Содержание к диссертации
Введение
Глава I. Личные и социальные мотивы в хронике Фомы Сплитского 28
Глава II. События венгерской истории в трактовке Фомы 52
Глава III. Политические и этнические контакты далматинских городов с хорватскими землями (позиция хрониста и историческая реальность) 80
Глава ІV. Взгляды Фомы Сплитского и его современников на характер взаимоотношений между далматинскими городами 115
Глава V. Представления -о ранней истории Далмации в ХШ веке. Античные и раннесредневековые источники хроники 138
ЗАКЛЮЧЕНИЕ 175
ИСТОЧНИКИ И ЛИТЕРАТУРА 178
СПИСОК СОКРАЩЕНИЙ
- Личные и социальные мотивы в хронике Фомы Сплитского
- События венгерской истории в трактовке Фомы
- Политические и этнические контакты далматинских городов с хорватскими землями (позиция хрониста и историческая реальность)
Введение к работе
а) Постановка проблемы
История Далмации ХП-ХШ вв. протекала под знаком так называемого коммунального движения, направленного на юридическое, социальное, политико-административное обособление адриатических городов в рамках хорватских земель, входивших в состав королевства Венгрии. Происходившие в этих городах социальные и политические преобразования вели к переосмыслению горожанами своей истории и определяли особенности восприятия действительности. Поэтому предварительное рассмотрение вопроса о преобразованиях в системе городского управления имеет принципиальное значение для постановки проблемы, определения цели и задач предлагаемого исследования.
Автономное по существу положение далматинских городов в составе византийской провинции в Х-ХІ вв., а также социально-экономические процессы в самих городах, направленные на выделение в городской среде слоя городских нобилей - патрициата, обусловили появление в-XI в. в Задаре, Сплите, Трогире и Дубровнике специфической формы городского управления - института городских приоров. Приоры являлись представителями городского патрициата, они избирались на общегородском собрании, объединяющем взрослое мужское население города, и обладали высшей исполнительной властью. Постепенное превращение должности приоров в наследственную и появление приорских династий не означало, однако, подчинения приорами городов своей власти, так как приоры не могли самостоятельно решать наиболее важные городские проблемы; на их одобрение требовалась санкция городского собрания.
На этом этапе становления системы городского самоуправления происходило и формирование института городских трибунов, которые исполняли прежде всего военные функции, являясь предводителями городских военных отрядов. Трибуны, как и приоры, представляли слои городской аристократии и стремились к превращению своих должностей в наследственные.
В начале ХП в. с переходом Хорватии и Верхней Далмации под власть венгерского короля произошли существенные изменения в системе управления далматинских городов, направленные на ограничение полномочий нобилитета и подчинение городов королевским людям. Характер взаимоотношений городов с центральной венгерской властью определялся их соглашениями с королем Кальманом, так называемыми "дипломами трогирского типа", поскольку сохранился лишь текст договора Кальмана с Трогиром от 1107 г. (см. CD, II, р.16-17). Согласно пунктам этого договора, Трогиру гарантировались определенные привилегии - город освобождался от уплаты налогов, за горожанами закреплялось право пользоваться "исстари установленными законами", они могли отказать любому чужестранцу, в том числе и венгру, в проживании на территории города и т.д. В договоре предусматривались также условия распределения основной статьи городских доходов - прибыли от взимания торговой пошлины с иноземцев: десятину получал трогирский епископ, половина оставшейся суммы полагалась королю, а третья часть городскому главе - "князю", или комиту ( comes). Наиболее важным с точки зрения дальнейшей судьбы городского самоуправления оказывался второй пункт трогирского диплома, в котором король обязывался утверждать кандидатуры князя и епископа, которых будет избирать "клир и народ". Новый порядок выбора высшей городской магистратуры и церковного главы ущемлял городскую свободу, поскольку давал возможность королю влиять на поставление городского правителя и иерарха. Показательно в связи с этим отсутствие данных о поставлений или подтверждении приоров византийскими властями.
По источникам прослеживается процесс вытеснения приоров из системы городского управления. Место городского главы - коалита начинают занимать венгерские вассалы. В Задаре, например, уже в начале ХП в. правил комит Хугрин, а затем - бан Кледин ( banus regalis ). Претенденты на епископские кафедры Далмации также прибывают из Венгрии. Так, в Сплите при содействии Кальмана место архиепископа занял венгерский священник Манассия. Подобным образом и Венеция, подчинившая в III7 г. своей власти Задар, а затем - о.Раб, также направляла туда комитов и архиепископов из числа своих нобилей, несмотря на обещание венецианского дожа предоставить право "клиру и народу" избирать по своему усмотрению комита и епископа (CD, II,р.393)»
Вместе с тем общее административно-политическое и социальное развитие далматинских городов продолжало определяться коммунальными тенденциями. Процесс создания органов коммунального самоуправления проходил одновременно с дальнейшим оформлением сословия городского патрициата и определялся уровнем его конституи-рования. В конце ХП и на протяжении ХШ в, складываются органы, составившие основу коммунальной системы самоуправления - городская курия, объединившая в себе судебную и исполнительную власть и состоявшая из представителей городской верхушки - судей и советников и Большой патрицианский совет - законодательный орган коммуны. Далматинская коммуна вырабатывает и свои формы верховного управления городами. В конце ХП в. Венгрия, занятая внутренними усобицами, очевидно, теряет интерес к далматинским городам, находящимся на государственной периферии, и в это время во главе городов появляются консулы, выдвигавшиеся из горожан.
Вскоре консулы исчезают, а в городах начинают закрепляться князья из числа крупных и влиятельных хорватских феодалов. Причину такого поворота следует искать, очевидно, во внешнеполитических условиях существования далматинских городов ХШ в. Венгерская власть, включив в начале ХП в. земли Далматинской Хорватии в свою политическую систему, признала вместе с тем право хорватской знати на принадлежавшие ей территории. К ХШ в. выделилось несколько феодальных родов, которые боролись между собой за главенствующее положение в Далматинской Хорватии. Эта борьба сопровождалась вооруженными конфликтами и территориальными завоеваниями. Феодалы стремились подчинить своей власти и далматинские города. Но поскольку их автономное положение было признано центральной венгерской властью, оставался единственный путь закрепления в городах, уже опробованный Венгрией - путь получения места градоначальника. Венгрия не препятствовала своим хорватским вассалам в их стремлениях.
