Содержание к диссертации
Введение
Глава I. Проблема речевых актов в современной лингвистике 11
1.1 Эволюция понятия речевой акт в лингвистике ХХ века .11
1.2 Типы речевых актов .17
1.3 Прямые и косвенные речевые акты .28
1.4 Директивы как особый вид речевых актов 39
Выводы по главе I 44
Глава II. Митигативная стратегия: структура и функции .47
2.1 К понятию коммуникативной стратегии 47
2.2 Митигация как коммуникативная категория 53
2.3 Структура коммуникативной митигативной стратегии 60
2.4 Функции коммуникативного смягчения 66
2.5 Митигативные девайсы (mitigating devices) 72
Выводы по главе II 80
Глава III. Средства репрезентации основных митигативных тактик в русском и немецком языках 82
3.1 Типы директивных речевых актов и особенности их языкового выражения .82
3.1.1 Русский язык 83
3.1.2 Немецкий язык 88
3.2 Тактика позитивного эмоционального настроя 94
3.2.1 Русский язык 94
3.2.2 Немецкий язык 104
3.3 Ксеноденотативная тактика 106
3.3.1 Русский язык 106
3.3.2 Немецкий язык 110
3.4 Тактика аппроксимативной инверсии .114
3.4.1 Русский язык 114
3.4.2 Немецкий язык 117
Выводы по главе III 120
Заключение 123
Список литературы 129
Список источников примеров .146
Список словарей 147
Типы речевых актов
Речевые акты независимо от разных подходов к их изучению у разных исследователей основаны на том, что язык в первую очередь предназначен для коммуникации, в процессе которой необходимо соблюдать определенные правила. Функции или намерения, лежащие в основе коммуникации, могут быть классифицированы при этом каждая из этих функций или намерений известна уже как речевой акт (см. Austin 1962). Многие лингвисты пытались понять, как адресант способен производить неопределнное количество предложений с учетом определнного набора правил для предложений. По этой же схеме языковеды пытались понять, как неопределенное число предложений может отражать очень ограниченный набор функций. Исследователи утверждают, что, поскольку количество действий, которые совершаются словами, ограничено, возрастает необходимость определить функции всех форм высказываний. Ряд теоретиков попытался классифицировать функции высказываний. Например, Б. Малиновски выделил две широкие области функций - прагматические и магические [Malinowski 1923:297]. Будучи антропологом, Б. Малиновски обратился, с одной стороны, к прагматическому использованию языка, а с другой – к его ритуальному и магическому использованию, которое связано с церемониальной или религиозной деятельностью в языке определенной культуры.
Применительно к нашему исследованию это означает, что тип речевых актов определяет, какая из возможных функций высказывания будет основной, а какие из них будут иметь второстепенный характер и находить свое воплощение в коммуникации.
Анализируя эмпирический материал, используемый в нашей работе, мы полагаем целесообразным обратить внимание на функции языка, разработанные австрийскими учеными. Так, психолог Карл Бюлер рассматривает экспрессивную функцию, когда язык ориентирован на говорящего, апеллятивную функцию, когда язык ориентирован на слушающего и репрезентативную функцию, когда язык ориентирован на любую другую вещь, только не на говорящего и слушающего [Bhler 1934:28]. На основании этих утверждений Джон Бриттон предложил классификацию функций языка, разделив их на трансактную, экспрессивную и поэтическую (см. Britton 1970). Г.Г. Почепцов в дальнейшем разработал восемь классификаций использования языка в пределах лингвистической теории предложения. По мнению ученого, предложение соотносится с интенцией говорящего и обеспечивает формирование речевого акта (см. Почепцов 1981). Многие другие ученые, такие как З. Вендлер, К. Бах, Р. Харниш, В. Эдмондсон, С. Левинсон, Г. Лич, А. А. Романов, А. Вежбицка пытались понять, какие функции выполняет каждое высказывание, чтобы на основе различных параметров разработать свою классификацию. Представим в таблице систематизацию речевых актов, основанную на трудах вышеупомянутых авторов.
Предложенная нами систематизация речевых актов, выделяемых названными в таблице учеными, позволяет сделать предварительные выводы о том, что иллокуция является механизмом, регулирующим вид и способ воздействия на участника коммуникации путем снижения или увеличения категоричности, присущей директивным речевым актам.
