Содержание к диссертации
Введение
Глава I. Теоретические основы исследования эмоционально-оценочной лексики как предмета лингвистического исследования . 13
1.1. «Эмоциональность», «оценочность», «экспрессивность», «эмотивность» в контексте лингвокультурологических исследований 13
1.2. Проблема междометий как подкласса эмоционально-оценочной лексики в лезгинском языке 47
Глава II. Иллокутивность эмоционально-оценочной лексики как прагматический фактор ее функционирования в речевом акте .73
2.1. Иллокутивность эмоционально-оценочных слов в лезгинском и русском языках 73
2.2. Иллокутивность междометий в сопоставительном аспекте 92
2.3. Особенности перевода эмоционально-оценочной лексики языка 113
Заключение 137
Библиографический список 144
Материалы исследования .158
- «Эмоциональность», «оценочность», «экспрессивность», «эмотивность» в контексте лингвокультурологических исследований
- Проблема междометий как подкласса эмоционально-оценочной лексики в лезгинском языке
- Иллокутивность эмоционально-оценочных слов в лезгинском и русском языках
- Особенности перевода эмоционально-оценочной лексики языка
«Эмоциональность», «оценочность», «экспрессивность», «эмотивность» в контексте лингвокультурологических исследований
Общеизвестно, что речь - это основное средство человеческого общения. Процесс речи есть одновременно процесс мышления.
Вильгельм Гумбольдт (Фридрих Вильгельм Кристиан Карл Фердинанд фон Гумбольдт), разрабатывая проблему соотношения языка и мышления, дает определение языка через мышление, подчеркивая тем самым их тесную связь: «Чувственное обозначение единств, с которыми связаны определенные фрагменты мышления для противопоставления их как частей другим частям большого целого, как объектов субъектам, называется в широчайшем смысле слова языком» [Гумбольдт В., 1984].
Август Шлейхер полагал, что язык и мышление идентичны, как содержание и форма [Десницкая А. В., 1971].
Согласно Б.С. Найденову для овладения четкой, логичной и выразительной речью, следует иметь в виду не технику речи, «а психотехнику – упражнения, связанные с мыслью, чувством и воображением» [Найденов Б.С., 1969: 6]. Другими словами, речь является показателем уровня мыслительной деятельности человека, его интеллектуального развития и сомнений в тесной взаимосвязи психики, мышления, сознания и языка, как показывают многолетние исследования в области психологии и лингвистики, нет. Это относится ко всем языкам.
Речь состоит из слов. Слова в языке, как известно, не существуют изолировано от общей лексической системы. Лексика того или иного языка делится по происхождению, по сфере употребления, по стилистической окраске.
Одним из наиболее важных элементов успешного общения являются эмоции. На то, что язык как способность человека говорить, выражать мысли пронизан чувствами Вильгельм фон Гумбольдт, немецкий филолог, языковед, обратил внимание еще в девятнадцатом веке.
Исследователи понимали и принимали всю важность эмоций для человеческого самосознания и социальных отношений, вследствие чего язык стали изучать в тесной связи с природой человека. Представители самых различных наук бесспорно принимали факт эмоций как одной из форм отражения, познания и оценки объективной действительности.
За всю историю развития психологической мысли мы встречаемся с разнообразными мнениями на природу эмоций. Одни из исследователей (Даффи, Линдслей) высказывают точку зрения о том, что изучая поведение вообще можно обойтись без понятия «эмоция»; с их точки зрения, поведение легче объяснить с помощью понятий «активация», «возбуждение» как относящихся к эмоциональной сфере.
Изард Кэррол (1972) представляет эмоции как первичную мотивационную систему человека.
Некоторые ученые (М. Арнольд, Р. Лазарус) утверждают о разрушительной и дезорганизующей поведение человека силе эмоций, что и приводит в результате ко многим психосоматическим заболеваниям. В противовес им Изард, Рапапорт Дэвид, Е. Шахтель, С. Томкинс, В.С. Дерябин выдвигают тезис о положительной роли эмоций в организации и мотивации поведения.
