Содержание к диссертации
Введение
Глава I. Теоретико-методологические основы лингвокультуро логического анализа паремий со значением «Любовь к противоположному полу» в разносистемных языках 12
1.1. Современное состояние изученности концепта «любовь» в отечественной и зарубежной лингвистике 12
1.2. Инструментарий и основные понятия лингвокультурологии 16
1.3. Паремиологические единицы как объект лингвокультурологи-ческого исследования 23
1.3.1. Статус паремий в языковой системе 23
1.3.2. Внутренняя форма и значение паремий 28
1.3.3. Паремия в социально-культурном контексте 31
Выводы к главе I 36
Глава II. Чувственный код культуры и синестезия как прием эмотивной репрезентации концепта «Любовь к противоположному полу» в паремиологической картине мира аварского, русского и английского этносов 38
2.1. Чувственный код культуры и его формирование в контексте тематических кодов культуры 38
2.1.1. Чувственный код культуры 41
2.1.2. Антропоморфный код культуры 43
2.1.3. Соматический код культуры 47
2.1.4. Локально-пространственный код культуры 51
2.1.5. Температурный код культуры 58
2.1.6. Биоморфный код культуры 60
2.1.7. Религиозный код культуры 62
2.1.8. Цветовой код культуры 68
2.1.9. Вкусовой код культуры 71
2.2. Роль синестетической метафоры при концептуализации чувства любви в паремиях 72
2.2.1. Группа «Осязательная метафора» 80
2.2.2. Группа «Зрительная метафора» 93
2.2.3. Группа «Вкусовая метафора» 99
2.2.4. Группа «Слуховая метафора» 102
Выводы к главе II 104
Глава III. Структурирование и интерпретация элементов лингвокультурного концепта «Любовь к противоположному полу» в аварской, русской и английской паремике 106
3.1. Лингвокультурный концепт «Любовь» как сочетание подвидов – маркеров любви 106
3.2. Систематизация паремий с маркером «Любовь к противополож-ному полу» 112
3.2.1. Любовь как ключевая ценность 112
3.2.2. Неподконтрольность любви человеческому сознанию 125
3.2.3. Страдание 137
3.2.4. Амбивалентность 148
Выводы к главе III 156
Заключение 158
Список использованной литературы 164
Список словарей и справочников 181
- Статус паремий в языковой системе
- Религиозный код культуры
- Лингвокультурный концепт «Любовь» как сочетание подвидов – маркеров любви
- Амбивалентность
Статус паремий в языковой системе
Лингвокультурология является частью динамично развивающегося направления антропологической лингвистики. Под влиянием принципов антропоцентризма лингвистика по-новому подходит к оценке человеческого опыта и к «результатам человеческого осмысления мира как субъективно и прагматически ориентированного» [Кубрякова 2000: 5].
Особый интерес представляет вербальная реализация культурно-значимых единиц, изучаемых лингвокультурологией. Это паремии – устойчивые сочетания слов, «передающие стереотипы народного сознания» [Маслова 2010: 43] и имеющие форму предложений. Совокупность паремий народа образует так называемый паремиологический фонд.
Паремиологический фонд отражает сведения о жизни и быте народа, способствует сохранению культурной преемственности поколений и этнического самосознания. Если рассматривать паремиологический фонд как «стереотипы народного сознания», то большинство паремий представляет собой определенным образом упорядоченные знания человека о мире, т.е. когнитивные структуры. Опыт взаимодействия человека с окружающим миром отражается в его сознании. В то же время структурирование опыта определяется не только отражением внешнего мира, но и спецификой человеческого восприятия, существованием в сознании некоторых образов-схем, посредством которых опыт упорядочивается и даже видоизменяется [Johnson 1992: 346–350]. Материал паремиологического фонда позволяет проследить механизмы формирования культурных универсальных стереотипов, а также влияние социально-исторических условий на процесс отражения знаний.
Благодаря семантической емкости и способности применения в разнообразных речевых ситуациях для решения каких-либо задач, эти фразы находятся в широком употреблении у носителей языка. Между тем в исследовании паремий обнаруживается большое количество дискуссионных вопросов, в частности, разнородность паремий и проблема их разграничения.
