Содержание к диссертации
Введение
Глава 1: Формирование городской культуры современного человека
1.1: Основные тенденции эволюции городской культуры 16
1.2: Формирование социальных признаков городского человека 50
1.3: Урбания как специфическая социальная общность современного города 77
Глава 2: Маргинализация как атрибут самоопределения современного человека в условиях урбании 99
2.1: Эволюция понятия маргинальности 100
2.2: Пути самоопределения человека в традиционной и современной городской культурах 127
2.3: Диалектика устойчивости и маргинальности в личностных выборах современного человека 155
Заключение 170
Список использованных источников 178
Приложения 195
- Формирование социальных признаков городского человека
- Урбания как специфическая социальная общность современного города
- Пути самоопределения человека в традиционной и современной городской культурах
- Диалектика устойчивости и маргинальности в личностных выборах современного человека
Введение к работе
Актуальность темы исследования. Радикальные преобразования социокультурного пространства, которые характерны для Новейшего времени, предъявляют новые, резко возросшие требования к исследованию социальной действительности. В связи с многообразными качественными и беспрецедентно скорыми изменениями в мире в целом, границы и формы социокультурной среды не всегда четко обозначены. Город, представляющий собой наиболее сложную и многообразную среду обитания человек, на протяжении всей истории человечества играл одну из важнейших ролей, формируя определенный тип «городского человека». Однако с конца XIX в. под влиянием существенных социально-экономических, культурных изменений город становится основой нового этапа процесса урбанизации, в рамках которого вместе с ростом городского населения, повышением значимости городов, формируется новый тип расселения, а также в значительной степени – новые отношения, образ жизни и культура людей. К характерным чертам качественно изменяющегося городского мира можно отнести субъектную персонализацию, рост атомарности общества, возникновение новых форм социальных отношений, смену парадигм – общественных и политических, исчезновение единого ценностно-смыслового поля, плюралистичность искусственной среды обитания человека. В последние десятилетия новые форма и качество города как социокультурного пространства доминирующей массы человечества становятся одной из основных причин растущего кризиса самоопределения личности – и, как следствие, – маргинализации человека.
В данных обстоятельствах как феномен города, так и явление маргинальности можно отнести к числу категорий, нуждающихся в переосмыслении и уточнении. Вступление процесса урбанизации в постиндустриальный этап ставит вопрос о природе и сущности городских процессов, как условий социальной реальности современного человека.
На сегодняшний день не существует единой концепции явления маргинальности, нет целостной и универсальной объяснительной модели. Сам термин обозначает промежуточность, пограничность положения человека между двумя и более социокультурными мирами. Однако история понятия показывает, что принципиальным в интерпретации маргинальности оказывается цивилизационный аспект, исторически заданный контекст. Так, в более сложном и дифференцированном современном городском пространстве человек оказывается перед многочисленным рядом вызовов (повышенная степень социальной, культурной, экономической мобильности, унификация традиционных форм общественных и семейных отношений и т.д.), что поднимает проблему укорененности личности в социокультурной среде на качественно иной уровень. В эпоху всеобщей переходности деконструируются как ценностно-смысловая картина мира, так и исторически сложившиеся универсальные категории (Бог, смысл, истина). Мировоззрение становится врменным, ситуативным, множится индивидуальными представлениями. В современном западном городе формируется качественно новая реальность - неустойчивости как новый социальный феномен. Все это актуализирует проблему самоопределения личности и ее включенности в социум. Логично предположить, что понятие маргинальности в данных условиях приобретает свое определенное качественно новое содержание, отличное от традиционных интерпретаций. Сегодня очевидно существование многочисленных дисциплинарных интерпретаций, фиксирующих отдельные моменты сложной и многоуровневой природы маргинальности, либо использующих классические коннотации маргинальности при постановке проблем современности. Однако, несмотря на то, что появление данного феномена исторически непосредственно связано с городом как более сложной, крупной формой организации человеческой жизни, исследования, рассматривающие непосредственно взаимосвязь проблемы маргинальности в контексте трансформирующейся природы города, отсутствуют.
В таких условиях несомненно важным для социальной философии становится качественное переосмысление состояния духовного и культурного наследия, а также понимание современной ситуации человеческого бытия.