Множественность теорий, многообразие классификаций относительно эмоций в психологии (П.В. Симонов, Б.И. Додонов, В.С. Дерябин и др.) осложняют исследовательскую деятельность психолингвистической науки, нацеленной на исследование функций эмоций. Сложности возникают и при означивании процессов эмоций. Так, Б.И.Додонов, основываясь на своих наблюдениях, подмечает, что «в разговорной практике мы часто пользуемся одним и тем же словом для обозначения разных переживаний, так что их действительный характер становится ясным только из контекста. В то же время одна и таже эмоция может обозначаться разными словами» [Додонов Б.И., 1975: 23].
Учитывая, все вышесказанное о теории эмоций в психологии, языковед, прежде всего, должен акцентировать внимание на собственно языковых механизмах обозначения и выражения эмоций. «Чувства только тогда приобретают значение для лингвиста, когда они выражены языковыми средствами» [Вандриес Ж., 1937: 211.].
Итак, лингвистика все чаще обращается к учению Вильгельма фон Гумбольдта утверждавшего, что язык необходимо изучать в тесной связи с человеком. В последнее время набирает обороты раздел лингвистики, который изучает развитие познавательной деятельности человека, основываясь на отражении мышления в соответствующей эволюции языка, то есть антропологическая лингвистика или же антрополингвистика (Гринев-Гриневич С.В., Сорокина Э.А., Скопюк Т.Г.). Одна из центральных категорий антрополингвистики – языковая картина мира, мир, отображаемый языковой картиной. Язык не есть зеркальной отражение мира, что и приводит, очевидно, к несовпадению мира эмоций с набором языковых средств, который их отображает.
Со времен изначального изучения языка в тесной связи с природой человека, в частности и его эмоции, до настоящего времени наукой накоплен определенный опыт. Однако в научной лингвистической литературе все же продолжают встречаться труды, где понятия «эмоциональность», «оценочность», «эмотивность», «экспрессивность» употребляются как синонимы без весомой аргументации. Мы предлагаем, изучив и обозначив разницу в их употреблении, указанные понятия разграничивать.
Итак, человек в процессе жизни не просто изучает, познает окружающую действительность. В процессе познания действительности он к тем или иным фактам относится каким-либо образом, испытывая определенные чувства к этим фактам. Все, что человек сознает в определенном этапе познания, делим на две части: 1) воспринимаемое органами чувств и относящееся к внешним объектам мира; 2) все, что относится к внутреннему миру, мысли, переживания и согласовывается с субъективностью. При этом обе указанные части входят эмоции. Они приводят к взаимовлиянию рационального и эмоционального.
Э.Бенвенист рассматривал субъективность как способность говорящего воображать себя в роли субъекта, а основание ее лежит непосредственно в процессе пользования языком [Бенвенист Э., 1974: с.296]. Представить речь без эмоций, местоимений, принадлежности к месту, времени, выражающих субъективность, конечно же, невозможно.
Стремление выделить из всего многообразия эмоций, так называемых основных, базовых стало давней традицией в психологии (М.Арнольд, П.Экман, К.Изард, У.Джеймс, У.Макдауэлл, О.Морер, Р.Плучик, С.Томкинс, Б.Уэйнер и др.).
К базовым эмоциям относят те, которые в свою очередь являются составляющими сложных эмоций. Базовые эмоции не расщепляются [Черняев Л., 2007]. Они универсальны, их испытывают все люди независимо от пола, национальности, региона, цвета кожи, что и позволяет относить их базовым или же основным. Каждый раз их классификации основывалась на разных критериях и имела разное количество. В то же время психологи отмечают, что «словарь эмоций» в разных языках далеко не одинаков, хотя нет ни одного переживания, которое было бы доступно для одной национальности и недоступно для другой» [Додонов Б.И., 1975: 23].
В последнее время в научной литературе появляются тезисы «об эмоциях нового времени», согласно которым базовые эмоции, перестав выполнять свои изначальные функции, стали перекочевывать в смежные области жизни людей (Кулиева С., 2010).