Помимо пословиц и поговорок к паремиологическим единицам относятся поверья, загадки, приметы, суеверья и др. Г.Л. Пермяков насчитывает их, по крайней мере, двадцать четыре [Пермяков 1975: 255]. В данной работе главным объектом становятся пословицы и поговорки, которые при узком понимании воспринимаются и обозначаются паремиями, т.к. «именно они выполняют функцию «нравоучения» и могут претендовать на статус выразителей «народной мудрости» [Алефиренко Н.Ф, Семененко Н.Н. 2009: 243]. Вслед за Л.Б. Савенковой, мы понимаем пословицы и поговорки как «совокупность замкнутых устойчивых фраз, являющихся «маркерами ситуаций или отношений между реалиями» [Савенкова 2002: 6].
В теории паремиологии понятия «пословицы» и «поговорки» часто не дифференцируются и употребляются в виде единого термина «паремиологи-ческая единица». Обосновывается это тем, что между пословицами и поговорками много общего, они «тесно связаны и активно взаимодействуют на общей структурно-семантической платформе». Пословицы часто переходят в поговорки, поскольку имеют ряд общих черт» [Тихонов 1996: 7].
Тем не менее, в лингвистических трудах отечественных и зарубежных исследователей нашли отражение дефиниции и отличительные черты пословиц и поговорок. В соответствии со сложившимися в языкознании направлениями – семантическим и структурным, ставятся задачи определения пословиц, разграничения пословиц и близких к ней единиц, исследование роли пословиц в коммуникации и в социальной жизни.
Так, В.И. Даль разграничил понятия «пословица» и «поговорка», отметив степень обобщенность их значения: «пословица – обиняк, с приложением к делу, понятный и принятый всеми», … , а «поговорка – окольное выражение, переносная речь, простое иносказание, … но без притчи, без суждения, заключения, применения» [Даль 1984: 13–14]. Отсюда следует, что в основе теории В.И. Даля лежит концепция, опирающаяся на семантическое разграничение пословиц и поговорок, где пословица обладает обобщенно-переносным значением. Семантический принцип был поддержан рядом ученых и лег в основу дефиниций. Так, пословица имеет обобщающий, синтезирующий смысл и воспринимается как «некоторая жизненная сентенция», краткое изречение назидательного характера, рекомедация «для всех и для каждого». Кроме того, пословица имеет переносное, иногда буквальное и переносное значение. В отличие от пословицы, поговорка судит только о конкретном данном случае, имеет только буквальный смысл и «употребление ее в речи является ситуативно обусловленным» [Солодуб 1994: 57, Жуков 2000: 9–11, Тарланов 1993: 167–173, Тарланов 1999: 37].
В.П. Жуков и И.М. Снегирев отмечают тождественность поговорки как единицы с «незамкнутой структурой» и фразеологизма, так как поговорки не заключают в себе полного смысла, выражают только намек, … , общеупотребительный оборот речи» [Жуков 1991: 9–17, Снегирев 2014: 31].
Формальный, структурный критерий лег в основу разграничения между пословицей и поговоркой в трудах Г.А. Пермякова. Пословица определяется как замкнутая, целиком клишированная структура, а поговорка как незамкнутая структура, изменяющаяся или дополняемая в речи [Пермяков 1970: 9].
Если пословицы – это «устойчивые воспроизводимые в речи афоризмы фольклорного происхождения, имеющие как образную, так и «безобразную» структуру значения, характеризующиеся … независимостью от внешнего контекста», то поговорки представляет собой «коммуникативные фразеологические единицы непословичного характера», один из элементов (сложного) сцепления, т.е. отдельное взятое лицо, качество или действие», функционирование которого «обусловлено способностью украсить и разнообразить речь» [Алефиренко 2009: 249, Кунин 1996: 186, Потебня 2003: 75].
По мнению О.Е. Фроловой пословицы и поговорки различаются «на основании: а) законченности/незаконченности, б) наличии или отсутствия ритмической организации» [Фролова 2007: 47].
Характерной чертой западной паремиологии является исследование значения пословиц и поговорок в социальной жизни и коммуникации.