В условиях феодальных междоусобиц и постоянной опасности разграбления города сами были заинтересованы в передаче власти суверену, который мог бы защитить их. Вследствие этого избрание далматинскими коммунами своим правителем того или иного феодала всякий раз отражало конкретное соотношение сил в Далматинской Хорватии. Хорватские князья, однако, не принимали непосредственного участия в управлении, в лучшем случае оставляли военный отряд для обороны города и наведывались туда лишь за причитавшейся им частью коммунального дохода.
К середине ХШ в. усложнилась социальная структура городов, обострились сословные противоречия, усилилась борьба патрицианских семей за влияние в системе городского управления. В таких условиях отсутствие сильной координирующей власти приводило к расшатыванию коммунальной системы, к появлению в городах политических группировок, возглавляемых представителями враждующих патрицианских родов и выдвигающих (иногда в вооруженной борьбе) различные кандидатуры на место князя.
Таким образом при возникшей анархии в городе и в системе городского управления потребовалось учреждение института, кото-рык мог бы стабилизировать городской организм. Таким институтом оказался подестат, перенятый далматинскими городами у североитальянских коммун.
Подеста - избираемый градоначальник - выбирался городским патрициатом. В отличие от князя он имел фиксированный срок полномочий (как правило годичный), был наделен некоторой судебной и исполнительной властью и командовал городским ополчением. Введение этого института предусматривало офоргдление писаного права, определяющего как полномочия коммунальных органов и служб и права членов коммуны, так и взаимоотношения между подестой и коммуной. С введением подестата и оформлением коммунальных законов представители патрициата не могли более претендовать на главенство в системе городского управления, но весь патрициат получал законодательно оформленную монополию на власть в коммуне, осуществлявшуюся через курию и Большой совет. Кандидатуры на должность подесты отбирались обычно из нобилитета итальянских городов, что способствовало привнесению и закреплению в далматинских городах правовых норм развитых итальянских коммун.
Руководствуясь городским правом на территории города и принадлежавшей ему пригородной земле, города становились вне феодальной юрисдикции и вне власти феодальных сеньоров. Тем самым города противопоставляли себя не только хорватской феодальной верхушке (поскольку на должность князя претендовали лица из числа высшей хорватской знати), но и центральной королевской венгерской власти, поддерживавшей хорватских феодалов. Положение усугублялось еще тем, что на должность подесты избирался иноземец, как правило итальянец. Вследствие этого социальное движение, направленное на введение в городе института подесты, кодификацию коммунального права и ориентированное на городской патрициат, оказывалось по сути антивенгерским, принимало политический характер и вызывало со стороны Венгрии недовольство, препятствовавшее его развитию. Поэтому приверженцы нового порядка вынуждены были ориентироваться на иные внешнеполитические силы, враждебные Венгрии, а именно на Венецию и папство.
Показательно, что в Задаре, находившемся под венецианским суверенитетом, сторонники укрепления коммунального режима находили поддержку у венгерского короля, что определенно свидетельствует о значении внешнего фактора в развитии коммунального самоуправления городов Далмации.
Далматинское духовенство в городских движениях ХШ в. занимало неоднозначную позицию. Церковь Далмации еще в первой четверти X в. перешла под юрисдикцию Рима, сохраняя в дальнейшем ориентацию в своей политике на папство. Практика возведения венгерской властью с ХП в. своих священнослужителей на епископские престолы Далглации, а также политические противоречия между Венгрией и папством внесли раскол в среду далматинского духовенства. Часть далматинских клириков сторонников папства, обратилась к коммунальному движению, которое нашло в их лице наиболее яростных своих поборников.
Оживленные социальные и политические процессы, протекавшие за стенами далматинских городов, сопровождались глубокими изме - 9 -нениями этнического и демографического характера. Эти изменения были вызваны активным взаимодействием романизованного населения городов с хорватской округой после подчинения Венгрией в начале ХП в. далматинских городов, составлявших ранее византийскую провинцию, и включения их в состав хорватских земель.
Итак, историческую ситуацию в Далмации ХШ в. определяли конфронтация социальных сил в городах, противодействие центральной венгерской власти развитию в них коммунального порядка, активное вмешательство в городские дела Венгрии, Венеции, папства, хорватских феодалов, противоречия между самими далматинскими городами. Всю совокупность этих факторов нельзя упускать из виду, пытаясь понять представления различных слоев далматинского населения о событиях прошлого и настоящего, происходивших как в самих далматинских городах, так и в тех политических системах, в ведении которых они находились, прежде всего в Хорватии и Венгрии. Необходимо также учитывать и то, что длительное пребывание далматинских городов в едином комплексе различных этно-политических структур, объединенных королевством Венгрия, неизбежно должно было привести к соединению некоторых элементов далматинской, хорватской и венгерской исторической традиции, к установлению единых "официальных" идеологических принципов в объяснении происходящего.
Вопрос о специфике формирование исторических и общественно-политических взглядов различных социальных групп населения Далмации ХШ в. имеет прямое отношение к одной из наиболее актуальных проблем современной медиевистики - выяснению механизма осмысления средневековыми людьми своей истории и современной им действительности.
В связи с изучением этой проблемы на далматинском материа - 10 -ле возникает вопрос об источниках, наиболее адекватно отображающих социально-культурные представления различных слоев далматинского общества ХШ в», касающихся как современных им событий, так и исторических и легендарных сюжетов, "привязанных" к далматинскому и прилегающим к нему регионам. Памятником, удовлетворяющим этим требованиям, оказывается по существу только хроникальное сочинение сплитского архидиакона Фош "История архиепископов Салоны и Сплита", более известное под названием "Салон-ской истории" - наиболее раннее из дошедших до нас исторических сочинений Далмации, поддающееся надежной атрибуции и датировке. Понятно, что именно этот источник должен был стать главным объектом изучения в данной работе.
