, имеет форму - прекрасную и самодовлеющую (6). Все самое ценное здесь также должно было обрести форму и быть вынесенным на площадь, на всеобщее обозрение и обсуждение. Древний грек был воспитан на зрелищах драматического агона актеров в театре и ораторов на площади, для него мир представал как theatrica. Соответственно, испытывая благоговение перед обитавшими в храме богами, он не отказывал себе в удовольствии насладиться пластическими формами, которые развертывал перед ним зодчий, тем более что сами пластичные и телесные боги не считали такое наслаждение греховным.
Топохрон рекреационных зон - сады и парки
Противоположным по отношению к образу Ада значением наделяются рекреационные зоны города - зеленые массивы, сады и парки. Первоначально они входили составной частью в дворцовый комплекс, что очевидно уже в древневосточных городах (как, например, знаменитые висячие сады Семирамиды и др.). Главная парадная комната римского жилища - tablinum - в отличие от других помещений, не имеющих окон вообще (на первом этаже) или с окнами на шумную улицу (в верхних этажах), выходила окном в сад. Зеленые массивы, мотивы природы в виде фрески или мозаики проникали и внутрь помещения, иллюзорно расширяя пространство комнат, возмещая отсутствие оконных проемов, связывая интерьер дома с природным ландшафтом.
Тяготение власть предержащих к саду связано с ощущением его сакрального характера, поэтому и более поздние европейские произведения ландшафтной архитектуры, такие как парк в Версале, Летний сад в Петербурге, Дворцовый сад Екатерины II, обширная садово-парковая зона за пределами Петербурга показывают бессознательное, архетипическое тяготение носителей власти (а вслед за ними - и всех остальных сословий общества) к пространству, в котором они ощущали наибольшее приближение к райской жизни в слиянии с природой. Традиционное для парка, сада архетипическое содержание -Эдем, Элизиум, своеобразный символ утраченного Рая на земле. Представление о райском уголке менялось на протяжении человеческой истории. Если греки и римляне, не говоря уже о народах Древнего Востока, умело вписывали архитектурные сооружения в природный ландшафт, порой лишь слегка «подправляя», доводя до совершенства естественные линии рельефа и зеленых массивов, то уже в эпоху Возрождения в связи с эйфорией, испытываемой от осознания творческой мощи человека, появляются регулярные сады, где природа предстает облагороженной, освобожденной от всего «неразумного», дикого, «улучшенной» руками человека, продолжающего на земле дело божественного творения. А.В.Бунин и Т.Ф.Саваренская описывают греческие города, особенно архаической эпохи, как нерегулярные, живописно отстроенные, все внешние контуры которых имеют свободную трактовку, отвечавшую естественным ломаным и льющимся линиям окружающей природы. Эти города словно «вырастают» из земли, являясь ее естественным продолжением, и в своих очертаниях весьма близки природным ландшафтам (36). Греки никогда не забывали о естественной природной оправе города, способствующей усилению его архитектурной выразительности. Через активное использование природных форм, их семантизацию и интерпретацию хаос, предшествующий творению космоса, «заклинается» и т.о. его вторжение в упорядоченную городскую жизнь (особенно в центральные части урбанизированного пространства - зоны концентрации властных структур) сводится к минимуму, ритмизируется и нормализуется. В словарь архитектурных элементов первых культовых сооружений и их декора входят характерные признаки окружающих человека природных форм. Так совершается обживание мира через ритуал, составной частью которого является вещное наполнение городской среды. Человеком издревле и по настоящее время руководит убеждение в том, что пространство населено невидимыми, но могущественными силами. Они могут быть спасительны и губительны одновременно - недаром в древних языках «священный» и «проклятый» часто обозначались одним и тем же словом. Их нужно было чтить и всячески подчеркивать бережное отношение к местам их обитания - с этим связан обряд жертвоприношения, сопровождающий закладку города, дома или храма. Только связь с этими живыми силами (genius loci) превращает пространство в место, делая его жизнеспособным.
