Категоризация темпорального опыта в английском и русском языках Коннова Мария Николаевна

Содержание к диссертации

Введение

Глава I. Теоретические предпосылки лингво-когнитивного исследования темпорального опыта 21

1.1. Понятие опыта. Темпоральный опыт и его специфика 21

1.2. Категоризация как базовый когнитивный процесс освоения темпорального опыта 28

1.3. Темпоральный опыт и категория ценности. 43

1.4. Онтологический аспект темпорального опыта: время и вечность .54

1.5. Социальный аспект темпорального опыта: повседневность и праздник .63

1.6. Метафора и метонимия как базовые когнитивные механизмы категоризации и концептуализации времени в английском и русском языках 72

1.6.1. Метафора и её роль в процессе концептуализации времени .72

1.6.2. Концептуальная метонимия как механизм освоения темпорального опыта 86

1.7. Особенности репрезентации темпорального опыта в художественном тексте 96

Выводы по главе I 104

Глава II. Категоризация темпорального опыта в его онтологическом измерении в английском и русском языках: аксиологический аспект 108

Раздел 1. Категория «время» в английском и русском языках: аксиологический аспект 109

1.1. Метафорическая концептуализация времени в англоязычной картине мира: ценностные трансформации 110

1.1.1. Концепты христианской модели времени и особенности их языковой экспликации 110

1.1.2. Экономическая модель времени: ключевые концепты и их вербализация в английском языке 125

1.1.2.1. Концепты экономической модели времени и их актуализация в английском языке (средне- и ранненовоанглийский периоды) 126

1.1.2.2. Экспликация концептов экономической модели времени в современном английском языке 136

1.1.3. Техноцентричная модель времени и её реализации в английском языке .145

1.2. Метафорическая концептуализация времени в русской языковой картине мира: аксиологический аспект 155

1.2.1. Концепты христианской модели времени и особенности их актуализации в русском языке XI-XX вв 155

1.2.2. Концепты экономической модели времени в русском языке XVIII-XXI вв 165

1.2.3. Техноцентрическая модель времени и средства её вербализации в современном русском языке 174

Раздел 2. Категоризация вечности в английском и русском языках 183

2.1. Категория «вечность» в картине мира носителей английского языка: аксиология, структура и особенности вербализации .184

2.1.1. Категоризация вечности в XIV-XVIII веках: когнитивные сдвиги и их языковое отражение .184

2.1.2. Аксиологические аспекты содержательной структуры категории «вечность» в англоязычной картине мира XIX-XXI вв. 190

2.1.2.1. Концепт «вечность инобытия» и особенности его вербализации .190

2.1.2.2. Концепт «вечность земного бытия» и его словесные реализации .194

2.1.2.3. Концепт «вечность повседневности» и его языковые реализации» 200

2.2. Категория «вечность» в русской языковой картине мира: аксиологический статус и векторы когнитивных трансформаций .210

2.2.1. Концепт «вечность инобытия» и особенности его языковой экспликации в русской языковой картине мира XVIII-XXI вв 210

2.2.2. Когнитивные трансформации в категории «вечность»: концепт «вечность земного бытия» 222

2.2.3. Нивелировка ценностного компонента: концепт «вечность повседневности» 230

Выводы по главе II .238

Глава III. Категоризация темпорального опыта в его социальном измерении в английском и русском языках: аксиологический аспект 242

Раздел 1. Категоризация повседневности в английском и русском языках 243

1.1. Макроконцепт «повседневность» в английском языке: этапы формирования 243

1.1.1. Когнитивные механизмы формирования макроконцепта «повседневность» в англоязычной картине мира XIII-XVIII вв 243

1.1.2. Категоризация повседневности носителями английского языка в XIX-XXI вв .252

1.2. Макроконцепт «повседневность» в русском языке: когнитивные трансформации .265

1.2.1. Категоризация повседневного бытия в русском языке XIV-XVIII вв 265

1.2.2. Категоризация повседневного бытия в русской картине мира XIX в.: когнитивные сдвиги и их языковое преломление .271

1.2.2.1. Трансформации в восприятии повседневной действительности: процесс деаксиологизации 271

1.2.2.2. Изменения в аксиологии темпорального концепта «будни» .279

1.2.3. Темпоральный макроконцепт «повседневность» в современном русском языке: содержание и границы 285

Раздел 2. Макроконцепт «праздник» в английском и русском языках .294

2.1. Макроконцепт «праздник» в англоязычной картине мира 295

2.1.1. Концепт «христианский праздник» в картине мира носителей английского языка .295

2.1.2. Ценностные трансформации в макроконцепте «праздник» и особенности их языковой экспликации .306

2.1.2.1. Концептуализация праздника как досуга в английском языке XV-XX вв .306

2.1.2.2. Расширение границ макроконцепта «праздник»: концепт «мероприятие как праздник» и его актуализация в английском языке XIX-XXI вв 310

2.2. Макроконцепт «праздник» в русской картине мира 320

2.2.1. Концепт «христианский праздник» и его языковые реализации 320

2.2.2. Когнитивные сдвиги в макроконцепте «праздник» .329

2.2.2.1. Концепт «государственный праздник» и способы его вербализации 329

2.2.2.2. Концепт «идеологически маркированный государственный праздник» и его языковые реализации 333

2.2.2.3. Концепт «мероприятие как праздник» и его словесная экспликация 339

Выводы по главе III .345

Глава IV. Категоризация темпорального опыта в авторской картине мира (на примере художественного дискурса) 350

Раздел 1. Репрезентация темпорального опыта в англо-и русскоязычных художественных текстах: аксиологический аспект 351

1.1. Особенности художественной репрезентации категорий «время» и «вечность» в английском поэтическом тексте (на материале стихотворений Дж. Мильтона и У. Уитворта) .352

1.2. Художественная объективация концепта «христианский праздник» в «Рождественской песни в прозе» Ч. Диккенса .357

1.3. Концепт «христианский праздник» и его художественная актуализация в романе И. С. Шмелева «Лето Господне» .364

1.4. Хроматическая концептуализация темпорального опыта (на материале романа И. С. Шмелева «Лето Господне») .371

1.5. Особенности художественной объективации концепта «будни» в повести И.С. Шмелева «Старый Валаам» .375

1.6. Телеологический аспект темпорального опыта и его художественная экспликация в стихотворении Б. Л. Пастернака «Я понял жизни цель и чту » .381

1.7. Деятельностный аспект темпорального опыта и его художественная актуализация в стихотворении Б.Л. Пастернака «Неоглядность» .385

Раздел 2. Национальная специфика темпорального опыта и особенности её отражения в процессе межкультурной коммуникации (на примере перевода поэтических текстов) .391

2.1. Категоризация темпорального опыта в ранних стихотворениях Б. Л. Пастернака и их англоязычных переводах (на материале стихотворений «Февраль. Достать чернил и плакать!..», «Воробьевы горы») .393

2.2. Художественная репрезентация прецедентного события Рождества Христова в стихотворении Б. Л. Пастернака «Рождественская звезда» и его английском переводе .402

2.3. Особенности художественной актуализации метафорического концепта «время-путь» в стихотворении Б. Л. Пастернака «Быть знаменитым некрасиво» и его английском переводе 418

2.4. Внутренний темпоральный опыт и особенности его художественной репрезентации в стихотворениях Б. Л. Пастернака «Когда разгуляется», «Единственные дни» и их англоязычных переводах 425

Выводы по главе IV 436

Заключение 439

Библиография 447

• Категоризация как базовый когнитивный процесс освоения темпорального опыта
• Техноцентрическая модель времени и средства её вербализации в современном русском языке
• Концепт «христианский праздник» в картине мира носителей английского языка
• Деятельностный аспект темпорального опыта и его художественная актуализация в стихотворении Б.Л. Пастернака «Неоглядность»

Введение к работе

Актуальность данного исследования определяется необходимостью комплексного изучения процесса категоризации и вербализации темпорального опыта в широком культурно-историческом контексте, а также важностью целостного описания не только детально изученной категории «время», но и малоисследованных в когнитивном и языковом плане категорий «вечность», макроконцептов «повседневность» и «праздник». Актуальность изучения аксиологического аспекта темпоральных категорий обуславливается тем, что они проецируют через себя всю систему социокультурных, ценностно-этических и поведенческих норм определенного языкового сообщества в ту или иную эпоху, отражая, тем самым, специфически интерпретируемые характеристики национальной картины мира. Значимость работы обуславливается также отсутствием, как в отечественном, так и в мировом языкознании, системного описания закономерностей формирования темпоральной аксиосферы носителей английского и русского языков, и необходимостью выработки интегрированного подхода к лингвокогнитивному исследованию этого процесса.

