Содержание к диссертации
Введение
Глава 1. Основные теоретические предпосылки исследования 12
1.1. Природа модальности и типология модальных значений 12
1.2. Лингвистические аспекты модальности 25
1.3. Средства выражения модальности в английском и русском языках 30
1.4. Эпистемические и неэпистемические модусы глагола can 44
Выводы по первой главе 54
Глава 2. Лексико-семантический и контекстуально корпусный анализ модального глагола can 58
2.1. Лексикографический анализ семантических характеристик глагола can и его основных коррелятов в русском языке 59
2.1.1. Лексико-семантические свойства глагола can: дефиниционный анализ 59
2.2.1. Дефиниционный анализ ряда прототипических лексем, транспонирующих значение can в русском языке 64
2.2. Логико-семантические параметры модального маркера can и функционально-семантические области его использования 72
2.3. Глагольные сателлиты модального глагола can: корпусный анализ 104
2.4. Синтактико-контекстуальные модусы глагола can 126
2.4.2. Употребление структуры I can в контексте 128
2.4.3. Отрицательные предложения с модальным глаголом can (cannot) 135
2.4.4. Модальный глагол can и модифицирующие его наречия 140
Выводы по второй главе 144
Глава 3. Модели лексикализации модальных значений глагола can средствами русского языка 147
3.1. Экспликация типов модальности, выражаемых глаголом can, средствами русского языка 148
3.2. Адвербиальные кластеры глагола can и их ревербализация в русском языке 174
3.3. Переводческие стратегии при реконцептуализации типов модальности, выражаемых глаголом can, средствами русского языка 180
Выводы по третьей главе 196
Заключение 199
Библиографический список 201
Лексикографические источники 219
Список источников примеров 222
- Лингвистические аспекты модальности
- Дефиниционный анализ ряда прототипических лексем, транспонирующих значение can в русском языке
- Модальный глагол can и модифицирующие его наречия
- Переводческие стратегии при реконцептуализации типов модальности, выражаемых глаголом can, средствами русского языка
Введение к работе
Актуальность работы обусловлена, с одной стороны, возрастающим интересом к интерпретации семантической структуры глагола can и отсутствием полного и адекватного лингвистического описания логико-семантической типологии его коллокаций в современной науке, с другой, - необходимостью детального комплексного изучения вопросов сравнительно-сопоставительного анализа средств перевыражения значений этого многозначного модального оператора в русском языке, лакунарностью исследований в области выявления изоморфических и алломорфических способов реконцептуализации модальности can при переводе. Обращение к теме продиктовано также ее включнно-стью в современные корпусные исследования.
Объектом исследования являются глагол can и его функционально-семантические эквиваленты в русском языке.
Предметом исследования послужили механизмы организации семантической структуры модального глагола can и формирования его лексико-синтаксических кластеров с лексическими глаголами, специфика моделирования его значений в контекстах, а также закономерности транскодирования его модальных значений средствами русского языка в плане сравнительного сопоставления.
Цель исследования – приведение в систему и описание способов выражения значений модальности can средствами русского языка.
В круг исследования входят следующие задачи:
- систематизировать теоретические подходы к изучению категории
модальности в современной науке, определить ракурс решения проблемы
взаимодействия содержательных и функциональных свойств глагола can и его
билингвальных коррелятов в русском языке;
уточнить лексико-семантический объем модального глагола can и соответствующих ему языковых единиц русского языка на основе дефиниционного анализа;
определить логико-семантический статус ядерного глагола can и выделить функциональные структуры, которые он формирует; сделать сплошную выборку коллокаций can + V из корпуса BNC и произвести их количественную обработку;
рассмотреть семантические зависимости реализации глагольного значения can от типа контекстного окружения; выявить логико-семантические связи модального глагола can и концептуально-фреймовой структуры глаголов-сателлитов; провести категориальное разграничение коллокаций с can;
представить базисные семантические модули, в которых активирует свои значения глагол can, и показать контексты их транспозиций в русском языке на материале корпусов;
выявить комплекс средств выражения модальных значений глагола can в русском языке; определить качественные и количественные параметры глагола can в глагольных кластерах и их функциональных эквивалентов в русском языке;
проанализировать контексты употребления глагола can и сравнить с соответствующими контекстами русских единиц модальности; обосновать специфику межъязыковых соответствий значений модального глагола can и его русскоязычных коррелятов в текстах переводов на материале билингвального англо-русского корпуса НКРЯ.
Материалом для исследования послужили языковые данные из лексикографических источников английского и русского языков, а также ресурсы Британского национального корпуса английского языка (BNC) и Национального корпуса русского языка (НКРЯ). Методика корпусного анализа позволяет на достаточно объемном языковом материале достаточно достоверно показать и статистически подтвердить лингвистический статус исследуемого языкового явления в контексте. Для анализа межъязыковых соответствий используются материалы двуязычного подкорпуса НКРЯ, который содержит оригинальные тексты и соответствующие им тексты художественных переводов. В целом проанализировано 10000 примеров.
