Содержание к диссертации
Введение
Часть I. Житие 18
Гл.1. Дом в Костроме.
Гл.2. «Одесса - мой любимый город...».
Гл.3. Венский путь в Иерусалим.
Гл.4. Восточное путешествие (от дипломатии - к науке).
Гл.5. Архипастырь.
Часть II. Научная порфириана 118
Гл.1. На окраинах Византийской империи.
Гл.2. Несущие слово Божие.
Гл.З.Святая Гора.
1. Круг затронутых исторических проблем.
2. Духовное наследие безмолвников.
3. Первый афонский устав.
4. Методика исследовательского анализ, документы и рукописные источники Порфирия.
Гл.4. Церковное живописание.
Часть III. Духовное завещание 237
Гл.1. Московская «ссылка».
Гл.2. Рукописное сокровище.
Гл.3. Мириобиблион (хроника гибели библиотеки Порфирия Успенского).
Заключение 322
Библиография 329
Приложение 1 348
Введение к работе
Исторический путь Византийской империи, как известно, изучался в европейской науке с XV века. Началом на этом долгом пути познания стала деятельность ученых-гуманистов1 и эрудитов2, а в XVIII веке дело «первоначинателей» продолжили «просветители»3. Таким образом, деятельность ученых обусловила все более глубокое проникновение в исследование вопросов византийской истории. Империя ромеев стала рассматриваться в тесной связи с соседними народами, и такой подход позволил более ясно увидеть сколь тесно западная цивилизация была связана с восточной, и какую роль народы Востока сыграли в истории европейской цивилизации4. Несмотря на довольно бурное развитие науки, все эти труды, тем не менее, оставались, по большей части, лишь «собиранием» материалов для изучения истории Восточной Римской Империи. Однако ни в коем случае нельзя видеть в этом недостаток научных штудий того времени или какое-либо отставание. Ведь общеизвестно, что путь любой области знаний расчерчен довольно четко и последовательно: сначала сбор материала, затем его глубокое исследование, а уж потом - анализ и выводы. Поэтому, совершенно разумно и естественно то, что первыми шагами византиноведения стал поиск источников и публикация письменных памятников. Ведь именно эта важнейшая деятельность первых ученых-византинистов заложила основу всей современной византинистики. Исследователи последующих веков получили возможность пойти уже дальше своих предшественников - заняться анализом памятников и теоретическими вопросами византинологии.
Широкое и повсеместное увлечение историей (причем, не только в научных кругах, но и среди широкой общественности) во 2-й половине XVIII - первой половине XIX веков привело к возникновению целого ряда событий, составивших впоследствии базу научной деятельности: появились исторические журналы, развернулись археологические исследования, стали формироваться музеи, организовываться исторические общества и, главное, начали публиковаться своды источников5. Во всем этом позитивном процессе византиноведение приняло самое активное участие: более внимательно и углубленно изучались памятники архитектуры и искусства Константинополя, а также других городов средневекового Востока, расширились исследования законодательных документов. Интерес к Византии усилился еще и тем, что как раз в то же время все шире разворачивалась борьба балканских народов за свою самостоятельность. Лидерами этой борьбы стали греки, стремившиеся к восстановлению своей независимости и возрождению великой национальной культуры, ставшей могучим корнем для всей европейской цивилизации. Естественно, что Византия - политическая и культурная прародительница современной Греции не могла не привлечь к себе пристального внимания. Результатом этого стала публикация в начале XIX века нескольких очень важных работ по истории Византии6. Усиление же колониальной политики европейских держав на Ближнем Востоке тоже не могло не повлиять на интеллектуальную деятельность современников - сразу же увеличился интерес к истории крестовых походов7, что было неразрывно связано с византийской проблематикой.
Общеизвестно, что в России практически все, даже самые развитые науки - молодые по сравнению с европейскими. При всей своей самобытности русская научная традиция не может в этом плане соперничать со старой Европой и претендовать на более раннее развитие научной мысли. Разумеется, почва была подготовлена, но, как совершенно справедливо отмечал Г.В. Вернадский (1887-1973), «только со времени Петра Великого в России создались возможности для развития науки в современном смысле этого слова»8. И действительно лишь в ходе реформ Петра І в России началось усвоение западного научного наследия. Однако, первый государственный реформатор России значительно большую пользу видел в развитии точных наук - математики, физики, химии, естествознания. Лишь в конце XVIII-начале XIX столетия, когда отечественная наука начинает приобретать самостоятельность, в России приступают к серьезному изучению истории - прежде всего восточного христианства, сыгравшего столь значимую роль для нашего государства. Разумеется, ни в коем случае нельзя «сбрасывать со счетов» возникший гораздо раньше интерес к Византии в связи с официальным созданием Московского патриаршества, что вызвало волну обращений к памятникам византийского государственного и церковного права, и, в свою очередь, способствовало распространению греческих книг и их переводов. По свидетельству исследователей, из всего множества греческих рукописей современных отечественных собраний (а это более 2500 манускриптов), большая часть привезена в Россию еще в середине XVII века . Делавшие только «первые шаги» на поприще изучения истории Восточной Римской Империи российские ученые10 основывались на концепциях своих западноевропейских коллег (Ройу, Лебо, Гиббона). Но продолжал расти интерес к внутренней истории Византии, в результате чего появляется ряд работ об отдельных периодах византийской истории11, возникают новые научные центры - в Казани, Харькове, Петербурге, открываются археологические общества . Наиболее широким и полнокровным направлением русского византиноведения становится поиск, перевод и глубокое изучение византийских источников. Исследования Ф. И. Круга13, А. Меньшикова14, С. Дестуниса15 заложили ту основу, на которой их последователи смогли аргументировано выстраивать свои исторические концепции.