Объектом диссертационного исследования выступают языковые единицы различных уровней, репрезентирующие темпоральные категории «время», «вечность», макроконцептов «повседневность», «праздник» в английском и русском языках в различные исторические периоды.

Предметом диссертационного исследования являются когнитивные механизмы категоризации темпорального опыта в англо-американской и русской концептуальных картинах мира, закономерности изменения темпоральной аксиосферы и специфика вербализации темпоральных категорий и концептов в английском и русском языках.

Цель настоящего диссертационного исследования заключается в системном изучении процессов категоризации и вербализации темпорального опыта в английском и русском языках в исторической динамике.

Проблематика исследования предопределяет постановку основных задач работы:

– проанализировать закономерности формирования категорий «время», «вечность», макроконцептов «повседневность», «праздник», в которых закрепляются результаты категоризации темпорального опыта на различных этапах развития англо- и русскоязычного социумов;

– установить роль аксиологического фактора в процессе категоризации темпорального опыта;

– выявить когнитивные сдвиги в системе ценностно маркированных концептов, входящих в состав категории «время» в англо-американской и русской языковых картинах мира;

– определить векторы когнитивных трансформаций в содержательной структуре темпоральной категории «вечность» в англо-американской и русской картинах мира и описать особенности вербализации когнитивных сдвигов на примере адъективного сегмента англо- и русскоязычной картин мира;

– изучить когнитивные механизмы формирования структуры макроконцепта «повседневность» в англо- и русскоязычной картинах мира, рассмотреть концептуальные сдвиги, происходящие в нём в процессе развития англо-американского и русского социумов, а также установить особенности их актуализации в английском и русском языках;

– выявить когнитивные трансформации в содержательной структуре темпорального макроконцепта «праздник» в картинах мира носителей английского и русского языков, а также рассмотреть основные тенденции словесной объективации концептульных сдвигов в английском и русском языках;

– исследовать индивидуально-авторские особенности образной и словесной объективации аксиологического компонента темпорального опыта в интракультурном плане на материале англо- и русскоязычных художественных текстов;

– уточнить векторы изменения аксиологического наполнения темпоральных категорий в процессе межкультурного взаимодействия на материале оригинальных русскоязычных художественных текстов и их английских переводов.

В качестве теоретической базы исследования особенностей категоризации темпорального опыта в английском и русском языках выступают работы отечественных и зарубежных ученых, посвященные:

– взаимосвязи языка, сознания и культуры (В.Н. Телия, Ю.С. Степанова, Н.И. Толстого, Н.Д. Арутюновой, В.И. Заботкиной, В.В. Колесова, И.В. Зыковой, В.И. Постоваловой, В.М. Живова, Е.Г. Беляевской,

Е.С. Кубряковой, О.К. Ирисхановой, А.Л. Юрганова, М.В. Никитина, Е.М. Верещагина, В.Г. Гака, В.З. Демьянкова, А.Д. Шмелева, А. Вежбицкой);

– проблеме темпоральных категорий (П.П. Гайденко, В.Н. Лосского,
Н.А. Бердяева, И. Мейендорфа, Г. Флоровского, Г.-Г. Гадамера,

В.Н. Финогентова, Т.А. Алексиной, Д.Г. Горина);

– вопросам социального времени (А. Лефевра, Ф. Броделя,
К. Жигульского, Н.В. Розенберг, Н.Л. Чулкиной, В.Б. Безгина,

О.В. Марковцевой, Л.В. Беловинского, Ю.В. Карлсон, О.Л. Орлова);

– проблеме ценности и взаимосвязанной с ней оценки (Н.О. Лосского, Н.Д. Арутюновой, М.В. Никитина, Г.П. Выжлецова, Н.К. Рябцевой, Е.М. Вольф, Н.П. Шевцовой);

– теории категоризации (Л. Витгенштейна, Э. Рош, Дж. Лакоффа, Дж. Брунера, А. Вежбицкой, С.Б. Крымского, Е.С. Кубряковой, Н.Н. Болдырева, В.З. Демьянкова, В.И. Заботкиной, Т.Н. Дешериевой, Е.М. Поздняковой, П. Эгрэ, Дж. Тейлора, Дж. Мурра);

– проблеме концептуализации времени (Н.Д. Арутюновой, Ю.С. Степанова, В.И. Заботкиной, Т.В. Булыгиной, Е.Г. Беляевской, К.Г. Красухина, А.Д. Шмелева, Е.С. Яковлевой, Е.В. Падучевой, Л.А. Манерко, Л.Н. Михеевой, О.Г. Чупрыны, Е.А. Нильсен, М.Г. Лебедько, Л.О. Чернейко, В. Иванс, Э. Трауготт, Дж. Лакоффа, М. Джонсона, У. Булла, Г. Раддена, И. Нордландера, Д. Вундерлиха, М. Хаспелмата);

– вопросам отражения темпоральных смыслов в языковой системе и дискурсе (А.В. Бондарко, Ю.С. Степанова, Е.В. Падучевой, В.А. Плунгяна, Н.К. Рябцевой, М.Ю. Рябовой, Г.В. Звездовой, Т.В. Шаповаловой, Н.Н. Болдырева, Г.А. Золотовой, М.Я. Гловинской, В.И. Постоваловой, Г.Е. Крейндлина, Е.В. Петрухиной, В.Я. Плунгяна, З. Вендлера, Д. Кристала, Э. Трауготт, Т. Анштатт, В. Иванс);

– особенностям художественного времени (Д.С. Лихачева, М.М. Бахтина, Е.Н. Широковой, Н.А. Николиной, К. Жолковского).

Научная новизна исследования определяется тем, что в диссертации впервые:

– проводится целостный сопоставительный анализ системы концептуальных и языковых структур, объективирующих результаты категоризации темпорального опыта в англо- и русскоязычной картинах мира;

– исследуются когнитивные механизмы трансформации темпоральных категорий «время», «вечность» и макроконцептов «повседневность», «праздник» в английском и русском языках в исторической динамике и прослеживается системность изменений в семантической структуре номинирующих их лексем;

– устанавливается обусловленность когнитивных сдвигов в темпоральных категориях и концептах социокультурными процессами;

– выявляется взаимосвязь между темпоральными категориями и аксиосферой национальной культуры и определяется роль аксиологического

фактора в процессе категоризации темпорального опыта;

– устанавливаются особенности актуализации аксиологических темпоральных смыслов в англо- и русскоязычных художественных текстах;

– уточняются причины недостаточно точной интерпретации аксиологического содержания темпорального опыта в процессе межкультурной коммуникации, приводящие к неполному отображению временных и символических смыслов русскоязычных поэтических текстов при переводе на английский язык.

Теоретическая значимость диссертации определяется интегрированным лингвокогнитивным подходом к исследованию процессов категоризации темпорального опыта носителями английского и русского языков на различных этапах развития англо-американского и русского социумов. В рамках когнитивной науки, которая в настоящей работе рассматривается как многомерная система интеграции знаний различных дисциплин гуманитарного и естественнонаучного цикла, становится возможным формирование междисциплинарной стратегии изучения когнитивных механизмов освоения темпорального опыта. Лингвокогнитивный подход, в русле которого осуществляется настоящее исследование, является по природе своей интегративным и синтезирует знания, полученные в области различных наук когнитивного цикла (философии, истории культуры, психологии, социологии) (см. об этом: Заботкина, 2015а, 2017). В диссертации закладываются основы нового направления сопоставительного языкознания, а именно исследования аксиологической составляющей темпоральных категорий в различных языковых картинах мира. В результате применения интегрированного междисциплинарного подхода к исследованию темпоральных категорий и языковых средств их объективации в работе рассмотрен и детально описан сложный процесс трансформации темпоральной аксиосферы в англо-американской и русской языковых картинах мира. Разработанные в диссертации методы анализа концептуальных и языковых структур, объективирующих результаты категоризации темпорального опыта в английском и русском языках, способствуют расширению методологической базы сопоставительных исследований.