Датский паремиолог А. Дандис считал простоту преимуществом пословицы. По мнению А. Дандиса, пословицы – это традиционные фольклорные высказывания, состоящие хотя бы из одного дескриптивного элемента, который в свою очередь состоит из темы и толкования. Из этого следует, что пословицы слагаются как минимум из двух слов. Пословицы, состоящие хотя бы из одного дескриптивного элемента, исследователь считает неоппозитивными. Пословицы, состоящие из двух и более дескриптивных элементов, могут быть как оппозитивными, так и неоппозитивными [Дандис 1978: 32]. Пословица выступает как клишированное предложение, в котором подлежащее и сказуемое неизменно [Dundes, Stibbe 1981: 11].
А.Тейлор придерживается мнения, что пословица – грамматическое предложение, выражающее законченную мысль и функционирующее в речи как единое целое [Taylor 1996: 33].
Как считает Н. Барли, пословица – это «общепринятое стандартное высказывание относительно моральных или категориальных императивов в клишированной метафорической форме, анализирующее фундаментальные логические отношения» [Барли 1984: 133].
Финский паремиолог М. Кууси анализирует пословицы через пословичный образ, пословичное сообщение и архитектурную форму пословицы. Отмечается, что содержательный аспект пословицы не имеет отношения к употребляемому образу. Иными словами, сходное сообщение может быть передано при помощи различных образов [Кууси 1978: 64].
В исследованиях современного паремиолога В. Мидера приводятся пословичные маркеры (фонетические, семантические, грамматические, лексические) как характерные признаки пословицы. Чем большее количество маркеров содержится в изречении, тем оно «провербиальнее» [Mieder 1994: 298, Arora 1994: 8].
Х.К. Кесарес использует термины «пословица» и «поговорка» как взаимозаменяемые и определяет пословицу как независимое и законченное фразовое построение, которое в прямом или аллегорическом смысле выражает некое наставление, поучение, результат опыта [Кесарес 1958: 206].
В нашем исследовании интерес представляют такие единицы паремио-логии, как пословицы и поговорки безотносительно их структурных и смысловых различий. В ходе анализа пословиц и поговорок мы также будем при менять термин «паремия» как гиперонимический эквивалент терминов «пословица» и «поговорка».
Религиозный код культуры
Следующий код культуры, на котором основывается чувственный код – РЕЛИГИОЗНЫЙ. В речевой обиход представителей всех этносов исконно входит религиозная лексика, которая отражает значение и роль религии в их жизни. Однако это не всегда так называемые теонимы, слова и выражения собственно религиозного происхождения, подвергшиеся влиянию религиозных текстов, или связанные с каким-либо религиозным сюжетом или образом. Часто это – повседневные слова и единицы, которые получают «ценностные коннотации, формируют в определенном контексте культурно-языковую страту и являются сакрализованными» [Брагина 2007: 340–341]. Практически в любом этносе религиозные концепты выступают как ключевые понятия, «становясь константой религиозного сознания человека» [Гасанова 2014: 124]. Наиболее частотными лексемами, теонимами в паремиологических единицах, рассматривающих признаки концепта «Любовь к противоположному полу», считаются примеры алжан «рай», Аллагь «Аллах», дуниял «свет, мир» в аварской языковой картине, Бог, душа, сатана, черт, белый свет, рай в русской языковой картине и God «Бог», devil «дьявол», death «смерть», world «мир, свет», heaven «небеса» в английской языковой картине мире.
Лексема Аллагь, Бог и God в паремиях сопоставляемых языков репрезентирует верховное всемогущее существо, управляющее миром. Бог – это «одно из главных религиозных понятий, означающее некую объективированную сверхъестественную сущность, выступающее объектом поклонения» [За-бияко 2006: 48].
В аварской и русской лингвокультурах Аллагь/Бог символизирует могущество и власть. Человек верит, что Бог может изменить обстоятельства, жизнь, и обращается к нему с просьбой о помощи или с пожеланием. В аварской паремии Я, Аллагь, ккогеги гьадинаб рокьи «О, Аллах, пусть не возникнет такая любовь» человек молит Бога предупредить возникновение чувства любви, защитить от нее. Компоненты паремиологической единицы ккогеги… гьадинаб рокьи «пусть не возникнет такой любви» актуализируют в чувственном коде любовь, которая может быть не только желанным позитивным чувством, приносящим радость. Оно может приносить и страдания. От нее невозможно уберечься и спасение может дать только Всевышний.