Как бы не менялась классификация эмоций, в каждом языке в обязательном порядке имеются такие концепты, как «печаль», «радость», «гнев», «удивление» и другие, а также имеются разнообразные способы их передачи, выражения. В отечественной науке длительное время в определении эмоционального компонента лексического значения доминировал формальный подход. Наличие у того или иного слова эмоционально-оценочной окраски порой приводило к затруднению даже лингвистов, что выражалось в объяснении выбора того или иного варианта. Порой наличие у слов эмоционально-оценочной окраски, к сожалению, являлось показателем их функционально-стилевой соотнесенности, что, по-нашему мнению, в корне не корректно.
Проблема междометий как подкласса эмоционально-оценочной лексики в лезгинском языке
Как часть речи междометия обратили на себя внимание давно (Варрон (І век до нашей эры), М.В.Ломоносов, В. Гумбольдт, М. Мюллер, К. Аксаков, А.Потебня и др.).
М. Ломоносов определял междометия как «краткое изъявление движений духа», В.Гумбольдт и М. Мюллер выделяли «междометия как границу, за которой и начинается язык», К. Аксаков и А.Потебня уподобляли междометие с выкриком и т.д.
Тем не менее, все исследователи происхождения языка (А.А. Потебня (1913), В. Гумбольт (1876), М. Мюллер (1855), И. Срезневский (1887), А. Погодина (1913) и др.) сходятся во мнении, что междометия – это нечленораздельный звук, который соприсутствует в языке слову, но играет в организации психической жизни ничтожнейшую роль.
Междометия – это не что иное, как отражение внутри организма на действующие извне потрясения, равно как и отдельные состояния души. Сиесекундная реакция, вспышка чувств, отразившая в междометии тот или иной импульс своей реакции на внешнее потрясение или же внешний раздражитель, но не мысль. То есть, междометия запечатлевают именно миг нашей психической жизни. Как только миг фиксации завершен, он тут же лишается содержания, не знаменуя собой ничего. А на следующем этапе мы, относительного этого же душевного состояния, уже активизируем мыслительную деятельность, то есть концентрируем, активизируем внимание, мысль, слово, лишая междометие фонетического изображения взволновавшего нас чувства (Мещанинов И.). В результате чего междометие, как понимаем, теряет свой основной признак.
Между тем, оценка непосредственно сущности междометий противоречива. Предшествующие исследования в этой области показывают, что междометиям характерна неизменяемость, преобладание эмоционального над рациональным, краткость выражения чувств, эмоций, требований, призывов. Хотя, необходимо отметить, что в контексте активного и усиленного развития прагмалингвистики устанавливается интересный факт. Так, в коммуникативном аспекте, в отличие от основных частей речи, междометия обладают некоторыми коммуникативными функциями, они не нуждаются в синтаксической поддержке речевой цепочки или же контекста для того, чтобы воспроизвести высказывание абсолютивно. Разумеется, это вынуждает лингвистов на функции и сущность междометия взглянуть по-новому, все же выявить и уточнить их особенности с точки зрения прагматики.
Междометия, несомненно, отличны от других языковых единиц не только семантико-стилистическими особенностями, но и необычным фонетическим оформлением, специфической функцией в речи, что с нашей точки зрения, наиболее важно для нашего исследования.
Таким образом, все вышесказанное поясняет и оправдывает принятую нами классификацию, в структуре которой междометия рассматриваются нами отдельно от другой эмоционально-оценочной лексики, так они (междометия) все же представляют собой особую закрытую систему, хотя и находятся в определенной связи с другими подклассами эмоционально-оценочной лексики.
Тот факт, что междометия находятся в пограничной зоне собственно языковых знаков, Добрушина Н. рассматривает как подтверждение особого статуса междометий [Добрушина Н., 2004].
Факт обязательного наличия у номинативных единиц референциального значения, называющего предмет или же понятие, отличает от них междометий. В противовес им для междометий приоритетным компонентом является коннотация, где превалирует эмоциональное, которому подчинено предметно-логическое значение. Следовательно, междометия, как верно определила, Н.В.Могутова, можно назвать «специализированными эмотивами» [Могутова Н.В., 2002: 94].
