Содержание к диссертации
Введение
Глава 1. Диахроническое изучение языка кашмири и филологический метод. К вопросу о ранних кашмирских письменных памятниках .20
Глава 2. О ряде фонетических изменений в языке кашмири и их относительной датировке .60
2.1. Регрессивная ассимиляция гласных, развитие умлаута и сопутствующие изменения в консонантизме 61
2.2. Кашмирское передвижение аффрикат .69
2.3. Раннекашмирская система аффрикат: состав и этапы формирования 76
2.4. Кашмирское передвижение сибилянтов .92
2.5. Выводы .97
Глава 3. К характеристике индоарийских элементов в языке кашмири 98
Глава 4. Некоторые проблемы кашмирской диалектологии .140
4.1. О генетической характеристике «смешанных» диалектов языка кашмири .141
4.2. К вопросу о генетических отношениях стандартного кашмири и диалектов погули и каштавари 167
4.2.1. О происхождении звонкой придыхательной серии в диалектах погули и каштавари .167
4.2.2. Кашмирское передвижение сибилянтов и аффрикат и диалект погули .175
Глава 5. Генетическое положение кашмири внутри дардской группы. К вопросу о восточнодардской языковой общности 180
5.1. Основные гипотезы, касающиеся генетической классификации дардских языков: критический обзор 181
5.2. Проблема восточнодардского единства с точки зрения исторической фонетики 190
5.3. Проблема восточнодардского единства с точки зрения лексикостатистики 217
Заключение .234
Сокращения 240
Литература 242
Приложения 262
- Диахроническое изучение языка кашмири и филологический метод. К вопросу о ранних кашмирских письменных памятниках
- Раннекашмирская система аффрикат: состав и этапы формирования
- О происхождении звонкой придыхательной серии в диалектах погули и каштавари
- Проблема восточнодардского единства с точки зрения лексикостатистики
Диахроническое изучение языка кашмири и филологический метод. К вопросу о ранних кашмирских письменных памятниках
Как отмечалось нами выше19, крайне низкий уровень изученности языка кашмири в историческом и сравнительно-историческом аспекте объясняется причинами как объективного, так и субъективного характера. К числу последних относится, в частности, неспособность отдельных ученых выбрать адекватный метод исследования. Материал большинства языков дардской группы весьма активно и в целом плодотворно анализировался в рамках классического сравнительно-исторического метода. Тот факт, что этот анализ дал немало интересных и ценных для науки результатов, лишний раз свидетельствует о больших возможностях компаративистской методики и ее применимости к материалу бесписьменных и младописьменных языков. Кашмирский материал, как уже говорилось, в значительной мере остался не проинтерпретированным с позиций сравнительно-исторического языкознания, и необходимость такой интерпретации, к сожалению, до сих пор осознана далеко не всеми. По нашему глубокому убеждению, единственным способом преодоления существующего ныне застоя в диахронических штудиях по языку кашмири является обращение к опыту исследования остальных дардских и некоторых соседних с ними языков (в частности, нуристанских и восточноиранских языков Памира).
Данный тезис, однако, не самоочевиден и нуждается в обосновании. Кашмири является единственным дардским языком, обладающим письменной традицией и литературой. Это позволяет поставить вопрос о возможности использования при его сравнительно-историческом изучении филологического метода. В ряде работ на этот вопрос, как представляется, a priori дается положительный ответ. Отмечается необходимость исследования ранней истории языка кашмири по литературным памятникам [Chatterji 1963: 257], а некоторые авторы даже заявляют, что эволюция кашмирской фонологии и грамматики надежно прослеживается по текстам, начиная со среднеиндийской (sic!) эпохи [Toshkhani 1996]. Подобные утверждения представляются нам крайне спорными, хотя и заслуживающими обсуждения. Действительно, если отвлечься от некоторых заведомо ошибочных идей (таких, как причисление кашмири к индоарийским языкам и утверждение о выводимости современного кашмирского состояния из среднеиндийского), нельзя не признать, что возможность отследить более ранние этапы развития языковой системы кашмири по памятникам письменности теоретически вовсе не исключена. Для того чтобы оценить реальность такой возможности, следует выяснить, в какой степени язык этих памятников показателен для исследователя диахронии и (в случае если он действительно представляет интерес) насколько далекое прошлое он может отражать. С сожалением нужно отметить, что поиск ответов на эти вопросы принесет приверженцу филологического метода немало разочарований.
