Содержание к диссертации
Введение
Глава 1. Теоретические основания диахронического сопоставительного лингвополитического исследованиямоделей будущего 23
1.1. Философско-культурологический аспект лингвополитической прогностики: будущее как онтологическая категория 23
1.2. Лингвополитический аспект исследования моделей будущего
1.2.1. Когнитивный аспект лингвополитической прогностики: будущее как когнитивная категория 46
1.2.2. Лингвополитический аспект категории прогностичности 57
1.2.2.1 Прогностичность как содержательная категория политического дискурса
1.2.2.2. Особенности аналитической статьи как прогностического текста 66
1.2.2.3. Лингвокогнитивный аспект прогностического текста 85
1.3. Теоретические основания лингвополитической прогностики: диахроническая метафорология 98
Выводы по главе 1 118
Глава 2. Методика диахронического сопоставительного лингвополитического исследования моделей будущего в политическом дискурсе 124
2.1. Разработка метамодели лингвополитического прогностического исследования 124
2.2. Разработка каркаса сценарного представления моделей будущего в политическом дискурсе 138
2.3. Этапы диахронического сопоставительного лингвополитического исследования моделей будущего 154
2.4. Функции лингвополитической прогностики 168
Выводы по главе 2 173
Глава 3. Диахронные модели «Будущее России» в политических дискурсах России, США и Великобритании: сопоставительный анализ матриц 177
3.1. Динамические матрицы: анализ концептуальных доменов «внутренняя политика» и «внешняя политика» 178
3.2. Динамические матрицы: концептуальный домен «внешняя политика» 189
3.3. Динамические матрицы: концептуальный домен «внутренняя политика» 204
Выводы по главе 3 231
Глава 4. Диахронные модели «Будущее России» в политических дискурсах России, США и Великобритании: сопоставительный анализ систем метафорических моделей 239
4.1. Система метафорических моделей ретроспективного синхронного среза (1855–1881) 241
4.2. Система метафорических моделей современного синхронного среза (2000–2014) 268
Выводы по главе 4 295
Глава 5. Диахронные модели «Будущее России» в политических дискурсах России, США и Великобритании: сопоставительный анализ лингвопрогнозных сценариев 302
5.1. Фрейм «Участники» 303
5.1.1. Слоты «Кто строит будущее?» «Кто тормозит?» 303
5.1.2. Слоты «Кто союзник?» «Кто враг?» 321
5.2. Фрейм «Темпорально-локальная ось» сценария 346
5.2.1. Слоты «Темпоральная локализация»: «Наступит ли
будущее?» «Где оно?» 347
5.2.2. Слоты «Пространственная локализация»: «Какое место будет занимать Россия на геополитической карте мира?» 382
5.3. Фрейм «Последствия» 423
5.3.1. Слоты «Насколько вероятен позитивный вариант развития событий?» 427
5.3.2. Слоты «Насколько вероятен негативный вариант развития событий?» 453
Выводы по главе 5 481
Заключение 488
Библиографический список
- Когнитивный аспект лингвополитической прогностики: будущее как когнитивная категория
- Разработка каркаса сценарного представления моделей будущего в политическом дискурсе
- Динамические матрицы: концептуальный домен «внутренняя политика»
- Система метафорических моделей современного синхронного среза (2000–2014)
Введение к работе
Актуальность диахронического сопоставительного лингвополитического анализа моделей будущего определяется рядом факторов.
Потребность в моделировании образа будущего у человека связана с тем, что сознание позволяет человеку не только оценивать пройденный этап и современность, но и перспективы собственной эволюции: сознание обладает способностью к опережающему отражению действительности, что находит выражение в целенаправленной деятельности, в нормах поведения, в отношении индивида к собственному бытию.
Образ будущего, видение перспективы необходимы отдельному индивиду в частности и обществу в целом: именно предполагаемый маршрут движения в грядущее, проект будущего страны формирует ее настоящее. В современных условиях обеспечение ускоренного роста и развития страны во многом связано с выработкой соответствующей стратегии государственного управления. Чтобы успешно развиваться, государству необходима перспектива, видение будущего. Поэтому отнюдь не случаен активный интерес ученых к его изучению, появление новых разработок, ориентированных на анализ последующего развития страны путем сравнения различных альтернатив и сценариев. Представляется, что образ грядущего, рассмотрение его различных вариантов и их влияния на массовое сознание общества является одним из факторов, определяющих выбор исторического пути России.
Помимо этого интерес к будущему России неразрывно связан с ее местом в системе глобальных отношений, выходом страны из состояния политического и экономического кризиса и существенным укреплением позиций государства на мировой арене. Занимая благоприятную геополитическую позицию на перекрестке Европы и Азии, обладая обширной территорией, располагая значительными природными ресурсами, крупным производственным и научно-техническим потенциалом, Россия является одним из ведущих государств мира, именно поэтому формулирование новых приоритетов ее внутренней и внешней политики затрагивает будущее не только самой страны, но и мирового сообщества в целом, что не может не вызывать повышенного внимания отечественных и зарубежных СМИ к проблеме будущего России.
В наши дни проблема будущего, требующая применения особых механизмов познания, признана в качестве одной из фундаментальных научных проблем. Современный уровень развития лингвистической научно-прикладной парадигмы, характеризуемый как «полипарадигма-тизм» (Е. С. Кубрякова), позволяет изучать язык с разных сторон и
предоставляет обширную теоретическую базу для разработки новых перспективных подходов в междисциплинарных исследованиях.
Когнитивный процесс создания модели общественно-политической
ситуации в будущем часто становится возможным благодаря
использованию в политической коммуникации когнитивных моделей,
построенных на метафоре. Однако следует отметить отсутствие
комплексных исследований метафорического представления будущего в
политическом дискурсе, необходимость углубленного изучения средств и
способов репрезентации будущего в политическом дискурсе и связанных
с данной необходимостью вопросов соотношения собственно
лингвистических и экстралингвистических составляющих.
Важность сопоставительного исследования определяется
необходимостью проведения крупных сопоставительных работ в русле
диахронической метафорологии. На фоне существующего дисбаланса
в применении диахронного и синхронного принципов анализа
политического дискурса ценность диахронического измерения состоит в изучении закономерностей развития и изменения моделей будущего России в различных исторических периодах, в выявлении взаимосвязей между метафорической картиной мира и историческими этапами развития общества, корреляцией моделей и их отдельных составляющих в рамках сравниваемых периодов.
Классическое понимание диахронии подразумевает сопоставление последовательных стадий (по крайней мере, двух синхронных срезов), что позволяет проследить преемственность изменений, причинно-следственную цепочку преобразований анализируемой системы феноменов. В антропоцентрической парадигме диахронный принцип не может не претерпевать теоретико-методологических корректив. Дискурс – гораздо более динамический феномен, чем языковая система. Особенность анализа политического дискурса заключается, в частности, в том, что важнейшие свойства изучаемых фактов определяются экстралингвистическими факторами.
