Содержание к диссертации
Введение
Глава 1. Вид и способы глагольного действия в современной аспектологической парадигме 12
1.1. Вид и способы действия в русской аспектологии 12
1.2. Интерпретация вида / аспекта как универсальной грамматической категории и его отличие от способов глагольного действия 22
1.3. Описание аспектуальных категорий аварского глагола 33
Глава 2. Вид и способы глагольного действия аварского и русского языков в сопоставлении 45
2.1. Категория вида аварского глагола 45
2.1.1. Основные параметры категорий вида русского и аварского языков в сопоставлении 45
2.1.2. Морфемика категории вида аварского языка 79
2.2. Способы действия аварского глагола 106
Заключение 131
Список использованной литературы 142
Список источников языкового материала 155
- Вид и способы действия в русской аспектологии
- Категория вида аварского глагола
- Морфемика категории вида аварского языка
- Способы действия аварского глагола
Вид и способы действия в русской аспектологии
В первых русских грамматиках, которые относились к тому периоду, когда в формах глаголов не разграничивались временные и видовые значения, не было никаких теоретических понятий, которые были связаны с категорией вида. Таким образом, к примеру, в «Российской грамматике» М.В. Ломоносова [1952: 413 и далее], чаще всего опиравшейся на европейскую грамматическую теорию, ничего не говорилось о глаголах совершенного вида и несовершенного вида русского языка. Это и не удивляет, если брать во внимание довольно своеобразную модель грамматической категории вида, которая представлена в русском языке. Да и в классической греческой и греко-латинской традиции, под воздействием которых формировалась русская грамматическая теория, глагольные формы, которые выражают временные и аспектуальные значения описывались лишь как временные. Наверное, по этой причине за пределами описания оставалась наиболее яркая черта русского глагола – его категория вида.
Как отмечает К.Р. Керимов: «… теория вида в русистике прошла путь от осознания отличий между категориями вида и времени, через отграничение собственно вида от лексико-грамматических разрядов способов глагольного действия (СД), до описания видовой оппозиции как грамматического ядра функционально-семантического поля аспектуальности» [Керимов 2007: 6]. Категория вида и другие, смежные с ней семантические категории в русском языке имеют довольно обширную историю исследования, и по сей день выступают предметом дискуссий и интереса зарубежных и отечественных исследователей. На начальной стадии разработки теории вида в отечественной аспектологии выделяли и 3, и 4 вида (к примеру, в трудах А.В. Таппе, И. Фатера, Н.И. Греча, А. Болдырева и т.д.). В своем учении А. Востоков отмечает 3 ключевых вида: 1) неокончательный (несовершенный); 2) совершенный; 3) многократный (см. «Грамматическая борьба за признание теории вида…» [Виноградов 1986: 393-397]). Помимо этого, обозначалось и несколько подвидов. Во всех данных трудах в зависимости от отличий видовых форм выделялись и временные формы. Т.е., в русской аспектологии на той стадии ещё не получилось осмыслить отличие между временными и видовыми значениями, также неисследованной оставалась внутренняя сущность категории вида и сам механизм образования видов.
Только в середине 20 века, начиная с работы В.В. Виноградова «Русский язык: грамматическое учение о слове», как основной критерий в разграничении видов начали рассматривать существование либо отсутствие у действия внутреннего предела.
В дальнейшем в работах Н.С. Авиловой, А.М. Ломова, Ю.С. Маслова, М.А. Шелякина, А.В. Бондарко и др. исследователей вводится понятие «внутреннего предела» действия. Этот критерий отражается и в трактовке категории вида в «Русской грамматике»: «Категорией вида называется система противопоставленных между собой 2-х рядов форм глаголов: ряда форм глаголов, которые обозначают ограниченное пределом целостное действие, и ряда форм глаголов, у которых нет признака ограниченного пределом целостного действия». Это глаголы совершенного и несовершенного вида [РГ 1980: 583].
Несмотря на долгую историю исследования, определенные существенные вопросы теории русского вида все еще находятся в центре внимания современных ученых. В списке «классических сложных проблем» теории вида остаются вопросы инвариантных значений граммем совершенного и несовершенного видов, а также статуса категории вида – словоизменительного или несловоизменительного и проблема соотношения между видами и способами глагольного действия.