Степень разработанности проблемы. Проведенный анализ научной литературы по вопросам исследования феноменов города и маргинальности показывает, что, несмотря на их принципиальное различие, оба указанных объекта начинают рассматриваться рядом гуманитарных дисциплин в начале XX в. в тесной взаимосвязи. Наиболее характерны в этом отношении тексты Г. Зиммеля с его теорией появления фигуры «чужака» в больших городах, а также Э. Дюркгейма, использующего понятие «аномии» для определения реакции человека на трансформацию ценностно-нормативной основы в изменяющемся социокультурном пространстве города. Эти идеи легли в основу теории маргинальности урбаниста-социолога Р.Э. Парка, впервые употребившего термин «маргинальный человек» в своей статье «Человеческая миграция и маргинальный человек» в 1928 г. в отношении к неадаптированному мигранту, личности, находящейся на рубеже двух культурных миров. Условиями, вызывающими феномен маргинальности, Парк считал движение и миграцию народов, развитие международной торговли, глобализирующегося рынка, но особенно – возникновение городов-метрополисов. Концепция Парка была впоследствии развита, переработана в рамках сложившейся чикагской школы городской социологии в работах В. Смита, Э. Стоунквиста, М. Голдберга, А. Антоновски, Э. Хьюза, Т. Мак-Кормика, А. Керкхоффа и др. и впоследствии классифицирована как культурологическая. В рамках этой же школы создается классическая работа по урбанистике Л. Вирта - «Урбанизм как образ жизни», где автор разводит понятия культуры традиционного общества и культуры современных городов как качественно новой формы социальной действительности, используя, однако, экологический подход к пониманию природы общества. В целом в рамках указанной парадигмы феномен маргинальности рассматривается как двойственность самосознания - необходимый этап перехода от локального тождества провинциального иностранца-мигранта к тождеству включенного в американскую культурную среду. Во многом идея ассимиляции рассматривалась через западноцентристскую ориентацию на воспроизведение фундаментальных ценностей доминирующего общества.
В 60-70 е гг. на смену модернистской идее референтных доминирующих культурных образцов приходит идея культурного плюрализма, согласно которой приоритетной становится поддержка культурных ценностей этнических меньшинств. Труды чикагской школы подвергаются критике (Х. Дикки-Кларк, Д. Головенски), и в то же время возникают попытки внести собственные корректировки и новое представление о маргинальности. Значимой, на наш взгляд, здесь оказывается концепция социального психолога Т. Шибутани, представленная в работе 1969 г. «Социальная психология», где маргинальный статус рассматривается как позиция, в которой воплотились противоречия структуры общества в изменяющихся условиях. Однако конкретно городской вопрос здесь уже не является определяющим. Центральным моментом в понимании маргинальности исследователем является акцент на общие условия, в которых оказывается человек.
В 60-е гг. классическая модель маргинала-личности на «рубеже культур» дополняется в европейской литературе социологической моделью маргинала-индивида «на обочине» общества (у М. Винтера, Н. Дикина, А Каммаротта,
С. Пассильи, Б. Пэрека, Д. Смита, Б. Хэппла и др.). Волновавшие исследователей личности на «рубеже культур» проблема амбивалентности существования, личностной мотивации, выбора статуса сменяются пониманием маргинальности как потери статуса вследствие неинтегрированности индивидов в общественные структуры. Маргинальность рассматривается как результат процесса, в котором отдельные личности или группы отстраняются от участия в различных институтах, все больше вытесняются на край основного течения жизни общества и теряют возможность участвовать в ней. В результате достаточно четко выделились совершенно различные ракурсы понимания маргинальности и связанных с этим комплексов причинно-следственных процессов. Их можно обозначить ключевыми словами: "промежуточность", "окраинность", "пограничность", по-разному определяющих основные акценты в изучении маргинальности.
Любопытным в рамках европейской школы является французский подход, представленный работами Ж. Батая, А. Фаржа, М. Фуко, где маргинальность понимается как романтический протест против традиционных ценностей и норм общества, как продукт классовой борьбы.
На исходе XX в. усиливается положительная коннотация маргинальности. Именно с момента описания данного феномена в феноменологическом аспекте, не привязанном к оценочным коннотациям, вводится социально-философский исследовательский подход. В концепциях Р. Барта, Ж. Делеза, Ф. Гуаттари выделяется ряд общих черт, присущих сложной и многоплановой мировоззренческой парадигме постмодернизма и постструктурализма: фрагментация, децентрация, понятия «ризома», «инаковости» и др.
Активное осмысление маргинальности отечественными исследователями началось с конца 1980-х гг., когда возникла острая необходимость понимания изменений социальной реальности и кризисных явлений советского и постсоветского времени. Маргинальность зачастую освещалась под призмой проблемных «деклассированных» элементов, «люмпенов» (работы Е. Старикова, Г. Данишевской, А. Галкина). Однако ясно обозначенной философской рефлексии маргинальности, тем не менее, выделить нельзя. Более объемные и менее оценочно окрашенные интерпретации, где маргинальность понимается как особая социальная форма, которая не может быть «фиксированным» качеством той или иной социальной группы, нашли свое отражение в исследованиях В.А. Шапинского, А.И. Атояна, В.В. Радаева, Ю.М. Плюснина, Е.Б. Рашковского, В.Л. Каганского и др. Можно выделить ряд исследований данного феномена в рамках понятийного аппарата философии (А.В. Федосеенков, И.В. Зайцев, С.П. Гурин, С. П. Баньковская, В. Л. Каганский, Е.И. Ефремова, Т.В. Вергун); призывающих к выработке междисциплинарного подхода к феномену маргинальность (С.Б. Кагермазова, А.И. Атоян, И.В. Митина, И.П. Попова); использующих цивилизационный подход к пониманию маргинальности как качественно новому типу трансформирующейся социальности (В.Г. Николаев, Н.О. Навджавонов, С.П. Баньковская, И.П. Попова). Отдельным блоком стоит выделить работы структуралистского направления.