Практическая ценность диссертации заключается в возможности использования ее материалов в различных сферах научной и педагогической деятельности: при разработке лекционных курсов по общему языкознанию, когнитивной лингвистике, исторической лексикологии английского и русского языков, контрастивной лингвистике и переводоведению. Полученные общетеоретические выводы и прикладные результаты могут найти применение в ходе дальнейших лингвокогнитивных диахронических исследований, проводимых на материале одного или нескольких языков.

Ведущими в работе являются методологические принципы целостности и системности, лежащие в основе лингвокогнитивного изучения процесса категоризации темпорального опыта. Необходимость исследования процессов категоризации и вербализации темпорального опыта в широком

междисциплинарном контексте обусловлена универсальным характером темпоральных смыслов, пронизывающих язык и культуру. В ходе многоступенчатого анализа языковых единиц, объективирующих временные смыслы, используется комплекс методов: методы концептуального, контекстуального, лингвопоэтического, культурологического анализа, сопоставительный метод, метод когнитивного моделирования, метод герменевтического анализа художественного текста. В ходе исследования обширного массива корпусных данных применяются элементы корпусного анализа. Корпусный анализ, основанный на формальной структуре и статистике, сопровождается изучением социо-культурных особенностей категоризации темпорального опыта, экпсплицируемых в процессе построения речи. Подобного рода свойства, обусловливающие использование языковых единиц в дискурсе, могут иметь объяснительную силу в ответе на вопрос, почему определенные модели ословливания временных смыслов многократно повторяются в речи носителей языка (ср. Гвишиани, 2015, с. 82).

В процессе исследования художественных произведений двух национальных традиций объяснительный характер избранного лингвокогнитивного подхода позволяет перейти от плоскостной интерпретации, при которой семантические сущности художественных текстов рассматриваются как ряды равноположенных элементов, к объемной интерпретации, в которой когнитивные и семантические структуры объединяются в целостный конструкт. Ментальные репрезентации и дискурс помещаются в контекст культуры, в рамках которой происходит взаимодействие между людьми и интерпретация окружающего мира (Заботкина, 2015, с. 45).

Источниками разнопланового эмпирического материала являются:

– английские и русские толковые, этимологические, исторические, фразеологические, паремиологические и энциклопедические словари;

– исторические корпуса английского и русского языков – Corpus of Historical American, Национальный корпус русского языка; в некоторых случаях привлекались данные корпусов Wiki-Corpus, Corpus of Contemporary American, British National Corpus;

– англо- и русскоязычные тексты научного, публицистического, диаристического, мемуарного, гомилитеческого дискурсов XVI-XX вв., англо- и русскоязычная частная переписка XVI-XX вв.;

– тексты художественных произведений английских и русских авторов XVII-XX вв.;

– тексты оригинальных стихотворений Б.Л. Пастернака и их англоязычные переводы.

Общий объем рассмотренного массива языковых данных – более 50000 примеров функционирования языковых единиц, объективирующих темпоральные категории и концепт – свидетельствует о верифицированности результатов и выводов диссертационного исследования.

Исходя из результатов исследования, на защиту выносятся следующие положения:

1. В картинах мира носителей английского и русского языков результаты категоризации темпорального опыта закрепляются в системе категорий и концептов, представляющих собой целостное единство: онтологический аспект темпорального опыта находит свое отражение в категориях «время» и «вечность»; социальное измерение темпорального опыта преломляется в макроконцептах «повседневность» и «праздник». Способ включения их в систему других категорий мышления предопределяется социокультурным контекстом исторического бытия социума и зависит от доминирующих в обществе ценностных и морально-этических установок.

2. Категория ценности является основой для формирования темпоральной аксиосферы, в рамках которой происходит иерархическое структурирование временного опыта лингвистического сообщества. Темпоральные категории включают аксиологически маркированные концепты, характер которых обусловлен типом мировоззрения, определяющим особенности восприятия действительности коллективным сознанием в данную эпоху.

3. Первоначальные аксиологические контуры онтологических категорий «время», «вечность» и социальных макроконцептов «повседневность», «праздник» в картинах мира носителей английского и русского языков формируются в рамках христианской мировоззренческой парадигмы и соотносятся с положительным полюсом ценностной шкалы. Общая динамика названных категорий и макроконцептов состоит в их последовательной деак-сиологизации, которая обусловлена изменением эталонной ценности, предопределяющей характер аксиологического потенциала их конститутивных элементов (концептов, субконцептов). Процесс деаксиологизации включает два этапа: на стадии десакрализации абсолютная ценность замещается относительными ценностями; на втором этапе происходит нивелировка ценностного компонента, в ряде случаев сопровождаемая сдвигом в сторону отрицательного полюса ценностной шкалы.

4. Процесс деаксиологизации имеет универсальный характер и затрагивает темпоральную аксиосферу как в англоязычной, так и русскоязычной картинах мира. Деаксиологизация сопровождается действием когнитивных механизмов – метафоры, метонимии и метафтонимии. Приводя к общему результату – элиминации ценностного компонента, деаксиологизация имеет для каждого из языков свои национально-специфические особенности, связанные с влиянием на процесс категоризации темпорального опыта разнообразных экстралингвистических факторов.

5. Деаксиологизация категории «время» сопровождается изменением эталонной ценности в рамках источникового фрейма (домена), структура которого проецируется на целевой фрейм «время» в процессе метафорического переноса: от соотнесенности с абсолютной ценностью в метафорах теоцентрической модели времени, через ориентацию на относительные (материальные) ценности в

рамках экономической модели, к нивелировке аксиологического компонента в техноцентрической модели времени.

6. Деаксиологизация категории «вечность» сопровождается элиминацией иерархически доминирующего концептуального признака категории – «относящийся к иному миру», и выдвижением в фокус внимания каузативно зависимого признака «не имеющий конца». Результатом становится трансформация исходного концепта «вечность инобытия», аккумулирующего представления о трансцендентной атемпоральной реальности, и возникновение концептов «вечность земного мира» и «вечность повседневности», в которых наблюдается ослабление или утрата аксиологического компонента.

7. Деаксиологизация макроконцепта «повседневность» является следствием ценностной перестройки прототипического концепта «будний день» / «будни». Снижение аксиологического статуса макроконцепта «повседневность» сопровождается расширением его границ. Деаксиологизация макроконцепта «праздник» происходит в направлении от христианских к светским праздникам. Нейтрализация ценностного содержания концептов, входящих в макроконцепт «праздник», является следствием изменения их темпоральной структуры. Имеет место переход от объемной трехчастной темпоральной структуры («план настоящего» – «план истории» – «план вечности»), характерной для концепта «христианский праздник», к плоскостной одночастной структуре («план настоящего»), свойственной отдельным разновидностям концепта «праздник как мероприятие» (напр., субконцепту «праздник еды»).

8. На языковом уровне процесс деаксиологизации темпоральных категорий проявляется в последовательном уменьшении доли положительных оценочных компонентов в структуре значения ословливающих их лексических единиц. Деаксиологизация категории «вечность» находит свое отражение в метонимическом переосмыслении значения прилагательных, номинирующих её в адъективном сегменте англо- и русскоязычной картин мира (англ. eternal, everlasting, рус. вечный). Перестройка семантической структуры темпоральных лексем сопровождается значительным расширением их сочетаемости и появлением отрицательной коннотации. Деаксиологизация макроконцепта «повседневность» на морфологическом уровне выражается в переходе темпоральных прилагательных семантического поля «повседневность» (англ. everyday, workaday, quotidian, рус. будничный, обыденный, повседневный) из класса относительных в класс качественных. На словообразовательном уровне – в увеличении числа отадъек-тивных субстантивных производных (напр., обыденщина, будничность). Деак-сиологизация макроконцепта «праздник» находит свое отражение в значительном расширении сочетаемости лексических репрезентантов категории (англ. holiday, festival, рус. праздник, фестиваль) и развитии у них полисемии.