б) Фома Сплитский и его хроника
Фома родился в Сплите в 1200 г. Приблизительно с конца 10-х до середины 20-х гг. он обучался в Болонском университете, по возвращении в родной город в течение ряда лет исполнял должность городского нотария ., а затем занял место каноника сплитского капитула. В 1230 г. сплитский клир избрал его архидиаконом местной церкви, и в этом сане он пребывал до конца своих дней (до 1268 г.). Фома был одним из тех далматинских церковных деятелей, кто, ориентируясь на папство, активно поддерживал сторонников коммунальной привилегированности и коммунального права далматинских городов, находившихся под венгерской королевской властью. В течение 30-х и до середины 40-х гг. ХШ в. Фома был лидером коммунального движения Сплита, находясь тем самым в центре политической борьбы. Положение Фомы осложнялось тем, что в течение почти всего периода активной политической деятельности он вынужден был противостоять сплитскому архиепископу - венгерскому клирику Гунцелу, в непосредственном подчинении которого он находился. Политической удачей Фомы было установление в Сплите з 1238 г. должности подесты, на которую был приглашен Гарган из Анконы. Однако в дальнейшем результаты его деятельности не были столь успешны - ни в вопросе правового закрепления в Сплите коммунального патрицианского режима, ни для личной карьеры честолюбивого архидиакона. В 1242 г., когда городское духовенство избрало его сплитским архиепископом, активные действия его политических противников, спровоцировавших горожан на бурные выступления против его кандидатуры, вынудили Фому отказаться от высокого сана.
Большая часть текста "Салонской истории" была написана архидиаконом, очевидно, в конце 40-х гг., за исключением последних глав, добавленных позднее. Хроника является многоплановым сочинением, охватывающим широкий крут вопросов по истории Далмации, Хорватии, Венгрии и некоторых других регионов, начиная с античного времени до 1266 г.
Фома начинает свое повествование с общих сведений о географии Далмации и этимологии ее названия. Затем излагаются факты из истории Далмации и особенно ее столицы Салоны, относящиеся к античному времени, рассказывается о церковных событиях в Далмации и о салонских архиепископах первых веков н.э. Несколько глав хроники посвящено истории захвата и разрушения Салоны "варварами" и основания жителями Салоны Сплита. Далее повествуется об организации в Сплите архиепископии, о первых сплитских иерархах и хорватских князьях IX - первой половины XI в. В этом же хронологическом отрывке помещен рассказ о приходе венгров в Паннонию и о начальных этапах их истории после переселения. Из событий второй половины XI в. Фомой выделены некоторые подробности правления архиепископов того времени и движения хорватских священников, выступавших за введение богослужения на хорватском языке. Пространное изложение событий начала ХП в. включает описание положения Хорватии накануне ее присоединения к Венгрии и обстоятельств этого присоединения, рассказ о завоевании королем Кальманом Далмации и, в частности, Сплита и борьбе жителей города против венгерского гарнизона, оставленного королем. Ряд эпизодов хроники посвящен истории далматинской церкви первой половины ХП в.: отделению задарской церкви от сплитской митрополии, разногласиям в самом сплитском капитуле и сплитского клира с коммуной, состоянию дел в хварской и брач-ской епископиях. Несколько обширных пассажей, в основном связанных со взаимоотношениями сплитской коммуны и капитула с окрестным хорватским населением, относятся к периоду II64-II80 гг., когда большая часть Далмации находилась под властью Византии. В рассказах о правлении сплитских архиепископов конца ХП в. содержатся сведения о распространении в Далмации богомильской ереси и распрях в венгерской правящей династии. Главы о событиях первой четверти ХШ в. включают пространные описания борьбы Венеции за непокорный Задар в 1202 г., участия короля Эндре в четвертом крестовом походе в I2I7-I2I8 гг. Основная часть хроники посвящена событиям второй четверти Ж в., прежде всего внутри- и внешнеполитическому положению Сплита, его князьям, отношениям Сплита и Трогира, участию Фомы в общественной и церковной жизни города, введению в Сплите правления подесты, войне венгерского короля Белы против Сплита и пребыванию города под княжеской и архиепископской властью навязанного городу королем венгерского священника Хугрина. Особое место занимают в этой части несколько глав, содержащих обстоятельное описание татаро-монгольского нашествия на Венгрию в 1242-1243 гг. и гла - ІЗ ва о вторичном взятии Задара венецианцами в 1243 г. Завершают хронику главы об истории сплитской коммуны при архиепископе Рогерии (1248-1266 гг.) и далматинско-венгерских взаимоотноше-ниях в 50-е гг.
в) Из истории изучения хроники
Хроника Фомы Сплитского широко использовалась историками . и неоднократно становилась предметом специальных исследований , как правило, в плане текстологических наблюдений и выяснения степени достоверности сообщаемых хронистом фактов. В процессе изучения хроніки сложилась обширная историография, в которой нашли отражение общие тенденции и особенности формирования европейской исторической науки в целом на соответствующих этапах ее развития (см. Косминский, 1963).
Начало критическому изучению труда сплитского архидиакона было положено во второй половине ХУЛ в. хорватским историком
В середине ХУШ в. австрийский историк И.Г.Швандтнер включил в свой сборник нарративных памятников истории Венгрии, Далмации, Хорватии и Славонии (Schwandtner , 1768) труд Лючича вместе со всеми приложениями, в том числе и хроникой Фомы. Не вдаваясь в критический разбор хроники, Швандтнер призывал с "должной снисходительностью" оценить образованность и способности сплитского архидиакона. Вплоть до конца XIX в. именно изданием Швандтнера пользовались историки, начиная с итальянского иезуита Д.Фарлати, работавшего над составлением истории южных славян (Farlati , I75I-I765).
