Содержание к диссертации
Введение
Глава 1. Формирование самооценки и морально-этических норм воинского сословия Японии к началу периода Эдо 30
1.1. Влияние социально-политических факторов на становление самооценки самурайского сословия 30
1.2. Основные тенденции в развитии культуры Японии в период междоусобных войн и образования централизованного государства (XVI-первая половина XVII вв.) 64
1.3. Кризис идентичности в Японии XVI-XVIIBB 78
Глава 2. Генезис самооценки самурайского сословия в ранний период Эдо 95
2.1 Рождение нового образа героя в идеологии воинского класса Японии в XVII - XVIII вв 95
2.2. Внутренние противоречия морально-этических норм бусидо 114
2.3. «Месть сорока семи вассалов» в самурайской культуре периода Токугава 128
Глава 3. Кризис самурайской культуры во второй половине XVIII первой половине XIX вв 144
3.1. Социально-экономический аспект трансформации самооценки самураев во второй половине периода Эдо 144
3.2. Влияние контактов с европейцами на формирование идентичности японцев XVIII-XIX вв 166
Заключение 176
Библиография 182
- Основные тенденции в развитии культуры Японии в период междоусобных войн и образования централизованного государства (XVI-первая половина XVII вв.)
- Кризис идентичности в Японии XVI-XVIIBB
- Внутренние противоречия морально-этических норм бусидо
- Влияние контактов с европейцами на формирование идентичности японцев XVIII-XIX вв
Введение к работе
Актуальность темы настоящего диссертационного исследования определяется тем, что социальные и этические идеалы периода Эдо, которые господствовали в японском общественном сознании на протяжении второй половины XIX - первой половины XX в. сохранили свое влияние на формирование современной культуры Японии. Именно в период с 1603 по 1868 гг. оформились многие характерные особенности современного менталитета японцев, их национальной и культурной идентичности, произошла кристаллизация этики и эстетики традиционной Японии.
Политика самоизоляции сегунов Токугава стимулировала обращение к культурным традициям собственного прошлого, их осмысление и адаптацию к новому неоконфуцианскому дискурсу. Неотъемлемой чертой данного процесса стало смещение движущих сил интеллектуального творчества в среду самурайства и, позже, через них к сословию горожан. Кардинальная трансформация системы социально-экономических отношений, затронула все сферы духовной жизни Японии, привела к созданию условий для взаимовлияния различных сословных культурных моделей. Таким образом, изучение культуры самураев периода Эдо и морально-этического кодекса, как её основы, позволит лучше понять суть культур огенных процессов токугавской Японии, и выделить черты характерные для культурного развития на современном этапе.
Большой интерес представляет проблема взаимодействия Запада и Востока в культурном пространстве Японии XVII-XIX вв. Частным случаем данной проблемы является выявление связи между основными направлениями развития общественно-политической и религиозно-философской мысли и трансформацией националистической идеологии, как формы самозащиты и саморефлексии японской культуры. В данном контексте особое значение приобретает исследование истории российско-японских отношений в XVIII-XIX вв. Россия воспринималась через призму самосознания и системы ценностей токугавской культуры, которые определили черты образа нашей страны в сознании японцев.
Целью исследования является выявление основных тенденций в трансформации самооценки самурайского сословия в истории Японии изучаемого периода и раскрытие влияния эволюции идеалов самурайства на становление национальной культуры и самосознания японцев.
Для достижения цели исследования, были поставлены следующие задачи:
раскрыть социально-политические, экономические и культурные факторы, оказавшие влияние на содержание и трансформацию категорий и принципов морально-этического кодекса самураев в изучаемый период;
оценить роль внешних и внутренних факторов в процессе культурной идентификации самурайского сословия;
определить степень влияния распространённых в Японии религиозно-философских систем на особенности развития и функционирования элементов культуры и идеологии самурайства периода Токугава;
выявить теоретические концепции и формы практической реализации, в которых нашёл воплощение процесс трансформации социальных и морально-этических идеалов самурайского сословия в условиях продолжительного мира;
дать характеристику внутренних конфликтов и противоречий воинской культуры токугавской Японии;
определить связь самурайской традиции с процессом генезиса культурных и социально-политических институтов японской цивилизации;
Объектом исследования являются этноспецифические паттерны традиционной культуры Японии XVI-XIX вв.
Предметом исследования выступают процессы трансформации комплекса морально-этических идеалов и представлений воинского сословия в культурном дискурсе токугавской Японии.
Хронологические рамки исследования - это период начала XVII - 60-х гг. XIX вв. Выбор нижней границы обусловлен установлением Токугава Иэясу (1543-1616) в 1603 г. правления нового сёгуната и завершением процесса объединения страны. Верхняя граница определяется 1853-1867 гг. Совпадение хронологических рамок исследования и периода Токугава продиктовано самобытным культурным развитием Японии в данную эпоху.
Однако для более глубокого понимания истоков, значения и содержания процессов, протекавших в японском обществе; выявления связей между внешней торговлей, политикой и социогенезом воинского сословия необходимо обращение к содержанию истории Японии второй половины XIV - начала XVII в. Характеристика особенностей идентификационных
Период бакумапу («конец правления сёгуната») - охватывает события в японской истории от прибытия коммодора М. Перри в 1853 г. до завершения войны Босин (27.01.1868 - 18.05.1869) и государственного роялистского переворота Мэйдзи исин (1867-1869).
процессов, их влияния на развитие самооценки самураев и отражение в японской культуре требует обзора монгольского вторжения 1274-1281 гг.
Источниковую базу работы составил широкий круг письменных источников, различных по своему содержанию, информативной ценности, происхождению и форме.
Первую группу источников составляют дидактические произведения, сборники наставлений и документальные материалы, фиксирующие содержание идеалов самурайского морально-этического кодекса, их осмысление в локальных традициях. Источники данной группы условно могут быть разделены на три типа.
К источникам первого типа относятся кодексы кахо («семейные законы») и какун («семейные нормы поведения»). Так часть кодексов, таких как наставления Имагава Рёсюн (1326-1420), Курода Нагамаса (1568-1623) очерчивают обязанности сюзерена. Другая часть, например, кахо Ходзё Соун (1432-1456),4 Като Киёмаса (1562-1611),5 раскрывает обязанности вассалов. Наиболее важным для исследования является «Стостатейные установления Токугава» («Токугава сэйкэн хякка дзё», 161 б)6, предназначенные членам старших ветвей и старшим вассалам дома Токугава. Его изучение помогает проследить преемственность законодательства Токугава по отношению к традиционным «домашним законам».
Ко второму типу мы можем отнести какун, представленные сборниками высказываний выдающихся воинов (кодексы Асакура Сотэки [1477-1555],
Тори Мототада [1539-1600] ) и комментированных цитат из конфуцианского канона (Такэда Нобусигэ [1525-1561]9). Данные источники основываются на архаичной традиции обучения и воспитания буси, и позволяют выявить черты структурной трансформации самосознания самурайства в период Токугава.
Imagawa R., Steenstrup С. The Imagawa Letter: A Muromachi Warrior's Code of Conduct Which Became a Tokugawa Schoolbook. Trans, by C. Steenstrup II Monumenta Nipponica, Vol. 28, No. 3. Tokyo, 1973. P. 295-316.
Kuroda N. Notes of Regulations I Ideals of the Samurai: Writing of Japanese Warriors. Ed. and transl. by William Scott Wilson. Los Angeles, 1982. -P.133-141.
4 Hojo S., Steenstrup C. Hojo Soun's Twenty-One Articles. The Code of Conduct of the Odawara Hojo. Transl. by C. Steenstrup II Monumenta Nipponica, Vol. 29, No. 3 (Autumn). Tokyo, 1974. P. 283-303.
5.Kato K. The Precepts of Kato Kiyomasa. I Ideals of the Samurai: Writing of Japanese Warriors. Los Angeles, 1982. P.127-132.
