Модель универсума древних календарей Лушникова Алла Вячеславовна

Содержание к диссертации

Введение

Глава 1. Хищник и жертва 41

1.1. Деление года на два сезона 41

1.2. Осень - начало зимы и годового отсчета 43

1.3. Лось (олень) - основа исчисления годового цикла 45

1.4. Рубежи зимы и лета по данным астрономического изучения археологических памятников 47

1.5. Промысловый календарь древних коми и бинарная оппозиция сезонов 50

1.6. Обозначения периодов года

в календарях народов Северной Евразии 54

1.7. Индоевропейские праосновы для обозначения хищных и жертвенных животных 87

1.8. Свидетельства археологии 98

А) Синкретичные образы хищников 98

Б) Синкретичные образы копытных 99

1.9. Хищник и жертва в искусстве

скифо-сибирского звериного стиля 106

1.10. Синкретизм образов хищника и копытного 113

А) По данным археологических памятников 113

Б) В лексике 116

1.11. Цвет как отражение бинарной оппозиции в структуре мира 119

Глава 2. Ursa Major: Лось или Медведь? 122

2.1. Состояние вопроса 122

2.2. Рогатое животное (лось, олень, корова, бык) в названии Большой Медведицы 143

2.3. Обозначения рогатого копытного животного, хозяйственно-ритуального предмета и Большой Медведицы 154

2.4. Образы звездного неба в виде рогатого животного 161

2.5. Мифы о космической охоте 163

2.6. Лось и медведь как символы уровней мироздания 170

2.7. Мифы о небесной охоте связаны с мотивом добывания невесты (соединение хищника и его добычи) 174

A) Образ жениха 174

Б) Образ невесты 175

B) Свадьба 176

2.8. Объединение лося и медведя в едином лексико-семантическом образе 179

Глава 3. Белый Горностай 186

3.1. Об ирано-уральских контактах 186

3.2. Гипотезы о древности Зодиака 187

3.3. Опыт сопоставления 189

Глава 4. Левый Север и Правый Юг 217

4.1. Урало-сибирская модель мира 218

4.2. Индоиранская картина мира. 226

Север и левый 228

Юг и правый 232

4.3. Астрономическая мотивация обозначений левый/северный и правый/ южный 234

Север/юг 234

Восток/запад 237

Левый/правый 239

Заключение 252

Сокращения по языкам 280

Библиография 283

• Рубежи зимы и лета по данным астрономического изучения археологических памятников
• Обозначения рогатого копытного животного, хозяйственно-ритуального предмета и Большой Медведицы
• Об ирано-уральских контактах
• Астрономическая мотивация обозначений левый/северный и правый/ южный

Введение к работе

Цель и задачи исследования. Настоящая диссертационная работа посвящена лингвистической реконструкции хронотопной модели мира на основе языковых данных архаичных календарей народов Северной Евразии и Сибири при ареально-типологическом сопоставлении с индоиранской звездно-календарной системой для выявления этноспецифических и универсальных черт. Задача исследования заключается в установлении принципов номинации основных понятий, входящих в круг описания модели мира (пространственно-временных параметров - верх - низ, север - юг, восток - запад, левый - правый, сезонных и звездных обозначений), их семантических мотивировок.

Поскольку анализируются понятия пространственной ориентации, такие как верх - низ, север - юг, восток - запад, левый - правый, а также обозначения окружающей среды (животный мир) и хозяйственной деятельности, определяющие модель мира, то исследование неизбежно затрагивает и вопросы отражения средствами языка экстралингвистических факторов - объективного мира, в котором существовали носители языка: экологической среды прародины, локализованной в пространстве и времени, путей миграции к исторически засвидетельствованным местам обитания, характера взаимодействия представителей разных этносов (в частности, индоиранских и уральских народов), т.е. вопросы семантической реконструкция в ее соотнесении с реалиями, внеязыковым «миром вещей».

Актуальность исследования. Диссертация посвящена актуальной и малоизученной теме - возникновению представлений о счете времени в Северной Евразии. Изучению вопроса о времяисчислении и календарях народов Севера и Сибири в этнографической и лингвистической

литературе уделялось недостаточно внимания. Имеющиеся публикации (в том числе словари) ограничиваются констатацией названий месяцев и сезонов в связи с природными условиями и хозяйственной деятельностью населения, к перечислению звездных наименований, пространственных ориентиров, изложению космических мифов. Работ обобщающего характера немного, они сводятся к сопоставлению обозначений месяцев и сезонов с целью выявления сходств и различий. Наиболее важный вывод, содержащийся в одной из них, - возможность происхождения народных календарей Сибири из единой архаической системы. Попыток увязать названия месяцев с мировоззренческими представлениями не было, также как и не было попыток вывести сопоставление календарных обозначений за пределы Сибирско-Дальневосточного региона.

Актуальность и своевременность выбранной темы исследования подчеркивается тем фактом, что новым направлением отечественных и зарубежных археологических исследований все больше становится осмысление древних памятников (погребений, остатков поселений, святилищ) с точки зрения заложенных в них астрономических ориентиров, артефактов как предметов древнего счета времени и поиск их интерпретации в календарно-мировоззренческих категориях [см., напр, Фролов 1974,1977,1982, 1993; Потемкина 1994, 1996, 2001, 2002, 2004; Зданович, Кириллов 2002; Мимоход 2002; Blomberg 1999, 2002; Zdanovich, Kirillov 2003], что диктует потребность в соответствующей лингвистической и историко-этнографической литературе. Здесь следует также отметить, что диссертационная работа является исследованием по проблемам археоастрономии - новой междисциплинарной науки на стыке гуманитарных и естественных знаний, изучающей памятники прошлых эпох с целью воссоздания древних астрономических представлений [см. Потемкина 2002а, 10-16].

Научная новизна исследования. Диссертация является первым исследованием, где архаичные календари (в частности, охотничье-промысловые календари Северной Евразии и Сибири) и символизм созвездий рассматриваются в системе мировоззренческих представлений, как своеобразно закодированная картина Мира, обусловленная хозяйственно-бытовой жизнью древнего населения и наблюдениями за живой природой, годовым движением Солнца, движением Луны, расположением звезд. Календарь понимается как воплощение пространственно-временной модели Универсума, имеющей определенную логику соотношения структурных элементов.

Впервые анализ звездно-календарного материала народов Северной Евразии и Сибири выходит за рамки внутрирегионального сопоставления и сравнивается с данными по индоиранским (и другим идоевропейским) языкам с целью реконструкции архаичных (этноспецифических и универсальных) представлений о мире народов Северного полушария.

Работа является исследованием в области палеоастрономических (археоастрономических) реконструкций, подтверждая, что «отнюдь не звездная россыпь формировала художественный образ того или иного ...созвездия», а «сезонные изменения природы и связанные с ними периодические перемены деятельности людей формировали последовательную совокупность образов, которые становились символами звездного неба», хранящими закодированную информацию о дописьменном периоде человеческой истории [Кузьмин 2004, 5].

В настоящей работе впервые предлагается учитывать «астрономический» подход в трактовке понятий «север» - «юг», «левый» - «правый», «левый, кривой, женский» - «правый, прямой, мужской» (на базе индоевропейских языков), так как историко-

этимологический материал оказывается недостаточным в установлении их семантических мотивировок.

В работе впервые объемно привлекаются археологические данные для обоснования и раскрытия реконструкций, сделанных на основе языкового материала.

Диссертация снабжена иллюстративным материалом - таблицы, рисунки с изображением созвездий, археологических находок, что отличает ее от обычных лингвистических работ.

Теоретическое и практическое значение.

Теоретическая значимость работы определяется предложенным ракурсом и результами проведенного исследования по проблеме изучения языковой картины мира - зафиксированной в языке и специфической для данного языкового коллектива схемы восприятия действительности.

Под языковой моделью пространства / времени мы понимаем интерпретацию пространства / времени, содержащеюся в семантике слов - «носителей модели».

Настоящая работа относится к числу семантических исследований, нацеленных на реконструкцию «наивной модели» мира на основе описания лексических значений, что, по словам Ю.Д.Апресяна [Апресян 1986, 6], являясь ценным само по себе, дает семантике новую возможность - связывать языковые значения с фактами действительности не напрямую, а через отсылки к определенным деталям модели мира, что дает основу для выявления универсальных и национально своеобразных черт в семантике естественных языков, при этом вскрываются некоторые фундаментальные принципы формирования языковых значений, обнаруживается глубокая общность фактов, которые раньше представлялись разрозненными. Приоритетным в изучении культурно-значимой лексики под углом зрения «картины

мира» остается сравнительно-историческое, этимологическое, типологическое направления, однако, необходимым и неизбежным становится обращение к данным истории и культуры носителей языка, поскольку анализируются слова, соотносящиеся с «мировоззренческими концептами». Поэтому в настоящей работе наряду со сравнительно-историческим, этимологическим, типологическим анализом лингвистического материала привлекаются археологические, этнографические источники, фольклорно-мифологический материал, историко-астрономические сведения для раскрытия семантической мотивировки понятий.

Настоящая работа лежит в русле семиотических исследований, так как мифопоэтаческая модель пространства / времени относится к области человеческих представлений о мире, которые укладываются в структурированную систему символов и образов. Для мифопоэтической модели мира существен вариант взаимодействия человека (микрокосма) с природой, окружающей средой (макрокосмом), в котором природа представлена как результат вторичной перекодировки первичных данных (полученных органами чувств) с помощью знаковых систем. Иначе говоря, модель мира реализуется в различных семиотических воплощениях, скоординированных между собой и образующих единую универсальную систему [Топоров 1994ж, 161].

В качестве основы для реконструкции модели мира выбран календарь (его наиболее архаичные, охотничьи-промысловые разновидности, сохраняющиеся у коренного населения Северной Евразии, Сибири и Дальнего Востока, в ареально-типологическом сопоставлении с индоиранской звездно-календарной системой), как отражающий архаичный тип человеческого мышления, отличающийся синкретизмом в восприятии времени / пространства, в кодировании

символов и образов, в лексических обозначениях, а также зооморфной формой репрезентации структуры Вселенной.

Настоящее исследование выявляет эффективность комплексного подхода к анализу языкового материала. Привлечение астрономических знаний позволило уяснить семантическую мотивировку обозначений и отождествлений таких важных пространственных и социальных понятий в картине мире как «север - верх - левый - женский -круглый» и «юг - низ - правый - мужской - прямой» (для ареала индоевропейских языков, индоиранских, в частности) и предложить их трактовку с учетом дифференцированного символического описания годового движения Солнца по эклиптике. Резонность такого категориального распределения подтверждают археологические, фольклорно-мифологические материалы, этимологические данные.

В работе предложена реконструкция древнеиранской (дозороастрийской) и индоиранской календарной системы. Сопоставление зооморфной модели мира, выявленной на основе анализа календарных наименований в языках народов Северной Евразии и Сибири, с индоиранской календарной структурой выявляет схожесть символических обозначений, объясняемую не только смежностью территорий проживания древних племен в зоне контакта, но определенным универсальным характером восприятия сезонных циклических изменений в природе и годового движения Солнца для народов северного полушария.

В работе прослежен генезис обозначения Большой Медведицы у народов Северной Евразии, Сибири и Дальнего Востока (созвездия важного в древности для счисления годового времени) в связи реконструкцией древней модели мира в ее ключевых понятиях, зооморфных символах и образах, базирующихся на оппозиции «хищник - жертва» с реализацией в пространственно-временных, цветовых,

социальных и более абстрактных категориях: «низ - верх», «чужой -свой», «мужской - женский», «черный - белый», «смертность -бессмертие», «мирской - божественный».