Вслед за В.В. Виноградовым, мы считаем междометия неотделимой, но специфичной частью эмоционально-оценочной лексики [Виноградов В.В., 1972, с.12].
До сих пор в лингвистической науке неоднозначен и спорен вопрос отнесения определенных групп языковых единиц к междометиям. Лингвистов больше интересовал факт простой фиксации данного явления в языке, что в свою очередь и привело к невозможности дать безоговорочного толкования междометию в словарной статье, благодаря чему стало бы возможным четкое разграничение междометия от эмоциональных реплик, звукоподражаний и частиц.
Изучение междометий, по-нашему убеждению, учитывая языковое богатство и многонациональный состав республики, до настоящего времени остается актуальной проблемой для большинства языков народов Дагестана.
В числе немногочисленных проведенных исследований по изучению междометий можно назвать работы Шахбановой П.Б. «Семантические и структурные особенности междометий в аварском языке» (2006 г.), Юсуповой Х.З. «Междометия в кумыкском языке» (2007 г.) и Багандовой И.М. «Структурно-семантический анализ междометий в даргинском языке» (2013 г.).
На материале лезгинского языка, как нами уже было сказано ранее, междометия до сих пор оставались за пределами специальных научных исследований. Все имеющиеся скудные данные о междометиях в работах У.А. Мейлановой, Б.Б. Талибова, Р.И. Гайдарова, Г.А. Гюльмагомедова, М.А. Алипулатова, Н.Ш. Абдулмуталибова сводятся к определению, согласно которому «междометия - это особая часть речи, которая служит для выражения чувств, побуждений к действию, не называя их» [Талибов Б.Б. (1966), Гайдаров Р.И. (1986), Гульмагомедов А.Г. (2005), Алипулатов М.А. (1986)]. Также авторы указанных источников отмечают в лезгинском языке случаи не стабильного, но перехода междометий в знаменательные части речи, при этом, абсолютно не комментируя данное явление.
Дается краткий курс по производным и непроизводным междометиям, где в качестве примера приводятся с десяток междометий. Во всех указанных нами источниках использован один и тот же теоретический материал. Кроме того, до середины 50-х годов прошлого столетия исследователи лезгинского языка не выделяли междометия как особую часть речи и их особенности, как по значению, так и по составу не рассматривали [Гаджиев М.М., 1952].
Хотелось бы еще отметить, что в диссертации Алисултанова А.С. «Редупликация в лезгинских языках » (2012 г.) во второй главе на уровне одного параграфа (2.6.) рассматриваются структурные и функциональные особенности редупликации междометий в лезгинских языках [Алисултанов А.С., 2012: 27].
В работе Шахбановой О.З. «Шимихюрский говор лезгинского языка» (2006 г.) во второй главе, рассматривая морфологические особенности шимихюрского говора лезгинского языка, автор в рамках одного параграфа (2.12.) на двух страницах говорит о междометиях, также основываясь на имеющемся в лезгинской научной литературе материале. Имеющаяся теоретическая база о междометиях в лезгинском языке, естественно, представляется недостаточной. В своем исследовании мы попытаемся отчасти восполнить данный пробел.
Итак, оставаясь одним из самых неопределнно интерпретируемых классов языка, междометия на современном этапе языкознания представляют собой исключительное явление в сопоставляемых языках (русский и лезгинский) и в семантическом, и в структурном плане.
Из большого имеющегося в научной литературе количества определений мы решили остановиться на следующем: «междометия – класс неизменяемых слов, служащих для нечленораздельного выражения эмоциональных, эмоционально-волевых реакций на окружающую действительность» [Кручинина И.Н., 1998].
Впервые выделенные еще в I веке до нашей эры Варроном как самостоятельный лексико-грамматический класс в латинской грамматике, междометия в последующем (их грамматическая природа) определялись неоднозначно. Вопрос вступления междометий в систему частей речи открыт до сих пор, как и нет до сего времени общепринятой классификации междометий ни в русском, ни в лезгинском языках.
Классифицировать междометия можно по разным признакам (по структуре, значению, происхождению).