В частности, методика фокусной фрагментации (Э. В. Будаев) при обосновании выбранных периодов экстралингвистическим контекстом дискурса позволяет прослеживать эволюцию концептуальных систем, не обращаясь к анализу последовательных синхронных срезов.
В свете сказанного для исследования моделей будущего текстовый материал распределен по следующим темпоральным отрезкам: лингвопо-литическая ретроспекция (1855–1881) – ретроспективное настоящее, в котором прослеживаются тенденции будущего развития России с точки зрения прошлого; лингвополитическая проспекция (2000–2014) – проспективное настоящее, фиксирующее тенденции будущего развития страны с точки зрения современности.
Выбор сегментов фокусной неравномерной фрагментации обусловлен как экстралингвистическим контекстом (активное реформирование внутреннего обустройства страны; совпадение принципов и основных направлений внешнеполитической деятельности России; наличие в качестве основного геополитического противника одной из стран, дискурс которых подлежит анализу в настоящей работе: Великобритании в XIX веке, США – в XXI веке); так и лингвополитическим контекстом. Во-первых, выбор ретроспективного среза обусловлен темпоральным схематизмом моделей современных синхронных срезов, одной из составляющих которого является сжатая ретроспекция, частотное обращение к реалиям прошлого (к эпохе Российской империи) при моделировании будущего страны. Во-вторых, связан с материалом исследования, в качестве которого выступают аналитические статьи: вторая половина XIX века является рубежным этапом развития западной прессы, прежде всего британской, и именно в этот период Россия становится объектом анализа в зарубежной прессе. В России вторая половина XIX века – это развитие идей русского просветительства, общественных движений, рост влияния журналистики на жизнь российского общества.
Таким образом, актуальность предпринятого исследования обусловлена важностью политического прогнозирования для самоидентификации активного слоя населения, недостаточной изученностью такого вида прогнозирования с позиций лингвистики и перспективностью данной проблематики для синтеза различных направлений антропоцентрического языкознания.
Материал исследования был получен путем сплошной
и репрезентативной выборки из аналитических статей, тематикой которых является будущее России, российского, американского и британского политических дискурсов XIX в. (1855–1881) и начала XXI в. (2000–2014) (более 18000 контекстов). Материал исследования включает разнонаправленные по концептуальной и стилистической дифференциации издания, в каждом из которых репрезентируются множественные образы будущего России, что позволяет представить разнополярные сценарии будущего (как мрачные, так и светлые), из множества индивидуальных образов собрать, как мозаику, представление о будущем России и избежать возможной «пристрастности» того или иного «эксперта» в случае выбора однотипных изданий. Внимание исследователя сосредоточено на общих компонентах развития: участники будущего, темпорально-локальная ось будущего, вероятность развития тенденций настоящего в двух предельных альтернативах: в «крайних» образах мрачного и светлого будущего.
Объект исследования – исторические изменения лингвополитиче-ских моделей будущего России в дискурсах России, США и Великобритании XIX в. (1855–1881) и начала XXI в. (2000–2014).
Предмет исследования - синхронические и диахронические закономерности моделирования будущего России в отечественном, американском и британском политических дискурсах XIX в. (1855-1881) и начала XXI в. (2000-2014).
Цель исследования - выявить закономерности функционирования лингвополитических моделей будущего России и их эволюцию в российском, американском и британском политических дискурсах XIX в. (1855-1881) и начала XXI в. (2000-2014).
Для достижения поставленной цели в ходе диссертационного исследования предполагается решить следующие задачи:
определить общефилософские и лингвистические теоретико-методологические основы формирования лингвополитической прогностики - сопоставительного лингвополитического исследования моделей будущего в диахроническом аспекте;
разработать понятийно-терминологический аппарат лингвополитической прогностики, определить функции направления;
разработать и продемонстрировать методику диахронического сопоставительного лингвополитического исследования моделей, направленных на презентацию будущего России;
определить универсальные черты и национально-специфические особенности статических матриц будущего России в каждом сегменте фрагментации в российском, американском и британском политических дискурсах;
проанализировать системы метафорических моделей, выявить и сопоставить доминантные метафоры, характерные для двух исторических периодов в каждом из дискурсов, установить их лингвокультурную и дискурсивную специфику;
определить универсальные черты и национально-специфические особенности лингвопрогнозных сценариев будущего России в каждом синхронном срезе в российском, американском и британском политических дискурсах;
выявить и описать закономерности диахронных моделей «Будущее России» на уровне динамических матриц, систем метафорических моделей в диахронии, динамических лингвопрогнозных сценариев в каждом из трех дискурсов;
сопоставить диахронные модели будущего России в трех дискурсах и выявить коррелятивные связи между моделями в российском, американском и британском политических дискурсах.
Методологическая основа исследования. Исследование проблем, связанных с тематикой диссертации, предполагает привлечение современных трактовок будущего и положений, связанных с возможностью его изучения, разработанных в рамках следующих научных направлений: философии (Э. А. Араб-Оглы, М. М. Бахтин, Н. Я. Данилевский, Л. Н. Гумилев, М. Кастельс, Х. Ортега-и-Гассет, К. Поппер, И. Р. Пригожин, П. А. Сорокин,
Н. Стенгерс, Н. Н. Трубников, Э. Фромм, О. Шпенглер, В. Н. Ярская,
К. Ясперс); синергетики (В. И. Аршинов, В. Г. Буданов, Е. Н. Князева,
С. П. Курдюмов, Г. Г. Малинецкий, С. А. Махов, С. Н. Назаров,
В. С. Степин, Н. М. Чернавская, Д. С. Чернавский, В. А. Шупер); футуро
логии (Р. Арон, Э. Пестель, Ф. Фукуяма, J. Attali, Z. Brzezinski, H. Khan,
A. Peccei, A. Toffler); прогностики (А. И. Агеев, И. А. Асеева,
A. С. Баваров, И. В. Бестужев-Лада, М. Г. Давыдов, В. В. Косолапов,
B. А. Лисичкин, Ю. В. Сидельников, А. Н. Чумаков, В. Н. Цыгичко), поли
тического прогнозирования (А. С. Ахременко, А. С. Баваров,
И. В. Бестужев-Лада, Ю. В. Сидельников, В. Н. Цыгичко, R. Akoff,
O. Helmer, H. Khan, H. Ozbekhan).
Данная проблема предполагает также анализ междисциплинарных ис
следований, посвященных познанию будущего, представленных следую
щими подходами: лингвосинергетика (В. И. Аршинов, В. Н. Базылев,
Л. В. Бронник, Е. В. Бондаренко, И. А. Герман, С. К. Гураль,
A. A. Залевская, А. А. Кобляков, И. А. Лопатина, И. Ю. Моисеева,
Г. Г. Москальчук, Н. Л. Мышкина, Н. С. Олизько, В. А. Пищальникова,
Е. В. Пономаренко, В. А. Маслова), лингвопрогностика (О. В. Баженова,
О. Л. Гамова, И. В. Домбровская, Т. В. Ефимова, А. А. Кретов,
А. И. Кузнецова, Л. В. Молчанова, Ю. П. Плешкова, Ю. А. Силина,
Н. В. Стекольникова), семантика возможных миров (А. В. Зеленщиков, Е. С. Кубрякова, С. Л. Кушнерук, С. Н. Плотникова, Е. А. Сидоренко, Ю. С. Степанов, В. П. Руднев, Ц. Тодоров, Я. Хинтикка, L Hidalgo Downing, S. Kripke, D. Lewis, M. L. Ryen).