С середины XIX в. к усилившемуся критическому изучению памятника присоединилось стремление к рационалистическому объяснению его содержания и авторских интерпретаций, иными словами -к поиску причин и мотивов авторских оценок. Развитие исследований в этом направлении было связано с утверждением рационализма в европейской исторической мысли, а также с обострившимся вниманием собственно славянской историографии к отечественным памятникам. Один из первых подобных трудов принадлежит Франьо Рачки, который определил цель своих изысканий по источниковедению Хорватии и Сербии как установление исторической ценности письменных памятников ( Racki, 1864t s.370).
Ф.Рачки предложил выделять в хронике Фомы две части: гла - 15 вы 1-22, освещающие историю Хорватии и Сплита до начала ХШ в., и главы 23-49, включающие описание событий, современником которых был сам Фома или о которых он слышал от очевидцев. Ф.Рачки привел документальный материал, подтверждающий достоверность фактов, изложенных во второй части хроники. Что касается ее первой части, то, по его мнению, ошибки, допущенные Фомой, не дают оснований для обвинения хрониста в преднамеренной фальсификации фактов, Фома лишь следовал господствовавшей в его время историографической традиции, всецело доверяя своим источникам. Ф.Рачки высказал предположение, что хронист пользовался несохранив-шейся историей Сплита (Racki, 1864, s.378). На основании данных хроники он составил также биографию хрониста, которую снабдил восторженными характеристиками как самого архидиакона, так и его труда. Именно с этого времени превознесение достоинств Фомы Сплитского как историка и политического деятеля стало своего рода стереотипом - общим местом для большинства последующих исследований, посвященных жизни хрониста и его сочинению.
В начале 90-х гг. прошлого столетия Ф.Рачки предпринял новое издание хроники, опубликованное уже посмертно ( HS). Снабженное критическими примечаниями, опирающимися на обширный документальный материал, это издание до сих пор остается наиболее кв алифициров анным.
Особое место в изучении хроники принадлежит исследованиям профессора Казанского университета И.Н.Смирнова (1856-1904). Историк, склонный к социологическим обобщениям, изучавший историю средневековой Хорватии и далматинских городов ХП-ХУІ вв., Смирнов заново подверг хронику источниковедческому анализу (Смирнов, 1880, с.134-145). Его труд явился в сущности первой попыткой целостного разбора хроники как самостоятельного лите - 16 ратурно-исторического произведения, отмеченного авторской индивидуальностью. Опустив первые 16 глав, относящихся ко времени до ХП в., И.Н.Смирнов разделил остальной текст на три части: первую, главы 17-23, в которых речь идет о событиях ХП в., не доступных личным наблюдениям хрониста, и его старших современников; вторую - главы 24-31, излагающие события 1200-1230 гг., известные Фоме частью по личным наблюдениям, частью по рассказам очевидцев; третью - главы 32-51 , где повествуется о событиях, в которых принимал непосредственное участие сам автор. И.Н.Смирнов отметил, что "в первой в хронологическом смысле части труда (ХП в.) преобладают события церковные, во второй они уже уступают место политическим, в третьей (от 1230 г.) последние получают преобладание" (Смирнов, 1880, с.139). Вместе с тем Смирнов акцентировал внимание на характере деятельности Фомы, подчеркнув ее сугубую оппозиционность вмешательству светской власти в церковные дела и одновременно стремление укрепить позиции клира в сфере городского управления. Все это по существу явилось основной причиной конфликта архидиакона с горожанами, а в хронике выразилось в тенденциозности характеристик, которые автор дает некоторым церковным и общественным деятелям. Анализ хроники Фомы привел И.Н.Смирнова к общему выводу, что "фактическая сторона большей части его известий вполне достоверна, но детали и освещение подозрительны" (Смирнов, 1880, с.145).
Усилиями хорватских историков конца XIX - начала XX в. И.Кршняви, Ф.Шшпича, К.Шегвича, А.Селема и ряда других была про И.Н.Смирнов пользовался изданием И.Г.Швандтнера, где в хронике Фомы выделена 51 глава, в издании Ф.Рачки хроника имеет 49 глав. делана значительная работа по изучению сохранившихся рукописей хроники, определены с большей или меньшей степенью вероятности источники, которыми автор пользовался при составлении своего сочинения, реконструирована также, насколько позволяла сама хроника и иные документы, биография Фомы. Исследователи оказались единодушными в высокой оценке хроники как источника, содержащего "достоверное" повествование, однако при характеристике деятельности ее автора их мнения разошлись. В.Клаич, И.Кршняви, А.Селем видели в Фоме представителя романизованной части сплит-ского населения, противника хорватов и венгров, а в его произведении выделяли политические и националистические тенденции, характерные для "горячего приверженца" Рима .
Представления Шегвича о политической позиции Фомы и шире -личности и мировоззрении автора хроники получили дальнейшую разработку в историографии послевоенного времени. В этой связи необходимо прежде всего назвать югославского историка В.Рисмондо. В I960 г. им было предпринято новое издание хроники, которое представляло собой перевод на сербскохорватский язык текста, опубликованного Ф.Рачки; основу примечаний составили комментарии Рачки, предисловие было написано переводчиком ( Kronika ) . По мнению Рисмондо, на формирование мировоззрения сшштского архидиакона повлияло прежде всего появление новых экономических и общественно-политических сил в городах, особенно итальянских. Хроника содержит многочисленные сведения о борьбе коммунальной и феодальной концепций. "Трагедия" Фомы, пишет В.Рисмондо, состояла в том, что он пытался провести свою коммунальную концепцию в городе, в котором еще сильны были феодальные порядки, поддерживаемые "враждебно настроенной монархической (венгерской. -О.А.) властью" ( Kronika, s.8 ).
Значительную роль в деле источниковедческого анализа хроники сыграла монография Г.Новака по истории Сплита ( Novak , 1978), в которой текст хроники был всесторонне использован в качестве исторического источника. Автор дал хронике традиционно положительную оценку, выделив при этом три идеи, которыми,
Дополненная фототипическим воспроизведением Сплитского списка хроники, книга вышла вторым изданием в 1977 г. по его мнению, руководствовался Фома - "преобладание церкви над светской властью, преданность Риму и полная независимость от венгеро-хорватского королевства" (Novak, 1978, s.128).