9. В русской картине мира деаксиологизация темпоральных категорий и концептов начинается значительно позже, чем в англо-американской, и происходит под влиянием западноевропейской культуры. Для ословливания перенимаемых темпоральных концептов заимствуются иноязычные

лексические единицы (в виде калек и транслитераций), в частности, английские слова и словосочетания темпоральной семантики.

10. Несмотря на наличие общей магистральной тенденции к деаксиологизации темпоральных категорий, исходные концепты теоцентрической (христианской) модели по-прежнему сохраняются в темпоральной аксиосфере англо- и русскоязычного сообществ и могут быть в любой момент актуализированы в индивидуально-авторских картинах мира отдельных носителей английского и русского языков. В художественных текстах ценностный аспект темпорального опыта авторов эксплицируется посредством скрытых цитат и аллюзий на прецедентные тексты библейского истока. Обуславливающие содержательную глубину литературных произведений, они помещают систему выраженных в художественных текстах хронотопических ценностей в широкий контекст многовековой культурной традиции.

11. В ходе межкультурного взаимодействия темпоральный опыт представителя одной национальной традиции может быть недостаточно глубоко интерпретирован носителем другой традиции. На языковом уровне данный процесс проявляется в неполном отображении временных смыслов на морфологическом, лексическом и образно-символическом уровнях и в утрате значительной доли аксиологического содержания при переводе художественного текста с одного языка на другой.

Обоснованность и достоверность результатов исследования определяется репрезентативностью проанализированного материала. Использование обширного массива корпусных, лексикографических и текстовых данных позволяет исключить возможность потери сведений об альтернативных когнитивных и языковых процессах и моделях выражения темпоральных значений.

Апробация работы осуществлялась в форме докладов и сообщений на международных научных конференциях в России и за рубежом, включая следующие: международная научно-практическая конференция «Жизнь языка в культуре и социуме» (Москва, 2014, 2015, 2017), международный симпозиум «Славянские языки и культуры в современном мире» (Москва, 2012, 2014), международный конгресс «Деятельный ум: от гуманитарной методологии к гуманитарным практикам» (Москва, 2016), международная научно-практическая конференция «Стилистика сегодня и завтра» (Москва, 2014), международная научно-практическая конференция «Славянская культура: истоки, традиции, взаимодействие» (Москва, 2008, 2009, 2012, 2013, 2014, 2015, 2016, 2017), международная научная конференция «Шмелевские чтения. И. С. Шмелев и проблема национального самосознания» (Москва, 2013, 2015), международные конгрессы по когнитивной лингвистике (Тамбов, 2013, 2014, 2015; Белгород, 2017), «Пятая международная конференция по когнитивной науке» (Калининград, 2012), международная конференция Европейского общества изучения английского языка (Kosice, 2014), международная научно-практическая конференция «MegaLing: Горизонты прикладной лингвистики и

лингвистических технологий» (Киев, 2009, 2011), международная научно-практическая конференция «Проблемы сопоставительной семантики» (Киев, 2011), международный Крымский лингвистический конгресс «Язык и мир» (Ялта, 2007, 2008, 2009, 2010, 2011, 2012, 2013), международная научно-практическая конференция «Русский язык в поликультурном мире» (Симферополь, 2015, 2016), международная конференция «Андрей Рублев и мир русской культуры: к 650-летию со дня рождения» (Калининград, 2010), международная научно-практическая конференция «Духовные доминанты в русской словесности, истории, культуре: к 700-летию со дня рождения преподобного Сергия Радонежского» (Калининград, 2014), международная научно-практическая конференция «Кирилло-мефодиевская миссия и восточнославянский мир ХХ-XXI веков: история, культура, словесность, образование» (Калининград, 2017), международная научно-практическая конференция «Человек и общество в потоке времени и в пространстве слова, культуры, просвещения» (Калининград, 2017).

Основные положения диссертации изложены в 71 публикации по теме диссертации общим объемом 92 п.л., в том числе в двух авторских и трех коллективных монографиях, учебном пособии и в 21 статье, опубликованной в ведущих рецензируемых научных журналах и изданиях, рекомендованных ВАК Министерства образования и науки Российской Федерации.

Диссертация включает в себя введение, четыре главы с разделами и выводами по каждой главе, заключение, библиографию, список словарей, список использованной художественной литературы, список корпусов.

Категоризация как базовый когнитивный процесс освоения темпорального опыта

Функция категоризации, способность разделять объекты всего онтологического пространства на классы, является важнейшей функцией человеческого сознания, лежащей в основе всей познавательной деятельности человека. Категоризация является главным способом «придать воспринятому миру упорядоченный характер, систематизировать наблюдаемое и увидеть в нем сходство одних явлений в противовес различию других» (Кубрякова, 2004, с. 97). Тесно связанный с многообразными когнитивными способностями человека, процесс категоризации взаимодействует со всеми компонентами когнитивной системы – памятью, вниманием, распознаванием объектов, умозаключениями. Процесс категоризации является интегральной составляющей тех процессов восприятия, мышления, воображения, объект которых вопри-нимается не как единичность или непосредственная данность, но как представитель некоего обобщенного класса, на который переносятся характерные признаки и особенности всего данного класса явлений. Динамический характер осмысления мира и многоаспектная природа категорий дают возможность двоякой трактовки понятия категоризации, которая в узком смысле рассматривается как подведение явления или объекта под определенную рубрику опыта (категорию) и признание его членом этой категории, а в широком обозначает «процесс образования и выделения самих категорий, членения внешнего и внутреннего мира человека сообразно сущностным характеристикам его функционирования и бытия, упорядоченное представление разнообразных явлений через сведение их к меньшему числу разрядов или объединений и т. п., а также результат классификационной (таксономической) деятельности» (Куб-рякова и др., 1996, с. 42).

Аналитико-синтетический акт категоризации присутствует в любом процессе восприятия: на основе ключевых признаков человек «осуществляет отбор, отнесение воспринимаемого объекта к определенной категории в отличие от иных категорий» (Брунер, 1977, с. 13). Процесс категоризации осуществляется непрерывно. «Мы постоянно “высовываем” в мир средства его категориального “прощупывания”, иначе говоря – зонды, имеющие разную длину и конфигурацию. В качестве зондов могут рассматриваться и простейшие перцептивные схемы, и языковые значения, и научные теории, а также идеология, государственные законы, моральные принципы… Аппарат зондов многослоен: можно выстраивать континуум средств категори зации (от более простых – к более сложным, или от низших к высшим). Высшие способы категоризации влияют на низшие: зонды более высоких уровней служат как “распознаватели” и организаторы движения зондов более низких уровней» (Журавлев, 2008, с. 234-235).

Проблема категоризации бытия в его разнообразных проявлениях традиционно привлекала к себе внимание. Согласно теории о классах и видах, намеченной Платоном в диалоге «Кратил» и развитой Аристотелем в трактате «Категории», категории имеют онтологический характер, обладают четко очерченными границами и определяются совокупностью равноправных между собой элементов, которым присуще одинаковое число типичных для категории признаков, позволяющих включить данные элементы в одну смысловую общность (Болдырев, 2000, с. 68-69). Основой классической теории категоризации является учение Платона об «идеях» вещей. Обладание «идеей» вещи предполагает знание совокупности её существенных свойств, их состава и устройства, – понимание «смысла», назначения вещи. Центральным здесь является осознание цельности, совокупности свойств, проистекающее из понимания идеи вещи как целостности всех составляющих её частей, как единства, неделимого на отдельные части подобно тому, как одна сторона треугольника не есть треугольник, а один звук не есть все слово. Понятие категории удовлетворяет непротиворечивым логическим критериям – законам достаточных и необходимых признаков, строгих границ и исключенного третьего. Выделенные Аристотелем категории – сущности, качества, количества, отношения, пространства, времени, состояния, обладания, действия и претерпевания – имеют объективно заданные рамки и не допускают двойной интерпретации. Каждая единица категории обладает одним и тем же набором категориальных свойств, и не может обладать «более привилегированным» статусом, чем остальные (Кубрякова, 2004, с. 99-100). Как следствие и набор элементов, составляющих классические аристотелевские категории с четко очерченными границами, строго определен наличием у каждого из представителей категории совокупности всех наиболее типичных признаков (Болдырев, 2000, с. 69; Дзюба, 2015, с. 44-48; Боярская, 2011, с. 18-28)2.

