Содержание к диссертации
Введение
Глава 1. Теоретико-методологические основы исследования социального государства
1.1. Концептуальные подходы к пониманию социального государства 14
1.2. История становления идейной и институциональной основы социальной рыночной экономики 26
Глава 2. Экономический фундамент социального государства
2.1. Экономический механизм наполнения бюджета 78
2.2. Социально-политическая логика солидарного поведения 92
2.3. Особенности перераспределения доходов в современной России 96
Глава 3. Эволюция социальной организации государства
3.1. Модели социального государства и последствия их реализации 128
3.2. Государство всеобщего благосостояния: развитие, кризисы 153
3.3.Социальное государство в эпоху глобализации 173
Глава 4. Контекст становления социального государства в России
4.1. Социальное государство в период становления рыночных отношений 187
4.2. Социальное государство в условиях «управляемой демократии» 202
4.3. Социальный контракт в постсоветской России 238
Глава 5. Социальное государство и перспективы развития
5.1. Проблемы формирования среднего класса 252
5.2. Социально-экономические проблемы российского образования 271
5.3. Перспективы становления экономики знаний 294
Заключение 309
Библиография
- История становления идейной и институциональной основы социальной рыночной экономики
- Социально-политическая логика солидарного поведения
- Государство всеобщего благосостояния: развитие, кризисы
- Социальное государство в условиях «управляемой демократии»
Введение к работе
Актуальность темы диссертации. Конституция РФ (ст.7) провозглашает Россию социальным государством, «политика которого направлена на создание условий, обеспечивающих достойную жизнь и свободное развитие человека...». Однако оценка социально-экономической ситуации позволяет ставить вопрос о соответствии реалий положениям конституционной нормы.
Разумеется, ответ зависит от выбора системы координат, с которой требуется соотноситься. Страны, поставившие себе цели модернизации, обычно ориентируются на социально-экономические достижения мирового уровня, то есть ориентиром являются развитые страны Запада, которым удалось построить эффективные модели социального государства. В то же время межстрановые сопоставления свидетельствуют о том, что российская реальность далека от того, что есть современное социальное государство.
Нужно учитывать и то, что Россия движется из строя, при всех своих недостатках, тем не менее, обеспечивавшего определенную социальную защищенность, доступность образования и связанную с ним социальную мобильность. Таким образом, есть и нижняя планка: по прошествии двух десятков лет реформ естественно ожидать большего социального прогресса.
Появление нормы, декларирующей социальный характер государства, в конституции России объяснимо. Во-первых, сегодня подобные положения прямо или косвенно зафиксированы в конституциях многих стран, и подобная формальная запись являлась данью требованиям времени со стороны России, декларировавшей свое намерение «влиться в семью цивилизованных народов». Во-вторых, вынесенная на референдум после событий осени 1993 года Конституция не могла не содержать положений, привлекательных для населения, переживающего шок радикальных реформ. В качестве желанной альтернативы социализму образца 1980-х годов естественно было противопоставлять не дикий капитализм, а такое общество, в котором была бы раскрепощена личная инициатива, позволяющая достигать высокого материального и социального статуса, и при этом гарантировалось бы качественное соцобеспечение и высокая степень социальной защищенности. Ожидания таких перемен и сформировали в конце 1980-х годов широкую общественную поддержку идее реформ. В качестве искомого идеала выступала, прежде всего, «шведская модель», которая, будучи самой упоминаемой в СМИ, стала и самой привлекательной в массовом сознании моделью развития.
Однако с началом радикальных реформ интерес к скандинавскому опыту у новой российской власти отпал. Сыгравшая важную роль в пропагандистской подготовке коренных преобразований, шведская модель оказалась практически исключенной из круга обсуждаемых направлений развития российского общества как, во-первых, «неактуальная», и, во-вторых, «дискредитированная». «Неактуальность» обосновывалась тяжелым положением российской экономики. Утверждалось, будто бы на Западе сама идея социального государства возникла, была воспринята обществом и принята на вооружение государством потому и тогда, когда достигнутый уровень экономического развития позволил такую роскошь, как возможность задуматься над формированием масштабной системы соцобеспечения (включая экстенсивное развитие образования и здравоохранения) и приступить к их реализации. Из этого следовало, что в условиях спада курс российской власти на свертывание социальной сферы - естественный и единственно возможный, и разговор о модели, предусматривающей широкое участие государства, должен быть отложен до лучших времен. Что же касается «дискредитированности» шведского и подобного пути, то утверждалось, будто бы реальный опыт стран, реализующих такую или близкие модели социального государства, уже продемонстрировал свою экономическую неэффективность, в силу чего и его идеология, и практика повсеместно подвергаются серьезной критике и решительному пересмотру. Соответственно, объявлялось рациональным и логичным стремление и российского государства сбросить со своих плеч препятствующее экономическому росту социальное бремя.
При этом иная информация - о том, что первое из утверждений не соответствует действительности, а второе не подкрепляется однозначными доказательствами, не доводилась. Совокупность действовавших в начале 1990-х гг. факторов, включая и специфику освещения этих вопросов, способствовала формированию в России нынешней модели социального устройства, и этот, сделанный в момент важной исторической развилки, выбор в силу логики институциональных изменений имеет свои долгосрочные последствия.
Результатами избранной в 1990-х годах социально-экономической политики стали резкое снижение уровня жизни большинства населения; существенная деградация отраслей социальной сферы; нарастание социальной поляризации и межрегиональной дифференциации и, в конечном итоге, ухудшение человеческого потенциала, определяющего долгосрочные перспективы развития страны.
Однако, и в 2000-е годы, когда у государства появились значительные финансовые ресурсы и наблюдался экономический рост, уровень социальной защищенности населения, поддержки со стороны государства сфер, в которых формируется человеческий потенциал, не стал выше. Напротив – все большее социальное бремя переносилось на плечи граждан. В результате и на фоне роста социальная структура российского общества так и не приблизилась к западным образцам, а межрегиональная и субрегиональная дифференциация усилилась. Таким образом, можно говорить о наличии глубинных причин, не позволяющих российскому государству превратиться в действительно социальное государство.