Систематизируя вышесказанное, можно сказать, что в современном научном дискурсе понятие маргинальности зачастую употребляется в большинстве дисциплин для анализа специфических, противопоставляемых общепринятому представлению о норме явлений, часто с позиции аксиологического подхода. За абсолютный эталон принимается нечто, обусловленное конкретными социально-историческими и психологическими причинами, интересами власти и национальными традициями. Для понимания же современной природы маргинальности большое значение имеет анализ эволюции теоретических представлений о ней во взаимосвязи с социокультурным цивилизационным контекстом. В данной работе мы не говорим о городе в общем, но рассматриваем его как идеально-типическую модель западного образца. Под западным образцом нами понимается городская форма, прошедшая индустриальную и вступившая в постиндустриальную стадии развития. В этом смысле проблема человеческой маргинальности, рассматриваемая в теоретическом (т.е. универсалистском) контексте и ориентированная на формулирование необходимых и общезначимых выводов, не может быть оторвана от культурологического контекста. Таким образом, становится оправданным известный «европоцентризм» истолкования проблемы маргинальности и городской среды в целом.
Возникает объективное противоречие между острой потребностью осмысления города как условия современного человеческого бытия и маргинальности как атрибута самоопределения человека в новой социальной реальности и отсутствием ясного понимания характера взаимосвязи феноменов города и маргинальности. Это общее противоречие находит выражение в ряде частных противоречий, среди которых наиболее существенны следующие:
между необходимостью научного описания условий социокультурного потенциала самоопределения человека, его включенности в социум в изменяющемся социокультурном пространстве и недостаточной разработанностью категориального аппарата для учета указанных изменений.
между новым качеством маргинальности в условиях современного города и ограниченностью возможностей существующих отдельных дисциплинарных подходов к исследованию маргинальности, ориентированный на классические интерпретации данного феномена.
Вследствие указанных противоречий нами сформулирована проблема, которую можно представить в следующем виде: в рамках современной городской культуры маргинальность становится базовым атрибутом самоопределения, меняя при этом признак структурной периферийности на утрату укорененности человека в социальном бытии современного города в силу отсутствия морального стержня, иерархической системы ценностей.
Цель исследования. Анализ феномена маргинальности как атрибута социального и личностного бытия, обусловленного необходимостью самоопределения в современной городской культуре (социально-философский аспект). Для достижения этой цели ставятся следующие задачи:
-
Проанализировать становление современного города как процесс формирования специфического социокультурного пространства.
-
Выявить содержание и динамику теоретических представлений о городе в индустриальном и постиндустриальном обществах.
-
Описать особенности самоопределения человека в традиционной городской культуре и культуре города индустриального и постиндустриального типа.
-
Показать социокультурное пространство современного города как условие формирования идентичности современного человека.
-
Проанализировать влияние маргинализации на процесс самоопределения.
Объект исследования – современный город как социальное пространство взаимодействующих индивидов.
Предмет исследования – феномен маргинальности как специфический способ бытия человека в современном западном городе.
Теоретико-методологические основания работы. Поскольку проблема комплексная, она требует анализа с различных научных позиций, а, следовательно, междисциплинарного изучения. Основным и интегрирующим выступает социально-философский подход, ориентированный на выявление теоретических и аксиологических оснований социологических концепций. Также благодаря социально-философскому анализу удалось квалифицировать маргинальность как атрибут социального и личностного бытия, проявляющийся в условиях современного города, а также предполагающий свои временные и пространственные характеристики. Предметом его приложения были концепции городской среды, социальной общности и социальной группы, представленные в работах М. Вебера, Ф. Тённиса, З. Баумана. Социально-философский подход позволил ввести в инструментарий исследования категории «общность», «общество», «социализация» и отграничить их философское содержание от социологических интерпретаций.
Значимым средством исследования являлся также философско-антропологический подход. С его помощью пространство социального взаимодействия было интерпретировано как пространство человеческого выбора и существования множества индивидов, принципиально не интегрируемых в коллективное целое. Посредством этого подхода в диссертационном исследовании были применены категории «идентичность», «индивидуализация», «ситуативный выбор». Применение философско-антропологического подхода позволило представить категорию маргинальности как философскую и выявить возможности ее корректного применения в социальном исследовании.
Поставленные задачи требовали применения метода рациональной реконструкции применительно к исследованию философской и социологической литературы по проблемам маргинальности и урбанистики. Этот подход позволил установить специфику предметной и концептуальной интерпретации терминов, примененных известными исследователями-гуманитариями, установить как их эвристическую ценность, так и их познавательную ограниченность для задач данного диссертационного исследования.
Вспомогательным исследовательским подходом выступил социокультурный подход, ориентированный на изучение реальных социальных процессов, проходивших в условиях конкретного западного культурного локуса.
