Содержание к диссертации
Введение
Глава 1. Онтологические основания многовариантности исторического процесса
1.1. Многовариантность как modus vivendi социальных систем
1.2. Инвариантность и вариабельность элементов социальной системы
1.3. Закономерности поведения социальных систем на стадии неравновесности
1.4. Многовариантность исторического процесса в контексте его хронотопных характеристик
Глава 2. Механизм выбора реализуемого варианта в истории 73
2.1. Выбор варианта и проблема детерминизма в истории 73
2.2. Реализация избранного варианта: процесс и факторы 86
2.3. Виды выбора, субъекты исторического выбора 100
2.4. Возможность учета исторического опыта 111
Заключение 125
Список литературы 128
- Многовариантность как modus vivendi социальных систем
- Закономерности поведения социальных систем на стадии неравновесности
- Выбор варианта и проблема детерминизма в истории
Введение к работе
Актуальность темы исследования. Процесс эволюции общественных структур и связей — сложный, неоднозначный и чрезвычайно динамичный — постоянно находится в центре внимания представителей едва ли не всех отраслей социального знания. Подлинным содержанием бытия общества выступает именно процесс, «посредством которого во времени происходит структурная реорганизация, рано или поздно создающая такую форму или структуру, которая качественно отличается от предыдущей формы»1. Иными словами общество является по своей сути бесконечно становящимся объектом во множестве своих форм. Наметившийся при этом отход современной философской и социальной теории от идеи линейности развития (процессов развертывания и трансформации социума) соответственно актуализирует необходимость теоретического анализа феномена многовариантности, становящегося одной из базовых компонент в системе социального познания.
Тем не менее, философские проблемы вариабельности общественного процесса, относительно недавно привлекшие внимание мыслителей, достаточно редко становились предметом социально-философского анализа. Несмотря на целый ряд глубоких концепций, вскрывающих те или иные аспекты многообразного бытия общества, философское осмысление проблем, связанных с многовариантностью социальных процессов, не теряет своей актуальности в том числе и в связи с появлением и развитием постмодернистских теорий, все более превращающих реальную историю в виртуальную, где рассматриваемые альтернативы зачастую не связаны с реальным контекстом, возможностями, условиями формирования и реализации вариантов.
Изучение феномена многовариантности может иметь важнейшее значение и для исторической науки, способствуя выработке методологического обоснования исследования дискуссионных проблем многообразия истории.
1 Voget F.W. A History of Ethnology. N.Y., 1975. P. 862.
Без учета многовариантности невозможен анализ спектра проблем, охваченных понятием смысла истории, составляющего ключевую проблему философии истории: выяснение направленности развития общества, анализ факторов, от которых зависит судьба мировой цивилизации, и т.д.
Тем более что в настоящий момент — на наполненном драматическими событиями рубеже тысячелетий — человеческая цивилизация находится перед выбором, имеющим интегральный характер. Проблемы глобализма (экономические, политические, психологические и т.д.), истощение ресурсов, загрязнение биосферы, вполне реальная и сегодня опасность ядерной войны, колоссальная разница в уровне жизни «богатого Севера» и «бедного Юга», вандализация культуры, повсеместный рост преступности - тенденции, которые способны привести в действие механизмы самоуничтожения человечества. Регулятивные механизмы общества начали давать сбои. Как в международных, так и во внутригосударственных отношениях предпочтение все чаще отдается "грубой силе как единственному сдерживающему фактору человеческих отношений"2.
Поэтому сегодня чрезвычайно важно проанализировать те способы и направления воздействия, которые могут сделать реальностью наиболее адекватный «вызову истории» сценарий цивилизационного развития. Для современного российского общества, стоящего перед необходимостью выбора сценария модернизации, данный аспект приобретает особую актуальность
Во многом именно поэтому в работе делается упор в основном на российский материал, что, безусловно, несколько сужает поле анализа. Однако, такое сужение, как представляется, вполне компенсируется возможностью более детального рассмотрения ряда проблем и позволяет избежать слишком широких (а потому поверхностных) обобщений.
Попытку комплексного решения названных теоретических проблем в сочетании с выходом на практические проблемы современной России и представляет собой предлагаемое диссертационное исследование.
Сорокин П. Человек. Цивилизация. Общество. М., 1992. С. 500.
Степень разработанности проблемы. Анализ вариабельности социальной системы, ее проявлений и следствий в последнее время занимает все более важное место в изучении природы исторического процесса, в реальности сочетающего в себе единство и многообразие, общее и единичное. Специфика заявленной темы заключается в ее синтетическом характере, необходимости выделения нескольких аспектов, каждый из которых характеризуется различной степенью разработанности.
Прежде всего, следует выделить пласт воззрений, связанных с единст-вом и многообразием исторического процесса в целом .