Методы исследования. Комплексное исследование глагола can и носителей соответствующих модальных значений в русском языке осуществляется с применением методов дефиниционного, структурно-семантического, функционально-семантического, дистрибутивно-контекстуального, сравнительно-сопоставительного и корпусного анализа, а также метода количественных подсчетов.
Гипотезой диссертационного исследования является то, что модальные значения глагола can отражаются комплексом морфологических, лексико-семантических и структурно-семантических способов выражения в русском языке.
Важным механизмом перевыражения модальной информации глагола can в русском языке является ревербализация. Под ревербализацией (реконцептуали-зацией) подразумевается воссоздание концептуальной информации, кодируемой средствами языка-источника в оригинальном тексте, во вторичном тексте перевода с помощью иноязычных форм. Перевыражение происходит с учетом контекстуального ситуативного фрейма. Ревербализация предполагает множественность выбора средств выражения для воспроизведения первичного смысла при переводе – от прямых соответствий до контекстуальных эквивалентов, которые динамично раскрывают концептуальное содержание оригинала.
Научная новизна диссертационного исследования состоит в следующем:
1) уточнено семантическое содержание глагола can, включающее наборы прототипических инвариантных значений; обоснован мультимодульный характер его семантической структуры;
-
выявлены модели сочетаемости стержневого глагола can c его глагольными сателлитами и предложена интерпретация феномена явления модальности возможности в контекстуальных условиях;
-
теоретически обосновано и экспериментально подтверждено положение о том, что актуализация значений глагола can зависит от контекстуальных условий его функционирования;
4) установлены закономерности билингвальной корреляции модальных
значений глагола can и их соответствий в русском языке и определена специ
фика переводческих транспозиций модальной информации, заключенной в гла
голе can, в язык-цель.
Исследование проводилось на материале английского и русского языков, представляющих германскую и славянскую языковые группы, что обеспечивает более широкий ракурс рассмотрения проблемы вербализации модальности в разносистемных языках.
Таким образом, научная новизна диссертации состоит в том, что новый языковой материал вводится в научный оборот, определяется специфика процессов концептуализации и категоризации модальности глагола can в его кол-локациях и раскрываются корреляции воплощения его значений средствами русского языка.
Теоретико-методологической основой исследования послужили труды
отечественных и зарубежных лингвистов, внесших вклад в разработку про
блемы модальности в целом (В.В. Виноградов; О.С. Ахманова;
И.И. Мещанинов; Ш. Балли; Г. фон Вригхт; Е.И. Беляева; О. Есперсен;
С.С. Ваулина; А. Вежбицкая; Г.А. Золотова; F.P Palmer; В.А. Плунгян и др.),
лексической семантики (D.A. Cruse; L. Talmy), когнитивной лингвистики
(Н.Н. Болдырев, Е.С. Кубрякова, Л.А. Манерко) и фреймовой семантики
(Ch. Fillmore; В.В. Лазарев, Л.В. Правикова), сравнительно-сопоставительных
исследований (В.Н. Ярцева; В.Г. Гак; Ю.А. Дубовский; J. Bybee, S. Fleischman),
корпусной лингвистики (K. Aijmer, B. Altenberg; W. Chafe; D. Biber et al.; J.
Sinclair) и теории перевода (D. Slobin, E.Tabakowska, E. Nida; Л.А. Манерко) и
др.
Теоретическая значимость работы определяется функционально-семантическим и когнитивно-фреймовым подходами к осмыслению содержательной природы модальности, реализуемой глаголом can, создающими теоретические основания для комплексного анализа разноуровневых средств, концептуализирующих его значения в русском языке. Полученные данные о вербализации лексико-семантических вариантов глагола can и их билингвальной транспозиции в русском языке на материале параллельных корпусов русского и английского языков позволяют расширить современные научные представления о реализации категории модальности в сравнительно-сопоставительном ракурсе и стимулируют дальнейшие изыскания в области корпусной лингвистики.
Значение диссертации также состоит в возможности дальнейшей разработки теоретических вопросов функционирования категории модальности в разносистемных языках. Полученные результаты значимы для теории перевода с английского на русский язык, поскольку модальность, выражаемая глаголом
can, многоаспектна, несет множественные смыслы, и следовательно, отмеченные в работе закономерности ревербализации значений могут создать основания для развития определенных типовых переводческих стратегий и тактик.
Практическая значимость диссертации состоит в том, что ее результаты могут быть использованы в образовательном процессе, в частности, в курсах сравнительно-сопоставительного языкознания, теории и практики перевода, грамматик английского и русского языков, для создания словаря глагольных словосочетаний, при разработке вузовских спецкурсов по проблемам модальности, при написании магистерских выпускных работ по лингвистике.
На защиту выносятся следующие положения:
-
Модальность, выражаемая глаголом can, представляет собой лексико-семантическое явление, активирующее особый механизм категоризации и концептуализации действительности. Форма проявления семантики модальности производна от коммуникативно-прагматического окружения модального глагола can.