Обратимся к конкретному примеру из нашего эмпирического материала.
– Уезжай отсюда, - велела кликуша, когда Боголюбов сунул ей бумажку полтинник. – Нечего тебе тут делать.
– Я сам разберусь, - пробормотал Андрей Ильич, закидывая за плечо баул.
– Беда будет, пообещала убогая.
– Уходи! – почти крикнул Иванушкин. – Еще каркает тут!..
– Быть беде, – повторила убогая. – Собака выла. Смерть кликала.
– Жил-был у бабушки серенький козлик, – пропел Андрей Ильич на мотив «Сердце красавицы склонно к измене», – жил-был у бабушки серый козел!
– Вы не обращайте внимания, Андрей Ильич, – чуть задыхаясь, говорил сзади Александр Иванушкин, пока они шли к дому по мокрой дорожке, засыпанной прелыми прошлогодними листьями, – она ненормальная. Все какие-то беды пророчит, несчастья, хотя это и понятно, она сама человек несчастный, ее можно простить. (Т. Устинова. Чудны дела твои, Господи!)
Из приведенного диалога следует, что, комбинируя лексические, грамматические и синтаксические средства, говорящему удается смягчить остроту описываемой ситуации и побудить партнера по коммуникации к решению, не влекущему за собой трагических последствий.
На данном этапе мы не можем предложить единую типологию речевых актов, поскольку все имеющиеся разряды затрагивают разные признаки речевого акта, такие, как иллокутивная цель, отношение между адресантом и адресатом, социально-психологическое положение участников коммуникации, имплицитность и т.д., однако полученные нами данные позволяют определить концептуальную основу для анализа эмпирического материала. Поставленная задача соответствует попыткам Дж. Остина и Дж. Серля проанализировать речевые акты с учетом механизмов регулирования степени категоричности высказывания.
Из большого числа исследований, посвященных теории речевых актов, можно выделить работы, которые, в частности, оказали заметное влияние на науку о языке. Первая – статья Г. П. Грайса, в которой предпринимается попытка связать теорию речевых актов с принципом кооперации [Grice 1957], вторая важная работа – статья Дж. Серля систематизации трудов Дж. Остина [Searle 1969]. Данная работа Дж. Серля по теории речевых актов, по нашему мнению, сыграла значительную роль в дальнейших лингвистических исследованиях. Дж. Серль критиковал предложенную Дж. Остином классификацию по ряду причин, среди которых – выделение отдельных видов речевых актов на основе противоречивых или взаимоисключающих критериев. Например, речевой акт описание относится одновременно и к вердиктивам, и к экспозитивам, несовместимые элементы наблюдаются также и в таксономии Дж. Остина. Дж. Серль выступает против включения Дж. Остином в таксономию элементов, которые не соответствуют названию и определению данной категории. Кроме того, у Дж. Серля также было возражение относительно следующего утверждения Остина: «классификация различных глаголов уже сама по себе является классификацией видов иллокутивных актов» [Searle 1975:28], поскольку речевой акт может быть выражен не только глаголом, но и другими языковыми средствами. В свете вышесказанного нам представляется необходимым подтвердить или опровергнуть данное утверждение. Обратимся к языковым фактам, обнаруженным в анализируемом нами материале.
Куда? Барышня… Милая, родная… меня же прибьют за вас…
Нельзя туда, нельзя! Ба-арышня!.. Дергаясь, острым локтем будто клюя тетку Кандиду в мягкую грудь
(Е. Хаецкая. Синие стрекозы Вавилона/ Человек по имени Беда). В этом диалоге речевой акт запрет не выражен глаголом, а в пример ниже, с помощью глаголов неоднократно осуществлялся речевой акт запрет.
Остап повернулся спиной к директору предприятия и стал смотреть в аукционный зал. Через минуту он оглянулся. Ипполит Матвеевич все еще стоял позади, сложив руки по швам.