Учение Аристотеля о категориях, получившее дальнейшее развитие в теории И. Канта о суждениях и категориях рассудка, в системной классификации категорий Г. В. Ф. Гегеля, стало методологической основой для целого ряда языковедческих изысканий ХХ века. В фонологии оно явилось основой теории оппозиций и дифференциальных признаков фонем (Н. С. Трубецкой). Последняя была перенесена в область грамматики и семантики, найдя свое отражение в работах по дифференциальным признакам в грамматике (Р. Якобсон) и генеративной семантике (Дж. Кац, Дж. Фодор, М. Бирвиш), в компонентном анализе (Ю. Найда, В. Скаличка), построенном на разграничении значения слов в минимальных парах на основе бинарно противопоставленных дифференциальных признаков (Болдырев, 2000, с. 70).

В ХХ в. основные постулаты классической теории о классах и видах неоднократно переосмысливались. Так, в рамках теории «семейного сходства» Л. фон Витгенштейна категория рассматривается как амбивалентное мыслительное образование, не имеющее четких границ. Элементы категории, по мысли Л. фон Витгенштейна, не равноправны между собой и не тождественны с точки зрения набора характеризующих их опознавательных признаков, но объединены сложной сетью подобий. Если жесткое понимание категории в классической логике основывается на понятии равенства, то нежесткое, характерное для ненаучного мышления, – «на понятии подобия, сходства, но не полного тождества» (Кубрякова, 2004, с. 100). В основе смысловой общности элементов категории лежит принцип «семейного сходства»: «…так же накладываются и переплетаются сходства, существующие у членов одной семьи: рост, черты лица, цвет глаз, походка, темперамент» (Витгенштейн, 1994, с. 111). Ведущими в процессе категоризации оказываются не признаки как таковые, но «восприятие целостностей, представляющих собой скоррелированные друг с другом перцептуальные атрибуты» (Кубрякова, 2004, с. 101).

Логическим развитием идей Л. фон Витгенштейна становится теория прототипов Э. Рош (Rosch, 1973), возникшая под влиянием результатов психологических экспериментов Б. Берлина и П. Кэя. Согласно теории прототипов, структура категорий обусловлена не только онтологической природой действительности, но и субъективным характером человеческого сознания, классифицирующего явления внешнего и внутреннего мира на основе аналогий. Формирование категорий происходит не по правилам формальной логики, посредством обобщения существенных свойств и отношений, но в процессе взаимодействия человека с действительностью, подчиненном решению определенных задач. Принадлежность объекта к категории может быть описана в рамках теории нечетких множеств. «У таких категорий нет жестких разделительных границ, функция принадлежности объекта множеству может принимать не только значения “всё или ничего”, но и промежуточные: объект может принадлежать множеству в некоторой степени, а границы категории становятся вероятностными» (Барабанщиков и др., 2016, с. 16).

К центральным постулатам теории прототипов относится утверждение о неоднородности элементов, входящих в состав естественных категорий. Среди членов категории, объединенных на основе «семейного сходства», присутствуют наиболее яркие, «лучшие» образцы, максимально приближенные к содержательному ядру категории – так называемые прототипы, вокруг которых группируются остальные элементы с разной, большей или меньшей, степенью типичности для данной категории. Между членами категории нет равенства, однако все они находятся друг с другом в определенных отношениях. Их взаимосвязь мотивирована исходной идеей всей категории, в качестве которой выступает один или несколько отличительных, критериальных признаков (Кубрякова 2004, с. 103). Структурирование знаний в процессе категоризации опирается не только на сопоставление свойств осмысляемых явлений, сколько на целостное «впечатление» об объекте, на его совокупный образ (Безукла-дова, 2013, с. 50). Градация наиболее характерных свойств по их значимости для данной категории обусловливает степень типичности элементов категории, которые могут образовывать непрерывный континуум. Границы между градуированными категориями носят размытый, неопределенный характер и включают переходные зоны (Болдырев, 2000, с. 78; Egre et al., 2013, p. 392). Интегральную функцию внутри категории выполняют прототипические характеристики, позволяющие относить к категории все элементы, обнаруживающие сходство с прототипом. Место в структуре категории нетипичных элементов определяется наличием признаков, общих с другими, непрототипическими членами категории. Дифференциальные признаки, акцентирующие различия элементов внутри категории, лежат в основе межконцептуальных связей, необходимых для интерпретации знаний о представителях других категорий (Панасенко, 2015б, с. 494-495).

Средоточием наиболее представительных характеристик категории выступает её ядро (фокус, прототип), которое сближается с понятием категории в её классическом, аристотелевском понимании. Прототип, являющийся психологически более значимым элементом категории, обладает особым когнитивным статусом. Аккумулируя наиболее характерные признаки категории, прототип помещается в центр ка тегории, тогда как остальные члены категории располагаются вокруг прототипа согласно радиальному принципу, будучи связаны с прототипом и друг с другом различными отношениями (Lakoff, 1987, p. 32-45; Семантика и категоризация, 1991, с. 47-48). Представляя собой схематичную ментальную репрезентацию типичных черт категории, прототип является той психологически выделенной «фокальной» точкой опоры, на основании ощущаемого сходства с которой другие сущности могут быть отнесены к данной категории (Заботкина, Боярская, 2010, с. 62).

Исследуя особенности категоризации темпорального опыта и структуру темпоральных категорий, мы будем исходить из положения о динамической природе мыслительных категорий в целом и их центральных элементов – прототипов. Прототип, представляющий собой обобщенный ментальный образ всей совокупности элементов категории, способен изменяться с течением времени в связи с перераспределением набора характерных свойств и приобретением категорией новых членов. В случае отдаления от фокуса категории происходит элиминация одного из конституирующих её признаков и выдвижение на первое место по своей значимости некоего иного, альтернативного признака, в результате чего происходит изменение внутренней организации категории, которая приобретает несколько фокусов, или дает начало существованию новой категории (Кубрякова, 2004, с. 102, 106). При «сдвиге прототипа» в центр категории выдвигается другой представитель категории. Подобную готовность к выделению в самостоятельную категорию, называемую протокатегори-альным эффектом, обнаруживают периферийные элементы категории, нередко выступающие в роли вторичных прототипов (Заботкина, Боярская, 2010, с. 62-63).

Техноцентрическая модель времени и средства её вербализации в современном русском языке

Цель данного параграфа – рассмотреть особенности формирования и вербализации техноцентрической модели времени в русской языковой картине мира на основе данных Национального корпуса русского языка. В ряде случаев привлекалась выборка из научно-популярных текстов.

Компьютеризация всех сфер общественной деятельности представляет собой отличительное свойство современного общества. Как отмечают социологи, компьютер превратился в универсальное устройство, повсеместно служащее профессиональным инструментом в области трудовой деятельности, средством обучения, повседневного общения, развлечения (Розенберг, 2010, с. 109). Всеобщая информатизация российского социума, начавшаяся в 1990-х гг, приобретает в 2000-е гг. упорядоченный вид, отчасти благодаря административно-правительственной инициативе, отчасти в связи с потребностью общества в подобной технологии для решения повседневно-бытовых, коммерческих, социальных задач (Селютин, 2012, с. 122).