Иллокутивность эмоционально-оценочных слов в лезгинском и русском языках
Любое высказывание воспроизводится для достижения определенной цели. Учитывая, что в структуре эмоционально-оценочной лексики приоритетным является эмоциональное составляющее, в данной лексике предполагается наличие в той или иной степени иллокутивности.
В современной лингвистической науке иллокутивное значение неотделимо от понятия речевого акта.
Что же представляет собой иллокутивность?
Основы теории речевого акта были заложены британским философом Джоном Лэнгошом Остином, который определил в структуре речевого акта локутивную, иллокутивную и перлокутивную составляющие. Первый локутивный – представлял собой произнесение четких звуков, организованных согласно установленным в том или ином языке правилам. А вот выраженное в этом произнесении членораздельных звуков, организованных по соответствующим правилам, коммуникативное намерение говорящего превращает его в иллокутивный, который может представлять собой просьбу, обещание, утверждение и так далее [Джон С., 1987]. И, наконец, перлокутивность речевого акта согласно Дж. Остину представляет собой его результат. Нас интересует иллокутивность, выражающая характер отношений между говорящим и слушающим.
Основываясь на исследованиях Почепцова О. [Почепцов О.Г., 1986: 24], способность языковых единиц принимать участие в реализации речевой направленности мы называем иллокутивностью. Определение степени иллокутивности эмоционально-оценочной лексики нами расценивается как сопоставление сильной и слабой позиции. Определение самих позиций (сильной и слабой) нами производится двумя способами. Это либо выведение, либо нейтрализация эмоциональной лексики в высказивании. Если при осуществлении данных изменений каких-либо трансформаций не происходит (имеем ввиду на семантическом и эмоциональном уровнях) или же изменения могут иметь место, но почти незаметные для адресата, мы намерены как слабую определить данную степень иллокутивности. Если при реализации трансформаций могут иметь место изменения, ведущие к определенным потерям на семантическом и эмоциональном уровнях, мы определяем степень иллокутивности эмоционально-оценочной лексики, естественно, как сильную.
В современной науке о языке исследование влияния эмоционально-оценочной лексики на организацию того ли иного вида речевого акта, воплощение авторской цели, намерения, степень ее влияния на итоговый результат речепроизводства представляется интересным и перспективным, что и сподвигло нас к изучению данного вопроса.
Наряду с функцией эквивалента, единственного компонента речевого акта эмоционально-оценочная лексика, может быть и не единственным элементом речевого акта, то есть выполнять функцию составной части:
1) «Ахмакь», «Кубут», «К1амаш», «Кимиди», «Сефигь», «Ахмакь», «Придурок», «Болван»;
2) «- Я чан Перис, я кьей вах, вири шад я вун акваз, амма ваз хабар авач.» - «-Дорогая Перис, сестра (дословно-сдохшая сестра-употребляется в качестве простого обращения, в данном случае - шутливо), все рады, видя тебя, но ты об этом даже не подозреваешь» [Исмаилов А., 2005: 402].
Несколько уточним используемую в данной научной работе терминологию.
Под функцией эквивалента речевого акта мы имеем ввиду непосредственно те виды речевого акта, в чьем составе находятся только эмоциональные лексические единицы, которых может быть сколько угодно, или же комплекс эмоциональной и нейтральной лексической единиц, обязательным условием которого является не превышение количественного состава нейтральных слов над количеством эмоциональных единиц.
Единицы должны взаимодейтсвовать друг с другом непосредственно.
Если рассматривать эмоционально-оценочную лексику в качестве составной части речевого акта, то здесь под его (ЭОЛ) функцией мы имеем в виду различные варианты взаимодействия нейтральной и эмоциональной единиц, не выделяя и не расставляя приоритетов в доминировании той или иной группы. Все же, на наш взгляд, эти две группы целесообразно рассматривать отдельно.
