Содержание к диссертации
Введение
Глава 1. ТЗ в поэтической структуре нарратива 10
1.1. Краткий обзор нарратологических исследований в России и за рубежом 10
1.2. Определение литературного нарратива. Короткий рассказ как литературный жанр и тип нарратива 16
1.3.Структура нарратива с позиции текстовой грамматики 23
1.4.ТЗ как многоуровневая поэтическая структура 6
Выводы по Главе 1 42
Глава II. Перевод и литературный нарратив. ЛВ ТЗ 45
2.1 . Единица перевода 45
2.2.Языковая картина мира и эквивалентность перевода 49
2.3.Художественный перевод. ЛВ ТЗ 55
2.4. Переводческие трансформации. Виды переводческих трансформаций 62
Выводы по Главе II 67
Глава III. ТЗ в русском нарративе и его переводе 69
3.1 . Общее описание исследования 69
3.2.Современный русский нарратив с позиций текстовой грамматики. 71
3.3.Поэтическая структура ТЗ в современном русском нарративе 78
3.4.Переводческие трансформации и их влияние на ЛВ ТЗ нарратива- перевода 90
3.4.1. Морфологический уровень 90
3.4.2. Синтаксический уровень 100
3.4.2.1. Словосочетание 101
3.4.2.2. Предложение 113
3.4.3. Семантико-стилистический уровень 136
3.5.Выявление вариативности ЛВ ТЗ на примере рассказа В.Тучкова «Поп и банкир» 148
Выводы по Главе III 152
Заключение 156
Список Литературы 160
Приложения 173
Список сокращений 173
- Краткий обзор нарратологических исследований в России и за рубежом
- Определение литературного нарратива. Короткий рассказ как литературный жанр и тип нарратива
- Единица перевода
- Общее описание исследования
Введение к работе
Настоящее диссертационное исследование посвящено рассмотрению Точки Зрения (ТЗ) в современном нарративе как многоуровневой лингво-поэтической структуры.
Актуальность предлагаемого исследования определяется недостаточной изученностью категории ТЗ в отечественной лингвистике, а также проблемами ее перевода на другие языки.
Выбор темы обусловлен следующими обстоятельствами. Прежде всего, необходимо отметить изменение направления лингвистических исследований, произошедшее за последние годы. Теория нарратива — нарратология -оформилась как самостоятельная научная дисциплина в 60-70-х гг. прошлого столетия, хотя своими корнями она восходит еще к «Поэтике» Аристотеля, а разработкой основных категорий обязана исследователям первой половины ХХв.: А.Н.Веселовскому, 1904; К.Фридеманн, 1910; В.Б.Шкловскому, 1919; П.Лаббоку, 1921; Б.В.Томашевскому, 1925; В.Я.Проппу, 1928; М.М.Бахтину, 1935 и др. Особую роль для современного состояния этой научной дисциплины сыграли труды М.Баль, Р.Барта, К.Бремона, А.-Ж.Греймаса, Л.Долежела, Ж.Женетта, Ц.Тодорова, С.Чэтмэна, В.Шмида и других, пытавшихся «во всей массе рассказов, существующих в мире», отыскать единую «повествовательную модель, ... на основе которой каждый конкретный рассказ рассматривался бы в терминах отклонений от этой базовой глубинной структуры» [Барт, 1994: 7].