Митигация как коммуникативная категория
Рассмотрение коммуникативных стратегий и тактик предполагает обращение к понятию коммуникативной категории, которое используется российскими и зарубежными лингвистами, исследующими митигацию в условиях реальной коммуникации в различных сферах и ситуациях человеческого взаимодействия (см. Карабань 2010; Тахтарова 2010; Каракулова 2016]. Это напрямую связано с ростом числа исследований, посвященных вопросам прагмалингвистики. Тем не менее количество работ по проблеме коммуникативного смягчения невелико, особенно в сопоставительном аспекте на материале разносистемных языков, что указывает на малоизученность данного вопроса. Именно поэтому важно дать определение понятия коммуникативная категория для дальнейшего рассмотрения ее видов, в том числе и митигации.
Согласно Е. П. Захаровой, под коммуникативной категорией следует понимать «категорию речевого общения, представляющую собой совокупность установок и правил речевого поведения в данном обществе и участвующую в организации и/или регулировании коммуникативного процесса [Захарова 1998 :87].
По мнению И.А. Стернина, коммуникативная категория является самым общим коммуникативным понятием, упорядочивающим знания человека об общении и нормах его осуществления. Посредством одних коммуникативных категорий находят свое отражение представления человека об общении, тогда как другая часть указывает на специфику его речи. Следовательно, коммуникативная категория, которая конституирует коммуникативное сознание, является некой упорядоченной совокупностью суждений, ментальных стереотипов и правил, связанных с речевым общением [Стернин 2004: 130].
В настоящем исследовании мы рассматриваем коммуникативную категорию как совокупность установленных правил речевого поведения и общения, которая служит определенным управляющим элементом коммуникативного процесса.
Е.П. Захарова подразделяет коммуникативные категории на две группы:
1. обязательные (собственно коммуникативные), направленные на организацию коммуникативного процесса (речевой жанр, локальность, темпоральность, тональность, чуждость и др.);
2. необязательные (сопутствующие), т.е. регулятивные и квалификативные категории, направленные на регулирование общения (вежливость, успешность, категоричность, оптимальность, нормативность и др.) [Захарова 1998: 87-88]. По нашему мнению, каждая коммуникативная категория определенным образом связана с речевой деятельностью говорящего и занимает свое место в коммуникативной структуре дискурса. Коммуникативная категория митигация относится ко второй группе коммуникативных категорий, которая была предложена Е.П. Захаровой. Следовательно, ее целью является регулирование межличностной коммуникации участников общения.
Напомним, что первые упоминания коммуникативного смягчения встречаются в зарубежной лингвистике. Так, в 1980 г. Б. Фрейзер [Fraser 1980] ввел понятие митигация (mitigation), соответствующее русскоязычному коммуникативное смягчение. Именно поэтому в данной диссертации указанные термины рассматриваются как понятийные синонимы, различающиеся этимологически.
Изучение российских и зарубежных работ по митигации и коммуникативному смягчению показывает, что в настоящее время отсутствует универсальное общепризнанное определение данного понятия в лингвистической науке. Согласно Б. Фрейзеру, митигация является процессом модификации речевого акта, направленным на уменьшение возможных нежелательных эффектов (unwelcome effects) в тех ситуациях, когда речевое поведение говорящего может привести к коммуникативному сбою или даже конфликту [Fraser 1980: 341].
В своем исследовании Б. Фрейзер детально анализирует нежелательные эффекты, которые возникают при общении в тех ситуациях, когда речевое поведение говорящего может разрушить коммуникативный процесс. Хотя в своей работе «Conversational mitigation» (Fraser 1980) автор отмечает, что снижение потенциальных коммуникативных рисков не является актом вежливости, мы полагаем, что категория смягчения, будучи разновидностью гиперкатегории вежливость, теснейшим образом связана и с толерантностью, которая направлена на обеспечение эффективности речевого контакта между адресантом и адресатом. Таким образом, мы можем исходить из того, что речевые функции митигативных средств обусловлены теми же функциональными характеристиками, которые используются в категориях вежливого обращения к адресату. В принципе, взаимоотношение вежливости и митигации, а также толерантности заслуживает более детального рассмотрения, поскольку категория вежливости, в отличие от категории смягчения, значительно активнее исследуется в последние годы (Т.В. Ларина, Н.И. Степыкин, С.Ю. Тюрина, Л.А. Городецкая, В.В. Леонтьев, P. Brown, S. Levinson, G. Leech, R. Rathmayr и др.). Помимо Б. Фрейзера, изучением митигации занимается целый ряд зарубежных и российских лингвистов. Приведем позиции ученых, релевантные и необходимые в дальнейшем для анализа эмпирического материала. Так, Дж. Холмс объясняет интерес к митигации тем, что исследователи, как правило, хорошо осведомлены о негативных аспектах культуры вежливости (см. Holmes 1984), в рамках которой митигативные средства используются во избежание разногласий (см. Brown, Levinson 1978). Этого мнения придерживаются и другие исследователи, которые подходят к изучению митигации как средства понижения иронии (см. Fein et al. 2005). В своем исследовании Дж. Холмс основывается на теории Б. Фрейзера, рассматривая митигацию как своего рода ослабление (attenuation), которое полностью противоположно повышению напряженности в коммуникации. Следовательно, ослабление и повышение описываются исследователем как модификация иллокутивной силы. Дж. Холмс утверждает, что митигацию следует рассматривать исключительно в оппозиции к повышению напряженности. Таким образом, митигация используется для снижения ожидаемых негативных последствий речевого акта [Holmes 1984: 345].