В работе были применены и классические концептуальные модели. В частности, была применена методологическая концепция «идеальных типов» М. Вебера и Ф. Тенниса, позволившая обосновать представление о городе и маргинальности как теоретических конструктах, а не только как эмпирическое обобщение. Описание эволюции городской среды было соотнесено с подходом Д. Бэла (и зависимых от него конструкций Э. Тоффлера, М. Кастельса) к периодизации развития общества. В диссертации было использовано его разграничение индустриального и постиндустриальный этапы развития общества. Согласно данному подходу, мы выделяем ряд основных временных фаз с учетом их социально-экономической и культурной специфики, в рамках которых становится возможной поэтапная систематизация городской культуры.
Значимым исследовательским средством была концепция постиндустриального общества. Ее идеи позволили увидеть в городском маргинале не рудимент традиционного общества в ситуации дезадаптации, а релевантный для ситуации современного города продукт социального взаимодействия.
Теоретическими источниками работы послужили труды по изучению природы городских процессов Г. Зиммеля, Л. Вирта, Р. Парка, Э. Сойи; работы современных авторов, исследующих феномен маргинальности с феноменологических (исследования А. Атояна), а также структурно-функциональных позиций (труды С. Баньковской, З. Баумана, Р. Сеннета). Эмпирическую базу составляет обзор работ по истории культуры, социологии, психологии, урбанистики, статистические данные по процессу урбанизации, а также результаты различных социологических исследований.
Научная новизна исследования заключается в анализе феномена маргинальности как атрибута личностного бытия, формирующегося в процессе самоопределения человека в условиях современного города, и конкретизируется в основных положениях, содержащих элементы научной новизны:
-
В работе впервые в отечественной литературе вводится понятие урбании для описания специфической социальной общности современного города, характерными чертами которой являются персонифицированные краткосрочные взаимоотношения между людьми, основанные на стремлении к самоопределению в плюралистичном фрагментарном городском пространстве.
-
Обоснован тезис о том, что именно урбания как новая форма социальности, пришедшая на смену традиционно сложившимся образцам социальных отношений, делает маргинальность как невозможность в настоящий момент укорененности в среде атрибутом бытия современного западного человека.
-
Показано, что проблема идентичности человека в современном городе раскрывается как проблема замены традиционных путей самоопределения темпоральными, поливариантными, плюралистическими: в частности, усиливается степень его индивидуализации, мобильности, специализации труда, ценностно-нормативно личностный набор обретает сменный характер, сопровождающийся отсутствием единого целостного постоянного мировоззренческого каркаса.
-
Маргинальная личность представлена как идеальный тип, являющийся основой подхода к самоопределению человека в постиндустриальном городе.
На защиту выносятся следующие основные положения:
-
Введенное в работе новое понятие «урбания» позволяет обозначить качественно новый тип социальной общности, формируемый в условиях смены в социокультурном пространстве современного города традиционных общественных форм отношений на персонифицированные краткосрочные взаимоотношения между людьми, основанные на стремлении к самоидентификации в многообразном и фрагментарном городском пространстве.
-
В современных исследованиях маргинальности культурологический подход с его акцентом на значение межкультурных различий, а также социологический с его вниманием к локализации маргинальных явлений в определенных группах и субкультурах – не позволяют с должной полнотой описать данный феномен на этапе постиндустриального города.
-
В современном западном городском про основным источником маргинальности становится природа современного города с его разнообразием культурных паттернов, ослабленностью традиционных социальных институтов, разрушением регламентаций и предельным обострением проблемы идентификации человека.
-
Маргинальность можно охарактеризовать, как специфически нестабильную и ограниченную во временных и пространственных рамках локализацию в социальной среде, своих координат существования и субъективное переживание этого процесса как отсутствие целостности, комфорта культурного окружения. Это состояние маргинальности становится преобладающим в современном городе.
Теоретическая значимость исследования состоит в том, что выполненное теоретическое обобщение, позволяющее раскрыть природу современной маргинальности городского человека, а также рассмотреть сущностные характеристики теоретических представлений как о самой маргинальности, так и о феномене города в их эволюции, является решением проблемы, возникшей на стыке социальной философии, социологии и урбанистики, как разработке нового видения феномена маргинальности с учетом специфики современного городского контекста.
В работе уточняются понятия «городского» и «традиционного» как идеально-типических форм общественной организации, что позволяет рассматривать городской аспект не только в историческом, но и в феноменологическом аспектах. Также уточнена содержательная характеристика сущности маргинальности как атрибута социального и личностного бытия в современном городе, которая углубляет имеющиеся научные знания о маргинальности как феномене, возникающем, прежде всего, в городе.
Охарактеризовано развитие теоретических образов города и городских процессов в традиционном, индустриальном и постиндустриальном обществах (западного образца); введена категория «урбании» для определения качественно новой формы социальности в городе; дана содержательная характеристика теоретических представлений о феномене маргинальности; предложена идея маргинализации как процесса самоопределения человека в современном городе.
Результаты исследования открывают дополнительные возможности для дальнейших теоретико-практических исследований фундаментального и прикладного характера в области социальной философии, социологии, урбанистики и смежных с ними наук.
Практическая значимость работы. Материалы диссертации могут быть использованы для критического осмысления новых форм социального бытия и положения человека в современной социальной реальности как в рамках преподавания гуманитарных дисциплин (социальной философии, социологии, урбанистики, городской социологии, психологии, политологии), так и для практического применения социальными работниками, практикующими психологами, политологами.