Изучение слова и предложения сменилось обращением к тексту, нарративу. Исследование нарратива получило в последние годы интенсивное развитие в гуманитарных науках, что «явилось следствием второй когнитивной революции» [Попова, 2001: 87]. Хотя основные представители нарратологии выявили и теоретически обосновали иерархию повествовательных инстанций и уровней, определяя специфику отношений между повествованием, рассказом и историей, и поставили вопрос о выделении базовых нарративных поэтических технологий, единство подходов к этим аспектам отсутствует. В рамках поэтики литературных
5 нарративов исследователи разрабатывают такие основные технологии, как ТЗ: Г.А.Гуковский, 1959; М.М.Бахтин, 1963, 1979; В.В.Виноградов, 1971; Ж.Женетт, 1972; Ю.М.Лотман, 1970; Б.А.Успенский, 1970; ЦЛодоров, 1977; ЯЛинтфельт, 1981; В.Шмид, 1981, 1984, 1989, 2003; Дж.Принс, 1982, и мн. др.; Голос: М.М.Бахтин, 1963, 1979; У.Бут, 1968; П.Рикер, 1983; Е.В.Падучева, 1996; В.ИЛюпа, 2001, и др.; Временную и Пространственную Перспективу: М.М.Бахтин, 1963, 1979; Б.А.Успенский, 1970; Ж.Женетт, 1972; Г.Вайнрих, 1975; ЦТодоров, 1977; И.Р.Гальперин, 1981; В.Шмид 1982, 1989, 2003; П.Рикер, 1983; ЗЛ.Тураева, 1986; В.А.Кухаренко, 1988, и др. С помощью этих аналитических компонентов нарратологи пытаются ответить на вопросы: «что считается нарративом? что образует части нарратива, каким образом они соединяются в целое, и что заставляет нарратив «работать»? [Трубина, 2002: 11]. Однако, данные нарративные категории понимаются разными исследователями по-разному, что определяет проблемность и особую актуальность заявленной в диссертации темы.
Действительно, к исследуемой нами категории ТЗ, как к поэтической технологии, проявляется интерес отечественных и зарубежных авторов, однако, нам представляется перспективной возможность ее рассмотрения не только с позиции содержания ее базовых типов (внутренняя / внешняя, фиксированная / нефиксированная, единственная / множественная), но и с позиции лингвистики нарратива — относительно нового направления, разрабатываемого в нашей стране такими немногими учеными, как Е.В.Падучева и К.А.Андреева. Еще большую значимость данной теме придает изучение вопроса о предполагаемом изоморфизме плана содержания ТЗ в разных языках, в нашем случае — русского и немецкого, и алломорфизме плана ее выражения. Исследование именно этих аспектов, на наш взгляд, подчеркивает необходимость и важность данной работы.
Мы исходим из гипотезы, в соответствии с которой:
ТЗ может рассматриваться как многоуровневая лингво-поэтическая структура, что обусловлено как ее содержательными характеристиками, так и различными способами ее лингвистической передачи;
полная инвариантная передача лингвистической формы ТЗ нарратива-оригинала в переводе невозможна.
В соответствии с данной гипотезой сформулирована и цель работы, заключающаяся в описании модели поэтической и лингвистической структуры ТЗ современного русского нарратива и выявление влияния переводческих трансформаций на ее выражение.
Цель диссертации определяет постановку следующих задач исследования:
изучить направления, основные понятия и взгляды исследователей в области нарратологии, грамматики и поэтики нарратива;
рассмотреть проблему определения ТЗ отечественными и зарубежными исследователями;
дать дефиницию ТЗ как многоуровневой лингво-поэтической структуре;
рассмотреть исследуемые нарративы с позиций текстовой грамматики и поэтики (в частности, ТЗ);
провести сопоставление русского нарратива с его переводом на немецкий язык в плане выявления изоморфизма и алломорфизма на собственно текстовом, смысловом, морфологическом, синтаксическом и семантико-стилистическом уровнях;
описать переводческие трансформации на указанных уровнях, установить вариативность в средствах лингвистического выражения и определить их влияние на ТЗ нарратива.
Научная новизна данного исследования связана с попыткой определить ТЗ как многоуровневую лингво-поэтическую структуру, а также с сопоставительным характером этого феномена на материале русского (как языка-эталона) и немецкого языков.
Объектом исследования являются современные русские литературные нарративы малой формы, относящиеся, преимущественно, к литературе постмодернизма, и их переводы на немецкий язык.
В роли предмета исследования выступают функциональный потенциал грамматики нарратива, разноуровневая структура лингво-поэтической ТЗ и переводческие трансформации, передающие различные аспекты ТЗ.
В работе используются следующие методы и приемы анализа:
нарративный;
сопоставительно-переводческий;
компонентный;
количественных подсчетов;
общие приемы наблюдения, построенного на индукции: от анализа 4 фактов, их сопоставления — к обобщениям и выводам.
Теоретическая значимость исследования состоит в интегративном подходе к ТЗ и выявлении признаков изоморфизма и алломорфизма при ее переводе, вскрываемых в различных переводческих трансформациях.