Филиппов А.В. «Стостатейные установления Токугава» 1616 г. и «Кодекс из 100 статей» 1742 г. / СПб. гос. ун-т.-СПб., 1998.
7 Asakura S. The Recorded words of Asakura Soteki I Ideals of the Samurai: Writing of Japanese Warriors. Los Angeles,
1982. P. 81-88.
8 Tori M. The last statement of Tori Mototada I Ideals of the Samurai: Writing of Japanese Warriors. Los Angeles, 1982.
P. 119-126.
Takeda N. Opinions in Ninety-nine Articles. I Ideals of the Samurai: Writing of Japanese Warriors. Los Angeles, 1982. P. 100-112.
Третий тип источников представлен сочинениями учёных, идеологов бусидо. Первыми сочинениями подобного толка принято считать работы философа школы когаку (классического конфуцианства) Ямага Соко (1622-1685).10 Им была разработана концепция сидо «Пути служилого мужа (самурая)», ставшая отправной точкой развития самурайской этической мысли изучаемого периода. Разработку практической стороны учения сидо продолжил Дайдодзи Юдзан (1639-1730) , ученик Ямага, в 20-х гг. XVII в. Эти сочинения адресованы самураям среднего и низкого ранга.
К этому же типу работ мы относим «Хагакурэ» («Сокрытое в листве», 1710-1716) 1Z Ямамото Цунэтомо (1659-1719). Текст является собранием наставлений, записанных со слов автора. Этика «Хагакурэ» испытывает сильное буддистское влияние, и представляет собой ненаучную интерпретацию этоса самурайства Токугава. Однако многие исследователи склонны преувеличивать его значение для развития традиции.
Источники второй группы представлены работами, связанными с диспутом вокруг оценки событий т.н. «мести 47-ми ронинов из Ако» 1701-1703 гг. Анализ публицистических13 и драматических произведений14 данной группы позволяет выявить основные кризисные тенденции в культуре и самосознании самурайства, особо ярко проявившиеся на фоне культурного и экономического подъёма сословия горожан в XVIII в.
В третью группу объединены хроники и исторические сочинения. Влияния конфуцианской идеологии роль истории в формировании самосознания самураев была необычайно высока. Исторические труды отражают восприятие воинами своего места в обществе и значения институтов сёгуната. На первый план в данных сочинениях вышли вопросы легитимности власти сегуна и законности притязаний клана Токугава на верховенство.
Источники данной группы представлены официальной и частной историографией. Основными темами официальных хроник, таких как «Токугава дзикки» («Подлинные хроники дома Токугава», 1809-1849)15,
Yamaga S. The Way of the Samurai (Shido). I Sources of Japan Tradition. Сотр. De Вагу, Wm. Th., Keen D., Tsunoda R.: Vol. 1. NY, 1958. P. 389; Last Testament in Exile. Yamaga Soko's Haisho Zampitsu. Trans, by S. Uenaka II Monumenta Nipponica: Studies of Japanese Culture. Vol.32, №2. Tokyo, 1977. P. 125-152.
11 Daidoji Y. Budoshoshinshu: the warrior's primer of Daidoji Yuzan. I Transl. by Wm. Scott Wilson.. Santa Clarita, 1984.
Yamamoto T. Hagakure: The Way of the Samurai I Transl. by Takao Mukoh. Tokyo, 1980.
The Debate over the Ako Vendetta I Sources of Japan Tradition. Сотр. De Вагу, С. Gluck, A. Tiedemann: 2n ed: Vol.2. New York, 2006. P. 354-393; The Forty-Seven Samurai: An Eyewitness Account I Sato. H. Legends of the Samurai. - Woodstock, 1995; Motoori N; The Story of the Loyal Samurai of Ako II Monumenta Nipponica: Studies of Japanese Culture. Tokyo, 2003. Vol.58. №4. P. 467-493.
Takeda I., Miyoshi S., Namiki S. Chushingura: The Treasury of Loyal Retainers I Transl. by D. Keen. NY, 1971.
Account of Tokugawa (Tokugawa jikki)/ Sources of Japan Tradition. Сотр. De Вагу, С. Gluck, A. Tiedemann: 2n ed: Vol.2. NY, 2006. P. 19-27.
составленная Хаяси Дзюссай (1768-1841) и Нарусима Мотонао (1778-1862), являлись укрепление авторитета Токугава Иэясу (1543-1616) и основанного им сёгуната. Среди частных исторических сочинений наибольший интерес представляет труды Рай Санъё (1780-1832)16, Кумадзава Бандзан,17 Огю Сорай. Данные источники отражают рост значения императорской власти в сознании самурайства низкого и среднего ранга.
Особую, четвёртую группу источников составляют сочинения и трактаты, освещающие развитие связей токугавской Японии со странами Запада и Азии. Наиболее важными японскими источниками данной группы являются малоизученные в отечественном японоведении трактаты об истории огнестрельного оружия XVI-XVII вв.19, работы Миура Байэн20 и Айдзава Сэйсисай.21 Так же представляют интерес трактаты о странах Запада22 и о России, позволяющие установить объём знаний японцев о внешнем мире, а так же способы их получения и верификации. Однако при работе с данными этих источников необходимо учитывать, что до периода Мэйдзи они были доступны только высшим чиновникам сёгуната.
Также при написании работы использовались различные законодательные акты сёгуната Токугава , свидетельства иностранцев, посещавших Японию в XVI-XIX вв., материалы литературных и драматических произведений.26
Совокупность использованных источников позволяет в полной мере раскрыть и проследить развитие самурайского морально-этического сознания,
Мендрин В.М. История сёгуната в Японии: Нихон гайси: В 2-х тт. - Т. 1. - М.; СПб, 1999. 17 Kumazawa В. Genji Gaiden: The Origins of Kumazawa Banzan's Commentary on the Tale of Genji I Ed. and transl. by I.J. McMillen. Ithaca, 1991.
Ogyu S. Ogyu Sorai's Discourse on Government (Seidan): An Annotated Transl. O.J. Lidin. Wiesbaden, 1999;
The Record of Kunitomo Teppoki. - a Translation I Lidin O.G. Tanegashima: the Arrival of Europe in Japan. Copenhagen, 2002.
Miura B. Samidare-sho. Transl. by L. Hurvitz. II Monumenta Nipponica. Vol. 8: 1-2. Tokyo, 1952. P. 289-396; Продолжение: Monumenta Nipponica. Vol. 9: 1-2. Tokyo, 1953. P. 330-356.
Aizawa S. The New Theses. I Anti-foreignism and Western learning in early-modern Japan: the new theses of 1825. Trans, by B.T. Wakabayashi. Cambridge, 1986. P. 147-280.
22 Arai H. Seiyo Kibun. Annals of the Western Ocean. A translation by S.R. Brown II The Journal of the North-China
Branch of the Royal Asiatic Society. New Series No. II, Shanghai, 1865.
23 0:нуки Рэнтаку, Симура Хироюки. Канкай ибун. «Удивительные сведения об окружающих [Землю] морях» /
Пер., вступ, ст. и коммент. В.Н. Рорегляда. Отв. ред. К.Г.Маранджян. - СПб., 2009.
Laws of Military Households (Buke Shohatto), 1615 / Sources of Japanese History. /Ed. by David Lu. - Vol. I. -NY, 1974. P.201-202; Japanese Feudal Law I Hall J.C. Washington, 1910; The Status System and Social Organization of Satsuma. A Translation of the Shumon Tefuda Aratame Jomoku. I Analyz. and transl. by T. Haraguchi, R.K. Sakai, M. Sakihara, K. Yamada, M. Matsui. Tokyo, 1975.