Практически вся европейская философия истории от Августина до Гегеля исходила из представлений о единой целостной истории, в которой все имеет свое место. В результате, "как отмечал К. Ясперс, «наибольшая масса человеческой реальности, целые народы, эпохи и культуры отбрасываются как не имеющие значения для истории. Они - не более чем случайность или попутное явление природного процесса»4. Сам К. Ясперс, настаивая в качестве постулата философской веры на единстве мирового исторического процесса, пытается обосновать его посредством общего для всего человечества Осевого периода. Ясперс подчеркивает историчность человека только как духовного существа, источником единства истории выступает единство человеческой природы. Многообразие же, о котором свидетельствует опыт (множество народов, множество культур, бесконечное число своеобычных исторических фактов в каждой из них), подчинено требованию единого5.
Из единства и многообразия исторического процесса исходили также в своих построениях К. Маркс и представители марксистской историософии, указывавшие на обилие вариантов социального развития, существующих в рамках общих закономерностей. Вместе с тем марксистскую теорию истории и историческую науку отличает достаточно скептическое отношение к гипо-
3 Подробное изложение проблем единства и многообразия истории см.: Семенов Ю. И.
Философия истории. (Общая теория, основные проблемы, идеи и концепции от древности
до наших дней). М, 2003.
4 Ясперс К. Истоки истории и ее цель // Смысл и назначение истории. М., 1991. С. 265.
5 Там же. С. 253.
тетическим моделям, применяемым для изучения прошлого, т.е. инвариантной, уже свершившейся реальности. Субъективизм подобных моделей несет в себе опасность превращения истории реальной в историю виртуальную, что и выразилось в известном тезисе об истории, не знающей сослагательного наклонения.
Неокантианская философия истории в лице В. Виндельбанда, Г. Рик-керта, близких к ним по взглядам Э. Трельча и А.С. Лаппо-Данилевского6 принимает тезис о возможности проникнуть в многообразие действительности двумя путями — методом генерализации и методом индивидуализации феноменов. Тем не менее неокантианцы не смогли создать теоретическую концепцию, в равной мере убедительно объясняющую и многообразие истории и ее единство.
Иную позицию в решении вопроса о единстве и многообразии истории заняли К.Н. Леонтьев, Н.Я. Данилевский, а также О. Шпенглер и А. Тойнби7 — создатели теории культурных циклов. В их работах обосновывается положение о полной независимости развития отдельных культурных образований, многообразие абсолютизируется. Локальные и замкнутые цивилизации существуют изолированно, идея же единства — следствие неверной интерпретации интеграционных процессов.
Особое место занимает социология М. Вебера с ее многомерной поня-тийностью в широкой перспективе исторического понимания, без фиксирования при этом целостного образа истории8.
См.: Виндельбанд В. Избранное. Дух и история. М., 1995; Трельч Э. Историзм и его проблемы. М, 1994; Риккерт Г. Границы естественнонаучного образования понятий. СПб., 1997; Лаппо-Данилевский А.С. Методология истории: вып. 1-2. СПб., 1910-1913. 7 См.: Леонтьев К.Н. Избранное. М., 1993; Данилевский Н.Я. Россия и Европа. СПб., 1995; Тойнби А.Дж. Постижение истории. М., 1991; Он же. Цивилизация перед судом истории. М., 1995; Шпенглер О. Закат Европы. Т. 1. М., 1993; См. также: Клягин Н.В. От доистории к истории. М., 1992; Он же. Происхождение цивилизации (социально-философский аспект). М., 1996.
См.: Вебер М. Избранные произведения. М., 1990.
Таким образом, философская традиция XIX — первой воловины XX вв. определила подход к проблеме многовариантности истории, исходящий из признания ее единства и целостности, не исключающих многообразия.
Постнеклассический этап развития социального знания связан с появлением постмодернистской концепции истории, сторонники которой отрицают единый исторический процесс как нечто непрерывное, целостное. В постмодерне доминирует представление о становлении как самодостаточном процессе. Как следствие - радикальная инверсия в научной картине мира: на первый план помимо микроуровня и микропроцессов выходят центробежные тенденции, локализация, фрагментация, индивидуализация: «Для наших дней наиболее характерна внезапная популярность множественного числа - частота, с которой теперь в этом числе появляются существительные, некогда выступавшие только в единственном... Постмодернизм и есть в сущности закат проекта - такого Суперпроекта, который не признает множественного чис-
ла» .
Ключевой характеристикой исторического процесса становится стратегическая нестабильность. Как остроумно заметил 3. Бауман, постмодернизм лишает философа самонадеянной уверенности в благополучном историческом финале, в разумности исторической эволюции10. Наряду с излишним негативизмом, хаотическим плюрализмом, релятивизмом, деконструктивизмом постмодернистской парадигме также свойственны отстаивание ценности разнообразия мира, учет особенностей индивидуального развития исследователя. Наконец, именно постмодернизм поставил в повестку дня необходимость исследования всех появлявшихся в прошлом альтернативных шансов и возможностей, рассматривая их как равноправные11.
В известном смысле подобный поворот был подготовлен появлением американской школы контрфактического имитационного (симуляционного)
9 Бауман 3. Спор о постмодернизме // Социологический журнал. 1994. № 4. С. 73.
10 Там же. С. 74.