Настоящая работа может быть использована лингвистами, археологами, этнографами, специалистами по истории астрономии в их дальнейших разработках в области реконструкции архаичных представлений о мире и счете времени: в археологии - в изучении и интерпретации древних памятников (в частности, урало-сибирского региона, а также оставленных индоиранским населением) с археоастрономических и мировоззренческих позиций; в этнографии - в исследованиях по традиционной культуре; в истории астрономии - в исследованиях по развитию календарных и астрономических знаний в древности, в лингвистике - в исследованиях по реконструкции языковой картины мира, в типологических и этимологических изысканиях.

Работа может быть использована при составлении спецкурсов как в области лингвистики, так и в области смежных дисциплин (археологии, этнографии, истории астрономии): по истории календаря, истории и символизму созвездий, по истории ирано-уральских контактов, по истории иранских, уральских языков и народов.

Общая характеристика работы. Выбор календаря как объекта исследования и основы для реконструкции мифопоэтической картины мира обусловлен тем, что являясь системой счисления времени, он выступает как один из способов освоения окружающего мира -структурирования пространства, познания природных явлений, осознания человеком своего места в системе мироустройства. Календарь связан с представлениями о хаосе и космосе, о земле, небе, звездах, человеческой жизни. Он священен у всех народов мира, в силу демонстрации упорядочивающей деятельности времени,

представляющейся мифопоэтическому сознанию разумной, божественной силой [Брагинская 1994,612].

Ценность календарного материала состоит в том, что он позволяет реконструировать картину мира в ее наиболее архаичных аспектах. Отражая наблюдения за циклическим движением Солнца, Луны, планет, определенных звезд и созвездий, а также за периодическими изменениями в природе (погодно-климатическими условиями, состоянием флоры и фауны) в связи с сезонно-хозяйственной деятельностью населения, календарь сохраняет и репрезентирует особенность человеческого отношения к пространству и времени как нераздельному целому, что возможно на «определенной ступени сознания, относительно недифференцированной и невосприимчивой к специфическому отличию пространства от времени» [Cassirer 1929, 190]. Время осмысливается в пространственных категориях через заполняющие его события, органически прикрепленные к месту, среди которых важная роль отводится сакральному поведению, календарно-обрядовым ритуалам. Феномен человеческого сознания, выражающийся в синкретизме восприятия пространства и времени, породил, как показал М.М.Бахтин [Бахтин 1975], один из фундаментальных принципов описания в художественном произведении - «хронотоп» (от греч. хронос «время» и топос «место»), предполагающий изображение (отражение) времени и пространства в их единстве, взимосвязи и взаимовлиянии. При этом художественное время и художественное пространство не тождественны реальным, это именно образы времени и пространства со своими признаками и особенностями. Хронотопный принцип описания раскрывается и в мифопоэтической («наивной») картине мира (реконструируемой, в частности, в настоящей работе на календарном материале - звездно-календарные обозначения, календарно-мифологические сюжеты), которая строится на образно-

-п-

символическом воспроизведении пространства и времени в их единстве и взаимосвязи. В мифопоэтическом хронотопе, как отмечает В.Н.Топоров, время не протиюпоставлено пространству, оно становится формой пространства («социализируется»), а пространство «заражается» «внутренне-интенсивными свойствами времени» (происходит «темпорализация» пространства). «Пространственно-временной континуум неразрывно связан с вещественным наполнением (первотворец, боги, люди, животные, растения, элементы сакральной топографии, сакрализованные и мифологизированные объекты из сферы культуры и т.п.), т.е. всем тем, что так или иначе «организует» пространство, собирает его, сплачивает ... - таким образом Космос отличается от не-пространства, Хаоса, где пространство отсутствует» [Топоров 1983,231-232].

Нераздельность пространства и времени, постулируемая в бахтинской концепции хронотопа (букв, время-пространство), проявляется также и на уровне языковых обозначений соответствующих категорий. Понятия пространства и времени могут кодироваться одним и тем же элементом или лексемами, выявляющими этимологическую близость (напр., лат. templum «освященное место, святилище, храм» и tempus «время»), проявлять способность к взаимопроникновению, перевоплощению друг в друга (примеры на германском языковом материале разбираются, в частности, в монографии Т.В.Топоровой, 1994).

В литературоведении выделяют три сосуществующих уровня хронотропа применительно к художественному произведению: топографический (наблюдаемый мир), психологический (мир наблюдателя, его самосознание, которое выражается, в том числе, в субъективности описания наблюдаемого мира) и метафизический (мир языка описания, который связывает первые два уровня, т.к. задается

идейным осмыслением пространства и времени). Данный принцип
членения хронотропа имеет основания и при обращении к архаичной
картине мира, проникнутой антропоцентризмом и субъективностью
восприятия (обусловленной, в частности, условиями локализации
древних племен, и выражающейся в относительности ряда
пространственно-временных категорий), характеризущейся

символически-кодированным языком описания действительности. Особенность культурного хронотропа древности, как отмечается, состоит в том, что он выстроен мифом, в котором время циклично, а пространство (Космос) одушевленно.

Календарь отражает архаическое представление о пространстве / времени как о вращении по кругу, восходящее к сезонным и астрономическим циклам (движения Солнца, Луны, планет, звезд) (ср. лат. orbis terrarum «земной круг, мир» и orbis temporum «круговорот времени»; русск. время «то, что вращается, возвращается» (< и. е. *uert-

теп- < *uer(-t-) «вращать(ся)») [IEW 1156]) и связан, как показал

Ю.МЛотман, с типом памяти, отличающим дописьменные цивилизации, для которых характерно стремление «сохранить сведения о порядке, а не о нарушениях, о законах, а не об эксцессах... Здесь на первый план выступает не летопись или газетный отчет, а календарь, обычай, этот порядок фиксирующий, и ритуал, позволяющий все это сохранить в коллективной памяти» [Лотман 1987, 5]. Идея порядка в мифологической традиции связана с представлениями о Космосе -мироздании, как о целостной, упорядоченной, организованной в соответствии с определенным законом (принципом) вселенной, основные параметры которой (пространственно-временные, причинные, этические, количественные, семантические, персонажные) описываются моделью мира [Топоров 1994ж, 1994з].

Календарь представляет собой круг отрезков времени - дней, месяцев, сезонов, слагающих год, в течение которого Солнце совершает кругооборот на фоне определенных звезд и созвездий. Суточное и годовое круговое движение Солнца соединяет цикличность времени с цикличностью пространства (что находит отражение в структуре археологических памятников, связанных с астрономическим счетом времени), обусловливая в представлениях древних типологически частый образ Космоса в виде круга (или шара) и образ основного божества- Солнца в той же форме [Топоров, Мейлах 1994,18-19].

Исследователями установлено, что древние строения - курганы, укрепленные поселения, культовые и жилые постройки заключают в своей планировке определенные мировоззренческие концепции. Более архаичная круглая форма модели Вселенной, сформировавшаяся уже в каменном веке на территории Евразии, нашла выражение в кругло-плановых жилых постройках и святилищах [Потемкина 2001, 166-256]. Моделирование посредством круга могло сочетаться с моделированием с помощью квадрата. Специфика такого мировосприятия отмечается для индоевропейского (особенно индоиранского) ареала и связана с реализацией структуры, воплощающей идею Космоса и известной под названием «мандала», которая представляет собой квадрат, заключенный в круг [Брентьес 1981, 5-13]. По такому принципу построены энеолитическое святилище Савин-1 в Зауралье [Потемкина 1994, 1996, Potyomkina, 1998], городище Аркаим (тер. Челябинской области) [Зданович 1992, 79-84], связываемое с индоиранским населением, курган Аржан - погребальный памятник раннескифского времени на севере Тувы [Семенов 2002,207-232].

Календарь объединяет в себе круговую и вертикально-горизонтальную схемы модели Вселенной, ее звездные и зооморфные

интерпретации, являющиеся предметом иследования в настоящей работе.

Модель Вселенной помимо сферической схемы реализовывалась через вертикальный и горизонтальный варианты, имеющие трехчастное строение с оппозицией верхнего и нижнего уровней. Как известно, универсальной является вертикальная модель пространства, где верх -мир небесный, божественный, низ - мир подземный, загробный, потусторонний, хаос, середина - зона непосредственного обитания людей, центр наблюдений и отправления культов для общения с предками и богами. Универсально также распределение сакральной значимости между элементами вертикально-горизонтального строения пространства, где верх всегда положителен, а низ всегда отрицателен. Уникально-специфические черты проявляются в построении горизонтальной (географически плоскостной) модели Вселенной, в которой выявляется относительность пространственных характеристик. Релевантными здесь оказываются такие признаки, как положение наблюдателя, характер и условия восприятия. Это связано, в частности, с миграцией древнего населения, обусловившей восприятие занимаемой территории по отношению к первоначальному (или предыдущему) месту обитания, а, следовательно, и проекцию на земную плоскость относительно сторон горизонта верхнего и нижнего уровней вертикальной структуры пространства. Осуществленное в настоящей работе сравнение пространственной лексики (обозначений север - юг, верх - низ) в таких контактирующих на хронологически древнем уровне языках, как индоиранские и уральские, показывает, что урало-сибирская и индоиранская модели мира в этом смысле оказываются зеркально противоположными: в урало-сибирской модели Вселенной юг священен и ассоциируется с верхом, север отождествляется с нижним, подземным миром, для индоиранской картины мира устанавливается обратное

распределение. Выявляется, что в основе моделирования лежит факт распространения основной части урало-сибирских племен вниз, вдоль сибирских рек (Обь, Иртыш, Ишим, Тобол, Енисей), берущих начало на юге, и факт миграции древних ариев в южном направлении (заметим, что основная река индоиранцев Волга берет начало на севере, за ее исток принимается р.Кама (отождествление Рипейских гор с Северными Увалами, по С.В.Жарниковой, 1996) или р.Белая (отождествление Рипейских гор с Уралом, по Н.Л.Членовой, 1989). Типологически перспективным представляется сопоставление индоиранской и америндской (древнемайяской) моделей пространства: поскольку продвижение древних майя по Американскому континенту шло в том же направлении, что и миграция индоиранского населения из районов Восточной Европы, Уральского региона, Западной Сибири, т.е. с севера на юг. Типологически одинаковыми оказываются обозначения «севера» как «стороны, остающейся сзади» и «юга» как «стороны, расположенной впереди» у индоиранцев и древних майя: на языке майя север именовали хат-аап «исчезающий позади», а древних предков -«людьми севера»; юг, считавшийся направлением движения племени, назывался ma-ho «большой вход» [Кнорозов 1963,209; 1971, 85; Ершова 2000, 260, 424], или nohol при noh «правая рука» [Кнорозов 1963, 197]; ср. авест. apaxtara-, pascqiSya- «находящийся сзади, северный»; араго.apaxtara- «der hintere nordliche»; арахэдга.паёта- п. «северная сторона, север») [AiW 78, 79-80, 884], при юг - «сторона, расположенная впереди» (авест. fratara-, pourva-) [AiW 79-80, 870-872, 979-980]; также обозначения правой руки эпитетом «передний» в и.е. языках (ср.н.нем., ср.голланд. vorder, н.н.нем. de Vorderhcmd и др. [Hoops 1950, 86-87]; русск. правый из и.е. *ргд-ио- «наклоненный

вперед, расположенный впереди» [IEW 810-816]); др.инд. ddksind-«правый; южный» и т.д.