Значимыми для настоящей работы являются труды отечественных и
зарубежных ученых, создавших условия для полного и глубокого сопоста
вительного лингвополитического исследования моделей будущего
в диахроническом аспекте, разработанные в рамках таких научных направ
лений, как когнитология, в частности – динамический подход к когниции
(R. D. Beer, A. Clark, V. Evans, T. Van Gelder, M. Johnson, S. Haykin,
E. Hutchins, G. Lakoff, E. Rosch, E. Thompson, F. J. Varella, М. Willer,
A. Weber), когнитивно-дискурсивное направление, представленное в рабо
тах Л. Н. Алексеевой, Ю. Д. Апресяна, Н. Д. Арутюновой, А. Н. Баранова,
Н. Н. Болдырева, В. З. Демьянкова, В. И. Карасика, Ю. Н. Караулова,
Е. С. Кубряковой, Л. А. Нефедовой, Г. Г. Слышкина, В. Н. Телия,
A. П. Чудинова, А. Вежбицкой, T. van Dijk, R. Jachendoff, G. Lakoff,
R. Langacker, T. Rohrer, M. Turner, Ch. Fillmore и многих других, теория
метафоры (А. Н. Баранов, Э. В. Будаев, Ю. Н. Караулов, И. М. Кобозева,
B. Г. Костомаров, Н. А. Кузьмина, Н. А. Купина, Т. Г. Скребцова,
А. П. Чудинов, T. Adamson, R. D. Anderson, J. Cibulkiene, W. Dieckmann,
M. J. Edelman, G. Fauconnier, I. Hellsten, L. B. Hinds, M. Johnson,
V. Kennedy, G. Lakoff, T. Rohrer, C. Jestrovic, S. Schffner, M. Turner,
J. Vervaeke, J. Zinken, P. A. Chilton, R. Anderson, T. Walter, L. D. Ritchie),
диахронический и синхронно-диахронический подходы (Л. В. Балашова,
В. В. Виноградов, Т. И. Вендина, В. В. Колесов, О. Н. Кондратьева,
А. С. Львова, И. М. Некипелова, М. В. Пименова, Л. Г. Панин,
Ф. П. Филин, Р. М. Цейтлин, Л. И. Шелепова, Е. В. Шустрова).
Вместе с тем до настоящего времени ни в отечественной, ни в зару
бежной лингвистике не было предпринято сопоставительное исследование
моделирования будущего в диахроническом аспекте не только с позиций
лингвополитологии, но и в рамках какого-либо иного научного направле
ния. Следует отметить также, что существующие работы
по диахронической метафорологии выполнены на материале одного языка
(Э. В. Будаев, О. Н. Кондратьева, Е. В. Шустрова). Тем не менее, необхо
димые предпосылки для подобного исследования вполне сформировались.
Проблематика исследования определяет круг основных методов и исследовательских приемов. В процессе работы в качестве общенаучных методов использовались наблюдение, анализ, синтез, индуктивный и дедуктивный методы. В качестве основных мы используем описательный метод, реализованный путем интерпретационной методики, частичного использования метода компонентного и контекстуального анализа; когнитивно-дискурсивный и лингвокультурологический анализы, позволяющие описать специфику функционирования метафорических моделей и иных лингвистических средств в определенном дискурсе в зависимости от исторической ситуации анализируемой эпохи; метод метафорического моделирования, дающий возможность продемонстрировать специфику доминантных метафорических моделей на каждом этапе; метод моделирования, востребованный в разработке метамодели будущего и в составлении частных моделей для определенного хронологического среза в каждом из политических дискурсов; сценариотехнику, задействованную в определении основных разделов сценарного представления будущего и в составлении лингвопрогнозных сценариев на материале политического дискурса каждой страны в исследуемый промежуток времени; сопоставительный анализ с учетом лингвокультурной парадигмы и национальных особенностей соответствующих языков и культур; историко-сравнительный метод, позволяющий сконструировать диахронные модели будущего и проанализировать сходства и различия на уровне матриц будущего, систем метафорических моделей и лингвопрогностических сценариев; приемы статистической обработки.
Такой комплекс методов и приемов дает возможность полно описать константы и переменные лингвополитических моделей будущего России в дискурсах трех стран двух анализируемых исторических периодов.
Научная новизна работы заключается в следующем:
В оригинальном ключе проанализирован массив материала политических дискурсов России, США и Великобритании XIX в. (1855-1881) и начала XXI в. (2000-2014):
на основе анализа эмпирического материала разработана метамо-дель будущего, пригодная для диахронического лингвополитического прогностического исследования; доказана возможность и перспективность применения сценарного метода исследования моделей будущего в политическом дискурсе; определены содержательные компоненты линг-вопрогнозного сценария; изложены функции диахронического лингвополитического исследования моделей будущего в политическом дискурсе;
впервые выполнено комплексное сопоставительное лингвополи-тическое исследование моделей будущего в диахронии, выявлены культурологическая и дискурсивная обусловленность доминантных метафорических моделей в российском, американском и британском политических дискурсах XIX в. (1855-1881) и начала XXI в. (2000-2014);
выявлены синхронические и диахронические процессы, введены новые термины для их описания. При анализе синхронных моделей на уровне статических матриц, систем метафорических моделей и статических лингвопрогнозных сценариев установлены междискурсные сходства, свидетельствующие об универсальности концептуализации будущего в анализируемых дискурсах, зафиксированы лингвокультурные особенности в моделировании будущего России;
при анализе диахронных моделей на уровне динамических матриц, систем метафорических моделей и динамических лингвопрогнозных сценариев выявлены диахронические внутридискурсные сходства, диахронические межмодельные сходства, диахронические межмодельные аналогии, диахронические перекрестные (конвергентные) сходства.
Теоретическая значимость диссертационного исследования состоит в обосновании нового направления лингвистики - лингвополитиче-ской прогностики, в раскрытии функций нового научного подхода. Работа вносит вклад в дальнейшее развитие лингвополитологии, диахронической метафорологии, когнитивной лингвистики, лингвокультурологии, диахронического анализа политического дискурса в частности и диахронической теории дискурса в целом.
Работа вводит в научный оборот, обосновывает и иллюстрирует новый понятийно-терминологический аппарат (диахронические межмодельные сходства, диахронические внутридискурсные сходства, диахронические перекрестные сходства, диахронические межмодельные аналогии), что расширяет возможности метаязыка сопоставительного описания политических дискурсов при диахроническом анализе.