-
Элементами семантической структуры глагола can, которая является дискретным образованием, являются инварианты, соотносимые с общими значениями выражения способности, возможности, вероятности, запрета/ разрешения, побуждения к действию, просьбы и др., и дифференциальные значения, раскрывающие индивидуальные конкретные наборы семантических признаков (хронологическую референтность, процессуальность /завершенность, фазо-вость, оптативность и т.д.).
-
Система средств ревербализации глагола can в русском языке отражает объективные и субъективные перспективы его модальности. Наличие разноуровневых средств, семантически эквивалентных глаголу can, создает специфику функционально-семантического поля модальности способности, возможности/невозможности, вероятности и т.д. в целевом языке.
-
Модальная семантика глагола can транспонируется различными средствами русского языка на разных уровнях – лексико-семантическом, структурно-морфологическом и синтаксическом. Глагольные средства – модальные глаголы «мочь», «смочь», глаголы с модальным компонентом «уметь», «суметь», «удаваться», «успевать», «получиться», выражение «(не) может быть», словосочетания «иметь/не иметь возможность», «быть способным», «иметь способность», «быть в состоянии/не в состоянии», «быть в силах», модальные предикативы «можно», «нельзя» передают модальность can в русском языке на структурно-морфологическом уровне. Они выражают семантику способности, возможности, невозможности, вероятности, проблематичности, запрета, просьбы, совета, разрешения и др. При ревербализации значения способности и внутренней возможности в русском языке в ряде контекстов используются смысловые глаголы без модальной составляющей. На структурно-синтаксическом уровне модальные значения can выражаются предложениями в изъявительном, повелительном и сослагательном наклонении, перформативными высказываниями, независимым инфинитивом.
-
Модальный глагол can может репрезентироваться целым набором лексических и лексико-синтаксических средств выражения модальности в русском
языке, которые только на апроксиматическом уровне могут реализовывать би-лингвальную синонимию. Семантика парных билингвальных компонентов варьируется от абсолютного тождества сфер покрытия структуры значения до частичного пересечения или даже элиминации и скрытости значения. Планом содержания служат инвариантные значения глагола can, а планом выражения денотативных ситуаций в русском языке оказываются ряды контекстуальных синонимов, по-разному вербализующих концептуально-фреймовые компоненты.
Апробация работы. Основные положения и результаты проведенного исследования обсуждались на заседаниях научного семинара кафедры западноевропейских языков и культур в ФГБОУ ВО «Пятигорский государственный университет» (2012, 2014, 2017 гг.), а также были представлены в научных докладах на научно-практических конференциях: Научно-методические чтения ПГЛУ «Университетские чтения» (Пятигорск, 2014, 2016, 2017 гг.); научно-практическая конференция «Молодая наука» (Пятигорск, 2014, 2017 гг.).
По теме исследования опубликовано 7 работ общим объемом 3,19 п.л., в том числе 4 статьи в изданиях, рекомендованных ВАК Министерства образования и науки Российской Федерации.
Диссертация состоит из Введения, трех глав, Заключения, библиографического списка, списка лексикографических источников и списка источников примеров.
Лингвистические аспекты модальности
Модальность в качестве лингвистической категории в языке может выражаться как «в области грамматических элементов языка, так и в области ее лексико-номинативных элементов» [Блох, 1986, c. 98]. При этом модальным считается слово, выражающее оценку окружающего мира. Лингвистический анализ модальности имеет много вариантов с учетом ее проблематики и подходов к изучению. Он осуществляется в различных лингвистических поддисциплинах. Например, морфология описывает лексические формы, в которых модальность выражается в различных языках, в синтаксисе исследуются сложные синтаксические конфигурации, в которых актуализируется модальность, в семантике определяются модальные значения и изучаются различные способы, которыми эти значения выражаются морфологически, синтаксически, фонологически и прагматически.
С одной стороны, модальность понимается как логико-семантическая и функционально-семантическая категория, в которую включаются грамматические формы наклонения глагола, лексико-синтаксические средства выражения отношения высказывания к действительности [СЛТ, Ахманова, 1969, с. 237; Беляева, 1985; Виноградов, 1975, с.38-79; Ляпон, 1990; Зайнуллин, 1986; Павловская, 1995; Бондарко, 2001 и др.]. К изучению модальности подходят с позиции функционально-семантического поля [Беляева, 1985; Петровская, 1989; Алиева, 2010]. С другой стороны, модальность осмысливается как синтаксическая категория [Шведова, 1960; Ермолаева, 1963 и др.]. По мнению В.А. Плунгяна, модальность – это элемент «универсального грамматического набора» [Плунгян, 2011, с. 94– 95].
Модальность исследуют в грамматике и дискурсе [Bybee, Fleischman, 1995]. Исследователи обращают внимание на то, что по своей когнитивной природе дискурс мультимодален [Манерко, 2015; 2016; Фурс, 2015], а интерпретация знания и интерпретация внешнего и внутреннего мира производны от когнитивных контекстов [Болдырев, 2014; 2017; Бабина, 2016].