Усугубление социальных контрастов на фоне баснословных нефтяных цен вызвало дискуссию о качестве сложившейся социальной реальности и напомнило о конституционной норме, провозглашающей Россию социальным государством. При этом обнаружилась живучесть заблуждений, касающихся того, в каких условиях страны Запада приступали к строительству социального государства; как соотносятся социальные расходы и экономический рост, является ли последний достаточным условием для преодоления социальной поляризации; как скоро приметы социального государства могут стать зримыми и т.д.
Начавшийся осенью 2008 года мировой экономический кризис способен весьма серьезно сказаться на социально-экономическом положении России - в силу особенностей предшествующего кризису развития. Уже наблюдаются рост безработицы, падение производства, привлечение внешних займов для покрытия бюджетного дефицита - и все это в условиях и без того низкого уровня жизни большинства россиян и плачевного состояния систем жизнеобеспечения населения. Все это уже на новом витке - с изменившимися ресурсами и представлениями - возвращает общество и властные институты к вопросу о выборе адекватной модели социально-экономического развития и возможностях ее реализации.
Цель исследования – анализ складывающейся в России институциональной матрицы на предмет выявления факторов, в силу которых социальное государство в том смысле, в каком оно понимается и реализуется в развитых странах, остается скорее абстракцией, и на этой основе выявление и оценка предпосылок для становления в России полноценного социального государства.
Для достижения поставленной цели требуется решить следующие задачи:
- раскрыть сущность социального государства, как сложной социально-экономической конструкции, имеющей свой теоретико-методологический фундамент, особую социально-политическую и морально-этическую логику;
- исследовать контекст, сопутствовавший процессу зарождения социальных государств, и факторы, оказавшие на него наибольшее влияние;
- проанализировать экономическую основу социального государства, в том числе: а) показать диалектическую связь экономического роста и социального развития, б) прояснить основания выбора системы налогообложения; в) выявить институциональные основы функционирования механизма, обеспечивающего солидарное и добросовестное поведение граждан в налоговой сфере;
- исследовать особенности функционирования двух базовых моделей социального государства - селективной и универсальной, основания и долгосрочные последствия выбора той или иной модели;
- проанализировать реакцию различных стран на кризисы социального государства и прояснить факторы, обусловливающие доминирующую реакцию;
- показать неоднозначность влияния процессов глобализации на функционирование состоявшихся и потенциальных социальных государств;
- выявить специфику каждой из составляющих сформировавшейся в России институциональной матрицы (социально-экономической, социально-политической и социокультурной) и обусловившие ее факторы, показать значение выявленной специфики для перспектив становления полноценного социального государства;
- проанализировать на основе исследований, касающихся социальной стратификации, доступности образования и трудовой мобильности выпускников вузов, влияние институционального контекста и обусловленной им специфики реализации государством социальных функций на перспективы становления в России экономики знаний и формирования массового среднего класса.
Объект исследования - социальное государство, как комплекс социально-экономических, социально-политических и социокультурных институтов, совокупное действие которых обеспечивает высокий уровень и качество жизни населения и долгосрочные перспективы развития страны.
Предмет исследования – предпосылки, условия и процесс становления социального государства в современной России.
Степень разработанности проблемы. В отечественном и, особенно, зарубежном обществоведении представлен широкий круг работ, связанных как с идейно-теоретическим фундаментом и институциональным анализом социального государства, так и с критическим разбором его практической реализации.
Исходные теоретико-методологические подходы к исследованию факторов, формирующих общественное богатство, определяющих специфику распределительных отношений, детерминирующих поведение социальных групп, политических акторов и хозяйствующих субъектов заложены в трудах классиков экономической и социологической теории А.Смита, Дж.С.Милля, К.Маркса, Дж.М.Кейнса, М.Вебера, А.деТоквиля и др.
Методологические основы самого социального государства и его моделей сформулированы в трудах представителей германской ордо-либеральной «теории порядка» В. Ойкена и др., унаследовавшей традиции немецкой экономической школы с ее интересом к социальным основам капиталистической экономики; работах Г.Мюрдаля, чья идея сознательного «социального контроля» над экономикой, характерная для всего институционально-социологического направления, была перенесена не только на национальный, но и на международный уровень; В.Бевериджа, чей план организации системы соцобеспечения основывался на методологических наработках пионеров исследований неравенства доходов Ч.Бута, Дж.Роунтри, Б.иС.Веббов., современных авторов Р.Дарендорфа, Г.Эспин-Андерсена, Дж.Тейлора-Губи, Б.Ротштейна и др. В российском обществоведении к этой тематике обращаются Н.Гриценко, С.Калашников и др.
В части изучения институциональных и социокультурных факторов социально-экономического развития следует отметить работы Ф.Хайека, Д.Норта, К.Поланьи, П.Бергера, Т.Лукмана, Б.Ротштейна, Р.Будона, Р.Патнэма, Ф.Фукуямы, а также А.Аузана, А.Ахиезера, Г.Дилигенского, А.Панарина, В.Тамбовцева, В.Федотовой и др. Что касается исследований, связанных с изучением и осмыслением проблем трансформации российского общества: социально-экономической адаптации, формирования новой социальной структуры, оценки неравенства и бедности, качества экономического роста, формулирования подходов к разработке эффективной социальной политики, то здесь следует отметить работы Е.Авраамовой, Е.Гонтмахера, С.Дзарасова, В.Жеребина, Л.Овчаровой, Н.Римашевской, И.Соболевой, Н.Тихоновой, А.Шевякова, О.Шкаратана, Л.Якобсона и др.
Следует заметить, что в силу переходности процессов, связанных с социально-экономическим переустройством российского общества, нерешенности многих вопросов принципиального характера как в теоретико-методологическом плане, так и в практической плоскости, тема перспективы становления социального государства, поставлена ли она непосредственно либо затрагивается опосредованно в рамках обсуждения самого широкого круга вопросов, неизменно вызывает серьезное столкновение мнений, примером чего может служить недавняя дискуссия авторитетных российских экспертов о «коридорах возможностей» для эффективной социальной политики.