Практическая значимость диссертации заключается в возможности
использования ее результатов при чтении теоретических курсов по текстовой
грамматике и поэтике, стилистике, в спецкурсах и практических курсах,
* посвященных нарратологии и художественному переводу.
На защиту выносятся следующие положения:
ТЗ является многоуровневой лингво-поэтической структурой, содержание
которой включает пять поэтических планов - временной, пространственный,
перцептивный, языковой и «идеологический», а выражением является
лингвистическое, языковое оформление средств ее передачи.
Лингвистическое выражение (ЛВ) ТЗ представляет собой выбор языковых
%i элементов и порядок их построения в нарративе, это «позиция» создателя
текста, так как иными средствами и в иной конфигурации элементов нельзя передать смысл произведения.
Вариативность ЛВ ТЗ нарратива обусловлена переводческими смещениями на трансформационных уровнях: морфологическом, синтаксическом и семантико-стилистическом.
Полная передача ТЗ нарратива-оригинала в переводе невозможна, то есть полного лингвистического изоморфизма не существует.
Апробация диссертации. Основные положения работы изложены в шести публикациях и представлены в форме докладов на межрегиональных научно-практических конференциях ТюмГУ «Проблемы лингвистики и методики преподавания иностранных языков» (2002г.) и «Актуальные проблемы лингвистики и методики преподавания иностранных языков и культур» (2005г.), МГУ «Языки в современном мире» (2004г.), УрГПИ «Уральские лингвистические чтения» (2005г.), а также на заседаниях кафедры английского языка факультета романо-германской филологии ТюмГУ.
Основная цель, задачи и методы исследования обусловили структуру диссертации, включающей Введение, три главы, Заключение, Список использованной литературы и Приложения.
Во Введении раскрывается актуальность темы, новизна проведенного исследования, выдвигается рабочая гипотеза, определяются цели и задачи, аргументируются теоретическая и практическая ценность работы.
Краткий обзор нарратологических исследований в России и за рубежом
Современная нарратология представляет собой обширное поле научного поиска в области сюжетно-повествовательных высказываний, соотносимых с некоторой фабулой. Речь идет не только о художественных текстах, и порой даже не только о текстах вербальных. Усилиями историков, философов, культурологов категория нарративности получила широкое распространение в специальных и междисциплинарных исследованиях и богатое концептуальное наполнение. Особо следует отметить роль философа Поля Рикера, историка Хайдена Уайта, литературоведа Вольфа Шмида, внесших значительный вклад в нынешнее состояние и направление нарратологических исследований.
Пристальный интерес, который вызывает к себе повествование не только в качестве самостоятельного объекта исследования, но и в качестве формы организации социально-гуманитарных исследований неслучаен. Смысл этого «поворота к языку», по мнению Ф.Р.Анкерсмита, одного из ведущих теоретиков исторического нарратива, состоял в том, что, поскольку язык есть принципиальное условие знания и мышления, исследования в области социальных, политических, психологических и культурных проблем должны были быть сформулированы как языковые. В рамках этой тенденции была пересмотрена одна из ключевых идей, лежащих в основе лингвистического поворота, именно, что главным объектом лингвистического анализа является предложение. От знака к фразе, от фразы к тексту, и от текста ко множеству практик означения — так условно можно обозначить направление, в котором развивались гуманитарные дисциплины [Трубина, 2002: 3].
Поэтому рассуждая о нарратологии, нельзя говорить о какой-то единой дисциплине, здесь речь идет о различных теориях нарратива, каждая из которых изучает повествовательные тексты (нарративы), исследует их природу, формы и функционирование, общие черты, присущие всем возможным типам нарративов, равно как и критерии, позволяющие отличать последние между собой, а также систему правил, в соответствии с которыми нарративы создаются и развиваются. Предмет нарратологии (термин введен Ц.Тодоровым) — фундаментальные принципы повествования, задающие его способность обладать значением; ее объект - нарратив.