В связи с тем, что с середины XIX столетия начали проводиться археологические раскопки на юге России - прежде всего в Херсонесе и Керчи, начали возникать археологические музеи (среди первых были открыты Херсонский, Одесский и Керченский музеи), куда собиратели отдавали свои коллекции древностей. Кстати, надо сказать, что и коллекционирование в России началось фактически лишь с середины XVIII века. В Европе к тому времени собирательство уже стало едва ли не всеобщим увлечением. Чаще собирали монеты: монархи и вельможи считали должным иметь свой «мюнцкабинет». Первым известным русским коллекционером был Петр Великий. Он собирал оружие, редкие монеты, минералы - все, что было интересно. Знаменитая Кунсткамера, которая стала первым российским общедоступным музеем, родилась из личной коллекции русского царя. К XIX веку, благодаря начавшимся археологическим раскопкам в Крыму и возникновению археологических обществ, собирательство стало модным и в России. Петр Григорьевич Демидов (1740-1826) - обер-директор Петербургского коммерческого училища коллекционировал рукописи и церковные древности. Государственный деятель, сенатор член Государственного Совета (1874), директор Императорской публичной библиотеки (1861-1882) и министр народного просвещения граф Иван Давыдович Делянов (1818-1897) так же проводил свой досуг, собирая иконы и памятники христианской археологии. И, конечно, среди знаменитых российских коллекционеров можно нередко встретить деятелей церкви. Так, например, митрополит Киевский и Галицкий Евгений16 был, кроме того, историком, библиографом, археологом и собирателем предметов древности.
Таким, образом, научные исследования, зарождавшиеся в области истории христианства, и начавшая бурно развиваться археология создали идеальные условия для появления такой универсальной персоны как епископ Порфирий Успенский (1804-1885). Эта личность, вошедшая в отряд зачинателей российской византинистики, поистине могучая и масштабная. Священник, получивший сан по призванию, он проделал «путь» от российской провинции до главного города трех мировых религий. Благодаря своему образованию и общей культуре он, являясь приверженцем православия, всегда призывал к веротерпимости, взаимоуважению и мирному сосуществованию всех конфессий. Одним из своих главных предназначений он считал необходимость заинтересовать людей православием. Пастырская деятельность подняла Успенского на высокую ступень церковной иерархии, а должность Главы Первой Русской Духовной Миссии в Иерусалиме обозначила его заметный след в истории русской православной церкви и дипломатии.
Но была у Успенского и иная ипостась, без которой современному человеку трудно представить себе его образ. Другой религией, на алтарь которой Порфирий отдавал свое время и силы, была Наука. Определить область научной специализации ученого крайне трудно - интересы Порфирия Успенского были необычайно широки и разнообраз-ны. Он не заковывал себя в рамки какой-то одной, очень узкой, специализации: «Наскучит мне исследование ересей, принимаюсь за историю. Надоест она, пускаюсь в область богословия. Перестану богословство-вать, начинаю сличать святые тексты древности или заниматься историей изящных искусств»17. Архимандрит Иннокентий (Просвирин) в своем научном сообщении на вечере памяти Порфирия Успенского в Московской Духовной Академии (вечер состоялся 22 февраля 1985 года и был посвящен 100-летию со дня смерти ученого) определил его специальности следующим образом: «...востоковед, археолог, этнограф, текстолог, палеограф, византинист, славист, историк, искусство вед, энциклопедист, источниковед, доктор эллинской словесности и богослов»18.
Таким образом, основной сферой интересов Порфирия Успенского была история восточного христианства. Предметами исследования ученого становились самые различные области: политическая и духовная жизнь восточных патриархатов, формы местной литургии, взаимосвязи Востока и России, изучение материалов по церковной живописи, эпиграфика, история христианского проповедничества, церковное летоисчисление, переводы и толкования Библии. Таким образом, очевидно, что так или иначе все эти темы самым непосредственным образом касаются истории Византийской империи, поскольку православная церковь формировалась и крепла именно в недрах христианского Востока.