Привлечение астрономических сведений позволило установить, что отождествление таких понятий как «север» - «верх» - «левый», «лучший» и «юг» - «низ» - «правый» с отрицательной коннотацией в индоиранском языковом ареале обусловлено наблюдением за годовым движением Солнца по эклиптике (т.е. налево (на север) вверх к точке летнего солнцестояния, а затем вниз к крайне правой точке зимнего солнцестояния), перенесенное при моделировании пространства на земную географическую плоскость и совпавшее с направлением расселения индоиранских племен с севера на юг (при этом положение древнего наблюдателя определялось лицом к югу). В этом смысле, надо полагать, индоиранская пространственная картина мира может иметь более архаичный, а также общий (универсальный) характер мировосприятия народов северного полушария. Астрономическую мотивацию пространственных понятий подтверждают археологические данные: памятники эпохи бронзы, оставленные индоиранскими племенами отражают особое отношение древнего населения к северовосточной стороне, связанной с восходом солнца в дни летнего солнцестояния (Kirillov, Zdanovich 2002; Мимоход 2002]. Астрономическая мотивировка позволяет уяснить наименования восточной и западной сторон у индоиранцев, в основе которых лежит наблюдение за суточным движением Солнца (при положении древнего наблюдателя лицом к востоку, навстречу утреннему восходу Солнца). При этом север и восток одинаково обозначаются понятиями «расположенный наверху». Разница состоит в том, что восток описывается как «находящийся впереди» (подобно югу), а север -«находящийся сзади» (подобно западу). Следовательно, в названиях восточной стороны заложен положительный смысл «впереди / наверху»,

в названиях западной присутствует негативный оттенок «сзади / внизу». Астрономический подход дает возможность установить семантическую мотивировку категорий «левый» и «правый» и их связь с понятиями «север» и «юг» для индоиранского (шире индоевропейского) ареала.

Предложенные за последнее время гипотезы А.Я.Шайкевича (1959) и Т.А.Михайловой (1993) по вопросу происхождения и развития категории «правый» в индоевропейских языках оставляют без объяснения значение «южный» (восстанавливаемое для и.е. корня *deKs-: ddksind- «правый; южный»; т., п. «правая сторона; юг»; авест.

dasina- «правый»; др.рус. десница «правая рука»; др.ирл. dess «правый, южный»), а за отправной пункт соответственно принимают значение «сильный, ловкий, благоприятный» (реконструируемое для и.е. *deRs-) и

значение «делать, работать» (от и.е. *t(h)eK(h)s- {*teRp- [IEW 1058])

«изготовлять, плести, мастерить, обрабатывать»), характеризующее номинацию по совершаемому действию. Между тем на основании астрономических мотивировок и экстралингвистических данных следует предполагать, что значение «южный» было исходным в эволюции понятия «правый». Восточная ориентация (предполагающая положение древнего наблюдателя лицом на восход Солнца) могла определять смысл наименования правой руки, указывающей на южное направление, которое играло важную роль в древнем религиозно-мифологическом мировоззрении как сторона, связанная с основными обрядами жертвоприношений богам, среди которых главным было божество Солнца (Так, в жертвенных захоронениях могильника Дашти-Козы (эпоха бронзы) на р.Зеравшан в Средней Азии, оставленного индоиранским населением, погребенные ориентированы лицом на юг [Потемкина 2002]). Значение «южный», в качестве отправного, факта состоявшегося приоритета правой руки не предполагает (как в случае

гипотез АЛ.Шайкевича (1959) - Т.А.Михайловой (1993)), оно лишь фиксирует различное отношение к сторонам горизонта в системе ориентации по Солнцу и в отправлении религиозно-магических культов. В этом случае трудность, связанная с реконструкцией единой праформы для понятия «левый» находит объяснение в том, что левая рука могла быть и неназванной, как ввиду особой сакральности (соотносимой с северо-восточной стороной наивысшего подъема Солнца над горизонтом в дни летнего стояния), так и потому, что обозначение одного ритуально-значимого направления оказывалось достаточным. Связь обозначения «левого» с понятием «кривой, изогнутый», присутствующая во многих и.е. языках (напр., гот. hleiduma «левый» (< ite. *Шеі-, *Ш- «склонять, сгибать», сюда же обозначения «левого» в

кельтских языках); русск левый (а также слова со значением «левый» в других славянских языках), греч. Лсиод, лат. laevus < и.е. *laiu-o-

«кривой» и т.д.), следует трактовать, как отражение символического описания кругового движения Солнца, на том основании, что понятие «изогнутый» смыкается с понятием «округлости» и входит в символику образа мира, соотносимого с цикличностью круговых движений. В германских языках, как показано в работе Т.В.Топоровой (1994, 66-67), понятие «изогнутый» реализуется в обозначении «высокого» {герм. *hauhaz, др.исл. Mr «высокий», haugr «холм» < u.e.*keu-, *ке-иэ

«сгибать» [IEW 588]), характеризуя мировое дерево, сакральный участок пространства, используется для кодирования мирового дерева, универсального образа Вселенной {др.исл. vindga-meidr «кривое дерево» о ясене Иггдрасиле; vindr «кривой»; само слово «дерево» др.исл. vidr возводится к и.е. *uei- «плести», т.е. «соединять, сгибать» [IEW 1120],

где «соединение, связь» ассоциируется с круговым вращением), в номинации начала и конца одним и тем же корнем по принципу сгиба,

поворота с имплицитно выраженной идеей кривизны (др.исл. endi-lok «конец», upp-lok «начало», где 1ок из и.е. *leug- «сгибать»), а также участвует в наименовании «неба» как «свода» (др.инд. kmarati «быть кривым», авест. kamar «пояс, свод», др.греч. кацара «свод», лат. сатиг «сводчатый»), отсылая к оппозиции «верх» - «низ», «небо -земля» (обозначение земного мира как «лежащего», «покоящегося» (напр., др.англ. log «место» < и.е. *legh- «лежать» и т.д. [IEW 658]) обнаруживает тождество с семантической мотивировкой «низкого» (др.исл. Idgr, др.фрт. lech ср.в.нем. loege «низкий» < и.е. *hgh-

«низкий», как вариант и.е. *legh- «лежать» [IEW 660]); распространены примеры номинации «низкого» по принципу связи с низом, землей: др.греч. хщіаЛос; «низкий» - хщл&од «земля»). Связь понятий «левый» -«женский» прослеживается на языковых данных (напр., др.инд. vdma-

«левый», т. «левая рука» - vamd- f. «красивая», vaml- f. «женщина», vama- f. «красавица; жена»), в образцах древнего наскального искусства, на археологическом материале эпохи палеолита, в фольклорно-мифологической традиции разных народов. Женское начало является олицетворением круглой формы, которая воплощает архаичную модель мироздания, соотносимую с круговым вращением в пространстве и времени. В языке смысл «круга и кругового движения» реализуется в семантике слова «мир» в германских языках, которое этимологизируется как и.е. *uer-lo-ti «совокупность вращающихся

предметов, универсум» (< и.е*иег- «вращаться») > др.исл. verold,

др.англ. weorold [Danielsen 1963], и в понятии «женского»: др.исл. vqlva

«прорицательница, провидица» возводится к и.е. *uel- «совершать

круговое движение» и семантически мотивируется как «имеющая отношение к круговому сакральному пространству» [Motz 1980], имя

венетской богини рождения Vrotai восходит к u.e.*uert- «вертеть,

вращать» [IEW 1157], которое также используется для номинации пространства и времени (напр., др.инд. vartman «путь», русск время (<**., *uert-meri), понятия «мир» в германских языках [Топорова 1994,

105], где образ круга, результата вращения, символизирует единение, гармонию: гот. ga-wairpi < u.e.*uert- (также др.англ. ge-dwasrnes из и.е.

*tuer-, *tur- «крутить, вращать» [IEW 1101]). Понятие «женский»

реализовано в символике и семантике названий месяцев в архаичных календарях (древнеиндийский, древнеиранский, зооморфный календарь древних коми), воплощающих круглую модель Вселенной. Поэтому следует полагать, что понятия «левый - кривой - женский» в системе древнего мировосприятия связаны с символическим описанием космического движения, годового (и суточного) круговращения Солнца, отождествляясь с идеей «верх - север (как маркер наивысшего подъема Солнца в дни летнего стояния) - небесное пространство» и противополагаясь таким категориям, как «правый - прямой - низ - юг (как знак максимального спуска Солнца в дни зимнего стояния) - земля - мужской».

Кроме системы бинарных различительных признаков (север-юг, восток-запад, левый-правый, верх-низ, женский-мужской, белый-черный), семантика модели мира может описываться в символах зооморфного кода. Это особенно актуально в случае архаичных промысловых календарей Северной Евразии и Сибири, в которых в качестве обозначений периодов года часто выступают названия животных и птиц, принадлежащих к местной фауне (напр., месяц «медведя», «волка», «ворона», «орла», «лося», «лебедя» и т.д.). В некоторых работах (напр., в статье В.И.Васильевой, А.В.Головнева (1980) ) высказывались замечания по поводу того, что обобщения

календарных периодов в виде обозначения их названиями конкретных животных / птиц (в частности, «месяц орла») могут нести определенную мировоззренческую нагрузку. Обследование материала по календарным обозначениям в уральских, тунгусо-маньчжурских, палеоазиатских языках, тюркских языках Сибири, ряде индоевропейских языков, подробный обзор которого приведен в настоящей работе, изучение обрядового, фольклорно-мифологического материала «животного цикла», традиционной сезонно-хозяйственной деятельности аборигенного населения Северной Евразии и Сибири, данных биологической жизни животных позволили выявить принцип номинации периодов года и воссоздать модель мира, закодированную в оболочку архаичных промысловых календарей народов Евразии. Устанавливается, что в модели мира заложен бинарный зооморфный код, основанный на противопоставлении «хищный зверь (медведь, волк, собака, кошачьи, орел, ворон) - жертвенное животное (лось, олень, лошадь, водоплавающая птица)», как отражение реального противостояния в живой природе. Члены оппозиции, наделенные в фольклорной традиции (индоевропейской, урало-сибирской) мужской и женской символикой, являются маркерами главных сезонов - зимы и лета (что коррелирует с биологическими ритмами животных) и соответственно нижнего и верхнего уровней мироздания. Представляется, что данная схема распределения образов в зооморфной модели Вселенной, построенная на оппозиции «хищник - жертва-добыча», относится к числу универсальных характеристик мировосприятия, а потому иллюстративный материал по календарным обозначениям, приведенный в работе, может быть дополнен примерами из других индоевропейских и неиндоевропейских языков. В плане культурно-типологического сравнения важно отметить, что модель мира, выраженная через бинарную оппозицию сезонов - зимы и лета с

соответствующими зооморфными символами, находит параллель в искусстве скифо-сибирского анимализма, для которого характерно противопоставление травоядных и хищников, причем верхнему уровню соответствуют изображения копытных, нижнему - хищных зверей и птиц [Раевский 1985]. Двоичная структура «хищник - жертва-добыча» соотносится с описанием картины мира через систему бинарных оппозиций пространственно-временных понятий «низ - верх», «юг -север», «правый - левый», социальных - «мужской - женский», «чужой - свой», более общих (абстрактных) категорий «жизнь - смерть», «смертность» - бессмертие», «мирской - божественный» и т.д. Синкретизм, характерный для древнего мировосприятия, раскрывается в зооморфной модели мира, построенной на оппозиции «хищник -жертва-добыча», через отождествление обозначений в ареале как правых, так и левых членов бинарного противопоставления (напр., реализация и.е. корней *ke/or-, *el-, *ol-, У- (+ -т-, -»-, --) в