Апробация работы. Результаты работы докладывались и обсуждались на нескольких региональных, всероссийских и международных конференциях. Отдельные результаты исследования использовались при чтении курса лекций по дисциплинам «Человек в городской культуре» и «Социальные проблемы городской среды» на кафедре философии Новосибирского государственного университета экономики и управления. Диссертация была обсуждена и рекомендована к защите на заседании кафедры философии Новосибирского государственного университета экономики и управления.
Публикации. Основные положения диссертационного исследования отражены в количестве семи работ, в том числе 6 работ в сборниках трудов конференций и 1 статья в издании, рекомендованном в ВАК.
Структура работы была определена целью и основными задачами исследования. Диссертация состоит из введения, двух глав, заключения, списка использованных источников из 194 наименований и приложений. Основное содержание диссертации изложено на 194 страницах основного текста, включая список литературы
Формирование социальных признаков городского человека
Город, представляющий собой наиболее сложную, многообразную и развивающуюся среду обитания человека, вносит свои цивилизационные коррективы, формируя определенный тип «городского человека» - носителя ценностно-нормативной картины мира, поведенческих установок и образцов, формирующихся исключительно в городском социокультурном пространстве. Город как средоточие более высоких и дифференцированных видов деятельности человека, более разнообразных надприродных видов труда с самых первых форм своего образования становится почвой для кристаллизации особого типа социальности. Разделяя мнение известного российского урбаниста Л.Б. Когана, утверждающего, что в «процессе исторического развития городское- сообществе формирует общие типичные для его обитателей социально-культурные признаки»1, мы преследуем своей целью рассмотрение этапов и направлений формирования городского человека параллельно развитию городских форм и становлению специфически.городской культуры.
Если города-государства Древнего Египта, Древней Месопотамии, и др. образовываются, в основном, по принципу индивидуальной воли вождя, что не приводит к формированию социальной общности на территории города, то античная полисная система формируется по принципу синойкизма. По мнению исследователей-востоковедов Ю.В. Андреева-и И.М. Дьяконова, акт синойкизма, как коллективное объединение по общности происхождения, языка, заинтересованности в совместной защите и противостоянии внешнему миру, был существенным шагом на пути к Античной цивилизации. Именно в полисе оформляются новые типы собственности — полисный и частный, а также постепенно утверждается особая форма управления - народное собрание, совет, выборные должностные лица. В социально-психологическом плане, как отмечает И.М. Дьяконов, ни в одной прежней общине нельзя,было наблюдать настолько сильное чувство солидарности, как в греческом полисе. «Полисная солидарность была одновременно и правом, и обязанностью граждан не только на словах, но и на деле:,они ставили интересы полиса выше личных и узко-семейных, даже трудовая повинность выступала как почетная обязанность, которую знатные и богатые роды могли принимать на свой счет». Поскольку экономика полиса базируется на одной из высших ценностей и добродетелей - земледелии, то антагонизма между городом и деревней не существует. Как отмечает Г.А. Кошеленко, античная социальная психология всячески сопротивлялась внедрению производства в городе. Отсутствовала сама установка наобогащение за счет экстенсивного прогресса в технологии. Для греков гораздо важнее был процесс и последующее качество, нежели количество. Для древнего грека занятие сельским хозяйством было больше, чем производством продуктов товара и обмена, - это «способ жизни, наиболее полно отвечающий природе, наиболее полно соответствующий той всеобщей гармонии, которая управляет миром». Собственно, и сама социальная логика была традиционно-ориентированной, о чем свидетельствовало постоянное обращение к «нравам предков», как высшему аргументу в дискуссиях. Именно консерватизм, как считает исследователь, по отношению к рыночной и ремесленной сферам становится причиной дальнейшего разложения полисного строя в период неизбежного развития товарно-денежных отношений.1 Безусловно, данное мироощущение влияет на формирование традиционных ценностей и ориентиров у человека, казалось бы, в независимости от места его проживания. Но, несмотря на сходство полиса с деревней- как формы экономической организации, цель первого, как утверждал Аристотель, обеспечение «наивысшего блага», т.е. создание условий для существования «полита» - человека в наивысшем значении этого слова, свободного гражданина, т.е. возможность- жить без материальных нужд в соответствии со своим физическим и духовным воспитанием и быть активным в делах общественных. Однако следует помнить, что и Аристотель, и Платон принципиально обозначают категорию свободных, исключая из нее тех, кто зарабатывает себе право на жизнь физическим трудом. Так, в разряд «не способных на действия» согласно добродетели попадает и городской ремесленник: "Невозможно человеку, живущему на положении ремесленника или поденщика, удовлетворять требованиям, предъявляемым добродетелью"." В полисе могут быть объединены,только люди, обладающие определенными качествами, основным из которых являлась свобода. При этом свобода понимается, прежде всего, как причастность к полисной жизни, наличие гражданской воли, присущее исключительно эллинам. Здесь мы видим, что установка на формирование свободной личности в рамках гражданской общины становится отличительной, характерной чертой полисной культуры. Однако пока не специфически «городской». Но город уже предоставляет человеку возможность отделиться от неделимого общественного целого, создать социальность качественно иного порядка (греческие и римские гражданские общины - «civitas»). В своей статье, посвященной наследию античных идеалов в Средневековой Европе, исследователь В.И. Мажу а подчеркивает особый вклад Цицерона в осмысление города и городского человека в греческой и римской полисных культурах. Под влиянием греческих идеологии и унаследованных образцов Цицерон рассматривает город (прежде всего, Рим), как место, где дела решаются путем компромиссов, силой разума, а не вооруженного насилия. Человек городской (urbanitas), по мнению выдающегося римлянина, производит впечатление любезного, учтивого, способного на трезвую иронию и скепсис, гражданина и поступает, согласно основным стоическим добродетелям, — рассудительно, справедливо, мужественно, умеренно, т.е. согласно общественным законам и принципу мировой гармонии. Такой человек все больше освобождается от влияний религиозно-мифологического мироощущения, выступая в роли «наблюдателя», склонного к созерцанию, глубоким раздумьям, умеренной доли скепсиса.