Под инвариантом граммемы вида подразумевается аспектуальный семантический признак, постоянный в любом ее использовании. Обычно сильным членом русской видовой оппозиции считается граммема совершенного вида, ключевое значение которой – конкретно фактическое. Трактовка русской видовой оппозиции как привативной, с маркированным членом – граммемой совершенного вида, связана с интерпретацией грамматических категорий А.В. Бондарко.
Концепция грамматических категорий А.В. Бондарко создавалась, в основном, в тесной связи с исследованием языковых средств выражения аспектуальной семантики. Грамматическая категория в языках флективно синтетического строя трактуется в [Бондарко 1983: 14] как система граммем, которые объединены обобщенным категориальным значением, представляющим собой родовое понятие по отношению к значениям составляющих этой категории как видовым. Значения составляющих этой категории связаны отношениями оппозиции. Противопоставляемые значения соотносятся как однородные, они основаны на едином принципе членения и как бы подразумевают друг друга. В подобных оппозициях необязательно существование граммемы с противоположным значением, то есть один из членов оппозиции может быть формой нейтральной в отношении семантического содержания другой формы. В таких случаях грамматическая оппозиция обозначается как привативная. Категория вида в русском языке обычно описывается именно как привативная оппозиция: семантическому категориальному признаку глаголов совершенного вида противопоставляется отсутствие того же признака у глаголов несовершенного вида.
Подобная трактовка русской видовой оппозиции с давних времен выступает преобладающей и наиболее известной. Но в новых трудах отмечаются тенденции описания вида как оппозиции эквиполентной. К примеру, М.Ю. Черткова [Труды АС – 1: 191-209] отмечает в роли инвариантных признаков эквиполентной оппозиции «лимитативность» для совершенного вида и «протяженность» для несовершенного вида. В подобных оппозициях обе граммемы имеют самостоятельное категориальное значение и равноправны.
Одной из основных «трудных проблем» русской аспектологии является вопрос о словоклассифицирующем (или словообразовательном) либо словоизменительном статусе категории вида. С этим вопросом тесно связана и проблема соотношения видов и СД. Об актуальности данных проблем на сегодняшний день говорят публикации аспектологического семинара Московского государственного университета имени М.В. Ломоносова [Труды АС 1997–2001; Черткова и др. 1997: 125–135; Типология вида 1998]. В современной аспектологии статус категории вида трактуется неоднозначно: она обозначается или как словоизменительная (В.В. Виноградов, А.В. Бондарко, А.В. Исаченко, М.Я. Гловинская и т.д.), или как «не чисто словоизменительная» (А.М. Ломов, Ю.С. Маслов и т.д.), или как несловоизменительная (РГ, Ф. Леман, Е.В. Падучева и др).
В глагольном виде русского языка грамматикализовано особенное сочетание семантических смыслов, которые выражаются в иных языках средствами различных уровней. Наверное, по этой причине аспектологи все еще не могут разграничить семантику видов и способов действия русского глагола. Вопросы разграничения видов и способов действия как семантических категорий, которые относятся к различным уровням языка, рассматривались в сборнике 1962 г., который был составлен Ю.С. Масловым. В этом сборнике были собраны все наиболее важные труды исследователей 1-й пол. 20 столетия в сфере аспектологии. В трудах многих ученых значения способов действия и значения видов разграничиваются как словообразовательные и грамматические средства выражения аспектуальности. В этом сборнике Г. Якобзон пишет, что «… виды тесно сближаются с временами и наклонениями, отражающими субъективные формы восприятия. … Со способами действия … виды не имеют ничего общего» [Якобзон 1962: 39]. По такой трактовке отношений между видом и способом действия, вид выражает различия в субъективном представлении действия, а способы действия – объективные различия, которые имеются в самих действиях. Автор полагает, что для видов решающим, преобладающим моментом выступает субъективное восприятие говорящего, а для способов действия – объективно наличная фактическая данность» [Якобзон 1962: 40]. В. Порциг также считает, что «вид в отличие от способа действия – это та позиция, с которой рассматривается действие, а рассматривается оно или как факт, или как процесс. К любому из этих действий можно применить оба мнения. … Вид зависит от соотнесённости с моментом восприятия действия говорящим, способ действия – нет» [Порциг 1962: 41]. А Э. Кошмидер полагает, что «вид категория вовсе не лексическая, а грамматическая, хотя в славянских языках он формируется посредством лексических формальных средств» [Кошмидер 1962: 393].