Василенко И.А. Интерпретация истории и парадигмы исторического знания // Философия истории / Под ред. А.С. Панарина. М., 1999. С. 375.
8 моделирования (Р.У. Фогель12). С точки зрения теории модель в данном случае выступает в роли критерия или эталона для оценки исторической реальности, т.е. модель характеризует не реальный или объективно допустимый ход исторического развития, а представляет его таким, каким хотел бы видеть историк. Эта традиция нашла свое отражение в ряде работ, породив целый жанр «альтернативной истории»13.
Еще одной важнейшей частью проблемы многовариантности исторического процесса является вопрос о механизме выбора реализуемого варианта, выборе возможностей, в свою очередь напрямую связанный с давней философской проблемой свободы исторического творчества человека.
Одна из тенденций в изучении свободы воли восходит к христианскому провиденциализму. Человек, фактически лишенный свободы исторического творчества, при этом оказывается вовлеченным в мировую историю, «ход» которой определен божественным провидением. В представлениях философии нового времени (прежде всего, у Гегеля) выбор отдельного человека детерминируется не Богом, а Разумом.
К подобной трактовке близок марксизм, исходящий из представлений о закономерности исторического развития и связи свободы отдельного человека с этими закономерностями. Подобная точка зрения была воспринята отечественной философией советского периода. В работах А.Ф. Асмуса, И.С. Кона, Э.А. Акопова, И.А. Гобозова14 и других история представляется диалектическим процессом сопряжения свободы и необходимости, где необходимость, закономерность развития общества оттесняет на второй план личностную сферу решений. Эти же представления лежат и в основе работ, посвященных собственно теории и методологии истории (В.А. Дьякова, В.Ж. Келле, М.Я.
12 См.: Fogel R.W. Railroads and American Economic Growth: Essays in Econometric History.
Baltimore, 1964; Fogel R.W., Engerman S.L. Time on the Cross: The Economics of American
Negro Slavery. Boston-Toronto, 1974.
13 См.: What if? I Ed. by R. Cowly. N.Y., 1999. Рус пер.: А что, если бы?..: Альтернативная
история. М., 2002.
14 См.: Гобозов И.А. Введение в философию истории. М., 1999; Асмус В.Ф. Маркс и бур
жуазный историзм // Избр. филос. труды. В 2 т. Т.2. М., 1971; Кон И. С. Социология лич
ности. М., 1967.
9 Ковальзона, Е.М. Жукова, М.А. Барга, Е.Б. Черняка, В.И. Павлова, И.Д. Ко-вальченко, П.В. Волобуева и др.) 15.
Вторая тенденция исследования свободы исторического творчества человека, которую можно обозначить как экзистенциализм, отражена в работах С. Кьеркегора, В. Дильтея, Э.Гуссерля, К. Ясперса, Н.А. Бердяева, Ж.П. Сартра, М. Хайдеггера16. Проблема выбора возможностей в историческом процессе выступает проблемой собственного выбора индивида, где он ответственен за каждое собственное деяние, которое, как деяние в мире, неизбежно исторично. Ссылки же на разного рода «закономерности» исторического развития по большей части есть результат стремления уйти от ответственности за принятое (или не принятое) решение, бегство от собственной «фактично-
сти» .
Важное место в процессе формирования представлений о детерминантах и механизме выбора конкретного варианта социального развития занимают исследования, посвященные проблеме социальных трансформаций, протекавших в различные периоды истории (прежде всего российской), включая и трансформации, охватившие постсоветское пространство.
При этом проблемы социальной трансформации рассматриваются как в контексте общественной модернизации (труды А.С. Ахиезера, З.Т. Голенко-вой, Т.И. Заславской, В.В. Ильина, А.С. Панарина, Н.С. Розова, B.C. Степина,
См., например: Дьяков В.А. Методология истории в прошлом и настоящем. М, 1974; Келле В.Ж., Ковальзон М.Я. Теория и история (Проблемы теории исторического процесса). М., 1981; Жуков Е.М. Очерки методологии истории. М., 1987; Жуков Е.М., Барг М.А., Черняк Е.Б., Павлов В.И. Теоретические проблемы всемирно-исторического процесса. М., 1979; Ковальченко И.Д. Методы исторического исследования. М., 1987; Волобуев П.В. Выбор путей общественного развития: теория, история, современность. М., 1987. 16 См.: Бердяев Н.А. Философия свободы. Смысл творчества. М., 1989; Ясперс К. Смысл и назначение истории. М., 1991; Гуссерль Э. Логические исследования. Картезианские размышления. Кризис европейских наук и трансцендентальная феноменология. Кризис европейского человечества и философии. Философия как строгая наука. Минск, М., 2000; Хай-деггер М. Время и бытие. М., 1993; Дильтей В. Собрание сочинений: в 6 т. Т. 1. Введение в науки. Опыт полагания основ для изучения общества и истории. М., 2000; Кьеркегор С. Наслаждение и долг. Ростов-н/Д., 1998; Он же. Страх и трепет. М., 1998; Сартр Ж.П. Бытие и ничто: Опыт феноменологической онтологии. М., 2000.
