Содержание к диссертации
Введение
Глава 1. Теоретические предпосылки для изучения частиц с позиций системной лингвистики 11-46
1.1. Русские частицы как объект изучения в русском языкознании 11
1.2. Английские частицы как объект изучения в отечественной англистике 21
1.3. Английские частицы как объект изучения в зарубежной англистике 29
Выводы к Главе 1. 44
Глава 2. Синтезирующий потенциал системной лингвистики применительно к изучению частиц 47-77
2.1. Основные положения системной лингвистики применительно к объекту и предмету исследования 49
2.2. Своеобразие коммуникативного ракурса английской языковой системы с позиций системного подхода 56
2.3. Системная лингвистика применительно к художественному (литературному) билингвизму 67
Выводы к Главе 2. 74
Глава 3. Английские эквиваленты русских частиц с позиций системной типологии языков 78-125
3.1. Частицы как показатели коммуникативного ракурса языка билингвизма 78
3.2. Особенности художественного и билингвальной личности Владимира Набокова 87
3.3. Русские частицы в романе В. Набокова «Защита Лужина» 96
3.4. Английские эквиваленты русских частиц в романе В. Набокова "The Luzhin Defence" 111
Выводы к Главе 3. 123
Заключение 126
Список литературы 130-146
- Английские частицы как объект изучения в отечественной англистике
- Своеобразие коммуникативного ракурса английской языковой системы с позиций системного подхода
- Особенности художественного и билингвальной личности Владимира Набокова
- Английские эквиваленты русских частиц в романе В. Набокова "The Luzhin Defence"
Английские частицы как объект изучения в отечественной англистике
Российские лингвисты заметили, что на фоне большого внимания, уделяемого частицам в немецком и русском языках, а также достаточно большого количества работ отечественных исследователей, посвященных английским частицам, в зарубежном английском языкознании количественно гораздо меньше [Маковеева 2001: 4].
Известный ученый В.М. Алпатов отмечает, что в русскоязычной традиции не существует некоторых понятий, свойственных другим традициям, например, долгое время термин clause не имел русского эквивалента. Однако очень привычными являются такие термины, как «знаменательное слово, служебное слово». В англоязычной же практике эквивалентом им по сути нет. Термин служебное слово имеет некоторое соответствие с термином particle, а термин знаменательное слово вообще не имеет никакого аналога. «Вероятно, для носителя русского языка различие слов, свободно перемещаемых внутри предложения, и слов с жесткой позицией очень значимо, а в английском языке, где почти любое слово имеет строго фиксированное место, различие знаменательных и служебных слов не так ощущается» [Алпатов 2004: Электронный ресурс].
А.Г. Минченков отмечает, что английские частицы рассматриваются зарубежными англистами не как отдельный класс слов. Разрабатывая теоретическую базу перевода русских частиц на английский язык в рамках коммуникативно-функционального подхода с устойчивой тенденцией рассматривать русские частицы с позиций функциональной семантики, А.Г. Минченков отмечает, что зарубежные англисты «вообще не выделяют частицы как отдельный морфологический класс слов; те же, кто выделяет, включает в него небольшое, сравнительно с русским, число слов» [1999: 4-5]. Спустя два года в научный оборот входит диссертация, посвященная генезису и функциональному аспекту частиц в современно английском языке [С.Е. Маковеева 2001: 169 с.]. Указывая на факт недостаточного освещения истории, природы, функционирования и изучения английских частиц в диссертации А.Г. Минченкова (хотя это утверждение не справедливо в силу темы, предмета исследования), С.Е. Маковеева выстраивает свой научный проект.
В этом также значимом для нашей работы исследовании есть чёткая апелляция к особенностям развития английского языкового строя, влиявшими на функционирование частиц. С.Е. Маковеева замечает, что в силу развития языка под воздействием как внешних, так и внутренних факторов становление класса частиц в английском языке «натолкнулось» на противодействие со стороны внутренних сил языка: поскольку именно в позднесреднеанглийский период происходит перестройка языковой системы в сторону изолирующего типа.
Необходимым считаем отметить, что в этот исторический период английский язык претерпел очень большие изменения в лексике, произношении, грамматике, орфографии. На протяжении практически пяти столетий Англия находилась под мощным влиянием норманнов и соответственно, английская языковая система развивалась в условиях длительных языковых контактов - англо-нормандского билингвизма. (По всей видимости, этот факт можно отнести к внешним силам, повлиявшим на перестройку языка).