Язык - это деятельность. Модальность оказывает воздействие на всех участников коммуникации. Язык есть нечто большее, чем инструмент передачи описательных высказываний [Austin, 1962; Searle, 1969]. Модальность является важнейшим лингвистическим средством для реализации межперсональной функции и выражения социальных ролей говорящего/пишущего и слушающего/читающего [Halliday, Hasan, 1989].
Суперкатегория модальности определяется широко как лексико-синтаксическая область языка, выражающая отношение говорящего – фактуальное, эвиденциальное, эпистемическое или деонтическое. Хотя большая часть исследований по модальности посвящена изучению того, как модальность квалифицирует пропозицию, за последние десятилетия обнаружились и другие аспекты анализа в рамках этой области. Стало общепринятым учитывать то, что механизм, раскрывающий позицию говорящего, в дополнение к его квалификативной функции, также выполняет риторическую, интерактивную и текстовую функции убеждения, манипулирования, противодействия, конфронтации, принятия, стимулирования обсуждения и создания когерентности текста.
Важно отметить, что язык функционирует не только как средство коммуникации идей, как средство общения, но и используется в своей прагматической функции убеждения в истинности высказываемой пропозиции и убеждения действовать в том или ином ключе. Тем самым осуществляется не только ассертивно-оценочная и нарративная деятельности, но и деятельность, включающая воздействие на поведение других людей [Правикова, 2018].
На наш взгляд, многим классификациям не хватает прагматического компонента, открывающего возможности для широкой интерпретации феномена модальности. Об этом Ф.Р. Пальмер говорил при обсуждении модальности, функционирующей на различных уровнях языка, когда сочетание семантических и прагматических характеристик он объединил под понятием субъективность [Palmer, 1986]. Подобную же позицию заняла Дж. Коутс [Coates, 1983].
Как утверждает Дж. Вершуерен [Verschueren, 1999, p. 129], модальность – это прагматический феномен, внутренне присущий языку. Прагматика утверждает роль пользователя языка и факт использования языка как человеческого поведения в социальных и культурных контекстах реального мира. Она включает множественность способов, какими можно выразить отношения к «чистому» референциально-предикативному, т.е. пропозитивному содержанию высказывания.
Рассмотрение языка как действия человека не является новым: оно было признано еще Б. Малиновским в его знаменитом антропологическом исследовании ритуалов и обычаев поведения в племенах Папуа Новой Гвинеи в начале прошлого столетия. Б. Малиновский пишет о том, что главная функция языка – не в выражении мысли, не в дублировании ментальных процессов, а в его активной прагматической роли в поведении человека. Язык является главным компонентом всех действий человека [Malinowski, 1935, part. II, p. 7]. Прагматическая перспектива языкового использования направлена на саму природу речевого действия, рассматриваемую с позиции говорящих, функции языка и диалектической синергетики, которая возникает между этими элементами и меняющимися социальными, культурными и идеационными контекстами, в которых существуют и действуют языковые пользователи.
В последнее время появились и достаточно плодотворно развиваются направления, ядром которых является изучение интеракциональных, текстуальных и риторических функций высказываний. Сюда относятся персуазивность, манипуляция, вызов, конфронтация, согласие, стимулирование потока дискурса, создание когерентности и когезивности текста и пр. [Coates, 1983; Simon-Vandenbergen, Aijmer, 2007 и др.]. Важные проблемы – классы модальности, источники модальности (определение агента модального утверждения), определение сферы приложения модальных выражений, анализ взаимодействия модификаторов степени с модальными единицами, полярность, отрицание и модальность, модальные интерпретации в речи, представление разделенного знания и веры и предпочтений говорящих, кросслингвистические концептуализации модальности, компьютерный анализ модальных выражений и др.
Модальность представляет собой сложный концепт, трудно поддающийся определению, особенно в кросс-лингвистических исследованиях. Ф.Р. Пальмер считает, что модальность - это валидная кросс-языковая грамматическая категория, которая может быть объектом типологического изучения [Palmer, 2001, p.1]. Так, Дж. Байби и С. Флейшман указывают на степень, с которой языки различаются в своих переносах релевантного семантического содержания в лингвистическую форму [Bybee, Fleischman, 1995, p. 3].
Сопоставительные исследования модальности получили распространение в отечественной лингвистике на материале различных языков - английский и немецкий язык [Ермолаева, 1963; Косилкина, 2005], английский и русский [Беляева, 1985; Коноваленко, 1997; Сарафанникова, 2006; Трошина, 2008], русский, английский и адыгейский [Паранук, 2001], русский, английский и лезгинский [Алиева, 2010], туркменский и английский [Агаева, 1990], немецкий и русский языки [Бондаренко, 1981; Петрова, 2007], французский и русский [Гак, 1983], чешский и русский язык [Изотов, 2000]; французский и азербайджанский [Ибрагимов, 1974] и др.
В последнее время в лингвистике модальность подвергалась рассмотрению с позиции ее систематического определения и способов категоризации средств ее вербализации. Исследователи исходили из формально-синтаксических, лексико-семантических, структурно дистрибутивных, функционально-прагматических и когнитивных критериев изучения проблемы.