В противоположность аварскому языковому сознанию чувственный код в русской паремии отражает положительную оценку любви: Дай Бог вам любовь да совет! Любовь приветствуется и считается чувством, которым Бог одаряет человека.
Более того, любовь в русских и английских паремиях настолько сакральна, что отождествляется с Богом и обладает огромным могуществом и значимостью, а чувственный код выражается компонентами религиозного кода Бог, God «Бог»: рус. Бог – любовь; анг. Love is God «Любовь – Бог». В английской паремии чувственный код реализуется также образом Зевса – верховного божества Jove: Jove but laughs at lovers perjury «Бог смеется над клятвами влюбленных». Религиозный код дополняется антропоморфным кодом «смеется».
В аварской пословичной картине наш материал не выявил паремии, где любовь ассоциируется с Богом.
Следующую группу представляют паремии с компонентами религиозного и локально-пространственного кодов алжан, рай, heaven, которые актуализируют место, где души умерших пребывают в вечном блаженстве. Оказаться в раю, особенно вместе с близким, любимым является желанием любого человека, о чем свидетельствует аварская паремия Алжаналда данделъизе хъван батаги «Пусть будет определено свыше встретиться в раю».
Следует отметить, что компонент рай может передаваться синонимическим выражением «царство небесное» в русской паремии Кабы всякому по нраву (невесту), так бы и царства небесного не надо. С эмоционально-чувственным аспектом связано значение данной паремии – человек отказывается даже от столь желанного места, где он может пребывать в вечном блаженстве только ради того, чтобы быть рядом с любимым человеком.
В английской паремии компонент рай частично передается компонентом heaven «небеса»: Marriages are made in heaven «Браки заключаются на небесах». Heaven «небеса» изначально выступает в религиозных представлениях как обитель Бога. Кроме того, heaven как и алжан, рай отождествляются – это обещанный рай, идеальное место, куда стремится каждый человек. Любовь, которую предполагает компонент marriage «свадьба, брак» в сочетании с компонентом религиозного кода heaven получает в паремии сокровенный смысл – любовь дана Богом и брак, предопределенный свыше, вечен.
Однако, компонент алжан, рай в паремиях не всегда демонстрирует лучшее место. Под влиянием чувства любви возникает обман ощущений: авар.
Вокьулевгун цадахъ кьурул нохъодаги алжанила «Рядом с любимым и в пещере рай»; рус. С милым рай и в шалаше. Чувственный код в эквивалентной английской паремии Love lives in cottages as well as in courts «Любовь живет как в шалаше, так и во дворце» передается компонентами антропоморфного и локально-пространственного кодов. Смысловыми эквивалентами религиозных и локально-пространственных компонентов алжан и рай, в английской паремии служат компоненты локально-пространственного кода cottage «шалаш», court «дворец».
Посредством арабизма дуниял «мир, свет» и компонента белый свет в аварских и русских паремиологических образах репрезентируется мир, земная жизнь в противоположность жизни небесной: авар. Рос-лъади цолъич1они, ду-нял беххе балагьула, рокъоб къир-къир ц1ик1к1ани, дунялго къварилъула «Если муж с женой не едины, мир разрушится, если в доме склоки – весь мир станет тесным»; рус. Без тебя опустел белый свет. В паремиологических высказываниях, имеющих назидательный характер, подчеркивается важность единства, любви в семье. Приводятся негативные последствия, если семейная пара не придерживается приведенных наставлений. Чувственный код, основанный на компонентах локально-пространственного кода къварилъизе «становиться тесным, узким» (=грустить), опустеть, религиозного кода дуниял «мир» в аварской паремии, а также религиозного, локально-пространственного и цветового кодов белый свет в русской паремии, утверждает мысль об инстинктивном стремлении быть счастливым и любимым, и горечи от неисполненного желания. Из-за любви человек не находит счастья и удовлетворения во всем беспредельном мире, созданном Богом, если объекта любви нет.