Сопоставительное изучение моделей будущего в политическом дискурсе в диахроническом аспекте систематизирует новый фактический
языковой материал, свидетельствующий о развитии и эволюции моделей будущего России в политических дискурсах России, США и Великобритании. Материал дает интересные сведения о системе ассоциаций, национальной специфике восприятия будущего, дискурсивных факторах, обусловливающих разновекторную направленность в моделировании будущего России, о концептуализации и категоризации данного аксиологиче-ски значимого для социума темпорального фрагмента мира, о трансформациях моделей будущего в зависимости от конкретной эпохи.
Практическая ценность исследования. В рамках диссертации разработана авторская трехуровневая методика сопоставительного диахронического лингвополитического анализа моделей будущего, результативность которой продемонстрирована на материале политических дискурсов России, США и Великобритании XIX в. (1855–1881) и начала XXI в. (2000–2014). Разработанная методика может применяться при диахроническом изучении других фрагментов картины мира на материале иных дискурсов. Материалы и выводы диссертационного исследования могут использоваться в процессе преподавания общего языкознания, социолингвистики, этнолингвистики, межкультурной коммуникации, когнитивной лингвистики, лингвополитологии, в спецкурсах и спецсеминарах по метафорологии, при подготовке научных работ аспирантов. Результаты исследования могут заинтересовать широкий круг представителей гуманитарного знания: лингвистов, политологов, социологов, философов, психологов и культурологов.
Обоснованность и достоверность результатов исследования
обеспечена качественной и количественной валидностью языкового
материала, его представительной выборочной совокупностью,
методологической базой исследования, которая построена на известных, доказанных положениях и фактах по теме диссертации и по смежным отраслям, а также применением перспективной методики анализа.
Положения, выносимые на защиту:
-
Лингвополитическая прогностика – новое направление в исследовании политического дискурса, которое предполагает системное объединение положений философии, футурологии, прогностики, политологии и лингвополитологии.
-
Прогностичность как общая направленность (устремленность) в будущее является имманентной содержательной категорией политического дискурса, которая определяет его содержание, структуру, прагматическую значимость, социальную и ценностную нагруженность.
-
Прогностический политический текст – это текст политической проблематики, предметом отображения которого является анализ настоящих тенденций и будущих перспектив развития ситуации либо последствий выбора одной из альтернатив (положительной / отрицательной),
призванный воздействовать на адресата при помощи продвижения образов будущих реальностей для получения желаемого результата, а также на политическую ситуацию в целом с целью ее изменения.
-
Лингвистические средства выражения категории прогностично-сти обладают значительным прагматическим потенциалом, что позволяет моделировать светлые и мрачные образы будущего. Когнитивная метафора является одной из центральных единиц познания, формирования и репрезентации категории прогностичности, конститутивным свойством предвосхищающего мышления, позволяющим интерпретировать прошлое и настоящее, структурировать видение будущей реальности.
-
Метамоделью первого уровня анализа является лингвополитиче-ская матрица, которая представляет собой сложноструктурированную концептуальную структуру, репрезентирующую статические и динамические знания, которая включает несколько самостоятельных концептуальных областей (иерархически не связанных между собой), не различающихся по значимости и дополняющих друг друга до единого целого, которые могут являться родовыми доменами для иных концептуальных областей, обладающих теми же характеристиками.
-
Анализ систем метафорических моделей в синхронии и диахронии позволяет проследить динамику метафорических систем и выявить архети-пичные и вариативные характеристики метафорической репрезентации будущего России (анализ соотношения метафорической и неметафорической вербализации будущего России; соотношения употребления стертых и авторских образов; количества метафорических моделей, участвующих в лингвистическом обеспечении статических матриц каждого периода; доминантных для каждого дискурса моделей; их наиболее частотных фреймов; смыслов, которые экстраполируются при применении каждого из образов; специфичных для одного / двух дискурсов метафорических моделей).
-
Лингвопрогнозный сценарий представляет собой связанную каузальную цепочку действий творцов будущего, локализованную во времени и пространстве, которая может разветвляться на два возможных «идеальных» пути – «светлое будущее» и «мрачное будущее» (Фреймы «Участники», «Темпорально-локальная ось», «Последствия»). Названия слотов условно представлены в виде вопросов, ответы на которые формируют альтернативы развития России в политических дискурсах трех стран.
-
Основные закономерности сопоставительного лингвополитиче-ского диахронического исследования моделей будущего объединяются в четыре группы: диахронические межмодельные сходства; диахронические межмодельные аналогии; диахронические внутридискурсные сходства; диахронические перекрестные (конвергентные) сходства.
-
Комплексная трехуровневая методика лингвополитического сопоставительного исследования моделей будущего в диахроническом аспекте
позволяет установить особенности восприятия будущего России
в политических дискурсах трех стран в исследуемые эпохи, обусловленные лингвокультурными и дискурсивными факторами, а также выявить универсальные черты в репрезентации будущего, типичные для дискурсов разных стран и разных эпох на уровне матриц (статических и динамических), на уровне систем метафорических моделей в синхронии и в диахронии, на уровне метафорических сценариев (статических и динамических).
10. Матричный уровень диахронического анализа представлен преимущественно межмодельными аналогиями. Уровень диахронического сопоставления систем метафорических моделей отличает высокая степень межмодельных и внутридискурсных сходств. Уровень метафорических сценариев представлен диахроническими межмодельными, внутри-дискурсными, перекрестными сходствами и межмодельными аналогиями.
Апробация диссертации. Диссертация обсуждалась на научных семинарах и заседаниях кафедры «Общая лингвистика» Южно-Уральского государственного университета, кафедры «Риторика и межкультурная коммуникация» Уральского государственного педагогического университета. Основные положения диссертации были изложены в виде докладов на научных конференциях, в том числе на международных, проходивших как в России (Москва, Екатеринбург, Саратов, Тамбов, Тюмень, Челябинск и др.), так и в странах ближнего (Белоруссия, Грузия, Украина) и дальнего зарубежья (Болгария, Польша, Чехия).
По теме диссертации опубликовано 50 научных работ, среди них 3 монографии; 2 статьи в рецензируемых журналах, включенных в базу цитирования Scopus, одна из них – на английском языке (в соавторстве); 18 статей в рецензируемых научных изданиях, включенных в реестр ВАК МОиН РФ (1 публикация на английском языке); 3 публикации на английском языке в зарубежных журналах. Общий объем составляет около 50 печатных листов.
Отдельные фрагменты работы прошли апробацию в рамках Федеральной целевой программы «Научные и научно-педагогические кадры инновационной России» на 2009–2013 годы по теме: «Современная политическая лингвистика», мероприятие 1.4. Государственный контракт № 14.740.11.0990 от 06.05.2011: в 2009 г. – Уральский государственный педагогический университет, Всероссийская научная школа для молодежи «Политическая коммуникация»; в 2011 г. – Уральский государственный педагогический университет, проведение поисковых работ в целях развития общероссийской мобильности в области общественных и гуманитарных наук по теме «Современная политическая лингвистика»; в рамках государственного задания Министерства образования и науки РФ: проект 6.2985.2011 «Политическая метафорология».