25 Frois L. (SJ). Historia de Japam I edicao у anotada por J. Wicki. 5 vols. Lisboa, 1976-1984; Kaempfer E. The History of Japan Together with Description of the Kingdom of Siam: 3 Vol. Trans, by J.G. Scheuchzer. Glasgow, 1906.
Matsudaira S. Daimyo Katagi I Transl. by H. Iwasaki. II Monumenta Nipponica: Studies of Japanese Culture. Tokyo, 1983. Vol. 38, JMbl.P.20-48.
составить картину влияния экономических, социальных и политических факторов на изучаемые трансформационные процессы.
Степень изученности проблемы. Первые попытки изучения и описания культуры самураев, как наиболее специфического сословия Японии, как на Западе, так и в России, были предприняты в XIX - начале XX вв. Описательное японоведение способствовало формированию устойчивого стереотипического образа Японии в целом и самурайства в частности в массовом сознании европейского и американского общества.
В отечественной историографии существует сравнительно небольшое число работ, посвященных различным аспектам истории японской культуры. До сих пор объектом изучения становились лишь отдельно взятые черты и особенности самурайской культуры.
Впервые в академическом японоведении проблемы истории и традиций самурайского сословия затронуты в работах Е.Г. Спальвина и Л. Богословского. Особое место занимает перевод и комментарии труда историка Рай Дзё «Нихон гайси» выполненный В.М. Мендриным.
В работах отечественных исследователей 1950-1980-х гг., вследствие влияния идеологической конъюнктуры, господствовал взгляд на самурайскую культуру как феодальную идеологию. Традиции самурайства отождествлялись с идеологией милитаризма и национального шовинизма XIX-XX вв. Данный
9Q ^П
аспект получил подробное освещение в статьях Е.М. Жукова, А.С. Савина, Л. Д. Грише левой.
Проблема генезиса самурайского сословия рассматривалась как частный случай политико-экономического становления японского феодализма в очерках С.С. Ласкова.32
Единственными специальными научными работами, посвященными проблематике истории и культуры самурайского сословия, были монографии А.Б. Спеваковского. Характерной особенностью данных монографий
Спальвин Е.Г. Конфуцианские идеи в этическом учении японского народа / Удар солнца или Гири - чувство чести / Сост. B.C. Пинсахович. - М.; СПб., 1999. - С. 153-186 [первое издание: Владивосток, 1913]; Богословский Л. Статья 5ая: К вопросу о характеристике японцев // Известия Восточного Ин-та. - 1902. - Т.З. -С. 1-92.
28 Мендрин В.М. История сёгуната в Японии: Нихон гайси: в 2-х тт. / Пер. с яп. - М.; СПб., 1999. [первое издание: Владивосток, 1910-1915,1916]
Жуков Е. М. Исторические корни японского милитаризма / Японский милитаризм (Военно-историческое
исследование). - М., 1972. - С. 3-49. 30
Савин А.С. Японский милитаризм в период второй мировой войны, 1939-1945. - М., 1979.
31 Гришелёва Л.Д. Эволюция концепции японского национализма и традиционная культура / «Дух Ямато» в
прошлом и настоящем. - М., 1989.-С. 118-138.
Пасков С.С. Япония в раннее Средневековье: VII-XII века. - М., 1987.
Спеваковский А.Б. Самураи - военное сословие Японии. - М., 1981; его же. Религия синто и воины. - Л., 1987.
является повышенное внимание автора к синтоизму и его влиянию на формирование социальных, политических и культурных институтов традиционной и современной Японии в рамках научной парадигмы эпохи. Труд «Самураи - военное сословие Японии» содержит значительный материал по материальной и повседневной культуре военного сословия Японии, но культура самурайства не рассматривается как особый культурный феномен.
В конце 80-х - 90-е гг. в отечественном востоковедении наблюдается трансформация подхода, связанная с ослаблением идеологического гнёта и переосмыслением «образа Японии».
Основоположниками научного подхода к истории самураев и философии будо стали А.А. Долин34, Н.Г. Горбылёв35 и А.А. Маслов. 36 В работах этих авторов анализируется непосредственно воинская традиция. Самурайская культура рассматривается в качестве явления духовной жизни не только японской, но и всей восточноазиатской цивилизации. Социокультурная роль самурайского сословия рассматривается в монографии «Чайное действо» А.Н. Игнатовича.37
В 2000-е гг. самурайская традиция, как часть национальной культуры Японии, стала предметом социально-философских диссертационных исследований.
Однако степень изученности эпохи Токугава в целом в отечественном востоковедении остаётся недостаточной. В общих чертах историческое развитие Японии данной эпохи рассматривалась в работах А.Л. Гальперина , Л.Н. Кутакова, Н.Ф. Лещенко. Частные вопросы экономического развития
Долин А.А. Культ самурайских воинских искусств в современной Японии. / «Дух Ямато» в прошлом и настоящем. - М., 1989; Путь самурая: (исторический очерк). // Проблемы Дальнего Востока. - 1989, №6. - С. 191-200; Продолжение: 1990, №1. - С. 158-162; №2. - С. 202-214; Долин А.А., Попов Г.В. Кэмпо - традиция воинских искусств. 3-е изд. - М., 1991.
Горбылёв A.M. Синтоистская традиция воинских искусств / Синто - Путь японских богов: В 2т. Т.1. Очерки по истории синто. - СПб., 2002. - С. 601-623; его же. Эволюция представлений о назначении воинских искусств в трактовках смысла иероглифа У / Хидэн. Боевые искусства и рукопашный бой. Научно-методический сборник. - Вып. 1.-М., 2009.-С. 6-11.
Маслов А.А. Энциклопедия восточных боевых искусств: в 2-х т.: Т.2: Войны и мудрецы страны восходящего солнца. - М., 2000; его же. Дзэн самураев. - Ростов н/Д., 2005; его же. Бусидо. Кодекс чести самураев. Изд. 2-е. -Ростов н/Д., 2007.
Игнатович А.Н. Чайное действо: Философские, исторические и эстетические аспекты синкретизма: на примере «чайного действа». -М., 1996.
38 Белова Л.В. Влияние буддизма на культуру воинского сословия средневековой Японии: автореферат дисс. ...
кандидата философских наук: 09.00.11. - У-У., 2000; Богомазова Н.Л. Философско-культурологические
основания института самурайства: автореферат дисс. ... кандидата философских наук : 09.00.13. - Тула, 2006;
Дальбинова Н.Г. Военные традиции в культуре Японии: Культурно-религиоведческий анализ самурайских
традиций: автореферат дисс. ... кандидата философских наук: 09.00.13. -Чита, 2006.
39 Гальперин А.Л. Очерки социально-политической истории Японии в период позднего феодализма. - М., 1963;
его же. Некоторые вопросы объединения и изоляции Японии при первых сегунах Токугава. - М., 1960.
Кутаков Л.Н. Россия и Япония. -М, 1988. 41 Лещенко Н.Ф. Япония в эпоху Токугава. - М., 1999.
периода затронуты в трудах А.В. Филиппова, С.А.Толстогузова и статьях Н.Ф. Лещенко.44
Начало историко-культурологическим исследованиям, как отдельной области в отечественном японоведении, было положено академиком Н.И. Конрадом (1981-1970).45 В работах по истории культуры46 и литературы47 он уделял внимание влиянию военного сословия на развитие Японии.
Эпоха Токугава в контексте становления национальной культуры исследуется в монографии Л.Д. Гришелёвой.48 Отдельные аспекты данной проблемы разрабатывались в работах Т.П. Григорьевой49 и Н.С. Николаевой.50 Характерной чертой исследований японской культуры в отечественном востоковедении второй половины XX в. стало стремление к созданию проблемных работ вне рамок отдельного хронологического периода и акцентирование внимания на одном аспекте историко-культурного развития (литература, художественная традиция, искусство, творчество отдельных авторов).