Опираясь на результаты исследований предшественников (Б.Е. Зернов, Н.А. Кобрина) С.Е. Маковеева приходит к выводу о том, что более тесная взаимосвязь между морфологией и синтаксисом возникла в результате распада флективной системы, характерной для древнеанглийского языка. Это стало условием для повышения конструктивной и идентифицирующей значимости порядка слов в среднеанглийский период.
В языковой системе, которой свойственно преобладание изолирующих тенденций, большинство категориальных значений выявляются в структуре. Само же слово практически лишено флексий, следовательно, позиция в структуре является важнейшим показателем как лексического значения, так и грамматического значения [Маковеева 2001].
Таким образом, развитие изолирующих тенденций в английском языке способствовало значимости всех позиций в предложении, актуализации конструктивных элементов в предложении, вследствие чего они крайне редко расходовались для частиц, что и повлияло на сужение границ данного класса слов.
Что весьма важно для нашего исследования, нормы английского языка, тяготеющего к языкам изолирующего типа, предопределили перспективы развития класса частиц и обусловили их ограниченное количество. «Для реализации новых целей коммуникации стали применяться уже устоявшиеся в языке ресурсы, подвергавшиеся модификации с помощью транспозиции» (выделено нами. — Е.М.) [Маковеева 2001: 46].
В исследовании С.Е. Маковеевой был осуществлён значимый для наших поисков подход к исследованию английских частиц в целом как класса слов с учётом строевых особенностей английского языка, с позиций их значимости в коммуникативном процессе. Обобщая специфические признаки рассматриваемого класса слов как лингвистических единиц и знаков, выявляя механизм формирования частиц из слов другой частеречной принадлежности, С.Е. Маковеева объясняет специфику частиц как единиц, выполняющих особые коммуникативные функции в речи [Маковеева 2001: 6]. Они служат «уточнителями коммуникативного членения предложения, обозначенного логическим ударением, порядком слов, контекстом и интонацией». Большая часть лексем, функционирующих как частицы, полистатутные в силу реализации ими того или иного статуса, обусловливаемого семантическим и синтаксическим окружением.
«Специфика частиц как лингвистических единиц и знаков обусловлена коммуникативными и когнитивными потребностями человека, а также функциональными и строевыми особенностями английского языка» [Там же: 8-9].
Понимание русских частиц, как отдельного морфологического, а также лексико-грамматического класса слов и типологического маркера русского языка (Минченков); английских частиц, как особых лингвистических единиц и знаков, развивавшихся в обстоятельствах тяготения к нормам изолирующего строя (Маковеева), мы расцениваем как два подхода, которые наиболее приблизились к позициям системной лингвистики.
Кроме того, особо выделим тот факт, что разработка теоретической базы перевода русских частиц на английский в рамках коммуникативно-функционального подхода, осуществленная А.Г. Минченковым, обусловила еще один важный результат. Опора на известную работу Т.М. Николаевой (1985) позволила исследователю аргументированно опровергнуть тезис «о принципиальной непереводимости русских частиц на английский язык» [Минченков 1999: 4, 147]. С нашей точки зрения, выводы Т.М. Николаевой, А.Г. Минченкова в отношении (не)переводимости частиц приблизились к одному из важных положений системной лингвистики об универсальности мышления и единстве содержания, выражаемого разными языковыми системами.
Существует ряд других работ, исследующих английские частицы. Так, например, Э.И. Гаджиев рассматривает состояние частицы как отдельной части слов в современном английском языке. Это замечание аналогично выводам зарубежных англистов (напр., Б. Каппелле). Исследователь сосредоточил своё обсуждение на лексико-грамматических значениях английских частиц, односторонней совместимости со словами разных классов, групп слов, даже оговорок, функции частиц английского языка как определителей морфологических структур [2008: 432-451].
Многоаспектному описанию английских частиц как самостоятельного класса слов посвящено исследование Б.А. Кривоносова, который сосредоточил свое внимание на выделительных частицах английского языка «(слова типа already, even, only, too)» [1984]. Выявляя внутреннюю структуру и основные закономерности функционирования частиц в английском языке, автор вскрывает функции частиц в языке, устанавливает место данных слов среди классов слов английского языка и их характеристики в разных аспектах предложения – в синтаксической структуре, коммуникативном членении и смысловом аспекте предложения и др. [Кривоносов 2006].
