Содержание к диссертации
Введение
Глава 1. Локальные исследования русской провинции
1.1. Провинция и столица
1.2. О некоторых методологических трудностях
1.3. История изучения провинции
1.4. Краеведение и наука
Глава 2. Исследование территории Среднего Поволжья в XV - XVII вв.
2.1. Среднее Поволжье в зеркале времени
2.2. Документальные свидетельства о территории Среднего Поволжья в XV -XVII веках
2.3. Карты XVI - XIX веков как исторический источник
2.4. Города и укрепления засечных черт
2.5. Военно-географические экспедиции
2.6. Строительство Симбирской черты
2.7. Закамская черта
2.8. Описания городов Симбирской черты XVII века
2.9. История изучения засечных черт XVII века в Поволжье
Глава 3. Исследования территории Поволжья в век Просвещения
3.1. Век Просвещения и начало исследований российской провинции
3.2. Картография Среднего Поволжья в XVIII веке
3.3. Путешествия екатерининских времен
3.4. Академические экспедиции в Поволжье 3.5.Топографические описания
3.6. Учителя главного народного училища и исследования края
Глава 4. Предпосылки научного просвещения в провинции
4.1. Гимназическое образование и «роскошь полупознаний»
4.2. Роль Симбирской гимназии в исследованиях края
4.3. «Universitatis magistrorum et scholarorum»
4.4. Научные сообщества
4.5. Библиотеки как российские университеты
Глава 5. Изучение Симбирского Поволжья в XIX - XX вв. и становление краеведения
5.1. Исследования П.М. Языкова
5.2. Историко-географическое описание И. Пушкарева
5.3. Исследования профессора К.И. Невоструева
5.4. Исследования по проектам Русского Геофафического Общества
5.5. Губернские статистические комитеты
5.6. Губернские ученые архивные комиссии и исследования края
5.7. Музей Симбирской губернской ученой архивной комиссии
5.8. Симбирский областной естественно-исторический музей
5.9. Краткий обзор советского краеведения Симбирского края
Заключение
Библиофафия
- О некоторых методологических трудностях
- Среднее Поволжье в зеркале времени
- Век Просвещения и начало исследований российской провинции
Введение к работе
Актуальность темы исследования
В последние два десятилетия в России наблюдается очередной рост интереса к истории краев и областей, больших и малых городов, при этом активно идет переосмысление прошлого, поиск собственной региональной идентичности. В связи с этим актуальным является обращение к истории развития локальных научных исследований, т.е. тех исследований, которые направлены на изучение локальных территорий.
Изучение российской провинции было одной из главных задач отечественной науки с первых дней ее существования. Указание на это можно видеть и > работах М.В. Ломоносова, В.Н. Татищева и И.К. Кирилова и других видных российских географов. Однако до настоящего времени остается малоизученной история этого процесса, особенно когда речь идет о становлении и развитии краеведческих исследований.
Очевидно, что хотя наука является лишь одним из элементов культуры, тем не менее, она является показательным элементом культуры всего общества. Известно, что многие научные сообщества явились центрами просвещения. Большую роль сыграли они и в становлении краеведения (отечествоведения, роди-новедения), объединившего самые различные социальные слои в провинции. Именно провинциальные научные объединения оказались инициаторами появления многих местных исторических и художественных музеев, губернских и городских библиотек. В нашем исследовании мы попытались рассмотреть эту тему, а заодно ответить на вопросы о том, что такое провинция, в чем специфика краеведения как феномена отечественной культуры.
История локальных исследований способна прояснить не только общую ситуацию в культуре страны, но и быть полезной для понимания прошлого и настоящего конкретного региона. В этом отношении история изучения Среднего Поволжья дает богатый материал для истории отечественной культуры, по-
; _ _ 4
скольку с древнейших времен Волга была хорошо известна людям, как важнейший торговый путь. Во все времена территория Поволжья активно осваивалась, собирались географические сведения о регионе. Возникали и рушились государства, а вместе с ними исчезали и собранные знания. Тем не менее, некоторые из этих сведений дошли до нас: одни в виде легенд и сказаний, другие через рассказы путешественников, официальные документы или в виде старинных географических карт. Что способствовало этому сохранению знаний, несмотря на социальные потрясения и перемены? Очевидно, что знание однажды возникнув, способно пережить своего создателя и даже то общество, в котором оно родилось, сохраняясь в пространстве общечеловеческой мысли, в виде элемента ноосферы.
Несмотря на всю значимость Поволжья для истории России и других стран, пока еще не существует обобщающих материалов по истории изучения этой территории, также как и по истории культуры всего региона. Данная работа может рассматриваться как один из шагов в этом направлении.
Степень научной исследованности темы
В процессе данного исследования был задействован обширный круг философских и культурологических работ, в их числе труды: А.Ф. Лосева, Ю.М. Лотмана, А.А. Любищева, М.М. Бахтина, Д.С. Лихачева, B.C. Библера, Ф.Т. Михайлова, В.В. Сильвестрова, Н.С. Злобина, М.К. Петрова, Р.Г. Эймонтовой, К.Э. Разлогова, В.Ж. Келле, В.К. Кантора, И.В. Кондакова, В.П. Шестакова, В.Л. Рабиновича, А.В. Ахутина, В.П. Визгина, А.П. Огурцова, O.K. Румянцева, П.Д. Тищенко, Ю.А. Шичалина, В.М. Розина, И.М. Быховской, ЕЛ. Александровой, Н.И. Кузнецовой и многих других классических и современных исследователей.