Итак, для выявления степени иллокутивности эмоционально-оценочной лексики, как нами было указано раннее, мы прибегнем к способам трансформации и нейтрализации высказывания, которые, по-нашему убеждению, помогут выявить и проанализировать все те изменения, происходящие в высказывании при целенаправленном выведении из него какой-либо части или же замене эмоционально-окрашенного слова на нейтральное. Например:
1) «Кьуьзуь кьант1а, чк1ай члаф» - «Старая ведьма»;
2) «Сив агал, кьуьзуь киц» - «Заткнись, старый пес»;
3) «Жегьеннемдиз алад (иди в ад)» - «Идите к черту»;
4) «Ада алчахдаказ тухвана вич…» - «Подло! Очень подло!..»;
5) «Сефигь я вун.» - «Глупыш ты»; «Сефигь кас гьик1 гъавурда тван?..» - «Как образумить глупца?..» [М.Ведих, «На площади вечности»];
6) «Факъир» - «Бедняжка»; «Факъир Бедназар, вуч авурай?.. -«Бедняжка Бедназар, как ему быть?..» [А. Исмаилов, с. 34]; «Шумуд факъир п1уз акъатна, Таз на ц1раз хьана, къази» [Етим Эмин, 1980: 131] – «Сколько ж бедняков с лихорадкой на губах Оставил ты чахнуть, кази».
Рассмотрим приведенные выше примеры. В первом примере на лезгинском языке прилагательное «кьуьзуь» - «старый» функционирует с ярко выраженным уничижительным значением слова «кьанта», которое уже само по себе употребительно либо к животным с отрезанным хвостом («короткохвостый», «куцый»), либо к старым животным [Талибов Б.Б., Гаджиев М.М., 1966: 197]. И в лезгинском, и в русском языках наличие у взрослого человека черт неполноценности (куцости) является отклонением от нормы и воспринимается окружающими отрицательно. Однако наличие этой же черты у животных воспринимается скорее как норма: куцый хвост у собаки может иметь место быть. Именно по этой причине сочетание «кьуьзуь кьант1а» - «старый с обрезанным хвостом» (а в данном высказывании речь идет о женщине) акцентирует внимание на аномальности при употреблении его по отношению к человеку. Данное словосочетание в лезгинском языке употребительно и по отношению к мужчине, и - к женщине.
В лезгинском языке ругательное существительное «кьант1а» в данном словосочетании переводится на русский как «ведьма». Оригинальность данного высказывания усиливается мощной экспрессией за счет его сочетания со словом «кьуьзуь» - «старый». Следовательно, носителями русского языка восприятие существительного «ведьма» как ругательного или же отрицательного явления достигнуто.
Как видим, взаимодействие эмоционально окрашенного слова «кьант1а» и нейтрального прилагательного «кьуьзуь» повлекло за собой эмоциональное уподобление (ассимилирование), то есть распространение эмоциональной окраски на стоящее рядом нейтральное слово. В данном случае именно «старая» - «кьуьзуь» в купе с существительным «кьант1а» - «состарившаяся, с обрезанным хвостом» воспринимается как злобная, способная на множество бед и несчастий, старая женщина. В сопоставляемых языках слова «старый» - «кьуьзуь» сами по себе не имеют эмоциональной окраски, однако могут ее приобрести в контексте или же путем ассимилирования.
Итак, как видно из приведенных примеров, иллокутивная функция реализуется в полной мере. В реализации типа интенции принимают участие все составляющие, даже при наличии окказиальной эмоциональной коннотации, которую они способны получать в определенных языковых условиях.
Обратимся к анализу второго примера: «Заткнись, старый пес» «Сив агал, кьуьзуь киц». В данных выражениях все знаменательные слова в сопосталяемых языках имеют эмоциональную окраску. Исключение по прежнему, составляет прилагательное «старый» - «кьуьзуь». Однако эмоциональную окраску прилагательное «кьуьзуь» в контексте все же приобретает посредством синтагматических отношений с существительным в переносном значении «киц1» -«пес».
Особенности перевода эмоционально-оценочной лексики языка
Перевод, как известно, - сложное многостороннее явление, отдельные грани которого могут быть предметом исследования разных наук. Нас в данном исследовании интересует теория перевода как языковая дисциплина.
Как языковая дисциплина теория перевода, развиваясь, функционирует со многими лингвистическими разделами.