Теоретико-методологическую базу исследования составляют труды классиков экономической теории, работы отечественных и зарубежных авторов, касающиеся институциональных аспектов модернизации, экономического роста, благосостояния, социальной политики.
Основным методом работы является качественный анализ в сочетании с конкретным экономико-статистическим и социологическим исследованием. Использован также метод межстрановых сопоставлений, позволяющий выявить и объяснить общее и специфическое в становлении и функционировании социальных государств, реакции на кризисы и глобальные вызовы.
Информационная база исследования включает официальную статистику и информационные материалы Росстата, зарубежных статистических агентств, международных организаций (ОЭСР, Всемирный банк, ПРООН, Всемирный экономический форум и т.п.), российских исследовательских центров (ВЦИОМ, ФОМ, «Левада-центр» и т.п.), а также нормативные документы и аналитические материалы, касающиеся бюджетно-налоговой сферы, социального обеспечения, реформы образования, промышленной политики.
Важную часть эмпирической базы составляют материалы исследований, касающихся социально-экономической адаптации населения, системы образования, рынка труда, социальной структуры, регионального развития, проведенных в Институте социально-экономических проблем народонаселения РАН при непосредственном участии автора, в том числе:
- мониторинг адаптации населения, проект «Адаптация населения к изменяющимся социально-экономическим условиям» (1996-2007гг.);
- опрос студентов старших курсов, проект «Доступность высшего образования и перспективы позитивной социальной динамики» (2003 год);
- опрос выпускников вузов, проект «Поведение молодых образованных россиян на современном рынке труда» (2005 год);
- опрос руководителей предприятий, ассоциаций работодателей и органов управления образованием, проект «Перспективы частно-государственного партнерства в сфере образования» (2008 год);
- опрос руководства органов местного самоуправления, предприятий и населения, проект «Контуры социальной политики в условиях субрегиональной дифференциации и реформы местного самоуправления» (2006-07 гг.);
- контент-анализ материалов прессы за период с 1989 по 2000 год и опрос читательской аудитории, проект «Социально-экономические интересы и ориентации формирующегося среднего класса» (2001 год);
Научная новизна исследования состоит в следующем:
1) Доказана необходимость использования концептуального подхода, рассматривающего социальное государство, как субъекта, оказывающего активное и многообразное влияние на уровень жизни и возможности самореализации граждан путем активного вмешательства во все сферы, воздействующие на благосостояние населения: потребление, перераспределение доходов, региональное развитие, промышленную политику, политику в сфере сбережений и инвестиций;
2) Показано, что направленность и масштаб государственного участия, необходимого для становления социального государства, возможны в обществе, где в рамках капиталистической системы достигнут фундаментальный социальный компромисс, в основе которого лежит готовность труда и капитала искать и находить баланс взаимных интересов, который в современной России пока не достигнут.
3) На основе историко-экономического анализа продемонстрировано, что решительный пересмотр западными странами прежних принципов социально-экономического устройства и начало строительства социального государства происходили в условиях экономического и социального неблагополучия и рассматривались как единственный способ преодоления пагубных для страны дисфункций. Показано, что последовательное признание приоритета общественного блага и выстраивание продуктивных перераспределительных отношений способно в относительно короткие сроки дать позитивный социально-экономический эффект и при неблагоприятных стартовых условиях.
4) На основе экономического анализа и данных международной статистики показана диалектическая взаимосвязь экономического роста и социального развития. Доказано, что существенное снижение социальных расходов в постсоветской России препятствовало запуску мультипликативных механизмов, обеспечивающих не только собственно экономический рост, но и его качество, связанное с развитием наукоемких секторов экономики и, тем самым, снижающее зависимость российской экономики и социальной сферы от слабо контролируемых факторов, таких как конъюнктура мировых цен на энергоресурсы.
5) Исследованы особенности функционирования двух базовых моделей социального государства - селективной и универсальной, изучены факторы, обуславливающие выбор той или иной модели, а также прослежены долгосрочные последствия осуществленного выбора. Показано, что в силу наличия положительной обратной связи, усиливающей факторы, обусловившие изначальный выбор модели, возникает причинно-следственная связь, приводящая к воспроизводству однажды выбранной модели и делающая переход из селективной модели в более универсальную проблематичным.
6) Соотнесение реальных социальных вложений российского крупного бизнеса и преференций, полученных им от государства, свидетельствует об его недостаточной социальной ответственности. Показано, что повышающими ее факторами могут быть, с одной стороны, внешние стимулы, подобные тем, что в 1930-е годы стали действенным средством от социального эгоизма у западной политико-экономической элиты, а с другой – наличие у населения такой степени самосознания и самоорганизации, которая позволяет воздействовать на государство, а через него - на бизнес с принуждением его действовать не узкокорыстно, а в соответствии с интересами большинства граждан.
На защиту выносятся следующие положения:
1) Раскрыта сущность социального государства, как сложной социально-экономической конструкции, имеющей особую социально-политическую и морально-этическую логику и предполагающей диалектическую связь между экономическим и социальным развитием.
2) Показано, что во всех современных социальных государствах, к какой бы модели они ни принадлежали, используется известная триада сглаживания социальной дифференциации (налогообложение доходов, собственности и наследования по прогрессивной шкале). На основе экономического анализа и международной статистики показана необоснованность исключения системы прогрессивного налогообложения из российской практики под предлогом ее негативного влияния на экономический рост.
3) На основе анализа социально-экономической политики (бюджетно-налоговой, кредитно-финансовой, антимонопольной, промышленной) показано, что реального поворота в сторону социального государства как субъекта, принимающего на себя финансирование значительной доли социальных расходов и создающего условия для эффективной и приемлемо оплачиваемой занятости населения в научно-производственных отраслях пока не происходит.
4) Выявлены институциональные основы эффективного функционирования механизма, обеспечивающего солидарное и добросовестное поведение граждан в налоговой сфере. Доказано, что вопрос формирования прочной экономической основы социального государства тесно связан с его социально-политической конструкцией - с тем, насколько она позволяет гражданам участвовать в определении социально-экономической политики и обеспечивает действенный демократический контроль, призванный гарантировать достаточную добросовестность власти при распоряжении общими ресурсами.