Невелико число исследований интеллектуальной и религиозно-философской сферы культуры XVII - первой половины XIX вв. История религиозно-философской мысли токугавской Японии, её влияния на формирование культуры страны и её отдельных черт проводится в работах Я.Б. Радуль-Затуловского,51 А.Н. Игнатовича,52 Ю.Д. Михайловой,53 М.Н. Мещерякова,54 А.А. Накорчевского55. Рубежным трудом в развитии этой области знаний отечественного японоведения стала коллективная монография
Филиппов А.В. «Три большие реформы» и процессы эволюции японского общества второй половины эпохи Эдо. СПб., 2003. 43 Толстогузов С.А. Сёгунат в первой половине ХГХв. и реформы Тэмпо. М., 1999.
Лещенко Н. Ф. Из самураев в купцы: история торгового дома Мицуи// История и современность - 2008, №1 -С. 113-132; её же. Из самураев в купцы: история торгового дома Накаи // Указ. изд. - 2008, №2 - С. 72-86; её же. Из самураев в купцы: история торгового дома Коноикэ // Указ. изд. -2009, №1 - С. 45-55.
Конрад Н.И. Восток и Запад. - М., 1966. Избранные труды: История. - М., 1974. 46 Конрад Н.И. Очерки японской литературы. М., 1973.
Конрад Н.И. Очерки истории культуры средневековой Японии VII - XVI вв. - М., 1980.
Гришелёва Л.Д. Формирование японской культуры (конец XVI - начало XX века). - М., 1986. 49 Григорьева Т.П. Японская художественная традиция. - М., 1979.
Николаева Н.С. Художественная культура Японии XVI столетия. - М., 1986. 51 Радуль-Затуловский Я.Б. Конфуцианство и его распространение в Японии. / Отв. ред. Н.И. Конрад. - М., 2010. [первое издание: М.;Л.: Наука, 1947].
Игнатович А.Н. Школа Нитирэн. - М., 2002; Игнатович А.Н., Светлов Г.Е. Лотос и политика: необуддийские движения в общественной жизни Японии. -М., 1989.
53 Михайлова Ю.Д. Мотоори Норинага: жизнь и творчество: из истории общественной мысли Японии XVII в. -
М., 1988.
54 Мещеряков А.Н. Император Мэйдзи и его Япония. - М.: Наталис, 2009; Быть японцем. История, поэтика и
сценография японского тоталитаризма. - М., 2009.
Накорчевский А.А. Синто в эпоху Токугава. / Синто - Путь японских богов: В 2т. Т.1. Очерки по истории синто. - СПб., 2002. - С. 203-260; его же. Синто. - СПб., 2001.
«Буддизм в Японии». Однако в целом данному направлению исследований свойственно повышенное внимание к истории буддизма и синтоизма. Проблема распространения христианства в Японии нашла отражение в
СП со
диссертации и статьях Ким Э.Г. и А.Н. Мещерякова.
Со второй половины 1990-х гг. возникает интерес к таким проблемам, как взаимоотношение социально-правовой традиции и идеологической сферы (А.П. Филиппова ), формирование японской идентичности в новое и новейшее время (СВ. Чугров60, исследования Центра изучения современной Японии61). Обширное исследование о формировании основ японской трудовой этики в период Токугава предпринято Л.Б. Кареловой.62
Анализ имеющейся литературы показывает, что в отечественной историографии достаточно изучен социально-экономический аспект истории токугавской Японии. Но вместе с тем, изучение культурного и политического развития страны в данную эпоху обычно включается в состав более широких конкретно-исторических проблем. Многие существующие сегодня научные стереотипы, трактовки процессов и явлений, результаты исследований требуют переоценки.
Зарубежная историография японской культуры и самурайского сословия более обширна. Интерес к данной теме во многом был вызван изданием в 1900 г. работы И. Нитобэ (1862-1933) «Бусидо: дух Японии».63 Сегодня изучение периода Токугава является одним из основных и наиболее развитых направлений в японистике Европы и США.
Современный этап развития зарубежной японистики начался в конце второй мировой войны. Ряд американских исследователей обратился к изучению особенностей ментальности и национального характера японцев,
Игнатович А.Н., Мещеряков А.Н., Кабанов А. М, Комаровский Г.Е., Фесюн А.Г. и др. Буддизм в Японии. -М., 1993.
Ким Э.Г. Представления о японцах первых европейских миссионеров (На примере трактата Алессандро Валиньяно «Церемониал для миссионеров в Японии: Предупреждения и предостережения по поводу обычаев и катаги (нравов), принятых в Японии»): Автореф. дисс. ... канд. ист. наук. - М., 1998; её же. Недолгое свидание. Христианская миссия в Японии (1549-1614) / А.Н. Мещеряков. Книга японских обыкновений. - М, 1999. - С. 218-233; её же. Первое японское посольство в Европу 1582-1585гг. / История и культура Японии. - М., 2002. -С. 140-149.
Мещеряков А.Н. «Христианское столетие» в Японии: проблема культурного отторжения // Восток. - 1993 - № 5.-С. 46-52.
59 Филиппов А.В. «Стостатейные установления Токугава» 1616 и «Кодекс из 100 статей» 1742г.: Право, общество и идеология Японии первой половины эпохи Эдо. - СПб., 1998.
Чугров СВ. Япония в поисках новой идентичности. - М., 2010.
61 Япония, открытая миру / Рук. проекта Э. В. Молодякова. - М., 2007; Глобальные вызовы - японский ответ /
Рук. проекта Э. В. Молодякова. - М., 2008.
62 Карелова Л.Б. У истоков Японской трудовой этики: история в портретах. / Л.Б. Карелова; Ин-т философии
РАН. - М., 2007; её же. Учение Исиды Байгана о постижении «сердца» и становление рудовой этики в Японии /
Л.Б. Карелова; Ин-т философии РАН. - М., 2007.
63 Nitobe I. Bushido: Samurai Ethic and the Soul of Japan. Mineola, NY, 2004.
влияния традиционной культуры на современную японскую цивилизацию. Успешное послевоенное развитие Японии в 60-е - 70е гг. вновь возродило интерес к проблематике истории японской культуры периода Токугава и в особенности норм, этики и традиций японского самурайства. Для данного периода также характерен отказ от комплексного изучения истории и культуры Японии.
Значительное число работ посвящено изучению социальной и институциональной истории самурайства. К. Фрайдэй65 возводит происхождение воинского класса к элите провинциальных землевладельцев, в то время как Вм. В. Фэррис66 представляет становление самураев как следствие эволюции военной системы VII в. и усиления влияния провинциальной аристократии. Институциональная история военного правительства бакуфу стала предметом изучения Дж. У. Холла67, Д.П. Масса68, X. Болито,69 К. Тотман.70 Общий исторический обзор периода военного правления представлен в коллективной монографии под редакцией М.Б. Джэнсэна. Экономическое развитие в период Эдо исследовалось в работах Т. Смита72, К. Ямамура,73 Г. Вон.74
Изучение воинской традиции эпохи Эдо в трудах зарубежных учёных
тесно сопряжено с проблематикой интеллектуальной, социальной,
экономической и политической истории, проблемой японских
модернизационных процессов. Классификация историографии
интеллектуальной истории периода Токугава была предложена С. X.
Ямасита, который выделил четыре основных направления:
64 Benedict R. The Chrysanthemum and the Sword: Patterns of Japanese Culture. Boston, 1989. [первое издание, 1946]; Delmer M. B. Nationalism in Japan: An Introductory Historical Analysis. Berkley, 1955; Singer K., Stony R. Mirror, Sword and Jewel: A Study of Japanese Characteristics. NY, 1997.
Friday K.F. Hired swords: The Rise of Private Power in Early Japan. Stanford, 1992.
Farris Wm.W. Heavenly Warriors: The Evolution of Japan's Military. Harvard, 1992.