Материалы исследования дважды были отмечены дипломами: диплом Победителя международного конкурса научных публикаций моло-
дых ученых (II место) в номинации «Теория политической лингвистики», Certificate of «Global Journal of Human Social Sciences».
Структура диссертации. Диссертация состоит из введения, пяти глав, заключения, библиографического списка, двух приложений. Библиографический список насчитывает 889 наименований, из которых 325 на иностранных языках, в библиографический список включены списки справочных и лексикографических источников, архивов, баз данных оцифрованных периодических изданий, современных периодических изданий. В приложениях представлены источники материала проводимого исследования двух хронологических срезов (ретроспективного и современного).
Когнитивный аспект лингвополитической прогностики: будущее как когнитивная категория
Задачей данного раздела является обращение к философско культурологическому контексту осмысления будущего, акцентирование внимания на общепризнанных результатах о возможности исследования будущего, обоснованных в рамках данных научных направлений, которые необходимы для многоаспектного изучения будущего в рамках лингвополитической прогностики и составляют теоретическую основу настоящей диссертации. Человечество в целом и отдельного человека в частности, всегда интересовали вероятные последствия настоящего. Известны донаучные попытки интерпретации возможного будущего – предсказания и пророчества, предлагаемые в мифологических, религиозных, эзотерических доктринах. Существующие на уровне обыденного сознания приметы, гадания, пророчества, рассказы о вещих снах дают возможность объяснить причины и последствия событий, передать жизненный опыт будущим поколениям. Часто недостаток достоверной информации о мире компенсируется богатым воображением: «на основе обыденно-житейского опыта, но в некоторой степени вразрез с ним, сверх него, вопреки его очевидности и здравому смыслу формируется религия как способ постижения действительности, возникает вера, не требующая аргументов» [Асеева, 2010: 5], а вместе с ней – «принцип божественного предопределения всего хода истории с позитивным финалом» [там же]. Священные книги христианства, иудаизма, ислама Библия, Тора, Коран – содержат первые целостные концепции прошлого и будущего.
Несмотря на то что проблема будущего, возможность его «формирования» берет начало в религиозных и мифологических концепциях, между предчувствием, ожиданием, предугадыванием будущего на обыденном уровне и научным прогнозированием существует значительная разница. Научное прогнозирование будущего имеет место только при поддержке философского мышления и относится к числу вечных философских проблем. Научные представления о будущем позволяют представить, как исследуемый объект будет изменяться качественно и количественно.
Значительный вклад в становление современных философских концепций познания будущего внесли труды Платона, Аристотеля, Зенона Элейского, Аврелия Августина, чьи философские рассуждения о времени стали первоосновой в осмыслении временной триады «прошлое – настоящее – будущее» [Августин, 2000; Аристотель, 1983; Комарова, 1988; Платон, 1971].
Концепции идеального общества будущего излагаются в социально-политических утопиях разных времен и народов: труды Лао-Цзы, Мо-Цзы, Эвгемера, Ямбула, Конфуция, Платона, Т. Мора, Т. Кампанеллы, А. Сен-24
Симона, Ш. Фурье, Р. Оуэна. Выдвигаемые утопические проекты направлены на разработку сценариев идеалистического развития цивилизации, их аксиологическая значимость состоит в направленности на совершенство социального устройства, в абсолютизации будущего как качественной величины (идеала).
Современная социальная философия характеризуется макропарадигмальностью подходов, многообразием трактовок в определении содержания категории будущего, разнообразием концепций предполагаемого общества будущего: «многомерное» [Kerr, 1960], «постцивилизационное» [Boulding, 1964], «технотронное» [Brzezinski,1970], «общество интегрального типа» [Сорокин, 1992], «общество постмодерна» [Bauman, 1992; Giddens, 1996; Baudrillard, 1994], «новое индустриальное общество» [Гэлбрайт, 2004], «постисторическое общество» [Фукуяма, 2004] и другие.
Особый интерес для проводимого исследования представляют работы отечественных и зарубежных ученых, заложивших методологические основы научного познания и прогнозирования будущего: Н.Я. Данилевского (2008), Х. Ортега-и-Гассета (1997), К. Поппера (2002), И.Р. Пригожина (1986), Н. Стенгерса (1986), Э. Фромма (2005), О. Шпенглера (2002), К. Ясперса (1991), R. Ackoff (2010), M. Archer (1995), J. Baudrillard (1994), A. Giddens (1996) и других авторов.
Подробный обзор философских концепций будущего в различных аспектах его изучения – обширная тема, выходящая за рамки настоящего исследования, поэтому остановимся на ключевых положениях, являющихся значимыми в философском обосновании понимания и возможности моделирования будущего.
Человечество всегда стремилось и стремится моделировать собственное будущее. Историко-философские аспекты развития представлений о будущем, предпосылки возникновения прогнозирования изложены в работах Э.А. Араб-Оглы (1990), М.М. Бахтина (2007), И.В. Бестужева-Лады (2002), Л.Н. Гумилева (2010), К. Поппера (2010), П.А. Сорокина (1992), Н.Н. Трубникова (1987), В.Н. Ярской (1989), О. Шпенглера (2002), К. Ясперса (1991) и других исследователей.
Основанием для признания будущего в качестве объекта познания является положение о том, что будущее всегда предсуществует в настоящем. Будущее зависит от сегодня не меньше, чем от ближайшего завтра [Лексин, 2011: 43]. В той степени, в которой будущее присутствует в настоящем моменте, оно уже известно: «настоящее нельзя постичь без обращения к будущему, т.е. без знания элементов будущего в настоящем» [Барг, 1984: 24]. Любое событие составляет перспективу, где время конституируется как непрерывность и необратимость движения прошлого, настоящего и будущего как единого целого. Оно осмысляется как единство благодаря тому, что временные горизонты любого настоящего, то есть прошлое и будущее, обязательно пересекаются [Аскин, 1966; Ясперс, 1991]. Вероятное будущее возникает из прошлого, предсуществует в настоящем, закономерно следуя из него. По сути, оно есть описание сегодняшнего времени в его прогнозном аспекте. Мы живем уже в грядущем, а значит, его можно усмотреть умственным взором. - Предвидение вытекает из самой сущности бытия: его объективных законов и причинно-следственных связей. Законы логики и механизм развития процессов и явлений неизменны как в настоящем, так и в грядущем, именно поэтому будущее можно «проследить» и выявить. Вклад в изучение онтологического, гносеологического и логического аспектов предвидения вносят работы Л.Б. Баженова (1961), В.Г. Виноградова (1972), С.И. Гончарука (1972), Б.Г. Кузнецова (1981), В.А. Лисичкина (1977), А.Г. Никитиной (1975), Т.М. Румянцевой (1971), Л.А. Шелепина (2001) и других. - Возможности познания безграничны. «Человеческий мозг и сознание обладают способностью к опережающему отражению действительности. Именно этим обусловлено прогнозирование как один из видов познавательной деятельности человека» [Якушев, 2004].