Как в русской и аварской картинах мира, в английской картине мира компонент world «мир» означает Вселенная, мир. Мир также создан Богом и подчиняется его воле. Однако мир подчиняется также любви: Love makes the world go round «Любовь движет миром». Как человек может управлять окружающими событиями, так чувство любви движет окружающим миром, не замечая преград. Такая антропоцентрическая интерпретация любви в паремиях свидетельствует об антропоморфном, т.е. собственно человеческом, коде культуры, наряду с религиозным кодом. World «мир» выступает не только как пространство, как в аварской и русской языковых картинах мира, но и как объект, испытывающий воздействие со стороны. Таким образом, комбинация религиозного, антропоморфного, локально-пространственного кодов способствуют раскрытию силы чувства любви, и тем самым, чувственного кода.
Следующей лексемой, формирующей религиозный код и вербализующий концепт «Любовь к противоположному полу», является лексема душа, которая отображена только на материале русского языка: Живут душа в душу. Любовь сближает настолько, что наблюдается умение мыслить и чувствовать одинаково, «проникновение одной души в другую». Несмотря на бестелесность и нематериальное начало, компонент религиозного кода душа актуализирует чувственный код в сочетании с локально-пространственным кодом.
Помимо теонимов с положительной семантикой, в паремиологической картине мира изучаемых этносов, чувство любви передают также теонимы с отрицательной семантикой: ахир «конец», конец, end «конец», сатана, бес.
Образ сатаны символизирует в религиозной мифологии злое начало и создает устойчивую оппозицию образу Бога. Единственным этносом, в паре-миологическом фонде которого для раскрытия концепта «Любовь к противоположному полу» используется образ сатаны, является русский этнос. В паремии Покажется сатана лучше ясного сокола обозначается ситуация, когда влюбленный человек не замечает очевидных недостатков в своем избраннике, судит о нем неадекватно. Экспрессивность чувственного кода передается в данных паремиях через компоненты религиозного кода с отрицательной семантикой, приобретающих в контексте паремии (сатана лучше ясна сокола) положительные коннотации.
В русской паремии образ беса выступает как активное начало, подстрекающее человека, уже не молодого, на поиск нового объекта любви: Седина в бороду – бес в ребро. Чувство любви к противоположному полу (женщине), материализуясь в части человеческого тела, актуализирует соматический код. Сочетание соматического и религиозного кодов передает в чувственном коде образ физической любви, похоти, что в данном примере порицается, осуждается. «Такая любовь осуждалась и считалась греховной. Иными словами, «бес, который толкает нас в ребро – это все наши слабости, все соблазны, дурные наклонности» [Вайнер 2001: 35]. В аварской и английской паремиологической картинах мира эквивалентных паремий не обнаружено.
Лингвокультурный концепт «Любовь» как сочетание подвидов – маркеров любви
Любовь как одно их универсальных человеческих чувств, является темой размышлений философов и лингвистов всех народов, начиная со времен античности и до наших дней.
Сопоставив экстралингвистическую информацию, содержащуюся в интерпретационном поле пословичного материала с концептом «Любовь», можно выявить самобытность и идентичность изучаемых народов. Как отмечает Д.Н. Полиниченко: «в пословичном фонде языка хранятся специфические черты обыденного сознания этноса» [Полиниченко 2004: 83].
Вслед за целым рядом лингвистов, исследователей, рассматривающих концепт «Любовь» в лингвокультурологическом аспекте [С.Г. Воркачев, Ю.С. Степанов, В.В. Колесов, Е.Ю. Балашова, и др.], мы считаем, что любовь в паремиях прежде всего обусловлена законами культуры, «культурно-историческими особенностями, имеющими многовековую историю и огромную сопротивляемость к ассимиляции и чужеродным влияниям» [Кафаров 2016: 15]. Паремиологические единицы наглядно демонстрируют процесс осуществления связи языка с национальной культурой, менталитетом, в связи с чем представляют интерес для различных наук – литературоведения, лингвистики, лингвокультурологии.