Наиболее интересными суждениями о хронике представляются высказывания Н.Клаич в соответствующих разделах двух ее монографий по истории средневековой Хорватии (Klaic П., 1971, s.22-28; Klaic N., 1976, s.208-214 ). Вслед за В.Рисмондо она объясняет желание Фомы ввести в Сплите латинское управление, а в органы городского управления посадить образованных иностранцев тягой архидиакона к передовым идеям того времени. Вместе со стремлением к коммунальной независимости в хронике отразилась, с точки зрения автора, возросшая "сопротивляемость, которая в средние века отделяла горожанина от крестьянина, и соответственно деревню от города. Вследствие этого, - продолжает автор, -хроника исполнена презрения ко всему, что исходит из хорватской деревни" ( Klaic IT., 1971, s.23).
Подчеркивая несомненную важность большей части фактов, сообщаемый Фомой, Н.Клаич дает новую трактовку причин тенденциозности хрониста и допущенных им ошибок - Фома стремится доказать древность основания сплитской церкви, поэтому он преднамеренно фальсифицирует ряд событий, искусно выбирая из своих источников только то, что не противоречит его освещению истории Хорватии вообще и сплитской церкви, в частности. Например, отнеся реорганизацию сплитской церкви к периоду правления первого архиепископа Сплита Иоанна Равеннского, т.е., исходя из сведений хроники, к УП в., Фома предпочел умолчать об основании митрополии в Сплите лишь в 925 г. Сущность церковной борьбы XI в. в Сплите осталась, по мнению Н.Клаич, не понятой Фомой, поскольку он исходил из ошибочного представления о том, что сплитская церковь всегда была предана Риму; хорватская же историография впоследствии восприняла эту неверную оценку Фомы. Вместе с тем все эти недостатки хроники Н.Клаич считает незначительными по сравнению с множеством уникальных данных, сообщаемых Фомой.
Таковы в общих чертах основные направления изучения хроники в историографии, прежде всего хорватской. Наличие в хронике фрагментов, связанных с историей Венгрии и Италии, в частности сведений о татарском нашествии на Венгрию в 1242-1243 гг. и о борьбе Венеции за далматинский город Задар в ХШ в., обусловили интерес к ней историографии этих стран .
В советской историографии данные хроники широко использовались при написании обобщающих трудов и учебных пособий по истории Югославии и сопредельных областей.
В 50-е гг. специальным изучением хроники занимались М.В.Бердоносов и А.Е.Москаленко. Для предполагаемого издания хроники ими была проведена подготовительная работа по переводу текста по изданию Ф.Рачки на русский язык и составлению комментариев на основе примечаний Ф.Рачки, написано предисловие. Некоторые результаты этой работы отражает статья А.Е.Мо.скаленко о классовых противоречиях в Сплите в ХП-ХШ вв. (Москаленко, 1958), а также публикация перевода глав хроники, посвященных в основном завоеванию Салоны "варварами" (Москаленко, 1978) и наша совместная статья об истории изучения хроники (Акимова, Москаленко, 1980).
Трогирская рукопись содержит главу,отсутствующую в Сплит-ском списке, но вошедшую во все остальные списки хроники, в которой излагается содержание договора представителей двенадцати племен Хорватии с королем Венгрии Кальманом в 1102 г. о присоединении Хорватии к Венгрии. Основываясь на том факте, что текст договора по существу является дополнением к 17 главе хроники, Ф.Рачки приписывал его авторство Фоме ( Racki, 1864, е.378).
Его вывод не был, однако, поддержан в историографии, хотя среди исследователей нет согласия по вопросу о времени составления договора, определяемого и как памятник, синхронный описываемому в нем событию, и как поздний фальсификат .
Во всех указанных списках хроники изложение доведено до 1266 г. Но в Риме хранится несколько поздних рукописей (по подсчетам С.Гунячи их восемь - Guajaca,1951, s.176 )t повествование в которых заканчивается 1185 г. и которые содержат расширенный вариант текста Фомы. Так, например, в этом варианте добавлены письма рщіского папы Иоанна X и папы Льва УІ далматинским священнослужителям, описание актов сплитских соборов УІ и X вв., заметки о насильственной смерти хорватского короля Звонимира и некоторые другие фрагменты. В историографии утвердилось название этого варианта, данное ему Фарлати, - "Большая история Салоны" (Historia Salonitana major , далее - HSl).HSM вызвала много споров относительно ее датировки и авторства, продолжающихся по сей день. По мнению И.Лючича, она в своей основе была частью хроники Фомы, а все добавления являются вымыслом и подлогом (см. Racki, 8.387 ). Фарлати в основном признавал достоверность документов, приведенных BHSM , объясняя ошибки рукописи невежеством и невниманием переписчика ( Pariatі, 1765, p.84-85 ). Рачки считал, что HSM была составлена в ХУІ в. неизвестным автором, дополнившим хронику вставками, историческая достоверность которых не вызывает сомнения (Racki, 1864, s.387). К такому же выводу пришел Ф.Шишич, осуществивший критическая анализ вставок ( Prirucnik, s.154-155 ).