Дефиниционный анализ ряда прототипических лексем, транспонирующих значение can в русском языке
Основными глагольными лексемами, которые соответствуют английскому слову can в русском языке, являются глагол «мочь» и его коррелят совершенного вида «смочь», а также глагол «(с)уметь». Кроме этого, вспомогательными модальными средствами, концептуализирующими модальность в русском языке, являются модальный предикатив «можно» и прилагательное «способен». Наличие у предикативного наречия «можно» парного отрицательного коррелята «нельзя» является свойством русского языка, которое не имеет аналогов в английском языке.
Проанализируем основные дефиниционные характеристики ряда модальных лексем по словарям русского языка.
Глагол «мочь»
Толковый словарь русского языка (С.И. Ожегов, Н.Ю. Шведова) [ТСРЯ]
В толковом Словаре русского языка Ожегова [ТСРЯ] слово «мочь» представлено как глагол и как существительное. Глагол «мочь», в отличие от глагола can, имеет расширенную морфологическую парадигму. Он спрягается по лицам, числу и имеет временные формы: могу, можешь, могут; мог, могла. В словаре отмечается, что этот глагол может употребляться в повелительном наклонении: моги (разговорная форма).
I. Глагол «мочь» реализует свои значения в нескольких лексико-семантических вариантах.
ЛСВ 1 несов., с неопр. фиксирует значения настоящей или потенциальной возможности - быть в состоянии , иметь возможность (делать что-н.) : Можем помочь. Не могу понять. Может хорошо учиться. Этот глагол часто употребляется во фразах «Может быть» или «быть может»:
1) как вводное слово: как можно думать, возможно. Вернется, может быть, только к вечеру;
2) в качестве выражения неуверенного подтверждения, вероятно , по видимому : Он придет? - Может быть. Не могу знать (устар. разг.) вежливый официальный ответ в значении не знаю , мне неизвестно (обычно у военных) ; для выражения удивления, сомнения в чем-нибудь и недоверия в восклицательных предложениях: Не может быть!
3) в отрицательно-побудительных предложениях: Не моги! (устар. и разг.) – не делай , не вздумай сделать что-нибудь , Слабого обидеть не моги (афоризм).
В словаре отмечается, что глагол «мочь» имеет формы совершенного вида: сов. смочь, смогу, сможешь, смогут; смог, смогла; смоги.
II. Лексема «МОЧЬ» может использоваться и как существительное, обозначающее силу, способность, возможность что-н. делать. Что есть мочи или во всю мочь (изо всех сил ). Мочи нет, как холодно (очень холодно). Изо всей мочи (изо всех сил). уменьш. моченька, -и, ж. Моченьки моей нет (нет сил, устал или болен ).
Словарь В.И. Даля [СД]
В словаре Даля [СД] широко представлены значения глагола «мочь». В нем отмечаются многочисленные формы этого глагола. Неопределенная форма передана рядом лексем, большая часть из которых в современном русском языке сохранилась лишь в некоторых говорах: МОЧЬ и могти , или мочи, мощи. могу, можешь (вор. он могеть, магот),
ЛСВ 1 концептуализирует внутреннюю возможность субъекта действия - быть в силах, в состоянье сделать что, по силам телесным, умственным, по власти, средствам и пр. ЛСВ 2 - быть здоровым, помогать: Как живете, можете, поживаете? Из него ничего не выможешь (вымогать). Немочь - болеть, хворать: Не возмогу, не смогу этого.
ЛСВ 3 представляет существительное женского рода «мочь», которое имеет значения мощь , сила телесная и духовная , могущество , могута ; здоровье , крепость ; власть (Нет мочи терпеть, невыносимо. Пил во всю ночь, пока была мочь. Нет моей моченьки: прождали три ноченьки!).
ЛСВ 4 - рефлексивная форма «мочься» используется безлично: Каково можется? – здоровится .
Имеются прилагательные с корнем моч/щ - мочный, мощный в значении сильный , крепкий , плотный , здоровый ; могучий, могутной – в значении властный , много могущий . Существительные: мочность ж . мощность, мочь, могута, могутство и др.
Большой толковый словарь современного русского языка (Д.Н. Ушаков) [БТССРЯ]
Согласно [БТССРЯ], лексема «мочь» имеет следующие лексико-семантические варианты.
ЛСВ 1, употребляемый с инфинитивом смыслового глагола, используется для фиксации внутренней способности, состояния, силы делать что-либо. Он указывает на физические и другие способности: Он может поднять 100 кг. Он вс может. Вс что могу, я сделаю. Может использоваться в императиве в отрицательной форме в функции запрета: - Не моги! строго молвил дядя. - Никак этого нельзя! (М.Горький).
ЛСВ 2 имеет особую форму глагола «мочь» в 3 лице настоящего времени – «может», которая по семантике совпадает с выражением «может быть» и актуализирует значение внешней возможности.