История кашмири достаточно надежно прослеживается по письменным памятникам лишь на протяжении максимум трех последних веков. Нельзя исключить и существование более ранних текстов, в том числе, возможно, относящихся к XIV – XVI вв., однако эти тексты (поэзия Лал Дэд, Шейха Нур-уд-дина, Хаббы Хатун и др.), бытовали в течение столетий исключительно в устной форме и были записаны гораздо позднее на языке, слабо отличающемся от современного кашмири [Захарьин 1978: 88; Коган 2005: 208; Grierson 19291: 74-75]. Впрочем, в них отмечаются отдельные небезынтересные архаизмы, сохранение которых, видимо, связано с большим консерватизмом поэтического языка по сравнению с обиходно-разговорным20.
По мнению некоторых исследователей [Grierson 19291; Chatterji 1963: 258], наиболее ранним дошедшим до нас кашмирским письменным памятником является религиозно-философское сочинение Mahnayaprakasa, а точнее - стихотворные вставки, содержащиеся в этом сочинении. Однако трактовка языка этих вставок как языка-предка современного кашмири не является ни бесспорной, ни общепринятой. Подробно этот вопрос будет рассмотрен ниже.
Помимо Mahnayaprakasa образцом раннего кашмири нередко считают встречающуюся в санскритоязычной хронике XII в. Rjataranginl фразу “Rangassa Helu dinna ( Ранге отдана (деревня) Хелу )” [Stein, 2009ь 228]. Предложенная автором английского перевода хроники А.Стейном интерпретация этой фразы как кашмирской не представляется нам несомненной. На данной проблеме мы считаем необходимым остановиться особо.
Прежде всего, следует четко обозначить тот языковой материал, который представляет реальный интерес для лингвиста-диахрониста. Фактически он сводится к падежному показателю -assa с дативным значением и слову dinna, несомненно, представляющему собой некоторую форму глагола давать . А.Стейн сопоставляет ее с современной кашмирской формой инфинитива dun21. Такое сопоставление кажется нам неудовлетворительным как минимум по двум причинам. Во-первых, в инфинитиве dun, обладающем вполне прозрачной морфологической структурой, четко выделяются два морфа: корень di- и инфинитивный показатель -ип. Последний, аналогично инфинитивным показателям многих других языков ареала, вероятнее всего, восходит к общеарийскому показателю имени действия -апа-. Изменение кашмирского инфинитива по адъективной парадигме и, в частности, наличие у него форм ж.р. ед.ч. на -in/ -in , в которых конечная палатализация продолжает старый показатель ж.р. Г, указывает на то, что более ранний прототип современной формы м.р. ед.ч. -ип имел в прошлом окончание -и, являвшееся показателем м.р. в более раннем кашмири22. Под влиянием этого конечного гласного и старый начальный гласный а в рассматриваемой морфеме должен был на определенном историческом этапе претерпеть изменения, характерные для позиции u-умлаута, результатом которых стал его переход в и23. О том, что кашмирский инфинитивный показатель имел в прошлом начальный гласный а, свидетельствует наличие у него в современном языке специальной формы -an, выступающей, например, в составе сложных слов или перед образующим имя деятеля формантом -wl. Таким образом, современный суффикс -ип развился из более старого -апи, а современный инфинитив dun давать возник из более раннего dyanu ( di-anu), и прототип dinna для него едва ли возможен.