«Нарратив» происходит от латинского «narrare» — «рассказывать, повествовать» и этимологически связан с латинским словом gnarus, то есть «знающий», «эксперт», «осведомленный в чем-либо», восходящим, в свою очередь, к индоевропейскому корню gna- {«знать»). Х.Миллер обращает внимание на то, что тот же корень лежит в основе «анагнорозиса» — слова, которым Аристотель определял момент «открытия» в трагедии. Слово «наррация», означающее «дать устный или письменный отчет о чем-то, рассказать историю», — член семьи слов, которая включает в себя: «когнитивный», «гнозис», «диагноз», «гномон», «физиогномия» (искусство определения характера по чертам лица), «норма», «нормальный» (от латинского «норма», что означало измерительную линейку). В понятие наррации скрыто вписаны идеи суждения и интерпретации, темпоральности в ее сложности и повторении. Рассказывая, человек не только прослеживает последовательность событий, но и интерпретирует ее: «(г)наррация есть гнозис, рассказывание тем, кто знает. Но это также и диагнозис, акт идентификации или интерпретирования посредством дискриминирующего чтения знаков» [Miller, 1998: 47].
Нарратив - это «главная форма, посредством которой вымысел живет в культуре. С его помощью мы придаем опыту форму и смысл, упорядочиваем его, выделяя начало, середину, конец и центральную тему [Трубина, 2002: 1]; - это «культурно-исторический канал, данный человеку для самовыражения» [Шкуратов, 2001: 11]; - это один из способов организации нашего переживания времени. Время есть главное измерение человеческой жизни, а повествование всегда контролируется понятием времени и признанием того, что темпоральность первична для человеческого существования. В нем уделяется особенное внимание той последовательности, в которой происходят действия и события. Фиксация временных отношений посредством повествования возможна за счет ее способности конфигурировать последовательность событий в объединенное целое. Процесс нарративного упорядочивания идет путем увязывания отдельных событий во времени, указания тех последствий, которые одни действия имели для других, связывания событий и действий во временной образ; - это универсальное средство нашего повседневного общения и универсальное явление нашей социальной и культурной жизни, что обуславливает и объясняет целесообразность его всестороннего научного изучения.
Именно поэтому нарратология является столь многогранной наукой, своеобразной точкой пересечения всех гуманитарных дисциплин.
Представления о сущности, структуре и функциях нарратива сложились еще в античности. Термин «narratio» означал до 1 в. до н.э. часть речи оратора, которая следовала за провозглашением тезиса, позже — рассказывание историй.
Аристотель в «Поэтике» заметил, что самой важной характеристикой повествования является сюжет. Хорошая история имеет начало, середину и конец, образуя законченное целое. По сегодняшней терминологии, и epos (традиционная история, эпос) и muthos (вымышленная история, сюжет), введенные досократиками, — повествования. Но греки не группировали жанры под именем нарратива, различая историю, басню, пословицу, максиму, общее место. То есть самые ранние, возникшие в культуре металингвистические наименования мешают уверенно использовать термин «нарратив» как обозначение жанра. Как общую категорию для литературного дискурса Аристотель использовал «поэтику». Рассматривая разнообразные жанры, мыслитель не видит в них нарративов и не анализирует их как таковые. Он использует категорию poiesis, означающую «сделанный», «изобретенный», «сотворенный». Именно в силу этих коннотаций «придуманности» poiesis составляет противоположность вневременным, универсальным, мифическим, древним формам языка. Аристотель лишь систематизирует представления о poiesis, сложившиеся в ранние времена.
Определение литературного нарратива. Короткий рассказ как литературный жанр и тип нарратива
Нечеткость границ нарратологии напрямую связана с дефиницией нарратива, а именно, как отмечает К.А.Андреева, отсутствием «единого общепринятого определения понятия «нарратив» [Андреева, 1996: 18].