Hall J.W. Government and local power in Japan, 500 to 1700: A study based on Bizen Province Hall. - Princeton, 1974; Hall J.W. Toyoda T. Japan in Muromachi Age. Berkley, 1972.
Court and Bakufu in Japan: Essay in Kamakura History I Ed. by J.P. Mass. - Stanford, 1982; Mass J.P. Antiquity and Anachronism in Japanese History. Stanford, 1996; Yoritomo and the Founding of the First Bakufu: The Origins of Dual Government in Japan. Stanford, 1999.
Bolitho H. Treasures Among Men: Fudai Daimyo in Tokugawa Japan. New Haven, 1974. 70 Totman CD. The Collapse of the Tokugawa Bakufu, 1862-1868. Honolulu, 1980; Early Modern Japan. - Berkeley, 1993.
Jansen M.B. Warrior Rule in Japan. Cambridge, 1995.
Smith Th.C. The agrarian origins of modern Japan. Stanford, 1959.
73 Yamamura K. A Study of Samurai Income and Entrepreneurship Quantities Analyses of Economic & Social Aspects
in Tokugawa and Meiji Japan. Cambridge, 1974.
74 Kwon G. State Formation, Property Relations, & the Development of the Tokugawa Economy (1600-1868). London,
2002.
Yamashita S.H. Reading the New Tokugawa Intellectual Histories. II Journal of Japanese Studies - Vol. 22, №1 (Winter). Seattle, 1996. P.4.
«традиционалистская» школа, школа «модернизации», школа «новых историков» и школа «постмодернистской теории».
Для работ учёных «традиционалистской» школы характерен позитивистский подход к выбору источников, заметно сильное влияние филологии и лингвистики. Представители данного направления стремились отобразить процесс развития японской цивилизации и культуры как линейный, продвигающийся из прошлого к настоящему. Обзор развития школ японского конфуцианства впервые был представлен Р.С. Армстронгом.76
Общую характеристику японской культуры , в контексте политического, экономического, религиозного развития Японии дал Дж. Б. Сэнсом (1883-1965). Этим автором проведено и одно из самых первых масштабных исследований контактов Запада и Японии в XVI-XIX вв.
Ведущим исследователем интеллектуального дискурса эпохи стал
историк и философ У.Т. де Бари. Значительным вкладом де Бари явилось привлечение внимания историков к проблеме генетической связи японского, конфуцианства80 относительно интеллектуальной традиции Китая. Развитие данной школы продолжили М.Е. Такер и П. Носко , рассматривающие концепции японских мыслителей как натурализацию идей уже существовавших в китайской интеллектуальной традиции.
Одними из важнейших работ «модернизационной школы» являются исследования социолога Р. Бэла. Неоконфуцианская религиозно-философская мысль воспринимается им как «гражданская религия» (civil religion) подобная европейскому протестантизму. В его интерпретации социально-политические учения токугавских мыслителей завершили процесс рационализации ценностей японской культуры и выступили интеллектуальной основой модернизации Японии в период Мэйдзи.
Альтернативную характеристику конфуцианству даёт Г. Оомс,84 основоположник школы «новых историков». Он отказывается от обобщающих
Armstrong R.C. Light from the East or Studies in Japanese Confucianism. Toronto, 1914.
Sansom G.B. Japan: A Short Cultural History. - Stanford: Stanford University Press. 1931. A History of Japan: 3 vol. Stanford, 1961-1963.
Sansom G.B. Western World and Japan: a Study in the Interaction of European and Asiatic Cultures. Tokyo, 1985
79 De Barry Th. Wm. Neo-Confucian Orthodoxy and the Learning of the Mind-and-Heart. NY, 1981.
80 De Barry Th. Wm. Some Polarities in Confucian Thought / Confucianism in Action / Ed. by D.S. Nivison, A.F.
Wright. Stanford, 1959. P. 25-50.
Tucker M.E. Moral and Spiritual Cultivation in Japanese Neo-Confucianism: The Life and Thought of Kaibara Ekken, 1630-1740. Albany, 1989.
82 Nosco P. Rethinking Tokugawa Thought. / Rethinking Japan: Social Sciences, Ideology and Thought. London, 2003. PP. 304-312.
Bellah R.N. Tokugawa Religion: The Values of Pre-Industrial Japan. NY: The Free Press, 1957; Imagining Japan: The Japanese Tradition and its Modern Interpretation by Robert N. Bellah. Berkeley, 2003. 84 Ooms H. Tokugawa Ideology: Early Construct, 1580-1680. Princeton, 1985.
схем предыдущих школ и указывает на эклектический характер идеологии сёгуната Токугава. При этом неоконфуцианское учение, используемое бакуфу для построения идеологии, представляло из себя смесь идей китайского неоконфуцианства и синтоистских представлений. Главная особенность работ
представителей данного направления заключалась в анализе
интеллектуального развития эпохи в контексте социальных, экономических и политических изменений. Более глубокую теоретическую разработку эти идеи получили в работах Т. Надзита86 и Г. Харутуняном,87 которые уделяли гораздо большее внимание идеологическому многообразию развития интеллектуальной традиции Японии периода Эдо. В рамках данного направления исследователи тяготели к созданию работ, освещающих развитие культуры и общества токугавской Японии через изучение отдельных проблем88 и тенденций локальной истории.89
Для «постмодернистской» теории характерно повышенное внимание к связи культурных институтов, эстетики и литературы периода Токугава с историческим и интеллектуальным развитием общества. Опираясь на тексты, как основные источники, учёные90 данной школы стремились искать в них скрытые «смыслы», появляющиеся в социокультурном контексте. Влияние культуры самурайства на развитие социального сознания японцев и связь культурного и социального развития средневековой и токугавской Японии92 раскрыты в работах Э. Икэгами.
Большое распространение получил фактически не представленный в отечественной историографии жанр биографических исследований Д.У. Холла,93 Г. Оомса,94 К. Тотмана,95 Б.М. Богард-Бэйли,96 которые позволяют
McMullen J. Rulers or Fathers? A Casuistical Problem in Early Modern Japanese Thought II Past and Present № 116. 1987. P. 56-97; Blomberg C. The Heart of the Warrior: Origins and Religious Background of the Samurai System in Feudal Japan. Kent, 1994. Brownlee J.S. Japanese historians and the national myths, 1600-1945: The Age of the Gods and Emperor Jimmu. Vancouver, 1997. 86 Najita T. Japan: The Intellectual Foundations of Modern Japanese Politics. Chicago, 1980.
Harootunian H.D. Toward restoration: the growth of political consciousness in Tokugawa Japan. Berkley, 1970; Things Seen and Unseen: Discourse and Ideology in Tokugawa Nativism. London, 1988.
88 Yonemoto M. Mapping Early Modern Japan: Space, Place, and Culture in the Tokugawa Period, 1603-1868.
Berkeley, 2003; Screech T. Sex and the floating world: erotic images in Japan, 1700-1820. London, 1999; Howell D.L.
Geographies of Identity in Nineteenth-century Japan. Berkeley, 2005.
89 Berry M.E. The Culture of Civil War in Kyoto. Berkeley, 1994; Roberts R.S. Mercantilism in a Japanese Domain:
The Merchant Origins of Economic Nationalism in 18th-Century Tosa. Cambridge, 2002.
Sakai. N. Voices of the Past: The Status of Language in Eighteenth-Century Japanese Discourse. Ithaca, 1991.
91 Ikegami E. The Taming of the Samurai: Honorific Individualism and the Making of Modern Japan. Cambridge, 1995.
92 Ikegami E. Bonds of Civility: Aesthetic Networks and the Political Origins of Japanese Culture. Cambridge, 2005.
93 Hall J.W. Tanuma Okitsugu, 1719-1788: Forerunner of Modern Japan. Cambridge, 1955.
Ooms H. Charismatic Bureaucrat. A Political Biography of Matsudaira Sadanobu 1758-1829. Chicago, 1975. Totman C. Tokugawa Ieyasu: Shogun: A Biography. San Francisco, 1983. 96; Bodart-Bailey B.M. The Dog Shogun: The Personality and Policies of Tokugawa Tsunayoshi. Honolulu, 2006
раскрыть особенности влияния эпохи на исторического деятеля и его личных особенностей на саму эпоху.