Комоедов Ю.В. Проблема выбора возможностей в историческом процессе (историко-философский аспект). Автореф. дис.... канд. филос. наук. Краснодар, 1999. С. 4.
В.В. Шелохаева и др. ), так и при анализе конкретных проблем экономики и политики (работы С.Э. Крапивенского, В.Л. Иноземцева, А.В. Бузгалина, С.Д. Валентея и др.19). При этом акцент делается в основном на процесс и результаты трансформации общества в его конкретных формах и подсистемах, в определенных отношениях. Природа же и механизмы самой социальной трансформации, находясь на периферии исследовательского интереса, остаются практически не раскрытыми20.
Наконец, самое серьезное влияние на становление представлений о многовариантности исторического процесса оказало возникновение системо-софии, синергетической парадигмы и теории самоорганизации, бурно развивающихся в системе постнеклассического философского знания усилиями И. Берталанфи, И. Пригожина, Т. Парсонса, В.Г. Афанасьева, СП. Курдюмова, Г.Г. Малинецкого, Н.Н. Моисеева, Г.И. Рузавина21 и др. Лежащие в основе данного подхода теория диссипативных структур и представления о движении общества от хаоса к порядку и обратно породили «философию неста-
См.: Ильин В.В., Панарин А.С., Ахиезер А.С. Реформы и контрреформы в России: Циклы модернизационного процесса. М., 1996; Ильин В.В., Ахиезер А.С. Российская государственность: Истоки, традиции, перспективы. М., 1997; Панарин А.С. Россия в циклах мировой истории. М., 1999; Заславская Т.И. О социальном механизме посткоммунистических преобразований в России // СОЦИС. 2002. № 8; Голенкова З.Т. Динамика социокультурной трансформации России // СОЦИС. 1998. № 10; Шелохаев В.В. Российские реформы как теоретико-методологическая проблема // Россия в XX веке: Реформы и революции: В 2 т. Т. 1. М., 2002. С. 46-54; Розов Н.С.Структура цивилизации и тенденции мирового развития. Новосибирск: НГУ,1992; Степин В.С.Эпоха перемен и сценарии будущего. М., 1996.
19 См., например: Крапивенский С.Э. Парадоксы социальных революций. Воронеж, 1992;
Бузгалин А.В. Переходная экономика: Курс лекций по политической экономии. М.: Тау-
рус, 1994; Иноземцев В.Л. Альтернативность общественного развития // Вестник Моск.
Ун-та. Сер. 6. Экономика. 1991. № 2. С. 3-10; Валентей С.Д. Развитие общества в теории
социальных альтернатив. М., 1994.
20 См.: Милявская Н.Б. Социальная трансформация: сущность и субъектная детерминация.
Автореф. дис.... канд. филос. наук. Волгоград, 2004. С. 4-5.
21 См.: Афанасьев В.Г. Системность и общество. М., 1980; Он же. Научное управление об
ществом (опыт системного исследования). М., 1973; Берталанфи Л. Общая теория систем:
критический обзор // Исследования по общей теории систем / Пер. с англ. М., 1969; Нико-
лис Г., Пригожий И. Самоорганизация в неравновесных системах. М., 1979; Они же. По
знание сложного М., 1990.; Парсонс Т. О структуре социального действия. М, 2000; Ма-
линецкий Г.Г. Нелинейная динамика и историческая механика // Общественные науки и
современность. 1997. № 2. С 99-111; Моисеев Н.Н. Алгоритмы развития. М.: Наука, 1987;
Рузавин Г. И. Самоорганизация и организация в развитии общества // Вопросы философии.
1995. №8. С. 103-114.
бильности», дающую новую интерпретацию детерминизма, поскольку даже малое воздействие на систему, находящуюся в неравновесном состоянии, может привести к большим следствиям («эффект бабочки»). Этот подход в отличие от постмодернизма не сводит идею нелинейности, множественности вариантов развития к релятивистским спекуляциям. Системный подход стремится выявить закономерности процесса самоорганизации, тем самым в значительной степени повышая требования к теоретической компоненте конкретных исторических и социологических исследований в части максималь-ного учета всех факторов, оказывающих влияние на социальную эволюцию . Однако, несмотря на обилие работ, имеющих отношение к изучаемой проблеме, исследование многовариантности нельзя признать завершенным. Как правило, такой анализ осуществлялся в контексте исследований, посвященных другим вопросам, и занимал в них подчиненное положение. При этом анализу подвергались лишь отдельные стороны проблемы (к примеру, альтернативные пути возникновения цивилизации и государственности23). Специальные исследования комплексного характера практически отсутствуют. Изучение вариабельности социальной системы в социально-философской литературе сводится, как правило, к констатации проявлений единства и многообразия в общественной практике. Изучение же механизмов влияния многовариантности на протекание общественных процессов по сути делает еще только первые шаги2 . Разработанность этой важнейшей проблематики в целом представляется совершенно недостаточной (как следствие, это приводит, например, к терминологической недифференцированности понятий «многовариантность», «альтернативность», «многообразие»).