Во-вторых, в одной из рукописей RjataranginJ имеется глосса на санскрите, в которой форме dinna соответствует санскритское причастие прошедшего времени datta- [Stein, 2003, p. 87], что дает основания предположить для данной формы аналогичную функцию. Поэтому именно приведенный выше русский перевод Ранге отдана (деревня) Хелу представляется нам наиболее адекватным. Употребление в данном предложении причастия прошедшего времени, на наш взгляд, вполне оправдано. Известно, что в арийских языках разных эпох эта глагольная форма используется для выражения перфектных и результативных значений, а именно такое значение следует ожидать в рассматриваемой фразе в той конкретной ситуации, в которой она была произнесена. Слова “Rangassa Helu dinna” принадлежат самому Ранге - певцу, получившему от кашмирского царя Чакравармана24 деревню Хелу в качестве лена, и обращены к госчиновнику, не оформившему вовремя соответствующий документ. Своим высказыванием Ранга в грубой форме указывает чиновнику, что именно следует написать25. В момент произнесения слов Ранги пожалование деревни было уже свершившимся фактом, хотя и не зафиксированным письменно. Поэтому для глагола давать наиболее естественна именно форма с перфектным значением.
Раннекашмирская система аффрикат: состав и этапы формирования
Есть основания полагать, что система аффрикат раннего кашмири отличалась от современной не только характером оппозиций, но и числом фонем. Не исключено, что в ней были противопоставлены не два, а три ряда. Помимо церебральных и палатальных, впоследствии подвергшихся передвижению, можно предположить наличие также и зубных аффрикат. В современном языке в ряде случаев для этих фонем нет необходимости предполагать развитие из более ранних палатальных. К подобного рода случаям относятся в первую очередь c, ch и z ( ), участвующие в морфонологических чередованиях с дентальными взрывными t, th и d (ср. tot горячий, теплый (м.р. ед.ч.) - tdc горячая, теплая (ж.р. ед.ч.) ; k uth какой? (м.р. ед.ч.) - kich какая? (ж.р. ед.ч.) ; tuhund ваш (м.р. ед.ч.) - tuhtnz ваша (ж.р. ед.ч.) ). Формы женского рода кашмирских прилагательных (а также причастий и ряда местоимений, склоняющихся и изменяющихся по родам подобно прилагательным), вероятнее всего, как и в большинстве языков региона, восходят к образованиям от общеарийских адъективных основ женского рода на Г. Гласные переднего ряда (обычно f, е) обнаруживаются в соответствующих формах и во многих дардских языках: шина, пхалура, майян, языках кунарской подгруппы, пашаи123. Аффрикатизация взрывных дентальных согласных в позиции перед переднерядными гласными известна во многих языках мира. Ничто не мешает предположить данное явление и для кашмири.
В ряде языков дардской группы известен переход в палатальные аффрикаты зубных смычных в сочетании с йотом ( ty с, dy J)124: торв. cosa отпускать , ai отпустив tyaj-, ср. др.-инд. tyajati отпускает ; шина ас- входить atyai-, ср. др.-инд. atyeti проходит ; кал. nja, башк. aj, пхал. j сегодня adya, ср. др.-инд. adya сегодня ; паш. buj- бодрствовать , кал. bjem (я) бодрствую , пхал. bujj- понимать , башк. buy-, торв. buj- слышать budya-, ср. др.-инд. budhyate пробуждается; наблюдает; понимает ). Следует, однако, отметить, что важным условием, благоприятствовавшим данному историко-фонетическому процессу, было наличие среднеязычного йота, обеспечившее развитие вышеуказанных сочетаний именно в палатальные аффрикаты. Прототипы же кашмирских прилагательных, причастий и притяжательных местоимений женского рода, как уже говорилось, оканчивались, скорее всего, не на йот, а на передние гласные125.
Примечательно также, что большинство приведенных выше общедардских праформ с сочетаниями ty и dy отразились в языке кашмири, причем в их рефлексах обнаруживаются c и z соответственно (ср. кашм. ac- входить , az сегодня , bz- слышать ). Опираясь на внешние данные (прежде всего, на данные таких языков, как шина, пхалура, торвали и башкарик, обнаруживающих наибольшую материальную близость к кашмири), мы можем реконструировать для указанных кашмирских форм более ранние прототипы с палатальными аффрикатами и j. Ситуация же с формами женского рода совершенно иная. Аффрикатизация взрывных в таких формах не обнаруживается ни в одном дардском языке кроме кашмири и, таким образом, не может быть отнесена к эпохе, предшествующей обособлению кашмири от близкородственных дардских языков. Это в свою очередь свидетельствует о том, что хронологически данный процесс был более поздним, нежели переходы ty , dy j. Следовательно, он вполне мог протекать совершенно иначе. Как уже говорилось, в качестве одного из возможных сценариев мы рассматриваем переход дентальных взрывных в дентальные аффрикаты без каких-либо промежуточных ступеней.