Но многие русские аспектологи считают, что способы действия и виды выступают средствами выражения одной и той же семантики аспектуальности. Аспектуальность обозначается как «характер протекания и распределения действия во времени» [Пешковский 1956: 105] либо «внутреннее время действия» [Гийом 1992: 9]. То есть вид определяется как семантическая категория, а инвариантные значения граммем совершенного вида и несовершенного вида как принадлежащие глаголам как словам. Но словоизменительные грамматические значения, как правило, принадлежат не слову в комплексе его форм, а формам слова: каждой форме – своё грамматическое значение.
Категория вида аварского глагола
Категория вида в аварском языке долгое время не получала корректного описания. Все исследования в области аспектологии сводились к поиску в аварском языке категории вида типа русской оппозиции глаголов СВ и НСВ. Иными словами, категория вида в аварском языке не соответствовала представлениям о виде, связанные с русской грамматической традицией. В аварском языке, на наш взгляд, представлена категория вида иного типа, поэтому она и не могла быть обнаружена.
Как мы уже говорили выше, инвариантные значения входящих в видовую оппозицию граммем в разных языках могут быть представлены разными признаками из комплекса аспектуальных смыслов, имеющих универсальную для всех языков природу. В каждом языке по-своему реализуются аспекту-альные признаки из общего набора универсальных понятийных категорий. В содержании русского СВ грамматическое выражение получает ограниченность действия пределом, а в аварском СВ мы такой семантики не прослеживаем, как будет показано далее. В то же время, в аварском языке в граммеме НСВ получает грамматическое выражение аспектуальный семантический признак процессности, тогда как русский НСВ не маркирован аспектуальным признаком. В работах по лезгинской аспектологии К.Р. Керимова, А.А. Ага-мовой сопоставление категорий вида разных языков (русского и лезгинского) рассматривается на основании алломорфности сравниваемых граммем по отношению к семантическим функциям.
Под функциями здесь понимается «цель употребления того или иного языкового средства, которая не всегда связана напрямую с его инвариантным значением. Например: Приди я раньше, этого бы не случилось, – где для формы приди системно-языковым значением является побуждение к действию, а функцией – выражение условия [Бондарко 1983; 1984 и др.]. Функции видов – это их частные грамматические значения, реализующиеся в контекстах.
Основные функции категории вида русского языка зaключаются, как следует из раздела «Употребление видов» [РГ 1980: 604–613], в выражении конкретно-фактического (СВ) и конкретно-процессного (НСВ) значений. Выявление в аварском языке единиц, выражающих те же самые значения (функции), может служить основанием для сопоставления категории вида двух языков. Основой для сопоставления аварского и русского видов, в таком случае, будут базовые (и другие) употребления (функции) граммем вида.
Речь идет о том, чтобы найти в аварском языке модель категории вида, которая, выполняет те же функции, что и видовая оппозиция русского глагола, хотя, может, кардинально отличается от неё по своей структурной организации и грамматическому статусу.
Чтобы выявить сопоставимые граммемы видов русского и аварского языков, выражающие одинаковые частновидовые значения, мы используем описание частновидовых значений русских СВ и НСВ в [РГ 1980; Зализняк, Шмелёв 2000; Бондарко 1990; Гловинская 1982 и др.]. Это – традиционно выделяемый в теории вида перечень основных значений (употреблений) видов.