Изучение своеобразия, самобытности коммуникативной направленности, эмоционального воздействия эмоционально-оценочной лексики в речи позволяет говорить об их смысловой объемности, вместительности, что естественно, усложняет перевод данных единиц лексики с одного языка на другой.
Следовательно, к основной проблеме перевода с одного языка на другой любого текста можно отнести, по-нашему мнению, неидентичность лексики, в частности эмоционально-оценочной, участвующей в коммуникативном процессе языков, что, как известно, уже приводит к ограничению равнозначности перевода оригиналу.
В зависимости от объекта исследования различные ученые, стремясь выработать свою теорию, дают и свое определение. Так, В.С. Виноградов (2001) определял перевод как особый, своеобразный и самостоятельный вид словесного искусства. Это искусство «вторичное», искусство «перевыражения» оригинала в материале другого языка.
А.В. Федоров подчеркивал, что «перевод рассматривается, прежде всего, как речевое произведение в его соотношении с оригиналом и в связи с особенностями двух языков и с принадлежностью материала к тем или иным жанровым категориям» [Федоров А.В., 2002: 48]. Я.И. Рецкер считал, что «задача переводчика - передать средствами другого языка целостно и точно содержание подлинника, сохранив его стилистические и экспрессивные особенности. Иначе говоря, в отличие от пересказа перевод должен передавать не только то, что выражено подлинником, но и так, как это выражено в нем» [Рецкер Я.И., 2009]. На разных этапах развития лингвистической мысли можно проследить различные, а порой взаимоисключающие взгляды на содержание перевода и его принципы. Тем не менее, большинство ученых сошлись на точке зрения, предложенной А.Д. Швейцером, согласно которой «перевод может быть определен как: однонаправленный и двухфазный процесс межъязыковой и межкультурной коммуникации, при котором на основе подвергнутого целенаправленному («переводческому») анализу первичного текста создается вторичный текст (метатекст), заменяющий первичный в другой языковой и культурной среде» [Швейцер А.Д., 1988].
В процессе перевода с одного языка на другой, как правило, языки сопоставляются и своеобразно заменяют друг друга.
Некоторые ученые (Л. П. Лобковская, Х. А. Джаримова, И.Кашкин и др.), определяя тип перевода, берут за основу, содержащуюся в текстах информацию, которая в свою очередь бывает двух видов: 1) предметно-логическая, то есть мысли автора об окружающем мире; 2) оценочная, эмоциональная информация, то есть чувства, эмоции, настроения автора. Исходя из этого, согласно их мнению, все тексты (переводы) возможно разделить на две группы: 1) информативные (научные тексты, газетные статьи) и 2) художественные.
К настоящему времени в переводоведении как науке обозначились следующие теории перевода. Это – денотативная, семантическая, трансформационная и теория уровней эквивалентности. Естественно, каждая из теорий в отдельности не отображает всего процесса объема перевода.
Самой распространенной из перечисленных теорий является денотативная или, как его еще называют, ситуативная. Однако у данной теории наблюдаются слабые стороны.
Трансформационная теория перевода исходит из того, что основу непосредственно переводческой деятельности будет представлять собою своего рода метаморфоза или трансформация оригинала в текст перевода.
Тем не менее, данная теория перевода целесообразна для экспликации лишь отдельных моментов переводческой деятельности, в основном, связанных с соотношениями грамматических структур.
Изображение квинтэссенции соответствия между планом оргигинального текста и планом содержания перевода является магистральной задачей семантической теории перевода. (В этом же, кстати сказать, заключена одна из основных задач переводоведения в целом.)
Перечисленные нами теории брали за основу лишь отдельные стороны перевода. И в прошлом столетии вначале 1970-х годах появляется теория уровней эквивалентности, которая по своей сути объединяла все лучшее вышеперечисленных теорий перевода.
По убеждению многих известных ученых решающим в переводоведении является понятие эквивалентности (В.Н. Комиссаров). Эквивалентность – синоним равнозначности. Следовательно, при эквивалентном переводе сущность, смысл оригинала воссоздаются на одном из его (эквивалентности) уровней.