Согласно Дж. Флауэрдью, митигация является коммуникативным средством, направленным на индикацию межличностного обмена между участниками общения, а также прагматической стратегией, цель которой заключается в модификации значения, аналогичного вежливости и уклончивости [Flowerdew 1991: 253].
По мнению К. Каффи, термин митигация является общим термином, указывающим на набор стратегий, выходящих из метапрагматических знаний, с помощью которого повышается эффективность высказываний [Caffi 1999: 882]. Следовательно, митигация представляет собой прагматическую категорию, включающую широкий набор стратегий, используемых говорящим для смягчения интеракциональных аспектов (interactional parameters) своей речи и уменьшения возможных коммуникативных рисков [Caffi 2007: 40]. Дж. Элвуд считает, что митигация играет важную роль в процессе общения, так как является формой преодоления стресса, реализующейся, как правило, в определенном дискурсе и основывающейся на когниции (см. Allwood 1996).
Б. Мартиновски определяет митигацию как прагматическое, когнитивное и лингвистическое поведение, основной целью которого является снижение ранимости собеседника [Martinovski 2006: 2065]. Вслед за другими исследователями автор утверждает, что митигация представляет собой не только когнитивное, но также лингвистическое и социальное явление, применяемое с целью проявления вежливости и сглаживания отрицательных реакций на раздражительные слова. Исследователи приходят к выводу, что митигация – динамический процесс оценки, включающий определенные когнитивные и языковые процессы [Gratch, Mao, Marsella, Martinovski 2005: 1]. Подобного мнения придерживается и Л.А. Червенка, утверждая, что митиция – это модификация языка в ответ на социальные или когнитивные вызовы (стрессоры) в контексте языкового взаимодействия [Czerwionka 2010: 1]. Подытоживая вышесказанное, мы приходим к пониманию того, что митигации – явление достаточно распространенное в межличностном общении. Это обусловлено тем, что в диалогическом дискурсе зачастую все участники коммуникации нацелены на достижение консенсуса и компромисса.
Русский язык
Одной из распространенных митигативных тактик, используемых в русскоязычных художественных произведениях, является тактика позитивного эмоционального настроя, направленная на создание необходимой атмосферы в ходе беседы между говорящим и собеседником, а также на налаживание контакта.
Одним из ярких примеров использования данной тактики в русскоязычных художественных произведениях является следующий:
– Закусить, закусить, Андрей Ильич! Мы сальце сами солим, к нам за ним из Москвы едут!
Боголюбов закусил…, подцепил с тарелки еще кусок. – Вкусное у вас сало. – Стараемся. Да вы кушайте, кушайте!.. Костик, поторопи там соляночку!.. Чтоб огненна я была!.. У нас ведь какие слухи ходят? У нас поговаривают, что не просто так из столицы человека присылают, а за каким-то надом!.. (Т. Устинова. Чудны дела твои, Господи!)
В приведенном диалоге главного героя Боголюбова, назначенного директором музея, с ресторатором Модестом Петровичем коммуникативное смягчение используется с целью налаживания контакта между собеседниками и стремлением последнего воздействовать на главного героя, расспросить его и получить необходимую информацию о планах нового начальника.