Хотя в западной историографии изучено много разных вопросов данной темы, остались и лакуны, которые могут привлечь внимание исследователя. В нашей работе раскрываются новые аспекты культурной истории самурайства в поздний период его существования.
Научная новизна диссертационного исследования определяется применением новых подходов к изучению истории Японии. Автором впервые построена целостная концепция развития самурайской культуры XVII-XIX вв., как феномена японской цивилизации и осмысления на данном примере проблемы творческого потенциала культуры Японии.
Несмотря на наличие в отечественной историографии работ, затрагивающих различные аспекты проблематики истории Японии XVII-XIX вв., данный период изучен недостаточно. На восприятие явлений и процессов эпохи Токугава значительное влияние оказывают сложившиеся как в японской, так и в западной культуре стереотипы, способствующие возникновению и распространению различных типологических мифов. Особенно ярко идеализация и мифологизация предмета исследования проявляется в трудах, посвященных самурайской воинской традиции.
В настоящей работе сделан особый упор на проблемы социокультурных функций самурайства; изучение взаимосвязи этических идеалов и моральных норм военного сословия с процессом формирования национального самосознания японцев. Автором раскрываются истоки формирования соотношения личностно-индивидуального и коллективного в японской традиционной и современной культуре; даётся характеристика соотношения идеалов воинского сословия и исторической действительности; анализируются проблемы социальной адаптации самурайства в период разложения режима сёгуната; изучается влияние внешнего Другого (цивилизаций Восточной Азии и Запада) на формирование культурной идентичности самурайства и развитие идеологии Эдо бакуфу.
Методологическая основа исследования определяется
многоплановостью избранной проблематики и предмета исследования, целью и задачами диссертации. Работа основывается на принципах научной объективности и системности научного познания, историзма.
Теоретической и методологической базой послужили разработки отечественных и зарубежных учёных в области истории институционального и социально-экономического развития человеческих обществ, социокультурных исследований, сравнительного религиоведения, наук о
культуре, истории философии, этнопсихологии, японоведческих исследований. В интерпретации проблематики генезиса идентичности автор опирался на теоретические работы М. Кастельса, Б. Андерсона, С. Хантингтона, В. Хёсле, К. Ёсино, Т. Дои, Р. Ватанабэ, концепции отраженные в коллективной монографии под редакцией д.ф.н. П.К. Гречко. Использование в исследовании проблемно-исторического, комплексного и междисциплинарного подхода обусловлено необходимостью всестороннего изучения влияния культурного, социального, экономического и политического факторов, как внешних так и внутренних, на трансформационные процессы, протекавшие в Японии XVII-XIX вв.
Практическая значимость работы заключается в том, что результаты исследования могут найти применение в дальнейшем изучении историко-культурного и социального развития Японии периода XVII-XIX вв., в исследовании проблематики отношений Японии со странами Азии и Запада; особенностей идентификационных процессов в традиционной Японии. Ряд аспектов, анализируемых в работе, позволяет использовать основные положения диссертации при написании работ смежной тематики.
Материалы исследования могут быть использованы в подготовке лекционных курсов и практических занятий по истории, религиозно-философскому и культурному развитию Японии. Основные выводы исследования могут быть приняты во внимание при изучении различных аспектов истории Японии XIX-XX столетий и анализе современной, в первую очередь, социокультурной и этнопсихологической проблематики.
Апробация работы. Основное содержание и выводы исследования были отражены автором в статьях, опубликованных в научных изданиях. Представлены и обсуждены в докладах на научных конференциях, провидимых кафедрой всеобщей истории факультета гуманитарных и социальных наук РУДИ в 2006-2011 гг. Также апробация темы проходила в форме лекций, подготовленных диссертантом в рамках курсов по истории и истории культуры Японии на отделении востоковедения и отделении культурологии факультета философии НИУ ВШЭ (2010-2012). Содержание и выводы диссертации были представлены и обсуждены в форме публичной лекции автора в рамках открытого философского семинара Центра современной философии и социальных наук Философского факультета МГУ им. М.В. Ломоносова 23 октября 2011 г. (оппонент к.ф.н. А.В. Чанцев).
Социальное: истоки, структурные профили, современные вызовы. - М., 2009.
Диссертация обсуждалась на кафедре всеобщей истории РУДН, где была рекомендована к защите.
Структура работы. Диссертация состоит из введения, трех глав, заключения, приложения, включающего словарь терминов, встречающихся в работе, списка источников и литературы.
Основные тенденции в развитии культуры Японии в период междоусобных войн и образования централизованного государства (XVI-первая половина XVII вв.)
Высшее положение в политической иерархии занимал оокими ; ;ЗЕ из рода Ямато, при котором административные функции выполнял о:оми }к Е или оімурадзи зЦ.120 Однако, само получение титулов глав родовых групп не гарантировало стабильности пребывания у власти. Начиная с правления государя Инге; І$лШ%Ш (412-453) постепенно возрастало влияние гайсэки ЇІШ. - родственников правителя по материнской линии.121 К VI в. наиболее коротким путём к вершине политического Олимпа стало заключение браков между представителями рода государей и семейства, желающего укрепить влияние в государстве. Окончательно такая форма с оправления закрепилась в период верховенства рода Сога.
Поражение в войнах на Корейском полуострове VII в. подтолкнуло Ямато к реорганизации государственного устройства по образцу китайского государства династии Тан (618-907). Заимствованная конфуцианско-легистская китайская модель централизованного государства, опирающаяся на развитый чиновничий аппарат, при сохранении элементов чифдома превратила дуальную систему в характерно японскую черту института государственной власти. Номинально верховным политическим и религиозным лидером Ямато являлся император. С началом реформ Тайка (645) и создания в 684-757 гг. т.н. рицурё: кокка Щ Щ «государства основанного на законах»122 борьба за титулы превратилась в борьбу за высшие должности в государственном аппарате. в итоге реальная власть оказалась сконцентрирована в руках регента сэссё: ЩШ или канцлера кампаку ИЙ-123 После долгой борьбы к середине IX столетия место канцлера закрепилось за членами семейства Фудзивара Ш Ш, сохранявшего, благодаря статусу гайсэки, полноту власти и влияния даже когда его представители не занимали высшие должности. Поскольку сыновья императоров воспитывались в доме матери старшие родственники по мужской линии (дяди и дед) получали возможность контроля над наследниками престола и, в будущем, правителями.124
В конце XI - XII вв. японская политическая история переживает новый виток эволюционного развития. Пытаясь выйти из-под «опеки» Фудзивара, император Госандзё: (ШН Ж 1068-1073), не связанный кровными узами с регентами, установил новую систему правления инсэй ШМс («правление отрёкшихся императоров»). 125 После рождения наследника император выбирал приемника и отрекался от власти, принимал монашеский постриг и титул дадзё: хо:о: ±ШШ (отрёкшийся император-инок).126 Таким образом, после отречения императоры избавлялись от ритуальных ограничений, связанных с титулом тэнно и обретали относительную независимость от регентов. Фактически хо:о: становился главой императорского рода.