Обзор дискуссии по данному вопросу содержится в кн.: Anto-ljak, 1980. В 40-х - начале 50-х гг. появилось несколько специальных исследований о HSM, авторы которых по-новому поставили вопрос о соотношении хроники Фомы и HSM. Так, М.Барада высказал предположение, что HSM является не редакцией хроники Фомы, как считалось ранее, а самостоятельным произведением. Фома и неизвестный автор HSM пользовались, по его мнению, одними и теми же средневековыми компиляциями, а те в свою очередь восходят к еще более раннему источнику, причем HSM старше и достовернее хроники Фомы (Barada, 1949, s.101-108 ). Л.Катич и С.Гуняча, напротив, считали Фому автором HSM (Katie, 1952, s.103; Gun aca, 1951,8.23і
Важным представляется исследование Н.Клаич (мы придерживаемся ее позиции), которая осуществила первое полное издание текста HSM . Доказывая первичность текста хроники Фомы, автор исходит из того, что текст HSM явился результатом "неумелой попытки" неизвестного компилятора (вероятно, сплитского священника ХУ или ХУІ в.) дополнить и расширить хронику Фомы, включив в нее материал из архива сплитскои церкви, и сократить главы, прямо не относящиеся к истории Сплита. Ошибки в HSM Н.Клаич объясняет некомпетентностью редактора хроники в латинском языке и в историк сплитскои церкви. Компилятор не смог правильно прочесть ряд мест хроники; письма папы Иоанна X и акты сгоштских соборов он поместил непосредственно после сообщения об Иоанне Равеннском, годы правления которого не были точно определены Фомой и т.д. Однако, как замечает Н.Клаич, именно благодаря невежеству и наивности автора в HSM сохранился ценнейший материал, сознательно не включенный Фомой в свою хронику.
г) Предмет, задачи и источники исследования
Из сказанного выше нетрудно заметить, что изучение памятника осуществлялось как бы в двух взаимосвязанных направлениях.
С одной стороны, исследователи хроники с конца ХУЛ в. стремились выявить степень достоверности сообщаемых хронистом сведений. С другой стороны, приблизительно с конца XIX в., они пытались определить социальные и политические мотивы, которыми он руководствовался. Установление ведущих идей хроники как самостоятельного литературно-исторического сочинения становится необходимым условием исследований труда Фомы Сшштского в послевоенной историографии.
Однако представляется возможным провести и более глубокий анализ хроники, предполагающий вскрытие идеологических, в том числе исторических, представлений автора в контексте мировоззренческих установок современной ему эпохи, отраженной в его произведении. Плодотворность такого подхода к историческщл сочинениям прошлого, первые попытки которого были сделаны еще в рамках позитивистской историографии конца XIX - начала XX в. (см. Эггерт, 1982:, с. 106), показали исследования последних лет, в которых во главу угла ставилось рассмотрение политических представлений и идеологических концепций и теорий древних и средневековых авторов исторических произведений (Литаврин, 1972; Удальцова, 1974; Кнабе, 1981 и другие работы).
Ярко выраженная общественно-политическая ориентация хрониста создает вполне определенные предпосылки для рассмотрения хроники как источника по истории общественной мысли в Далмации ХШ в.
Изучение хроники в качестве собственно исторического сочинения предполагало бы анализ общих представлений ее автора об историческом процессе. Однако локальная ограниченность сюжетов хроники обусловила практическое отсутствие в ней размышлений автора (кроме узко провиденциалистских) над проблемами смысла истории, ее закономерностями, путями развития человечества, то есть, иными словами, о "концептуальной" стороне исторического знания. Между тем в хронике содержится обилие фактического материала по истории Далмации, Хорватии, Венгрии и других областей. В этом смысле она отражает определенный этап в процессе накопления исторических фактов, или создания источниковедческой базы исторических знаний.
Исходя из наличия этих двух возможных направлений изучения текста хроники - источниковедческого и историографического -были намечены следующие задачи исследования. С одной стороны, необходимо было попытаться воссоздать социальные представления хрониста, понять особенности восприятия им конкретных исторических событий и определить характер общественно-политических представлений самого хрониста и той социальной группы, которую он представлял, а также иных общественных групп, в том числе и оппозиционных Фоме и его сторонникам. С другой стороны, следовало выяснить пути накопления автором исторических фактов, определить степень их исторической достоверности и по возможности сравнить их со сведениями других источников в плане соответствия их фактической стороны и идеологической трактовки событий.
При отборе материала для характеристики хроники как памятника общественной мысли ХШ в. учитывались особенности социально-политической обстановки того времени, которую в наибольшей степени отражают сюжеты хроники, посвященные межгосударственным и межэтническим контактам Сплита и других далматинских городов с хорватскими областями, с Венгрией, а также межгородские отношения, рассматриваемые на фоне общественно-политических течений и событий церковной истории в Сплите. Для рассмотрения хроники как историографического произведения использовался материал хроники, относящийся главным образом к античной и раннесредневековой истории Далмации.
Поставленные задачи и отбор сюжетов для исследования обусловили привлечение широкого круга источников, включая литературные и исторические произведения античных авторов, разрабатывавших сюжеты, связанные с историей Далмации, и сочинения раннехристианского времени - патриотические, агеографические и эпистолярные. Учитывая, что многие сведения о далматинской и хорватской истории (прежде всего раннесредневековой) сохранились лишь в изложении иностранных авторов и принимая во внимание частое обращение Фомы к сюжетам из истории Венгрии, Италии и других стран, в работе были использованы итальянские и венгерские хроники, франкские анналы, произведения византийской историографии, папские послания. Основное внимание уделялось источникам местного происхождения, относящимся главным образом к ХП-ХШ в. - массовому материалу хорватских и далматинских грамот, отражающих все стороны социальной, политической, хозяйственной жизни этих областей, текстам договоров между далматинскими городами, источникам исторического жанра (в том числе отражающим позднюю традицию или имеющим спорную атрибуцию), дополняющим и поясняющим текст Фомы. К ним относятся Дуклянская летопись, хроники Михи Мадия ХІУ в., Сплитского Анонима ХУІ в. и др.
Использование в работе всех названных сочинений позволило впервые с наибольшей полнотой определить источники хроники Фомы, проследить пути накопления исторических знаний в образованной среде Далмации XIII в., выявить сюжеты, появление и своеобразная трактовка которых в хронике были обусловлены личными мотивами хрониста, но главное - определить характер зависимости интерпретации в хронике исторических событий от социально-политической обстановки того времени.
Методологической основой работы ЯЕЛЯЮТСЯ положения марксизма о важности изучения надстроечных явлений, и прежде всего идеологии и культуры в контексте исторического развития. Марксистский анализ истории культуры средних веков предусматривает первоочередное "изучение мировоззренческих, идеологических и социальных аспектов культуры, определение сущности, закономерностей и классовой направленности историко-культурных процессов, их места в тех или иных системах общественных отношений .