обозначении рогатых копытных; и.е *uj№-, *ц]р-, *1ир- (из *це1-) в

наименовании хищников песьей породы, а также кошачьих и т.д.), а также через их сближение (совпадение) между собой, наблюдаемое на уровне праформ (напр., и.е. *ц]№- «волк» ~ и.е. *el-k-l*el-lC-l*pC- «рогатое

копытное животное»; иран. *isa- «медведь»; др.инд. *isa- (< и.с *(ко-) ~ др.инд. та-, isya- m. «самец антилопы» (< «.е. *рС-); коми os [основа osk-] «медведь» {перм. *gsk-) ~ коми е [основа esk-] (удм. os «бык», перм. *osk, из индоиран. иШ); кет. kqj «лось» ~ koj «медведь», и т.д.). Такое распределение образов, выявляемое на языковом материале, подтверждается фактами типологического сопоставления в области культуры: наличие рогатых коней, копытных с хищническими чертами в искусстве скифо-сибирского «звериного стиля», совмещение изображений лося, медведя в народном творчестве обских угров,

взаимозамена слов со значением «лось» и «медведь» в карело-финском эпосе «Калевала» и т.д. Устанавливается, что синкретизм зооморфных образов обусловлен схожими характеристиками биологической жизни животных, общим ареалом их распространения, их одинаковым применением в промыслово-хозяйственной деятельности населения, их совместным участием в ритуально-обрядовых действиях и фольклорно-мифологических сюжетах. Анализ зооморфных образов затрагивает вопросы экологической географии прародины носителей конкретной модели мира. Так, для древних индоевропейцев (индоиранцев, в частности), обитателей степной-лесо-степной зоны Восточной Европы, Урала и Западной Сибири, более релевантной оказывается оппозиция «волк» - «олень», реализующаяся в языке в противопоставлении сближающихся корней и.е. *и]№- «волк» ~ и.е. *el-k-/*el-Ic-/*Jlc- «олень»,

для аборигенов Северной Евразии и Сибири, жителей лесо-таежных районов, значимой является пара «медведь - лось» (кет. Ifaj «лось» ~ \oj «медведь»). Распределение оппозиционных пар по этноязыковым ареалам отражает территориальное распространение самих животных.

Противостояние «хищник - жертва» раскрывается в символике, связанной с Большой Медведицей, созвездием, с древнейших времен занимавшем важное место у народов Евразии в системе счета годового времени, ориентирования и наблюдения за сезонными изменениями в природе. Созвездию Ursa Major посвящена отдельная глава диссертации. В ней дается критический разбор гипотезы о происхождении «медвежьего» наименования созвездия, приводится собранный материал по «лосиным» названиям Большой Медведицы из уральских, тунгусо-маньчжурских, палеоазиатских и некоторых индоевропейских языков, а также анализируются такие обозначения созвездия, как «Лабаз-звезда», распространенное в сибирском регионе, «Повозка», «Телега» и др., которые отражают принцип языковой

номинации, заключающийся в переносе названия (образа) животного на связанный с ним хозяйственный или культовый объект. Рассматриваются распространенные у народов Сибири мифологические сюжеты космической охоты на Лося в связи с происхождением Большой Медведицы, культ «лося - медведя» (на археологическом и этнографическом материале), образы звездного неба в виде рогатого животного (лося, оленя), прослеживается хронология лексического и образного представления созвездия, раскрывающего противоборство между хищником и его жертвой-добычей, которое присутствует в оппозиции структурных элементов календарных сезонов - зимы и лета.

Сопоставление урало-сибирской зооморфной модели мира с индоиранской системой счисления времени (с учетом предложенной реконструкции древнеиранской (дозороастрийской) календарной системы) обнаруживает схожие семантические мотивировки в наименовании и образном представлении ряда звезд и созвездий, наиболее важных периодов года, включающих дни солнцестояний и равноденствий, в символическом отображении противостояния основных сезонов - зимы и лета, соответствующих южному (нижнему) и северному (верхнему) отрезкам годового пути Солнца по эклиптике.

Методы иссследования. Работа осуществлена на междисциплинарном уровне с использованием лингвистических, этнографических, фольклорных, мифологических, археологических, астрономических данных. При анализе этнолингвистического материала используются методы сравнительно-исторический, сопоставительный, типологический, описательный.

Предмет и источники исследования. Предметом исследования явились календарные и звездные наименования, обозначения пространственных ориентиров (север - юг, восток - запад, верх - низ, левый - правый), материалом исследования - данные языков уральских,

тунгусо-маньжурских, палеоазиатских, индоевропейских, касающиеся данной проблематики, источниками послужили публикации лингвистические (монографии, статьи, словари), работы по фольклору, мифологии, этнографии индоевропейских народов, народов Севера, Сибири и Дальнего Востока, историко-астрономические труды (библиография включает 553 наименования).

Специальных работ по календарям народов Сибири немного. Имеющиеся публикации (А.А. Макаренко (1913), А.ПДульзон (1950), Е.П.Орлова (1966), ДЛ.Славнин (1972), А.И.Кузнецова (1976), А.И.Кузьмина (1977), А.И.Мазин (1986), З.П.Соколова (1990) и др.) касаются отдельных этносов, языков или языковых групп, содержание их сводится, в основном, к констатации названий месяцев и сезонов в связи с отражением сезонно-хозяйственных и природных явлений, а также к перечислению звездных наименований, при этом иногда приводятся этимологические замечания и сравнительные сопоставления.

Из числа немногочисленных работ обобщающего характера, посвященных собственно календарному счету времени в Северной Евразии и Сибири, следует отметить статьи Т.И.Петровой (1937), В.И.Васильева, А.В.Головнева (1980); З.П.Соколовой (1990), Ю.Б.Симченко, А.В.Смоляк, З.П.Соколовой (1993). В статье Т.И.Петровой (1937) анализируются материалы по календарям тунгусо-маньчжурских народов, внимание уделяется смысловому значению названий месяцев, которое раскрывает условия жизни, быт, хозяйственную деятельность населения; отмечается связь ряда обозначений с астрономическими явлениями (например, с определенным положением Большой Медведицы), выявляется существование в прошлом счета по частям тела, как вероятного способа фиксации годового движения Солнца. В статье В.И.Васильева,

А.В.Головнева (1980) на угорско-самодийском материале показывается роль народного календаря как важного источника изучения хозяйственного уклада населения. Высказываются интересные предположения и замечания, в частности, о существовании древней традиции обобщения - обозначать время охоты на водоплавающую птицу месяцем лебедя, а сезон охоты на дикого оленя - месяцем лося, о том, что названия месяцев орла «имеют не только фенологический смысл, но и несут определенную мировоззренческую нагрузку». В статье З.П.Соколовой (1990), посвященной времяисчислению у обских угров, содержится положение о единстве принципов построения обско-угорских календарей, которые, в основном, отражают природные явления и главные хозяйственные занятия хантов и манси - охоту и рыболовство.

В статье Ю.Б.Симченко, А.В.Смоляк, З.П.Соколовой (1993) подробно анализируются календари народов Сибири и Дальнего Востока, обобщается опыт предыдущих исследований, выявляются сходства и различия в обозначении месяцев, работа снабжена обширным библиографическим материалом. В статье делается важный вывод о том, что календари народов Сибири, по-видимому, развились из единой архаической системы, обусловленной, в первую очередь, природными условиями, что проявляется в терминах, имеющих одно и то же значение: месяцы «морозов», «короткого дня», «орла», «вороны», «наста», «ледохода», «зеленения листвы», «нереста рыбы», «линьки птиц», «гона», «отела оленей» и т.п. Общность обозначений объясняется сходными или одинаковыми условиями проживания народов, имевших похожий хозяйственный цикл.

Материалы, отражающие названия месяцев, звезд и созвездий, содержатся в словарях, статьях и монографических исследованиях на этнографические и языковые темы, которые привлекались в данной

работе. Наиболее значимыми среди них являются по коми: А.С.Сидоров, В.И.ЛЫТКИН (1966), НДКонаков (1987, 1990а,б); по обско-угорским народам: A.Ahlquist (1859); И.Н.Шухов (1916); М.Б.Шатилов (1931); В.Н.Чернецов «Краткий мансийско-русский словарь» (1936), "Wogulisches Worterbuch" (WW), А.Н.Баландин, МП.Вахрушева «Мансийско-русский словарь» (1958), Ю.Н.Русская (1961); «Диалектологический и этимологический словарь хантыйского языка» В.Штейница [W.Steinitz 1966], В.М.Кулемзин, Н.В.Лукина (1977); Н.И.Терешкин «Словарь восточно-хантыйских диалектов» (1981), С.П.Молданова, ЕА.Немысова, В.Н.Ремезанова «Словарь хантыйско-русский и русско-хантыйский» [ХРС], З.П.Соколова (1966, 1972, 1988); Н.И.Новикова (1986, 1995); по самодийцам: АА.Попов (1944, 1948), Н.М.Терещенко (1956), Н.М.Терещенко «Ненецко-русский словарь» (1965), ЛВ.Хомич (1976), Г.И.Пелих (1972), А.И.Кузнецова (1976), А.И.Кузьмина (1977), А.И.Кузнецова, ЕАХелимский, Е.В.Грушкина (1980); П.Третьяков (1869), И.П.Сорокина, Д.С.Болина «Словарь энецко-русский и русско-энецкий» (2001); по тунгусо-маньчжурским народам: (эвенки) М.Р.Кривошапкин (1865), Е.И.Титов «Тунгусо-русский словарь» (1926), З.Д.Титова (1978), Г.М.Василевич «Русско-эвенкийский (русско-тунгусский) словарь [РЭС], «Эвенкийско-русский словарь» [ЭРС], Г.М.Василевич (1969); (эвены) Д.П.Славнин (1972), У.ГЛопова (1981), «Русско-эвенский словарь» [РЭвС]; (нанайцы) С.Н.Оненко «Нанайско-русский словарь» (1980); (орочи) СЛеонтович «Краткий русско-ороченский словарь» (1896), С.Браиловский (1901), В.Г.Ларькин (1964); «Сравнительный словарь тунгусо-маньчжурских языков» [ТМС]; по палеоазиатским народностям: (чукчи) В.Г.Богораз «Луораветланско-русский (Чукотско-русский) словарь (1937), В.Г.Богораз (1939), И.С.Вдовин (1950), Н.Г.Кузнецова (1957), И.С.Гурвич (1990); (коряки) WJochelson (1908),

V.Bogoraz (1917), Т.А.Молл «Корякско-русский словарь» (1960), И.С.Гурвич (1962); (эскимосы) Boas (1884-1885), E.W.Nelson (1896-1897), ГЛ.Меновщиков «Эскимосско-русский словарь» (1954), Е.С.Рубцова «Эскимосско-русский словарь» (1971); (кеты) В.ИЛнучин (1914), Е.А.Алексеенко (1967; 1976); (юкагиры) J.Angere (1957), Г.Н.Курилов (2001); (нивхи) Л.И.Шренк (1903), ЕА.Крейнович (1973), В.Н.Савельева, Ч.М.Таксами «Нивхско-русский словарь» (1970), А.В.Смоляк (1989); по тюркским народам Сибири: В.В.Радлов «Опыт словаря тюркских наречий» (1893, 1889, 1905), В.И.Вербицкий «Словарь алтайского и аладагского наречий тюркского языка» (1884), В.И.Вербицкий (1893), Н.Ф.Катанов (1897), А.П.Дульзон (1950), С.И.Вайнштейн (1961), В.Я.Бутанаев (1985), «Якутско-русский словарь» под ред. П.А.Слепцова [ЯРС].