По мнению Е.Г.Трубиной, нарратив можно определить с трех точек зрения: с точки зрения процесса, осуществляемого рассказчиком, с точки зрения объекта, т. е. событий, о которых повествуется, и с синтетической точки зрения, объединяющей первую и вторую. Первоначально, когда нарратив рассматривался как словесный способ репрезентации (рассказывание о событиях рассказчиком в противовес, скажем, разыгрыванию их на сцене), нарратологи, и прежде всего Ж.Женетт, будучи сосредоточенными на дискурсе и процессе наррации, практически не уделяли внимания собственно повествуемой истории, тому, что рассказывалось. Такой подход имеет давнюю традицию, ибо латинский термин «narrare» обозначал языковой акт и относился к противоположности между diegesis (изложением) и mimesis (представлением). Этот подход восходит к Аристотелю, который считал, что повествование имеет шансы на успех лишь в той мере, в какой оно обладает драматическими качествами. Это хорошо объясняет специфичность чисто вербальной репрезентации событий рассказчиком и, в частности, тот факт, что одна и та же совокупность событий может быть рассказана различными, подчас взаимоисключающими, способами. Тем не менее, этот факт не позволяет учесть то обстоятельство, что разного рода невербальные репрезентации (картины, хореографические композиции) либо смешанные (как комиксы, либо фильмы) часто также воспринимаются как нарративы, как рассказывающие истории образования. Когда, напротив, нарратолог сосредоточен скорее на структуре представляемых событий, на связи между нею и композицией повествования, ему трудно принять во внимание различные формы, которые может принять одна и та же история [Трубина, 2002: 13].
Другой проблемой определения нарратива является то, что его исследователи зачастую в качестве такового дают дефиницию одного из видов нарратива, как например Ш.Линде, ссылающаяся на В.Лабова: «...неформально нарратив — устный рассказ, обычно от первого лица о чьем-то личном впечатлении. Формально мы можем определить нарратив как передачу прошлого опыта и его значения с использованием последовательности предложений в прошедшем времени, где их порядок отражает реальную последовательность событий» [Linde, 1986: 185].
Ж.Женетт определяет нарратив «как представление события или же последовательности событий, реальных или же вымышленных при помощи языка, и в частности, при помощи письменного языка» [Женетт, 1998: 187]. Дж.Принс считает нарратив «представлением, по меньшей мере двух реальных или вымышленных событий, ни одно из которых не предполагает и не вытекает из другого» [Prince, 1988: 4]. Другая дефиниция Дж.Принса гласит: «Передача (как итога и процесса, объекта или акта, структуры и структурирования) одного или более реальных или вымышленных событий, о которых рассказывает один, два или несколько (более или менее явных) повествователей одному, двум или нескольким (более или менее явным) адресатам» [Prince, 1988: 16].
Поэтому нельзя подводить только устный или только письменный рассказ или басню, роман и т.д. под статус нарратива, так как все они являются его формами, повествующими о какой-либо, связанной временем, цепи событий. Здесь, однако, можно возразить утверждению о том, что «ни одно из них не предполагает и не вытекает из другого», ибо их связь носит не только темпоральный характер, но и логический, поскольку логика, на наш взгляд, — один из важнейших компонентов и условий нарратива.
Следовательно, литературным нарративом можно считать текст в письменной форме, относящийся к любому литературному жанру, повествующий об одном или нескольких вымышленных событиях, связанных между собой во времени или логично.
В качестве цели метода анализа структуры нарратива большинством лингвистов признается определение его строения, его грамматика. Простейший ядерный нарратив состоит из трех событий: первое событие статично и предшествует второму по времени, второе событие активно, по времени предшествует третьему и является его причиной; и третье событие статично и представляет собой изменение первого. Данное определение Дж.Принса подвергается, однако, критике, так как здесь отсутствует признак оценочности, значимости событий; и трех любых событий может оказаться недостаточно для создания нарратива [Андреева, 1993: 53].
Другие же нарратологи выходят за рамки изучения нарратива, установленные Дж.Принсом, подвергая исследованию и другие его аспекты. В частности, М.М.Бахтин ввел категорию «Голоса», Г.Джеймс «Точки Зрения», позволяющие раскрыть и новые стороны нарратива.
Слово «нарратив» в русском языке отсутствует, поэтому с английского и французского языков его часто переводят как «рассказ». Однако, здесь следует согласиться с К.А.Андреевой, эти понятия не являются эквивалентными [Андреева, 1996: 9]. Они различаются, прежде всего, по объему. Так, Дж.Принс отмечает, что «каждый рассказ — нарратив, но не каждый нарратив — обязательно рассказ» [Prince, 1988: 91]. Отсюда следует, что понятие «нарратив» шире понятия «рассказ», последний — лишь тип нарратива.