Своеобразие коммуникативного ракурса английской языковой системы с позиций системного подхода
С позиций системного подхода Г.П. Мельникова, как представляется, можно определить коммуникативный ракурс – внутреннюю детерминанту (форму) английского языка. Выявление внутренней формы этого языка позволит определить место, роль и значение частиц в самонастраивающейся динамической языковой системе.
Исходя из положения системной лингвистики, обеспечение целостного функционирования как английского языка, так и русского (и любого другого) находится в прямой зависимости от взаимодействия всех её уровней, согласованности всех подисистем, реализующих свои функции.
Сама история развития английской языковой системы в Англии до 1707 г., а затем Королевства Великобритании до 1801 г., преобразованного в 1801 г. в Соединенное Королевство Великобритании и Ирландии, с последующим отделением Ирландии в 1922 г. и, спустя 5 лет, преобразованного в Соединенное Королевство Великобритании и Северной Ирландии, как нам представляется, дает ответ на вопрос о причинах тяготения этого языка к корнеизолирующему типу.
История становления Великобритании как крупнейшей колониальной мировой империи, занимавшей в XIX в. четверть часть земного шара, также является достаточно прямым ответом на вопрос, почему в системе английского языка актуализируются именно изолирующие тенденции.
Диалект одного из германских племен, постоянно трансформировавшегося в новое состояние социума, переживающего периоды двуязычия и в раннем становлении (напр., почти пяти-вековой англо-нормандский билингвизм с начала XI до конца XV в.), и позже, испытывая влияния других языков, за полтора тысячелетия стал не только языком для носителей, но и носителей других языков практически в каждой современной стране.
Для современного английского языка возникли новые условия, когда на основе этого языка происходит общение между представителями многих стран, языков, народов. Л.И. Смит — один из сторонников теории контактной вариантологии / «трех концентрических кругов» (основоположник Б.Б. Качру), изучая роль английского языка как средства международного общения, не случайно поднимает вопрос о необходимости пересмотра целей обучения английскому языку [Смит 2010: 149-154].
Высокий статус английского языка в мире, по мнению Б.Б. Качру, имеет свою цену. Множественные идентичности, которые он приобрёл, привели к глубоким социолингвистическим сдвигам. Разноязычные коммуниканты с разными культурными практиками (алтайским, банту, дравидийским и др.), с различными нормами поведения (индиец и нигериец, житель Саудовской Аравии и тайванец, японец и др.) в ходе внутринациональной коммуникации говорящие на английском очень редко встречаются с носителями английского языка как родного. Ученый задается вопросами о нормах взаимной понятности, о наличии общих знаний о частных поведенческих стратегиях [Качру 2012: 156-164].
Лингвистическая жизнеспособность английского языка в разных социолингвистических концепциях обусловливает вопросы диверсификации и кодификации, идентичности и межкультурного взаимопонимания, творчества и власти и идеологии. «Глобализация английского языка и его влияние всегда имеют свою цену…» [Качру 2012: 146, 149].
Однако подчеркивает ученый, глобальная англизация и последствия стратификации английского не повлекли за собой изменение и обновление парадигм исследования и методологии. В настоящее время не существует устойчивой теоретической и методологической базы для анализа всепроникающей власти английского языка [Качру 2012: 150].
В рамках системной лингвистики, как нам представляется, находят ответы эти вопросы зарубежных ученых, как и другие, представленные в Главе 1 (1.3.).
Согласно одному из важных положений системной лингвистики, непрерывно разрастающемуся однородному и оседлому социуму, представляющему целостное социальное образование и сохраняющему единство в экономической, культурной и политической сферах необходимо, чтобы разного вида социально значимая информация становились общим достоянием. «Члены такого коллектива должны воспитываться в условиях очень высокого уровня духовной близости, единства миропонимания, этических норм и отношения к действительности, иначе центробежные тенденции приведут к распаду подобной социальной целостности на автономные образования» [Мельников 2003: 117].
Однако увеличивающееся количество исследований по контактной вариантологии подтверждает факт использования английского языка в различных контекстах «расширяющегося круга», в котором далеко не всегда и не везде присутствует единство миропонимания, этических норм, духовной близости.