ЛСВ 3 является вводным словом «может быть» / «быть может», которое выражает эпистемические значения возможности (как можно думать , возможно ) с ориентацией как на настоящее, так и на будущее время: Я вас люблю любовью брата, а, может быть, еще сильней. Пушкин. Любовь еще, быть может, в моей душе угасла не совсем. Пушкин. Отрицательная форма выражает недоверие: Не может быть!
ЛСВ 4 - существительное МОЧЬ, имеющее значение сила , способность что-нибудь делать : Мочи моей нет.
Малый академический словарь русского языка [МАСРЯ]
В [МАСРЯ] отражены три лексико-семантических варианта лексемы «мочь».
ЛСВ 1 имеет несколько разновидностей, которые вербализируют различные внутренние возможности.
ЛСВ 1.1 фиксирует значения „быть в состоянии, в силах что-либо делать : Бопре в смятении хотел было привстать и не мог: несчастный француз был мертво пьян. Пушкин, Капитанская дочка.
ЛСВ 1.2 указывает на семантику возможности осуществления действия, которое зависит от физических характеристик субъекта: Очки он не мог снять: он был слишком близорук. Л. Толстой, Два спутника.
ЛСВ 1.3, согласно дефиниции, фиксирует умения и способности субъекта выполнить действие: Ты знаешь, я владеть стрелою могу. Лермонтов, Измаил-Бей.
ЛСВ 2 употребляется для обозначения возможности, вероятности какого-либо действия, события, явления: Если бы вы минут через двадцать сюда явились, могли бы меня не застать. Саянов, Небо и земля.
ЛСВ 3 используется в форме 3 лица единственного числа настоящего времени «может» и эквивалентно по значению вводному слову «может быть»: Может — окажете честь, зайдете чайку попить? — вопросительно предложил историк. М. Горький, Жизнь Клима Самгина.
Словарь русских синонимов [СРС]
В словаре русских синонимов [СРС] лексема «мочь» имеет следующие словарные эквиваленты – быть (в силах, в состоянии, во власти, вольным, властным) , уметь , иметь возможность , способствовать ; кому что (возможно, льзя, под силу, по силам, силы есть, по плечу, по зубам) (с)делать что-то , кто в (силах, мочи) делать что ; вмоготу , суметь , сладить с чем , сносить и др.
Слова категории состояния в русском языке, также называемые предикативными словами, предикативными наречиями, безлично предикативными словами, а также предикативами в русском языке, часто относят к особой части речи. Эти слова функционируют как сказуемое в безличном однокомпонентном предложении. Они не изменяются в предложении, называют нединамические состояния. Одним из классов слов категории состояния являются модальные предикаты – «можно», «нельзя» «необходимо», «должно», «нужно», которые фиксируют модальные значения необходимости, возможности, вероятности [Русская грамматика, 1980-1982. - 1653]. К предикативным словам русского языка, которые транспонируют значения модального глагола can, относится, в частности, слово «можно». Проанализируем его словарные определения.
Модальный глагол can и модифицирующие его наречия
Модальный глагол can часто употребляется с такими наречиями, как эвалюативные наречия (luckily, happily, fortunately, etc.), модальные, или эпистемические наречия (probably, possibly, certainly, surely, etc.), доменные наречия (logically, morally, mathematically, etc.), конъюнктивные наречия (however, therefore, hence, firstly, etc.), прагматические наречия (honestly, frankly, sincerely, etc.), делимитативные, или фокусные наречия (only, hardly, just, even, etc.), темпоральные наречия (now, then, never, always, often, sometimes, usually, etc.) и другие.
По степени репрезентативности в BNC наиболее представлены следующие прототипические наречия:
- делимитативные, или фокусные наречия: only (4429), hardly (737), just (691), even (358), etc.
- темпоральные наречия: now (1240), then (1147), never (1070), always (728), often (651), sometimes (443), usually (280), etc.
- эпистемические наречия: actually (621), probably (195), certainly (187), possibly (142), surely (42), etc.
Рассмотрим каждую из этих групп.
Делимитативные или фокусные наречия: only, hardly, just, even, etc.
Частотно использование глаголов can и could в высказываниях-описаниях с дискурсными маркерами - делимитативными или фокусными наречиями hardly, barely, scarcely, only, rarely, hardly ever and never, ряд из которых выражает отрицательный контекст. Употребление модальных предикатов с маркерами almost, hardly, just, nearly подразумевает, что действие почти могло произойти, но не произошло. Глагол can используется для обозначения настоящего времени и could – для прошедшего.
Наиболее частотным наречием в этой группе является наречие only (4429 ед.). only: It cannot make the machine work. It can only generate anxiety, despair. [AO8]
They can only suggest concepts and invite you to use them. [AO6]
She was on the point of marrying another man, so they could only meet in secret. [JY2]
Приведем примеры с другими фокусными наречиями. hardly: If the work-force is working against you, it can hardly win. [A6L] just: There you are! I can just see him, waiting on the rank. [A73] even: Pregnancy can follow first intercourse, and can even occur without male penetration. [A0J]
The ceiling was so low that with a jump Matilda could nearly touch it with her fingerips. [CH4]
Indeed, in other respects, you can hardly regard any creatures of the deep with the same feelings that you do those of the shore. [H. Melville. Moby-Dick (1851)] И в самом деле, к обитателям морской пучины трудно относиться так же, как и к земным тварям. [Г. Мелвилл. Моби Дик (И. М. Бернштейн, 1961)]
Темпоральные наречия: now, then, never, always, often, sometimes, usually, etc.