Литературный рассказ, являющийся объектом нашего исследования, рассматривается сегодня с разных позиций: как особый литературный жанр в литературоведении, как особый тип текста в лингвистике текста, как нарратив особого рода и суперструктура в нарратологии, как специальная модель действия в теории деятельности, как особая схема в теориях искусственного интеллекта, как особая эмоциональная модель в психологии и психолингвистике.
Единица перевода
«Единица перевода» (ЕП) является одним из ключевых и, одновременно, одним из наиболее спорных понятий в переводоведении. Дискуссия ведется практически с начала формирования теории перевода и не закончена до сих пор. Вместе с тем, нельзя говорить ни о переводческих трансформациях, ни о закономерностях взаимодействия и передачи смыслов в межъязыковой коммуникации и т.д., если не найдена точка опоры, не задано исходное понятие. Выделение этой категории необходимо, во-первых, для того, чтобы понять, что такое переводческий эквивалент, и во-вторых, чтобы определить размер тех «порций», по выражению Н.К.Гарбовского [Гарбовский, 2004: 248], на которые переводчик членит переводимый им текст.
«Сложность проблемы выделения единицы перевода связана с тем, — пишет Н.К.Гарбовский, — что процесс перевода протекает скрытно и не может быть подвергнут непосредственному наблюдению: можно только предполагать , какими единицами оперирует переводчик, воспринимая исходный текст и продуцируя текст перевода» [Гарбовский, 2004: 249]. Кроме того, «шаги» перевода по своей протяженности и смысловой насыщенности могут быть очень различными, поэтому нужно найти в них нечто общее. Эти трудности, однако, готовы преодолевать не все переводоведы: некоторые из них не признают необходимости выделения данной категории. Так, А.Д.Швейцер считал, что «само понятие «единица перевода» представляет собой противоречие в терминах» [Швейцер, 1973: 71]. Это противоречие исследователь видел в том, что любая единица является величиной постоянной, тогда как «единица перевода» есть величина переменная. А.Д.Швейцер ссылался при этом на немецкого теоретика перевода О.Каде, определявшего указанную категорию как минимальный отрезок текста исходного языка (ИЯ), которому благодаря потенциальным эквивалентным отношениям может быть противопоставлен отрезок текста переводящего языка (ПЯ), отвечающий требованию сохранения инвариантности содержания» [О.Каде, цит. по: Швейцер, 1973: 71]. Аргументом против выделения ЕП служило, по мнению А.Д.Швейцера, и то, что в теории перевода за единицу принимаются отрезки исходного текста, не определенные в лингвистических терминах. Помимо этого, всякие единицы должны позволять «измерять» однородные величины, представив их в виде последовательности или совокупности. «Что же касается процесса перевода, - заключал исследователь, — то он никак не может быть представлен как простое соединение единиц. Здесь имеют место куда более сложные операции» [Швейцер, 1973: 71].
Тем не менее, в отечественном переводоведении большинство ученых склоняются к признанию факта существования ЕП. Одна из таких концепций принадлежит Л.С.Бархударову, который понимает под этим термином «такую единицу в исходном тексте, которой может быть подыскано соответствие в тексте перевода, но составные части которой по отдельности не имеют соответствий в тексте перевода. Иначе говоря, единица перевода — это наименьшая (минимальная) языковая единица в тексте на ИЯ, которая имеет соответствие в тексте на ПЯ» [Бархударов, 1975: 175].
Интересным аспектом определения Л.С.Бархударова, как отмечает Н.К.Гарбовский, «является то, что он отождествляет единицы перевода с единицами языка. Поэтому единицы перевода оказываются различными как по сложности выражаемых ими значений, так и по своей протяженности» [Гарбовский, 2004: 254]. Л.С.Бархударов считает ЕП категорией переменной, поэтому в разных ситуациях в ее роли может выступать та или иная единица языка. В соответствии с иерархической принадлежностью последней существуют и уровни перевода: уровень фонем дает перевод на уровне фонем (транскрипция), графемы в письменной речи предполагают перевод на уровне графем (транслитерация). ЕП в этих случаях оказываются соответственно фонемы и графемы. Уровень морфем делает возможным перевод на уровне морфем (калькирование); уровень слов - перевод на уровне слов (лексическая эквивалентность); уровень словосочетания - перевод на уровне словосочетания; уровень предложения - перевод на уровне предложения; уровень текста — перевод на уровне текста [Бархударов, 1975: 175 — 176].