Через всю историю культуры Новоевропейского времени проходит спор о преимуществе ландшафтного сада перед регулярным или наоборот. Регулярные сады ранее, чем ландшафтные, уже в эпоху Возрождения были осознаны как явление стиля, как произведения искусства. Ландшафтные сады примыкали к оградам регулярных, служили переходом от парадного сада к окружающей местности, к хозяйственным угодьям, использовались для пеших и верховых прогулок. Однако как художественные объекты они были осознаны позже и во многом благодаря пейзажной живописи XVII-XVIII вв., привившей горожанам определенную манеру видения и художественного переживания, благодаря чему сам город стал восприниматься по законам ландшафтной композиции как естественная стихия, как природная среда.
Постклассическое восприятие города: средовой подход - включенное наблюдение
В настоящее время в эстетическом подходе к городу получило приоритет средовое видение, преодолевающее изолированность отдельных градостроительных ансамблей и восстанавливающее связанность урбанизированной среды. Архитектурный костяк и средовая ткань как его предметное наполнение воспринимаются в единстве и взаимосвязи с протекающими внутри них жизненными процессами. Поэтому городская среда осознается и исследуется как подвижная структура, в зримых формах отражающая изменчивость жизненных процессов и систем человеческой деятельности. Пространство в рамках средовой эстетики по аналогии с мифологическим восприятием мира понимается как качественно различное и эстетически ценное в каждой своей точке, как значащая форма, а не простой промежуток между самодостаточными, замкнутыми в себе объемами.
При эстетической оценке городской среды как целостной структуры прежде всего принимается в расчет повседневная, привычная бурлящая городская жизнь, а не горделивые и замкнутые в своем величии «памятники архитектуры». В контексте средового движения изменяется и само понятие «памятника». II Международный конгресс архитекторов, занимающихся охраной памятников, в 1964 г. принял т.н. «Венецианскую хартию», согласно которой понятие исторического памятника включает в себя не только отдельные произведения архитектуры, но также городские и сельские ландшафты, которые служат свидетельством определенной цивилизации, ее образа жизни.
Среда не может быть объектом отстраненного созерцания и не подлежит музеефикации - иначе она умирает как особое эстетическое образование. «Среда как целое существует только пока она «исполняется» всеми ее обитателями. В этом отношении она насквозь «фольклорна» ведь произведение фольклора как таковое может существовать только в живом исполнении»,- такое утверждение стало основой средового подхода (93, С. 4). Пространство среды сохраняется и радует взор, лишь будучи включенным в систему жизненных процессов, как сфера деятельности и ситуация, призывающая к определенным формам поведения. В понятие «прекрасный город» входят не только произведения архитектуры, отдельные памятники и пространства, но и картина событийности, жизненного ритма и дыхания города, его очеловеченности, обжитости, его взаимосвязь с формами человеческой деятельности. При оценке эстетического совершенства среды приоритет отдается обыденному восприятию потребителя и его отношению к повседневному окружению, а не изощренному восприятию знатоков или заезжих любителей экзотики (туристов). Городская среда - наиболее типический объект эстетического восприятия на уровне неспециализированного, обыденного сознания.
Среда как целостность - своеобразное эстетическое образование, не поддающееся схватыванию уже отработанными в эстетике понятиями. Ведь классическая эстетика привыкла иметь дело со статичными, оформленными и завершенными в себе объектами, созерцаемыми извне. Такие объекты не характерны для среды: в нее на равных правах со статичными включаются и динамичные, процессуальные моменты, равно как и сам движущийся наблюдатель Кроме того, средовое восприятие наиболее эффективно во время движения и перемещения по городу, оно осуществляется несколькими перцептивными каналами сразу, т.е. обладает синестетическим характером: зрительные впечатления дополняются обонятельными, слуховыми и тактильными, связанными с ощущениями подъема и спуска по тротуару, фактурой дорожного покрытия и т.д. «...Среда как таковая, воспринимается всеми чувствами сразу, - пишет исследователь городской среды В.Л.Глазычев. - Всякая попытка ограничиться только зрительными впечатлениями заведомо не полна, и только литература выработала за тысячи лет своего развития художественные средства трансляции тотального чувственного восприятия среды. Петроний или Сервантес, Гоголь или Золя, О'Генри или Катаев (в этот список литературных имен также можно включить П.Зюскинда с его романом «Парфюмер» - Л.Т.), -бесчисленные очеркисты конца прошлого и нынешнего века предъявляют нам образ городской среды, насыщенной зрительными, слуховыми, обонятельными и тактильными ощущениями» (49, С. 145). Иначе говоря, среда схватывается всем существом человека: и духовно, и телесно, что не укладывается в рамки классической эстетической парадигмы. Возникает необходимость разработки новой автономной области средовой или «витальной» эстетики (по аналогии с уже существующими технической, социологической, психологической эстетикой).