5) Показано, что в силу влияния на институты постсоветской России траектории предшествующего развития (конвертации власти в собственность при изначальной идейно-организационной слабости общества) «институциональный остаток» неизменно складывается в пользу поощрения деятельности по перераспределению материальных благ, а не их производству, формирования монополий, а не конкурентной среды. По этой причине так и не реализовался продекларированный в начале реформ макроэкономический сценарий, согласно которому политико-экономическая концентрация в первоначальный период реформ должна была привести к росту доходов населения за счет стимулирования производства потребительским поведением формирующегося среднего класса.
6) Сложившаяся в современной России институциональная среда, имманентная «авантюристическому» (по Веберу) капитализму, генерирует и расширяет заинтересованные в ее сохранении и упрочении группы и институты, что становится препятствием для создания институциональных условий, включая правовое государство, реальную парламентскую демократию и т.д., требующихся для становления производительного капитализма и социального государства.
7) Показано, что реформа высшей школы, будучи наложена на низкую платежеспособность значительной части населения и недофинансирование системы образования без внедрения инструментов, повышающих доступность качественного образования для представителей малообеспеченных слоев, породила ряд перверсивных эффектов: снижение качества образования, повышение барьеров его доступности и, в конечном итоге, - неравенство жизненных шансов. В силу этого Россия движется в направлении, обратном от решения стоящей перед ней задачи удержания от скатывания на периферию мирового развития и перехода на позиции одного из лидеров наукоемкого производства. Все это дополнительно проблематизирует возможность создания устойчивой экономической основы социального государства.
8) Изучение поведения выпускников вузов на сложившемся рынке труда указывает на массовое перепрофилирование дипломированных специалистов, получивших образование в области точных и естественных наук. Анализ институционального контекста позволяет выстроить цепочку факторов, ведущую к серьезному недоиспользованию кадрового потенциала, и, в конечном итоге, к консервации неэффективной экономики, не способной обеспечивать устойчивый поток поступлений в бюджет с соответствующими последствиями для становления социального государства. Главным звеном является отсутствие действенных стимулов к востребующей высококвалифицированный труд инновационной деятельности, и, напротив, наличие препятствий в виде дискриминирующих высокотехнологичные отрасли ценовых диспропорций, нестабильности прав собственности, широкого применения внеэкономических способов получения конкурентных преимуществ.
Практическая значимость исследования состоит в возможности использования его результатов при разработке и обосновании приоритетных направлений социально-экономической политики. Предложенные автором методологические принципы и подходы могут найти применение при разработке нормативных документов и программ, касающихся бюджетно-налоговой сферы, социального обеспечения, системы образования, промышленной политики.
Материалы исследования использовались в аналитических докладах, подготовленных для Министерства образования и науки РФ, Совета Федерации Федерального собрания РФ, Департамента образования Правительства Москвы, Отделения Общественных наук РАН.
Результаты и материалы исследования могут быть использованы для подготовки учебных пособий и преподавания дисциплин, связанных с основами социальной политики, экономикой общественного сектора и т.п. В настоящее время они используются в курсе «Экономика социальной сферы» в Московской школе экономики МГУ им.М.В.Ломоносова.
Апробация результатов исследования. Основные результаты и выводы исследования были представлены в докладах и выступлениях на российских и международных научных и научно-практических конференциях и семинарах, в том числе организованных научно-исследовательскими институтами РАН, МГУ им.М.В.Ломоносова, Советом Федерации Федерального Собрания РФ, ПРООН и др. (всего – 37 научных конференций и семинаров), среди них:
- Научная конференция «Россия в системе глобальных отношений» (Москва, 2003 г.);
- Научная конференция «Социальные реформы в современной России: роль гражданского общества» (Москва, 2005 г.);
- VIII Международная научная конференция «Человеческий потенциал модернизации России. Стратегия опережающего развития – 2006» (Москва, 2006 г.);
- Научная конференция «Социальная справедливость и экономическая эффективность: российский и европейский опыт» (Москва, 2006 г.);
- XIV Кондратьевские чтения «Инновационное обновление социального сектора России: перспективы и последствия» Москва, 2006 г.)
- Всероссийская научно-практическая конференция «Россия: приоритетные национальные проекты – инновации – молодежь» (Москва, 2006 г.);
- VII Международная научная конференция «Россия: приоритетные национальные проекты и программы развития» (Москва, 2006 г.);
- Международная научно-практическая конференция «Развитие систем высшего образования в обществе знания: тенденции, перспективы, прогнозы» (Москва, 2006 г.);
- Научная конференция «Социальная политика: вызовы ХХI века» (Москва, 2007 г.);
- Расширенное заседание Научно-экспертного совета при
Председателе Совета Федерации ФС РФ на тему «Россия как социальное государство: конституционная модель и реальность» (Москва, 2007 год);
- Всероссийская научно-практическая конференция «Стратегическое управление социально-экономическими системами» (Н-Новгород, 2007 г.);
- Научная конференция «Социальная функция государства в экономике ХХI века» (Москва, 2007 г.);
- Научно-практическая конференция «Прогнозирование развития системы высшего профессионального образования в среднесрочной перспективе и разработка организационно-экономического механизма устойчивого развития вузов» (Москва, 2007 г.);
- Всероссийская научная конференция «Проблемы государственной политики регионального развития России» (Москва, 2008 г.);
- Всероссийская научная конференция «Россия: путь к социальному государству» (Москва, 2008 г.);
- XVI Кондратьевские чтения «Человеческий капитал: мировые тенденции и российская специфика» (Москва, 2008 г.);
- Международная научная конференции «Инновационное развитие экономики России: национальные задачи и мировые тенденции» (Москва, 2008 г.);
- Вторая международная научная конференция «Инновационное развитие экономики России: ресурсное обеспечение» (Москва, 2009 г.);
- Пятая Всероссийская научно-практическая конференция «Научное, экспертно-аналитическое и информационное обеспечение национального стратегического проектирования, инновационного и технологического развития России» (Москва, 2009 г.);
- Всероссийская научная конференция «Стратегии России в историческом и мировом пространствах» (Москва, 2009 г.)