Немецкий переводовед В.Коллер, в целом соглашаясь с концепцией Л.С.Бархударова, «отбрасывает» первый уровень, выделенный отечественным исследователем, и более подробно описывает сферы употребления ЕП оставшихся четырех уровней: а) область использования слова как ЕП — терминология (нем. Stromkreis - англ. electric circuit); б) области использования словосочетания как ЕП — терминология (англ. data processing — нем. Datenverarbeitung), различные типы фразеологических сочетаний (нем. ins Gras beifien — англ. kick the bucket), штампы в определенных типах текстов (нем. in Erkenntnis der Bedeutung — англ. recognizing the importance) , в) области использования предложения как ЕП — пословицы (нем. Alter schutzt vor Torheit nicht — англ. No fool like an old fool) и устойчивые выражения и формулы (нем. Rauchen verboten - англ. No smoking); г) области использования текста как ЕП - поэтические и рекламные тексты [Koller, 1992: 100 - 102].
Дополняя теорию Л.С.Бархударова, Т.А.Казакова говорит о «системе зависимостей», с точки зрения которой следует рассматривать текст, подлежащий переводу. Устанавливая статус и параметры ЕП, текст членится на более или менее крупные отрезки. Чем больше тот или иной элемент сохраняет контекстуальную независимость, тем вернее он является минимальным сегментом, предназначенным для перевода. Если же в нем присутствуют более или менее явные признаки зависимости от минимального или более широкого контекста, то необходимо выстроить внутритекстовую единицу, включающую все или хотя бы самые главные из зависимых цепочек.
Выделяя ЕП, автор этой концепции исходит, прежде всего, из слова: если слово зависит главным образом от ближайшего контекста, то основанием для построения ЕП является словосочетание или простое предложение, в которое входит данное слово.
Если слово зависит от нескольких текстовых компонентов, в том числе и выходящих за пределы предложения, то построение ЕП основывается на сложном предложении или эпизоде.
Если слово зависит от множества текстовых компонентов, то в основе ЕП должен лежать весь исходный текст.
Если слово зависит от условий, выходящих за пределы текста, то переводчик должен предусмотреть возможность культурологического комментария или создания новой языковой единицы путем транслитерации или калькирования (в некоторых случаях возможно сочетание всех названных способов) [Казакова, 2001: 34].
Несколько иначе строят свою концепцию ЕП Ж.-П.Вине и Ж.Дарбельне, отождествляя это понятие с понятиями лексикологической единицы и единицы мысли. Для них эти термины обозначают одну и ту же реальность, рассматриваемую лишь с разных точек зрения. ЕП - это лексикологические единицы, в которых лексические элементы обеспечивают выражение одного элемента мысли. Можно также сказать, утверждали исследователи, что ЕП есть наименьший сегмент сообщения, в котором спаянность знаков такова, что они не должны переводиться раздельно [Vinay, Darbelnet, 1958: 37].
Определение ЕП Н.К.Гарбовского базируется на концепциях Л.С.Бархударова и Ж.-П.Вине и Ж.Дарбельне. За таковую он принимает «сложную подсистему в целостной системе процесса перевода, строящуюся в своем внешнем проявлении на основе единицы ориентирования, но включающую в себя одну или несколько единиц эквивалентности, соотносящих понятия исходного текста с соответствующими формами текста перевода» [Гарбовский, 2004: 263].