Увеличивающееся число билингвов в мире, в том числе России, свидетельствует о территориальном и демографическом императиве и лингвистической витальности английского языка. Речевая деятельность билингвов из разных стран на этом языке, увеличивающийся объём научных исследований, посвящённых «наступлению эры вариантов английского языка расширяющегося круга » делает, по мнению лингвистов, неуместными положения пуризма и элитарности [Прошина, Василёва и др.]. Возникновение этих теорий, несмотря на их некоторые расхождения, свидетельствует о признании существенных изменений в функционировании и изучении английского языка. Как отмечает российский учёный З.Г. Прошина, привычное понятие «носитель языка» сменяется понятием «носитель варианта»; а термин «английский язык» становится зонтичным, объединяющим разные варианты — по функциональному типу, которых согласно теории Трёх концентрических кругов Браджа Качру три [Прошина 2012].
Становится всё сложнее соглашаться, что «новые варианты» английского – результат плохого преподавания и усвоения. Об этом, в частности, пишет американский учёный (Университет штата Индиана) М. Бёрнз. Варианты английского в странах расширяющегося круга получают всё большее признание и распространение. Пользователи вариантов английского языка «расширяющегося круга» приближаются к признанию собственных прав как носителей языковых отклонений [Бёрнз 2011: 166-176].
Этот же вывод прослеживается в ряде трудов других зарубежных ученых (Германия – Э. Шнайдер, [Шнайдер 2012: 189-204]; Япония – Х. Нобуюки [2012: 188-202], А. Мацуда [2012: 186-187]; Швеция – К. Болтон [2012: 174]; США – Б. Качру, Л. Смит, Я. Качру [2011: 141-157], Д. Граддол [2007: 110] и др.).
Об этом пишут отечественные учёные. Так, известный специалист в области контактной вариантологии З.Г. Прошина поднимает вопрос «о легитимности русского варианта английского языка, существование которого практически не вызывает сомнений в зарубежной науке, но почти не признаётся в родном отечестве [Прошина 2011: 165].
Сходное мнение высказывает другие российские лингвисты, отмечая, что в России в отношении вариантов английского языка, принято признавать «один из вариантов Standard English (SE) в качестве языковой нормы». До сих пор преподавание английского языка находится в некой инертной заданности, мы по-прежнему ориентируемся на британский или американский вариант. «Однако стремительное развитие региональных вариантов, появление новой лексики и влияние родного языка на построение грамматических конструкций и произношение свидетельствуют о том, что норма может и должна быть вариативной. Это относится ко всем аспектам языка: синтаксису, лексике, произношению и морфологии» [Василёва 2013: 29].
С позиций системной лингвистики в подобных обстоятельствах происходит следующее:
а) сужение исходного объёма социального, общеизвестного знания;
б) сужение традиционной сферы содержания, в границах которой представители разных культур имеют основания надеяться на взаимное понимание;
в) сокращение объёма языковых единиц известных обществу;
г) сокращение круга тех ситуаций, в которых у одного человека возникает потребность общения с другим.
Все эти процессы обусловливают потребность «полифункционально использовать те знаки, на известность которых слушающему может рассчитывать говорящий» [Мельников 2003: 123].
Особенности художественного и билингвальной личности Владимира Набокова
Введение данного параграфа в этот раздел обусловлен, как нам представляется, логикой исследования. В большом объеме работ, посвящённых особенностям набоковского письма, недостаточно лингвистических работ, анализирующих исследуемый нами русский и английский тексты В. Набокова в выбранном направлении. Во вторых, в процессе работы выкристаллизовываются дальнейшие перспективы исследования частиц в художественных текстах как В. Набокова (так и других авторов, в частности – би(транс)лингвальных). Перспективы мы усматриваем в том, что частицы в произведениях В. Набокова можно рассматривать как далеко не случайные языковые единицы в силу чуткости и внимательности писателя ко всем нюансам, мельчайшим деталям в процессе создания текста и перевода. Если отталкиваться от понимания, что частицы в силу их референциального содержания принято определять как единицы, способствующие выполнению определенных функций, то важным представляется рассмотреть их в комплексе с единицами, содержащими в себе денотативное содержание. Такая перспектива позволит определить какую роль частицы играют в создании образности произведения.
Образность в понимании Владимира Набокова.
Полагаем, что тонкое восприятие окружающей действительности, «обласканный» Российским государством род Рукавишниковых и род Набоковых, высокий уровень воспитания и образования Владимира Набокова сыграли огромную роль в «целенаправленном» (Кривошлыкова Л.В.) становлении его как билингвальной личности, как писателя. Рухнувший практически в один миг мир благо-состоятельного детства и юношества, который обусловил дальнейшие трудные «университеты жизни» будущего великого художника, стали для него новой точкой опоры. По всей видимости, можно согласиться с мнением М. Бродского о «жгучем честолюбии» В. Набокова, если обратиться к его англоязычным произведениям.