Разработка каркаса сценарного представления моделей будущего в политическом дискурсе
Прогностический потенциал политического текста объективируется различными языковыми средствами. Исследователи отмечают, что лингвистический анализ языковых темпоральных конструкций является одним из наиболее перспективных подходов для самоопределения человека и общества во времени [Степанов, 1997: 125-129; Chtelet, 1962; Le Goff, 1992]. Важность «прогностических экскурсов» определяется их способностью моделировать «набор вербальных средств, используемых для структурирования политического дискурса» [Базылев, 2005: 9].
Поскольку прогностический политический текст включает анализ перспектив развития ситуации в будущем, определение вероятных будущих состояний политической системы и общества, закономерно, что в моделирование ситуации грядущего включены средства языковой манифестации категории футуральности.
Категория футуральности и средства ее выражения являются объектом изучения отечественных и зарубежных ученых как на материале русского языка (Ю.Д. Апресян, В.В. Виноградов, У. Вейнрейх, М.Г. Кряжев, Г.И. Кустова, Е.М. Лазуткина, А.М. Пешковский, В.А Плунгян, А.А. Потебня, И.Ф. Рогозина, Ф. Дж. Фичи, Е.И. Шендельс и др.), так и на материале английского языка (Л.С. Бархударов, Я.Г. Биренбаум, М.Я. Блох, Н.В. Ермакова, О. Есперсен, Р.А. Жалейко, Е.А. Корнеева, Т.А. Логунов, Л.М. Локштанова, Ф.И. Маулер, В.В. Морозов, Е.Е. Селиванова, А.И. Смирницкий, Т.А. Сухомлина, Р.И. Цыба, О.Г. Чупрына, Д.А. Штелинг, Е.Б. Яковенко, J. Bybee, S. Fleischmann, S. Greenbaum, В.А. Ilyish, М. Joos, G. Leech, J. Lyons, F.R. Palmer, R. Quirk, B. Strang, J. Svartvik, W.F. Twaddle, R. Ultan, H. Ch. Wekker и др.).
Несмотря на тот факт, что как в отечественной, так и в зарубежной лингвистике накоплен значительный опыт в изучении категории будущего, исследователи неизменно отмечают неоднозначность и «проблематичность» категории футуральности в системе категорий времени, что обусловлено рядом причин: эпистемическая противопоставленность будущего категориям прошлого и настоящего, ирреальная природа будущего. По сравнению с настоящим и прошедшим будущее не является определенным: его невозможно знать как прошлое, оно не является наблюдаемым и не происходит на наших глазах как настоящее и, следовательно, «представляет своего рода загадку» [Сухомлина, 2007]. Будучи когнитивно более абстрактной, отвлеченной и «неосязаемой» относительно эмпирически осязаемых прошлого и настоящего, категория футуральности является «вторичной» по времени образования в системе категорий времени, что обусловлено ирреальной природой будущего. пересечение временных горизонтов «прошлое - настоящее -будущее». Категория футуральности включена в сферу межкатегориального взаимодействия, поскольку «язык не делает существенного различия между знанием о прошлом или настоящем и знанием о будущем» [Богуславская, 2011: 22]. Концепция разграничения «внешнего» (статического) и «внутреннего» (динамического) времени [Хайдеггер, 1993; Fleischmann, 1982] позволяет говорить о «внутреннем» времени как единстве «взаимного протяжения наступающего, осуществившегося и настоящего» [Хайдеггер, 1993: 399], о наложении друг на друга трех классических временных ипостасей во «времени переживания». Исследователи отмечают, что в языке описание «внутреннего» времени и футурума как неотъемлемой составляющей триединства «прошлое - настоящее - будущее» предопределяет участие адресата в том, что описывается [Логунов, 2007], что свидетельствует о дискурсивности и субъективности «времени переживания». включенность будущего в контекст настоящего, где будущее выступает и как цель настоящего, и как его необходимое содержание. Встроенность будущего в предвосхищение в настоящем обусловлена тем, что «проспективное время рождается из предвосхищения в настоящем, больше основываясь на опыте прошлого, чем на целях, поставленных в будущем» [Evans, 2005: 9; Evans, 2004: 188]. Антиципация будущего в настоящем, а не само достижение цели в будущем мотивирует поведение отдельного индивида и общества в целом. Включенность будущего в контекст настоящего объясняется «статической» концепцией времени, в которой события в отличие от динамического времени не располагаются в экстенсивной плоскости «прошлое - настоящее - будущее», а воспринимаются одновременно, где можно «в каждом явлении настоящего увидеть след прошлого, вершину современности или тенденцию будущего» [Бахтин, 1979: 33]. Включенность прошедшего и будущего в контекст настоящего позволяет выявить их взаимосвязь и логику, осмыслить прошлое как причину настоящего, будущее как последствие, повторение событий как тенденцию и закономерность. субъективность восприятия событий и явлений в будущем, как следствие, внутренняя связь категории футуральности с модальностью. Будущее субъективно по своей природе. В представлении картин будущего «важную роль играет точка зрения говорящего, определение и оценка говорящим объективно обусловленных реальных, временных отношений» [Логунов, 2007; Русская грамматика, 1980: 636]. Исследователи указывают на неограниченность «территории» будущего в языковом сознании, на изменчивость горизонтов будущего и зависимость от точки зрения говорящего и субъектной организации высказывания [Лазуткина, 2011: 210]. Употребленная адресатом форма будущего времени указывает, что событие является не фактом объективной реальности, а продуктом субъективной оценки автора высказывания, который обладает своим особым видением последствий настоящего [Close 1970; Heagemann 1982].
Поскольку категории футуральности свойственна ирреальность, принадлежность к «периферии поля реальности» [Бондарко, 1990], недоступность для непосредственного восприятия и контроля, преломление будущего в человеческом сознании допускает яркую психологическую окраску, «предоставляя свободу для использования самых различных оттенков отношения к будущему» [Логунов, 2007: 3; Селиванова, 2002].
Категория футуральности имплицитно содержит особую модальность – модальность потенциального действия [Смирницкий, 1959; Шендельс, 1970]. По мнению Дж. Лайонза, будущее не представляет собой чисто темпоральную категорию, в ней всегда заключено предсказание или иное модальное содержание [Lyons, 1968].