Исследования диссертанта получали поддержку российских и зарубежных научных фондов.
Основные положения диссертации отражены в 60 публикациях автора общим объемом 48 п.л., включающих одну монографию, главы в коллективных монографиях, тезисы докладов и статьи, в том числе 12 статей, опубликованных в изданиях, рекомендованных ВАК РФ.
Структура диссертации. Диссертационная работа объемом 318 страниц состоит из введения, пяти глав, заключения, библиографического списка, насчитывающего 257 наименований, 2 приложений. Текст диссертации содержит 34 таблицы, 7 рисунков и схем.
История становления идейной и институциональной основы социальной рыночной экономики
Понятийный аппарат в виде набора дефиниций, относящихся к концепту «социальное государство», можно найти как в правовых нормативных документах — в силу закрепления социальной сущности государства в конституциях многих стран, так и в научном дискурсе.
Конституционные положения содержат разного рода указания, например, «подчинение деятельности государства принципу социальности - обязанность правительства осуществлять политику, направленную на обеспечение достойного человека уровня жизни, удовлетворение основных жизненных потребностей всех социальных групп» (Конституция ФРГ) или императивы, например, «Республика признает и гарантирует неотъемлемые права человека ... и требует выполнения непреложных обязанностей, вытекающих из политической, экономической и социальной солидарности» (Конституция Италии) и т.д.
Конституция Российской Федерации (ст.7) определяет социальное государство через указание на направленность его политики: «...политика которого направлена на создание условий, обеспечивающих достойную жизнь и свободное развитие человека...» и составляющие ее элементы: «... охраняются труд и здоровье людей, устанавливается гарантированный минимальный размер оплаты труда, обеспечивается государственная поддержка семьи, материнства, отцовства и детства, инвалидов и пожилых граждан, развивается система социальных служб, устанавливаются государственные пенсии, пособия и иные гарантии социальной защиты».
В то же время, как указывает Н.Волгин, «до недавнего времени было много иронии по поводу ст.7 Конституции. Мол, сделали запись о социальном государстве, а на вопрос «Что же такое социальное государство? Каковы его сущность, содержание, критерии, принципы и т.д. четко сказать, в том числе политики и ученые, не могут». К тому же, добавляет Волгин, «не зная достаточно аргументированно, что такое социальное государство, проблематично, мягко говоря, ответить на следующий весьма логичный вопрос: «А есть ли в России социальное государство?» [87, стр. 53-54].
Внести необходимую конкретизацию и тем самым «выбить объективную почву для подобных вопросов» была призвана предложенная широким кругом представителей научного сообщества Концепция социального государства РФ (2004 год). Содержащаяся в ней дефиниция выглядит следующим образом: «Социальное государство - это правовое демократическое государство, которое провозглашает высшей ценностью человека и создает условия для обеспечения достойной жизни, свободного развития и самореализации творческого (трудового) потенциала личности. Под достойной жизнью человека понимается его материальная обеспеченность на уровне стандартов современного развитого общества, доступ к ценностям культуры, гарантированность прав личной безопасности, а под свободным развитием человека — его физическое, умственное и нравственное совершенствование» [87, стр. 164]. Здесь, как видим, определенное (хотя и оставляющее вопросы) уточнение производится через привязку уровня материальной обеспеченности населения к «стандартам современного развитого общества», некоторая же дополнительная конкретизация происходит далее - в содержащихся в тексте Концепции указаниях на касающиеся социальных гарантий международные нормативно-правовые документы, присоединиться к которым либо соответствовать которым необходимо России, в предложениях по реформированию оплаты труда («установить минимальную заработную плату на уровне не ниже прожиточного минимума трудоспособного человека, а сам прожиточный уровень - на уровне благосостояния, достойного для современного человека...») и т.д.
В целом в отечественной литературе можно найти немало определений социального государства, например, в учебнике «Социальное государство», подготовленном членами Временного творческого коллектива по разработке Концепции социального государства РФ Н.Волгиным, Н.Гриценко и Ф.Шарковым, приводится шесть дефиниций, данных другими авторами, плюс своя собственная [30, стр.56-58]. Не ставя перед собой, как представляется, трудно решаемую задачу формулирования оригинального, емкого и одновременно краткого определения социального государства, в данном случае ограничимся дефиницией, содержащейся в вышеупомянутой Концепции.
Следует заметить, что и в продвинутом в изучении данной тематики западном обществоведении возникают затруднения с нахождением емкого универсального определения, способного раскрыть глубинную суть данного феномена. Как отмечает автор одной из наиболее популярных классификаций моделей социальных государств Г.Эспин-Андерсеи, «трудно найти краткое определение социального государства» [209, стр.28]. Кстати, на это же указывал в процессе обсуждения уже упоминавшейся Концепции председатель Конституционного суда РФ М.Баглай, подчеркивая, что российскую общественность, в том числе и научную, «должно успокаивать то обстоятельство, что в тех зарубежных странах, где 50 лет тому назад в конституциях была вписана формула социального государства, до сих пор идут споры о том, что это такое» [87, стр. 73].
Действительно, например, такой авторитет в области изучения социальной политики, как Р.Титмус, определяет социальное государство как «совокупность мер, реализуемых обществом для того, чтобы справиться со своими социальными проблемами» [269, стр.6]. Но такое определение в свою очередь требует дальнейшего пояснения: какие именно социальные проблемы имеются в виду? Кроме того, меры, реализуемые обществом, в принципе включают в себя не только государственные социальные программы, но и частную благотворительность.
Другие авторы, давая определение социальному государству, исходят из имеющейся статистики, например, определяют его, как практику государства направлять на социальное обеспечение как минимум 8-10% ВВП. Но такое определение опять же избегает вопроса о том, что есть соцобеспечение, и каков характер расходования указанных средств. В этом случае социальным обеспечением оказывается все то, что поименовано таким образом официальной статистикой. Но и с этим также возникают серьезные проблемы, поскольку, если взять сравнительные исследования, то окажется, что одни страны включают в статью «социальное обеспечение» расходы на образование и здравоохранение, или программы, связанные с политикой государства на рынке труда, а другие - нет.