Проблемы организации и проведения локальных исследований активно обсуждались в 20-х годах XX века известными учеными и краеведами, многие из которых вошли в Центральное бюро краеведения в составе Академии наук. Многие идеи, впервые сформулированные в те годы, по-прежнему актуальны и
сегодня. В диссертационном исследовании были исподьзовакь; работы: И.М. Гревса, Н.П. Анциферова, С. Архангельского, А.И. Дзенс-Литовского, Е.Е. Райкова, С.Н. Чернова, А.А. Гераклитова.
Различные аспекты изучения культуры российской провинции широко представлены в работах историков, историков науки и культурологов: СО. Шмидта, Э.А. Шулеповой, Э.Г. Истоминой, В.Ф. Афиани, Э.Л. Базаровой, И.Л. Беленького, В.А. Бердинских, Ю.А. Веденина, В.Л. Глазычева, А.В. Дулова, Т.А. КандауроБОй, М.П. Мохначевой, В.Ф. Козлова, А.В. Окорокова, Д.И. Си-зинцевой, А.А. Сундиевой, Р.В. Туровского, П.М. Черносвитова, А.А. Шаблина, В.К. Рахилина, и мн. др. Значительная часть их опубликована в материалах всероссийских конференций по проблемам российской провинции: Русская провинция. Культура XVIII - XX веков. М., 1993; Российская провинция XVIII — XX веков: реалии культурной жизни. Пенза, 1996; Культура российской провинции: век XX — XXI веку. Калуга, 2000; а также в трудах региональных краеведческих симпозиумов и встреч, таких как: Краеведение в России. История. Современное состояние. Перспективы развития. М., 2004; и другие. Удачной попыткой собрать воедино информацию о культуре провинции и краеведении в целом по России следует считать появление Российской музейной энциклопедии в 2001 году. В Российском институте культурологии, являющемся преемником Центрального научно-исследовательского института методов краеведческой, на протяжении многих лет осуществляются научные программы, посвященные культуре российской провинции. Значительный вклад в историю краеведения вносят преподаватели Историко-архивного института РГТУ, а также исследователи Научно-исследовательского института природного и культурного наследия им. Д.С. Лихачева. Ряд работ по истории научных исследований в России проводится Институтом истории естествознания и техники РАН.
В работе по истории географических исследований и крупномасштабной картографии в России были использованы работы Л.С. Багрова, А.И. Андреева, Ф.А. Шибанова, Б.А. Рыбакова, СЕ. Феля, А.И. Андреева, Л.А. Гольденберга,
А.В. Постникова, О.А. Александровской, B.C. Кусова. Большую помощь в поиске архивных материалов академических экспедиций XVIII века оказали труды В.Ф. Гнучевой, Б.В. Александрова, В.П. Зубова, Ю.Х. Копелевич.
Тема истории освоения и изучения Среднего Поволжья наиболее активно стала разрабатываться во второй половине XIX века. В Поволжье в это время появляются работы нижегородского историка и краеведа Гацисского А.С.', во многом сформировавшегося под влиянием теории «областничества» А.П. Щапова, саратовского историка Чекалина Ф.Ф.2 и многих других. Значительный вклад в выявлении исторических источников по истории колонизации Среднего Поволжья был сделан Г.И. Перетятковичем3, А.Н. Зерцаловым4, В.И. Холмогоровым3, В.Н. Сторожевым6. Параллельно, в провинции плодотворно трудились местные историки, собравшие много документов XVII — XVIII веков на основе частных коллекций. В Симбирской губернии зачинателями этого движения могут считаться члены семьи Языковых.
Большую роль в сборе исторических и историко-географических материалов по истории колонизации Поволжья сыграл член-корреспондент Петербургской Академии наук, профессор К.И. Невосгруев. Часть документов была опубликована членами губстаткомитетов. Ряд документов публиковались и в периодических местных изданиях, таких, как губернские ведомости, периодических изданиях земства, в епархиальных ведомостях. Члены Симбирской губернской ученой архивной комиссии (СГУАК) в конце XIX века — начале ХХ-го смогли ор-
ГацискийЛ. Смерть провинции или нет? Н.Новгород, 1876. ГацисскийА. Печать в провинции // Дело, Х 9,1875.
2 Чекапин Ф. Ф. Саратовское Поволжье с древнейших времен до конца XVII века. Саратов,
1892. . -
3 Перетяткович Георгий Иванович - профессор русской истории в Новороссийском универ
ситете. Главные его труды: Поволжье в XV и XVI вв. Очерки из истории колонизации края.
Одесса, 1877; Поволжье в XVII и в начале XVIII в. Очерки из истории Низовья. Одесса, 1882.
4 Зерцалов Александр Николаевич (1839 - 1898)- историк, служил в Московском архиве ми
нистерства юстиции (MAMIO).
3 Холмогоров Василий Иванович (1835—1902) - археограф, действительный статский советник, заведующий поместно-вотчинного отделения МАМЮ.