Основные значения НСВ
Наряду с оппозицией по длительности недлительности, которая в аварском языке традиционно рассматривается как видовая, в последних работах по аварской аспектологии (З.М. Маллаева, Д.А. Магомедова) начали выявлять оппозицию по признакам совершенности несовершенности действия. «Семантика совершенного и несовершенного видов в аварском языке реализуется на морфологическом уровне противопоставлением аналитических форм глагола» [Магомедова 2010: 80]. В аналитических временных формах наряду с темпоральной содержится и аспектуальная семантика. То есть, «аналитические глагольные формы, традиционно именуемые в авароведении временными, в действительности являются видовременными, поскольку в основе их образования лежит дихотомический принцип аспектуальности – темпоральности» [Маллаева 2007: 187].
Глагол в аварском языке располагает разветвлённой системой аналитических форм, которые могут состоять из двух и более компонентов. Минимальная структура аналитических форм представлена сочетанием основного (или смыслового) глагола и вспомогательного глагола. Вспомогательный глагол в структуре аналитических форм десемантизирован и выполняет чисто грамматическую функцию – указывает на время совершения действия. Основной глагол в структуре аналитических форм может быть представлен причастием, деепричастием и инфинитивом. При этом, лишь аналитические формы со смысловым глаголом в форме причастия или деепричастия образуют коррелятивные ряды по признаку совершенности – несовершенности. В этих формах основной глагол наряду с лексической семантикой содержит также и аспектуальную характеристику действия с точки зрения его совершенности или несовершенности.
«Все аналитические формы, в состав которых входит причастие настоящего общего времени в качестве смыслового глагола, располагают семантикой незаконченности действия, т.е. несовершенного вида» [Магомедова 2010: 82].
Сочетание причастия настоящего общего времени и вспомогательного глагола букIине быть в форме настоящего времени (буго есть ) образует настоящее время (то есть указывает на действие, которое происходит в момент речи), например: хIалтIулев вуго работает (букв.: работающий есть ), цIалулей йиго читает (букв.: читающая есть ), кьурдулел руго танцуют (букв.: танцующие есть ), бортулеб буго падает (букв.: падающий есть ). Эти аналитические формы представляют действие в процессе его конкретного протекания и, следовательно, выражают действие еще не завершенное, находящееся в своей срединной фазе осуществления.
Къаси сардил гьайбатлъи, Гьудулалъул берцинлъи.
Гьимулел руго цIваби улыбаются звезды Кьурдулел руго цIваби. танцуют звезды» (Р. Гамзатов «ЦIваби квачалел руго»)
Доле, цIар бахъидал, хъумур гIадинан, ГIалихIма живгоги вачIунев вуго. (М. Магомедов «Бакъдасел»)
Вот, при упоминании, как волк, и сам Aлихма идет Къадалъ чIвараб магIалдасаги щулияб бихьинчиясул рагIи кьун букIанин дуца дие, гьанже гьел дур гъалаз гъолда щаклъизе тIамулев вуго дун. (Ф. Алиева «Кьолбол мугьру»)
Крепче чем гвоздь, вбитый в стену, твёрдое слово ты мне давала, теперь эти твои косы меня заставляют сомневаться Аналитические глагольные формы во всех примерах выражают действие, которое происходит в момент его восприятия, то есть указывает на то, что субъект находится в процессе выполнения этого действия (если перевести дословно: улыбающиеся есть , танцующие есть , идущий есть , заставляемый есть ).
Выражение действия в процессе его протекания является самой характерной функцией для граммемы НСВ русского языка. Это следует из описаний употребления видов в [РГ 1980; Бондарко 1983 и др.]. Это употребление называют ещё актуально-длительным, например, в [Зализняк, Шмелёв 2000]. Особенностью данного значения НСВ является нацеленность высказывания на описание процесса или состояния, длящегося в момент наблюдения.