В целом, данный диалог вполне точно отражает специфику поведения жителей провинциального городка, заискивающих перед начальством и прибегающих к повтору глаголов типа «закусить» и «кушайте», тем самым подчеркивая заботу о заезжем госте и уважительное отношение к нему. Фразой мы сальце сами солим, к нам за ним из Москвы едут! говорящий добывается исполнения перлокуции своего директивного акта.
Необходимо отметить, что подобная вербализация митигативного приема повтора в немецкоязычных художественных произведениях, рассматриваемых в рамках настоящего исследования, не была обнаружена. Представляется возможным утверждать, что это во многом связано с расхождением культуры поведения носителей русского и немецкого языков.
Одним из средств вербализации коммуникативного смягчения в рамках тактики позитивного эмоционального настроя является использование устойчивых сочетаний и неточных ссылок.
Так, в приведенном ниже примере из романа Т. Устиновой во время беседы Саши и Боголюбова первый всячески пытается оправдать Нину, одну из героинь художественного произведения. С целью настроить собеседника на нужный лад, он прибегает к использованию устойчивого сочетания на самом деле, тем самым показывая не только свое отношение к новому директору музея, но и отражая мнение всех работников данного учреждения:
– А ты выслуживайся, выслуживайся! Может, к майским праздникам премию выпишут за лизоблюдство!.. И ты еще пару полотен вверх ногами повесишь! Он поднялся на второй этаж и уставился в окно на клумбу, похожую на бело-голубое облако.
– Извините ее, Андрей Ильич. На самом деле никто не думает, что вы виноваты…
– В каком смысле? – уточнил Боголюбов. – На самом деле все думают, что как раз я виноват! Где картина, которую преподнес Анне Львовне писатель? (Т. Устинова. Чудны дела твои, Господи!)
В приведенном ниже примере также реализуется тактика позитивного эмоционального настроя в диалоге сотрудника с новым начальником, который стремится предложить свою помощь, однако делает это крайне аккуратно, так как еще не понимает, как необходимо вести себя в его присутствии.
С этой целью он сопровождает директив смягчающим высказыванием, построенным на использовании наречия вероятности, наверное, выражающего неточность:
– Давайте я тоже поищу, – предложил Саша. – Только вы мне скажите, что именно.
– Зеленую старомодную картонную папку с тесемками! В ней были какие-то документы, очень много.
Саша сунул ему под нос одну.
– Не эта? На папке было выведено «Боровиковский, даты и факты». Боголюбов оттолкнул ее рукой и сел на пол, спиной к стене. В голове у него гудело.
– Давайте отложим зеленые и потом их посмотрим, как следует, Андрей Ильич. Так, наверное, быстрее будет… (Т. Устинова. Чудны дела твои, Господи!)
Тактика позитивного эмоционального настроя также представлена и в следующем примере из романа Т. Устиновой, которая продолжает мысль о том, что работники музея не могут однозначно определиться с отношением к новому директору.
Именно поэтому они используют в своей речи, в частности, в директивных речевых актах (просьбах), смягчающие лексические единицы, например, частицу пожалуйста, выражающую вежливое обращение и просьбу:
В распахнутую дверь постучали костяшкой согнутого пальца, и на пороге появилась Настя Морозова, вид постный.
– Извините, пожалуйста. Саша, Нина хочет домой уйти и просит, чтобы ты подошел.
– Он подойдет, когда я его отпущу, – отрезал Андрей Ильич. – Сейчас мы заняты.
Настя моментально скрылась.
(Т. Устинова. Чудны дела твои, Господи!)
Подобное использование частицы «пожалуйста» также встречается в приводимом ниже диалоге из романа братьев Стругацких «Волны гасят ветер»:
Тойво обернулся. Это был мальчишка лет двенадцати, лопоухий и загорелый, в шортиках и курточке-распашонке. Зычный оклик Базиля остановил его у самого выхода из павильона.
— Домой, — сказал он с вызовом.
— А подойди-ка сюда, пожалуйста! — Сказал Базиль.
Мальчик приблизился и остановился, заложив руки за спину. (Братья Стругацкие. Волны гасят ветер)
В следующем примере директивный речевой акт смягчается с помощью частицы «пожалуйста», выражающей вежливое обращение и просьбу, а также выражения «будьте любезны».