Вопрос о механизме возникновения чередования дентальных смычных и аффрикат в кашмири достаточно запутан и заслуживает, на наш взгляд, специального рассмотрения. Данное чередование сопровождается изменением гласных, совершенно не отличимым от рассмотренного выше в связи с развитием i-умлаута, что демонстрируют, например, указанные здесь (см. последнюю сноску) формы мн.ч. существительных ж.р. Наиболее же отчетливо это видно на примере склоняемых прилагательных и исторических перфектных причастий126 (последние в кашмири изменяются по родам и числам аналогично прилагательным). Ниже мы приводим фрагмент системы характерных для них морфонологических чередований. В таблицу 2 включены формы ж.р. ед.ч., где большинство конечных согласных претерпевают изменения, причем частным случаем таких изменений является аффрикатизация зубных смычных. Эти формы сопоставляются с формами м.р. мн.ч., где имело место падение i-матры, а также с инфинитивами, где как корневой гласный, так и конечный согласный остаются неизменными.
Из таблицы ясно видны два типа чередований, различающиеся поведением конечного согласного корня, но при этом абсолютно идентичные в том, что касается изменения корневого гласного. Объяснить данную достаточно нетривиальную ситуацию не представляется возможным, не ответив на вопрос о том, влиянием каких исторических конечных гласных (ныне отпавших) были вызваны вокалические и консонантные изменения в обоих случаях. Сразу следует сказать, что эти гласные, несомненно, были разными: в противном случае мы всегда имели бы для обеих форм причастий одинаковые изменения конечных корневых согласных.
Выше уже говорилось, что переходы а э и а э вызывались воздействием одного из двух гласных - долгого Г или краткого L Это дает нам основания предположить, что одна серия форм, приведенных в таблице 2, оканчивалась в прошлом на краткий і, а другая - на его долгий коррелят. Данное утверждение, разумеется, нуждается в проверке и детализации, что сопряжено с целым рядом трудностей. С одной стороны, известно, что формы ж.р. ед.ч. продолжают древние формы ж.р. на долгий -Г. Из этого можно было бы сделать вывод, что современные причастия (и прилагательные) м.р. мн.ч. на і-матру оканчивались в прошлом на краткий L В таком случае, однако, мы вынуждены предположить достаточно странную картину фонетических изменений, при которой долгий гласный в ряде случаев исчезает бесследно (ср. такие приведенные выше формы, как rdt, kdd и тэг), в то время как краткий всегда оставляет след (в нашем случае - в виде палатализации согласного).
С другой стороны, выше было показано, что і-матра может возникать из более раннего Г. Реконструкция этого гласного для форм м.р. мн.ч. сама по себе, однако, едва ли сделает предполагаемый сценарий историко-фонетических процессов более правдоподобным. В этом случае нам придется предположить, что краткий і, который мы вынуждены будем реконструировать для форм ж.р. ед.ч.127, оказывал на некоторые взрывные согласные (в частности, на зубные и заднеязычные) более сильное по сравнению с долгим Г палатализующее воздействие, приведшее к аффрикатизации. Данный факт представляется труднообъяснимым, если учесть, что после других согласных этот предполагаемый нами краткий гласный обнаруживал (в отличие от своего долгого коррелята) несомненную тенденцию к бесследному исчезновению.
Объяснить непротиворечивым образом описанную выше ситуацию можно, на наш взгляд, только предположив, что две приведенные в таблице серии форм развились в результате каких-то двух совершенно разных историко-фонетических процессов, протекавших параллельно и лишь на конечном этапе приведших к частично схожим результатам. Реконструкция этих процессов едва ли возможна без обращения к внешнему сравнению. Наиболее показательными представляются нам данные таких дардских языков, как шина, брокскат и пхалура. Эти языки, будучи материально близкими к кашмири, вместе с тем сохраняют (в отличие, например, от кохистанских языков) родочисловые окончания прилагательных.