Рус.: Я пишу письмо. (Момент речи и момент восприятия ситуации совпадают)
Авар.: Дун кагъат хъвалев вуго. (букв.: пишущий есть )
Вспомогательный глагол вуго есть в аварской аналитической форме является показателем настоящего времени. А видовая семантика содержится в форме причастия хъвалев пишущий . Данная аналитическая форма традиционно рассматривается в аварском языке как форма настоящего времени глагола, то есть форма, обозначающая действие, которое происходит в момент речи. Здесь следует отметить наличие в аварском языке ещё и общего времени (или настоящего общего, констатива), которое «указывает на постоянно (обычно) происходящее действие» [Современный аварский язык 2002: 207]. Например:
Гьанада кьабураб рокьода унтула. Когда по плоти бьют, кость болит . (Там же)
Данную временную форму можно сравнить с английской формой Present Indefinite, которая используется для выражения обычного, повторяющегося, постоянного, свойственного подлежащему действия, происходящему вообще, а не обязательно в момент речи:
They go to the grandparents every weekend. Они ездят к дедушке и бабушке каждые выходные .
Морфемика категории вида аварского языка
В данном разделе мы рассмотрим формальное устройство категории вида аварского глагола, предпримем попытку вычленить аффиксальные морфемы, выражающие видовые значения.
Для этих целей нами были рассмотрены все глаголы аварского языка, представленные в аварско-русском словаре под редакцией Гимбатова М.М. Структурные типы аварских глаголов – простые, сложные и составные – видо-временные формы образуют одинаково. Сложные и составные глаголы включают в себя простые глаголы и полностью принимают формы словоизменения соответствующих простых глаголов. Поэтому, на наш взгляд, рассмотрение видовых форм простых глаголов даст исчерпывающее представление об аварском виде.
В составленную нами таблицу включены формы деепричастия СВ, причастия НСВ, рассматриваемые нами как минимальные единицы, маркированные видовыми значениями в аварском языке. Также мы рассматриваем в таблице формы общего времени глаголов, так как именно эту форму чаще всего авароведы представляли как формообразующую основу для причастия НСВ.
В частности М.-С. Саидов пишет, что причастия в аварском языке образуются от основы соответствующей временной формы глагола путем замены конечного гласного аффиксом –еб, включающим в себя классный показатель [Саидов 1967: 790].
Г. Мадиева также полагает, что причастие общего времени образуется от формы глагола в общем времени путем добавления суффикса –е(-б, -в, -й, -л), содержащим классный показатель. При этом отпадает конечная гласная –а в форме общего времени [Мадиева 1996: 108].
Однако в авароведении не раз высказывалось мнение о первичности форм причастия по отношению к временным формам. Основанием для таких высказываний выдвигалось то, что причастные формы глагола служат в произведениях устного народного творчества (в том числе в пословицах, поговорках и загадках) для оформления содержательных и лаконичных высказываний.
Подобная точка зрения высказывалась Ш.И. Микаиловым. Описывая причастия прошедшего времени аварского глагола (гьабураб сделанный , бекараб сломанный и т.д.), Ш.И. Микаилов указывает на архаичность элемента –р в его составе. Данный элемент восходит к периоду существования еще прааварского языка, как наиболее древний показатель прошедшего времени. Именно –р дал начало образованию форм причастия прошедшего времени. Данные формы в неизменном виде сохранились во всех аварских диалектах. Следовательно, исторически первичными являлись формы с элементом –р, сохранившимся как суффикс причастия прошедшего времени. Уместно предположить, что аналогичным образом обстоит дело и с причастием общего времени и формой глагола в общем времени. И если в прошедшем времени мы наблюдаем замену –р на –н (например, босараб – босана), то в настоящем времени подобных замен исторически не произошло (босулеб – босула).
С семантической точки зрения содержание причастия как класса гибридных «глагольно-прилагательных» форм сложнее значения выражаемого глаголом действия-процесса. В причастиях «глагольность выражается как окачествлённое действие, приписанное предмету и определяющее его наподобие имени прилагательного» [Виноградов 1986: 227]. Категориальное содержание причастий, таким образом, складывается из значений процесса и качественности.
Сложное семантическое содержание причастия предстаёт как производность его значения от значения финитных форм глагола. Эта производность проявляется и в возможности толкования причастия через соответствующий глагол, например, пишущий – тот, который пишет, и невозможность обратного. Семантическая мотивированность причастия глаголом опирается на его формальную производность от видо-временных форм глагола, вследствие чего причастие имеет и формы времени [Керимов 2002: 87].
Исходя из такого представления о причастии, считать форму общего времени аварского глагола образованной от причастия общего времени также некорректно.