Технологическое ускорение, т. е. увеличение скорости обновления техники, сопровождается социальной акселерацией – постоянными общественными изменениями, трансформацией социальных и индивидуальных отношений, а также ростом темпа повседневной жизни. Компьютерные и телекоммуникационные технологии, представляющие собой «центральную нервную систему» глобализации (Mavrofides et al., 2014, p. 70), приводят к «сокращению» времени и «исчезновению» пространства (Горин, 2003, с. 126; Lee & Sawyer, 2011, p. 297; Cooper, 2002, p. 25; Newman, Clayton, Hirsch, 2002, p. 1; Becker, 2002, p. 154; Hassan, 2003, p. 233-234; Lee, 1999, p. 16). Компрессия времени является исходным постулатом самого существования компьютерных информационных систем, так как скорость является единственным преимуществом вычислительной техники по сравнению с человеком (Mavrofides et al., 2014, p. 77-78). Идеальная продолжительность компьютеризированных процессов стремится к нулю, мгновенная электронная скорость, в основе которой лежит гипер-скорость наносекунды, уничтожает само понятие длительности (Strate, 1996, p. 357-359). Результатом становится «сокращение настоящего» – уменьшение длительности тех периодов, когда условия жизни сохраняют свою стабильность (Ulferts et al., 2013, p. 161-164; Vostal, 2015, p. 72).

Как было продемонстрировано выше (см. описание виртуальной модели времени в англоязычной картине мира), активное внедрение компьютерных технологий в различные сферы действительности оказывает воздействие на темпоральный опыт, стимулируя возникновение новой, виртуальной модели времени. Социальная акселерация разрушает коллективные ритмы общественной жизни, нивелируя значение долгосрочного планирования (King, 2010, p. 55) и, в конце концов, уничтожает само понятие исторического процесса, поскольку связь прошлого, настоящего и будущего нарушается (Taylor, 1993, p. 174-175). Оторванное от естественных природных процессов и физического опыта человека, представляющее собой предельную абстракцию, цифровое время является предметом манипулятивной деятельности и постоянного контроля извне (Rifkin, 1987, p. 15; Strate, 1996, p. 356). Сверхвысокая скорость обновления и распространения информации многократно превышает возможность человека отслеживать и контролировать её потоки, что создает опасность психологического давления на индивида (Отраднова, 2011).

Как показывают данные Национального корпуса русского языка, в русской языковой картине мира «техноцентричная» модель времени формируется позже, чем в англоязычной, а именно, на рубеже XX-XXI вв. Вместе с тем, языковые выражения, отражающие влияние электронных технологий на восприятие времени, начинают появляться раньше. В НКРЯ первое сочетание подобного рода – электронное время – датируется 1977 г. Ср.:

(1) В качестве заменителей живых птиц продаются алебастровые в натуральную величину дятлы, дрозды, кардиналы. Птицы искусно раскрашены. Это что-то вроде широко распространенных в Америке пластиковых цветов. Птицы пока еще не поют, но разве трудно заставить их петь в наше электронное время?! Потеря живой природы вблизи жилья заставляет людей искать ее там, где она еще сохранилась (Василий Песков, Борис Стрельников. Земля за океаном, 1977).

Выражение электронное время эксплицирует процесс метонимической концептуализации времени по типу «событие, происходящее в данную эпоху (область источника)» «эпоха». В качестве ключевого события, маркирующего современную действительность, выступает повсеместное использование технических устройств. В приведенном примере метонимическая конструкция электронное время подчеркивает «технократический» характер современной автору эпохи. Антитеза «живая природа» vs. «имитация живой природы», структурирующая данный фрагмент, высвечивает отличительное свойство «электронной» эпохи – усиливающаяся оторванность человека от естественного, «живого» мира.

Следующая фиксация анализируемого сочетания – в форме множественного числа электронные времена – относится к 1999 г.:

(2) Тут надо быть или гением, или… Джаз, баскетбол и легкая атлетика – вотчина темнокожих ребят… С грустью смотрю я теперь вслед тому, отлетевшему оркестру.

Большой джазовый состав – непозволительная роскошь по нынешним электронным временам. Садись за синтезатор и музицируй. Заводи программу-партитуру в компьютер-оркестр. (Муслим Магомаев. Любовь моя – мелодия, 1999).

В данном примере метонимическая конструкция электронные времена указывает уже на качественно иную, по сравнению с примером (1), эпоху – время повсеместного распространения компьютерной техники, вытесняющей не только живую природу, но и самого человека из сфер его привычной активности, в данном случае – творческой.

Контекст употребления следующей корпусной фиксации сочетания электронное время – в тексте 2007 г. – демонстрирует дальнейшее развитие значения метонимического определения электронный – как отсылающего к коммуникации в сети Интернет:

(3) Мне хочется, чтобы наши статьи обсуждали в курилках, чтобы девушки узнавали меня в метро и чтоб каждый день почтальоны приносили охапки восторженных (или возмущенных – неважно) писем. Пока барышни в метро меня не узнают. А бумажные письма в наше электронное время писать не принято. Поэтому приходится пользоваться услугами интернета. Каждый день я начинаю с того, что смотрю записи в виртуальных дневниках о нашем журнале. («Русский репортер», 2007).

В примерах Корпуса 2000-х гг. в качестве метонимических определений, характеризующих современную действительность, наряду с прилагательным электронный используются его контекстуальные синонимы – слова компьютерный, цифровой:

(4) Хотя эмпирические методы в наше компьютерное время считаются устаревшими, Владимир Васильевич с их помощью получил ряд новых качественных результатов (С. К. Бетяев. По ту сторону звукового барьера // «Вестник РАН», 2004);

(5) [Кусков Евгений, nick] Я в некотором роде склонен одушевлять технику. Странно? Пожалуй, но ещё страннее, что это не «прокатывает» с современными локомотивами – ну без души они (видимо, потому что созданы в наше «цифровое» время), а поэтому мне глубоко наплевать, что будет с ними. А вот старые – это иное. (коллективный. Форум: Американские тепловозы ТЭ33А «Evolution» Ильичевск-Актобе, 2009).

В примерах (4), (5) современная действительность, для номинации которой задействованы притяжательные сочетания наше компьютерное время, наше «цифровое» время, имплицитно противопоставляется традициям минувшей эпохи. Субъективная оценка «компьютерной» современности варьируется при этом от сдержанно нейтральной в «объективном» жанре научного дискурса (пример 4) до умеренно отрицательной в максимально приближенном к разговорному дискурсу отрывке из дискуссии интернет-форума (пример 5).

Возрастающая информатизация общества вводит в повседневный обиход явление виртуальной реальности, представляющую некую «альтернативную реальность» (Войскунский, 2012, с. 294) – опосредованную компьютерными технологиями симуляцию реальных явлений, событий, предметов и поступков (Розенберг, 2010, с. 110).

Концепт «христианский праздник» в картине мира носителей английского языка

Цель настоящего параграфа – выявление фреймовой структуры концепта «праздник» в традиционной для англоязычной картины мира христианской модели времени, а также описание ведущих средств его экспликации в английском языке.

В настоящем исследовании мы исходим из утверждения, что в англоязычной картине мира ценностное наполнение макроконцепта «праздник» сформировалось под влиянием христианства. В рамках «теоцентрической» модели роль прототипа принадлежит концепту «христианский праздник», который, благодаря ингерентной соотнесенности с абсолютной ценностью, обладает чрезвычайно высоким аксиологическим потенциалом. Данный концепт, содержание которого можно представить в виде сложного многокомпонентного фрейма, относится к числу темпоральных сущностей, однако его когнитивное строение специфично. Наряду с временными признаками в нем сводятся воедино ментальные репрезентации двух событий – не тождественных, но тесно взаимосвязанных.

С одной стороны, – это подфрейм «прецедентное событие» – концептуальный образ некоего ключевого, значимого явления, занимающего на оси времени особое, выделенное место, представляющего собой веху, а порой и поворотный пункт на жизненном пути. Будучи особым типом культурно-семиотического контекста, под-фрейм «прецедентное событие» характеризуется динамизмом, референтностью и общественно значимой кульминативностью (Алефиренко, 2011, с. 118). Его наличие делает праздник своеобразной формой культурной памяти народа (Макашова, 2014, с. 5). Линейное время, хронология и история входят в культурную память символически переосмысленными, аксиологически насыщенными. Прецедентное событие всегда соотносится с темпоральным планом истории. В христианском празднике, история являет собой вечно настоящее – Священную Историю, события которой не исчезают, но «существуют в вечном мире и продолжают существовать во временном, повторяясь в христианском календаре» (Лихачев, 1997, с. 66).