6 Сторожев Василий Николаевич (1866 - 1924) - историк, археограф. Труды по истории дворянства, монастырского хозяйства, государственного управления XVII в., источниковедению, историографии, архивоведению.
ганизовать сбор и обработку большого количества материалов, которые бы... изданы в виде серии томов - «Материалы исторические и юридические района бывшего Приказа Казанского дворца»7.
Из работ современных исследователей, занимавшихся темой истории изучения и освоения Среднего Поволжья, следует отметить исследования нижегородца Н.В. Макарихина; казанских историков: И.П. Ермолаева, Е.А. Вишленко-вой, СП. Саначина, А.А. Арслановой; елабужского исследователя Н.М. Валее-ва, ученых из Самары Э.Л. Дубмана, Ю.Н. Смирнова, Л.М. Артамоновой.
Богатые материалы по истории строительства засечных черт представлены в работах историков: В.П. Загоровского, В.И. Лебедева, Р.Г. Букановой, Ю.И. Мизиса, Н.П. Крадина.
Цель и задачи диссертационной работы — комплексное изучение истории локальных исследований российской провинция, как фактора просвещения и самосознания региональной культуры, на материалах Среднего Поволжья. Причем был сделан акцент на наименее изученную часть Среднего Поволжья — Симбирское Поволжье. В связи с этим, одной из главных задач диссертационного исследования стала подготовка информационного поля по истории изучения Среднего Поволжья от начала русской колонизации и вплоть до 20-х годов XX века. Для этой цели были просмотрены документы из различных центральных и местных архивов, выявлены, обработаны и впервые опубликованы текстовые источники и некоторые картографические материалы XVI — XX вв.
Материалы исторические и юридические района бывшего приказа Казанского дворца. T.I. (Подготовил Загоскин Н.П.). Казань, 1882.
Материалы исторические и юридические района бывшего приказа Казанского дворца. Т.П, Т.Ш. (Подготовили Поливанов В.Н., Красовский В.Э.). Симбирск, 1898 — 1902. Материалы исторические и юридические района бывшего приказа Казанского дворца. T.IV -Т.VI. (Подготовил Мартынов П.Л.). Симбирск, 1898 - 1902.
Материалы исторические и юридические района бывшего приказа Казанского дворца. T.VIII, , TJX. (Подготовил Мартынов П.Л.). Симбирск, 1919, 1920. Рукописи в библиотеке Государственного архива Ульяновской области.
Материалы для истории и статистики Симбирской губернии. Под ред. М.В. Арнолъдова. Вып. 1 - 4. Симбирск, 1866 - 1867.
Вместе с тем были поставлены следующие задачи:
-
Провести анализ основных направлений локальных исследований.
-
Выяснить мехапизмы становления краеведения и связь краеведения с исследованиями края, проводившихся Академией наук, университетами и общественными научными организациями;
-
Проследить роль краеведения в культуре края, как эффективной формы просвещении и самосознания.
Научная новизна и основные результаты исследования:
1) Выделены основные группы и направления локальных исследований рос
сийской провинции: І. «протонаучные» материалы: а) описания, сделанные пу
тешественниками; б) государственные и ведомственные сведения («росписные
списки», сказки, топографические описания, статистические отчеты и т.п.); 2.
академические исследования; 3. исследования негосударственных научных
объединений (ВЭО, РГО и др.) 4. краеведческие исследования.
" Каждое из перечисленных направлений отличается целями и задачами, у каждого из них существует собственное видение провинции. Однако все вместе они составляют то информационное поле, в котором работают современные исследователи истории культуры российской провинции.
-
Проведен обзор источников по древней истории Среднего Поволжья, собранных иностранными географами и путешественниками в XIII - XVII вв., при этом выявлен ряд документов, не введенных ранее в отечественную науку.
-
Выявлена и рассмотрена традиция государственного обследования территории: в XVII веке такими описаниями были росписные сггиски воевод и «стро-ельные» книги; в XVTII веке их сменяют топографические описания, которые также как раньше должны были составляться первыми лицами губернии (наместничества); в ХГХ веке традицию сбора сведений о территории продолжили статистические исследования.
В результате источниковедческого анализа собрана и предстаапена току-мснтальная база по истории изучения и освоения Среднего Поволжья в XVI -XVIII вв., составлявшаяся государственными ведомствами: правительственные указы и «памяти» (руководства) местным воеводам по хозяйственному освоению новой территории; отчеты местных властей по строительству укреплений засечных черт; документы по распределению земли, - писцовые, межевые, «даточные», переписные, строельные книги, крепости, жалованные грамоты и т.д.; челобитные и документы личного характера.
Сопоставление двух этих направлений локальных исследований показывает, что несмотря на отрывочный характер, сделанных внешними наблюдателями, тем не менее, результаты исследований иностранных путешественников оказали большее влияние па формирование образа территории Поволжья, чем сведения, получаемые государственными службами. Эта ситуация объясняется разными условиями хранения информации. Наблюдения и описания западных путешественников почти сразу были опубликованы и тем самым введены в научный оборот, тогда как большая часть материалов внутренних ведомственных исследований «похоронены» в глубинах архивов или же погибли.