Они в целом способствуют реализации тактики позитивного эмоционального настроя, используемой говорящим, который пытается узнать необходимую для него информацию и при этом не звучать резко или грубо:
Вы можете звать меня Альбиной, — милостиво произнесла она приятным баритоном.
Тойво поспешно представился. Она наморщила коричневый лоб под пышной шапкой белых волос.
— КОМКОН? Ну что ж, пусть КОМКОН. Будьте любезны, Тойво, скажите мне, пожалуйста, как вы у себя в этом самом КОМКОНе все это объясните?
(Братья Стругацкие. Волны гасят ветер)
Ряд глаголов также характеризуется сниженной директивностью, в частности, словосочетание просить прощения, которое демонстрирует стремление говорящего смягчить высказывание ввиду опасности возможной негативной реакции со стороны собеседника.
Следовательно, говорящий реализует тактику позитивного эмоционального настроя с целью лучше узнать собеседника и настроить его на диалог. Подтверждение этому встречается в следующем разговоре, состоявшемся между Тойво и Базилем из романа братьев Стругацких «Волны гасят ветер»:
В этот момент Тойво почудилось за спиной движение, и он резко повернулся. Из дверей клуба выглядывало бледное лицо с широко раскрытыми испуганными глазами. Несколько секунд незнакомец молчал, затем бескровные губы его шевельнулись, и он проговорил сипловатым голосом:
— Глупейшая история, правда?
— Стоп-стоп-ст оп! — Добродушно заговорил Базиль, двинувшись на него выставленными вперед ладонями.
— Прошу прощения, но сюда нельзя. Аварийная служба.
(Братья Стругацкие. Волны гасят ветер)
Немецкий язык
В немецком языке тактика аппроксимативной инверсии имеется, но в несколько измененном виде. Аппроксимативность может быть выражена немецком языке с помощью таких слов, как ungefhr, etwa, zirka, annhernd и т. д. Подобные слова или словосочетания снижают степень определнности того, о чем сообщает говорящий, они ослабляют категоричность, реализуют ненавязчивость, невмешательство, минимализацию воздействия на партнера, то есть способствуют сохранению коммуникативной неприкосновенности адресата, проявляющейся в уклончивости, непрямолинейности, субъективности и некатегоричности в коммуникативном поведении.
Приведем пример.
Krauses Augen gingen flink zwischen uns hin und her. Er bentzte das Gesprch, um herzlich eine neue Zusammenkunft vorzuschlagen
— vielleicht ein Lunch in einem der kleinen Fischrestaurants am See —, man treffe so selten Menschen, die wirklich etwas von Bildern verstnden.
Ich stimmte ebenso herzlich zu — wenn ich wieder nach der Schweiz kme. Das wre etwa in vier bis sechs Wochen.
(E.M. Remarque. Die Nacht von Lissabon)
Хотя директивный речевой акт в данной ситуации выражен косвенным образом, герой соглашается на предложение Крауза встретиться еще раз, при этом не называя точно, когда эта встреча произойдт. В русском языке фраза «Das wre etwa in vier bis sechs Wochen» звучала бы таким образом недели через четыре-шесть что является тактикой аппроксимативной инверсии, но в немецком языке числительное и существительное Wochen не могут меняться местами.
В приводимом ниже примере, помимо смягченного варианта просьбы дать ему еще время, герой далее объясняет свою просьбу, чтобы сохранить позитивные эмоции у собеседника.
Gesegnet sei dieser Abend und diese Stunde!» «Gesegnet sei alles! La uns darauf trinken. Und gesegnet seist du, weil du endlich einmal wagst, etwas zu sagen, worber du sonst errtet wrest.» «Ich errte noch», erwiderte ich. «Aber innerlich und ohne Beschmung. Gib mir etwas Zeit.
Ich mu mich noch gewhnen. Selbst die Raupe mu das, wenn sie nach einem Dasein im Dunkel ans Licht kommt und entdeckt, da sie Flgel hat. Wie glcklich die Menschen hier sind! Und wie der wilde Jasmin riecht! Die Kellnerin sagt, es gbe hier ganze Wlder voll davon.»
(E.M. Remarque. Die Nacht von Lissabon)
В приводимом ниже примере речь идет о том, что у Каница попросили дать оценку предлагаемой к продаже недвижимости. Однако он уклончиво называет только приблизительную стоимость.