Социально-политическая логика солидарного поведения
Тогда же вернувшийся из Германии под впечатлением от немецкой системы соцобеспечения Ллойд Джордж заявил о необходимости создания схемы, позволяющей наращивать размер пенсий по старости. И хотя тогдашняя торговая рецессия этому не слишком способствовала, был принят так называемый «Народный бюджет» (1909 г.) - первый открыто перераспределительный бюджет, в рамках которого предлагался дополнительный налог на доходы и землю, что привело к жесткому конфликту с Палатой лордов и последующему (в 1911 году) существенному урезанию ее бюджетных полномочий.
Стоит отметить (ибо подобное будет встречаться не раз, например, когда появится план Бевериджа) обвинения в раздаче несбыточных обещаний, которые оппоненты предъявляли правительству либералов. На них Ллойд Джордж в ходе бюджетных дебатов 1910 года ответил перечислением тех мер; которые были уже осуществлены (введение пенсий по старости и их распространение на пауперов; открытие бирж труда), хотя в свое время их также называли нереализуемыми, и заявил, что теперь либералы дают еще одно «несбыточное обещание» - о введении в будущем году страхования безработицы» [224, стр. 101]. И действительно, после длительных переговоров с мощными группами давления закон о национальном страховании, включавший страхование по безработице и медицинское страхование, был принят .
Развитие системы социального страхования прервал начавшийся в 1921 году рост безработицы, связанный с возрастанием влияния процессов в мировой экономике на национальную промышленность. В результате были повышены взносы, сокращены выплаты (до уровня, на который семьи с трудом могли жить), ужесточены условия получения пособий, увеличен период ожидания.
Правительственный курс, получивший название «топор Геддса» (по имени министра финансов), в соответствии с господствовавшей теорией о сбалансированном бюджете был направлен на сокращение государственных субсидий, рабочих мест и зарплат в госсекторе. В свою очередь частный бизнес компенсировал падение прибылей снижением зарплат, удлинением рабочего дня, игнорированием требований безопасности. Вылилось это в острейший классовый конфликт с кульминацией в виде парализовавшей страну одиннадцатидневной всеобщей забастовки 1926 года. Король и представители религиозных конфессий призывали нацию к консолидации, правительство планировало меры по предотвращению как никогда близкой гражданской войны, а У.Черчилль в официальной правительственной газете потребовал от забастовщиков безусловной капитуляции.
В конце концов, тред-юнионы были побиты, их фонды разорены, но покоя не наступало. Исследователи описывают организованные национальным движением безработных «голодные марши», которые стали характерной чертой британской жизни в течение 16-ти лет: десятки тысяч людей из разных городов страны шли в столицу, заполняя ее площади, деловые центры, элитные районы [215, стр.80-81]. Сменяющие друг друга правительства угрожали демонстрантам полицией и войсками.
В 1934 году на фоне Великой депрессии, когда в некоторых районах доля безработных достигала 67%, был принят закон о безработице. Однако выяснилось, что заложенный в него тест оценки нуждаемости гораздо жестче предусмотренного законом о бедных: Дж.Оруэлл писал, что этот закон разрушает семьи17.
В 1936 году в экономической теории случился решительный поворот: был опубликован знаменитый труд Кейнса [227]. Однако для консервативного правительства предложенная им бюджетная политика была неприемлема. Нисходящую спираль экономического спада повернуло, подтвердив верность идей Кейнса, начавшееся во второй половине 1930-х годов перевооружение, осуществлявшееся за счет государственных инвестиций. Главным же мотором социального прогресса стала вторая мировая война, которая, во-первых, принесла опыт беспрецедентного государственного вмешательства18, и, во-вторых, привела к значительному расширению социальных услуг19. Но главное - война существенно изменила исповедуемые обществом ценности: если должны разделяться опасности, то должны разделяться и ресурсы - из этой логики возникло требование более открытого и справедливого общества. По мнению историков, именно ожиданием серьезных социальных перемен объясняется результат первых послевоенных парламентских выборов - знаменитых «Khaki Election» 1945 года, когда консерваторы во главе с Черчиллем с разгромным счетом уступили лейбористам. Так, А.Марвик, специализирующийся на изучении воздействия на британское общество мировых войн, полагает, что основной мотив, стимулировавший движение в сторону лейбористов, можно передать словами «никогда больше», об этом же пишут П.Грегг («Эти выборы были вызовом всем правительствам несчастливых 1918-39 годов») и Д.Фразер («Нация выражала мнение не о предыдущих пяти годах, но о десятилетии до них»)[214, стріЗІ; 211, стр.206; 238, стр.304].
Лейбористское правительство, имея за спиной существенное парламентское большинство, приступило к созданию государства всеобщего благосостояния (welfare state). Важно отметить, что у лейбористов была поддержка и со стороны церкви, например, архиепископа Кентерберрийского В.Темпля , который в своей ставшей бестселлером книге «Христианство и социальный порядок» доказывал, что частная собственность на основные ресурсы блокирует развитие подлинно христианского общества.
В качестве основы социального переустройства послевоенной Великобритании лейбористы взяли план Бевериджа, разработанный еще в начале войны, когда отвечавший за социальную реконструкцию член коалиционного правительства лейборист А.Гринвуд по требованию профсоюзов учредил межведомственный комитет для пересмотра национальной системы социального страхования. Председателем комиссии был назначен оксфордский профессор и бывший директор Лондонской школы экономики, либерал по политической принадлежности сэр В.Беверидж.
Предложенная Бевериджем система определяла восемь требующих государственного вмешательства причин бедности, шесть принципов социальной защиты и шесть покрываемых системой социального обеспечения групп населения (Таблица 7). Как причины бедности, так и принципы соцобеспечения были почерпнуты из книг Бута и Роунтри, который, кстати, был одним из советников Бевериджа. Ключевыми для успешной реализации предлагаемой схемы объявлялись полная занятость21, универсальные услуги здравоохранения и детские пособия.