Личные и социальные мотивы в хронике Фомы Сплитского
В связи с рассмотрением хроники как памятника общественной млели Далмации ХШ в. на первый план выдвигаются вопросы, связанные с определением жанровой специфики сочинения Фомы, степени влияния событий его личной биографии на повествование. Особое значение имеет вопрос о социальной приверженности автора. Определяя цель своего сочинения, архидиакон Фома указыва ет, что видит ее в сохранении "для памяти потомков" (ad post- erorum memoriam ) подробностей жизни и правления тех архиепис копов Салоны и Сплита, о которых ему "удалось разузнать" (prout scire potuinrus ) (HS, p.12 ). Таково утверждение-самого хро- ниста. Но подтверждается ли оно содержанием его произведения? Как легко можно заметить, жизнеописания архиепископов служат всего лишь хронологической канвой, на которую накладываются подробности церковно-политической жизни Салоны и Сплита, экскурсы в историю Далмации, Хорватии, Венгрии, отступления иного характера. Жанр сочинения определяется автором в его заглавии как "история или хроника" (ystoria seu coronica ) . Действительно, структурно-типологически (наличие хронологической последователь-кости изложения при частых отступлениях от основной темы повест- -тітарейший Сплитский список рукописи, начало которого по порчено, не сохранил авторского заголовка, известного по Трогир- скому списку. Аутентичность приведенных слов подтверждается текс тологическим изучением списков хроники - см. Antolak, 1980, ; там же обзор мнений по данному вопросу.вования) сочинение Фомы близко к городским, церковным, семейным хроникам средневековья. Но если в основе этих хроник, как правило, лежит позитивная тенденция, обусловленная желанием прославить свой город (наиболее яркие примеры этого являют флорентийские и венецианские хроники-1-), монастырь, епископию или род, то здесь четко прослеживается обратное стремление, проявляющее себя в критическом, подчас граничащим с озлобленностью, отношении к представителям того сплитского клира, к которому принадлежал сам Фома. Что из жизни иерархов своей архиепископии он хотел донести до потомков? В сочинении Фомы мы найдем рассказ о двух архиепископах Салоны - Наталисе и Максиме - оба они, как следует кз текста хроники, были казнокрадами, неучами, бражниками. Излагая многовековую историю сплитской архиепископии, Фома удостаивает положительной оценки лишь пятерых из ее глав, тогда как недостатки и пороки большинства архиепископов и сплитоких каноников, временно возглавлявших сплитскии клир, автор отмечает педантично и скрупулезно. Вместе с тем очевидно, что Фома предпринял свой труд отнюдь не ради сообщения скандальных подробностей из жизни сплитского клира. В логике его изложения со всей определенностью обнаруживается политический подтекст, выражающий позицию автора, и исторические примеры необходимы ему прежде всего для обоснования этой позиции и оправдания своей деятельностиг. Поскольку история понималась в средневековье прежде всего к преимущественно как история христианской церкви, постольку в смене епископата Фома, вероятно, видел основу исторического движения, и "история архиепископов" оказалась в центре его повествования. В то же время мы находим в хронике обширные пассажи, описывающие события из жизни автора, что позволяет причислять ее также к ряду средневековых автобиографических сочинений. Данте, как бы подводя итог средневековому развитию жанра автобиографии, писал, что необходимость говорить о себе допустима только в тех случаях, когда существует угроза бесчестья или когда пример собственной жизни может оказаться полезным (Данте, с.115-116). Подобными мотивами, вероятно, руководствовался и Фома, обращаясь к нравоучительным примерам из своей жизни. В этом смысле характерно отчуждение Фомы как действующего лица хроники от себя как ее автора.
События венгерской истории в трактовке Фомы
Венгерские сюжеты занимают в хронике одно из центральных мест. Их освещение в сочинении Фомы определяется особым положением Сплита по отношению к Венгерскому королевству во времена его владычества над Хорватией и Далмацией. Если в других верхнедалматинских городах власть Арпадовичей была едва ощутимой ( Klaic, 1976, s.25-26 ) и поддерживалась в основном лишь хорватскими князьями, то в Сплите венгерское вмешательство было достаточно сильным и тем более существенным для автора хроники, что оно проводилось прежде всего через связанных с Венгрией архиепископов. В середине 40-х гг. ХШ в. венгерское влияние еще более возросло после того как во главе городского управления оказался венгерский ставленник Одним из направлений венгерского влияния было проникновение в Сплит элементов венгерской исторической традиции . Об этом, например, позволяют судить содержащиеся в хронике Фомы сведения о приходе венгров в Паннонию. Появление венгров в этом регионе хронист связывает с опустошительным переходом части племени "массагетов" из своей земли, называемой Магерия, в Паннонию. Упоминание массагетов в качестве предков венгров,очевидно, основано, как отмечал еще Ф.Рачки ( HS, p.42,b ), на распространенном в то время представлении, отраженном еще у Прокопия, х0 взаимоотношении культур Венгрии и Далмации на уровне художественных заимствований см. Fiskovic , 1965; о лингвистическом аспекте этого взаимовлияния см. Hadrovicz, 1961; Had-rovicz, 1969. о тождестве маооагетов и гуннов. В самом деле, о венграх в хронике сказано, что "прежде они назывались гуннами". Сведения о родстве гуннов и венгров или даже их тождестве и об Аттиле как вожде и тех и других, зафиксированные во многих венгерских исторических сочинениях, появились в Венгрии в ХШ в. (История Венгрии, с.Н75- !77)под влиянием западноевропейских сочинений Х-ХП вв. (Macartney , 1940, р.78 83) и также вошли в хронику Фомы. 0 распространении в средневековой Далмации преданий об Аттиле свидетельствует фрагмент Дуклянской летописи о походе Ат-тилы на Хорватию во время правления Томислава (LPD, S.57-58 ), в котором, несмотря на некоторое смещение фактов (в этом походе венграми руководил Арпад), звучат прямые реминисценции из венгерских предании о завоевании Аттилой Хорватии и Далмации (Anon.,р.87; Chron.Hung-Pol.,p.303; Chron.Pos.,p.25; Chron. Mon., p.59-60).