Тем не менее, в процессе перевода встречаются ошибки, связанные с расхождением языковых норм в переводном языке. Отход от эквивалентности может привести либо к буквальному, либо к вольному переводу. При буквальном переводе эквивалентность устанавливается лишь на уровне языковых знаков. Например:
1) «кали дана хана» при буквальном переводе означает «корова разбила/сломала теленка», в то время как имеется ввиду, что «корова родила теленка», то есть «оттелилась»; «гадади къаб хана» при буквальном переводе означает «мальчик разбил тарелку». Как видим из примера, буквальный перевод первой фразы приводит к смехотворному результату.
2) На свадьбе, получив известие о рождении сына, молодой человек громогласно сообщает присутствующим: «Зи папа гада хана, ягъ са макьам, уст1арар!» При буквальном переводе высказывание звучит следующим образом: «Моя жена сына сломала, стреляйте музыку, мастера».
Если выразть данное пожелание на русском языке, оно будет звучать следующим образом: «Моя жена родила сына, сыграйте музыку, музыканты!» Также, «рик1 хьана» (обидел) при буквальном переводе – «сердце сломал», но «к1вач хьана» - «ногу сломал». Установление эквивалентности на уровне языковых знаков при переводе с лезгинского языка на русский, как видно из примеров, приводит к бессмыслице.
При вольном переводе эквивалентность констатируется на степени описания ситуации, но при этом данные языковых знаков остаются не отображенными [Комиссаров В.Н., 1973: 160]. Например: «зегьле тухумир!» - «отстань»; «яб акалун» - «слушать»; «яб тухун» и «япай акъудун»-«надоедать»; «рик1е зат1 авачир инсан» - «добродушный человек»; «ламралай аватай хьиз хьун» - «опростоволоситься» и другие.
Теория уровней эквивалентности, о которой мы говорили раннее, находится между буквальным и вольным переводами, обобщая и объединяя все изложенные теории перевода и уровни содержания. Теория уровней эквивалентности учитывает различные уровни. Это: уровень языковых знаков, уровень высказывания, уровень сообщения, уровень описания ситуации, уровень цели коммуникации.
Изучим каждый из указанных уровней отдельно. Так, на уровне языковых знаков основополагающей единицей эквивалентности предстает слово. На определенные признаки, характерные предмету, на принадлежность к той или иной категории указывает денотативный признак, а указание на эмоции слова, его ассоциативные связи является прерогативой конотативного признака. При отсутствии коннотативного признака у слов с тождественным детонатативным признаком при переводе (в данном случае с лезгинского на русский язык) осложнений не происходит («учитель» «муаллим», «гъвергъвер» - «подснежник», «гъезел» - «газель», «гъейратлувал» - «благородство»), за исключением незначительных отклонений, связанных с нормами языка, культурой и ментальностью народа, которые в этих случаях все же приводят к иному объему при переводе, например:
«Са вил акьалун» - «заснуть»; ; «ада са вил акьална» - «он заснул»; «вил акьун» - «замечать»; «вил алаз хьун» – «ждать»; «вилерикай квахьун» -исчезнуть»; «гъил ахъа» - «щедрый»; «гъиляй кар къведайди» - «способный» или «дельный»; «рик1е зат1 авачир кас» - «простак»;
« - Пакаман хийирар, - акъатна зай рак1арин сиве юлдаш директор гьалтайла» [Исмаилов А., 2005: 411]. – « - Доброе утро, - выскочило у меня, когда на входе встретил товарища директора».
Слова с одинаковым десигнатом («юлдаш директор») в данных примерах при переводе у нас не вызывают осложнений. Отклонение от равнозначности все же происходит при переводе остальной части фразы: «…акъатна зай рак1арин сиве», где означает – «вышло из меня у входа в дверь». В русском варианте эмоциональная-оценочная картина создается глаголом «…выскочило», и в данном случае эмоционально-оценочный десигнат глагола выходит за рамки слова и распространяется на предложение в целом. И первом и во втором вариантах (на ИЯ и ПЯ) по факту можем утверждать о сохраненности эмоционального компонента в лексической единице, что и являлось обязательным.