Наконец, наибольшую ценность в работе Порфирия Успенского представляют результаты его собирания и скрупулезного исследования документов, которые дают картину бытия и культуры важнейших христианских центров - Афона и Синая. Поскольку хронологический эпицентр древней истории христианства находится в рамках истории Византии, то благодаря деятельности Порфирия было обнаружено огромное количество памятников византийской эпохи. Он коллекционировал все, что могло быть ценным для исторической науки, особенно в области христианской археологии - рукописи и иконы, церковную утварь и книги... Мир узнал Порфирия Успенского, прежде всего, как величайшего собирателя материальных и духовных памятников истории христианства. К величайшему сожалению большая часть порфирьевских коллекций канула в небытие. Но до сих пор слава коллекционера окутывает имя Порфирия Успенского, затмевая, порой, его значение и как ученого, и как религиозного деятеля. Ведь Успенский - это образец русского собирателя: безумно увлеченный, даже одержимый, движимый страстью и всепоглощающей любовью к предмету своих увлечений, небогатый и бескорыстный. Единственная мечта собирателя - в стремлении к тому, чтобы его коллекция оставалась в целостности и приносила пользу всем, кому это интересно. Относившийся с трепетом к самой крохотной частичке истории и умеющий увидеть в этой капле источник информации о древней цивилизации, Успенский создал себе памятник, уничтожить который полностью не смогли ни исторические катаклизмы, ни разрушительная сила человеческих идей и взаимоотношений.
Личность Порфирия оставила яркий след и в общественной жизни России, и в отечественной научной византинистике. Священник, миссионер, церковный иерарх, великолепный ученый, знаменитый коллекционер, прекрасный дипломат... Однако, к сожалению, до сих пор портрет Порфирия Успенского - ученого и человека - остается всего лишь неясным силуэтом. Для этого было и продолжает оставаться много причин. Несмотря на то, что конгломерат интересов Успенского крайне широк, изучение этого феноменального научного наследия, к сожалению, не получило распространения, ибо требует работы специалистов разных направлений. Кроме того, на пути изучения его деятельности существовали и вполне определенные преграды, вызванные конкретными историческими событиями - мировыми войнами, октябрьской революцией 1917 года, а так же идеологическими установками, преобладавшими в эпоху Советского Союза. И хотя работы, знакомящие широкий круг читателей с незаурядной порфирьевской личностью, появлялись, ни одна из них не давала полного и исчерпывающего представления о нем.
Деятельность Порфирия как священника, достигшего вершин церковной иерархии и ставшего Главой Первой Русской Духовной Миссии в Иерусалиме, вызвала довольно большое количество публикаций. Наиболее ценным, безусловно, является 2-х томное издание документов по созданию Духовной Миссии19. Предполагалось, что публикация будет содержать три тома, но по неясным причинам рождение третьего тома не состоялось, поэтому издание осталось двухтомным. Первый том («Официальные документы») представляется более интересным уже хотя бы потому, что здесь собраны в хронологическом порядке официальные документы, связанные, по большей части, с общественной деятельностью архимандрита. Что же касается второго тома («Переписка»), то совершенно ясно: отнюдь не все послания, автором или адресатом которых является Успенский помещены в сборнике, и даже беглый просмотр содержания выявляет отсутствие писем наиболее интересных для познания характерных порфирьевских черт и его неординарных поступков.
Отмечавшееся в 1904 году 100-летие со дня рождения Успенского подарило, российским читателям несколько работ о нем. Наиболее интересный биографический очерк жизни ученого содержит статья А. А. Димитриевского . Почти непредвзятое и, по возможности, мало связанное с официальными взглядами, описание жизни ученого было, несомненно, «свежим веянием» в области российской порфирианы. За 91
метка М. П. Бондырева (лечащего врача ученого) повествует лишь о последних днях епископа. Наконец статья А. П. Лебедева22 основана исключительно на порфирьевской «Книге бытия моего» и является только бесцветным наброском яркой и насыщенной биографии Порфи-рия. Таким образом ни век ХІХ-й, ни начало ХХ-го не сделали ничего существенного для объяснения порфирьевского феномена или анализа его личности.
На протяжении многих десятилетий XX века в России в период коммунистического режима изучение деятельности православного священника, епископа, было просто невозможно. Поэтому лишь недавно стали появляться новые работы, связанные с именем Порфирия. В 2000 году в свет вышла статья митрополита Одесского и Измаильского Агафангела24, в котором биография ученого рассматривается сквозь призму современных церковно-православных воззрений. И, естественно, наибольший интерес автора вызывает именно общественно-религиозная деятельность епископа Порфирия.