В рамках новой системы власти её дуальный характер претерпел изменения. Передача власти осуществлялась теперь не по материнской, а по отцовской линии. Однако интересы отрёкшихся императоров в провинциях защищала группа ин-но кинсин рс;ЙЁ - особо приближённых вельмож -которая продолжала формироваться на основе матрилинейного родства. Из семи семей кинсин только две не являлись боковыми ветвям клана Фудзивара.127
Данная практика позволила на время ослабить позиции основной ветви Фудзивара сэкканэ ШШШ- Вторым важным следствием стало обретение правящим родом экономической самостоятельности. Вся государственная система периодов Нара и Хэйан основывалась на государственной, т.е. императорской собственности на землю. Но уже в конце VIII в. стали появляться частные землевладения. К X в. на их основе оформился институт частных аристократических и монастырских поместий сё:эн я± И , обладающих налоговым иммунитетом. Администрация инсэй позволила императорам перестать зависеть от распадающейся системы налогов и сборов, которые были мало эффективны даже в период расцвета «государстварицурё:»129 и благосклонности высшей аристократии.
Усиливающееся противостояние аристократических группировок вокруг императора и государей-иноков, а так же значение сё.эн для экономической жизни страны, постепенно превращали самураев - провинциальных воинов и поместных администраторов - в активных участников политического процесса. Сегодня фактически все исследователи сходятся в том, что краеугольными камнями японского феодализма стала реформа армии в VII-VIII вв. и развитие института частной земельной собственности.
Кризис идентичности в Японии XVI-XVIIBB
Кризис идеала воинской традиции, воплощавшего в себе основные ценностные ориентиры самурайской общности, определил второй вектор развития. Официальная идеология раннего периода правления сёгуната Токугава нашла наиболее полное отражение в двух документах, связанных непосредственно с именем Токугава Иэясу. Это были кодекс «Букэ сёхатто» («Законы для военных домов») и свод законов и установлений известный как «Стостатейное установление Токугава». Подобно своду судебных законов «Госэйбай сикимоку», первому и единственному до XVII в. правовому кодексу военного сословия, изданному сёгунатом, установления Токугава преследовали своей целью придание традиции, регулирующей жизнь букэ, статуса публичных отношений.283 Однако по своему содержанию и по своей форме законы Токугава существенно отличались как от свода 1232 г., так и от законов кахо: и какун, распространённых в княжествах периода сэнгоку.
«Букэ сёхатто», впервые изданный в 1615 г. (седьмой день седьмого месяц 20-го года Кэйто:) и просуществовавший в различных редакциях на протяжении до середины Х1Хв., состоит из 13 основных статей. Наряду с предписаниями о поддержании даймё: порядка и законности во вверенных ему землях, «Законы для военных домов» содержат ряд статей морально-этического содержания. Наиболее значимой для нас в контексте проблемы «рождения» образа новых героев самурайской культуры является первая статья кодекса. Она гласит: «В изучении литературы и занятиях воинскими искусствами, включая стрельбу из лука и верховую езду, надлежит прилежно совершенствоваться ... Война это проклятье. Только в крайнем случае, к ней необходимо обращаться. И в мирное время не надо забывать о возможности [появления] беспорядков. Совершенствуй себя и будь готов [к войне]» 284 . Таким образом, бакуфу Токугава утверждало в качестве главенствующей для букэ идеологемы этический идеал искусного воина и образованного человека.
Однако нельзя сказать, что это представление уникально для японской политической и воинской культуры. Идеал гармонии «военного» {бу Ш) и «гражданского [культурного]» (бун ЗС ) начал, является частью общественного сознания Японии начиная с VII в. 285 Первоначально заимствованная из конфуцианской философии антитеза бун-бу ЖШ,(кш. «вэнь-у») и идея гармоничного сочетания двух начал соотносились с представлениями об идеальном правителе, связанными с первыми императорами Ямато286.
Вместе с тем в культуре Японии сложилось два взгляда на данную проблему, связанные с пониманием иерархии «гражданского» и «военного» в государстве и обществе. Типичное представление о соотношении бун и бу, господствовавшее в аристократической среде, и его влиянии на развитие общества отражено в труде «Дзинно: Сё:то:ки» историка Китабатакэ Тикафуса.
После разделения гражданских и военных ведомств сохранялся правильный баланс сил, поскольку военная власть всё ещё находилась в руках кугэ. Упадок императорского правления вызвал воцарение военного сословия. В соответствии с китайской традицией, военный чиновник никогда не мог восприниматься как равный гражданскому. Поэтому чрезмерное возвышение самураев, покушавшихся на полномочия императора и его двора, было источником смуты в стране
Таким образом, мы видим, что аристократическая культура, принявшая конфуцианский этос, понимала гармонию бун-бу как верховенство «культурного» начала, отводя «военному искусству» вспомогательную роль.
Этические представления, господствующие в самурайской культуре до периода Эдо, содержали диаметрально противоположную точку зрения на иерархию «литературы» и «военного искусства». До начала периода Камакура всё, что ассоциировалось с «гражданским» началом: занятия стихосложением, музыкой, философией и живописью вызывало у самураев презрение и неприязнь и ассоциировалось с изнеженной киотоской знатью. Если ценностная система кугэ ставила на первое место начало бун, то для самураев главенствующим было начало бу. Отторжение «культурного начала», вплоть до полного нивелирования его значимости, стало основой идентичности молодого военного класса, позволявшей разграничить служилую и родовую аристократию.
Однако было бы не верным утверждать, что самураям X - XIII вв. образование и культура были совершенно чужды. Происходящая из аристократических семейств верхушка военных домов сохраняла связь с породившей её аристократической средой. Хотя знатные самураи и не имели возможности получать образование, сравнимое с уровнем придворных учебных заведений Киото, традиция изображает их не чуждыми поэзии, музыки и буддистскому учению. Но эти люди были скорее исключением, чем правилом.
Внутренние противоречия морально-этических норм бусидо
Возникновение единого политического пространства после объединения Японии в XVII в. привело к постепенному стиранию привычных границ между личным/внутренним и публичным/внешним. Отношения в самурайском сообществе подразумевали верховенство приватной связи между сюзереном, как высшим политическим и этическим авторитетом, и вассалом. Появление системы бакухан дестабилизировало биполярное социо-культурное пространство буси, создавая оси напряжения между иерархическим упорядочиванием волеизъявления иэ, сёгуната и отдельным самураем.
Не зависимо от целей и мотивов, выступление ронинов против Кира Ёсихиса являлось прямым нарушением воли сёгуна и законов бакуфу. Э. Икэгами полагает, что разрешение сорока семи самураям совершить сэппуку является не уступкой общественному мнению, а посланием всему воинскому сословию. Таки образом сёгунат давал понять, что соблюдение законов и поддержание порядка в новой системе ценностей ставится выше норм уклада жизни средневекового самурая. Самурай должен был помнить, что он всегда является «общественным деятелем».381
Аргументация в пользу приговора к сэппуку (легенда гласит, что её автором является Опо Сорай) заверщается максимой: «Если личным устремлениям придавать большее значения, чем государственным, то в будущем закон и порядок придут в упадок». В новом мире традиционному героизму остаётся место только на уровне индивидуальной морали. Самурай Токугава, сочетающий в себе навыки война и конфуцианскую образованность должен проявлять мужество и агрессивный боевой дух не в ссорах и сражениях, а в исполнении повседневных обязанностей чиновника. Именно это искренне служение новому политическому режиму и является целью человека, живущего в согласии с гири.
Кроме того, сама месть отразила трансформацию трактовки содержания «вассального долга» - ключевого элемента самурайской этики. Традиция утверждает, что среди ронинов Ако: существовало две группировки. Одна, наиболее радикальная, предлагала действовать в духе, выраженном позже в «Хагакурэ», и атаковать Кира как можно скорее. В то время как 0:иси и поддержавшие его самураи настаивали на действиях в ином стиле.
Основное различие в идеологии двух группировок «верных вассалов» крылось в декларируемых целях. Первая видела свой моральный долг в исполнении последней воли своего сюзерена. В то время как сторонники стратеги Ёсио являются носителями новой самурайской идентичности, согласной интеллектуальному дискурсу эпохи Токугава. Для них центром притяжения выступала не фигура формального лидера о-иэ, а интересы военного дома и княжества в целом.