О происхождении звонкой придыхательной серии в диалектах погули и каштавари
Одной из характерных особенностей, отличающих диалекты погули и каштавари от стандартного кашмири, является наличие звонких придыхательных согласных. Они отмечаются как в ранних записях, в частности, у Т.Г.Бейли, так и в относительно новых, например, у П.К.Коуля. Интересно, что в каштавари уже в XX веке консонантная система, по-видимому, претерпела перестройку, аналогичную той, что имела место в соседних индоарийских языках – панджаби, догри и ряде языков группы пахари. Как следует из данных, опубликованных в работе [Schmidt, Kaul 2008], эта перестройка привела к утрате оппозиции по придыхательности у звонких взрывных. Звонкие аспираты перешли в глухие непридыхательные в начальной позиции и в простые звонкие во всех остальных. При этом возникла система тоновых оппозиций. Детали этого процесса, однако, остаются неясными ввиду скудости материала, который сводится фактически лишь к нескольким словам, зафиксированным вышеуказанной статье.
Поэтому в дальнейшем мы будем рассматривать главным образом материал каштавари из работ Т.Г.Бейли и Дж.Грирсона, в котором отражен консонантизм начала XX века с противопоставлением простых звонких и звонких придыхательных267.
Вопрос о происхождении звонкой придыхательной серии в погули и каштавари чрезвычайно интересен, особенно если принять во внимание вероятную близость обоих диалектов к кашмири, а, следовательно, принадлежность их к дардской группе. Г.Моргенстьерне считал звонкие придыхательные в каштавари архаизмом и приводил факт их наличия в качестве контраргумента против утверждения Дж.Грирсона о совпадении двух древних серий во всех дардских языках [Morgenstierne 1930: 297]. Нам же ситуация в рассматриваемых диалектах представляется неясной и требующей изучения, поскольку как для каштавари, так и для погули нельзя исключить вторичного развития звонких аспират по сценарию, сходному с кохистанским или восточнобелуджским. Поэтому мы считаем необходимым рассмотреть материал обоих диалектов аналогично тому, как это было сделано для рамбани и сираджи (см. выше).
Первое, что обращает на себя внимание – специфика генетических связей лексем, содержащих звонкие придыхательные. Большинство из них обнаруживает этимологические соответствия с тождественной семантикой в новоиндийских языках (в том числе распространенных в западногималайском ареале по соседству с погули и каштавари), а также в дардских языках, для которых представляется вероятным (или даже доказанным) существенное индоарийское влияние, но, как правило, не обнаруживает параллелей в тех языках дардской группы, которые не подверглись такому влиянию. Это можно проследить на следующих примерах: кашт., пог. bhar- наполнять при др.-инд., bharita- полный, накормленный , пали bharita- наполненный , хинди, пандж., лахнда, синдхи, зап. пах. (бхалеси), кумауни, неп., ория, гудж., мар. bhar- наполнять , кашм. bar- то же268 ; кашт. bhain сестра при др.-инд., пали bhaginl, пракр. bha(g)M, bahinl, хинди bahin, пандж. bhain, лахнда, синдхи bhen, зап. пах. (бхадарвахи, чамеали) baihn, (бхалеси) bhen сестра , (пангвали) bhain младшая сестра , бенг. bain, ория bhaenl, гудж. bahen, мар. bahin сестра , неп. baini младшая сестра , синг. buhun старшая сестра , кашм. beni, вот. ban, май. bhe, (диал. каньявали) bh, чилиссо bih сестра , пхал. b(e)hen сестра, жена брата ; кашт. bhoh голод при др.-инд. bubhuksa-, пракр. bubhukkh, buhukkh, хинди, гудж. bhkh, пандж., лахнда, зап. пах. (котгархи) bhukkh, синдхи bhukha, неп. bhokh, бенг. bhukh, ория bhuk(h)a, мар. ЬШк голод , кашм. bohi, май. buh, торв. bu то же; кашт. dhm пир при др.