Темпоральные наречия указывают на тот или иной промежуток времени, частоту действия. Наиболее прототипическим наречием является наречие now (1240 ед.). now: Success! Between the two aircrafts we can now see all of our target area. [A77] then: If we climb high on the rock we can then drop to flatter ice. [A6T] never: People can never mind their own business. [A7J] always: If that doesn t work, you can always sell the record at gigs and get back your investment. [A6A] often: If you and a friend own the same game, you can often plug them together (with the supplied cable). [AAD] sometimes: The mineral traces in unrefined salt can sometimes affect the foods with which they are used. [ABB] usually: A good argument can usually be expressed in a sentence or two. [C8V]
Эпистемические наречия: actually, probably, certainly, possibly, surely, etc.
Эпистемические наречия показывают оценку и отношение говорящего к окружающей действительности. Ниже приведены примеры наиболее частотных эпистемических наречий, которые сочетаются с модальным глаголом can.
actually: I m going to try my luck in a country I can actually understand. [A0F]
probably: These can probably be consulted at your nearest local history library. [BMT]
certainly: Although I am not in a position to provide any of the detailed statistics Mr. Gillett calls for, I can certainly tell the sad tale of the missing books. [ARX]
possibly: All slimming diets which can possibly work are based on calorie reduction, but it is easy to see why people become confused about this. [C94]
surely: You can surely sympathize with this self-protective caution, even if by the nature of the case you cannot wholly share it. [ADA]
Напротив, с отрицательной формой глагола cannot чаще употребляются эпистемические наречия: possibly (126), simply (98), really (67), reasonably (33), etc.
cannot possibly: Abraham, the alien, cannot possibly bury Sarah in their finest grave [B71]
cannot simply: It s a lot of money and we cannot simply say we are not interested, he added. [K4W]
cannot really: I m very critical of Schoenberg, for example. You cannot really communicate in art without a common language. [CKX]
cannot reasonably: The Green voice is hardly audible. Politicians cannot reasonably be blamed for all this. [AHF]
В результате исследования была составлена классификация наиболее частотных наречий, употребляемых с модальным глаголом can. Анализ материала показывает, что с утвердительной формой глагола can используются фокусные или ограничивающие наречия, темпоральные и эпистемические наречия, тогда как с отрицательной формой глагола can – чаще только эпистемические наречия. Делимитативное наречие only является прототипическим, его количественный объем в BNC составляет 4429 единицы, все другие наречия в корпусе менее репрезентативны.
Переводческие стратегии при реконцептуализации типов модальности, выражаемых глаголом can, средствами русского языка
В данном разделе раскрываются особенности перевода глагола can на русский язык. В нем показаны способы лексикализации модальных траекторий значений can в русском языке и кросслингвистические сравнения модальных значений, выражаемых этим глаголом в контекстно-зависимых окружениях, с его «транслемами», т.е. коррелятами в русскоязычных дискурсах.
Перевод определяется как вторичный текст, который находится в отношении эквивалентности к первичному тексту. Под переводом подразумевается сопоставление одного языка с другим языком [Lakoff, 1987, с. 312]. Для контрастивного билингвального описания должна использоваться одна и та же единица описания, «измерения» [Ярцева, 1981]. Когнитивно-семантической основой контрастивного анализа оказывается общность модальных сфер когнитивных пространств [Красных, 2000], объективируемых билингвальными коррелятами в рассматриваемых языках, реализация общего коммуникативного замысла.
Акт перевода включает в себя когнитивную переработку и ревербализацию текста языка-источника с учетом социально-культурного фрейма. При сопоставительном анализе единиц в языке-источнике и языке перевода мы исходим из положения В.Г. Гака и Е.Б. Ройзенблит о том, что изучение материала следует вести «от категории (субкатегории) одного языка к совокупности форм выражения категориальных значений в другом» [Гак, Ройзенблит, 1965, с. 4]. При этом, естественно, следует учитывать системный набор «инвариантных семантических единиц (или понятийных категорий)», позволяющих осуществить перевод в направлении от содержания к форме [Бархударов, 1975].
С точки зрения когнитивной лингвистики, моделирование вовлекает основные процессы категоризации и концептуализации, способы ментального представления фрагмента внеязыковой действительности и вербализацию денотативной ситуации разноуровневыми языковыми средствами. Одно и то же явление может иметь различные рефлексы в различных языках, которые по-своему членят и объединяют внеязыковую действительность, выделяют прототипические моменты, которые свойственны конкретному этноязыковому и лингвокультурному мышлению и имеют свои наборы средств выражения этих значений и их группирования в каждом языке [КСКТ, 1997, с. 56-57].