Как отмечает В. Луков: «Любовь – форма духовной культуры, представленная в тезаурусе человека как индивидуальное переживание чувства преданности людям, предметам и явлениям окружающего мира, идеям, мечтам, самому себе, когда объект этого чувства становится выше и ценнее личного «я» и без слияния с избранным объектом, овладения им, единения человек не мыслит своего существования… Такое понимание любви включает в себя все ее виды (к жизни, сексу, женщине или мужчине, к детям и родителям, к себе, к деньгам, славе, власти, искусству, науке, Родине, Богу и т.д.) [режим доступа: https://cyberleninka.ru/article/v/konstanty-mirovoy-kultury-v-vuze-xxi-veka-kontsept-lyubov ].
А.В. Демидов считает, что еще с античности различные виды любви и «те многообразные значения, которые в русском языке охватываются одним словом «любовь», язык древних греков выражает разными словами: «эрос», «филиа», «сторге», «агапе» [режим доступа: http://ligis.ru/psylib/ 090417/books/demid01/txt25.htm]. Данная классификация получила отображение в работах русских и западных философов и социологов. Так, А.И. Фофин дополняет античную классификацию несколькими видами любви: к Богу, к самому себе. Подробная классификация подвидов любви представлена и в работах современных западных социологов и психологов [C. Hendric 1986, Ф. Шейвер 2001, Дж. А. Ли 1976]: помимо этора, сторге, агапе представлены также такие виды любви, как прагма – рассудочная любовь, любовь по расчету, мания – одержимая любовь [Hendric 1986: 393].
На основе приведенных классификаций видов любви лингвокультурный концепт «Любовь» в пословицах представляется как набор подвидов – маркеров любви: 1) любовь к противоположному полу, которая относится к эросу; 2) супружеская любовь, которая рассматривается как сторге; 3) любовь к детям, родителям, родине, брату, другу, которые можно отнести и к филия, и к агапе; 4) любовь к себе как агапе; 5) любовь к деньгам как прагма и т.д.
Сопоставительный анализ паремий в настоящей работе осуществляется с помощью единицы лингвокультурологии – лингвокультуремы. Данное понятие можно считать единицей знания, реконструируемой при анализе семантического пространства одной или нескольких пословиц и функционально значимой для лингвокультурологического описания фрагментов пословичной картины мира. Такой подход отождествляет лингвокультурему с когнитемой. В отличие от понятия «когнитема», описанного Е.В.Ивановой, лингвокульту-рема представляет собой единицу не только плана содержания. Лингвокульту-рема может быть равна семантике всей языковой единицы, в данном случае, паремии. Она также отражает информацию о культурных установках и стереотипах народов, отраженных в паремиях сопоставляемых языков.
Таким образом, лингвокультурема соответствует единицам традиционной семантики, в случае пословичной семантики – значению, внутренней форме, инвариантному значению, а также содержит культурное означаемое.
Как и когнитема, лингвокультурема описывается на основе языковых компонентов пословицы, образующих внутреннюю форму. Однако в дополнение к когнитивному подходу, лингвокультурный подход в данной работе включает описание и сопоставление пословичной метафоричности, в которых реализуются культурные коды каждого этноса. Следует обратить особое внимание на то, что совокупность культурных кодов выявляет характерный для каждого этноса чувственный код, играющий важную роль при анализе концепта «любовь». Отличие или сходство метафорических средств и культурных кодов при лингвистической интерпретации паремиологических образов любви позволяет выделить в сопоставляемых языковых системах паремии – абсолютные эквиваленты, частичные эквиваленты, безэквивалентные паремии, тем самым раскрывая социально-культурный, территориальный, географический, религиозно-исторический и другие контексты образования паре-миологической ситуации.
Лакунарность тех или иных внутренних форм в пословицах некоторых из сопоставляемых языков объясняется отсутствием какого-либо явления в менталитете или различном подходе к их интерпретации, что отображается в безэквивалентных паремиях. Кроме того, «лакуны выявляются на фоне отсутствия в одном языке однословной номинации предмета или явления действительности, вербально оформленного в другом языке в связи с особенностями мышления носителей соответствующей лингвокультуры» [Магомедова 2013: 38].