-
Отдельное место в ряду локальных исследований занимает картография, создающая наглядный образ изучаемой территории. Рассмотрена история картографии Среднего Поволжья в XVI — XVIII вв. Важным обстоятельством оказалось, что картография Поволжья, представленная в известных зарубежных картах этого времени, основана на более ранних русских чертежах,-большая часть из которых не сохранилась. Открыты и введены несколько новых имен русских картографов XVIII века.
-
Представлены материалы комплексной исследовательской экспедиции «Форпосты Отечества», проведенной автором с его коллегами по населенным пунктам, возникшим как крепости фортификационной Белгородско-Симбирской линии в середине XVII века: Симбирск (Ульяновск), Саранск, Н.Ломов, Тамбов, Козлов (Мичуринск), Липецк, Усмань, Воронеж, Остро-
гожск, Н.Оскол, Короча, Белгород, Грайворон, Ахтырка, Чугуев, Изюм, Ку-пянск, Валуйки, Борисоглебск, Балашов, Пенза.
-
Рассмотрены либеральные изменения, происходившие в России в эпоху Просвещения. Представлены материалы первых академических исследований Поволжья во второй половине XVIII века.
-
Рассмотрена история становления научных исследований в XIX веке. Обсуждены те изменения, которые произошли в отечественном просвещении в течение XIX века, при этом прослежены направления эволюции принципов гимназического образования в России XIX века на основании изменений гимназических уставов. Проанализированы изменения российского университетского устава, которые отражали линию усиления правительственного и религиозного контроля над университетской жизнью и содержанием учебных программ. Выделены факторы, которые повлияли на то, что в конце столетия происходит
' расцвет научных исследований в российской провинции:
появление системы университетского и гимназического образования; - развитие научных сообществ, как в центре, так и в провинции;
становление сети общественных библиотек и музеев.
8) Рассмотрена роль в организации и проведении локальных исследований
Вольного Экономического общества, Императорского Русского Географиче
ского Общества, губернских ученых архивных комиссий и других негосударст
венных научных организаций. Впервые введены в научный оборот материалы
по истории изучения Симбирского Поволжья из архива РГО.
Показано, что наиболее эффективной организацией по изучению российской провинции явилась система губернских ученых архивных комиссий, созданных в результате многолетних усилий замечательного историка и археографа академика Николая Васильевича Калачова (1819- 1885).
Именно с появлением ученых архивных комиссий краеведение приобретает черты систематического научного изучения провинции, способного аккумулировать знание, полученное в ходе локальных исследований, и транслировать
его для последующих исследователей края. В этом отношении губернские ученые архивные комиссии гораздо ближе к западноевропейским университетам, чем многие другие научные и учебные организации.
Действительно, архивные комиссии, представляя объединение любителей края, смогли быть относительно независимы от государства и канцелярии, и в то же время, исследования, проводившиеся в рамках этих комиссий обладали высоким научным уровнем; деятельность архивных комиссий координировалась Археологическим институтом, где члены комиссий проходили специализацию и повышение квалификации; создание архивов и музеев способствовало составлению собственных коллекций; чрезвычайно высока была книгоиздательская активность комиссий; просветительская деятельность комиссий также была чрезвычайно эффективной, поскольку к изучению родного края привлекались не только все желающие взрослые, но и гимназисты, многие из которых стали впоследствии профессиональными учеными. Значительна роль комиссий в разнообразных культурных инициативах. В частности, Симбирская архивная комиссия смогла объединить сотни жителей края в постройке здания музея (в настоящее время в нем находятся краеведческий и художественный музей).
Эта параллель, между архивными комиссиями и университетами, прослеживается и в том, что в европейских университетах традиционно отводится почетное место исследованиям местного края, что далеко не везде можно видеть в отечественных университетах.
9) Слабая изученность провинции является вовсе не результатом отсутствие исследований, поскольку такие исследования, как мы показали, проводились постоянно. Причина, на наш взгляд состоит в том, что до 80-х годов XIX века (т.е. до появления губернских ученых архивных комиссий) в провинции не существовало социальных институтов по сохранению и осмыслению истории края, как самоценной территории. Вместе с ликвидацией системы ученых архивных комиссий (1918 - 1922 гг.), произошло в значительной степени разрушение этой традиции, которая, тем не менее, смогла в некоторых случаях со-
_. 12
храниться, оказав определяющее влияние на формирование советского краеведения.
Практическое значение
Материалы, собранные в диссертации представляют свод разнообразных источников по истории освоения и изучения Среднего Поволжья, многие из которых впервые вводятся научный оборот и могут быть применены для проведения дальнейших научных разработок не только в области истории данной территории, но и всей России. Кроме того, эти материалы могут быть широко использованы в различных краеведческих программах, в вузовских курсах регио-новедензія, культурологии, истории и исторической географии.
Апробация работы проводилась на международных, российских, региональных, институтских научных конференциях, в частности, на ежегодной научной конференции «Любищевские чтения» в Ульяновске (1990-2003 гг.), на годовых конференциях ИИЕТ РАН, на международных научных конференциях «Культурология - культурная политика - развитие» (Москва, июнь 2001), «История университетского образования в России и международные традиции просвещения» (Санкт-Петербург, июнь 2005); на всероссийских научных конференциях «Культура российской провинции: век XX - XXI веку» (Калуга, май 2000 г.), «Открытые культуры» (Ульяновск, май 2002 г.), «Наука и культура России» (Самара, май 2005), «Лихачевские чтения» (Казань, май 2006) и других.