См.: Пригожий. И. Философия нестабильности // Вопросы философии. 1991. № 6. С. 46-52; Делокаров К.Х Системная парадигма современной науки и синергетика // Общественные науки и современность. 2000. № 6.
23 См.: Альтернативные пути к ранней государственности / Отв. ред. Н.Н. Крадин, В.А.
Лынша. Владивосток, 1995. Альтернативные пути к цивилизации / Под ред. Н.Н. Крадина,
А.В. Коротаева, Д.М. Бондаренко, В.А. Лынши. М., 2000.
24 См.: Валентей С.Д. Развитие общества в теории социальных альтернатив...; Иноземцев
В.Л. Альтернативность общественного развития...
Попытка сформировать представление об истории как о процессе самоорганизации общественной системы — системы сложной, открытой, нелинейной — с особой остротой ставит вопрос о закономерностях ее поведения.
Причины этого кроются, во-первых, в том, что речь идет о социальных системах, обладающих целым рядом уникальных характеристик, что, в свою очередь, ставит вопрос, не порождают ли они свои собственные специфические, присущие только им детерминанты. Вторая причина заключена в одном из ключевых вопросов социальной философии о совместимости идеи выбора людьми путей развития с положением о закономерности (детерминированности) процессов общественного развития. Естественным следствием выступают вопросы о роли и месте человека в механизме выбора варианта.
В соответствии с этим объектом диссертационного исследования выступает процесс самоорганизации социальной системы, аспекты социальной трансформации, обеспечивающие наряду с сохранением качества развивающихся объектов появление новых форм стационарных состояний социума. Предметом исследования является феномен многовариантности исторического развития, включая механизм формирования различных сценариев развития и выбора реализуемого варианта, возможности и границы социального участия исторических субъектов.
Данные обстоятельства определили цели и задачи исследования.
Основная цель исследования — на основе анализа культурно-исторических, философских и научных источников становления и развития представлений о феномене многовариантности выявить сущность, содержание и специфику проявления многовариантности исторического процесса как процесса самоорганизации социума, раскрыть механизм выбора реализуемого варианта в истории.
В рамках поставленной цели необходимо решить ряд конкретных задач:
- опираясь на достижения предшествующей философской мысли, уточнить трактовку существенных признаков социальной системы, в частности
13 рассмотреть сущность и механизмы взаимовлияния вариабельных и инвариантных элементов системы;
выявить и систематизировать закономерности поведения социальных систем на стадии неравновесности;
проанализировать пространственно-временные характеристики исторического процесса и характер их влияния на процесс формирования стратегий общественного развития;
выявить факторы выбора историческими субъектами того или иного сценария развития и определить роль случайности в выборе варианта;
охарактеризовать особенности различных видов выбора реализуемых стратегий;
показать возможности учета своего исторического опыта и опыта других стран в процессе формирования и актуализации определенного варианта социальной трансформации.
Методологической основой исследования служат системный, диалектический и сравнительно-исторический методы. Автор опирался на принципы системности в сочетании с синергетическим подходом, т.е. на теоретические подходы, изложенные в трудах представителей основных направлений и течений мировой философии, современных отечественных и зарубежных обществоведов, разрабатывающих проблемы механизма социальной динамики и интерпретирующих социум как самоорганизующуюся систему. Помимо теории систем специфика темы обусловила широкое обращение к ряду других специальных дисциплин: теории исторического познания, истории отдельных стран (прежде всего - России), конфликтологии. В диссертации также используются результаты исследований в области философии истории, социологии и политологии.
Научная новизна работы определяется тем, что впервые предпринимается попытка структурного анализа всей совокупности факторов, детерминирующих процедуру складывания и реализации сценариев развития общества, - формационных, цивилизационных и конкретно-исторических. В связи с
14 этим осуществлена попытка нетрадиционной трактовки многовариантности функционирования и развития социальных систем, уточнено понимание соотношения варибельности и инвариантности в жизни социальной системы. На основе функционального анализа выявляется сопряженность этих факторов, их координационные и субординационные взаимосвязи. В результате делается попытка выстроить социально-философскую модель механизма выбора варианта и сквозь призму ее специфики рассмотреть некоторые аспекты современной политической и экономической ситуации в мире, наметить основные направления и способы оптимизации формирования механизма принятия решений в сфере социального управления.
На защиту выносятся следующие положения:
Многовариантность исторического развития можно определить как результат действия, с одной стороны, универсальных системных законов, отражающих воздействие на исторически конкретный социум в целом (включая его природную и социальную составляющие), с другой — как итог реакции исторически конкретных социальных субъектов на актуальную среду их существования.
Специфика поведения социальной системы на стадии неравновесности определяется возможностью вмешательства мыслящего субъекта в точке бифуркации, представляющейся ему как ситуация равновесия вариантов. Механизм выбора варианта включает в себя наличие объективной (и осознанной) необходимости изменения системы и условий для реализации программы в сочетании с ограниченным набором сценариев общественного развития.