Уместно будет обратиться к стихотворению древнегреческого поэта Гомера, очень точно описавшего образ благородного человека — человека «античного города» (см. прил. 3). Мы приходим к выводу, что именно в античном городе-государстве формируется та среда и то социокультурное пространство, на почве которого позднее успешно кристаллизуется феномен европейского городского человека. Если Раннее средневековье наследует у Рима мосты, башни, образцы городской постройки, смешивая их с качественно иным происхождением города северных европейцев, то классический период постепенно обращается к полисному представлению о городе как коммуне, общности, которое приобретает особое содержание в свете теоцентрического мировоззрения. Как показывает П. Сорокин в работе «Кризис нашего времени», главной культурной детерминантой средневекового мировоззрения человека становится Бог. Установка на Бога как главную ценность и первопричину определяет космологическое, нравственное, социальное, политическое, культурное и экономическое представление об окружающем мире. Свидетельством этому становится монопольное доминирование церкви в сфере образования, науки, социальной и культурной сферах. Город же в таком случае мыслится как несовершенная версия града-первообраза. Раннефеодальный город Средневековья в начале своего становления или, вернее сказать, упадка, «аграризируется»: земледелие становится приоритетным и единственно приемлемым занятием не только для крестьянина, но и для человека города. К X в. ситуация постепенно начинает меняться: в городе оформляются и утверждаются ремесленное цеховое производство, торговля и денежные отношения, выстраивается социальная вертикаль. Медиевист А. Л. Ястребицкая выделяет ряд особенностей средневекового города, существенно отличающих его от деревни.
Урбания как специфическая социальная общность современного города
На сегодняшний день в условиях размывания прежде устойчивых цивилизационных форм существования общества возникает вопрос о реальной роли и месте города в изменении исторического типа человеческих отношений.
К XXI в. в результате процесса глобализации не только европейская цивилизация, но и остальной .мир подвергаются радикальной «ревизии»: происходит процесс универсальной капитализации общества, сельское хозяйство автоматизировано, производственные отношения определяются уровнем наукоемких и информационных технологий, само информационное пространство и система коммуникативных связей выполняет не только интегративную функцию, но и мировоззренческую. Мировая экономика распространила производственные сети по всему миру, вследствие чего большинство населения планеты проживает в городских районах, постепенно усваивая установки современного городского образа жизни. «Мы движемся к почти совершенно урбанизированному миру, который будет составлять от двух третьих до. трех четвертых всего населения к середине XXI века», -буквально пророчит М. Кастельс.1
Разделяя мнение известного российского урбаниста Л.Б. Когана, утверждающего, что в «процессе исторического развития городское сообщество формирует общие типичные для его обитателей социально-культурные признаки»2, в данном параграфе мы рассмотрим и попытаемся дать определение тому типу социальной общности, который формируется в условиях урбанизма. Однако прежде, чем переходить непосредственно к проблеме современности, необходимо оговорить, что именно мы будем иметь в виду под термином «социальная общность». В самом общем смысле «общность» представляет собой форму совместной жизнедеятельности людей, форму человеческого сосуществования. Если до периода Позднего средневековья -начала Нового времени город представлял собой территориальную общность, члены которой связаны узами общих отношений к территории, на которой они проживают, и подчинением единой власти, то в результате последующей трансформации городов ситуация постепенно меняется. Более активные процессы концентрации и интеграции в социальной, культурной и других сферах жизни горожан, численное и территориальное увеличение, а вместе с тем и усложнение городских поселений, - приводят к формированию более многообразных и сложных систем человеческих взаимоотношений и взаимосвязей. Уже с этого момента мы сталкиваемся с очевидным дуализмом: с одной стороны, город объединяет различные совокупности людей на основе сходства интересов, одинаковых черт жизнедеятельности и сознания. С другой, - постепенно город перестает быть аристотелевским единством непохожих, воплощая в себе образ брошенной Арсилии — города, опутанного нитями человеческих отношений романиста Итало Кальвино.1
В истории гуманитарных наук существует множество типологий общественных отношений. Однако все сходятся в одном: тип общественных отношений на историческом пути развития человечества к современности претерпевает значительные изменения - вместе с изменением городского социокультурного пространства меняется отношение человека не только к самому себе, но и к социуму, к Другому. Социолог Ф. Теннис одним из первых сформулировал в свое время различие между традиционной общиной, в основе которой лежат личное знакомство между ее членами, традиционные процессы и механизмы, высокая степень солидарности, и современным обществом, которое характеризуют функциональные связи, бюрократические процессы и механизмы и низкая сплоченность его членов. Разделяя терминологически сами формы объединения людей, Ф. Теннис, тем не менее, указал на осмысленную заинтересованность индивида в социальном окружении: «Человек связан с другими людьми постольку, поскольку знает, что он с ними связан; он знает об этом или в большей степени чувственно, или в большей степени мысленно; отсюда возникают чувство