Представления о созвездии Орион у венгров описаны Л.Мандоки [Mandoki 1958], наименования Большой Медведицы, Плеяд, Ориона, Млечного Пути в уральских языках исследовались Й.Эрдеди [Erdodi 1970], информация по календарной обрядности и сезонным обозначениям у вепсов представлена в работе И.Ю.Винокуровой (1988), у закамских удмуртов - в монографии Т.Г.Миннияхметовой (2000), у лопарей - в публикации Д.Н.Островского (1888).

В работе также привлекались: «Этимологический словарь финского языка» [SKES], «Саамско-русский словарь» (под ред. РДКуруч, 1985), «Эстонско-немецкий словарь» Ф.Видеманна [Wiedemann 1869], «Эстонско-русский словарь» И.Лунина (1853), «Краткий этимологический словарь коми языка» В.И.Лыткина и Е.С.Гуляева [КЭСКЯ], «Сравнительный словарь коми-зырянских диалектов» [ССКЗД], «Коми-русский словарь» под ред. В.ИЛыткина [КРС], «Этимологический словарь венгерского языка» [MNyTESz], «Этимологический словарь уральских языков» К.Редеи [UEW],

«Этимологический словарь чукотско-камчатских языков» ОЛ.Мудрака (2000), «Этимологический словарь тюркских языков» [ЭСТЯ].

Для уяснения структуры зооморфного кода архаичных (промысловых) календарей, звездных наименований и мифов, древнего искусства анимализма, синкретизма образов и обозначений животных помимо изучения источников по археологии, этнографии, фольклору мифологии, истории культуры, потребовалось обращение и к специализированной литературе по биологии диких животных (медведя, волка, лисицы, лося, оленя, горностая и т.д.): регионам их распространения, условиям обитания, сезонным перемещениям, механизмам поведения в течение года [Вайсфельд, Честин 1993; Огнев 1931; «Млекопитающие Советского Союза» Т. 4.1, 1967; Косинцев 2000], а также по истории доместикации оленя и лошади, приручения волка [Громова 1949; Цалкин 1971; Berger, Portsch 1973; Кузьмина 1976 (с библ.); Helfferich 1989; ИКВ].

Информация по звездно-календарным и пространственным обозначениям в индоиранских (и других индоевропейских) языках почерпнута из работ В.Витни [Whitney 1874], Дж.Флита [Fleet 1911], ЛТилака [Tilak 1955], Э.Мааса [Maas 1926], Г.Моргенстьерне [Morgenstierne 1929], С.Тагизаде [Taqizadeh 1938], В.Хеннинга [Henning 1942], Р.Кента [Kent 1950]; Дж.Хестермана [Heesterman 1959], Вс.Миллера (1876), Б.Форссмана [Forssman 1968], М.Бойс [Воусе 1977], Х.Нюберга [Nyberg 1974], Б.Я.Волчок (1972), Г.Виндфура [Windfuhr 1976, 1996, 1999, 2003], В.Колевой [Koleva 2003]; В.ИАбаева [Abayev 1970; ОЯФ]; Л.Майского (1934), И.Мухиддинова (1989), М.Р.Рахимова (1957), М.Н.Боголюбова (1986, 1987), А.А.Фреймана (1938); Лившица (1985), а также из словарей: «Этимологического словаря древнеиндийского языка» М.Майрхофера [KEWA]; «Древнеиранского словаря» Х.Бартоломе [AiW]; «Сравнительного словаря индоарийских

языков» Р.Тернера [Turner 1966]; «Словаря языка Ригведы» Г.Грассманна [Grassmann 1873]; «Санскритско-английского словаря» М.Моньер-Уилльямса [Monier-Williams 1956], «Санскритско-русского словаря» В.А.Кочергиной (1978), «Историко-этимологического словаря осетинского языка» В.И.Абаева [ИЭСОЯ], «Краткого словаря пехлевийского языка» Д.Маккензи [Mackenzie 1971], «Индогерманского этимологического словаря» Ю.Покорного [IEW], «Этимологического словара готского языка» [Lehmann 1986], J.Grimm, W.Grimm "Deutsches W6rterbuch" (1913), A.Emout, A.Meillet "Dictionnaire etymologique de la langue latine" (1935), «Историко-этимологического словаря русского языка» П.Я.Черных (1994), «Этимологического словаря русских диалектов Сибири» А.Е.Аникина (2000); «Толкового словаря живого великорусского языка» В.Даля.

Значение имело также обращение к текстам древних памятников -древнеиндийских гимнов «Ригведы» (в пер. с комментариями Т.Я.Елизаренковой, 1999), древнеиранских гимнов «Авесты» (в пер. Дж.Дармстетера ["The Sacred Books of the East. The Zend-Avesta", 1887 (1980, 1981)]; в пер. с комментариями И.М.Стеблин-Каменского 1990, 1993; тексты: H.Reichelt Awestisches Elementarbuch. Heidelberg, 1909; Avesta Reader. Texts, notes, glossary and index. Strassburg, 1911), произведениям пехлевийской литературы «Сотворение основы» (Бундахишн) и «Суждения Духа Разума» (в пер. с комментариями О.М.Чунаковой, 1997).

Для реконструкции более раннего (исходного) варианта зороастрийского (древнеиранского) календаря, в частности, и общего вида индоиранского, предложенной в настоящем исследовании, важность для нас представляли: а) выводы, сделанные М.Н.Боголюбовым о единстве происхождения и родстве обозначений древне-иранского и индийского лунного зодиака, восходящего к

индоиранской языковой общности с отправной точкой в созв. Плеяд [Боголюбов 1986, 1987]; СТагизаде о том, что до реформы зороастрийского календаря годовой отсчет мог начинаться с зимнего солнцестояния [Taqizadeh 1938]; Л.Тилаком о связи ряда древнеиндийских мифов космогонического содержания с созв. Орион и эрой Близнецов [Tilak 1955]; В.Витни о происхождении названий месяцев древнеиндийского календаря - существительных мужского рода от названий лунных астеризмов - существительных женского рода [Whitney 1874]; Г.Виндфуром о том, что семантическая оппозиция названий месяцев зороастрийского календаря по линии «мужской -женский» не изначальна и не поддерживается категорией рода, что более ранняя версия древнеиранского календаря восходит к эре Близнецов, символизируя Золотой век правления легендарного Йимы (др.инд. Yama «близнец») [Windfuhr 1976, 1996, 1999, 2003], б) распределение древнеиндийских лунных станций в соответствии с месяцами, данное А.-Р.Бируни в его работе «Индия» [английский перевод - Sachau 1964,218; русский перевод - Бируни 1995 (1963), 211]; отождествление древнеиндийских лунных станций со звездами, приведенное В.Г.Эрманом и А.Б.Халидовым в «Комментариях» к русскому переводу книги А.-Р.Бируни «Индия» [Эрман, Халидов (1963) 1995, 611], в) гипотеза П.Лапласа - Ж.Дюпюи о древности понятий о зодиаке как о пути Солнца, Луны и планет, восходящей к периоду ок. 15-тыс. лет тому назад, когда знаки зодиака полностью соответствовали созвездиям, «заключая в себе вещественность» [Лаплас 1861], г) заключение о знании древними людьми эпохи палеолита лунно-солнечных циклов и умении их исчислять (ок. 20 тыс. лет до н.э.) [Фролов 1974; 1977; 1982; 1993; 2002].

Семантический и этимологический анализ названий многих звезд и созвездий содержит специальное исследование об астральных именах у

индоевропейских народов А.Шерера [A.Scherer "Gestirnnamen bei den indogermanischen Volkern", 1953]. Интересные данные о звездных наименованиях, их смысловой интерпретации, об астральных символах и мифах у разных народов находим в работе Р.Аллена [R.Allen "Star-names and their meanings", 1899]. Важные сведения относительно семантики имен созвездий, а также истории и этимологии слов (в частности, обозначений животных, входящих в зооморфный код архаичных календарей), культово-обрядовой практики древних индоевропейцев содержатся в фундаментальном исследовании Т.В.Гамкрелидзе и Вяч.Вс.Иванова «Индоевропейский язык и индоевропейцы» (1984).

За последние два десятилетия в отечественных и зарубежных изданиях появилось много статей по проблемам истории созвездий в древности, авторы которых представляют различные сопредельные сферы исследования - филология, этнография, археология, история астрономии. Среди публикаций в этой области, появившихся в недавнее время и нашедших отражение в настоящей диссертационной работе, хочется выделить статьи (и монографии) О.Гингерича [Gingerich 1984, 1992], МЯнковича (1980), А.Роя [Roy 1984], А.Е.Аникина (1990), А.А.Гурштейна [1992, 1994а,б; Gurshtein 1993], Г.Е.Куртика (1990, 2000), С.В.Житомирского [1997, 2001, Zhitomirsky 1999], П.Бломберга [Blomberg 1999, 2002, 2003] и М.Бломберг [Blomberg, Henriksson 1999; Henriksson, Blomberg 1999], Р.Франк [2002; Frank 1996], Л.А.Тульцевой (2002), М.Н.Боголюбова (1986, 1987), А.В.Лушниковой [2003; Lushnikova 2002]. Важное значение имеют труды античных авторов с описанием неба: поэма Арата «Явления» (1992, пер. на русский с др.греч, вступительная статья и комментарии АА.Россиуса), «Астрономия» Гигина (1997, пер. на русский с лат. А.И.Рубана).

В своем исследовании мы также опирались на работы отечественных и зарубежных авторов по истории календаря (ИЛ.Климишин «Календарь и хронология», 1990; СИ.Селешников «История календаря и хронология» 1977), астрономических знаний (Б.Ван-дер-Варден «Пробуждающаяся наука. II. Рождение астрономии», 1991), по основам астрономии, изображению созвездий и мифологическому представлению о них (П.Мур «Астрономия с Патриком Муром» 1999; Дж.Корнелиус «Звездное небо. Предания и новейшие знания о созвездиях, звездах и планетах», пер. с англ. В.Штаерман, 2000; Э.К.Крапп «Астрономия. Легенды и предания о Солнце, Луне, звездах и планетах» 1999, пер. с англ.).