Темпоральные особенности многовариантности выражаются в изменяющейся актуальности каждого из имеющихся вариантов. К пространственным особенностям многовариантности следует отнести то обстоятельство, что синхронно существующие общества, даже находящиеся в сходных условиях, могут выбрать существенно различающиеся сценарии.
- Уникальность каждой ситуации исторического выбора позволяет
предположить, что набор факторов выбора в каждом конкретном случае так
15 же индивидуален. Он включает в себя помимо универсальных факторов -природных или социальных (вызванных действием объективных законов) — и уникальные, присущие только данной системе, учесть и ранжировать которые не всегда представляется возможным, а так же различного рода случайности.
Формирование собственно субъекта выбора и выработка возможных стратегий как атрибутов социального выбора происходит в процессе осознания в тех или иных формах этой необходимости обществом. Потребности эффективного функционирования механизма принятия решений обусловливают выделение в социуме подсистем, ответственных за выбор и трансляцию в массы соответствующих стратегий.
Исторический опыт других обществ не только облегчает процесс выбора стратегии развития, но и транслирование этого решения в массы. Вместе с тем существуют значительные ограничения в его использовании в силу различия форм политических проявлений, полиморфизма социально-экономической жизни и мультикультурности социума. Без выделения и нейтрализации элементов «несовместимости» оптимальное использование иного опыта, в том числе и в сфере социального управления, представляется невозможным.
Теоретическое и практическое значение. В рамках различных подходов анализируется механизм формирования и выбора варианта эволюции общества во всей его сложности и противоречивости. Предложенное исследование позволяет взглянуть на такой социальный феномен как многовариантность под новым углом зрения. Результаты диссертационного исследования могут выступить основой для формирования комплексного социокультурного подхода к явлениям многовариантности в социальной философии и философии истории. Положения и выводы диссертации могут быть использованы при чтении курсов социальной философии, философии истории, а также в курсе теории и методологии исторического познания.
Многовариантность как modus vivendi социальных систем
Одной из отличительных черт современного уровня социального знания является широкое использование (если не сказать — доминирование) системных идей, позиций и парадигм, что в значительной мере отличает его от предшествующих этапов развития философии, когда господствовали классическая и пришедшая ей на смену неклассическая модели бытия. Со времени появления в первой половине прошлого века вначале «Тектологии» А.А. Бо-гданова , затем - первых работ Н. Винера по кибернетике , Л. фон Берта-ланфи по общей теории систем и, наконец, последующего бурного развития синергетики (благодаря трудам И. Пригожина, Г. Хакена) мы наблюдаем процесс все более глубокого проникновения системного подхода в общест-вознание в целом и в социальную философию в частности.
Это инкорпорирование вызвало весьма ощутимую эволюцию представлений о гносеологическом потенциале системного подхода, что в итоге привело к рождению и развитию постнеклассическои научной картины мира, для которой характерны обретение социальной наукой своего единства и силы в многообразии концепций, парадигм и течений . «Современное общество допускает множество самоописаний мира, - полагает Н. Луман, -поэтому оно может описать самое себя лишь единственным образом, который это учиты-вает» . Однако указанное многообразие одновременно и ослабляет системное мышление, с давних пор делая его уязвимым, или, говоря словами Н. Лумана, нуждающимся в оправдании «с позиций common sense (здравого смысла) и повседневного понимания»30. Уже несколько десятилетий основные направления критики сконцентрированы вокруг действительно существенных для методологии системных исследований проблем — проблемы целостности, проблемы проведения удовлетворительных границ системы, проблемы адекватной фиксации в системном описании связей системы со средой, проблемы построения структурных представлений о среде и др. «Единство социальной науки» в рамках постнеклассического знания сопровождается отмеченной еще в начале 60-х гг. XX в. А. Рапопортом дезинтеграцией исследовательских усилий (вследствие возникновения все большего числа специализированных научных дисциплин), сопровождаемой процессом дивергенции «системного движения» — перехода от относительного единства ко все более явному расхождению мнений по узловым проблемам (не только между сторонниками и противниками системного подхода, но и в среде самых активных его адептов) .
В литературе сохраняются серьезные расхождения по вопросу о возможности создания общей теории систем, месте и роли системного подхода в целом. Ю.М. Резник видит в нем «способ познания и преобразования действительности, в основе которого лежит рассмотрение объектов как систем; область методологического знания, направленного на разработку принципов и методов изучения особого класса объектов — систем разного уровня и ти-па» . Схожей позиции придерживаются И.В. Блауберг, Э.Г. Юдин, полагающие, что «системный подход не существует в виде строгой методологической концепции: он выполняет свои эвристические функции, оставаясь не очень жестко связанной совокупностью познавательных принципов, основной смысл которых состоит в соответствующей ориентации конкретных исследований». Отсюда с неизбежностью следует вывод, что, непосредственно не решая философских проблем, системный подход выступает всего лишь как конкретизация принципов диалектики применительно к исследованию, проектированию и конструированию объектов как систем .