М.М. Нурмагомедов полагает, что не следует говорить о первичности причастных форм по отношению ко временным. По мнению М.М. Нурмагомедова ближе к первичной форме т.н. классно-синтаксическая форма глагола, от которой впоследствии образуется временная форма путем отпадения ауслаутного классного показателя (в силу своего нахождения в слабой позиции). Отпадение конечного классного показателя – процесс вполне характерный для аварского языка. Подобный процесс в синхронном плане можно заметить в салатавском диалекте, где все чаще употребляются формы типа гьабула йиго, кванала вуго, хIалтIула руго и т.д. вместо литературного гьабулей йиго, кваналев вуго, хIалтIулел руго и т.д.
От этой же классно-синтаксической формы образованы современные причастия, причем по своей структуре эти две формы полностью совпадают для всех глаголов аварского языка. То есть речь идет о производности обеих форм от общей основы. Будучи в диахроническом плане образованными из общей исходной основы, в современном языке эти формы сосуществуют параллельно; т.е. нет необходимости говорить о производности одной формы от другой. В современном языке рассматриваемое нами причастие – непроизводное. Описывая видовые формы лезгинского языка, Керимов К.Р. также отмечает, что в современном языке исходные видовые формы ни друг с другом, ни с какими-либо иными формами отношениями морфологической деривации не связаны [Керимов 2002]. В плане структуры ни одна из форм причастия, рассматриваемых нами далее в таблице, не включает в себя форму общего времени. Речь идет лишь об общности для обеих форм суффикса –л– (или –н– как его варианта) с предыдущим гласным. Данное явление мы постараемся более или менее раскрыть чуть ниже.
Как считает М.М. Нурмагомедов, классно-синтаксические формы поныне употребляются в аварском языке. Именно они выступают с глаголом связкой буго есть в аналитических формах типа гьабулеб буго, а не причастия общего времени, как полагает большинство авароведов. Мы же склонны полагать, что в данной конструкции выступает именно причастие, аналогично английскому Participle I в аналитических формах типа is working, is waiting и т.д. (выражающих видовое значение). Для удобства в данной работе мы будем ссылаться на классификацию глаголов, предложенную З.М. Маллаевой в работе «Видовременная система аварского языка». Автор обозначает два типа спряжения глаголов, которые различают в аварском языке в зависимости от структуры инфинитива: т.н. живое спряжение (или ряд –з) и архаическое спряжение (или ряд -н). К ряду –з относится преобладающее большинство аварских глаголов, которые в свою очередь подразделяются на несколько типов основ (далее эти типы будут рассмотрены более подробно). Что касается архаического спряжения, эти глаголы в преобладающем большинстве форм имеют звук –н в составе аффикса [Маллаева 2007: 10-19]
Например: бицине – бицуна (общ.вр.), бицана (прош.вр.), бицина (буд.вр.), бицин (масдар), бицунеб (причастие), бицун (деепр.) и т.д.
Прежде всего, особый интерес для нас будет представлять рассмотрение структуры глагола ине (идти, ходить, пойти и т.д): ине – уна – унеб – ун
В авароведении существует мнение, что глагол ине употребляется и в качестве словоизменительного суффикса (А.С. Чикобава, И.И. Церцвадзе, М.-С.Д. Саидов). Согласно данной точке зрения временные формы глаголов образуются от основы глагола присоединением самостоятельного глагола ине (изе): общ.вр – уна (ула), прош.вр – ана, буд.вр – ина (ила), причастие –унеб (улеб). Вся парадигма словоизменения всех глаголов сводится к соединению глагольного корня с полной парадигмой словоизменения глагола ине (изе).
Способы действия аварского глагола
В настоящей работе мы принимаем понимание СД как отличных от видов самостоятельных значений. Семантика СД связана с языковой концептуализацией внутренней структуры отражаемых ситуаций, в то время как видовые значения связаны с соотнесённостью ситуаций с моментом восприятия, с их различным «видением». Определение «характер протекания и распределения действия во времени», которым традиционно обозначается понятийная категория аспектуальности в целом, в большей степени отвечает, на наш взгляд, семантическому содержанию лексико-грамматических разрядов СД, а виды выражают перфективный или имперфективный «способы» восприятия тех же самых СД [Керимов 2002: 258].