Что же касается научной порфирианы - это целый круг глубоких исследований исторических процессов, происходивших на христианском Востоке, а также пристальное изучение возникновения, становления и развития православных реалий. Однако, научную значимость порфирьевских исследований оценила скорее современная ему общественность, сделавшая известным его имя. Ученые же, как ни странно, не взирая на более семи десятков прижизненных публикаций, уделяли крайне мало внимания Порфирию-ученому. Причин тому можно найти несколько. Во-первых, это та самая широта научных интересов ученого, отсутствие у него сосредоточенности на какой-то одной узкой сфере. Его знания во многих областях воспринимались коллегами как поверхностные, а возможно даже непрофессиональные. Во-вторых, священни ческая ряса зачастую заслоняла от их взгляда серьезного ученого. Наконец, нельзя не сказать и о том, что из огромного количества материалов, собранных Порфирием, проанализированных и, в большинстве случаев, практически подготовленных к печати, опубликовано очень мало. Большинство исследований ученого продолжают оставаться в виде рукописей. В своем завещании Порфирий Успенский оставил Императорской Академии Наук капитал в двадцать тысяч рублей с «покорнейшей просьбой» на проценты от этого капитала постепенно печатать его сочинения. Однако, судьба научного наследия Успенского, как и история его Отечества в XX веке, оказалась очень трудной: в Архиве БАН хранится 199 Дел, содержащих огромное количество материалов по самым различным областям знаний, но большая часть этих работ не опубликована и не изучена. Опись порфирьев-ского фонда25 даже не является описью как таковой. Ее функции исполняет книга Полихрония Александровича Сырку26. Этот труд по сей день остается наиболее серьезным и полным изданием, которое делает попытку показать широту и глубину оставленного Порфирием для потомков научного наследия.
Будучи по роду своей общественной и профессиональной деятельности связанным непосредственно с православной церковью, Порфирий, конечно, не мог не интересоваться истоками православия и историей его формирования, становления и расцвета. Поэтому не удивительно, что огромная часть его исследований касается истории Византии. Более того, по мнению некоторых современных ученых «... епископ Порфирий Успенский может быть поставлен в ряду крупных фи гур византинистики прошлого столетия» . Духовные и идеологические изменения в России в конце двадцатого века, всплеск интереса к христианству и возвращение из забвения многих русских историков-византинистов, вернул в науку и имя Успенского. Совсем недавно были опубликованы две новые работы российских ученых, анализирующие отдельные аспекты порфирьевского наследия. В одной из них28 речь идет о письмах ученого, хранящихся в Санкт-Петербургском филиале архива РАН, причем особенно большой интерес для автора работы представляют сведения о рукописях, содержащиеся как в письмах самого архимандрита, так и его корреспондентов. Другая же работа29 посвящена анализу коллекции греческих музыкальных рукописей Пор-фирия Успенского и оценивает лишь одну из «граней» его деятельности: поиск церковных византийских песнопений, а также его попытки изучить богослужебную музыку Греческой церкви XVI-XIX веков. Однако, остальные аспекты научной деятельности Успенского остаются практически неизученными.
Следует отметить, что самое пристальное внимание исследователей привлекало и продолжает привлекать наследие Порфирия-коллек-ционера. Рукописное собрание ученого стало импульсом для наибольшего количества публикаций об Успенском. Однако и эти работы не дают ясного и подробного представления о самом коллекционере, поскольку их авторы не ставили перед собой такую задачу. Ученые либо отмечают огромную научную важность коллекции и концентрируются на ее описании30, либо анализируют конкретные памятники собрания31.
Личность же самого собирателя и история создания коллекции остается за рамками исследований. Как коллекция обрела свой окончательный вид? Как она сохранялась? Какое будущее предрекал ей Успенский? Все эти вопросы оставались без ответов.
Подобные многочисленные «белые пятна» порфирианы показали, сколь необходимо аккумулировать все материалы, так или иначе касающиеся жизни и деятельности Порфирия, сконцентрироваться на многогранном облике этого человека. Человеческая и научная биография Успенского - это огромный, интереснейший, полный самых неожиданных событий и перипетий, роман. Поэтому цель нашей работы -проследить жизненный путь Порфирия Успенского, навсегда поделенный между двумя стихиями - церковью и наукой, попробовать увидеть результат этого разделения. Кроме того, важно попытаться более конкретно определить и проанализировать вклад Успенского в российскую и мировую историографию. Ведь не стоит забывать, что благодаря его исследованиям, и, особенно, рукописному собранию византиноведение ушло далеко вперед. Поэтому совершенно объективно мы вправе назвать деятельность Успенского одним из этапов становления и развития византинологии.
В диссертации впервые предпринимается попытка осветить облик Порфирия Успенского - человека и ученого. Исходя из этого материал диссертации распределяется следующим образом: I часть («Житие») полностью посвящена биографии Порфирия, его деятельности в качестве архипастыря и духовного дипломата, II часть («Научная порфириа-на») представляет исследовательские штудии Порфирия, и, наконец, последняя, III часть («Духовное завещание») знакомит читателя с наследием Успенского-коллекционера, а так же подводит итоги его общественной и научной деятельности.
Источниковедческую базу данной диссертации составляют несколько видов источников:
I. Важнейшим источником для изучения как жизни, так и научной деятельности Успенского стали его собственные труды (причем, как опубликованные , так и неопубликованные).