-инд. dhrma- относящийся к дхарме, справедливому порядку , пандж. dhamma большой пир, приглашение брахмана на пир , зап. пах. (пангвали, джаунсари) dhm пир [Turner 1966: 389]; кашт. krdhl рассерженный при др.-инд. krodhin-, хинди krodhl, пандж. karodhl то же; кашт. dhal два с половиной при др.-инд. ardhatruya-, пали addhatiya-, пракр. addhiya-, хинди, пандж., зап. пах. (бхадарвахи, пангвали, чамеали) dm, лахнда, синдхи, зап. пах. (бхалеси) adhcn, неп. ami, бенг. arai, асс. аюі, ория arhi, гудж. adhl, кашм. day то же; кашт. ghar(), пог. ghar дом при пали, пракр. ghara-, ория ghara, хинди, пандж., лахнда, зап. пах. (бхадарвахи, бхалеси, кхашали), неп., асс, бенг. гудж., мар. ghar, синдхи gharu, синг. gara, кашм. gari то же; кашт. gharl час при др.-инд. ghatl- часы; промежуток времени в 24 минуты , пракр. ghadl- часы , хинди gharl часы; час; момент , пандж. gharl часы; момент; промежуток времени в 24 минуты , неп. ghari час, время , кашм. gdr часы , шина garl гонг, часы, час 269; кашт. ghuru, пог. ghru лошадь при др.-инд. ghota(ka)-, пали ghotaka-, пракр. ghoda-, хинди, пандж., лахнда ghora, синдхи, зап. пах. ghoro, бенг. ghora, асс. ghra, гудж. ghoro, мар. ghoda, кашм. gur, пхал. ghuru, сави ghuro, гауро, чилиссо gho, май., торв. gh, башк. gor, вот. gdr, кал. (уртсунский диал.) gha, г.-б. guro, шум. gro, нинг. guro, паш. gra то же270; пог. ghrat мельница при пракр. gharatta- то же, пандж. gharat, зап. пах. (бхалеси, кхашали) ghrat, неп. ghatta водяная мельница , лахнда ghurat ручная мельница , кашм. graft водяная мельница , паш. garni ручная мельница 271 ; пог. jhel- терпеть при хинди, неп. jhel- страдать, переносить, претерпевать .
Отдельные примеры слов со звонкими придыхательными имеют этимологические соответствия как в новоиндийских, так и в дардских языках, но при этом обнаруживают историко-фонетическое развитие, характерное для первых (ср. пог. bha вверх при др.-инд. rdhva- вертикальный, находящийся наверху , пандж. bh вверх , лахнда (диал. аванкари) ubbh верхний , зап. пах. (котгархи) hubbhi вверх, сверху , кумауни ubh высокий , ubl вверх , неп. bho высокий, находящийся наверху , паш. (диал. лауровани) uddai, пхал. hund вверх, сверху , кашм. wod верхняя часть головы, черепная коробка 272). Нельзя не признать, что вероятность иноязычного (индоарийского) происхождения для таких слов довольно высока.
Наконец, еще одну группу составляют лексемы с фонетически близкими этимологическими параллелями и в дардских, и в индоарийских языках ареала (ср. кашт. bhyu, bhy брат при др.-инд. bhmtar-, хинди, догри bhal, пандж. bh(r), зап. пах. (котгархи) bhai, (бхалеси) bhel брат , зап. пах. (пангвали) ЬШ старший брат , bhal младший брат , кашм. by, торв. bh, г.-б. Ыауа, кал. Ьйуа брат ; кашт. dhm (“trn" [Schmidt, Kaul 2008: 288]) дым при др.-инд. dhma-, хинди dhua, пандж., лахнда, догри, зап. пах. (котгархи) dim, сир. dhm ("c#W [Schmidt, Kaul 2008: 288]), шина, вот. нинг. dum, паш., шум. dm, кал. dhm, пхал. dhmJ, башк. dm то же; кашт. bhumil ("рйтіГ [Schmidt, Kaul 2008: 292]) землетрясение при лахнда (диал. аванкари) bham, догри bhcal, bhumcal, кашм. bun ul, торв. Ьйтеї, башк. buml, шина Ьйуаі то же; кашт. ghsi ("&ш" [Schmidt, Kaul 2008: 295]) трава при др.-инд. ghsa- пища; трава на пастбище , хинди, гархвали, зап. пах. (бхалеси) ghs, пандж., лахнда ghh, догри gh, зап. пах. (котгархи) ghs, кашм. gust, паш., тир. gs, шум., г.-б. gs, башк., торв. g трава ; пог. dhav-, dhatul- бежать при др.-инд. dhavate бежит , dhvati бежит, течет , хинди dh(v)-, пандж. dhu-, зап. пах. (кхашали) dhabr- бежать, устремляться , кашм., паш. (диал. гульбахари) daw- бежать 273; кашт. dhr холм при зап.