Противоречивый статус форм будущего времени свидетельствует о парадоксальности будущего [Арутюнова, 2011: 10; Радбиль, 2011: 256; Шмелев, 2007: 286]: фактообразующее значение относится к единицам, локализованным не в реальном, а в логическом пространстве [Арутюнова, 1988]. Высказывание о будущем в модусе «реальность», т.е. по поводу реальных событий, как раз не реально, а модально, и, напротив, высказывание о будущем в, казалось бы, «нереальном» модусе «текст», т.е. в семиотической системе, получается «реальным», фактическим, т.к. оно попадает в поле действия логической валентности [Радбиль, 2011: 256].
Лингвистами признается взаимообусловленность футуральной и модальной семантики [Арутюнова, 2011; Виноградов, 1975; Ермакова, 1980; Логунов, 2007; Русская грамматика, 1980: 626–634; Смирницкий, 1959; Теория функциональной грамматики, 1990; Bybee, 2004; Fleischman, 1982; Lyons, 1996; Palmer, 1986; Sarkar, 2002; Ultan, 1978]. В англистике сочетание футурального и модального компонентов в значении будущего времени считается естественным [Маулер, 1968; Штелинг, 1996; Palmer, 1986; Sarkar, 2002; Sweet, 1955; Ultan, 1978], обязательным [Haegeman, 1982], обусловленным диахроническим развитием форм будущего времени на основе средств выражения модальности [Тарасова, 1997; Угрюмова, 1978; Lyons, 1996; Ultan, 1978].
Динамические матрицы: концептуальный домен «внутренняя политика»
В фокусе внимания настоящей главы – первый уровень изучения закономерностей моделирования образа будущего России сквозь призму динамических матриц в рамках сопоставительного лингвополитического исследования моделей будущего в политических дискурсах России, США и Великобритании двух хронологических срезов.
Диахронные модели, включающие динамическую матрицу, диахронический анализ систем метафорических моделей двух периодов, динамический прогнозный сценарий, представляют функциональные связи и взаимодействия синхронных моделей, созданных для каждого хронологического среза, их эволюцию в политическом дискурсе одной страны при моделировании образа России и коэволюцию в политических дискурсах трех стран: их соположение и взаимозависимость, конвергенцию и дивергенцию моделей в целом, их базовых параметров и подпараметров.
Диахронический анализ на уровне матриц, систем метафорических моделей и метафорических сценариев нацелен на выявление межмодельных, внутридискурсных, перекрестных (конвергентных) сходств и межмодельных аналогий. Диахронические межмодельные сходства – закономерности моделирования будущего России, зафиксированные при сопоставлении матриц, систем метафорических моделей и метафорических сценариев будущего двух анализируемых хронологических срезов в политических дискурсах двух / трех стран. Диахронические межмодельные аналогии – единообразное наполнение параметров матриц, представленность показателей, характеризующих системы метафорических моделей, разделов сценариев в дискурсах трех стран каждого хронологического среза при их разнотипном содержании от периода к периоду.
Диахронические внутридискурсные сходства – закономерности моделирования будущего России, зафиксированные при сопоставлении матриц, систем метафорических моделей и прогнозных сценариев будущего XIX в. (1855–1881) и начала XXI в. в политическом дискурсе одной страны. Диахронические перекрестные (конвергентные) сходства – закономерности моделирования будущего России, зафиксированные при сопоставлении моделей будущего XIX в. (1855–1881) и начала XXI в. в политических дискурсах двух / трех стран в различные временные отрезки.
Этапом, предшествующим сопоставлению динамических матриц, является анализ статических матриц в политических дискурсах России, США и Великобритании двух выбранных для анализа хронологических срезов с акцентированием доминантных родовых концептуальных областей и указанием видовых доменов, апелляции к которым наиболее частотны в моделировании будущего России в политических дискурсах трех стран каждого из синхронных срезов.
Статические матрицы каждого политического дискурса в отдельно взятый исторический промежуток времени репрезентируют совокупность социально-политических и культурно-исторических факторов настоящего, способных оказать влияние на будущее развитие страны, являясь прогнозным фоном создаваемого лингвополитического прогнозного сценария, они фиксируют те дискурсивные факторы настоящего, которые влияют как на само будущее государства, так и на выбор собственно лингвистических средств, задействованных в создании модели будущего.
Статические матрицы, созданные для каждого из анализируемых хронологических срезов, представляют собой систему концептуальных допущений о положении дел в будущем России с точки зрения прошлого (1855–1881) и настоящего (начало XXI в.). Лингвистическим обеспечением модели является прогнозный статический сценарий, созданный на основе анализа фактического материала рассматриваемого периода, поскольку понимание политического дискурса предполагает знание фона, ожиданий автора и аудитории, скрытых мотивов, сюжетных схем и излюбленных логических переходов, бытующих в конкретную эпоху [Демьянков, 2002].
Результаты анализа статических матриц позволяют провести диахронические внутридискурсные и междискурсные сопоставления, нацеленные на выявление диахронических соответствий.
Исследование ретроспективных моделей предполагает анализ закономерностей моделирования будущего России в политическом дискурсе каждой страны, выявление внутренней логики модели, способов и приемов, с помощью которых создается образ будущего, сценарных вариантов его развития, общих черт и особенностей. Ретроспективные модели позволяют взглянуть сквозь текст на часть прошлой реальности, которая лежит за этим текстом и на модель будущего, конструируемую им, что говорит о необходимости изучения «не только того, откуда идет история, но и куда она направляется» [Ключевский, 1989: 133], или могла бы направляться.
Материал исследования, подлежащий анализу в ретроспективе, получен путем сплошной и репрезентативной выборки из политических текстов средств массовой информации и составил 3000 контекстов в каждом их анализируемых дискурсов. Источниковая база представлена прессой за период с 1855 года по 1881 год (Приложение 1).
В ходе работы использованы печатные и оцифрованные издания. Контексты из американских изданий приведены в тексте с пометой US; контексты из британских изданий приведены в тексте с пометой GB. В контекстах, приводимых в работе для иллюстрации тех или иных положений, сохранена орфография, пунктуация и шрифтовые выделения оригинальных текстов российского, американского и британского политических дискурсов XIX века. Интересен тот факт, что при моделировании будущего России в политических текстах СМИ трех стран анализируемого периода более востребованными являются подпараметры, представляющие концептуальный домен «внешняя политика» (Российская империя: 1597 контекстов, США: 2047 контекстов, Британская империя: 1781 контекст), нежели видовые домены «внутренней политики» (Российская империя: 1403 контекста, США: 953 контекста, Британская империя: 1219 контекстов) (Диаграмма 1).
Преобладание контекстов, нацеленных на моделирование будущего Российской империи в рамках домена «внешняя политика» в британском и американском политическом дискурсе, объясняется повышенным вниманием зарубежных СМИ к международным аспектам политической деятельности Российской империи, к ее роли на мировой арене, к вероятным взаимоотношениям страны с Великобританией и с США, будущее которых часто прямо или косвенно связано с внешнеполитической деятельностью Российской империи.
В отечественном политическом дискурсе XIX века (1855–1881) вопросы внешней политики также в большей степени обусловливают ее предполагаемое будущее. Следует, однако, отметить, что перевес контекстов, репрезентирующих концептуальную область «внешняя политика» над «внутренней политикой», сравнительно невысок (6,4%).