П. На протяжении ряда лет я изучала архивные собрания, материалы которых связаны с жизнью и научной деятельностью Порфирия Успенского. Так, самым детальным образом было исследовано собрание документов, хранящихся в Санкт-Петербургском филиале архива РАН, в фонде 118, где находятся все документы и бумаги, которые Порфирия собирал всю жизнь и завещал Академии наук. Еще один петербургский архив, содержащий информацию - Российский Государственный Исторический Архив. В фонде Святейшего Синода были обнаружено множество документов, касающихся Успенского. Самый подробный из интересующих нас фондов - об организации и деятельности Первой Русской Духовной Миссии в Иерусалиме. Петербургское собрание документов Миссии - не только крупнейшее, но и, судя по всему, единственное. Направленный мною запрос в Архив Русской Миссии в Иерусалиме не дал никаких результатов: присланный ответ информировал, что тамошний архив не сохранил никаких документов о Порфирии Успенском и о Первой Миссии вообще.
Мною был осуществлен обзор архива Российской Национальной Библиотеки , в котором собрана вся переписка директора Библиотеки А. Ф. Бычкова с самим Порфирием и всевозможными вышестоящими чиновниками по поводу покупки Императорской Публичной библиотекой порфирьевской рукописной коллекции.
Однако, как хорошо известно, поиски архивных источников затруднены иногда не из-за обилия материалов, а благодаря их плохой сохранности или же закрытости от ученых. Плохое состояние российских архивов зачастую препятствует полноценной исследовательской работе. Например, Петербургский Областной Архив, где хранится фонд Петербургской Духовной Академии, несколько лет был закрыт. Последние же годы он открыт лишь частично и фонд Духовной Академии все еще недоступен для исследования. Именно поэтому период порфирьевской учебы в этом учебном заведении остается малоизученным. В процессе работы над диссертацией мною были исследованы архивные фонды Центрального Исторического архива города Москвы, где находятся фонды московских ставропигиальных монастырей и, в том числе, фонд Московского Новоспасского монастыря34. От монастырского архива35 сохранилось всего 15 дел. Если учесть, что история обители насчитывает восемь веков, можно ясно понять, что монастырские документы погибли практически полностью. Все источники, дошедшие до наших дней, датированы девятнадцатым веком, однако от времени, когда там жил Успенский не осталось ничего. Сходная ситуация сложилась и в Центральном Государственном Военно-Историческом Архиве Москвы: все документы 2-го Кадетского Корпуса, где Порфирий начал свою преподавательскую деятельность, утеряны плоть до 60-х годов 19 века.
Особое внимание при работе над диссертацией я уделила Киевскому Историческому архиву. Ведь здесь Порфирий провел пятнадцать лет, и это были его самые активные годы. Однако и в Украинском историческом Архиве города Киева, где меня, прежде всего, интересовал фонд Киевского Свято-Михайловского монастыря , тоже сохранилось очень мало документов о деятельности Порфирия. Обнаружилось несколько папок с планам построек и перестроек монастыря, на некоторых значилась подпись Успенского. Из дел же, касающихся лично его, по описи обнаружилось только два. «Дело о назначении настоятелем монастыря Епископа Чигиринского», являвшееся, вероятно, копией до-кументов, хранящихся в РГИА в фонде Синода , утеряно. Вообще, судя по описям всего фонда Свято-Михайловского монастыря, 90% дел «выбыло» , то есть утеряно или же уничтожено. Еще одно Дело - «О назначении Преосвященного Порфирия Епископа Чигиринского членом Синодальной Конторы от 2 января 1878 года» . Но увидеть его также оказалось невозможно, поскольку еще во время Отечественной Войны 1941-45 годов, вместе с тысячами других исторических документов для «лучшей сохранности» эта папка была засыпана дустом - сильнейшим ядом, и ныне практически не подлежит восстановлению.
Совсем иную картину представила Одесса и Одесский Областной Архив, в котором мне довелось работать в поисках материалов о жизни и деятельности Успенского. Документы здесь сохранены практически в идеальном порядке и в очень хорошем состоянии. Фонды Одесского Успенского монастыря40, Одесского Общества Истории и Древностей41, Фонд Одесского Ришильевского Лицея прекрасно сохранились и дали большое количество материалов о жизни и деятельности Порфирия в Одессе.
III. Рукописная коллекция Успенского - это тоже важнейший источник для моей работы. Ведь собрание манускриптов - «живой» материал для анализа уровня образованности Порфирия, степени его компетентности как в исторических, так и в палеографических вопросах. Коллекция великолепно характеризует научные интересы Успенского, являясь замечательным источником исследования как собирательской, так и переводческой деятельности ученого.