Структура работы
Работа состоит из введения, пяти глав, заключения, списка литературы и приложений (документы и картографические материалы).
Материалы диссертации представлены в монографиях:4 Симбирская черта. М.-Ульяновск, 2000; На берегах Русского Нила. История изучения территории Симбирского Поволжья. М., 2005.; а также в различных статьях (список публикаций прилагается).
О некоторых методологических трудностях
Различное понимание термина «провинция» попытался систематизировать И.Л. Беленький49, который выделил несколько главных значений провинции: а) как предмета возможного высказывания: как одну из реальных российских провинций; б) как множество конкретных территориальных топосов, объединенных родовой принадлежностью к одному из естественно-географических и исторически сложившихся районов; в) как предельно обобщенное понимание «провинции» как территории страны в целом (за исключением общероссийского центра). При этом он указывает на ряд методологических трудностей, которые не позволяют рассматривать провинцию, как объект для предельного обобщения и рационализации: «если и возможно говорить о «провинциологии» как типе и форме знания, то исключительно как о сосуществовании множества «провинциологии», не всегда даже готовых к диалогу. «Провинциология» одновременно выступает: и как система или иная совокупность (а может быть, и междисциплинарность) научных знаний о «провинции» (эмпирического и теоретического, сравнительно-исторического и типологического характера), и как любая форма рефлексивного переживания «провинции», обнаруживаемая в пределах локальных провинциальных пространств, и вне их»50.
Беленький показывает преимущество «внутреннего» описания провинции, что предполагает «укоренение субъекта высказывания в ней, органичность существования». Это соответствует тому пониманию краеведения, которое по определению Шмидта объединяет в первую очередь людей, живущих в провинции. Тем самым, краеведение, как «внутреннее» описание не только дает более точное изображение действительности, чем «внешнее описание», но по мнению Беленького «подлинностью переживания, понимания, постижения «провинции» обладает только «внутреннее» ее описание, культурно- и духовно-генетическая связь провинциолога с «провинцией». Во всех других позициях он - только «наблюдатель», «свидетель»; только - «другой»51.
Другими словами, вопрос состоит в том, можно ли быть знатоком культуры региона, не живя в провинции, а имея лишь отдельные обрывочные суждения о ней, почерпнутые из рассказов путешественников и статистических сводок? Если по отношению к другой стране такой подход дает лишь карикатурный образ, который мы можем легко видеть в текстах многих европейцев о России, то, что дает надежду на успех подобного подхода в понимании провинции? Основанием этому подходу могла бы служить лишь та ситуация, когда провинция является культурой не самостоятельной, а построенной как подражание столичной культуре (таким образом, оказывается обоснованной оценка провинци альной культуры как второстепенной). Но провинция провинции рознь. Поэто му попробуем провести предварительную типологию провинции по принципу их образования.
Первый тип соответствует тому значению, который заложен в самом слове провинция, т.е. «завоеванная территория». История представляет нам немало случаев, когда культура завоеванной страны оказывается намного богаче культуры завоевателей. Подобных примеров немало и в русской истории. Так, например, культура Казанского ханства, в значительной степени сохранила в себе элементы высокой культуры арабской науки и просвещения, о чем неоднократно свидетельствовали как иностранные, так и русские наблюдатели52.
Другой тип российской провинции представляют древние русские княжества, которые в течение XIII - XV вв. постепенно поглотило Московское княжество. Не включаясь в спор, который уже десятилетиями идет среди историков о } том, пошло ли на пользу русской культуре такое собирание земель вокруг Мо сквы, сошлемся только на работу А.А. Любищева «Апология Марфы Борец-кой», где он рассматривает все плюсы и минусы присоединения Новгорода к Москве и с присущей ему скрупулезностью показывает, что это насильственное объединение оказалось не только не принесло никаких выгод для Новгорода, но и затормозило надолго развитие всей русской культуры5.
Третьим типом провинции может быть та территория, которая осваивалась вольными поселенцами, бежавшими от московского ига. Это и вольное казачество на Дону и Кубани, Волге и Лике, Урале и Сибири. Это многочисленные группы старообрядцев, осваивавших труднодоступные места по окраинам империи или уходившим, как некрасовцы, на чужбину. Культура этих регионов
складывается под знаком сохранения старины, что дает для современных историков и этнографов удивительные примеры живого присутствия русской традиционной культуры XVII века.
Несколько иначе складывались отношения между столицей и теми провинциями, которые были основаны Москвой, как пограничные крепости Московского государства и в этом отношении Москва может считаться не только «столицей» (т.е. местом, где сосредоточена верховная власть), но и «матерью» многих провинциальных городов. И в этом случае действительно можно говорить, с известной долей условности, о тождественности культуры города основателя и колонии. Однако даже при подобном подходе к провинции, как к упрощенной копии столичной культуры, остается немало методологических трудностей.