Деконструкция и перекодирование текстов городской среды
Процедура деконструкции подразумевает переход от анализа самого артефакта - фенотекста, его структуры, знаков и значений к рассмотрению процессов означивания, становления смысла знаковых структур, т.е. генотекста: «Целью деконструкции текста должно быть изучение процесса порождения» (201, Р. 168). Генотекст содержит в себе свою историю, процесс своего порождения, впрочем, это - история без глубины, проецируемая на одну плоскость современности, воспринимаемая в игровом ключе: ведь культура есть универсум текстов, некий всеобщий текст, или интертекст, в котором все когда-то уже было сказано, а новое возможно только по принципу калейдоскопа: игровое смешение определенных элементов дает новые комбинации. «Филологические склонности нашего времени помогают восстановлению форм, лишая их весомости» (193, С.226). Т.о. текст децентрируется - смысл не вменяется тексту, а рождается в процессе его столкновения с другими текстами в ходе интертекстуальной игры смыслов. Различие между означающим и означаемым также не является наперед заданным, а только производится в процессе письма как чистой функции различения. Концепции децентрации и интертекстуальности находят свои параллели в радикальном эклектизме постмодернистского движения в архитектуре.
Классический текст как система, подчиненная архитектоническому целому, с безупречной симметрией знаков, поддерживающих друг друга подобно кирпичной кладке, - такой текст чужд постмодерну. В нем текстовое пространство плюрализируется, утрачивает центр и периферию, конец и начало, его уже невозможно прочитать привычным монотонным ходом слева направо, не встречая других направлений и ритмов чтения. Современный город также представляет собой полицентрическую открытую структуру, тогда как классическая концепция моноцентрического пространства порождала сосредоточение различных форм жизни в центре города, к которому стремились, как к очагу, и дефицит формотворческой воли в периферийных районах новостроек. Городская среда также удовлетворяет постмодернистскому требованию мыслить, читать текст «всем телом», а не только при помощи зрительного восприятия. Сине- и кинестетический характер восприятия образа городской среды уже не раз нами отмечался. Этому способствует и материал современных архитектурных сооружений: место внематериальной стерильности прежних конструкций стали занимать нарочито грубоватые крупнофактурные поверхности.
Автор, текст и читатель в процессе чтения превращаются в единое бесконечное поле для игры письма, все они на равных правах вовлечены в процесс текстообразования и не в силах им управлять. Деконструктивистское толкование текста изначально иронично, оно программно подразумевает неполноценность, неединственность данного варианта прочтения. Архитектор и дизайнер в процессе проектирования среды города должны иметь в виду возможное расхождение между авторским замыслом и его прочтением, между означающим и означаемым. «В тот миг, когда архитектор ищет код архитектуры вне архитектуры, он должен уметь находить такие означивающие формы, которые могли бы удержаться во времени, удовлетворяя разным кодам прочтения» (193, С.258). Необходимо учитывать все более ускоряющиеся процессы городской жизни, которые приводят к быстрому изменению социально-исторического контекста, во многом определяющего смысл визуального текста городской среды. Между замыслом и его реализацией протекает время, пусть даже небольшое, но вполне достаточное, чтобы изменить деятельностныи контекст архитектурных знаков. Поэтому создаваемый текст городской среды должен быть изначально гибким и полилогичным, содержащим в себе возможность перестройки, реорганизации своей структуры без ее разрушения. Это подразумевает варьируемость первичных -утилитарных и вторичных - символических функций проектируемых сооружений, а также открытость, многозначность, что допускает сотворчество потребителя (принцип партиципационного проектирования). Современное градостроительство заменяет созданное «единожды и навсегда» открытыми, развивающимися системами. Вместо жестко зафиксированного генплана, как это было в начале XX в., для развития города теперь требуется перспективная программа, которая должна принимать в расчет возможные изменения форм жизнедеятельности людей во времени.