Археологические работы, использованные в настоящем исследовании, охватывают периоды от палеолита [A.Leroi-Gourhan 1958, 1964, 1965; ИКВ; Б.А.Фролов 1974, 1977, 1982, 1993, 2002] до начала н.э. и территорию Северной Евразии, Сибири и Дальнего Востока, а также степных и лесо-степных регионов Восточной Европы, Урала, Западной Сибири. В зависимости от проблематики исследования их можно сгруппировать следующим образом:

а) публикации, которые содержат информацию о культе животных и птиц, хозяйственно-бытовой и обрядовой практике древнего населения [В.В.Гольмстен 1933; БА.Куфтин 1949; В.О.Витт 1952; В.Ф.Генинг 1954; С.И.Руденко 1952, 1953; А.ДГрач 1980; М.П.Грязнов 1950, 1978, 1980; В.Ф.Штейн 1974; М.Д.Хлобыстина 1974; ЭА.Новгородова 1975; ПА.Федоров- Давыдов 1975; В.В.Волков, Э.А.Новгородова 1975; В.ДКубарев 1979; К.И.Корепанов 1987; В.И.Молодин, И.В.Октябрьская, М.А.Чемякина 2000; М.П.Вохменцев 2000; М.И.Вязьмитина 1963, Р.С.Габяшев, Е.П.Казаков, П.Н.Старостин и др. 1976; М.А.Дэвлет 1965, 2001; Н.М.Ермолова 1980; «Искусство каменного века (Лесная зона Восточной Европы)», 1992 (ИКВ);

N.V.Fedorova 1993; ПА.Косинцев 2000; А.Р.Канторович 2002; В.Н.Широков 2002];

б) работы, в которых анализ археологических памятников и
артефактов увязывается с древними мировоззренческими
представлениями [M.Rostovtzeff 1929; А.П.Окладников 1950, 1959,
1964; В.Н.Чернецов 1953, 1971; А.П.Окладников, А.И.Мартынов 1972;
А.И.Мартынов, В.В.Бобров 1974; Л.А.Ельницкий 1977; Е.Е.Кузьмина

1976, 1977; Б.А.Рыбаков 1976; А.И.Мартынов 1987; М.Е.Килуновская
1987; О.С.Советова 1987; НЛ.Членова 1989; Д.Г.Савинов 1980, 1981,
1996, 2000; В.Н.Седых 2001, С.В.Студзицкая 1997; Б.Шишло 2001;
В.А.Кореняко 2002, ], а в ряде из них на базе обобщения
археологического материала с привлечением фольклорно-
мифологических и этнографических данных делается попытка
реконструкции архаичной картины мира для конкретной
этнокультурной традиции [монографии: Д.С.Раевский «Модель мира
скифской культуры: Проблемы мировоззрения ираноязычных народов
евразийских степей I тысячелетия до н.э.», 1985; Е.А.Окладникова
«Модель Вселенной в системе образов наскального искусства
Тихоокеанского побережья Северной Америки (Проблема
этнокультурных контактов аборигенов Сибири и коренного населения
Северной Америки»), 1995; статья: В.А.Семенов «Курган Аржан -
пространственная модель мира ранних скифов Центральной Азии»,
2002];

в) работы, в которых изучение археологических памятников и
артефактов с археоастрономических позиций, нацелено на выявление
астрономических ориентиров и реконструкцию древних представлений
о счете времени, движении звезд и небесных светил [Б.А.Фролов 1974,

1977, 1982, 1993, 2002; Т.М.Потемкина 1994, 1996, 2001, 2002, 2004, в
печати; T.M.Potyomkina 1998; Г.Б.Зданович 1992, Д.Г.Зданович,

А.К.Кириллов 2002; Р.Мимоход 2002; A.K.Kirillov, D.G.Zdanovich 2002; D.G.Zdanovich, A.K.Kirillov 2003; Blomberg 1999,2002];

г) публикации, посвященные рассмотрению характера взаимодействия ираноязычных и финно-угорских племен в материальной культуре [А.В.Збруева 1947, 1952; В.С.Патрушев 1976, 1977].

Этнолингвистичекий материал, подвергшийся анализу в настоящей работе, объединяет исследования по следующей тематике, касающейся индоевропейских народов, аборигенных народов Северной Евразии, Сибири, Дальнего Востока, Северной Америки:

а) календарно-обрядовая практика [Л.Майский 1934; М.Р.Рахимов
1957; Н.Г.Кузнецова 1957; Ю.Тэдре 1974; Календарные обычаи 1973,
1977, 1983; В.К.Соколова 1979; И.Ю.Винокурова 1988; И.С.Гурвич
1962,1990; Т.Г.Миннияхметова 2000];

б) архаичные мировоззренческие представления, религиозные
верования, обычаи, традиционный хозяйственный и семейно-бытовой
улад, символика образов народной культуры [АА.Шренк 1855;
AAhlquist 1859; А-А.Потебня 1866; В.В.Григорьев 1871; I.R.Aspelin
1876; Г.НЛотанин 1883; F.Boas 1884-1885; Д.Н.Островский 1888;
В.И.Вербицкий 1893; E.W.Nelson 1896-1897; С.Браиловский 1901;
Л.И.Шренк 1903; W.Jochelson 1908; Е.Малов 1912; L.D.Barnett 1913;
В.И.Анучин 1914; И.Н.Шухов 1916; Agrell Alfhild 1919; С.Ф.Платонов
1923; А.И.Соболевский 1923, 1924; НЛ.Марр 1926, 1929;
ПНЛрокофьев 1930; М.Б.Шатилов 1931; В.Петров 1934; Л.ПЛотапов
1935; Л.Я.Штернберг 1936 (1925); В.Н.Чернецов 1937, 1939, 1941;
В.Г.Богораз 1939; T.I.Itkonen 1948; АА.Попов 1948; Е.Д.Прокофьева
1949а,б, 1976; И.СВдовин 1950; Н.Ф.Прыткова 1949; W.Brandenstein
1953-1955, 1958; L.H.Potapov 1957; А.Ф.Анисимов 1958, 1959;
СИБайнштейн 1961; ВБ.Бартольд 1963; V.V.Ivanov, V.N.Toporov

1964; В.ГЛарькин 1964; А.П.Окладников 1964; Е.А.Алексеенко 1967, 1969, 1976; A.Bortha 1968; Г.М.Василевич 1969; Э.А.Грантовский 1970; A.C.Fletcher, La Flesche 1972; Г.И.Пелих 1972; З.П.Соколова 1972,1980; 1990; Г.Г.Шаповалова 1973; Г.М.Бонгард-Левин, Э.А.Грантовский (1974) 1983; Л.С.Кавтаськин 1974; ГАМеновщиков 1976; Ю.Б.Симченко 1976; Л.В.Хомич 1976; В.М.Кулемзин, Н.В.Лукина 1977; ВХСоколова 1977; Б.А.Рыбаков 1953, 1974, 1979, 1981, 1988; З.Д.Титова 1978; В.И.Васильев, А.В.Головнев 1980; "Magyar Neprajzi Lexikon" (MNL); У .Г.Попова 1981; А.Ю.Айхенвальд, В.Я.Петрухин, Е.А.Хелимский 1982; Т.А.Бернштам 1982; Б.А.Успенский 1982; Т.В.Гамкрелидзе, В.В.Иванов 1984; А.Р.Чочиев 1985; Ш.Юсупов 1985; И.НГемуев, А.М.Сагалаев 1986; К.Йеттмар 1986; Н.И.Новикова 1986, 1991, 1995; А.И.Иванчик 1988; «Источники по этнографии Западной Сибири» (ИЭЗС); И.Мухиддинов 1989; А.К.Байбурин, Г.А.Левинтон 1990; «Брак у народов Северной и Северо-Западной Европы», 1990; П.Вереш 1990; Н.Д.Конаков 19906, 1996; А.Е.Аникин 1990; В.Н.Топоров 1990; Е.И.Ромбандеева 1991, 1993; И.Н.Гемуев 1990, 1992; З.П.Соколова, ЕАПивнева 1993; М.Бойс 1994; «Игры: энциклопедический сборник», 1995; Э.Р.Тенишев, А.В.Дыбо, Л.С.Левитская 1996; А.Шохуморов 1997; И.М.Денисова 1998; Т.Я.Елизаренкова 1999; Г.Г.Ершова 2000; А.Ю.Майничева 2000; М.Ф.Косырев 2001; А.Павлова 2001];

в) культ животных, растений, божеств [Вс.Миллер 18766; J.F.Fleet 1911; В.М.Ионов 1913; Е.Г.Кагаров 1913; С.В.Иванов 1937, 1949, 1954; В.В.Сенкевич-Гудкова 1949; М.Нако 1956; A.Wayman 1959; Е.ААлексеенко 1960; S.Kramrish 1961; М.Воусе 1970; Г.М.Василевич 1971; Г.И.Дзенискевич 1974; В.В.Иванов 1964, 1974а,б, 1975; V.N.Tschernetzow 1974; В.Н.Топоров 1974; 1994а,б,в,г,д; Л.П.Потапов 1977; Е.Е.Кузьмина 1976, 1977; СЯ.Серов 1983; К.К.Кочиев 1987;

А.Ю.Айхенвальд 1994; П.А.Гринцер 1994; Н.Н.Ерофеева 1994; В.В.Иванов, В.Н.Топоров 1994аДв; Е.А.Хелимский 1994а; А.В.Гура 1997; Туров М.Г. 2000];

г) фольклор и мифология [Вс.Миллер 1876а, 1881; H.Gaidoz, E.Rolland, eds, 1885; F.Boas 1896; AA.MacDonell 1897; A.Kroeber 1899; S.Hagar 1900; Munkacsi B. "Vogul Nepkoltesi Gyujtemeny" (VNGy); V.G.Bogoraz 1917; R.Hampe 1936; F.G.Speck 1945; Г.М.Василевич 1936, 1966; И.С.Брагинский 1956; ВЛ.Евсеев 1960; B.L.Honko 1962; В.В.Чарнолуский 1962, 1965; W.M.Gibbon 1964; G.Roheim 1966 (1954); А.К.Микушев 1973; Е.А.Алексеенко 1974; Е.М.Мелетинский 1959,1981, 1994а,б; В.В.Иванов, В.Н.Топоров 1963, 1965, 1970; В.Н.Топоров 1975, 1981; В.В.Иванов 1982; J.Chevalier, A.Gheerbrant 1982; С.В.Жарникова 1986; «Русские сказки» 1987; В.Я.Пропп 1996; В.В.Напольских 1990а,б; И.В.Рак 1998; «Сказание о нартах (осетинский эпос)». Пер.В.ИАбаева, 1978; Дж.Фрэзер 1990; «Мифы, предания, сказки хантов и манси» (Сост. Н.В.Лукина) 1990; И.М.Стеблин-Каменский 1990,1993; «Мифы народов мира» Т.1,2, 1994; А.Голан 1994; Е.А.Хелимский 19946; E.Ernits 1999; «Мифология коми» (МК); A.Szyjewski 1999; Ю.Е.Березкин 2002].

Апробация работы. Основные положения диссертации опубликованы в виде статей и тезисов в научных изданиях, а также монографии (Лушникова А.В. «Модель Универсума древних календарей (лингвистическая реконструкция)» М., Изд-во «Советский писатель», 2004), докладывались и обсуждались на заседаниях Отдела прикладного языкознания Института языкознания РАН (г.Москва), на научных конгрессах и конференциях: VIII и IX международных конгрессах по финно-угорским языкам (Ювяскюля, Финляндия, 1995г.; Тарту, Эстония 2000г.), международном востоковедческом конгрессе ICANAS XXXV (Будапешт, Венгрия, 1997г.), VIII IX, X, XI международных конференциях SEAC - «Европейского общества

астрономии в культуре» (Москва, 2000г.; Стокгольм, Швеция, 2001г.; Тарту, Эстония, 2002г.; Будапешт, Венгрия, 2004г.). Работа обсуждена на совместном заседании Отдела прикладного языкознания, Отдела финно-угорских и алтайских языков, Сектора Языки мира, лаборатории иранистики Института языкознания РАН, г.Москва.

Структура работы. Диссертация состоит из введения, четырех глав, заключения, списка сокращения по языкам и библиографии.

Во Введении определена цель работы, обоснована актуальность темы, показана новизна, теоретическая и практическая значимость исследования, перечислены используемые методы.

В работе присутствует следующая логика изложения. В Главе 1 определяется смысл соотношения структурных элементов в архаичных (промысловых) календарях Северной Евразии, Сибири и Дальнего Востока, исходя из анализа названий периодов года, при учете данных мифологических, фольклорных, этнографических, астрономических ориентиров археологических памятников, биологических ритмов тех животных, которые включены в зооморфный код календарей данного региона. Выявленная бинарная оппозиция как отражение естественного противопоставления хищника и его добычи в природе (заложенная в архаичную модель Мира) в Главе 2 рассматривается на «звездном» материале - комплексе обозначений и представлений о Большой Медведице в Евразии как о воплощении образов Медведя и Лося. В Главе 3 представлено сопоставление звездно-календарных систем -урало-сибирской и индоиранской с целью выявления общих черт, обусловленных смежностью территорий проживания в далеком прошлом или универсальным (для народов Северного полушария) характером. В Главе 4 понятия «север», «юг», «верх», «низ», «левый», «правый», участвующие в структурировании архаичной картины Мира, анализируются с точки зрения специфики мировосприятия,

обусловленной исторической миграцией древнего населения, а также с точки зрения отражения годового движения Солнца по эклиптике. В Заключении подводится итог исследованию, суммируются основные выводы.