или ясное сознание обязательности, должности, непозволительности и справедливое отвращение от последствий неправильного, противоправного, противозаконного и вообще неправомерного и, наконец, не-нравственного и не-приличного действия и поведения».1 Иначе интерпретирует типологию общественного развития М. Вебер, рассматривая общество как обусловленную социальными закономерностями совокупность социальных отношений. Тенденцию самого исторического процесса он видит в движении в сторону «целерационального» действия, где рационализация выступает как систематическое вытеснение магического начала, иррациональных, ценностных, аффективных и традиционных компонентов действия. Именно капиталистическая форма отношений, по мнению ученого, воплощает в себе рациональную деятельность в производственной, управленческой и других сферах жизни социума. Более того, именно городскую общину Вебер считал характерной чертой Западного мира с ее утвердившимся городским сословием и действующими общегородскими институтами. В обоих случаях мы имеем дело с пониманием общности как наличия определенных связей и взаимоотношений, определяющих человеческую деятельность в городе и за его пределами. Таким образом, под социальной общностью мы будем понимать такое объединение людей, где принципиальную роль играют определенные количественные и качественные типы взаимосвязей и взаимоотношений, современную специфику которых мы попытаемся определить.
В связи с изменением формы и содержания города и городской" культуры за последние несколько столетий, необходимо обозначить основные внешние и внутренние тенденции, приведшие к формированию современного типа городской общности. Анализ темы формирования специфических характеристик современной городской общности, на наш взгляд, стоит начать с исторического обзора изменений организации пространства в крупных городах. Действительно, ситуация резко меняется, не только с территориальным и численным расширением классического небольшого1 города в более крупные по размерам городские формы, но и с изменением их средового наполнения. По мере роста городов и дифференциации сфер общения, с распространением городской промышленности и многочисленным притоком мигрантов, увеличивается количество мест, где незнакомые люди регулярно» друг с другом встречаются. Городская среда постепенш сегментируется, вводится ориентация на четкую структуру, зонирование по принципу функций публичных и приватных центров, рабочих районов, кварталов бедных и богатых и проч. Новые архитектурные разработки нацелены на реализацию инновационных идей и проектов больше, чем сохранение «уличной» жизни, площадей как социальных центров. Если «в Средние века и в эпоху Возрождения парижские площади были «островками свободы» в противоположность дому с правилами», - пишет Р. Сеннет, - «то архитектурные нововведения XVII! в. не только вытеснили толпу с площадей, они изменили сам ее характер, так как ограничили свободу людей собираться вместе. Теперь скопление народа приобрело статус особого явления и могло происходить только в трех местах: в кафе, в парке для пеших прогулок и в театре». Так, еще в XVIII в. городская площадь в столицах лишаетсяг своей социальной функции общения людей.
Пути самоопределения человека в традиционной и современной городской культурах
Современный урбанистический контекст порождает новые обстоятельства, сталкиваясь с которыми западному человеку приходится пересматривать, самые базовые свои представления, искать объяснения и причинно-следственные связи утвердившимся кодам культуры. Одной из наиболее принципиальных проблематик становится осмысление возможного, должного, реального и идеального пути самоопределения человека прошлого, настоящего и будущего. В рамках введенными нами категорий нам бы хотелось приобщиться к размышлениям о специфике модели самоопределения человека в условиях традиционной- и современных форм культуры.
В условиях значительной замкнутости и небольших размеров сельской общины у человека, находившегося под влиянием общественного мнения и взаимной ответственности, формировалась базовая1 ориентация на следование сложившимся образцам поведения, на сохранение изначально фиксированного места каждого члена общины в. сложившейся социальной структуре. Таким образом, складывался совершенно особый тип сознания, характерный для культуры сельского типа. Человек в таких условиях проявлял низкую социальную и культурную мобильность, руководствуясь, прежде всего, традициями, и обычаями, а также следовал интересам семьи и общины. Логика поведения сельчанина определялась ориентацией на коллективное, а не на индивидуальное сознание. Процесс самоопределения человека был заранее жестко предопределен. «Вы рождались уже как член семьи и расовой группы. Всю вашу жизнь вы проживали в той деревне, в которой родились. Ваша религия давалась вам вашими родителями и местным сообществом1 и редко вызывала сомнение в течение вашей жизни», подытоживает Э. Тоффлер1. Собственно, вплоть до Нового времени традиционные («естественные») формы социального существования являются доминирующими в европейском городском пространстве. Соответственно, и формы самоопределения человека в городе определяются существующими историческими условиями. Однако к XVIII в. городская культура постепенно приобретает иновационный характер: основными революционно новыми чертами ее становятся увеличивающееся разнообразие жизни, нивелирование традиционных ценностей, «расколдовывание» абсолютов и окончательное установление культуры «математики» (по Зиммелю). С утратой готовых социальных, политических, религиозных конструктов человек оказывается в ситуации тотального сомнения в мире расширяющихся границ.