Проблема восточнодардского единства с точки зрения лексикостатистики
В нашей работе «Дардские языки. Генетическая характеристика» [Коган 2005] лексикостатистический метод применялся для определения места дардских языков внутри арийской языковой общности. Там же была предложена методика выявления как несомненных, так и вероятных индоарийских заимствований в стословных списках дардских языков [Коган 2005: 168-172]. Лексикостатистические подсчеты, дополненные данной методикой, несомненно, могли бы оказаться весьма полезными и при решении восточнодардской проблемы. К счастью, в последние годы объем доступного материала по восточнодардским языкам существенно увеличился. Вышел в свет крупный словарь языка майян [Zoller 2005], был составлен двуязычный электронный торвали-урду словарь [Torvl-urd luat 2011], благодаря публикации Р.Л.Шмидт и В.К.Кауля в журнале “Acta Orientalia” [Schmidt, Kaul 2008] в научный обиход был введен весьма значительный объем неизвестной ранее лексики пяти диалектов шина (кохистанского, гурезского, асторского, драсского и брокскат)354. Все это сделало возможным создание достаточно детальной (особенно в сравнении более ранним временем355) классификации дардских языков, опирающейся на лексикостатистические данные.
Ниже делается попытка построения такой классификации для 16 дардских языков и диалектов. Основой использованной нами базы данных является более ранняя база, составленная при работе над монографией [Коган 2005]. Эта база, из которой нами взята основная часть этимологий, была дополнена списками по диалектам шина и языкам майян, торвали, говро и башкарик356. Относительно некоторых из этих добавленных списков необходимо сделать ряд замечаний. В стословном списке брокскат имеется заметное количество слов с неустановленной этимологией. Для некоторых из них, как представляется, можно предложить приемлемые этимологические решения. Прилагательное bno большой , вероятно, связано с семантически тождественными словами в других диалектах шина (гильгитск. boru, гурезск. bar и, драсск., астор., кохист. bar о) и восходит к общедар дскому корню ward- расти ( общеарийск. wardh-, ср. др.-инд. vardh-, авест. vardd- расти )357. Появление интервокального п вместо ожидаемого г в брокскат можно объяснить аналогией с прилагательным seno маленький . Первый компонент сложного глагола ar) this кусать , по всей видимости, не следует отделять от его эквивалента zan в гильгитском диалекте и jan в асторском и драсском диалектах шина358. Начальный с, возможно, возник по аналогии с синонимичным глагольным корнем ap-, утраченном в брокскат, но имеющемся в целом ряде диалектов шина (ср. гильгитск. apoiki, гурезск. саруопи, кохист. apn кусать ), а также в некоторых других дардских языках: май., говро cap-, г.-б. сер- кусать , кашм. сор укус . Брокскат bldatj ночь представляется неотделимым от семантически близких слов в ряде других дардских языков: паш. wyl, шум. wyel, г.-б. yel ночь , май. bill вечер, сумерки; вчера, прошлой ночью , башк. ті, торв. byl, шина (гильгитский диал.) bald, (гурезский, кохистанский диал.) ЬуШё вчера . Название песка в брокскат (slri), вероятнее всего продолжает общедардскую основу sika-l ika- песок 359. Непосредственный прототип для данного слова можно реконструировать как sika-r, где г - распространенный в арийских языках словообразовательный суффикс360, а Г- окончание женского рода. Выпадение интервокального глухого смычного для брокскат, по-видимому, регулярно (ср. yo 100 при др.-инд. atam, авест. sate пі).