Амбивалентность
Отдельную группу пословиц о любви к противоположному полу образуют пословицы, в которых чувство содержит в себе противоречащие элементы и оценивается неоднозначно. Вслед за С.Г. Воркачевым мы выделяем «признак амбивалентности любви», который в русском сознании «непременно связан со страданием» [Воркачев 2003: 16]. Ярче всего данный признак обнаруживается в русском паремиологическом материале – 26 употреблений, в английском – 14 употреблений, в аварском – 3 употребления.
Подобная амбивалентность выражена в лингвокультуреме «Тяжело с любовью и без любви», в которой раскрывается образ любви как счастья и страдания одновременно. В аварской пословичной картине мира противоречивость в любви видна в пословице Рокьиялда гьоркьоб кьалги бук1унеб, балаял-да гьркьоб кьог1лъиги кколеб «В любви бывают и ссоры, в страсти бывает и горечь», где любовь и страсть идут параллельно с горечью и страданием. Данная пословица образует маркер общего пословичного менталитета с русскими паремиями Где любовь, там и напасть. Полюбив – нагорюешься. И любишь – да губишь. Любить тяжело: не любить тяжелее того. Любовь хоть и мука, а без нее скука. Горе с тобою – беда без тебя. Милый – не злодей, а иссушил до костей, английскими паремиями Love can be a blessing or a curse «Любовь может быть и порицанием, и благословением», Love well, whip well «Любишь крепко, бьешь крепко».
Компоненты синестетических локально-пространственных и вкусовой метафор в аварской и русской пословицах рокьиялда гьоркьоб кьалги, балаял-да гьркьоб кьог1лъиги «в любви ссоры, в страсти горечь», где любовь, там напасть, компонент звуковой метафоры в английской паремии blessing – curse, реализуют в паремиях значение «любовь приносит печаль, страдание». Любовь выступает как явление, как осязаемый объект, имеющий материальное воплощение. Кроме того, она может приобрести горечь, звучание.
Чувственный код в аварской, русских и английских паремиях выражен компонентами локально-пространственного кода. Кроме того, специфика чувственного кода в аварской паремии на основе вкусового кода балаялда гьор-кьоб кьог1лъи «в страсти горечь», в русской паремии – на основе антропоморфного кода нагорюешься, губишь, а в английской паремии – на основе антропоморфного кода love well, whip well «любишь крепко, бьешь крепко», антропоморфного кода blessing «благословение», curse «проклятие» придает эмотивность паремиям.
Чувство любви в русском менталитете может оцениваться с противоположных точек зрения. В данной группе каждая паремия имеет противоречащую пару:
Старая любовь долго помнится/ Был милый, стал постылый Любовь за деньги не купишь/ С деньгами мил, без денег постыл С нею плохо и без нее/ Не мил и свет, когда милого нет…
Судя по паремиям, любовь невозможно забыть, и в то же время она быстро надоедает, любовь может быть слепа, но может все видеть, она может быть и добром и злом, она не имеет ценности, но она меркантильна, плохо с нею и без нее. В компонентах таких пословиц актуализируется множество тематических кодов, которые свидетельствуют о возможностях выразить чувственный код и отношение к рассматриваемому явлению с разных позиций.
Антропоморфная, локально-пространственная, вкусовая метафоры рокьиялда гьоркьоб кьал, балаялда гьркьоб кьог1лъи в аварских паремиях, антропоморфная, локально-пространственная, зрительная, вкусовая метафоры старая любовь, любовь видит, любовь не купишь, сердцу не прикажешь, где любовь, там напасть, любовью сыт не будешь, из сердца вон в русских паремиях, и звуковая метафора love-blessing, curse в английских паремиях, создают национально-культурную специфику паремиологического образа любви. В сопоставлении с аварским и английским, в русском паремиологическом образе амбивалентность любви раскрыта богаче.
Значительное различие в количестве пословиц в рассматриваемой тематической группе позволяет представить разницу в аварском и русском мента-литетах, сложившихся в разных экономических, географических и исторических условиях. Один и тот же паремиологический образ шире представлен в том языке, в котором приведено больше примеров. Как считает современный исследователь Л.Н. Дробижева, «вряд ли есть качества или свойства, присущие только одному народу. Но своеобразное сочетание их и степень выраженности составляют особенности психики этнических общностей» [Дробижева 1974: 18].