Такое понимание соотношения компонентов понятийной категории аспектуальности в большей степени характерно для исследований, в которых СД и виды рассматриваются в плане межъязыковом и типологическом, как и в настоящей работе. Как значения СД здесь сопоставляются типовые элементы аспектуального содержания, присоединяемые к исходному лексическому значению глагола и изменяющие его акциональное содержание. Это – семантические признаки количественной аспектуальности (итеративности, фазовости, специально-результативные значения), которые выражены формальными показателями в составе глагольной словоформы. Не рассматриваются как СД выражение обсуждаемых значений на уровне синтаксиса и аспектуальные классы глаголов действий, состояний, отношений и т.п. При таком понимании в аварском языке можно выделить следующие СД.
Многократный (длительный) способ действия
Во многих работах по аварской аспектологии (Д.А. Магомедова, З.М. Малаева, М.М. Нурмагомедов и др.) длительность рассматривают как видовое значение, а противопоставление длительных и недлительных (обычных) глаголов определяют как видовую оппозицию. Длительные глаголы выделяют как сильный член оппозиции, поскольку семантика недлительности проявляется только по отношению к длительным глаголам, и специальные форманты, выражающие семантику длительности, представлены только в структуре длительных глаголов. К этим формантам относятся суффиксы -д-, -ар-, -дар-, -анхъ-, -ахъд-, -олд-, -ард- [Магомедова 2010]. Например: хъвазе писать – хъва-дар-изе писать, заниматься писаниной , ах1изе звать, крикнуть – ах1-д-езе кричать, орать , веццизе хвалить – вецц-ар-изе хвастаться , к1ич1изе (ис)кривиться – к1ич1-ард-изе кривляться , ц1еххезе спросить – ц1ехх-олд-изе расспрашивать и т.д.
Вопрос о морфемике длительных глаголов в авароведении достаточно разработан и не вызывает споров ученых, за исключением некоторых уточнений. Так, М.М. Нурмагомедов множество суффиксов длительной семантики возводит к трем историческим вариантам –р-, -д-, -хъ-, а остальные суффиксы считал сложными вариантами – огласовками, элементами производящей основы или просто сочетаниями двух простых (непроизводных) суффиксов длительности [Нурмагомедов 1991: 9]. З.М. Маллаева также считает, что все сложные суффиксы длительности представляют собой различные сочетания первичных (простых, исторических) суффиксов длительности [Маллаева 2007:148]. С.М. Хайдаков и М.Е. Алексеев, выделяя суффиксы длительности в аварском языке, относят к ним и предшествующие гласные. З.М. Маллаева выделяет еще один суффикс длительности – -е- , встречающийся, например, в глаголах типа: кIутIизе стукнуть, стучать – кIетIезе стучать, постукивать , кIанцIизе прыгнуть, прыгать – кIанцIезе прыгать, подпрыгивать . С.М. Хайдаков объясняет появление гласной –е-, как проявление «корневого и суффиксального аблаута» [Хайдаков 1975: 59]. А.С. Чикобава и И.И. Церцвадзе полагают, что аффикс –е- получен вследствие выпадения –де-, подтверждением чему могут служить диалектные формы, например: кIанцI-е-зе (лит.) – кIесе-д-де (андал.) – кIесе-д-зи (анц.) [Малаева 2007: 141].
Примечательно, что наиболее распространенный суффикс длительности -ар-, обнаруживает генетическую связь с показателем множественности –р (здесь имеет место и семантическая общность этих категорий). М.Е. Алексеев выделяет суффикс –ар- как исконный показатель учащательности. Аналогичные суффиксы со схожей семантикой представлены и в других дагестанских языках: в лакском, даргинском, лезгинском. Подчеркивая активность и архаичность суффикса –ар-, И.Х. Абдулаев отмечает, что близкие в семантико-функциональном и материальном отношениях к разбираемому элементу аффиксы представлены в аварском, даргинском, лезгинском языках [Абдулаев 1980: 106].