Что же дает возможность взглянуть на жизнь провинции «изнутри»? На первый взгляд это может быть краеведение, но краеведение нельзя считать самостоятельной наукой, поскольку нет ни предмета, ни собственного метода. Фактически в краеведении мы видим целый комплекс подходов и методов. Краеведы, представители естествознания исследуют методами соответствующих дисциплин природу провинции, краеведы-гуманитарии также пользуются специализированными методиками поиска документов и их критического анализа. Могут ли они понимать друг друга на уровне профессионалов? Очевидно нет, или же они должны для общения внутри такого разнородного профессионального сообщества находить способы перевода специализированного языка науки на общепонятный язык. Что значит понять и что значит знать? Если в знании мы воспроизводим схему нашего отношения (схему ли производства вещи или схему наших действий по описанию и измерению предметов окружающего мира), то в понимании мы обращаемся к некоторому целостному восприятию, что отражает глубинное стремление живущих «здесь и теперь» придать смысл окружающему миру. Именно в этом отношении краеведение можно рассматривать как герменевтику или философию провинции.
Что же дали для изучения провинции те исследования, которые проводились государством, академическими учреждениями, университетами и краеведческими организациями?
Среднее Поволжье в зеркале времени
Чем интересен этот регион с точки зрения географии и истории?
С древнейших времен Волга была известна людям, являя собой не только важнейший торговый путь , но и место встречи различных народов. Первые следы жизни людей на территории Симбирского Поволжья относятся к палеолиту. В эпоху мезолита поселились здесь финно-угорские племена, потомки которых в лице мордовского населения и сегодня составляют одну из многочисленных групп коренного населения Поволжья. Начиная со II тысячелетия до нашей эры и по середину I тысячелетия нашей эры в Среднем и Нижнем Поволжье жили ираноязычные племена, оставив следы своего пребывания здесь не только в виде предметов быта, сохранившихся на волжских берегах, но и в качестве важнейших топонимов94. В начале I тысячелетия нашей эры на Среднюю Волгу приходят славянские племена, образовавшие именьковскую культуру95. Им на смену в середине VIII века появляются тюркоязычные кочевые племена булгар, основавшие здесь государство Волжской Булгарии. В это же время в различных исторических свидетельствах и описаниях встречаются упоминания о народах, этническая принадлежность которых до сих пор вызывает споры (буртасы96, маджары97 и другие легендарные народы).
Расцвет Волжской Булгарии приходится на время наибольшего развития арабской культуры и науки, которая с успехом продолжила разработки древнегреческой науки, в том числе и в области географии. Среди географов IX - X веков выделяются два автора: Ибн-Русте и Ибн-Фадлан. Ибн-Русте дал в своей энциклопедии «Дорогие древности» одно из первых описаний Волжской Бул-гарии: «Живут болгаре на берегу реки, которая впадает в море Хазарское и прозывается Итиль, протекая между хазарской и славянской»98. Если описания Ибн-Русте основывались на сведениях других арабских путешественников, то Ибн-Фадлан представил результаты собственной поездки в составе багдадского посольства в Булгарию в 922 году". Именно благодаря развитой школе исламской картографии до нас дошли представления о том, насколько развитым было это самое северное исламское государство, активно торговавшее со странами арабского мира, с Киевской Русью и с западноевропейскими государствами100.
В середине XIII в. территория Среднего Поволжья оказывается под властью монголов, однако Золотая Орда со временем приняла большинство достижений культуры завоеванной Волжской Булгарии. Не прервались и торговые отношения с другими странами. А соответственно, мы видим на различных средневековых европейских картах детальное изображение городов средней и нижней Волги. Наиболее известными в это время являются итальянские (генуэзские, венецианские) и каталонские морские карты (портоланы).
В литературе по исторической географии Среднего Поволжья часто ссылаются на карты венецианских картографов XIV века братьев Франческо и Марко Пицигани (Пизигано) и на карту мира, созданную в 1459 году фра Мауро (монахом ордена камальдулов из монастыря Св. Михаила на острове Мурано около Венеции)101. Российская археографическая комиссия смогла воспроизвести факсимильное издание этой карты (сделанное виконтом Сантаремом в 1842 -1853 гг.)102, в которой воспроизводятся тексты, сделанные фра Мауро. Интересно его предисловие, где он, в частности, отмечает несовершенство созданной им карты, которая по его словам предназначена «скорее для возбуждения, чем для удовлетворения любопытства».
Академик А.И. Соболевский, анализировавший тексты на этой карте, обращал внимание на изображение грандиозного памятника «к северу от Сарая», около которого есть следующее примечание: «тут находится 18 могил, сделанных по повелению Тамерлана и подобных этому рисунку. Он приказал похоронить только начальников... Тут Тамерлан совершил величайшее побиение этих татар» . Очевидно, здесь речь идет о сражении войск Тамерлана с армией Тохтамыша на Кондурче, которая закончилась, как известно, поражением Тохтамыша .
Одновременно с распадом Золотой Орды и образованием Казанского и Астраханского ханств расширяется и влияние Московской Руси на Среднюю Волгу. В это время основываются русские города - крепости в Поволжье: Курмыш (основан в 1372 г. нижегородским князем Борисом Константиновичем для защиты своих владений от набегов мордвы, черемис и татар105), Васильсурск (1532 год)106. Затем, в связи с походами Ивана Грозного на Казань, основываются Свияжск и Алатырь (1551 и 1552 год, соответственно). Тогда же основывается и Промзино Городище (ныне пос. Сурское Ульяновской обл.), как укрепленный городок на южных рубежах Московского государства.
После присоединения Иваном Грозным к Московской Руси Казанского и Астраханского царств разворачивается и активная русская колонизация Среднего Поволжья. Однако вплоть до середины XVII века (и даже позднее), огромный участок Поволжья - от Казани до Астрахани - оказывался территорией, рискованной для хозяйствования и опасной для постоянного проживания, что отразилось в характерном для того времени названии этих мест - «Дикое Поле». Южная граница оседлой территории была отмечена построением русских крепостей: Лаишева (вблизи устья Камы в 1557 году), Тетюшей (1571 год). Кроме того, возникли отдельные города на Волге - Самара (1586 год), Царицын (1589 год) и Саратов (1590 год), выступавшие своего рода опорными пунктами для движения между Казанью и Астраханью. Однако на остальном пространстве постоянных поселений почти не было. Известный путешественник Адам Олеа-рий, проплывший по Волге летом 1636 г., отмечал в своих записках и на карте лишь «руины городов и сел, разрушенных Тамерланом». И лишь после строительства Симбирской черты (1648 - 1654 гг.) эта территория начинает приобретать черты оседлой жизни.
Не смотря на то, что большая часть Среднего Поволжья оставалась незаселенной, тем не менее, сведения об этой территории были довольно подробно представлены в официальных и хозяйственных бумагах XVI - XVII веков, таких как:
разнообразные правительственные указы и «памяти» (руководства) самарским, саратовским, астраханским и другим местным воеводам по хозяйственному освоению новой территории;
отчеты местных властей по строительству укреплений засечных черт (Карлинской, Симбирской, Закамской), к которым прилагались и чертежи местности;
документы по распределению «порозжей» (т.е. никому не принадлежащей) земли, отведенной («отказанной») для служилых людей и казаков, - писцовые, межевые, «даточные», переписные книги, крепости, жалованные грамоты и т.д. В частности, одними из наиболее интересных источников являются строельные книги, в которых можно найти информацию не только о том, каковы были границы отведенных участков, но приводятся многие подробности за селения ;
«росписные списки» - документы, в которых описывается все государственное имущество при передаче города от одного воеводы к другому (сюда входят описания крепостных сооружений, вооружения, характеристика промыслов, перечень основных документов в приказной избе);
разнообразные отчеты местных властей правительству о сборе налогов и других поступивших в казну средств, а также о тратах казенных денег. Таким образцом является приходно-расходная книга симбирской приказной избы за 1665- 1667 годы;
владенные монастырские грамоты, где дается характеристика отведенной монастырям земли (размеры, местонахождение, характеристика леса, пашенной земли), в приложении мы приводим образец такой владенной грамоты, данной Костромскому Богоявленскому монастырю на землю на левой стороне Волге близ Симбирска;
. link3 Век Просвещения и начало исследований российской провинции link3
В России научное просвещение начинает активно проникать из Европы еще в XVII веке. Но, безусловно, самый яркий этап в этом проникновении европейской культуры в Россию рождается усилиями Петра, который готов был жертвовать для этого любые денежные и человеческие ресурсы всего государства, в уверенности, что это со временем принесет для страны доход. При всем многообразии гипербол, данных ему современниками и историками, необходимо признать и то, что он был не только великий реформатор российского государства, но и великий дилетант, который со всем энтузиазмом страстного ученика, искренне верил в безграничное могущество европейской науки. При этом он был настолько потрясен во время своего знакомства с Европой успехами европейской науки и техники, что, кажется, не воспринимал все трудности и возможные ошибки в научных построениях (характерно в этом отношении его настойчивое стремление реализовать проект вечного двигателя авантюриста Ор-фериуса в России246). Показательно также и то воодушевление, с каким сам Петр воспринял известие о том, что он удостоен звания члена Парижской Академии Наук за создание точной карты Каспийского моря. Щапов, ссылаясь на дневник Иоанна Георга Корба за 1698 - 1699 гг., пишет о той борьбе, какую вел Петр со своим окружением за научное просвещение: «заскорузлые в нелепых старинных понятиях бояре говорили: московитяне к научным занятиям не способны, и потому расходы на сей предмет окажутся совершенно бесполезными; вы только изнурите понапрасну и себя и своих подданных». - «По вашему мнению, - отвечал им на это Петр, - мы родились от природы менее счастливо, чем другие народы; Бог, по вашему сужденью, дал нам душу ни к чему не способную! Между тем, как у нас такие же руки, глаза и телесные способности, как и у людей других народов, которым даны они для развития ума; почему же мы только выродки человеческого рода и должны иметь ум неразвитый? Почему же мы только одни недостойны науки, облагораживающей всех прочих людей?»248.
Эти рассуждения перекликаются с тем, о чем говорили известные европейские просветители XVI - XVII вв. в обращениях и призывах к народам Европы, с той разницей, что они делали акцент на христианское просвещение, а не на науку. Так, на заре немецкой Реформации, Мартин Лютер считал, что только распространение христианских школ в Германии способно будет просветить и преобразовать немецкое общество, которое не знает даже собственную историю на тот момент: «О, как много поучительных историй и изречений, которые относятся к прошлому и настоящему немецких земель и о которых мы почти ничего не знаем, следовало бы обнародовать! Но это затрудняется тем, что не находится никого, кто описал бы это, или же - если это уже описано, никто не сохраняет книг. Потому-то о нас, немцах, ничего не знают в других странах, вследствие чего во всем мире нас называют немецкими тварями, которые ни на что не способны, кроме войны, обжорства и пьянства»249.
Энергия Петра Великого породила множество ярких фигур в отечественной науке и в первую очередь в географии. Это и организация Санкт-Петербургской Академии Наук, детища, которого сам Петр уже не увидел, но всемерно спо-собствовал его появлению , и знаменитые экспедиции (Мессершмидта, Беринга и др.), и разворачивание картографических исследований по территории всей России. Блестящие представители петровского времени, такие как Федор Иванович Соймонов, Иван Кирилович Кирилов, Василий Николаевич Татищев, Александр Бекович-Черкасский, Василий Прончищев, Семен Челюскин и множество иных не столь знаменитых, но не менее отважных исследователей, самоотверженно, зачастую с риском для жизни трудились по составлению карт как в центре, так и по окраинам самой протяженной в мире империи.
Характерным общим моментом для российских географов того времени было понимание географии как о такой науке, которая обеспечивает пользу и могущество своей страны, что имело прямую преемственность с традициями служения Отечеству. Так, В.Н. Татищев, один из первых отечественных ученых серьезно размышлявший о целях и назначении географии251, относил географию именно к разряду полезных наук, объединяя ее в один раздел с историей: «Весьма полезно в знатных услугах быть чающему учить не токмо своего отечества, но и в других государств деяния и летописи, или гистория и хронография... еже нам к наставлению и предосторожности в наших предприятиях и поступках пользуются. Землеописание, или география, показывает не токмо положение мест, дабы в случае войны и других приключениях знать все онаго во укреплениях и проходах способности и невозможности, притом нравы людей, природное состояние воздуха и земли, довольство плодов и богатства, избыто-чество и недостатки во всяких вещах. Наипаче же собственного отечества, потом пограничных, с которыми некоторые дела, яко надежду помощи и опасность от их нападения имеем, весьма обстоятельно знать, дабы в государственном правлении и советах будучи о всем со благоразумием, а не яко слепой о красках рассуждать мог» . М.В. Ломоносов также неоднократно подчеркивал пользу науки для будущего России. Такое отношение к науке сохраняется и в екатерининскую эпоху, о чем свидетельствует позиция многих просветителей того времени (таких как А.Н. Радищев, Н.И. Новиков, князь М.М. Щербатов, А.Т. Болотов), и в последующие времена. Таким образом, государственная служба (в понимании служения Отечеству) и наука в России с первых моментов своего возникновения оказываются тесно связанными.
И это само по себе можно воспринимать как норму научного отношения. Но только если речь идет о таком государстве, в котором есть гражданское общество и свобода личности, что уже само по себе является необходимым атрибутом просвещения. Здесь можно вспомнить определение Иммануила Канта: «Просвещение - это выход человека из состояния своего несовершеннолетия, в котором он находится по своей вине. Несовершеннолетие есть неспособность пользоваться своим рассудком без руководства со стороны кого-то друго-го» . Но руководство со стороны другого, как бы оно не называлось (опека, надзор или субординация) есть несвобода (согласно аристотелевскому определению «рабы по природе» - это те люди, кто не может пользоваться собственным рассудком). Таким образом, заложенное в основе научного просвещения требование свободы личности оказывается тесно связано с политическими либеральными требованиями. Как писал Леонтович: «Основная идея либерализма - это осуществление свободы личности. (...) Либерализм - творение западноевропейской культуры и, в основном, плод уже греко-римского мира средиземноморской области. Корни либерализма уходят в античность и к этой первозданной его основе принадлежат такие вполне четко выработанные понятия, как правовая личность и субъективное право (в первую очередь право на частную собственность) (...) ... я должен указать на два исторических источника западноевропейского либерализма: на феодальную систему и на независимость духовных властей от светских в Средние века. Мне пришлось выделить эти корни западноевропейского либерализма потому, что в России они отсутство вали. За представителями церковной власти никогда не признавалось положение суверенных властителей, а феодализма в России не было»254.
Один из знаменитых философов той эпохи Давид Юм, оценивая деятельность Петра Великого по просвещению России, пишет: «... он правит подданными так полновластно, словно они его собственность, а вместе с тем так небрежно и с такой тиранией, словно они принадлежат другому. Народ, управляемый таким образом, есть народ рабов в полном и прямом смысле слова; и вряд ли такие люди смогут возвыситься до какой-либо просвещенности, вкуса или разума»255. Юм отнюдь не одинок в своей оценке. Но если это так и указанное противоречие между свободным духом научного исследования и тираническим характером государственного устройства заложено в российской науке с самого начала, то выходом из сложившейся ситуации могло быть лишь создание «автономной зоны» для науки от произвола чиновников разного ранга. Очевидно, что разные российские правители в той или иной степени понимали эту необходимость создания автономии науке, подобно той, которая существовала в Европе.