ГОСУДАРСТВЕННАЯ I БИБЛИОТЕКА

Рубежи зимы и лета по данным астрономического изучения археологических памятников

Архаичным представляется деление года на два сезона - зимний и летний, при промежуточном положении весны и осени. Такое деление соответствует взглядам не земледельческого, а более древнего, скотоводческого населения. К такому выводу приходит СА.Токарев в результате анализа календарной обрядности в странах зарубежной Европы [Календарные обычаи 1983, 3-4], где у многих народов (финнов, венгров, болгар, албанцев, древних германцев и т.д.) выявляется старая традиция разделения года на два сезона [Календарные обычаи... 1977,139,190,274,314; 1983,24].

Однако, есть все основания полагать, что данный бинарный код еще более древен и универсален, о чем свидетельствуют народные календари Сибири и Дальнего Востока [Конаков 1990а, 13]. Так, «зима и лето у тунгусских племен представляют основные подразделения года, и раньше каждое из них считалось за самостоятельную единицу. Был год зимний и год летний» [Петрова 1937, 106]. Обские угры в прошлом вели счет по полугодиям. Год состоял из двух периодов - зимнего, холодного, и летнего, теплого, которые считались самостоятельными годами. Кондинские манси, например, делили год на 7 зимних и 6 летних месяцев. Такая традиция счисления времени, как пишет З.П.Соколова, была характерна и для северных хантов и манси. Она сохраняется в архаическом сакральном счете: в сроках траура по умершему - по женщине 4 года, по мужчине 5 лет, что в действительности равно 2 и 2,5 годам [Соколова 1990, 77].

В ряде языков Сибири наблюдается сближение в обозначении сезонов бинарной оппозиции. Для тунгусо-маньчжурских языков подобное явление отмечает Т.И.Петрова, показывая, что названия зимы и лета имеют разницу только в начальном звуке, заключая в себе некое противоположение: эвенк, (баргуз.) tugoni 3ugoni, негидальск. tuyani

Зиуапі, ульч. tud уш, маньч. тувори чжувори [Петрова 1937, 105].

Созвучными кажутся ненец, пара «ранняя весна (время наста)» и цэрё «ранняя осень» (цэрёй ирий прибл. «сентябрь») [Терещенко 1965, 285, 420,421]. У народов Нижнего Амура и Сахалина год делился на два почти равных по длительности полугодия - зимнее и летнее. Отсчет в прошлом начинался со времени установления охоты на пушных зверей и окончания гона у лосей-оленей, т.е. с октября-ноября - «месяца петель», который иначе в ряде языков назывался «месяцем полугодия», обозначая начало зимнего сезона: напр., нивх. (Западный Сахалин) они лами лонг «месяц полугодия» (октябрь) [Симченко 1993, 216, 252]. Так, у негидальцев летнее полугодие (зиуа) начиналось с «месяца карауления утки» (tiyldn beyanin), который относили прибл. к апрелю, а зимнее (tuya) - с «месяца петель» (хоука beyanin), т.е. с октября [Петрова 1937, 87-88].

На севере Евразии наступление зимнего периода связывалось с осенью: у одних народов это был месяц «октябрь-ноябрь», у других -сентябрь. Как правило, это время также ассоциировалось с началом года. С сентября, т.е. месяца siruyin Ыгизап («период спаривания оленей-лосей») начинался год у большинства тунгусских народностей [Петрова 1937, 80-104]. У коряков традиционно главным считался праздник, связанный с осенним забоем оленей, который у разных территориальных групп назывался иг и ылавут «праздник голов» или к оянняйтат «праздник олененка». Он приходился на сентябрь-октябрь и отождествлялся с началом года [Симченко 1993,230-231].

С сентября вели отсчет годового цикла лопари [Островский 1888, 4]. По эстонскому народному календарю лето длилось с Юрьева дня (23 апреля / 6 мая) до конца сентября [Тэдре 1974, 103]. Не исключается, что древние календари обских угров могли начинать год осенью [Соколова 1990, 78]. О связи начала года с осенним периодом у коми и ряда других уральских народов, говорит, в частности, то, что понятие «года» и «осени» объединяются в одном термине. Так, коми ар -«осень, год (о возрасте)», удм. ар «год» (производное коми арбе, удм. арес «год»), манс. аагет «время», ненец, уддгее «осень», сельк ага [КЭСКЯ 33], К.Редеи сопоставляет с др.инд. sarad «осень, год» [UEW 26, 27]. В удорском диалекте коми языка словом ардс называлась также «осенняя охота» [ССКЗД 12], в архангельском диалекте русского арь «след зверя по пороше», а арить значит «следить зверя по пороше» [Даль I 26]. Аналогичное понимание осеннего сезона в связи с охотой встречаем также у хантов: (александровские) свуэс ики «осенняя охота, осень» [Кулемзин, Лукина 1977, 15; Соколова 1990, 95]. Объединение понятий «охота», «осень», «год» в единый семантический узел объясняется ведущей ролью охотничьего промысла в жизни древнего населения и важностью осеннего сезона в нем.

О значимости осеннего сезона в жизни древнего населения Евразии свидетельствуют данные археологических раскопок. Так, на энеолитическом святилище Савин-1 (вторая половина III тыс. до н.э.) в лесостепном Зауралье (Курганская область, р.Тобол, 55,4с.ш.), значительное число жертвоприношений промысловых животных у столбовых ям, ориентированных на восход и заход Солнца в дни равноденствий, указывает на церемонии, связанные с массовой охотой на лошадь и косулю именно в осеннее время как отражение основного хозяйственного занятия древнего населения данного региона [Потемкина 1994, 87-89; 1996, 115-116; 1998, 319]. Установлено, что жертвенные кони, захороненные в Первом Пазырыкском кургане на Алтае, оставленном кочевниками скифского времени (V-III вв. до н.э.), были убиты осенью, в сентябре [Грязное 1950,17].

Обозначения рогатого копытного животного, хозяйственно-ритуального предмета и Большой Медведицы

Финское слово Otava, являющееся наименованием Большой Медведицы, с одной стороны, имеет реконструированное значение «лось». С другой стороны, это слово со значением «сеть для ловли рыбы в виде запруды» входит в круг сопоставления этимологически сближаемых лексем, таких как коми водж «зимняя рыболовная запруда из кольев», мордовец, ош «город», саам, (норвеж.) оассе «какое-л. препятствие, задерживающее от ухода оленей и других животных слишком далеко (напр., примитивная изгородь, озеро, река и т.д.)», манс. (северн.) us «город; ограда, огороженное место», ханпи (вах., васьюган.) uats «город, село, крепость» {доперм. woca-); ненец, fiat «изгородь». Для этих слов восстанавливается исходное значение «огороженное пространство, ограда» [КЭСКЯ 59], служившее, в частности, средством для охоты - рыболовства. (Ср. эвенк, вбта, вбтар «изгородь, огороженное место, засека» [ЭРС 80]). А.ФАнисимов пишет о следующей хозяйственной традиции эвенков по поводу устройства изгородей. С наступлением весны эвенки строят «оленную изгородь» или «оленный огород», чтобы не дать оленям заходить далеко в тайгу и сохранить молодняк после отела. Огораживается обычно очень большая площадь пастбища, чтобы можно было прокормить все стадо, пока совершается отел, и достаточно не подрастет молодняк. Так как пастбище быстро вытаптывается, то городят несколько таких «огородов» и постепенно перегоняют стадо в другой «огород» [Анисимов 1936, 70]. Как отмечает В.Н.Чернецов, на древних наскальных изображениях Урала рисунки лося часто сочетались с обозначенными рядом загонными оградами [Чернецов 1971, 83]. То же самое соотношение значений «лось-олень - изгородь», которое восстанавливается для фин. otava, можно наблюдать в коми языке, если не отделять коми йбр «загон, огороженный участок» от коми йора «лось», которое остается неясным [КЭСКЯ 113]. Этимология коми йбр «загон, огороженный участок» (йдртны «загнать куда-л.») следующая: удм. ёрос «окрестность, район, место», послелог «почти, возле, около», мар. йыр, йыр «кругом, вокруг; окружающая местность», послелог «кругом, вокруг»; доперм. ]згз-\ ненец, ёрка «загон (для оленей)» [КЭСКЯ 113]. С другой стороны, хотелось бы думать, что с коми йбра «лось» связаны эвенк, ира «лось в октябре» [РЭС 138], ирэ «дикий олень, лось (осеннее название)» [ЭРС 178], диал. (h)upo «лось, бык лосиный в период течки» [Титов 1926, 39-40], саам, ирвас [Островский 1888, 4], ёррък ёрьк,]ёгг к [СРС 81, 443] «олень-самец»; хант. (казым.) йир «кровавое (жертвоприношение (главным образом, оленя)» [Прыткова 1949,377].

Еще пример: др.инд. vijdna- п. «огороженное пространство; место жертвоприношения; все, что живет в этой местности: люди и скот; община»; иногда обозначает группу богов, обитель богов, связывается с деятельностью ряда богов - Индрой, Марутами, Агни, Сомой [авестуэгэгэпа, vardzana-, xvvamaifis asahe уэгэгд «солнечная обитель Аши» (Yasna XVI, 7)]; vrjarii- f. (RV I, 164, 9) обозначение коров, по Грассману; «загон», по Т.Я.Елизаренковой; vtjanasya gopa- «хранитель общины», где gopa- m. «пастух», букв, «хранящий коров», который в равной мере относится как к богу, так и к смертному [Grassmann 1873, 1329; Елизаренкова 1999, 50-71].

Идея «огороженного пространства», ассоциирующаяся с лосем-оленем ввиду приемов охоты и содержания в домашнем хозяйстве, может быть приемлемой в объяснении образа безопасного, надежного места, которое приписывается Большой Медведице. Следует заметить, что в карело-финских рунах на сюжеты Калеваны встречается метафорическое изображение ладьи в виде синего лося [Евсеев 1960, 266]. В мифо-поэтическом сознании саамов дом-чум, сложенный из костей оленя и покрытый его шкурой, ассоциируется с самим оленем [Emits 1999]. Большая Медведица может быть сопоставлена с временной обителью Vara, которую древнеиранский Йима строит по совету Ахурамазды, чтобы уберечь свой народ от грозящей опасности.