Заимствования в добавленных стословных списках чаще всего легко распознаваемы. Тибетские элементы в списке брокскат были выявлены в работе [Schmidt, Kaul 2008]. Индоарийские заимствования в торвали, майян, говро и башкарик361 выделялись по двум критериям, использованным в нашей монографии [Коган 2005], а именно историко-фонетическому и лингвогеографическому (наличие/отсутствие у данного слова этимологических параллелей в дардских языках, не подверженных индоарийскому влиянию). Следы индоарийского историко-фонетического развития, причем затушеванные поздними процессами, обнаруживаются в названии ночи: май. ml, говро гаи (ср. др.-инд. rtrl, хинди, пандж., лахнда rt). В обоих языках конечный элемент возник из более раннего смычного t (ср. май. al, говро av 100 atani). При этом древняя группа tr отражается в них в виде церебрального 6(h): май. 6а, говро еж 3 tryas, май. pu(h) сын putra-, говро рос внук pautra-). Наиболее вероятной причиной подобного разнобоя рефлексов является заимствование в майян и говро индийской формы с конечным t до того, как прошли характерные для этих языков переходы t 1и t и, v. Следует сказать, что индоарийское слово для ночи было заимствовано также в кашмири, башкарик, шина, пхалура и калаша [Коган 2005: 168-169].
По лингвогеографическому критерию нами были выделены следующие вероятные индоарийские заимствования: май. har, говро Mr, торв. Mr, башк. had кость (ср. пракр. hadda-, лахнда had(d), пандж., хинди haddi кость )362; май., торв., башк. Ш1 волосы (ср. др.-инд. га/а- волос , лахнда, пандж. га/, хинди Ьа1, зап. пах. (чамеали) bdl волос(ы) )363; май., говро рП, г.-б. phiala желтый (ср. др.-инд. pTtala-, пракр. pTala-, хинди, пандж., лахнда рїіа, синдхи piaro, бенг. рііа, гудж. рїій желтый )364; май. ghan женщина (ср. пали gharanl-, пракр. gharim-, хинди gharnl- жена, хозяйка дома )365; торв. pas, башк. pal лист (ср. др.-инд. pattra-, лахнда pattar, зап. пах. (бхалеси) patl с регулярны tl tr, пандж., хинди patt лист ).
В стословном списке торвали имеется персидское заимствование, претерпевшее значительные фонетические изменения и в силу этого не столь очевидное. Это название печени jog (ср. кл.-перс. jigar печень др.-иран. yakar-). Наличие нехарактерного для торвали перехода у j в начальном положении не позволяет считать данную лексему исконной. Показательно также, что в близкородственном торвали языке башкарик исконное название печени (уйп) продолжает иную древнюю основу - основу косвенных падежей уакп-. С другой стороны, развитие современной формы jog из более ранней jigar в результате некоторых недавних историко-фонетических процессов представляется вполне возможным. Падение интервокального и конечного поствокального г (а также церебрального г) является характерной особенностью языка торвали366. Обнаруживается оно как в исконной лексике, так и в части арабских и персидских заимствований367 (ср. husa умный кл.-перс. huyr то же; ti готовый кл.-перс. taiyr то же араб.). Известны также примеры развития конечного долгого о из краткого а, возникшего после падения г или г. bog(h)o овцы при башк. Ьакаг козы , тир. Ъакага баран (вероятно, индоарийское заимствование, ср. хинди Ъакт, пандж., лахнда Ьаккт, козел , цыг. Ьакго баран , др.-инд. Ьагкага- козленок, ягненок ); під около при башк. пїаг, пхал. шМга368. Краткий о первого слога в торв. jog, скорее всего, возник в результате регрессивной ассимиляции гласных.
Из всех привлекаемых нами для исследования дардских языков наименее изученным является говро. Его основной список содержит наибольшее число лакун. Кроме того, для этого языка до сих пор не сделано сколько-нибудь значительного по объему грамматического описания369, что не может не создавать дополнительных помех при подготовке лексикостатистической базы данных, в частности, при выделении глагольных основ (в том числе супплетивных), входящих в стословный список 370. Поэтому, строго говоря, полученные для говро доли совпадений с остальными дардскими языками следует считать лишь предварительными. Необходимо, впрочем, сказать, что они мало отличаются от соответствующих цифр для других кохистанских языков, а потому представляются в целом правдоподобными.