Государство всеобщего благосостояния: развитие, кризисы
Возникающий причинно-следственный круг, способный быть как порочным, так и продуктивным, и имеющий свою политическую и моральную логику, по мнению Ротштейна, как раз и определяет развитие и дальнейшее существование той или иной модели социального государства.
Политическая и моральная логика универсальной и селективной моделей Рассмотрим политическую и моральную логику применительно к каждой из моделей социальной политики подробнее. И начнем с политической логики, под которой понимается логика избирателей, своим электоральным поведением направляющих власть на реализацию того или иного варианта социальной политики, или, иначе говоря, своей электоральной поддержкой создающих властный ресурс, позволяющий реализовывать тот или иной вариант социальной политики.
Политическая логика универсальной и селективной моделей Итак, кто и почему голосует за универсальную модель социальной политики?
Вопрос этот не такой простой, поскольку, как мы видели, одной из неизбежных черт универсального социального государства является тяжелое налоговое бремя. Действительно, если социальные трансферты в виде разнообразных выплат и пособий и социальные услуги должны охватывать все население, да при этом еще быть такого качества, чтобы удовлетворять и вполне благополучных индивидов, то высокие налоги абсолютно неизбежны, и, как мы видели, в современной Швеции объем налоговых поступлений равен 57% ВВП. Очевидно, что в свободном обществе подобное возможно лишь в случае, если в массовом сознании широко распространено представление о том, что игра стоит свеч - то есть, что получаемые блага и то, чем приходится жертвовать, находятся в разумном соотношении. Таким образом, попытка понять политическую логику, или, иначе говоря, соображения, по которым данной модели большинство населения оказывает поддержку, достаточную для того, чтобы курс на реализацию такой социальной политики оставался неизменным, требует выяснения, каков, говоря бухгалтерским языком, баланс между дебитом и кредитом, или издержками и прибылью. Особый интерес в этом отношении представляют средние слои населения, поскольку, как мы увидим, именно их позиция оказывается определяющей для реализации той либо иной модели.
В отличие от предсказаний о постепенном превращении рабочего класса в большинство населения, начиная с 1930-40-х гг. численность промышленных рабочих сначала оставалась практически неизменной, а затем начала сокращаться. Одновременно с этим процессом происходил рост так называемой «беловоротничковой» страты. Сокращение численности традиционного электората привело социал-демократические партии к осознанию того, что для привлечения необходимого для получения власти числа голосов необходимо сконструировать социальные программы так, чтобы они были выгодны не только сужающемуся рабочему классу, но и той растущей части населения, что занята в различных беловоротничковых и сервисных профессиях - то есть тем слоям, которые называют средним классом. Задача - непростая, поскольку ставит партию перед непростой дилеммой, связанной с риском потери традиционных избирателей. Острота этой дилеммы в разных странах неодинакова и определяется композицией социально-классовой структуры и организацией рабочего движения.
По мнению Ротштейна, шведские социал-демократы являются чемпионами мира в деле успешного создания баланса между интересами синих и белых воротничков, поскольку сумели организовать социальную политику, позволяющую получать поддержку не только традиционных избирателей из рабочего класса, но и среднего класса в целом. Все было задумано так, чтобы возник своего рода perpetum mobile: в период своего правления социал-демократы выстроили универсальную политику, которая генерирует рост поддержки этой партии, несмотря на тот факт, что ее традиционный электорат уменьшается в размерах. Как следует из опросов шведского населения, такая социальная политика стабильно поддерживается общественным мнением: «волна идей либерального характера, вызвавшая политическую дискуссию в 1980-е года, не оказала никакого влияния на уровень поддержки населением той части системы соцобеспечения, которая организована на универсальной основе» [257, с. 22-23]. Это вынуждает и партии, находящиеся справа от социал-демократов, согласиться с идеологией универсального социального государства или даже воспринять ее. Например, сменившее в 1991-1994 гг. социал-демократов четырехпартийное буржуазное правительство заявило о своей поддержке универсальной модели следующим, весьма нелицеприятным для селективной политики, образом: «Социальная политика в Швеции в основном универсальна. Альтернативной моделью является селективная система, нацеленная на поддержку только наиболее нуждающихся. Такая система имеет много недостатков: она требует больше тестирования и контроля - кто-то должен решать, кто имеет право на помощь, а кто нет, и это легко приводит к бюрократизации и вмешательству в частную жизнь граждан. Кроме того, селективная система создает маргинальные эффекты: в то время как выплаты падают, доходы растут, и многие люди рискуют попасть в ловушку бедности. Фундаментальная идеология социального государства, базирующегося на универсальном подходе, должна и в будущем служить нам проводником» [257, с.21]. Таким образом, за исключением консервативной партии ни одна партия в Швеции не готова бросить серьезный вызов базовым принципам универсального социального государства.
Соответственно, первый тезис, касающийся политической логики, состоит в том, что универсальная модель социальной политики может существовать только в случае, если ей оказывают поддержку социальные слои, не имеющие отношения к «бедным», «обездоленным», «рабочему классу» и другим подобным социальным группам, которых недостаточно, чтобы создать необходимую электоральную базу для всеобъемлющей системы соцобеспечения. Но и наоборот: рассчитывать на поддержку универсальной социальной политики беловоротничковыми группами и в целом средним классом можно, только если она организована так, чтобы соответствовать их интересам.