Лингвисты предлагают разграничивать понятия эмотивность и эмоциональность экспрессивность оценочность и образность в метаязыке науки. Исследователи отмечают, что «между понятиями эмотивность и образность существует взаимосвязь. С одной стороны, образность может возникнуть вследствие эмотивного восприятия действительности, в данном случае эмотивное присутствует в семантике образных единиц. С другой стороны, эмотивное может рассматриваться как производное от образного, что связано с тем эмоциональным эффектом, который возникает у реципиента в процессе декодирования образных средств языка» [Ленько 2011: 4-8].
Этот вывод коррелирует с пониманием образности В. Набоковым. «Образность» Набокова проявляется в семантике образных единиц. В своих «Лекциях по русской литературе» (далее Лекции ) В. Набоков, характеризуя особенности письма Л. Толстого, пишет:
«Образность можно определить так: писатель средствами языка пробуждает у читателя чувство цвета, облика, звука, движения или любое иное чувство, вызывая в его воображении образы вымышленной жизни, которая станет для него столь же живой, как его собственное воспоминание. Для создания этих ярких образов у писателя есть широкий спектр приемов, начиная кратким выразительным эпитетом и кончая отточенными примерами изобразительного мастерства и сложными метафорами» [Набоков 1996: 279].
Спектр авторских «приёмов» Л. Толстого в романе «Анна Каренина», оказавшийся в фокусе внимания внимательного к тончайшим нюансам языка В. Набокова, предоставляет возможность предположить, что они («приёмы) характерны его собственному — набоковскому письму. Кроме того, предполагаем, что не вошедшие в письменные источники размышления писателя об образности, которые создаются при помощи частиц, имели место при создании каждого текста.
Согласно исследованию А.Г. Минченкова, а также нашему анализу русских частиц в романе «Защита Лужина» и их английских эквивалентов в авторизованном переводе «The Luzhin Defence», частицы русского языка способны выражать разнообразные эмоции, хотя проявление эмоций часто носит имплицитный характер. Например, частицы да, же, разве, неужели передают спектр эмоций удивление-недоумение-раздражение. К ним примыкают частицы вот и ведь, имплицирующие эмоции наряду с выполнением других функций. Степень эмоционального накала может меняться от более или менее нейтрального вопроса с лёгким оттенком удивления / недоумения до сильного недоумения, нетерпения и раздражения.
Частица же передает эмоции в сочетании с вопросительными местоимениями типа когда, сколько, как и т.д., то же можно сказать и про частицу да, которая, кроме того, часто употреблялась вместе с же.
Частица неужели почти всегда имплицирует эмоции при передаче значения сомнения, но в сочетании с отрицательными словами типа нельзя, не, нет она передаёт в основном только эмоции-раздражение и крайнее удивление-значение сомнения отступает при этом на второй план. Разве обычно выражает удивление самостоятельно.
Частица ведь довольно часто выражает удивление говорящего по поводу внезапного открытия или осознания какого-либо факта. Нередко эмфатическое значение ведь дополнительно усиливается благодаря употреблению другой частицы — да.
Можно выдвинуть предположение, что В. Набоков тщательно подходил к включению той или иной частицы в текст. Такое предположение мы подкрепляем его наблюдениями над приёмами создания образности русскими писателями.
Исследуя роман «Анна Каренина» В. Набоков выделяет следующие приёмы Л. Толстого: 1) Эпитеты; 2) Жесты; 3) Примеры иррационального прозрения; 4) Яркие комедийные черты; 5) Примеры изобразительного мастерства; 6) Поэтические сравнения; 7) Вспомогательные сравнения; 8) Уподобления и метафоры.
Уподобления и метафоры подразделяются на три группы: «Образцы уподобления», «Образцы метафоры» и «Морально-практические сравнения». Обращает внимание В. Набоков и на «Имена». Все толстовские «приемы» иллюстрируются примерами.