В этом плане мы разделяем основные положения работы Л. Талми [Talmy, 1985], которая посвящена изучению кросслингвистических моделей лексикализации, т.е. изучению того, как определенные компоненты значения в одном языке регулярно ассоциируются с определенными морфемами в других языках. Эти ассоциации между значением компонентов и особыми морфемами в другом языке - «поверхностными элементами», в терминологии Л. Талми, не являются одно-однозначными соответствиями между языковыми типами, но одной из множественных возможностей. Языки могут следовать различным стратегиям пакетирования значения: комбинация семантических элементов может быть выражена через один единственный поверхностный элемент или один семантический элемент может иметь множественные поверхностные выражения в другом языке. Семантические элементы различных типов могут быть выражены подобным типом поверхностного элемента, так же, как и один тип – различными элементами [Talmy, 2001, с. 21]. Для нас, однако, важно определить модели, при помощи которых английский и русский языки кодируют базисную модальную информацию, заключенную в концептуально-семантической области когнитивного фрейма, в лексические и синтаксические поверхностные структуры языка-цели.
Моделирование фрейма предполагает систематизацию совокупных знаний об исследуемой категории, которые открывают доступ к пониманию ее базисных характеристик и свойств, фиксируют взаимосвязи ее элементов [Лазарев, Правикова, 2002]. Оно служит динамическим способом осмысления ее функционирования в языке.
Д. Слобин [Slobin, 1987] выдвинул гипотезу «мышления для говорения» (thinking for speaking ), которая представляет модифицированную версию классического дебата Сепира и Уорфа о лингвистической относительности [Sapir, 1924; Whorf, 1956]. Выражение опыта в лингвистических терминах составляет мышление для говорения, т.е. специальную форму мысли, которую используют в коммуникации. Деятельность мышления приобретает особые качества, когда она находит свое применение в коммуникативной деятельности. Мысли укладываются в доступные языковые формы/рамки. Thinking for speaking влечет за собой выбор тех признаков и характеристик объекта и событий, которые 1) соответствуют концептуализации события и 2) легко кодируются в языке [Slobin, 1991, p. 12]. Другими словами, опыт можно вербализовать, только принимая во внимание особую перспективу, которая определяется типологическими характеристиками и моделями лексикализации и грамматикализации каждого отдельного языка. Одно и то же событие получает различные языковые формы выражения в различных языках.
Интересно при этом, что объект референции можно описать в терминах двух когнитивных фреймов [Slobin, 1996]. С одной стороны, это дискурсный фрейм, который относится к действительному событию или опыту, который описывается, с другой, типологический фрейм, т.е. это необходимые инструменты и ограничения, накладываемые на говорящего при выражении значения в определенном языке.
При переводе с оригинального языка на язык-цель открывается ряд проблем. Существенным при этом является вопрос о возможности существования такого явления, как непереводимость. Непереводимость в строгом смысле имеет место только тогда, когда есть когнитивная несовместимость [Tabakowska, 1993, с. 69]. Естественно, что концептуальные системы могут отличаться в разных культурах, однако разум работает изобретательно, социально конструируя неуниверсальные концепты, характеризующиеся специфическими способами вербализации [Lakoff, 1987, с. 309]. Аккуратный перевод требует близкие соответствия между концептуальными системами [Lakoff, 1987, с. 312]. Важно знать, является ли концептуальная идентичность достижимой, осуществима ли прагматическая эквивалентность. Прагматическая эквивалентность в том смысле, какая категория более выделена в данной культуре, подразумевает различное пакетирование категории в языке-цели. Также интересно, возможен ли перевод категории базисного уровня только категорией базисного уровня и сопоставляются ли фреймы всегда равнозначно в разных языках. Перевод категории базового уровня относится к проблеме использования, то есть то, как категории надлежащим образом приняты и распределены в языке-цели и языке-источнике. Фреймы не всегда сопоставляются, потому что категории эмпиричны, динамичны и культурно специфичны.
Глагол can имеет разномодульные значения, а его русскоязычные корреляты могут с различной степенью полноты и дифференциации семантических обертонов передавать эти значения. Соответствия, выражаемые средствами русского языка, могут ранжироваться от абсолютных модальных аналогов до элиминированных (нулевых) модальных значений.
Сплошная выборка из двуязычного подкорпуса НКРЯ позволила обнаружить следующие варианты параллельных переводческих соответствий:
(1) одно-однозначное соответствие (билингвальная синонимия лексико-семантических средств выражения модальности);
(2) частичное соответствие, при котором сохраняется тип модальности, но изменяются частеречевые категории и актуализации модальности и их структурно-синтаксические свойства в текстах языка-цели;
(3) элиминация модального фона в текстах языка-цели.
Первые два типа демонстрируют сохранение модального фона, при этом в типе (2) глагол получает переводческие замены средствами других частей речи и других структурных типов предложений. Можно отметить, что модальность, которая выражается и в первом, и во втором типах, может варьироваться по силе, направлению и качеству. В третьем типе соответствий при переводе с одного языка на другой стираются модальные значения, и на первый план выступают значения времени, перфективности и др.
Рассмотрим подробнее указанные подтипы.