Синкретизм в обозначении и образном представлении жертвенного животного и орудия его промысла, предмета ритуала (с его участием), хозяйственной постройки (схожей с его внешним обликом или изготавливаемой из него) можно найти в разных языках и культурах. И.е. корень uegh- «тянуть, тащить, ездить» представлен в др.инд.m vodhdr m. «упряжное животное (лошадь, вол)», vdha- m. «плечо быка, средство перевозки», vahana- п. «средство передвижения, лодка, корабль» [IEW 1118-9; Кочергина 1978, 572, 625]. Русск. телега объясняют или как производное от телец «молодой бык» («телеги запряжены волами») др.рус. телъцъ, общеслав. tel-, суф. -e-g(a), или как старое заимствование с Востока, ср. монг. тэрэг (тэргэн) «телега, воз», тэрэглэх «запрягать», тэрэгч «упряжное животное», бурят, тэргэ «телега» [Черных 1994, II, 232], а также эвенк, {тунгус.) талгакі, толгокі «оленья нарта» [Титов 1926, 137, 143]. Коми вола «подвода», букв, «имеющий лошадь» производно от ебв (основа вол-) «лошадь, конь» [КРС 127, 130]. Обозначение Повозкой созвездия Ursa Major широко распространено по всему германо-скандинавскому миру, известно в романских и славянских языках [Erdodi 1970, 64-79, 84] и далеко за их пределами, например, шумеро-вавилон. MAR.GID.DA «колестница, повозка; Большая Медведица» [Ван-дер-Варден 1990, 82 -156 83]. У венгров, живущих в самом центре Европы с конца ЕХ века н.э., обозначение созвездия Ursa Major «Медведем» зафиксировано в венгерско-латинских словарях начиная только с XVI века, и его появление связывают с греко-латинским влиянием. Более употребительным и до сих пор хорошо известным во всех диалектах венгерского является название Goncolszeker «повозка, Большая Медведица», а также Nagy Goncol «Большая повозка, Ursa Major», Kis Goncol «Малая повозка, Ursa Minor» [Erdodi 1970, 64-79, 84].

Обозначение «(небесного) лося» (имеющего длинные ноги) и «(небесного) лабаза» (постройки на сваях) объединены в сибирском названии Большой Медведицы «Лабаз-звезда» [Аникин 2000,347-348].

У египтян «бычьей ногой» назывался инструмент типа скобеля, использовавшийся в обряде «открывания рта» покойника во время похорон. И бычья нога, и скобель благодаря сходству по форме служили символом Большой Медведицы, никогда не заходящего за горизонт созвездия, а потому воспринимавшегося эталоном бессмертия [Крапп 1999,444].

В древнеиндийских гимнах Ригведы (РВ III, 7,2 гимн Агни; X, 65, 6) жертвенная корова (gov-), движущаяся вокруг жертвенного огня, разложенного на алтаре, символизирует жертвенную ложку и ее движение вокруг этого огня [Елизаренкова 1999, 87]

Об ирано-уральских контактах

Для уральских народов контакты с индоиранскими племенами являются наиболее древними из числа их соприкосновений с индоевропейцами, также как и для индоиранцев контакты с финно-уграми считаются наиболее ранним общением с иноязычной средой. (Индо)ирано-уральские контакты надежно фиксируются, начиная с III-II тыс. до н.э. и кончая первыми веками н.э., на лесостепных просторах Восточной Европы, Уральского региона и Западной Сибири. Они проявились в виде многочисленных иранских заимствований в финно-угорских языках, а также оказали влияние на материальную и духовную культуру финно-угров. О значении ирано-уральских контактов в жизни обеих этнолингвистических групп писали такие ученые-языковеды, как Б.Мункачи, Г.Якобсон, Г.Шельд, Б.Коллиндер, Е.Коренчи, А.Йоки, Я.Хармагта, К.Редеи, В.И.Лыткин, В.И.Абаев, А.В.Лушникова.

Обращаясь к проблеме арио-уральских контактов разных хронологических уровней, В.И.Абаев отмечал их особую важность для освещения истории и доистории индоиранских народов [ОЯФ, ИЭСОЯ, 1965, 1972, 1977, 1981]. В одной из его работ, посвященных данной теме, говорится: «Среди лингвистических свидетельств первостепенное значение имеют лексические связи между индоиранскими и финно-угорскими языками. Никакое исследование по доистории индоиранских народов не может претендовать на научное значение, если оно не учитывает во всей полноте и широте ...арио-уральские связи» [Абаев 1981, 84]. Поэтому сопоставление языковых и экстралингвистических данных, в частности, в плане сравнения звездно-календарных систем, что делается впервые, представляет несомненный интерес для реконструкции и понимания мироощущения представителей обоих этнических сообществ.

По древним письменным источникам астрономического содержания устанавливается, что разделение зодиака на созвездия существовало в то время, когда восход Солнца в весеннее равноденствие приходился на созвездие Тельца, т.е. не ранее прибл. 4500г. до н.э. Системы лунного зодиака (с равным количеством стоянок - 27) - индийская и иранская (согдийский и хорезмийский списки А.Р.Бируни, а также согдийский перечень лунных станций документа А12 Мугской коллекции [Фрейман 1938]), начинают отсчет от Плеяд в созвездии Тельца [Sachau 1964; Бируни (1963) 1995; Боголюбов 1987; Henning 1942; Scherer 1953, 154-159]. Раздел вавилонского астрономического текста mulAPIN (сер. I тыс до н.э.) сообщает о 18 созвездиях на пути Луны, среди которых первыми значатся Плеяды [Ван-дер-Варден 1991, 90]. Совпадение индийского, иранского, вавилонского списков в точке отсчета свидетельствует о единой эпохе применения этих астрономических систем в пределах приблизительно от cep.V тыс. до нач. II тыс. до н.э., когда весеннее равноденствие было в созвездии Тельца. Более поздние системы -сасанидская по Бундахишну и арабская, включающие 28 лунных стоянок, начинаются с созвездия Овна.

К выводу о возможности углубления древности зодиака приходит А.А.Гурштейн на основе анализа символики и размера зодиакальных созвездий, яркости составляющих их звезд [Гурштейн 1992; 19946; Gurshtein 1993]. Согласно его реконструкции, первые 4 созвездия были выделены в середине VI тыс. до н.э., когда точки весны, лета, осени, зимы располагались по центрам соответствующих созвездий «квартета Близнецов» (Близнецы - Дева - Стрелец - Рыбы). Их размеры по сравнению с другими созвездиями значительно больше, а звезды, входящие в их состав, ярче. Созвездия на эклиптике, по мнению А.А.Гурштейна, выделялись и закреплялись поэтапно в течение 5 тысячелетий вследствие астрономических наблюдений за поведением Солнца. Последующие выделяемые созвездия группировались по отношению к предыдущим, создавая правостороннюю асимметрию. Созвездия «второго поколения», т.е. «квартета Тельца» [Телец (весна) -Лев (лето) - Скорпион (осень) - Водолей (зима)], «пристраивались» справа к созвездиям «первого поколения», а созвездия «третьего поколения» - «квартета Овена» [Овен (весна) - Рак (лето) - Весы (осень) - Козерог (зима)] «втискивались» на оставшиеся места.

В XVIIIB. Пьер Лаплас и Ж.Дюгаои высказывали предположение о том, что возникновение понятия о зодиаке, как о звездном пути Солнца, Луны и планет относится к периоду ок. 15 тысяч лет тому назад. Гипотеза французского физика-астронома Пьера Лапласа имеет описательный характер и не содержит доказательств. Тем не менее, она заслуживает того, чтобы ее вспомнить. ПЛаплас руководствовался следующими соображениями. По его мнению, созвездие Козерога было выделено тогда, когда эта группа звезд находилась в высшей точке солнечного пути, т.е. когда Солнце входило в это созвездие в дни летнего солнцестояния. При этом созвездие Рака занимало самое низкое положение относительно небесного экватора, которое приходилось на момент зимнего солнцестояния. По убеждению П.Лапласа, созвездия зодиака получили свои названия неслучайно. Некоторые из названий относятся к движению Солнца. Например, Рак и Козерог указывают на положение дневного светила во время солнцестояний. По мнению ПЛапласа, вполне резонно, что в созвездии Козерога древние люди видели именно это животное, которое предпочитает обитать на вершинах гор. По убеждению ПЛапласа, знаки зодиака получили свои названия от созвездий, которым полностью соответствовали на момент учреждения зодиака, но отступление равноденствий нарушило это соответствие, поэтому стали отличать созвездия от знаков зодиака, «которые перестали заключать в себе вещественность, а остались одним воображаемым понятием...» [Лаплас 1861,238-239].

Астрономическая мотивация обозначений левый/северный и правый/ южный

Исследование археологических памятников эпохи бронзы, оставленных индоиранскими племенами, выявляет их дифференциальное отношение к северной и южной стороне. Пространственная организация погребального поля могильника Дашти-Козы (1300-1100 гг. до н.э.) на реке Зеравшан в Средней Азии (39,4 с.ш.), отражает основные мировоззренческие установки населения степной-лесо-степной зоны Евразии от Днепра до Енисея в период энеолита-бронзового века (IV-II тыс. до н.э.). Так, в обычных захоронениях могильника Дашти-Козы погребенные ориентированы головой на заход солнца и лицом на север, в жертвенных захоронениях они обращены головой на восход солнца и лицом на юг [Потемкина 2002, 134-144]. Традиционная ориентировка погребенных в захоронениях Срубной культуры и размещение святилищ относительно поселений отражает северо-восточное направление, что, очевидно, связано с восходом солнца в период летнего солнцестояния [Мимоход 2002, 102-107]. На укрепленном поселении Аркаим (Зауралье, юг Челябинской области) наиболее сакрально значимым оказывается северо-восточное направление, соотносимое с восходом солнца в дни летнего солнцестояния [Kirillov, Zdanovich 2002,151-158].

Наиболее древние фрагменты текстов «Авесты» указывают на pradaksina, т.е. на движение вправо, к югу {др.инд. pradaksina «передвигающийся направо»; «слева направо, на юг»), когда речь идет о том, что Йима, праотец человечества, первым пошел по пути Солнца, указывая дорогу своим соплеменникам: aat уітд frasusat raoca a upa rapiSwam hu paiti adwandm «Поднялся Йима до небесного света и двинулся на юг, по пути Солнца» [Vendidad II, 10]. Здесь в качестве наименования южной стороны используется обозначение послеполуденного времени, когда Солнце направляется к закату: авест. rapiSwa- f. «полдень», га- ага- в ardm.pi9wa- f. «полдень; время, подходящее для приема пищи», где pitav- m. «пища»; rapi&vdnatara-«южный», сравн. ст.; rapi&witara- «южный», сравн. ст. от rapi&way-[AiW 188-189,905,1509].

Понятие о северном и южном пути Солнца присуще древнеиндийской космологии: др.инд. uttarayana- букв, «северный путь, путь наверх, налево» определяется как путь Солнца от точки зимнего до летнего солнцестояния (синонимом выступает devayana- «путь богов»), др.инд. daksinayana- «южный путь, т.е. путь в царство мертвых»; «путь направо», «путь движения Солнца к югу» от точки летнего до зимнего солнцестояния (за синоним принимается pitriyana- «путь предков»). Верили, что Солнце, направляясь на север, охраняет богов, двигаясь на юг, - предков. Период uttarayana считался благоприятным, daksinayana - неблагоприятным [Бируни (1963) 1995, 314; Бонгард-Левин, Грантовский 1983; Кочергина 1978,256,257].

Можно полагать, что в основе семантической обусловленности обозначений и распределения сакральной значимости севера и юга лежит наблюдение за годовым движением Солнца, перенесенное на земную географическую плоскость и совпавшее с направлением расселения индоиранских племен с севера на юг. Годичное движение Солнца по эклиптике - кругу зодиакальных созвездий совершается справа налево (против часовой стрелки, в направлении, противоположном суточному обращению), т.е. налево (на север) вверх к точке летнего солнцестояния, а затем вниз к крайне правой точке зимнего солнцестояния. Достигая максимально южной точки эклиптики, Солнце в день зимнего солнцестояния занимает самое низкое положение и, наоборот, в день летнего солнцестояния оно высоко стоит над горизонтом (рис.26).

Годовое движение Солнца полностью объясняет со временем трансформировавшееся распределение семантики обозначений юга как «нижней, правой стороны» с отрицательной маркировкой и севера как «верхней, левой, наилучшей стороны».