Отдельно останавливаясь на таком приёме, как «Морально-практические сравнения», В. Набоков удивляется тому, что «какие бы сравнения, уподобления или метафоры он (Толстой) ни употреблял, большинство из них служит этическим, а не эстетическим целям. Иными словами, его сравнения утилитарны, функциональны, автор воспользовался ими не для усиления образности, не для открытия нового угла зрения на ту или иную сцену, но для того, чтобы подчеркнуть свою нравственную позицию. Поэтому я называю их толстовскими этическими метафорами или сравнениями» (выделено нами. — Е.М.) [Там же: 280-284].
Определяя сравнения и метафоры Л. Толстого, «чисто практическими, довольно окостенелыми и построенными по одной и той же схеме», В. Набоков, как мы предполагаем, должен полностью исключать их в процессе создания образности в своих произведениях.
«Герои романа удивительно часто краснеют, пунцовеют, багровеют, покрываются румянцем и т.д. (и наоборот, бледнеют), что вообще было свойственно литературе этого времени. … На самом же деле, Толстой всего лишь следует старинной литературной традиции, в которой внезапный румянец служил своего рода кодом или знаком душевного волнения. Но все равно автор слегка перебарщивает, и приём обнаруживает явное несоответствия с отрывками, где эта особенность обретает ценность и реальность индивидуальной черты (например, у Анны). Этот штрих можно сравнить с другим оборотом, которым злоупотребляет Толстой: слабая улыбка , передающая множество оттенков чувств: насмешливую снисходительность, вежливую симпатию, озорное дружелюбие» [Набоков 1996: 286].
В лекциях, посвящённых творчеству Н. Гоголя, В. Набоков замечает мельчайшие детали в характеристике главных гоголевских героев. Свои особые «трюки» (определение В. Набокова) запасены у Гоголя и для побочных персонажей: «Побочные характеры в его романе ( Мертвые души ) оживлены всяческими оговорками, метафорами, сравнениями, лирическими отступлениями. Перед нами поразительное явление: словесные обороты создают живых людей» [Там же: 83].
В. Набоков считает, что в период создания «Диканьки» и «Тараса Бульбы» Гоголь стоял на краю опаснейшей пропасти: «Он чуть было не стал автором украинских фольклорных повестей и красочных романтических историй. Надо поблагодарить судьбу (и жажду писателя обрести мировую славу) за то, что он не обратился к украинским диалектизмам как средству выражения, ибо тогда бы он пропал» [Там же: 51].
Английские эквиваленты русских частиц в романе В. Набокова "The Luzhin Defence"
Выявленные в ходе исследования русского романа «Защита Лужина» 1232 случая использования автором русских частиц (61) получили свою реализацию в английском тексте "The Luzhin Defence". Сопоставляя 1232 примера употребления частиц в русском и английском тексте, мы пришли к выводу о реализации практически всех русских частиц на английском языке, хотя эквивалентами выступили не только и не столько английские частицы, но и другие части речи. Например, в «Защите Лужина» при создании диалогической речи В. Набоков использует т.н. пучки частиц, которые в «The Defence» представлены нулевыми эквивалентами («0») — эквивалент для перевода какой-либо из частиц – составляющих — из конкретного пучка.
Наиболее экспрессивными и многофункциональными по их использованию в речи являются такие русские частицы, как: ведь; даже; именно; хоть; вот; же; -то. Мы выделили 424 случая использования этих 7 частиц в русском тексте, которые нашли свое эквивалентное воплощение в английском тексте.
Сопоставительное исследование показало, что партиклем (частицами) переведены – 74; функциональными эквивалентами – 282, нулевым эквивалентом – 68.
Как показал анализ А.Г. Минченкова, наибольшее количество прагматических значений наблюдается у частиц вот и же. Они же оказываются, по его мнению, наиболее употребительными.
В русском тексте В. Набокова частица вот предстаёт в разных значениях, чем доказывается её многозначность и полифункциональность. Таким образом, подтверждаются выводы англистов (Минченков, О Дауд, Дебра) о том, что исследование частиц в функциональном значении представляется более продуктивным.
Частица вот. Несмотря на различие между русским и английским языком, в большом числе случаев в авторизованном переводе значения частицы вот, её общая функция выражения отношения передаётся (что доказывает вывод Г.П. Мельникова). Это доказывает положение Г.П. Мельникова о том, что содержание (диктумный уровень высказывания) остаётся одним и тем же.
Только в 9-и случаях из 82 выявленных нами случаев использования частицы вот мы не обнаруживаем прямого лексического маркера, который бы указывал на наличие аналога или эквивалента. Однако, определив в русском (исходном) тексте функцию частицы с учётом контекста, можно заключить, что в некоторых случаях для английского текста он излишен. Возможно, по этой причине автор прибегает к нулевому переводу («0») — приему опущения, который может использоваться для осуществления речевой компрессии текста [Миньяр-Белоручев 1996: 197].