IV. Наконец, последним видом источников стали научные труды о Порфирии Успенском, которые уже не раз были названы выше.
В результате получилось так, что в настоящей диссертационной работе оказались собранными документы из всех ныне известных архивов, имеющих прямое или косвенное отношение к личности Порфирия Успенского. Как представляется, до сих пор ни в одном исследовании, посвященном ему, не был представлен и проанализирован комплекс необходимых материалов с подобной полнотой. И уже одно это дает основания надеяться, что предлагаемая работа может рассматриваться как определенный этап в изучении жизни и научной деятельности Порфирия Успенского. Благодаря же этому, процесс становления и первоначального развития отечественного византиноведения станет гораздо яснее. Различные аспекты истории Византии, неразрывно связанные с эпохой расцвета и укрепления православия, предстанут перед нами более зримыми и в частностях, и в целом, поскольку именно с деятельностью Порфирия Успенского эти проблемы связаны самым тесным образом.
Дом в Костроме
Константин Успенский, таково было мирское имя архиепископа Порфирия, родился 8 сентября 1804 года в провинциальном русском городке Костроме. Его отец, Александр Матвеевич Успенский (1772-1827) был соборным псаломщиком Успенского собора, построенного еще в XVI-XVII вв.), и являвшегося Кафедральным собором Костромы. За год до рождения сына Александр Матвеевич купил в Костроме дом с небольшим участком земли за 300 рублей ассигнациями у некоего мещанина Курбатова. Трое детей (старшая Люба, родившаяся в 1802 году, средний Костя и младшая Серафима) росли в этом доме. «Я провел золотые годы юношества в светелке родительского дома, украшенной изображениями милоликого Иосифа, безобразного Эзопа, сладкоглаго-ливого Иоанна Дамаскина и святых мест Иерусалима»1 - писал Успенский, вспоминая свое детство. Возможно, именно оттуда, из дома отца и матери, от тех самых картинок с иерусалимскими видами и тянулась любовь Успенского к Востоку, который он считал своей второй родиной. Хранительницей семейных традиций была мама - Дарья Степановна (1776-1865). Порфирий называл ее «своим первым кормчим»: мать была в высшей степени религиозной женщиной, внушившей и сыну глубочайшее богопочитание. Поскольку отец служил в Костромском соборе, то Костя проводил там много времени. «Отец мой, когда я был еще отроком, водил меня в Успенский собор, и тут я, стоя в уголку алтаря, слыхал, как маленькие певчие перед входом в церковь пели...»2. И это оказались для Кости первые шаги на пути к своему будущему. Не удивительно, что ставший его вторым домом Успенский собор поражал воображение: здесь был огромный иконостас с бесценными иконами, украшенный позолоченной резьбой, чудные фрески XVIII в., церковная утварь, а также главная святыня Костромского края - чудотворная икона Божией Матери «Феодоровской». Кем еще мог стать мальчик в такой семье? Окруженный религиозным культом, воспитанный в абсолютно религиозных традициях, он уже в детстве любил наряжать своих сестер дьяконами и служил с ними обедню3.
В предместье Костромы в селе Запрудня находилась семинария с училищем для самых маленьких, куда и определили учиться девятилетнего Костю в 1813 году. Тогда-то, выросший в уюте и ласке родительского дома, мальчик прошел свое первое жизненное испытание: соученики «посвятили» новичка в «звание ученика», и процедура эта была по-детски жестока: каждый однокашник ударял Костю локтем по спине и кулаком по голове4... Через много десятилетий, достигнув высот в церковной иерархии, получив признание в научном мире, Успенский, судя по его дневникам, так и не забыл своего первого столкновения с миром за стенами отеческого дома.
Потекли годы учебы. Замечательный голос, обнаружившийся у мальчика, дал ему возможность петь в семинарском хоре, а когда Костя стал старше, то даже управлял двумя хорами. В Костромской духовной семинарии, где он учился с 1818 по 1824 года, его любимыми дисциплинами были история, философия и греческий язык. А вот латинский, как ни странно, будущий богослов недолюбливал. Знание греческого очень пригодилось молодому человеку: после окончания семинарии Константин преподавал этот язык в низшем отделении Макарьевского духовного училища5. В 1826 году Успенский поступил в Петербургскую Духовную Академию, а 18 сентября 1829 года - закончил ее6. За несколько дней до этого он принял постриг с именем Порфирия. «Я охотно омонашился, -пишет он, - на двадцать пятом году моего возраста в неприкосновенной чистоте девственной»7. 20 сентября того же года Порфирия рукоположили в иеродиаконы, а спустя еще пять дней - в иеромонахи. Так сбылась мечта ребенка, которому больше не нужно было одевать сестер священнослужителями, а он сам вырос и отныне вел богослужения на «законных» основаниях. Константин принял сан будучи холостым, лишив тем самым себя возможности иметь собственную семью и продлить род Успенских. Казалось бы, мать и сестры должны были стать для него еще ближе. Но этого не случилось, ибо его духовная жизнь, его увлечения и интересы слишком далеко ушли от интересов его провинциальных родственников. Внешне он был почтительным сыном и заботливым братом, но как редки его контакты с близкими! За всю жизнь с того момента, как Успенский уехал в Петербург получать высшее образование, лишь дважды он приезжал домой и только раз виделся с матерью. А ведь Дарья Степановна прожила долгую жизнь, скончавшись в возрасте 89 лет. Только два возвращения в город своего детства...