Можно предположить, что выраженная амбивалентность в любви, раскрытая множеством метафорических сочетаний и культурных кодов, говорит о противоречивой русской языковой личности, сложившейся под влиянием исторических условий, различных соседствующих этнокультур и малых народностей. Образ любви в аварском менталитете характеризуется сравнительным постоянством, амбивалентность выражена не так очевидно в связи со спецификой менталитета. Автохтонные черты, среди которых были и правила горского этикета, адата, не одобряли изменчивость чувств, тем более явно выраженную.
Если в пословичном менталитете русского человека чувственный код раскрывается рядом культурных кодах, то в аварском пословичном менталитете он репрезентирует отношение к чувству любви через антропоморфный, локально-пространственный и вкусовой коды, а в английском – через локально-пространственный, антропоморфный и звуковой.
Двойственность в любви проявляется в том, что в пословичных фрагментах чувство любви, обычно непредсказуемое и неподконтрольное, можно и просчитать. Лингвокультурема «Любовь предсказуема и подконтрольна человеку», в противоположность лингвокультуреме «Чувство любви неподвластно сознанию человека и может возникнуть непроизвольно», актуализирует любовь, которая зависит от воли и желания человека.
Подобные паремии можно обнаружить в аварской лингвокультуре: Рокьи лъилго кколеб – рокьуе къвал къазе чи къвариг1унев «Влюбиться может каждый – чтобы выдержать любовь, нужен настоящий мужчина» (букв. «Влюбиться может каждый, но, чтобы затянуть ремень любви, нужно быть мужчиной»). Хабар бицун лъуг1улареб, рокьи гьабун бахъунареб «Разговоры не заканчиваются, любовь не доведешь до конца». С некоторой иронией обыг-рывается зависимость чувства от поведения объекта любви: Лъик1 вук1ани, вокьулев, квеш вук1ани, рихунев «Если ведет хорошо, любят, если ведет плохо, бросают».
В русской пословичной картине чувство любви, выступающее как неизбежное явление, выражено в пословице Сколько не живешь, а от любви не уйдешь.
Предсказуемость любви обнаруживается и в английских паремиях Love breeds love «Любовь порождает любовь». Love begets love «Любовь порождает любовь». Love is not found in the markets «Любовь на рынке не найдешь». Marry first and love will come afterwards (follow) «Сперва женись, а любовь придет после».
Высокая метафоричность сопоставляемых пословиц отражает высокую зависимость чувства от желания человека и их значимость для человека. Так, компоненты аварских пословиц (рокьуе къвал къазе «набраться терпения» (букв. «затянуть ремень любви»), рокьи гьабун «делать любовь»), русской пословицы (от любви не уйдешь), английских пословиц (love breeds «любовь порождает», love begets «любовь порождает», love will come afterwards «любовь придет после»), образованы в результате переноса антропоморфное чувственное, локально-пространственное чувственное, кинестетическое чувственное. В аварской паремии любовь представляется объект, над которым совершают действие. В русской, и, в особенности, английских паремиях, антропоморфная, локально-пространственная и осязательная (кинестетическая) метафоры представляют чувство любви как действующий объект и определяются чувственный код в компонентах антропоморфного и локально-пространственного кодов.
Чувственный код, в результате подобного переноса представляет паре-миологический образ любви как человека, творящего свою любовь. Все сопоставляемые паремии можно считать частичными эквивалентами. Подконтрольность чувства менее всего обнаруживается в русском пословичном сознании, что может свидетельствовать об отсутствии осторожности, утилитарности и рассчета в проявлении чувства.
Амбивалентность чувства любви обнаруживается в паремиях, где любовь сопровождается ревностью. Лингвокультурема «Без ревности нет любви» формирует представление о любви и ревности как единых взаимообусловленных явлениях. Так, в 3 русских и 3 английских пословицах подчеркивается невозможность существования одного явления без другого: рус. Кто не ревнует, тот не любит; анг. Love is never without jealousy «Нет любви без ревности». Обобщенная ситуация, где любовь невозможна без ревности, иллюстрируется на когнитивном уровне внутренней формы пословиц: не ревнует/without jealousy, не любит/love is never. Данные паремии можно считать абсолютными эквивалентами.