Ключевым когнитивным признаком темпорального подфрейма «день празднования», в рамках которого прецедентное событие соотносится с планом настоящего, является «освященность». В христианскую картину мира идея сопричастности праздника реальности иного, горнего мира входит как часть Откровения, получившего свое выражение в четвертой заповеди Закона Божиего:

“Remember the sabbath day, to keep it holy. Six days shalt thou labour, and do all thy work: But the seventh day is the sabbath of the Lord thy God: in it thou shalt not do any work, thou, nor thy son, nor thy daughter, thy manservant, nor thy maidservant, nor thy cattle, nor thy stranger that is within thy gates: For in six days the Lord made heaven and earth, the sea, and all that in them is, and rested the seventh day: wherefore the Lord blessed the sabbath day, and hallowed it” (Exodus 20: 9-11)265.

Утверждение святости дня праздника, на который указывает имя-символ sabbath – день субботний266, эксплицируется в форме модальности категорического долженствования – “Remember the sabbath day, to keep it holy” («Помни день субботний, чтобы святить его»). Онтологическая «инаковость» праздника как отделенного от остальных дней, наполненных земной трудовой деятельностью, имеет своим основанием его непременную соотнесенность с надмирной, трансцендентной Божественной реальностью, раскрывающейся в благословении Божием: “the Lord blessed the sabbath day, and hallowed it” («благословил Господь день субботний и освятил его»). Прецедентным событием выступает здесь Божественный покой субботнего дня, завершивший семидневный цикл творения вселенной. Для христианского сознания, основывающегося на вере в Пресвятую Троицу и воплощенного Сына Божия, границы недельного цикла расширяются. Событие воскресения Христова освящает первый день после субботы (“the first day of the week” [St. Matthew 28: 1]). В дне воскресном, получившем в англоязычной традиции имя «дня Господня» (Sunday, the day of the Lord), совпадают день первый и день восьмой – «это одновременно и первый, и восьмой день недели, день вхождения в вечность» (Лосский, 2004, с. 407)267.

Следующим конституирующим элементом концепта «христианский праздник» является подфрейм «празднование» - сложный процессуальный фрейм-скрипт268, включающий ментальные репрезентации широкого спектра действий -традиций, установлений, обрядов, которые входят в представление о празднике как о событии, совершающемся на темпоральной оси настоящего. Наличие этого под-фрейма делает пространственно-временную конфигурацию концепта уникальной -это всегда пространство реального действия, развертывающееся «здесь» и «теперь», сконцентрированное вокруг наиболее значимых жизненно важных интересов (Ван-ченко, 2009, с. 32). Подфрейм «празднование» сопряжен с представлением об определенном эмоциональном состоянии, включая в качестве категориального признака характеристику «радость»; этим субъективным переживанием праздник отличается от времени «обычного», повседневного. В английском языке базовую вербализацию концепта «христианский праздник» осуществляют синонимичные субстантивы holiday («праздник; день отдыха»), feast («праздник; пир») и festival («праздник»).

Внутреннюю структуру концепта «праздник» в теоцентрической модели можно представить в виде следующего поликомпонентного фрейма (рис. 11):

Наиболее ранним средством ословливания анализируемого концепта выступает существительное holiday (holy-day). Англо-саксонское по происхождению, оно представляет собой сложное слово, включающее основы hlig- («святой», ср. нем. heilig) и dee? («день»). Внутренняя форма лексемы свидетельствует о непосредственном сопряжении в рамках концепта «христианский праздник» ключевого темпорального подфрейма «день праздника» с вневременным планом - категорией «вечность».

Проявлением последней в пространстве земного бытия является святость, на которую в слове holiday указывает основа holy. Идея «святости», «освященности» раскрывается в концепте «христианский праздник», прежде всего, как представление о его «выделенности» из потока «обычного» времени (ср. Осипов, 1995, с. 15-16).

Лексема holiday служит в древнеанглийских текстах гиперонимическим обозначением праздничного дня. Ср. следующие примеры:

(1) Hueer on hali da um je emde269 (Lindisf. Gosp. Mark iii. 2, ок. 950 г.270);

(2) Be hali-dceiSes freolse. De die dominica et festis observandis271 (Laws of Cnut, 1035).

В примере (1) слово hlizdcez обобщенно указывает на священный, святой день, выступая аналогом греческого существительного oafificaov («суббота, день отдохновения»)272. В примере (2) латинское примечание «de die dominica et festis» указывает, что древнеанглийская форма множественного числа hali-dceiSes именует всю совокупность праздничных дней, отмечаемых еженедельно (die dominica - лат. «дни Господни», «воскресения») и ежегодно (festis - лат. «праздники»).

Существительное holiday продолжает выступать ведущим средством вербализации концепта «христианский праздник» в XIV-XIX вв. Ср.:

(3) ei holde not heore haly day [В. halidayes, С. halydaies] as holy churche [B. holi cherche, С holychurche] teche273 (Langl. P. PL A. VIII. 22, 1362 г.);

(4) In clannes kepe your haleday (Audelay Poems 6, 1426 г.)274;

(5) Goo to chirche, faste and kepe your halydayes (Сaxton Reynard 28, 1481 г.)275;

(6) (title) An Acte for the keping of Hollie dales and Fastinge dayes276 (Act 5 & 6 Edw. VI, c. 3, 1551-2 гг.);

(7) The Sundays came round weekly; other holidays came yearly (Lingard, Anglo-Sax. Ch. (1858) I. Vii. 288; OED, 2009).

В приведенных примерах лексема holiday реализует концепт «христианский [церковный] праздник», мысль о котором дополнительно актуализируется ближайшим словесным контекстом (ср. «as holy churche techep» [3], «goo to churche» [5], «keping of ... Fastinge dayes» [6], «the Sundays» [7]).

Наряду со словом holiday базовую вербализацию концепта «христианский праздник» осуществляют существительные feast («праздник; пир») и festival («праздник»).

Лексема feast (ст.-фр. feste, лат. festum – «праздник; пир»277, ср. фр. fte, ит. festa, исп. fiesta) входит в общеязыковой узус в первой четверти XIII в. Ср.:

(8) As hit neyhlechet to heore muchele feste278 (Passion 85 in O.E. Misc. 39, 1275).

Концептуальное содержание, репрезентируемое лексемой feast в среднеанглийский и ранненовоанглийский периоды, максимально приближено к тому, которое эксплицируется словом holiday, о чем свидетельствует отсутствие существенных различий в их дистрибуции279. Ср.:

(91) Hald ou wel in halidai280 (Cursor M. 6473, 1300 г.);

(92) ei holden wel is feeste281 (Wyclif, Serm. Sel. Wks. II. 238, 1380 г.);

(101) After the ester holidayes282 (Tindale, Acts XX. 6, 1526 г.);

(102) Hys Ester feste283 (R. Glouc., 441, 1297 г.);

(111) Therefore let us keep the feast, not with old leaven of malice and wickedness; but with the unleavened bread of sincerity and truth284 (1 Cor. 5: 8, King James Bible, 1611);

(112) Therefore let us keep the holy-day, not with old leaven of malice and wickedness; but with the unleavened bread of sincerity and truth (1 Cor. 5: 8, King James Bible [alternate translation], 1611 г.; OED, 2009)285.

Деятельностный аспект темпорального опыта и его художественная актуализация в стихотворении Б.Л. Пастернака «Неоглядность»

Цель настоящего параграфа – выявление особенностей художественной экспликации деятельностного аспекта темпорального опыта в стихотворения Б.Л. Пастернака «Неглядность».

Стихотворение «Неоглядность» относится к периоду Великой Отечественной войны и посвящается теме грядущей победы. Поводом к его созданию послужило обращение к Б.Л. Пастернаку редакции газеты «Красный флот» с просьбой отозваться на учреждение 3 марта 1944 года орденов П.С. Нахимова и Ф.Ф. Ушакова. Поэт откликнулся немедленно – 8 марта стихотворение было напечатано.

Начальные строки первой строфы сообщают стихотворению торжественное, победное звучание:

Непобедимым многолетье,

Прославившимся исполать!