Kanitz nahm das Blatt, dem eine ungarische Beilage angeheftet war. Es war ein kurzes Schreiben des Wiener Anwalts: Wie mir mein ungarischer Kollege eben mitteilt, ist es ihm gelungen, auf Grund seiner Beziehungen eine ganz besonders niedrige Einschtzung der Verlassenschaft im Hinblick auf die Erbsteuer zu erzielen. Meiner Meinung nach entspricht dieser eingesetzte Schtzwert etwa einem Drittel, bei manchen Objekten sogar nur einem Viertel des wirklichen Werts... Mit zitternden Hnden nahm Kanitz die Schtzungsliste an sich. Ihn interessierte nur eines daran: das Gut Kekesfalva. Es war auf hundertneunzigtausend Kronen geschtzt.
(S. Zweig. Ungeduld des Herzens)
В следующем примере, помимо митигативных слов приблизительной семантики, участники диалога прибегают к употреблению других митигативных девайсов, например, хеджей.
Die Art, wie er sprach, gefiel mir, und ich hatte Lust, auf ihn zuzugehen, aber da rief die Hausdame schon zum Abendessen, und weit voneinander placiert, kamen wir nicht mehr ins Gesprch. Erst bei dem allgemeinen Aufbruch gerieten wir bei der Garderobe zusammen.
»Ich glaube«, lchelte er mir zu, »unser gemeinsamer Protektor hat uns indirekt schon vorgestellt.« Ich lchelte gleichfalls. »Und grndlich dazu.«
»Er hat wahrscheinlich dick aufgetragen, was fr ein Achilles ich bin, und sich meinen Orden ausgiebig ber die Weste gehngt? «
»So ungefhr.«
»Ja, auf den ist er verflucht stolz – hnlich wie auf Ihre Bcher.«
»Komischer Kauz! Aber es gibt blere. brigens – wenn s Ihnen recht ist, knnten wir noch ein Stck zusammen gehen.«
Wir gingen. Er wandte sich mit einem Mal mir zu:
»Glauben Sie mir, ich mache wirklich keine Phrasen, wenn ich sage, da ich jahrelang unter nichts mehr gelitten habe als unter diesem fr meinen Geschmack allzu aufflligen Maria Theresienorden. Das heit, um ehrlich zu sein – als ich ihn damals im Feld drauen umgehngt kriegte, ging mir s natrlich zunchst durch und durch.
(S. Zweig. Ungeduld des Herzens)
Аналогичную ситуацию мы видим еще в одном примере. Несмотря на все деликатные попытки Каница получить ответ у госпожи княгини, она все равно продолжала грубо разговаривать с ним. Это свидетельствует о том, что не всегда применение категории смягчения может увенчаться успехом:
Haben Sie schon, gndiges Frulein – verzeihen Sie, da ich so indiskret frage – haben Sie eine ungefhre Vorstellung des Preises? Ich meine, haben Sie schon irgend eine bestimmte Ziffer in Aussicht genommen?
Nein, antwortete sie ganz ratlos und sah ihn mit bestrzten Augen an.
Oh weh! Schlecht! – dachte Kanitz. Ganz schlecht! Mit denen, die keinen Preis nennen, verhandelt man immer am schwersten. Die gehen dann zu Pontius und Pilatus, um sich zu erkundigen, und jeder schtzt und redet und spricht hinein. Wenn man ihr Zeit lt, sich zu erkundigen, ist alles verloren. Whrend dieses inneren Tumults jedoch sprach die Lippe beflissen weiter:
Aber eine ungefhre Vorstellung werden Sie sich wohl gemacht haben, gndiges Frulein... man mte schlielich auch wissen, ob und wieviel Hypotheken auf dem Besitz liegen...
Hypo... Hypotheken? wiederholte sie. Kanitz merkte sofort, sie hrte das Wort zum erstenmal im Leben.
(S. Zweig. Ungeduld des Herzens)
Проанализировав примеры, в которых проявляется аппроксимативность в немецких произведениях, мы обнаружили частое выражение неточности и приблизительности в устах героев этих произведений с целью смягчения своей речи. Это, вероятно, связано со стремлением собеседников не обидеть друг друга и не вызвать негативную реакцию на свои директивные речевые акты.