Важнейшее место занимает вопрос о соотношении онтологической и гносеологической актуальности систем, т.е. существования их как реальных объектов (экзистенции), либо лишь в качестве универсальной гносеологической схемы (начиная с точки зрения Б. Гейнса, что системой является «все, что мы хотим рассматривать как систему»35, и заканчивая дематериализующим социальную реальность утверждением об иллюзорности существования социальных систем в качестве реальных объектов ). Достаточно сложно провести границу между фактами обнаружения системы, определения ее свойств, построения умозрительной (логической) модели и сознательного конструирования реальности. Как следствие — существование множества подходов к определению системы: субстратного (определение системы через элементы, компоненты), холистически-парциалистского (через наличие частей в рамках целого), организационного (через внутреннее строение, организацию и структуру), теоретико-группового (через вид групп, обладающих особым принципом объединения элементов и общим, дополнительным, — групповым — качеством), реляционного (через упорядоченное множество отношений и связей, в узлах которых находятся полюса отношений — элементы, компоненты), деятельностного (рассматривающего систему как объект, создаваемый человеком ради реализации его целей в процессе системосозида-ния мысленно и практически) и т.д.
Одной из недавних попыток учесть сочетание объективного и субъективного в системности стала трактовка, предложенная Ю.М. Резником. Он предлагает свое понимание системы как «реальности, созданной человеком (субъектом познания или практической деятельности) и конструируемой им как комплекс, образующий целостное единство», подчеркивая, что система есть прежде всего «мысленная комбинация элементов и частей, образуемая на основе представлений субъекта о целостности того или иного объекта»37. В объективном же плане, вынужден признать Ю.М. Резник, системностью обладают практически все объекты материального и идеального мира, у ко-торых обнаруживаются эмерджентные свойства .
Закономерности поведения социальных систем на стадии неравновесности
Споры о роли закономерности и случайности, детерминированности и волюнтаризме в современной философии привели, кажется, к достаточно тупиковой ситуации, когда размежевание сторонников крайних точек зрения достигло предела.
Собственно, это обстоятельство бесспорно стало одним из факторов развития уже упоминавшейся постмодернистской революции, появления системософии, в рамках которой история предстает как синергийный процесс самоорганизации человеческого сообщества во времени и пространстве, как поле деятельности общества . Изучение сложных эволюционирующих систем потребовало соответственно привлечения идей и аппарата «нелинейной науки» .
В контексте исследования механизма возникновения и реализации различных вариантов общественного развития особый интерес представляет поведение общественных систем, выражаясь языком синергетики, на стадии неравновесности. Признание неустойчивости и нестабильности в качестве фундаментальных характеристик мироздания — главный элемент постнеклас-сической картины мира.
Адекватный же анализ возможен только при непременном учете того обстоятельства, что бихевиоральные системы в целом (и социальные — в частности) обладают, по-видимому, целым рядом специфических характеристик. Что в свою очередь порождает вопросы, способны ли эти черты направить эволюцию общественных систем путем, отличным от систем природных, унифицировать (или дифференцировать) поведение социальных систем на стадии неравновесности. Иными словами, перефразируя известное выражение И. Пригожина, существуют ли закономерности «рождения общественного порядка из общественного хаоса», или всегда мы имеем дело с процессом единичным, уникальным, ни в чем не повторяющимся?
В самом общем виде любой процесс может быть представлен в виде последовательно сменяющихся стационарных состояний объекта наблюдения. Однако на пути к новому стационарному состоянию имеется точка, соответствующая множеству вариантов поведения объекта наблюдения (системы). Это и есть точка хаоса.
При этом, с точки зрения нелинейной теории, поведение лишь очень небольшого числа объектов может быть описано через понятие «простого аттрактора», т.е. стационарного состояния, к которому спустя бесконечное время стремится прийти объект при любых начальных условиях (с точки зрения исследователей, занимающихся нелинейной динамикой, простой аттрактор символизирует собой абсолютную предсказуемость и поэтому считается антиподом хаоса). Более типичными (в особенности для систем сложных) являются неустойчивые состояния, когда даже небольшие вариации начальных условий из-за накапливающихся с течением времени микроскопических ошибок приводят к непредсказуемому разбросу решений нелинейного уравнения, описывающего поведение системы. Непредсказуемому в том смысле, что спустя бесконечное время расположение соответствующих этим решениям точек в каком-нибудь фазовом пространстве оказывается полностью случайным и не зависит от того правила или закона, по которому про изводилось изменение начальных условий. При этом только в отдельных случаях теоретически удается построить объекты, представляющие собой ограниченные (в фазовом пространстве) области, в которых нахождение решений нелинейных уравнений будет наиболее вероятным. Эти области называются хаотическими (странными) аттракторами80.
Таким образом, неприятной особенностью точки хаоса в момент бифуркации является полная непредсказуемость следующего шага с точки зрения возможностей нелинейной теории. Динамика исторического процесса предстает как смена процессов постепенного развития (стационарных состояний) и хаотических участков с разнообразием непредсказуемых исходов.