Социальное государство в условиях «управляемой демократии»
Увы, знание российской действительности делает понятной причину нынешней привлекательности подобных сфер деятельности. Как понятно и то, что такой их расцвет питает авантюристический капитализм, но никак не совместим с производительной, инновационной деятельностью, требующей серьезных затрат и не приносящей быстрой и сверхвысокой отдачи. Заметный же сдвиг в сторону неприкрытого интереса к занятости в контролирующих и силовых органах говорит на фоне роста коррупции не о смене профессиональных ориентации, а об усилении морально-нравственной коррозии в обществе. Так, согласно проведенному Фондом общественного мнения опросу (2008 год), россияне склонны воспринимать повседневные коррупционные практики довольно толерантно. Большинство опрошенных (54%) относятся к тем, кто дает взятки должное і пым лицам, без осуждения; осуждают таких людей 36%. К тем, кто берет взятки, россияне относятся несколько критичнее, но и тут говорить о всеобщем негодовании было бы преувеличением: если 63% опрошенных осуждают берущих взятки, то 28% относятся к ним без осуждения и еще 9% затрудняются с ответом.. При этом осуждение взяточничества соседствует с мнением, что почти каждый человек будет брать взятки, если ему их будут давать (54% опрошенных), не согласны с подобным утверждением 39% респондентов. Причем молодые респонденты во всех случаях демонстрируют значительно более толерантное отношение к коррупции.
Например, среди респондентов в возрасте до 35 лет к берущим взятки относятся без осуждения 37% и еще 8% затруднились с ответом, среди респондентов среднего и старшего возраста, соответственно, 27% и 18% (затруднились 10% и 8%). Уверенных, что каждый при возможности будет брать взятки, среди молодых 52% (еще 8% затруднились с ответом), среди респондентов среднего и старшего возраста, соответственно, 49% и 45% (не определившихся 6% и 8%)81.
Кроме того, очевидно, что сущностные изменения происходят в обществе под давлением социальных сил с четко сформулированным запросом и готовностью к социальному действию. И потому вопрос превращения нынешней молодежи в фактор развития зависит от того, тесно ли молодым россиянам в сложившихся рамках, считают ли они необходимым раздвигаїь горизонты возможностей.
Судя по нашим данным, такого внутреннего импульса у молодежи пока нет. Общество кажется ей достаточно открытым. Это следует из выявленных в ходе исследований представлений студентов и выпускников вузов о главных факторах жизненного успеха, о доступности образования, из практики трудовой мобильности85. Так. при явно наличествующих ограничениях доступности высшего образования, около 60% респондентов8 во всех доходных группах, кроме наиболее обеспеченных, отвечая на вопрос «Насколько сегодня хорошее образование доступно для людей способных, но малообеспеченных?», выбрали вариант «способный человек может без денег получить любое хорошее образование кроме элитного» и еще около трети - вариант «бедным, но способным, доступно и элитное образование». Лишь 10-13% респондентов отметили вариант «без денег никакие способности не помогут». Та же картина вполне эгалитарного общества возникает, и если взять представления молодежи о факторах жизненного успеха - унаследованные ресурсы заметно отстают по значимости от индивидуальных способностей. Так, если на родшельекпе доход и статус как на факторы жизненного успеха указали 13% респондентов, то на умение учиться и работать - 56,2%, на предприимчивость и целеустремленность - 55%, на ум - 37,5%, на коммуникабельность - 30,4%.
Другое дело, что, как следует из ответов на другие вопросы, раскрывающие представления респондентов о престижности тех или иных вузов; о размере заработной платы, приемлемой для нормальной жизни и т.д., сам уровень притязаний молодых и в отношении вуза, и в отношении рабочего места (уровня оплаты труда и т.д.), отражает принцип «каждый сверчок - знай свой шесток». В рамках же принятых для себя планок молодые россияне вполне адаптивны: получают вузовские дипломы, находят нужную работу. Так, абсолютное большинство из менявших работу выпускников вузов (а таких более 40%) добивалось роста зарплаты и, нередко, повышения должностного статуса. Вокруг, по мнению опрошенных, немало привлекательных рабочих мест: 80% респондентов указывало на их наличие в своей местности (опрос проводился в 2003 году), и дело было лишь за связями - главным механизмом трудоустройства.
Используя метафору А.Аузана, как-то сравнившего социальную систему России с 10-этажным домом, в котором лифты нормальных механизмов вертикальной мобильности идут лишь до 4-го этажа, можно сказать, что молодежью такое «лифтовое хозяйство» воспринимается как данность и, похоже, как норма.
Да, при смене места работы многим приходится перепрофилироваться и нередко - со снижением квалификации: по собственному признанию почти 40% выпускников вузов, их нынешняя работа вообще не требует высшего образования.
Но общественный престиж от этого не страдает, ибо, согласно данным нашего исследования, в глазах большинства молодых сегодня престиж профессии связан не с интеллектуальностью труда или его общественной полезностью, а с уровнем дохода, который приносит работа. И как жизненная ценность интересная работа обнаруживается лишь у мизерной доли молодежи.
Этим нынешние времена радикально отличаются от советского периода, когда общественной атмосфере удавалось задавать иную систему координат: все прекрасно знали, что у работников торговли и сферы услуг реальные доходы выше чем у инженеров или научных работников, и что в дефицитной экономике первые могут себе позволить то, о чем последние не могут и мечтать, и кто-то шел в эти сектора с их теневыми доходами, но большинство - нет. Что ж, формирующая ценностную структуру атмосфера радикально изменилась. Тенденции изменений в представлениях выпускников вузов разных лет выпуска о том, что такое «хорошая работа» представлены в Таблице (50)
Как показывают наблюдения, в сознании адаптированной к сложившимся условиям молодежи нередко весьма искажены и представления о базовых для развитых экономик понятиях. Например, на тезис о том, что отсутствие влияния роста числа аптечных заведений на уровень цен на лекарства говорит о высокой монополизации этого рынка, отсутствии на нем реальной конкуренции, нам. довелось услышать такое решительное возражение молодого востребованного маркетолога: «Да там сумасшедшая конкуренция! Приходится бегать как «савраске» - отслеживать, чтобьгпрефектура не отдала твое место тому, кто больше «занесет»»...
Примечательное отсутствие понимания и интереса у новых поколений россиян к сущностным чертам современных развитых обществ мьь обнаружили, анализируя ответы российских и американских студентов на вопрос о том, что такое «американская мечта»88. Идея изучить этот вопрос была связана с результатами проведенных нами исследований доступности высшего образования в России и поведения выпускников российских вузов на рынке труда, недвусмысленно свидетельствующими о наличии явных имущественных