Происхождение инфиксальных элементов длительности –л-, -р-, -н- в специальной литературе (Ж. Дюмезиль, Л.И. Жирков) относят к периоду общедагестанского языкового единства [Абдулаев 1980: 106]. Эти элементы наряду с другими, такими как –д-, -хъ-, и по сей день являются формантами и множественного числа, и длительных глаголов в дагестанских языках. При сравнении грамматического значения и функций данных формантов, бросается в глаза взаимосвязь дуративности (длительности) и категории множественного числа. Исходя из этого, М.М. Нурмагомедов пишет, что, очевидно, показатели множественного числа лежат в основе образования аффиксов длительного вида [Нурмагомедов 1992: 152].
При описании т.н. многократного СД лезгинского глагола, К.Р. Керимов в качестве форманта многократности также выделяет аффикс множественного числа –ар- / -ер-, например: кихьин писать – кхьинарун / кхьинар авун много писать , заниматься писаниной [Керимов 2002: 271].
Использование того или иного суффикса длительности обусловлено структурными особенностями глагольных основ. Закономерности их использования в аварском языке четко сформулированы в работах З.М. Маллаевой, Д.А. Магомедовой и др.
Так суффикс -ар- характерен для глаголов: 1) с классным показателем и моноконсонантным корнем (основа структуры СГС): бекьизе пахать –бекь-ар-изе работать на пахоте с севом, быть занятым на пахоте ; 2) для глаголов без классного показателя и корнем структуры СГС: гьикъизе спросить – гьикъ-ар-изе расспрашивать ; 3)для глаголов без классного показателя с основой структуры СГСС: къинк1изе подмигнуть – къинк1-ар-изе подмигивать .
Второй по распространенности суффикс -д- употребляется при глаголах с основой структуры СГС, например: ц1ц1ализе читать – ц1ц1ал д-езе заниматься чтением , а также: «а) при первичных основах на -а-: хъухъа-д-изе пилить , лъалъа-д-изе поливать и др., б) в редуплицированных и звукосимволических основах: мими-д-изе мяукать , гарга-д-изе разговаривать , хъванк1-д-изе каркать и др.» [Алексеев 1988: 41; Маллаева 2007: 153]. Суффикс -д- не характерен для глаголов с классным показателем [Магомедова 2010: 54]. Как мы уже отмечали ранее, в корреляции длительность – недлительность, которую в авароведении рассматривают как видовую оппозицию, значение недлительности проявляется только по отношению к длительным по значению глаголам. Т.е. так называемые недлительные глаголы аварского языка в аспектуальном отношении нейтральны. Более того, не все глаголы аварского языка располагают соответствующими коррелятами длительного вида, например: хIалтIизе работать , босизе взять, брать , бихьизе видеть , рагIизе слышать , лъазе знать , гьорозе опухнуть , вахъине встать , кьезе дать , ккезе казаться , балагьизе искать, смотреть , кквезе держать , гIезе расти , квачазе мерзнуть , и т. д. Как отмечает С. М. Хайдаков, эти «формы выражают такое действие, которое не дифференцируется по протяженности, предельности или непредельности. В этом плане действие, выражаемое немаркированной формой глагола категории акционс-арта, соответствует действию, выражаемому глаголом нейтрального вида» [Хайдаков 1975: 41].
Менее разработанным остается вопрос о семантике длительных глаголов. Значение кратности признается авароведами составной частью длительных глаголов. Но, как пишет Д.А. Магомедова, длительные глаголы выражают многократное действие, напр.: къот1аризе заниматься (рубкой) резанием , но обязательно с семантикой протяженности во времени [Магомедова 2010: 121].
Эти глаголы действительно обозначают длительные действия, но, на наш взгляд, это длительность иного порядка. Это – длительность совокупности следующих друг за другом повторяющихся актов, а не продолжительность гомогенного действия, выражаемого соотносительным немаркированным глаголом, как, например, в английской оппозицией Continuous – Indefinite, с которой Д.А. Магомедова сопоставляет аварскую корреляцию длительности – недлительности.