Процесс «обобществления» вассальных связей, отразился в постановки основной цели 0:иси. Нельзя сказать что (в рамках легендарного повествования) месть не воспринималась им как интимный и важный социальный ритуал. Но она позиционировалась как вторичная задача. В то время как приоритет отдавался восстановлению ветви дома Асано в Ако:. Прежде чем выступить против законного решения бакуфу 0:иси Кураносукэ Ёсио попытался добиться поставленной задачи бюрократическими средствами, подав в общей сложности пять петиций.
Даже последнее письмо Ако: роси, разъясняющее истинные цели мстителей содержало просьбу передать Ако: младшему брату Наганори. Время нападения было выбрано только после того, как, спустя год со смерти Наганори, Асано владения старшей ветви клана Асано.3.3 Таким образом, мы видим, что токугавский самурай всё больше и больше ассоциирует себя с конкретным физическим пространством, возникающим вокруг воображаемого сообщества самурайского клана.
Именно неудача в борьбе за возрождение ветви Асано в Ако:, если принять её за основной мотив, побудивший сорок семь самураев напасть на резиденцию Кира, придаёт фигурам ронинов героический флёр. Б. Бодарт-Бэйли, отмечает, что в самом нападении ронинов очень мало героического; от тактики до выбора вооружений. Современники так же критиковали и Асано Наганори и ронинов из Ако за недостаток воинского мастерства.
Вместе с тем, характерной чертой споров вокруг мести ронинов из Ако; в период Эдо стало отсутствие осуждения самого факта применения насилия. Кроме того, противопоставляя мстителей центральному правительству, оставляли без внимания не однократные попытки 0;иси добиться сохранения дома Асано в Ако; через официальные каналы. Критике подвергались причины и мотивы, которыми руководствовались участники нападения, а так же проистекающая из него проблема легитимации акта мести.
Современник событий 1701-1703 гг., Ямамото Цунэтомо, выражал восхищение самим подвигом сорока семи верных вассалов, отдавших жизнь ради защиты чести господина. Однако он порицал тот метод, который избрали Ако: гиси. «... прошло слишком много времени, прежде чем они отомстили. Их замысел мог быть не завершён, если бы Кира, за долгое время ожидания, умер от болезни... Если репутации человека нанесён урон, ему надлежит незамедлительно броситься на врага. Для этого не нужны ни размышления, ни техника. Мужественные люди не думают об исходе сражения».
Влияние контактов с европейцами на формирование идентичности японцев XVIII-XIX вв
Ещё одним доводом в пользу необходимости изучения японцами европейской культуры стал тот факт, что если Япония в условиях самоизоляции фактически не увеличивала знания о Западе, то европейцы собирали и распространяли знания о Японии, её традициях, быте и культуре. Сидотти три года изучал японский язык в Риме, а при нём были обнаружены японо-итальянский словарь и иллюстрированная книга, посвящённая обычаям Японии.452 Однако стоит отметить, что Араи Хакусэки приводя доводы в пользу изучения географии, астрономии, медицины и военного дела, рекомендовал обращаться к европейской культуре соблюдая осторожность: «опасно использовать иностранное для сдерживания иностранцев это подобно тому, как позвать тигра, что бы охотиться на волка».453
Как никогда прежде самурайское сословие во второй половине периода Эдо нуждалась в общей идее, символе способном структурировать внутренне пространство и объединить страну и общество. Таким символом, связанным с историческим прошлым и сокровенной основой культурной «самости» Японии стал император. Фактически все японские мыслители в своих доктринах воплощали «сквозные» идеи японской идентичности: покровительство богов японским островам и непрерывностью императорской династии. Однако наметившийся процесс сближения Японии и Европы в рамках культурной идентификации был подавлен реакцией со стороны синтоизма. Распространение практического европейского знания в рамках школы «голландской науки» (рангаку), сопровождалось появлением тезиса о не «варварской» природе западной культуры.
Не смотря на конструктивный характер культурного развития в период Токугава, мы можем отметить, что процесса трансформации феодального общества в нацию не был завершён. Японская идентичность приобрела национальный характер только в дискурсе цивилизационного диалога между Востоком и Западом. Масштабный цивилизационный кризис периода Момояма и раннего Эдо привёл к девальвации ценностей традиционного китаецентричного мировоззрения. Политика «подражания соседям», являющаяся основным направлением развития культуры Японии делала невозможным трансформацию модели идентичности в рамках конфуцианской цивилизации Восточной Азии. Запад занял место внешнего «другого» через сопоставление, с которым японская культура оказалась способна глубже и лучше познать саму себя и выработать новые формы самоопределения, приобретя действительно национальный характер.
Культура «южных варваров» принесённая португальцами и испанцами в силу своей тесной связи с католицизмом не могла долго просуществовать в Японии. Столкновение с Западом дало японской культуре представление об альтернативных формах бытования этнического и национального самосознания. Основным результатом контактов периода XVI-XVIIB. стала активизация интеллектуальных сил японского общества, направленных на самопознание, во многом продиктованная необходимостью противопоставления Японией собственной «самости» европейской духовной экспансии. Рассматривая круг проблем, связанных с распространением христианства в XVI-XVIIBB. МЫ не можем не отметить, что деятельность ордена иезуитов была первой попыткой интернационализации японского общества.
В период Эдо становление национального сознания оказалось тесно связано с одной стороны с идеализацией древнего периода истории и усилением влияния синтоизма, с одной стороны, и страхом перед Западом - с другой. Если процесс идентификации Японии до XVIB. ВОСХОДИЛ к идее формального тождества японского и китайского цивилизационного полюсов, то в период это процесс культурного и национального самопознания шел через противопоставление Японии как Китаю, так и Западу. Шовинистические настроения и ксенофобия, как на макро так и на микроуровне идентификации привели к тому, что националистические концепции стали неотъемлемой чертой японского самосознания.
К середине Х1Хв., под усилившимся давлением на Японию со стороны европейских государств, кризис идентичности приобрёл такие масштабы, что его преодоление означало уже не просто выбор стратегии дальнейшего развития, а поиск путей сохранении самой нации. Япония встала перед необходимостью дифференцировать себя как от конфуцианского мира Восточной Азии, так и от европейской цивилизационной общности.
Таким образом, развитие Японии второй половины эпохи Эдо можно охарактеризовать тенденцией к занижению самооценки самурайства. В морально-этической сфере намного большее внимание стало уделяться отдельному человеку, его мотивам и его отношениям с социальной общностью. Под действием этих факторов во второй половине XIX в. завершается трансформация бусидо: в мировоззренческое учение. Широкое взаимодействие различных сословий в пространстве города инициировало процесс проявления индивидуалистических черт в японской культуре. И во многом, заложило предпосылки дальнейшего исторического развития страны. Кроме того, созданный самураями этический институт лояльности, истоком которой становится личность, а объектом территориальная политическая общность, полностью смог реализоваться только в имперской идеологии Японии конца XIX - середины ХХвв.
Характерное для традиционной Японии тождество между идентичностью государства и идентичностью правящей элиты способствовало трансформации самосознания общества периода Токугава. С одной стороны, коллективное сознание в самурайской культуре основывалось на противопоставлении культуры Японии относительно европейских религиозных и философских учений. С другой стороны повышенный интерес к техническим и научным достижениям Запада способствовал ослаблению антихристианской компании. Изучение и практическое применение знаний в различных областях «голландской науки» (рангаку), а позже и «западной науки» (ёгаку), параллельно с обращением к истории и традиций Японии, порождало адаптацию новой системы знаний к синтоистской картине мира. В главе также выясняются причины возникновения и распространения в общественном сознании второй половины периода Токугава шовинистических идей.