Общее описание исследования
Настоящее исследование проводилось на материале текстов 77 современных русских коротких рассказов и переводов на немецкий язык 44 из них. Все рассказы были написаны в период с 1991 по 2002 гг. и опубликованы в сборниках, указанных в Списке Литературы. Переводы на немецкий язык выполнены Роземари Титце, М. Давидом Древсом и Барбарой Конрад и изданы в немецком литературном журнале «Akzente» (№5,.2003г.). Для анализа были выбраны произведения таких авторов, как Георгий Балл («Чистый вой», «Дорога в Егорьевск», «Старик и кошка» и «Попытка написать автобиографию»), Аркадий Бартов («Как художник Ци Байши рисовал на шелковом свитке двух белых креветок» и «Читая Джеймса»), Анатолий Гаврилов («Но где же розы?» и «Наступила весна»), Линор Горалик (4 рассказа без названия из цикла «Жизнь неживотных»), Генрих Сапгир («Утро декабря», «Армия Z», «Полеты», «Маркер», «Крики Боли» и «Шмард»), Виктор Соснора («Обувь у моря», «Марк Шагал и Антон Дельвиг» и «Непрерывный ветер»), Владимир Тучков («Воспоминания о полевых сборах 1970 года», «Учебные стрельбы», «Смерть Петрова», «Поп и банкир», «Лгун», «Как в городе Париже вылечили начальника», «Биржа», «Осязание и Зрение», «Отец и сыновья», «Камень», сборник из 33 рассказов «Седьмая русская книга людей»), Александр Уланов (6 рассказов без названия), Алексей Цветков («Урок», «Мы живем не во времена Гоголя», «Золотой гвоздь», «Религиозная полемика», «Упражнение», «Охота» и «Беглец»).
Причиной выбора именно этого типа нарратива послужило то, что, во-первых, он имеет обозримый для анализа объем, во-вторых, относясь к жанрам малой прозы, составляет значительную часть современной литературы, и в-третьих, повествуя об актуальных, «обыденных» проблемах наших дней, обладет особыми принципами построения и включает такие языковые единицы и конструкции, использование которых типично в повседневном общении.
Необходимо, однако, пояснить, что не все современные рассказы, избранные в качестве материала исследования, являются «прототипическими» нарративами («то есть реализующими свойства в наиболее «чистом виде» о [Андреева, 2004: 122]). Объясняется это тем, что рассматриваемые произведения, по преимуществу, относятся к литературе постмодернизма. Характеризуя данное направление, У.Эко говорит об эстетике неоригинального, пройденного, хорошо известного, процитированного: «всякая история пересказывает историю, уже рассказанную» [Эко, 1998]. В.Мириманов называет в качестве признаков произведений постмодернизма их «вневременность», «хаотичность» их «сверхсложного мира», «о котором нет знания», «отсутствие сюжета, замысла, смысла» [Мириманов, 2001].
Наше исследование построено следующим образом. На первом этапе мы продемонстрировали анализ современного нарратива с позиции текстовой грамматики, за основу которого была принята функциональная схема В.Лабова и Дж.Валетского.
Второй этап работы был посвящен анализу ТЗ в русских нарративах. ТЗ рассматривалась в пяти планах, выделенных на основе типологий Б.А.Успенского и В.Шмида: - временного, - перцептивного, - «идеологического», - пространственного, - языкового. В результате анализа были выявлены основные модели ТЗ современного русского нарратива и определена наиболее распространенная из них. Учитывая предварительные данные сравнения русского нарратива и его перевода, установившие, что поэтическая структура исходного текста в результате перевода не изменяется (см. Андреева, 2001; Андреева, Леонтьева, 2002) на третьем этапе исследования мы сопоставляли русские нарративы с их переводами на немецкий язык с целью выявления вариативности ЛВ ТЗ в нарративах-переводах, обусловленной переводческими трансформациями. В соответствии с целью данного отрезка работы были определены его задачи: выявить переводческие трасформации в нарративах-переводах в соответствии со следующей классификацией, учитывающей приведенные в Главе II типологии и особенности исследовательского материала: 1. на морфологическом уровне (существительное, прилагательное и наречие, глагол); 2. на синтаксическом уровне: 2.1.словосочетание (глагольное, именное, наречное), 2.2.предложение (членение и объединение предложений, изменение общей синтаксической структуры предложения, трансформация одного члена предложения в другой, добавление / опущение лексических единиц, изменение порядка слов); 3. на семантико-стилистическом уровне (передача приблизительного / частичного лексического значения, расширение / сужение лексического значения, изменение модальности / стилистического значения, полное несоответствие значения). установить влияние выявленных переводческих трансформаций на ЛВ ТЗ оригинала.