Система метафорических моделей современного синхронного среза (2000–2014)
В рамках рассматриваемых слотов фокус внимания смещается в видовую концептуальную область «внешняя политика», объектом концептуализации становятся страны, являющиеся партнерами или оппонентами России на международной арене, и, в первую очередь, США и Великобритания, поскольку анализу подлежат модели будущего, конструируемые помимо российского дискурса в американском и в британском дискурсах. Любой политический дискурс самоцентричен и субъектоцентричен: собственные внутриполитические цели и внешнеполитические устремления выступают в нем на первый план, иные агенты внешнеполитической деятельности, их настоящее и будущее рассматриваются прежде всего в связи с интересами того государства, которому принадлежит дискурс. Закономерно, что СМИ акцентируют внимание на взаимоотношениях России и США, России и Великобритании.
В американском политическом дискурсе ретроспективного среза будущее Российской империи и США часто моделируется в одном контексте: They are new nations, emerging like Minerva from the head of Jupiter, full armed and equipped from the civilization of the old world. They must run their career of growth and glory, and if left to run it freely I believe the grace of God will enable them to pursue that career for the profit and blessing of our common humanity. Russia and the United States of America can rule the world / The New York Times, 03.12.1861 (US). Осознавая собственную исключительность и миссию, Россия и США противопоставляют себя Европе; дистанцируясь от нее, создают новую «свою» реальность. Две молодые державы, словно Минерва, родившиеся из головы верховного бога, старой Европы, в полном облачении: в латах, шлеме, с мечом и щитом – готовы в будущем поделить между собой мир. Их будущее – это рост, экспансия, слава и триумф на благо всего человечества: The great republic and Russia undoubtedly mean to expand; it is their manifest destiny; but it is unlikely that in fulfilling their mission they will copy the selfish and unscrupulous policy of England and France /
Sacramento Daily Union 18.10.1866 (US). По мнению ряда исследователей, в XIX веке определяющими факторами в развитии двух стран являлись экспансия и колонизация (В.О. Ключевский, D.W. Treadgold, F.J. Turner). России и Америке предначертаны судьбой завоевание территорий и освоение земель, что, безусловно, окажет влияние на будущее всего мира.
Анализ корпуса текстов американского политического дискурса показывает, что в ретроспективном прогнозном сценарии Россия и Америка выступают как друзья и партнеры, внушающие друг другу большую степень доверия: The friendship existing between the United States and Russia, the one a free Republic, and the other a complete autocracy, is none the less configured / Daily Colorado Miner, 21.05.1873 (US). В дискурсе США о будущем Российской империи указанная тенденция реализуется эксплицитно при помощи специальных маркеров – прямых номинаций «друг», «союзник» (a common friendship, a good friend, traditional relations of amity and friendship, our friend and ally, a sincere friend, and a steadfast foreign friend, some notable examples of a steadfast friendship, an ally of the American Union, а convincing proof of the sincerity of the friendship between Russia and the United States, our best friend in the European family, etc.), специализированных вербальных знаков интеграции: личных и притяжательных местоимений с семантикой единства (we, they, our, their), лексем совместности (both, together, common, mutual, etc.): Between the great Empire of Russia and the United States the mutual friendship which has so long existed still continues to prevail, and, if possible, to increase. Indeed, our relations are all that both countries could desire / The Journal and Republican, 12.12.1860 (US).
Америка смотрит на Россию и оценивает ее будущее через призму либерально-демократических постулатов, таких, как свобода, демократия, права человека, тогда как Россия строится и стоит на других идеях и ценностях, которые заданы ее историческим развитием: Russia has been our good friend, never our enemy, and it is not in the American heart nor in the American Government to feel toward that nation anything opposite to friendship and a hope of her future prosperity, although we may not approve wholly of the Russian system of Government / Daily Alta
California, 18.05.1877 (US). Культ личной свободы, отличающий Америку с момента ее основания, резко контрастирует с образом самодержавной России, страны с глубоко укорененными традициями доминирования государственных интересов над индивидуальными. Несмотря на разницу в системах государственного устройства, собственные внешнеполитические интересы, капризы и изменчивость международной дружбы, две страны являются примером прочных дружеских отношений, которые в будущем станут еще надежней и крепче: The cordial intercourse which exists between the representatives of the two Powers wherever they meet upon common ground, is but the expression of a great political fact, to which every year promises to impart a deeper and a wider significance / The New York Times, 26.09.1860 (US).
Однако сходство двух стран, склонных к территориальной экспансии, могущественных, амбициозных и устремленных в будущее, может повлечь их неизбежное геополитическое столкновение: Russia s strength is America s weakness, and the final struggle, if there shall be a final one, at least the never-ending one between the two principles of authority and liberty, of concentration and expansion, of centralization and decentralization, must be one day between Russia and the United States, if no country interferes / The New York Times, 28.08.1863 (US). Идеологически Россия и США представляют собой антиподы. Аналитики XIX века прогнозируют, что последняя решающая битва между автократией и либерализмом состоится именно между Россией, представляющей первый режим, и Америкой, олицетворяющей свободомыслие. В ином случае это будет постоянная непрекращающаяся борьба двух систем.
Следует отметить, что в корпусе текстов ретроспективного среза, ориентированных на моделирование будущих отношений Российской империи и США в американском политическом дискурсе, лишь в пяти контекстах ставится под сомнение их «будущая дружба» и прогнозируется вероятное геополитическое столкновение.
В целом в рамках ретроспективной синхронной модели Россия для США выступает как «Значимый Другой», потребность в соотнесении с которым задана множеством факторов – «исторических, географических, политических, экономических, культурных» [Малинова, 2009: 185]. Российская империя для США – равный по силе друг и партнер, которого следует уважать и остерегаться.
Близкий образ зафиксирован в российском политическом дискурсе рассматриваемого периода. Каждая из сторон (Россия и Америка) рассматривает другую как потенциального партнера, который может понять и оказать поддержку: Чтобъ понять русскiй народъ не будучи Русскимъ, надобно быть или соцiалистомъ в Европ, или гражданином Сверной Америки / Колоколъ, январь 1859.
Нестыковка политических культур двух стран не мешает России и Америке находится по одну сторону баррикады. В XIX веке Америка и Россия нуждаются друг в друге для достижения своих глобальных и внутриполитических целей, их объединяет оторванность от государств Европы, наличие общего недруга (Великобритании), а также заинтересованность обеих в ограничении британского влияния: Европа въ Россiи не нуждается… да вдь она и въ Америк не нуждается. Дв страны эти нарождались по сторонамъ ея, как два огромных флигеля. Смысл и значенiе Америки и Россiи только теперь начинаетъ проясняться, особенно съ 1848 года. До того времени аристократическая Европа не вводила въ свои общiе счеты ни Америки, ни Россiи / Колоколъ, март 1859.