На окраинах Византийской империи
Итак, в 1829 году иеромонах Порфирий начинал самостоятельную жизнь, а первые шаги, как известно, всегда самые сложные. Это начало пути, идя по которому молодой священник мог оказаться где угодно - на патриаршей кафедре или в богом забытом сибирском приходе... Его образование не отличалось особой глубиной. Недаром Н. П. Кондаков писал, что «по причине небрежной исторической подготовки и убогого семинарского обучения наукам...» на пути Успенского-ученого оказывалось много трудностей. Следует помнить, что Успенский с самого детства был окружен религиозными догмами, церковными обрядами и всевозможными предрассудками. Вряд ли любительница религиозных паломничеств и набожная провинциалка, какой была его матушка, могла развить в сыне способность к самостоятельному творческому мышлению. Костромская семинария же лишь усугубила дело. А кого готовила Духовная Академия? В основном ее воспитанники уезжали на периферию, в провинциальные города, уездные селения, где глубокие познания были ни к чему. Соблюдение догм, верное проведение обрядов и умение содержать приход - вот все, что требовалось от священника. Ориентируясь на эти практические навыки, будущие священники и получали соответствующее образование.
Таким образом, выпускник Петербургской Духовной Академии, только-только облачившийся в рясу священника, нагруженный лишь нелегким багажом схоластических академических знаний, смешанных с родительским религиозно-догматическим воспитанием, вышел в «большую жизнь». Иеромонах Порфирий покинул alma mater со степенью старшего кандидата, что давало ему право через год работы в должности учителя и после академических экзаменов получить степень магистра.
Успенский начал свою трудовую деятельность. Его определили во 2-й кадетский корпус учителем Закона Божьего, а так же Благочинным28 Александро-Невской церкви при этом учебном заведении. Год службы пролетел быстро и, возможно, жизнь молодого преподавателя не сильно изменилась: одно закрытое учреждение с суровым режимом сменилось другим. Лишь немного поменялась субординация, поскольку студент Константин Успенский превратится в законоучителя о. Порфирия. Проработав год и сдав необходимые экзамены, Успенский получает степень Магистра богословия и остается служить в кадетском корпусе. Наконец в 1831 году определяется новое место службы молодого священника. Как гласит его послужной список, о. Порфи-рий «уволен из Кадетского Корпуса, где исполнял свою должность с особой ревностью и усердием при совершенно соответственном его званию образе жизни»29.
Сентябрь - начало нового учебного года, и Порфирий Успенский ожидает его уже вдали от промозглого ветреного Петербурга - на юге России, в Одессе... Послужной список Успенского сообщает, что в сентябре 1831 года «С соизволения Его Высокопреосвященства митропо-лита Серафима определен министром народного просвещения учителем Закона Божьего в Одесский Ришельевский лицей». Почему именно туда? Скорее всего, Лицею срочно требовался учитель Закона Божьего. Только вот заманить деятелей церкви на далекую российскую окраину было непросто. Мало кому хотелось уезжать из столицы, чтобы оказаться в маленьком южном городке. Почему выбор пал именно на иеромонаха Порфирия не комментируют ни архивы, ни его биографические записи.
Как бы то ни было, но Успенский начал свое служение как священник и преподаватель в Ришельевском Лицее. Что это было за учебное заведение?
Арман-Эммануэль Дюплесси, герцог Ришелье (1766 - 1822), чья семья издавна принадлежала к аристократическим кругам Франции, » 1789 году оказался в непростой ситуации: сложные политические изменения в его отечестве вынудили аристократов бежать из страны. Ришелье покинул родину и эмигрировал в Россию. Вступив в армию, он участвовал в русско-турецкой войне (1790 г.). А в 1803 году император Александр I назначил Ришелье генерал-губернатором города Одессы и Новороссийского края. Будучи не только гуманным человеком, но и высоко образованным, он невероятно много сделал для благоустройства города. Новый губернатор не мог не обратить внимание на такую важную область деятельности, как образование жителей, а потому, вскоре по прибытии в Одессу, он взял под личное покровительство частный пансион своего соотечественника Вольсея. Уже с 1805 года пансион начал именоваться Благородным Воспитательным Институтом, и в этом статусе он просуществовал до 1817 года. Как известно, правительство Александра I (1801-1821) не экономило на просвещении. Именно в период его царствования было основано Библейское общество (1813 год), на денежные средства для которого государь не скупился; тогда же от-крылась Императорская Публичная Библиотека (1814 год); с 1819 года начинают действовать публичные курсы при Санкт-Петербургском педагогическом институте (ставшие, в итоге, базой для будущего Петербургского университета). В следующем, 1820 году, было преобразовано инженерное училище и основано артиллерийское. На той же волне государственной заботы о просвещении в Одессе императорским указом был учрежден Ришельевский Лицей - именно так стал именоваться Благородный Воспитательный Институт, заботу о котором более десяти лет осуществлял одесский генерал-губернатор. «Сверхзадачу» нового лицея определили как «воспитание благородного юношества для гражданской службы по всем частям, требующим высшего образования...»31.