«Нулевой перевод» — целенаправленная авторская стратегия. В системах русского и английского языков заложены различные представления о том, какими средствами должна быть вербализована та или иная пропозиция. Так, для русскоязычного текста (см. пример выше) важна ситуативность, стремительность (в некотором смысле неконтролируемость, «внезапность») результата: «вот…как бешеный» (семы «итог», «результат»). Частица вот выступает здесь показателем события, которое развернулось «само собой», «обрушилось» на участников – мы видим здесь дополнительные смысловые оттенки пассивности («Событие X произошло само по себе», «случилось»).
В английском тексте эквивалента данной частицы не представлено. Её место занимает наречие с выраженной причинно-следственной семантикой, указывающее на последовательность событий: «Событие X произошло, после чего У отреагировал на него». Как видим, перед нами одно и то же диктумное «ядро», поданное в разных модальностях. В русскоязычном тексте сохранена и усилена тенденция к иррациональности и фатализму, в англоязычном, напротив, подчеркнута рациональность, акцентирован причинно-следственный пропозиционный уровень.
В английском тексте в качестве эквивалента этой частицы выступают следующие единицы: here – 29; (so) now – 9; that – 9; «0» - 9; this / those – 8; look – 5; there – 3; (but) then – 2; only – 1; just в связке: just about – 1; modal verb «will» — 1; what a — 1; well – 1; for instance – 1; at once, at once (вот сейчас) – 1; on the brink of – 1 (вот-вот).
Частица вот имеет свои эквиваленты, но в редких случаях автор-переводчик прибегает к английским частицам (particle) и практически все они, за исключением частицы just, выступают в связке с другими единицами: (so) now – 9; (but) then – 2; just about – 1.
Частица вот в русском предложении, на наш взгляд, может быть достигнута иными средствами. Например, с помощью использования в английском варианте глагола to descend (поэт.) — наступать, надвигаться (о сумерках, ночи).
Русская частица же, по нашим подсчетам, встречается в «Защите Лужина»182 раза, в “The Luzhin Defence” она передается следующими единицами и их сочетаниями (пучками): the same – 20; this/these – 16; the very – 12; still – 11; you know? – 9; in general/generally (вообще же) – 7; normally (вообще же) – 6; as….as – 6; nonetheless – 6; just as….as – 4; nevertheless – 4; аlthough – 2; but – 17; but when (когда же) – 6; but where (куда же) – 5; but now (теперь же) – 5; инверсия с «then» – 7; «0» — 39.
Частица же передается лишь двумя единицами, которые принято классифицировать как частицы английского языка (particle): but и just, причем в связке с другими не знаменательными словами. В 31-ом случае постпозиционная частица же переведена автором на английский язык прилагательным same .
Такие сочетания, как: тот же, та же, то же, тот же, те же, тем же, такой же, так же, того же, репрезентируются прилагательным same с определенным артиклем (the) и указательным местоимением (that), которые эквивалентно передают значения, присущие русским сочетаниям.
Акцентирующая функция русской частицы же выражается в английском языке различными словами (the same, this/these, the very, still, you know?; in general/generally normally , as….as, nonetheless, just as….as, nevertheless, аlthough, but, but when, but where, but now, then и нулевым эквивалентом). Актуальные логико-смысловые отношения в английском тексте, с нашей точки зрения, не меняются. Включенные в оценочное высказывание английские эквиваленты создают условия для выражения скрытых смыслов осуждения или похвалы в зависимости от контекста и речевой ситуации.
В 110 случаях употребления одна из наиболее частотных русских частиц –то в романе реализуется в английском тексте различными синтаксическими и стилистическими средствами. Наш анализ подтверждает выводы А.Г. Минченкова о том, что в качестве средства субъективной оценки могут быть использованы частицы kind of и sort of, just (like) которые являются функциональными эквивалентами, частица like также указывает на приблизительность описания. Они обычно относятся к глаголу или прилагательному (причастию) и выполняют функцию. В 11 случаях находит свой эквивалент в английских частицах приблизительности оценки: (some) kind of – 8; sort of – 1; just (like) —1; precisely (here) – 1.
В 17 случаях английский эквивалент представлен нулевым эквивалентом («0»).