Принципиальное значение в этой связи имеет положение И. Пригожина о том, что неравновесность ведет не только к порядку и беспорядку, но открывает «также возможность для возникновения уникальных событий, ибо спектр возможных способов существования объектов в этом случае значительно расширяется (в сравнении с образом равновесного мира). В ситуации, далекой от равновесия, дифференциальные уравнения, моделирующие тот или иной природный процесс, становятся нелинейными, а нелинейное уравнение обычно имеет более чем один тип решений. Поэтому в любой момент времени может возникнуть новый тип решения, не сводимый к предыдущему, а в точках смены типов решений — в точках бифуркации — может происходить смена пространственно-временной организации объекта».
Выбор варианта и проблема детерминизма в истории
Проблема соотношения закономерности и случайности — едва ли не главная (а потому бесконечно обсуждаемая) проблема не только социальной философии, но и теоретической истории. В общем виде ее можно свести к противопоставлению активного выбора человека как субъекта исторического процесса естественноисторическому характеру движения общества, в силу которого люди не могут произвольно выбирать пути своего развития, не могут «перескочить через естественные фазы развития».
С учетом богатейших традиций исследования данного вопроса , в настоящее время в качестве крайних позиций в этом споре можно выделить с одной стороны «теорию альтернатив», с другой — вульгарные трактовки марксизма.
Первая из названных теорий исходит из равновероятности различных альтернатив, имеющихся у человечества. Ее сторонники видят свою задачу в том, чтобы «освободить людей от жестких оков детерминизма»122. В определенном смысле они близки к К. Попперу, возводившему марксовы «неумолимые законы» природы и исторического развития к П. Лапласу и француз ской материалистической традиции и полагавшему, «что вера, согласно которой термины «научный» и «детерминистический» являются если не синонимами, то по крайней мере неразрывно связанными — это один из предрассудков,... который не преодолен до сих пор»1. Тем самым история, общественный процесс де-факто полностью «освобождаются» от закономерности.
Положение не меняют даже реверансы в сторону причинности и закономерности, ибо при этом в истории (в терминологии того же К. Поппера) не должны переоцениваться роль неотвратимости, «железные законы», «богиня исторической необходимости»124. Проблема же определения границы адекватного влияния каузальности, как и любой вопрос о «мере» качественного явления, не поддающегося формализации, вряд ли может иметь однозначное решение. Иными словами, при невозможности провести четкую границу между «недооцениванием», «правильной» оценкой и «переоцениванием» эти термины не имеют определенной смысловой нагрузки.
Противники детерминизма, отталкиваясь от бесспорного факта многовариантности мирового развития, подходят к исторически возникшим альтернативам чисто формально, без учета ведущих тенденций развития, видя в историческом детерминизме угрозу идее «человеческой свободы, понятию выбора, лежащему в основе любой нашей фразы, любого нашего реше-ния» . В итоге, представители этого направления, безусловно признавая многообразие путей общественного процесса, порожденное в том числе волевой активностью человека, вынуждены прибегать к объяснению многовариантности социальной эволюции через случайные совпадения в поступках тех или иных субъектов. То обстоятельство, что многовариантность априори генетически связана не только с единичным (в значениях признаков, например), но и общим, повторяющимся (проявляющемся как минимум в наличии самих этих признаков, их иерархии), объективно ведет к признанию наличия законов и по большому счету выводит эту категорию из арсенала противников детерминизма.
Отказ от каузальных объяснений неизбежно ведет также к отрицанию связей каждой из альтернатив с определенной общественной группой, вырывая субъект выбора из социального контекста.
Напротив, марксизм трактуется (в особенности его критиками) как учение о предуготованности, предопределенности пути развития. Хотя, как известно, еще 100 лет назад первый русский марксист Г.В. Плеханов пытался доказать несостоятельность подобных обвинений, отмечая, что «диалектический материализм никаких стран ни к чему не приговаривает, что он не указывает пути, общего и «обязательного» для всех народов во всякое данное время»126. Напротив, согласно известному положению марксизма, народы сами выбирают и прокладывают те или иные пути своего исторического развития, когда для этого созревают необходимые объективные и субъективные условия , а случайность выступает формой проявления исторической необходимости.
Впрочем, признание это не сняло окончательно вопроса о сочетании объективной закономерности и сознательной деятельности людей, исторической необходимости и проявлений фатализма и волюнтаризма даже среди сторонников марксистского учения. Их критики (как представляется, в значительной мере справедливо) указывали на определенную непоследовательность воззрений самих основателей марксизма.
В 1845 г. в совместной работе «Святое семейство, или Критика критической критики. Против Бруно Бауэра и компании» К. Маркс и Ф. Энгельс пишут, что «история не делает ничего, она «не обладает никаким необъятным богатством», она не сражается ни в каких битвах»! Не история, а именно человек, действительный, живой человек — вот кто делает все это, все обладает и за все берется. «История» не есть какая-то особая личность, которая пользуется человеком как средством для достижения своих целей. История — не что иное как деятельность преследующего свои цели человека» .