Прилагательные непобедимые, прославившиеся, семантически объёмные, соотносятся с различными темпоральными планами. С одной стороны, они актуализируют концепт «историческое время», отсылая к героическому прошлому России, олицетворением которого являются прославленные адмиралы Ф.Ф. Ушаков (1745-1817) и П.С. Нахимов (1802-1855). С другой стороны, они объективируют концепт «настоящее», будучи обращены к тем современным Б. Л. Пастернаку героям, чьи подвиги продолжают традиции русской армии. Семантика итога, результата, присущая словам непобедимые, прославившиеся, имплицирует мысль о еще одном темпоральном плане – категории «вечность»: непобедимыми становятся во вневременном пространстве инобытия, где невозможно поражение. В гимнографических текстах, которые хорошо знал Б. Л. Пастернак, непобедимыми именуются христианские мученики, претерпевшие величайшие страдания и непобежденные. Непобедимым назван святой покровитель адмирала Федора Федоровича Ушакова великомученик Феодор Тирон, память которого праздновалась в 1944 году в день учреждения орденов – 3 марта (н. ст.): «Веру Христову, яко щит, внутрь приим в сердце твоем, противныя силы попрал еси, многострадальче: и венцем небесным венчался еси вечно, Феодо-ре, яко непобедимый» (кондак). Мысль о вневременной, непреходящей славе актуализируют этимологически тождественные лексемы многолетье, исполать, представляющие собой перевод-кальку и транслитерацию с греческого («многая лета»)361.

После торжественного аккорда начальных стихов, вторая часть строфы звучит

спокойно и жизнеутверждающе:

Раздолье жить на белом свете,

И без конца морская гладь.

Во внутренней форме субстантива раздолье в синкретичном единстве сливаются два смысловых пласта – физический образ («раздолье от дол – низина, открытая со всех сторон» [Фасмер, 1986, т. 3, с. 434]) и его бытийное понимание («раздолье от доля – простор, обилие и воля» [Даль, 1956, т. 4, с. 27]). Лексема раздолье – это метафорическое имя свободной и радостной судьбы. Категориальные смыслы «созерцательного» наклонения, свойственные абсолютной инфинитивной конструкции «жить на белом свете», актуализируют образ иного – вневременного – пространства (ср. Жолковский, 2011, с. 212). Семантика преодоления преграды имплицируемая словом раздолье и выражением без конца морская гладь, связывает вводимый начальными стихами строфы мотив победы с мыслью о совершенной полноте бытия362.

Во второй строфе «раздолье» белого света становится метафорическим выражением внутренней сущности исторического бытия России:

И русская судьба безбрежней,

Чем может грезиться во сне,

И вечно остается прежней

При небывалой новизне.

Слово судьба актуализирует здесь свое первоначальное значение – участи, предназначенной от Бога (Дьяченко, 2007, с. 688). Метафорическое сравнение «безбрежней, чем может грезиться во сне» иносказательно передает мысль о том, что «русская судьба» как замысел Божий о России превосходит границы человеческого понимания. Семантика тождества, присущая предикативному прилагательному «остается прежней» («такой, как была раньше») и усиливаемая наречием вечно, оттеняет онтологическую неизменность и вневременной смысл отечественной истории. Антитеза «прошлого» и «настоящего» высвечивает самобытность русского пути, где прежнее – «душа Родины» – при всех поворотах истории («небывалой новизне») сохраняет верность своему призванию.

В следующих строфах однородные подлежащие именуют те явления-события, которые предстают совершенным выражением деятельностного аспекта темпорального опыта в пространстве русской истории :

И на одноименной грани Ее поэтов похвала, Историков ее преданья И армии ее дела.

И блеск ее морского флота, И русских сказок закрома, И гении ее полета, И небо, и она сама.

Метафора «на одноименной грани» высвечивает глубинное единство многообразных дарований русского духа. Основа одноимен- имплицитно указывает на их источник и идеал363. В кульминационной точке восходящей градации – «И небо, и она сама» – судьба России сопрягается с образом мира горнего. Отсутствие в бытийных конструкциях этих строф глагольного предиката помещает русскую историю в предельно широкий темпоральный контекст.

Содержание ключевого для стихотворения концепта «служение» раскрывается метонимически: воплощением идеала служения Родине становится жизнь великих адмиралов – П. С. Нахимова и Ф. Ф. Ушакова:

И вот на эту ширь раздолья

Глядят из глубины веков

Нахимов в звездном ореоле

И в медальоне – Ушаков.

Смысл, реализуемый метафорическим выражением из глубины веков в стихотворении Б. Л. Пастернака, качественно отличается от устойчивого фразеологического значения «из далекой древности» (Ожегов, Шведова, 1995, с. 129). Существительному глубина в его переносном прочтении присущи смысловые признаки необъятности, непостижимости, неизмеримости (Даль, 1956, т. 1, с. 357). В этом микроконтексте высвечивается многогранность энантиосемичного корня век-/веч-, способного передавать не только временные (век – «срок в сто лет; эпоха»), но и вневре-менные смыслы (век – «вечность» [Дьяченко, 2007, с. 113; Ожегов, Шведова, 1995, с. 69)).

Словосочетание звездный ореол прямым своим значением отсылает к рубиновой звезде ордена, в центре которого помещено профильное изображение П. С. Нахимова. Прилагательное звездный привносит ассоциации с недостижимой высотой, с блеском славы (звездный час). В значении существительного ореол мысль о земном («блеск, почет» [Ожегов, Шведова, 1995, с. 450]) сливается с образом небесного – «нимб, венец» (Там же, с. 450). Звездный ореол вечной славы окружает имя Павла Степановича Нахимова с минуты его смертельного ранения на Малаховом кургане осажденного Севастополя 28 июня (ст. ст.) 1855 года.

Словом медальон именуется не только «большая медаль» (Даль, 1956, т. 2, с. 311), но и ключевой элемент храмовой росписи. «В медальоне» помещается изображение святого. Многозначная лексема, использованная Б. Л. Пастернаком, явилась своего рода предвосхищением церковного прославления, которое увенчало служение непобедимого адмирала Ф. Ф. Ушакова 5 августа (н. ст.) 2001 года.

Идея пространственной близости, наглядности, актуализируемая указательной частицей вот, дейктическим местоимением эта и глаголом зрительного восприятия глядят, имплицирует мысль о том, что живая реальность вечности, в которой пребывают великие флотоводцы, не отчуждена от разворачивающейся «здесь и сейчас» исторической судьбы России, но сопричастна ей.

Сущность земного подвига прославленных адмиралов раскрывается поэтом в шестой и седьмой строфах, где временная семантика переплетается с деятель-ностно-бытийной:

Вся жизнь их – подвиг неустанный. Они, не пожалев сердец, Сверкают темой для романа И дали чести образец.

Их жизнь не промелькнула мимо, Не затерялась вдалеке. Их след лежит неизгладимо На времени и моряке.

В темпоральном пространстве шестой и седьмой строф сопрягаются два вре-менных плана: концепт «историческое время» актуализируется глаголом совершенного вида «дали чести образец» и деепричастием «не пожалев сердец»; концепт «настоящее» эксплицируется формами актуального настоящего «сверкают темой для романа», «след лежит неизгладимо». Пятикратный повтор отрицательной частицы не- подчеркивает их причинно-следственное единство: самоотверженные подвиги, совершенные однажды во времени («подвиг неустанный», «не пожалев сердец»), не исчезают в небытии («жизнь не промелькнула», «не затерялась»), но пребывают в вечности («их след лежит неизгладимо»).

В восьмой, девятой и десятой строфах жизнь и деятельность прославленных адмиралов предстают как совершающиеся в пространстве настоящего:

Они живут свежо и пылко,

Распорядительны без слов,

И чувствуют родную жилку

В горячке гордых парусов.

На боевой морской арене

Они из дымовых завес

Стрелой бросаются в сраженье

Противнику наперерез.

Бегут в расстройстве стаи турок.

За ночью следует рассвет.

На рейде тлеет, как окурок,

Турецкий тонущий корвет.