Родиной массагетов некоторые западноевропейские источники называют Скифию (Zrodla,p.65,92 ). Это представление основывалось, по всей видимости, на устойчивом венгерском предании, отраженном в "Деяниях венгров" магистра Р. (Анонима), нотария короля Белы, написанных в конце ХП - начале ХШ в., в хронике Шимона Кезаи ХШ в., в пожоньской хронике ХІУ в. и других венгерских источниках, в которых рассказывается, что венгры вышли из той части Скифии, которая называется Магерия ( Magoria, Мо-goria, Mogeria) (Anon.,p.33-34, 41; Kezai,p.146; Chron.Hung., p.253; Chron.Pos.,p.15)1 . Употребление Фомой именно этой
В конце Ж - начале IX в. венгры находились на территории к северу от Черного моря по обеим сторонам Дона между Киевом и Воронежом (См.: Мольнар, 1955, с.116). венгерской формы названия страны (от самоназвания мадьяры) можно связывать с влиянием как этого предания, так и мифа о Магоре, предке венгров ( Anon,,р.35 ), или распространенного в венгерской литературе конца ХШ - ХІУ вв. его варианта о братьях Магоре и Хуноре - предках венгров и гуннов ( см. Homan, 1925 )
Нетрудно также найти в венгерских памятниках истоки сообщений Фомы о жестоком избиении и порабощении жителей Паннонии венграми и об их последующих разрушительных набегах на окрестные земли ( Anon., р.47-55). Определение венгров в этом сообщении как "свирепейших язычников" (pagani crudelissimi ), а Аттилы как "неукротимого преследователя христиан" имеет прямое соответствие в венгерских источниках . Фиксируется у Фомы и мотив "Пан-нония - пастбище римлян" (Pannonia - pascua Romanorum ), появившийся в венгерских памятниках с XI в. и получивший большое
Политические и этнические контакты далматинских городов с хорватскими землями (позиция хрониста и историческая реальность)
Объединение далматинских городов с хорватскими землями в составе королевства Венгрия способствовало активизации политических, экономических, этнических контактов между городами и хорватскими областями и - как следствие такого взаимодействия - формированию у горожан особого этнического сознания и определенных представлений о хорватах и их истории.
При рассмотрении "хорватских" сюжетов хроники исследователи исходят, как правило, из традиционного мнения (которое стало уже стереотипом в оценке особенностей мировоззрения архидиакона), что Фома, выражая интересы романского населения Сплита, глубоко враждебно относился к хорватам, и это якобы отразилось на его интерпретации хорватской истории { Strohal , І9Г7; Klaic, 1971, s. 23 и др.) . Поэтому прежде чем обратиться к рассмотрению воспроизводимых в хронике событий хорватской истории, мы намерены, не углубляясь в подробности социально-экономической истории Далматинской Хорватии, не раз становившейся предметом детальных исследований, обратить внимание на общие представления
"ЧЗплитские источники, в том числе и сама хроника, не дают ответа на вопрос об этнической принадлежности Фомы. Исследователи, как правило, причисляли его к романцам. Исключение составляет мнение Н.Клаич, которая видит в нем хорвата - горожанина в первом поколении, борющегося "с упорством неофита" со всем, что имело отношение к хорватской деревне (Klaic, 1976, в.208). эпохи об истории далматинских хорватов и романцев и на некоторые моменты в их контактах. ХП-ХШ вв., в которых мог бы проявиться характер их взаимоотношений, и затем, опираясь на полученные результаты, рассмотреть сообщения Фомы о хорватах.
Романское и романизованное население приморских городов византийской провинции Далмация во время нашествия авар и славян в начале УЇЇ в. нашло убежище на близлежащих островах. Впоследствии романцы вернулись в некоторые из этих городов, оформив отношения со славянами заключением мирных соглашений (Фер-лута, 1957, с.43). К ХШ в., славяне, проникавшие в города с момента своего появления в Далмации, уже занимали в них прочное место, соседствуя с романским элементом. Города северной Далмации в конце XI в. были подчинены хорватским государством, и в его составе попали под власть венгерской короны в начале ХП в. Однако их особое политическое и социально-экономическое развитие привело к тому, что жителями самой Далмации и соседних земель эти города традиционно противопоставлялись хорватской территории, а их население, несмотря на его этническую неоднородность, рассматривалось как единое "латинское" (либо "далматинское" с вариантами "сплитское", "задарское" и т.п.) в противоположность проживавшим за пределами городской территории хорватам ("славянам" в терминологии источников). Это проявлялось, в частности, в порядке перечня свидетелей в грамотах, удостоверявших введение горожан или городских церквей во владение землями, расположенными в славянских областях. Свидетели подписывались "quam Latinis seu Sclavis" даже тогда, когда среди "Latinis" встречаются славянские имена . Фома также не различает жителей Сплита по этническому признаку, употребляя наименования "латини" (для жителей других далматинских городов - "далматинцы"), "сшштчане", "наши", а его враждебные выпады против жителей Сплита в тех случаях, когда их действия ущемляли интересы хрониста, не предполагают этнического адресата. Хорваты, становясь горожанами, видимо, автоматически переходили в категорию "латинян", хотя использование этого термина не свидетельствовало ни о подчиненном положении славянского элемента в городах, ни о его романизации, ни тем более о его малочисленности. Общепризнанно, что процент славян в составе городского населения в рассматриваемый период был достаточно высок ( Novak, 1978, s.361 ). Показательным является славословие на хорватском языке, адресованное жителями Задара папе Александру Ш в ІГ77 г. ( Strgacic , 1954). Точные цифры, однако, назвать трудно по причине недостатка источников и вследствие того, что славянские жители наряду со своими славянскими носили также общехристианские имена. В связи с этим во избежание невольных ошибок мы будем рассматривать только сюжеты, в которых действующие лица носят определенно славянские имена.