Московская «ссылка».
Привычный жизненный уклад Порфирия начинал меняться. Его ждали новые обязанности, новые знакомства, ему предстояло привыкать к другому образу жизни. Всякий ли захотел бы таких радикальных изменений, когда уже не за горами сорокалетие? Но для Успенского, с его подвижностью и стремительностью это было необходимо. Казалось бы, уже достигнуты немалые для его возраста вершины, успехом завершилось дело, на которое было потрачена уйма сил, энергии и стараний - создана духовная семинария в Одессе... Другой был бы невероятно доволен и остался бы в ректорской должности на долгие годы... Другой, но не Порфирий Успенский. Он по-прежнему пребывал в поиске - дел, познаний, новых впечатлений. Это было хорошо известно его друзьям, и они старались в силу своих возможностей помогать Порфирию. Его ближайший одесский товарищ А.С.Стурудза фактически инициировал новое назначение Успенского. Подтверждением тому служит письмо, полученное Порфирием 31 октября 1840 года от директора Канцелярии Обер-прокурора К. П. Сербиновича140: «Высокопреподобие Отец-Архимандрит Милостивый Государь Г.Тайный Советник А. С. Стурудза уведомил Г.Обер-Прокурора Святейшего Синода между прочим о расстроенном состоянии Вашего здоровья, изъяснил и мнение свое, что к поддержанию оного желательно было бы определить Вас, Милостивый государь, на открывшуюся после смерти Протоирея Меглицкого вакансию при Венской Миссии.
Вследствие сего Граф Николай Александрович141 поручил мне сообщить Вашему Высокопревосходительству, что он не находит препятствий к назначению Вас на упомянутую вакансию, желая и со своей стороны содействовать поправлению Вашего здоровья и исполнению предположений Ваших быть полезным Церкви и Отечеству в таковой новой должности. Посему ежели Вы намерены просить об определении Вас к Венской Миссии, Вам остается лишь письменно о том обратиться к Его Сиятельству.
В совершенном почтении и преданности имею честь быть Вашего Высокопреподобия Милостивого Государя покорный слуга
Успенский словно ждал этого. Можно с уверенностью утверждать: Стурудза предложил кандидатуру Успенского если не с подачи самого Порфирия, то уж, разумеется, с его ведома и согласия. Судя по всему, задыхаясь в одесской рутине, Успенский страстно жаждал изменений, и был готов во чтобы то ни стало добиться своего! Его, практически мгновенное, ответное послание Обер-Прокурору, датированное следующим же днем - 1 ноября 1840 года143 подтверждает такое предположение:
«Ваше Сиятельство! Состояние моего здоровья, расстроенного непрерывными учебными занятиями в течении десяти лет, заставило меня просить высшее Начальство об увольнении меня от должности Профессора Богословия в Херсонской семинарии на два года, с оставлением за мной одной должности Ректора. Вследствие сего прошения, по предложению Вашего Сиятельства Святейший Синод определил своим решением 31 дня минувшего июля постановил уволить меня от профессорской должности. Пользуясь его высокой милостью, я однако чувствую, что при многосторонней и трудной обязанности ректора Семинарии едва ли возможно совершенное восстановление слабых сил моих. Это чувство побуждает меня оставить на время и Ректорскую должности и искать другой службы, которая бы удовлетворила мою жажду к познаниям и особенно моему желанию служить Церкви и отечеству до последней минуты жизни, соразмеривалась бы и с моими физическими силами. Такую службу я мог бы нести при какой-либо Миссии в Европе. А так как при Миссии Венской по смерти протоирея Меглицкого открылась вакансия, то я осмеливаюсь покорнейше просить Ваше Сиятельство употребить Ваше милостивое ходатайство об определении меня на упомянутую вакансию для поправления моего расстроенного здоровья, и, если это определение возможно, увольте меня от должности ректора Херсонской Семинарии...
Дальнейшая судьба Порфирия решилась за какие-то пару недель. Его письмо к руководителю церковного ведомства стало завязкой официального канцелярского Дела, хранящегося ныне в Российском Государственном Архиве. Оно носит длинное и исчерпывающее название «По письму Ректора Херсонской Семинарии Архимандрита Порфирия о содействии к определению его к Миссии нашей в Вене»144. Уже 15 ноября на свет родился императорский Указ о новом назначении Порфирия Успенского145. 19-го же числа того же месяца Правительствующий Синод отдал необходимые указания. Дальнейшие действия чиновников подробнейшим образом расписаны на очень плотной серой бумаге, словно символизирующей суровый аскетизм церкви:
