Содержание к диссертации
Введение
Глава I. Заглавие как феномен 18
1. Заглавие - имя текста 19
2. Заглавия-антропонимы 37
3. Заглавие как первая строка 49
4. Структурные отношения заглавия и текста 70
Глава II. Заглавие как предтекст 86
1. Заглавие и внетекстовая реальность 87
2. Читатель - заглавие - текст 106
Глава III. Система заглавий и заглавие как система 152
1. Система заглавий 152
2. Проблема заголовочного комплекса 202
Заключение 212
Список цитируемой литературы 217
Введение к работе
Заглавие в течение последних десятилетий привлекает серьезное внимание исследователей1. Особый интерес к нему объясняется и уникальным положением заголовка2 в тексте, и многообразием его функций.
Отдельные работы, посвященные заглавию, стали появляться еще в первой половине XX века [напр., 33; 99; 53], но были, независимо от значимости, как бы случайными, не связанными с основными тенденциями в науке своего времени, а потому проходили незаме-ченнными.
Рост интереса к заглавию начинается в 1960-е годы, когда в филологии стал активно проявлять себя системный подход. Заглавие, предстающее одновременно и элементом текста и самостоятельной информативной единицей, не могло в этой научной ситуации не привлечь внимания.
*0б этом свидетельствуют материалы к библиографии, в которых насчитывается более трехсот работ, так или иначе связанных с проблемами заглавия [43].
2Здесь и далее термины "заглавие" и "заголовок" употребляются как синонимы. Существуют попытки их разграничения [напр.,131:72-74], но достаточно веских аргументов, определяющих разницу между понятиями, пока не предложено. Слово "название" используется в работе как относительный синоним "заглавия" и "заголовка", потому что оно указывает лишь на один - назывной - аспект.
Именно тогда сложился круг проблем, касающихся заглавия. В самых общих чертах их можно определить так: 1) что такое заглавие, каков его статус; 2) каковы выполняемые им функции; 3) как оно соотносится со структурой текста.
Эта проблематика активно разрабатывается в последние годы и лингвистами и литературоведами. При этом специфика каждой из филологических дисциплин определяет цели и стратегию исследования.
Работы лингвистов, как бы они ни были многообразны, так или иначе обращены к выполнению двух важнейших задач: установить грамматический статус заглавия и определить его основные функции.
Решая проблему грамматического статуса, лингвисты ищут ответ на взаимосвязанные вопросы: считать заглавие словом или предложением и (в зависимости от этого) как рассматривать структурные отношения заглавия и текста.
Основным материалом лингвистических исследований закономерно стали газетные заголовки и заглавия в публицистике, то есть в таких текстах, где наиболее четко прослеживаются те отношения между заглавием и текстом, которые интересуют исследователей.
При всем разнообразии точек зрения, дискуссиях и частных расхождениях, лингвисты тяготеют к трем позициям по интересующим их вопросам: одни предпочитают рассматривать заглавие как номинативную единицу (то есть заглавие не является предложением и только называет текст)1, другие - как предикат (то есть заглавие служит высказыванием о тексте)2, третьи полагают, что заглавие зани-
1 Представление, идущее от Д.Н.Овсянико-Куликовского [135:8]. Закреплено в академической Грамматике русского языка [61:70].
2Развитие точки зрения А.М.Пешковского [146:178], которой придерживаются многие авторитетные языковеды [см. напр., 165:48].
мает промежуточное положение между словом и предложением (называя текст, одновременно является высказыванием о нем). Последнее утверждение представляется наиболее продуктивным хотя бы потому, что позволяет рассматривать заглавие не только с точки зрения грамматических категорий (изменения по падежам и числам) и синтаксического бытования, но и в его функциональных особенностях [см. напр., 91:69-82].
О функциях заглавия в работах лингвистов написано достаточно много. Но можно говорить о том, что преимущественно выделяется пять основных функций [123] :
номинативная. Это исторически сложившаяся исходная функция, так как заглавия возникли, чтобы обозначить, назвать текст. Она объединяет все заголовки, независимо от их структуры и индивидуальных особенностей;
информативная (коммуникативная). Эта функция тоже универсальна: всякое заглавие так или иначе информирует читателя о тексте;
разделительная. Заглавие выделяет текст из окружающего пространства. Осуществление этой функции происходит в основном за счет графических средств: заглавие печатается перед текстом, выделяется шрифтом, цветом и т. п.;
экспрессивно-апеллятивная. Заглавие может выявлять авторскую позицию, а также психологически готовить читателя к восприятию текста. Экспрессивность может быть выражена с помощью как языковых, так и внеязыковых средств, например, графических (ср. игру шрифтами у футуристов);
рекламная. Заглавие должно привлечь внимание, заинтересовать читателя. С ростом количества издаваемых книг рекламная функция приобретает все большее значение.
Соотношение этих функций зависит от особенностей каждого конкретного текста, жанра, к которому он тяготеет, типа культуры и так далее.
Обращаясь к разным типам текстов, лингвисты называют дополнительные функции, связанные с их особенностями. Так, Н.А.Кожина, говоря о заглавиях художественных текстов, предлагает классификацию функций, несколько отличную от общепринятой. Заглавие художественного текста, считает она, выполняет два типа функций: внутренние, "с позиции автора" (назывная; функция изоляции и завершения; текстообразующая) и внешние, "с позиции читателя" (репрезентативная; соединительная; функция организации читательского восприятия) [91:50-64]. Н.П.Харченко, чей объект изучения - научные тексты, выделяет номинативную, информативную, рекламную, функцию убеждения и конспективную функцию заглавия. Если первые три характерны для любого заголовка, то две последние (функция убеждения и конспективная), по мнению автора, присущи заглавиям именно научных текстов, порождены их спецификой [221:6].
Таким образом, решение вопроса о функциях заглавия определяется прежде всего методологией исследователя и типом текста, к которому он обращается [см. 29; 81; 166; 221; 260; 272].
Другой важный дискуссионный вопрос связан с отношениями заглавия и именуемого текста. Существуют довольно веские аргументы в пользу самостоятельности заголовка, например, его способность к бытованию вне текста (в библиографических указателях, каталогах, критических статьях, научных трудах) [19; 99; 167; 222 и др.]. Это дает основания ряду исследователей, не приводя специальной аргументации, расматривать заглавия парадигматически, сопоставлять их друг с другом, вне связи с текстом. Таковы многочисленные работы, посвященные структурной организации заголовков [15; 16; 117; 122; 152; 160; 215 и др.]. Вместе с тем, достаточно
обосновано и представление о заглавии как элементе текста. С этой позиции он изучается в работах, посвященных системным отношениям [67; 71; 75; 96; 188; 245] и стилистике заглавия как элемента текста [62; 125; 134; 217]. Обе эти точки зрения ("заглавие есть самостоятельный текст" и "заглавие есть элемент текста") имеют в сегодняшней лингвистике как сторонников, так и противников.
Помимо фундаментальных проблем, активный интерес современной лингвистики привлекают прикладные аспекты изучения заглавия, такие, как специфика газетного заголовка (вопрос наиболее разработанный) [20; 24; 40; 63; 74; 85; 104; 160; 166; 171; 235; 255], вопросы озаглавливания с точки зрения книговедения и редактуры [6; 33; 68; 77; 102; 111; 207], писательского мастерства [27; 170; 224; 228; 244], художественного и технического перевода [72; 105; 233], школьной методики [38; 117; 149; 205]. В этом ряду следует упомянуть и большую группу работ, в которых рассматриваются некие языковые явления, актуализированные в заглавиях [ 42; 79; 121; 161; 178].
Литературоведов проблемы заглавия до сих пор занимали меньше, чем лингвистов. Упоминания о смысловой роли, происхождении и значении конкретных заголовков нередко встречаются в мемуарной и художественной литературе [напр., 17; 22:131-134; 141:195-197; 186:43-48; 236:428-429], существует опыт обобщения этого материала [244; 259]. Заглавие стало предметом ряда эссеистических работ ("Муки заголовка" [25], "Помогите озаглавить!" [46], "В заглавии - суть" [155] [см. также 4; 26; 27; 32; 216] ).
В академических исследованиях заглавие привлекает внимание главным образом одним (правда, широким) аспектом, который можно охарактеризовать так: поэтика заглавия.
Наибольший интерес здесь представляет работа С.Д.Кржижановского [99], написанная еще в начале тридцатых годов. Ценность
его "Поэтики заглавий" прежде всего в том, что в ней постулируются основные, принципиально важные положения, касающиеся природы заголовка и его отношений с текстом.
Кржижановский видит в заглавии свернутый текст. "Книга,-пишет он,- развернутое до конца заглавие, заглавие же - стянутая до объема двух-трех слов книга. Или: заглавие - книга in restricts, книга - заглавие in extenso" [99:4]. Это главный постулат автора. Но кроме того, Кржижановский первым обращается к целому ряду вопросов, которые только в настоящее время начинают разрабатываться наукой.
Во-первых, это проблема отношений заглавия и текста. "Заглавие, - предполагает автор,- должно быть так относимо к тексту, как слова текста к разрабатываемому слою жизни" [99:16], причем следует принимать во внимание, что заглавию "приходится иметь дело не со словесным сырьем, а с художественно обработанным материалом" [99:17].
Во-вторых, осмысливая схематику заглавий, предпринимая попытку выстроить их типологию, Кржижановский делает важнейший вывод - "заглавия могут показать стилистику и мышление данного автора" [99:19].
Еще одна проблема, поставленная Кржижановским предельно четко и определенно, - проблема адресации текста: "Заглавие на книге - как адрес на пакете" [99:14]. Автор указывает на зависимость между структурой заголовка и адресованностью текста определенному читателю. В связи с этим делается вывод, что тенденции озаглавливания должны характеризовать как писателя, так и "потребителя культуры" данной эпохи.
Если обобщить сделанное Кржижановским, можно говорить о том, что рассматриваемые им частные проблемы сводятся, в сущности, к осмыслению заглавия как элемента текста и как способного к
самостоятельному существованию "кратчайшего из кратких рассказов о книге" [99:23].
Основные положения "Поэтики заглавий" оказались столь продуктивными, что практически все современные работы в той или иной степени развивают их, либо полемизируют с ними.
Естественно, что при этом исследователи, обращаясь к заглавию в художественной литературе, как правило, предпочитают ограничивать материал определенным литературным родом, жанром, эпохой, творчеством того или иного писателя и так далее. Например, Е.В.Джанджакова предпочитает рассматривать заглавия лирических стихотворений, мотивируя свой интерес тем, что в лирике все факты языка актуализируются, и элементы текста отличаются семантической осложненностью [70]. Проблемам исторического бытования заглавий, их эволюции, зависимости от жанровой специфики текста посвящены исследования С.Л.Козлова [93] и А.С.Когана [89]. Особого внимания заслуживает работа Э.Б.Магазаника, в которой, пожалуй впервые, ставится вопрос о поэтике оглавления, вопрос сложный и практически неразработанный [112].
И наконец, ряд научных трудов посвящен заглавиям у определенных писателей. В каждом из них предлагаются наблюдения над особенностями творчества данного автора (эволюцией заглавий, их характерным построением, самобытностью на фоне эпохи), интерпретация отдельных заголовков и так далее [65; 69; 118; 150; 151; 153; 154; 181; 187; 192; 234; 239 и др.].
Следует отметить, что литературоведческие работы, так же как и работы лингвистов, ограничены и предметом и способами исследования, а следовательно и представления о заглавии закономерно оказываются тоже ограниченными.
Чтобы преодолеть эту ограниченность, в условиях растущего интереса к заглавию стал формироваться комплексный подход к проб-
леме, синтезирующий возможности обеих филологических дисциплин. Такой подход возник прежде всего потому, что в последние годы смог реализовать себя интерес к интерпретации текста. Среди множества вопросов, связанных с проблемами интерпретации, одним из актуальных оказался вопрос о заглавии, так как заглавие - первое, с чем сталкивается читатель, а значит, именно оно ориентирует читательское понимание текста. Это сделало необходимым изучение роли заглавия в понимании художественного текста.
Предпосылки нового способа исследования появились несколько раньше, когда слово "интерпретация" еще не нашло активного употребления в науке. Одной из первых здесь должна быть названа работа И.В.Арнольд, которая способствовала созданию комплексного подхода к феномену заглавия: "... отношения, которые принято называть тропами, - писала она, - функционируют не только в микроконтексте, но и в заглавиях, а через заглавие и на уровне образов, сюжета и текста в целом... Это свойство заглавий представляется очень существенным, так как оно подтверждает необходимость интерпретации художественного текста как целостной связной структуры и требует объединения усилий лингвистов и литературоведов" [9:25]. В этом небольшом фрагменте заявлены две основные тенденции, получившие в дальнейшем развитие. Здесь была указана принципиально важная роль заглавия в структуре текста и намечен путь исследования - "объединение усилий лингвистов и литературоведов".
Комплексный подход сейчас только осваивается наукой. Работы современных филологов могут в той или иной мере тяготеть к литературоведению [70; 206; 212] или лингвистике [50; 62; 197] , но их перспективность в том, что они учитывают сделанное в рамках других наук.
Рассматривая заглавие с разных позиций, соглашаясь или полемизируя друг с другом, большинство исследователей приходит к
общему выводу: заглавие - это особое явление, требующее специального изучения1.
Сегодня есть основания говорить, что накоплен большой эмпирический материал, нуждающийся в теоретическом обобщении. В частности, необходимо, на основе достижений обеих филологических дисциплин, объяснить природу заглавия как феномена и выявить его основные онтологические свойства. Попыткой выполнить эту задачу и является данная работа.
Сложность изучения заглавия как феномена определяется уже тем, что возможны два толкования самого понятия "заглавие". Одно из них привычно и употребляется в обыденной практике: заглавие -это название, предпосланное тексту. Однако для понимания текста может оказаться важным не только название, но и другие затексто-вые элементы:
имя автора может выполнять, например, дифференцирующую функцию,когда названия разных текстов совпадают: "Скифы" В.Брюсова, А.Блока и К.Бальмонта;
подзаголовок "уточняет" название и соотносит текст с литературными и внелитературными рядами (подзаголовок книги П.Широкова "В и Вне. Поэзы" (СПб, 1913) отсылает к авторскому жанру Игоря Северянина, указывая на его влияние);
*Так, в книге В.А.Кухаренко "Интерпретация текста" [103] утверждается, что заглавие выступает "актуализатором практически всех текстовых категорий" [103:90], и его изучение чрезвычайно важно, потому что "главная, а часто единственная авторская формулировка концепта помещается в заголовок" [103:96].
посвящение способно служить проекцией важнейших смыслов текста: "Вадиму Тихонову Моему любимому первенцу посвящает автор эти трагические листы" (Вен.Ерофеев. Москва-Петушки);
эпиграф задает тот контекст, в котором развертывается авторское высказывание, дополняет, а иногда расшифровывает название, как предпосланный роману С.Моэма "The Painted Veil" ("Раскрашенная вуаль"): "...the painted veil which those who live call life" ("...раскрашенная вуаль, которую живущие называют жизнью");
дата написания/публикации текста может модифицировать смысл (стоящая под стихотворением И.Бродского "Fin de sl-ecle" ("Конец века") дата "1989" переадресовывает понятие "конец века", традиционно соотносимое с рубежем ХІХ-ХХ вв., вновь наступающей порубежной эпохе (ХХ-ХХІ вв.);
помета о месте написания/издания способна нести семантическую нагрузку: на титульных листах книг, выпущенных петербургскими издательствами второй половины XVIII века, обозначения "в Санкт - Петербурге" и "в граде Святого Петра" сменяют друг друга в зависимости от западнической либо славянофильской ориентации [100:14];
полиграфическое оформление тоже может участвовать в формировании смыслов. Так, первое издание новиковского "Трутня" вышло изображением амура под буквами заглавия, а во втором - с рисунком осла, придавленного сатиром. Название не изменилось, но обрело иную смысловую направленность [100:15].
Проблема, о которой идет речь, была очерчена еще Кржижановским, и коротко ее можно сформулировать так: считать ли загла-
виєм только название или целый заголовочный комплекс, то есть все то, что предшествует тексту? Однозначного ответа на этот вопрос пока нет. По-видимому, имя автора далеко не всегда играет принципиальную смыслообразующую роль: заглавие классического произведения порой как бы отделяет от себя имя автора и бытует подобно крылатому выражению ('Торе от ума"), а малоизвестное авторское имя вообще доносит до читателя минимум информации. Дата и помета о месте написания зачастую остаются только фактом биографии автора и не становится элементом смысловой структуры текста. Подзаголовок, посвящение и эпиграф тоже факультативны, но по другой причине: они не обязательно предпосланы тексту. Что же касается полиграфического оформления, оно в подавляющем большинстве случаев говорит не о тексте, а о вкусе издателя и назначении издания (soft-cover для чтения "на ходу", подарочное, академическое, детское издание и так далее).
Все это позволяет считать имя автора, подзаголовок, посвящение, эпиграф, дату и место написания/издания, а также полиграфическое оформление факультативными элементами заглавия. Поэтому в работе предметом исследования становится собственно заглавие, "заглавие наголо" (С.Д.Кржижановский). Именно оно дает возможность ответить на основной вопрос: что такое заглавие как феномен. Вопрос о заголовочном комплексе рассмотривается как частный извод общей проблемы заглавия и ему посвящается отдельный фрагмент работы.
Материалом для исследования послужили заглавия литературно-художественных текстов разной национально-культурной1 и вре-
1 Русской, французской, испанской, английской, англо-американской, в отдельных случаях - немецкой и некоторых других.
менной1 принадлежности, разной эстетической ориентации. Этот "разброс" в материале носит принципиальный характер: для выявления онтологических свойств заглавия недостаточно было бы ограничиться какой-либо одной национальной литературой, эпохой, художественным направлением, так как, возможно, при определенных ограничениях результат исследования позволял бы сделать лишь частные выводы. То же общее, что есть у максимально разных заголовков, и может быть признано онтологически присущим феномену заглавия. Этим обусловлено и обращение к произведениям, тяготеющий к разным литературным родам.
Заглавие при этом рассматривается как данность, как культурная реальность, самоценная и независимая от истории своего создания. Представляется несущественным, дано ли заглавие самим автором или, независимо от него, кем-то другим. Так, "Commedia Divina" ("Божественная комедия") на протяжении многих веков бытует в культуре под именем, которое сам Данте поэме не давал, но которое приняло на себя роль заглавия и выполняет ее в полной ме-
Заглавие сформировалось как феномен в литературе Нового времени. В предшествующие эпохи оно выполняло несколько иные функции, чем те, которые приняло на себя впоследствии. В частности, заглавие не всегда функционально отграничивалось от предисловия или аннотации и было "формулировкой концепта"; жанровые заглавия в определенные эпохи не индивидуализировали текст, а приобщали его к канону, то есть не были вполне "личным именем". Поэтому в данной работе феномен заглавия рассматривается преимущественно на материале литературы XIX и XX веков. В отдельных случаях, если это необходимо для выявления тех или иных свойств заглавия, используются и более ранние примеры их проявления.
ре. Известно, что рассказ А.Солженицьша "Матренин двор" и повесть "Один день Ивана Денисовича" были названы так редактором, А.Твардовским, но стали восприниматься как единственно возможные.
В процессе именования заглавие и текст как бы находят друг друга. Если заглавие "приживается", значит, именно оно и предназначено тексту. С этой точки зрения показательна история булга-ковского "Театрального романа". Существовавший в рукописи как "Записки покойника", он был в 1963 г. переименован В.Лакшиным, с согласия Е.С.Булгаковой, в "Театральный роман". Впоследствии в автографах М.Булгакова, среди других вариантов, были найдены слова "Театральный роман". Под этим заглавием он и вошел в русскую литературу.
Еще одна особенность избранного материала обусловлена тем, что заглавие многофункционально и многоаспектно. Каждый заголовок может быть рассмотрен в разных его отношениях с текстом и внетекстовой реальностью. Но так как в задачу данной работы входит не всестороннее рассмотрение отдельных заглавий, а исследование феномена, представленного в разных его проявлениях, для аргументации каждого положения используются те названия, у которых та или иная черта заглавия как феномена проявляется наиболее очевидно.
Для того, чтобы показать, что вся совокупность свойств присуща любому заглавию, почти каждый раздел содержит интерпретацию заглавия книги У.Уитмена "Leaves of Grass" ("Листья травы"). Выбор именно этой книги определился целым рядом причин. Во-первых, "Листья травы" со всей наглядностью показывают, что заглавие содержит в себе "концепт" книги. Во-вторых, "Листья травы" - произведение эстетически самобытное, не имеющее абсолютизированных направленческих характеристик. Это позволяет видеть в нем особенности, характерные не для той или иной школы, направления, тече-
ния, а для литературно-художественного текста вообще. В-третьих, это пограничный в родовом отношении текст. Это важно потому, что заглавия в эпосе и драме обязательны, а в лирике - факультативны (мы привыкли именовать лирическое стихотворение по первой строке). Книга стихов - это та жанровая форма, которая "оставаясь по первичным своим признакам лирикой, ... приближается к самой границе эпоса, ... это и лирика и не лирика одновременно" [213:22]. Родовая пограничность "Листьев травы" позволяет рассматривать заглавие книги Уитмена как заглавие "в чистом виде", вне специфики рода.
Заглавие этой книги представляется удобным еще и с той точки зрения, что оно цитатно, а значит, позволяет продемонстрировать целый ряд механизмов смыслообразования и показать на этой основе особенности прочтения заглавия в условиях другой национальной культуры.
И наконец, "Листья травы", будучи книгой стихов, имеют системно организованные внутренние заголовки, что позволяет на том же примере разобраться в отношениях заглавия, оглавления и текста.
Методология исследования определяется задачами работы и особенностями материала. Заглавие как феномен требует комплексного изучения: сочетания системного, интертекстуального, лингвопоэ-тического, историко-функционального подходов, философии имени и филологической герменевтики, которые дополняя и корректируя друг друга, позволяют максимально полно описать явление. Разумеется, при таком комплексном подходе возникает опасность эклектики: каждый метод относительно автономен, у каждого есть система не всегда соотносимых понятий. Чтобы преодолеть эту трудность, определенные понятия рассматриваются как разные проявления системного мышления.
Структура работы подчинена цели исследования. Сначала выявляется именная природа заглавия, которая и лежит в основе его специфических свойств. Далее рассматривается вопрос об отношениях заглавия и текста. Затем заглавие описывается как связующее звено между текстом и внеположенной ему действительностью. После этого определяется способность заглавия задавать предпонимание текста и становиться основой его прочтения. И наконец, анализируются системные отношения, возникающие между заглавиями и внутри заголовочного комплекса.
Заглавие - имя текста
То, что заглавие- это имя собственное, давно отмечено лингвистами. Они утверждают, что заглавие, называя текст, имеет значение предметности, которое связано с грамматическими категориями существительных. На этом основании его обычно относят к именам существительным, к лексико-грамматическому разряду собственных и нарицательных имен [60]. При этом по функциональному критерию собственным именем считается любой заголовок: как тот, который является типичным существительным ("Дым", "Обрыв"), так и тот, который приобретает грамматические признаки собственного имени только в определенном синтаксическом контексте ("Кому на Руси жить хорошо", "Что делать?" и т. п.) [36]. Именная природа заглавия позволяет рассматривать его, как собственное имя особого рода, в рамках общей ономастики, подобно топонимам или антропонимам1 . Но при этом обязательно оговаривается, что отношения между заглавием как именем текста и текстом не равны отношениям между именем и его носителем во всех других случаях.
Действительно, в качестве имени собственного заглавие обладает рядом особенностей, отличающих его от других собственных имен.
Если имя - это слово, именующее экстралингвистический объект, то когда мы имеем дело с заглавием, и объект и его имя тождественны по способу выражения: и то и другое состоит из слов. По сути, этим лингвисты и ограничиваются.
Между тем, уникальность заглавия не только в способности выполнять, в качестве имени текста, назывную функцию, но в целом ряде специфических черт, не отмеченных исследователями.
В частности, специфика имени текста в том, что оно является составной частью именуемого объекта, элементом его структуры.
От прочих собственных имен имя текста отличается также большей экспликационностью. будучи "одновременно именем художественного произведения и индивидуально-авторским высказыванием о нем" [90:10].
Любое имя заключает в себе значительную информацию. Например, антропоним содержит информацию о семье, роде, традиции. Называя индивида, он указывает на нечто большее, чем данный индивид [191:14]. Однако для обыденного сознания эта информация остается недоступной, а потому как бы несуществующей: "Я ничего не знаю о человеке, если знаю только, что его зовут Яков",- писал К.Маркс [191:13].
Заглавие, как и имя, тоже указывает на нечто большее, чем данный текст. В нем заложена информация об эпохе, традиции, национальной культуре и так далее1. Но помимо этого, в отличие от других собственных имен, в нем содержится информация о том конкретном объекте, который оно именует.
Как правило, называя объект, собственное имя не способно "последовательно фиксировать совокупность параметров, дающих целостное представление об отдельном объекте как системе" [163:50].
Ср.: "Заглавие становится детерминированным компонентом стиля. В этом можно убедиться на примерах творчества писателя, отдельных жанров и направлений: бульварные романисты заинтриговывают читателя "тайнами", "убийствами", авторы памфлетов придают их заглавиям экспрессивность и ораторскую насыщенность, русские тенденциозные беллетристы 60-80х гг. подбирают для своих романов аллегорические заглавия, клеймящие нигилизм: "Обрыв", "Бездна" (Маркевича), морализующие драмы Островского содержат три типа народных пословиц, ... заглавия раннего футуризма направлены на эпатаж ("Дохлая луна"), заглавия декадентов конца Х1Х-нач. XX в. отражают стремление уйти в ... башню из слоновой кости... Для пролетарской литературы заглавия формулируют задания, характерные для эпохи индустриализации : "Цемент" и т. п." [78:270].
"Индивидуализация предмета ... осуществляется ... без соотнесения с объектом каких-либо единичных, присущих ... только ему признаков" [163:52]. Например, название города Вышний Волочек указывает только на одно его качество: расположенность на волоке в верховье какой-то реки. Но городов, расположенных подобным образом, достаточно много, а из топонима "Вышний Волочек" не следует, по каким признакам этот город отличается от них. Таким образом, в прерогативу собственных имен "входит только имплицитное указание на тот тип сущностей, для именования которых обычно... употребляется имя" [163: 53].
В заглавии же эксплицируется прежде всего именно индивидуальная характеристика именуемого объекта, отличительной чертой имени текста является его большая по сравнению с любым другим именем индивидуальность.
Если антропоним существует в неизменном виде и до и после появления индивида, носящего это имя, то заглавие, хотя и состоит из уже имевшихся в языке слов, создается специально для данного текста и принадлежит только ему одному. Например, женщину по имени Caroline ее близкие будут называть Carrie, в частности, возможно, "сестрицей", "sister Carrie". Но так же звали сотни женщин до ее рождения и будут звать после ее смерти. Заглавие же "Sister Carrie" ("Сестра Керри") именует только единственный объект - роман Т.Драйзера. Тем не менее, если признать, что заглавие- это имя собственное текста, следует также признать, что многое, справедливое в отношении имени, справедливо и для заголовка. Это позволяет рассмотреть заглавие в свете традиции "философии имени" и прояснить вопрос о его особом семантическом статусе.
Заглавия-антропонимы
Если заглавие - это имя текста, являющее его сущность, то особенный интерес должны представлять заглавия, содержащие антропонимы. Как имя собственное есть "имя по преимуществу" (Ю.С.Степанов), так и антропонимический заголовок - это "вдвойне имя". Поэтому заглавие-антропоним наглядно демонстрирует основные свойства имени собственного текста, в первую очередь, способность являть смысл.
Традиционно заглавия-антропонимы практически не принимаются во внимание при анализе. Они кажутся достаточно нейтральными и не оказывающими серьезного влияния на интерпретацию, в отличие от таких заголовков, семантическая наполненность которых очевидна с первого взгляда: аллюзийных, метафорических, содержащих некие категориальные понятия ("La Vie" ("Жизнь"), "Война и мир") или мифологемы ("Петербург", "Невский проспект").
Действительно, когда заглавие включает в себя метафору или философскую категорию, оно неизбежно вызывает целый спектр ассоциаций. В таких, например, заглавиях, как "Преступление и наказание", "Воскресение", глобальные нравственные понятия провоцируют рассуждения мировоззренческого характера; вынесенные в заголовок слова "Лес", "La Peste" ("Чума"), "Котлован", "The Spire" ("Шпиль") предстают сложными символами - ключами к символике текста. Заглавия-метафоры принципиально ориентируют на многослойные ассоциативные простроения ("Leaves of Grass" ("Листья травы"), "The Black Prince" ("Черный принц"), "The Waste Land" ("Бесплодная земля"), их внутренняя сложность подчеркнута, и смыслообразующая роль очевидна. На этом фоне заглавия-антропонимы воспринимаются как предельно однозначные: они сообщают имя главного героя. Этим обычно и ограничивают значение подобных заглавий1 .
Между тем, утверждение об ограниченной семантической роли антропонимического заглавия представляется уязвимым уже потому, что существуют собственные имена, "используемые в языке художественной литературы в качестве специфического образного средства", информативность которых "изменяется ... от читателя к читателю в зависимости от его компетенции" [86: 5].
В первую очередь это имена-цитаты. Достаточно большое количество таких собственных имен отсылает, например, к мифу, заставляя читателя максимально развернуто восстановить его в памяти, с тем, чтобы следующий за заглавием текст предложил новое видение какого-либо персонажа, эпизода ("Ganymed" ("Ганимед") И.-В.Гете, "Salome" ("Саломея") О.Уайльда, "The Story of Venus and Tanhau- ser" ("Венера и Тангейзер") О.Бердслея, "Cassandra" ("Кассандра") Р.Джефферса, "Orphee" ("Орфей") Ж.Кокто и многие другие).
Антропонимические заголовки могут цитировать целый текст, как правило, классический ("Дориан Грей" Е.Добычина, "Ophelie" ("Офелия") А.Рембо, "Евгений" Б.Слуцкого) или даже ряд текстов ("Федра" М.Цветаевой апеллирует к Еврипиду, Сенеке, Расину; "Amphitryon" ("Амфитрион") Г. фон Клейста - к Плавту и Мольеру). Иногда они требуют, напротив, восстановления достаточно узкого контекста, как заглавие "Simon Legree - A Negro Sermon" ("Саймон Легри: негритянская проповедь") В.Линдсея, отсылающее к эпизоду из романа Г.Бичер-Стоу "Uncle Tom s Cabin" ("Хижина дяди Тома") или "Absallom! Absallom!" ("Авессалом! Авессалом!") У.Фолкнера, напоминающее о том стихе Библии, где царь Давид оплакивает своего сына Авессалома : "О my son Ab sa-lom, ту son, ту son Ab sa-lom! Would God I had died for thee, 0 Ab sa-lom, my son, my son!" (II Sam. XVIII: 33).
Заглавие-антропоним может содержать имя реального исторического лица и отсылать к его "личному мифу" и исторической функции ("Maria Stuart" ("Мария Стюарт") Ф.Шиллера, "Чаадаев (Монолог Желябова)" М.Лаптева, "Luther" ("Лютер") Дж. Озборна, "Петр Первый" А.Толстого). Через антропонимическое заглавие к тексту может подключаться символически осмысленное творчество определенных художников ("On Shakespeare" Дж.Мильтона; "Chaucer", "Milton", "Keats" Г.Лонгфелло; "Лермонтов", "Шелли" К.Бальмонта и т. п.). Так, имена поэтов в качестве некоего символа, воплощающего одну из ипостасей Поэта, употребляет в заглавиях М.Цветаева ("Вячеславу Иванову", "Ахматовой", "Маяковскому"), а имя поэта XVII в. в заглавии пьесы Э.Ростана "Cyrano de Bergerac" ("Сирано де Бержерак") демонстрирует один из важнейших смыслов этого произведения: "вот судьба поэта".
Но не менее информативны и те собственные имена, семантика которых не опирается, по крайней мере, демонстративно, на какие-либо литературные или исторические источники. Информация, заложенная в заглавии-антропониме, оказывается невостребованной лишь по той причине, что традиционно не принято ее там искать.
Несмотря на это, читатель, принадлежащий к той же культуре, что и автор, вполне способен интуитивно считывать имплицированные в имени собственном смыслы. Так, для каждого русского читателя не может оставаться нейтральным фонетическое строение заглавия "Анна Снегина" (С.Есенин), имеющее эффект эха в сочетании с семой "снег", или звукоподражательная игра в "Елизавете Бам" (Д.Хармс), где фонетический "разбег" длинного пятисложного имени завершает "звонкий удар бубна и мрачный бой судьбы, судя по обстоятельствам, в ... короткой фамилии" [2: 27]. По-английски в заглавии стихотворения Э.По "Annabel Lee" ("Аннабель Ли") не только слышится затухающий звук колокольного удара- ft ae п эЬ э 1 11:], от максимально широкого гласного в ударной позиции через сонорный согласный, два более узких редуцированных гласных, и двойной сонорный же согласный звук - к максимально узкому сильному долгому гласному в конце), но и сам колокол [bel], и та, о которой идет речь : красавица [bel]. В названии романа В.Набокова слово "Лолита" - не просто уменьшительно-ласкательная и потому оценочная форма женского имени. Для американца или европейца (кроме испано-язычных) это испанизированное имя - сексуально окрашенный экзотизм, так как в обыденном сознании "испанское" означает "страстное". Не отдавая себе отчета, читатель получает на основе заглавия-антропонима начальное представление о тексте.
Имя "не просто называет какую-либо индивидуальность, а символизирует отношение между индивидуальностью человека и его на-диндивидуальным общественным положением" [190: 36]. Поэтому, нап ример, из антропонимических заглавий "Tam O Shanter" и "Анна Каренина" явствует, что герой поэмы Р.Бернса - простолюдин ирландского происхождения, а героиня романа- Л.Толстого - русская дворянка.
Заглавие и внетекстовая реальность
Внеположенные тексту явления, с которыми может соотносится заглавие, так же многообразны, как и сама действительность. Сколько-нибудь полное перечисление здесь вряд ли возможно. Тем не менее, чтобы охарактеризовать взаимодействие заглавия и внетекстовой реальности, достаточно обратиться к нескольким самым разным сферам последней1: быт и литература, "свое" и "чужое" творчество, национальная и иноязычная культура и так далее.
Так, первая книга стихов Г.Иванова "Отплытие на о. Цитеру" своим заголовком обязана тому, что в доме родителей поэта стояли вазы императорского фарфора, расписанные по мотивам картины Анту-ана Ватто "Паломничество на остров Киферу". Смысл этого заглавия,
Некоторые важные сферы внеположенной тексту реальности, или внетекстовые ряды, были выделены И.В.Фоменко [213]. Аргументация автора относительно тех внетекстовых рядов, к которым апеллируют заглавия циклических образований, представляется убедительной. Ее можно распространить и на заголовок художественного текста вообще, учитывая при этом, что она не является ни исчерпывающей, ни единственно возможной. конечно, не исчерпываются детским эстетическим переживанием автора, но безусловно усложняются за счет соотнесенности с ним.
Биографические факты, к которым восходит заглавие, могут и значительно менять его смысловую структуру. Именно это происходит, например, с заглавием пьесы Л.Андреева "Дни нашей жизни": если учитывать, что в основу положен автобиографический эпизод, слово "нашей" приобретает буквальное значение, снижая отвлеченно-публицистическое, по мнению современников [227:492], звучание заголовка. А нейтральный, на первый взгляд, "Чемодан" С.Довлатова получает драматический оттенок в свете обстоятельств вынужденной эмиграции автора.
Своего рода биографическими событиями становятся тексты, оказавшие влияние на представление художника о мире. Яркий пример - астрономическое сочинение Г.Клейна, которое вышло в российском издательстве "Знание" в 1900 г. и произвело такое впечатление на читательскую публику, что послужило толчком к созданию целого ряда художественных произведений [226: 476-477] . В своих "Астрономических вечерах" Клейн писал, в частности, о том, что человеку свойственно стремление к звездам. Отсюдазаголовки написанных под влиянием "Астрономических вечеров" произведений: повести Н.Тим-ковского "Звезды"(1903), "восточной сказки" В.Вересаева "Звезда" (1903), пьесы Л.Андреева "К звездам"(1906). Другая мысль Г.Клейна, о том, что "все мы, гении и простые смертные, сильные и слабые, цари и нищие, все мы - дети солнца" [226: 476] легла, наряду с другими источниками, в основу заглавия пьесы Максима Горького "Дети Солнца" (1905), книги стихов К.Бальмонта "Будем как солнце"(1902), полемического стихотворения З.Гиппиус "Не будем как Солнце"(1911).
Не менее важную роль могут играть факты, связанные с жизнью самой книги. Как известно, "Les Fleurs du Mai" ("Цветы Зла") Ш.Бодлера в первых двух изданиях вышли с большими цензурными изъятиями. Стихотворения, недопущенные к печати в составе "Цветов", стали основой новой книги - "Les Epaves" ("Обломки"), которая вышла полуподпольным изданием (1886). Это и впрямь были "обломки" покалеченной главной книги поэта.
Достаточно часто заглавия апеллируют к ГЕОГРАФИЧЕСКИМ РЕАЛИЯМ, которые представлены своими "именами" - топонимами. Соприкасаясь с художественным текстом, топонимы начинают осмысляться символически. В этой ситуации они реализуют свою способность выступать как символы определенной культуры ("Стихи о Москве" М.Цветаевой, "Стихи о Петербурге" А.Ахматовой, "Петергоф" Г.Иванова, "Castilla" ("Кастилия") М.Мачадо), как социально-исторические или общекультурные символы ("Lourdes" ("Лурд"), "Rome" ("Рим"), "Paris" ("Париж") Э.Золя, "Chicago" ("Чикаго") К. Сэндберга, "Равенна" А.Блока, "Венеция" М.Кузмина) , символы эпохи ("Кавминводы" Е.Бунимовича, "Парк Сокольники" И.Колли).
Географическая реалия, к которой апеллирует заглавие, может и сама приобретать новые смыслы за счет этого обращения. Так, юго-запад или северо-восток не имеют таких устойчивых символических значений, как, допустим, Петербург или Рим. Но когда вышла книга стихов Э.Багрицкого "Юго-Запад", это заглавие обозначило не только географические координаты, но целое направление в русской литературе, тех поэтов и прозаиков, чье творчество было связано с Одессой. Когда через много лет В.Португалов назвал свою книгу "Северо-Восток" и посвятил ее Багрицкому, он тем самым вместил в свое заглавие целую эпоху, даже смену эпох, иронически обыграв в ее заголовке то обстоятельство, что в конце 30-х гг. многие литераторы, в том числе и писатели "юго-западной школы", не по своей воле переместились на северо-восток страны.
Подобно тому, как заглавия апеллируют к географическим peaлиям через их "имена", они обращаются к реалиям культуры через имена наиболее незыблемых ее авторитетов. ИМЕНА ВЕЛИКИХ ХУДОЖНИКОВ могут быть осмыслены как определенные культурные символы, и в этом качестве выступать источником смыслообразования: "Chaucer" ГЧосер"), "Milton" ("Мильтон"), "Keats" ("Ките") Г.Лонгфелло, "А Federlco Garcia Lorca, poeta de Granada" ("Федерико Гарсиа Лорке, поэту Гранады") Р.Альберти, "Walt Whitman" ("Уолт Уитмен") Э.Хо-нига, "Стихи к Пушкину", "Стихи к Блоку" М.Цветаевой.
Система заглавий
Если заглавие - "книга in restricto" (С.Д.Кржижановский), имя текста, несущее в себе его "сущность", то группа заглавий, взятых в определенной последовательности, способна составлять новое семантическое целое. Последовательность может выстраиваться по самым разным основаниям: хронологическому, тематическому, жанровому; охватывать творчество одного автора, разных писателей в рамках эпохи, "жизнь1" рода или жанра на протяжении истории литературы и т. п. При этом оказывается, что последовательность заголовков являет особенности творчества данного автора, специфику эпохи, типологические свойства рода, эволюцию жанра.
С.Д.Кржижановский, по-видимому, первым увидел, какой интересный результат дает "изучение колонок из заглавий, подписанных одним именем": в творчестве Жорж Санд разворачивается "длинный ряд имен, главным образом женских ("Indiana" - "Valentine" - "Lena" - "Andre" - "Consuelo"): это индивидуальные наименования индивидуальных жизней, романы о разрозненных "я". Обложки Джека Лондона: "Сын волка" (1900) - "Бог его отцов" (1901) - "Дочь снегов" (1902) - "Дети стужи" (... of the Frost, 1902) ...- сразу же ясна тема: род." И если "история писателя ... говорит не о смене тем, а об эволюции единой, многообразно проявленной темы," то "хронологический перечень заглавий, принадлежащих одному перу, большей частью показывает ... единое заглавие, данное лишь в разных возрастах своей жизни" [100:28-29].
Так, единую смысловую парадигму составляют заглавия пьес бельгийского писателя Ж.Гарнира ("Bruxelles Electrique" ("Электрический Брюссель"), 1892; "Bruxelles le Port Maritime" ("Брюссель морской порт"), 1893; "Bruxelles Feerique" ("Феерический Брюссель"), 1896; "Vive Bruxelles" ("Да здравствует Брюссель"), 1897. Смысловое целое образуют заглавия наиболее известных романов Д.Г.Лоуренса ("Sons and Lovers" ("Сыновья и любовники"), 1913; "Women in Love" ("Влюбленные женщины"), 1920; "Lady Chat terley s Lover" ("Любовник леди Чаттерли"), 1928і. "Уэссекские романы" Т.Гарди, обозначенные им как "Novels of Character and Environment" ("Романы характеров и среды"), последовательностью своих заголовков являют авторскую апологию сельской жизни, отдаленной от суетного города, и созданных этой средой характеров, как бы утверждая, что в деревне "жизнь так же величественна.., как и в любом другом месте" [220:423]: "Under the Greenwood Tree" ("Под деревом зеленым"), 1872; "Far from the Madding Crowd" ("Вдали от безумствующей толпы"), 1874; "The Return of the Native" ("Возвращение на родину"), 1878; "The Life and Death of the Mayor of Casterbridge" ("Жизнь и смерть мэра Кестербриджа"), 1886; "The Woodlanders" ("В краю лесов"), 1887; "Tess of the d Urbervllles" ("Тэсс из рода д Эрбервиллей"), 1891; "Jude the Obscure" ("Джуд Незаметный"), 1895. Заглавия повестей и рассказов Л.Петрушевской выявляют особый, замкнутый тип хронотопа, свойственный ее произведениям ("Время ночь", "Свой круг", "Изолированный бокс" и другие) [119:135].
В отдельных случаях в строении "смысловой цепочки" угадывается авторский замысел: структурное единообразие, логическая последовательность и игра слов объединяют заглавия трилогии С.Кулидж "What Katy Did" ("Что делала Кэти"), 1872; "What Katy Did At School" ("Что Кэти делала в школе"), 1873; "What Katy Did Next" ("Что делала Кэти потом"), 18861, а заглавия двух книг С.Нельди-хена, вышедших в одном и том же (1930) году складываются в мини-сюжет: "Он пришел и сказал", "Он пошел дальше".
Сопоставляя ряды "заглавий, подписанных одним именем", можно получить картину ценностных приоритетов эпохи, логику их смены: в комедиях Аристофана "Осы", "Птицы", "Облака", "Лягушки", "Богатство", "Мир" "обозначены явления природы или те, что стоят на грани естественного и общественного космосов. Позднее - "Мнимый больной", "Скупой", "Мизантроп", "Мещанин во дворянстве" -театр замыкается в сфере людей, их профессий и характеров. А театр Чехова - это уже завистливый взгляд из семьи и помещения в жизнь пространства: с одной стороны "Дядя Ваня", "Три сестры", а с другой - "Чайка", "Вишневый сад" [52:207].
Если ряд заглавий одного автора демонстрирует специфику его творчества, то система заглавий в рамках одной эпохи может складываться в картину духовных исканий времени. Так, по наблюдениям Н.А.Кожиной, во второй половине XIX века "тема дальнейшего пути русского общества попадает в фокус общественного внимания... Причем, судя по заглавиям, это "путь" лежит "шаг за шагом" из "трясины" . "омута" через "обрыв" на "НОВУЮ дорогу" [91:179] 2.
Диахронический срез демонстрирует не только смену приорите "В омуте" - "В тихом омуте" В.Дмитриевой (1873) и Н.Наумова (1879), "В петербургском омуте" (1877) В.Михневича, "В житейском омуте" (1895) В.Желиховской, "На трясине" (1889) А.Крымского. "Над пропастью" - от "Обрыва" (1847-69) И.Гончарова - "Над обрывом" А.Шеллера, "У пропасти" (1882) С.Семенова, "Над пропастью" (1889) К.Назарьевой и др. "На перепутьи" - "На распутьи" (1871) В.Авсеенко, "На пере-путьи" Н.Дмитриева (1873) и В.Вересаева (1901), "На повороте" (1874) Б.Маркевича, "Перевал" (1894) Д.Боборыкина и др. "Вне колеи" - "Вне колеи" А.Ковнера (1872), К.Головина (1882), К.Орловского (1884) и др. "Без дороги" - "Без исхода" (1873) К.Станюковича, "Поперек дороги" (1871) П.Летнева, "Без дороги" (1894) В.Вересаева и др. "По новому ПУТИ" - "На новую дорогу" М.Альбова (1867), И.Данилова (1887), Ал. Молотова (1893), "По новому пути" Д.Мамина-Сибиряка (1896) и И.Данилова (1896) и др. "На разных дорогах" - "По разным дорогам" (1880) В.П., "На разных берегах" (1887) А.Шеллера, "На разных дорогах" (1894) В.Немировича-Данченко и др." [91:179-180]. Парадигма "пути" включает также пары вопросов и ответов, ср. "Куда идти?" П.Боборыкина и "Некуда" Н.Лескова". Вслед за "Кто виноват?" А.Герцена возникла парадигма: "Виновата ли она?" А.Писемского, "Что делать?" Н.Чернышевского, "Где лучше?" Ф.Решетникова и др. Перекличку заглавий-вопросов и заглавий-ответов составляют многочисленные "Кто виноват?", "Чья вина?", "Виновна ли?" и отклики на них - "Без вины виноватые" ( А.Островского, Е.Ардова и др.) [91:182].