Урбанистический тип культуры, который складывается при всем многообразии новых социокультурных феноменов индустриальной, а позже и постиндустриальной эпох, формирует иное содержание коллективного (и, соответственно, индивидуального) сознания. Именно в городах, замечает Р. Парк, человек освобождается от «контроля природы и различного рода обстоятельств, определяющих жизнь примитивного человека». - В . более сложном и дифференцированном городском пространстве становится невозможным воспроизведение традиционных стереотипов поведения, публичное регламентированное мнение утрачивает свою общепризнанную авторитетность. На смену им приходит формальное, закрепленное общественными гарантиями и институтами, право. Постепенно у человека расширяется круг ценностных ориентиров, жизненных сценариев. Кульминационным моментом становится обретение горожанином свободы выбора, что влечет за собой появление личной ответственности за принятое и реализованное решение, а, следовательно, и индивидуализацию человеческого существования. Бернхард Вальденфельс в своем эссе о современном городе признает несоразмерность внешних социокультурных условий и возможностей отдельно взятого индивида: «Большой город — это не просто большой город: это город, который слишком велик по самой своей сущности. Вещи, лица, события врываются в сферу опыта, и при этом не существует единого и устойчивого масштаба, на основе которого можно было бы обуздать этот поток». Постепенно именно свобода как необходимость самостоятельного автономного принятия решений в условиях капиталистического урбанизма ставит современного человека перед многочисленным рядом вызовов, формирующих качественно иную среду самоопределения, делает идею индивидуализации общества центровой. «Принцип традиционализма сменился, когда европейские небеса опустели, принципом личности», - заключает в своих очерках о самосознании европейского человека Л.М. Баткин. В результате нарастающей плюралистичное городского существования «как необходимость упорядочивания разнообразия» возникает проблема идентичности, самоопределения личности. Появляется и постепенно увеличивается многочисленный ряд психоаналитических (У. Джеймс, 3. Фрейд, К. Юнг, Дж. Мид, Э. Эриксон...), социологических (Э. Гоффман, Л. Краппман, Дж. Мид, В.А. Ядов...), философских (Ю.М. Лотман, И.С. Кон, В. Хесле, Ю. Хабермас) теоретических работ по проблеме идентичности.4
Осознавая невозможность охватить проблему исследования феномена идентичности, мы признаем, тем не менее, необходимость прояснения нашей позиции в обращении к данным явлениям. На сегодняшний день многие исследователи неустанно повторяют мысль 0 кризисе становления личности в современном мире в связи с утратой социальности, нивелированием этнических и национальных границ и выходом на более глобальные мультикультурные уровни.1 Здесь нам следует определить, что будет пониматься под самоопределением (самоидентификацией) личности, обретением идентичности. Достаточно, на наш взгляд, хорошо и ясно обозначил постановку проблемы идентичности А.Ю. Шеманов. Отвечая на вопрос, зачем нужна самоидентификация в жизни человека, автор определяет ее, как «процесс достижения человеком своей идентичности, тождества с собой, когда человек стремится не просто ощутить себя на своем месте в жизни, но хочет реально в нем находиться». Далее Шеманов продолжает: «Неизбежно возникающий вопрос, образует ли человеческая жизнь единство, приводится ли она к некоему центру, и составляет суть проблемы самоидентификации.
Диалектика устойчивости и маргинальности в личностных выборах современного человека
В финальной части нашего исследования мы. попытаемся обозначить путь и форму самоопределения урбанизированного человека как участника новой социальной реальности — урбании. В первой главе мы. пришли к выводу, что существование городов как коммуникативных, артефактов на сегодняшний находится в критическом состоянии. В ситуации дискредитации коллективных общепризнанные принципов;- замены естественных корней (семья, этнос, община, коллектив и т.д.): искусственными «сменными» моделями формируется качественно новая;форма отношений; определяющая в свою очередь и индивидуально-личностный аспект горожанина. В сложившейся ситуации; когда отсутствуют постоянно внешние ценностно-нормативные, ориентиры, когда после «смерти Бога» эстафету переняли: стихийные силы; глобального масштаба; человеку ничего не остается, как заняться; развитием личностного фактора для? того; что бы; «пойти в ногу», «быть на волне».,
Подытоживая предыдущую,часть, хотелосьбьг не только зафиксировать, проблему идентичности, но и рассмотреть ее в, развитии. По мнению 3. Баумана, трагедия идентичности в современном обществе заключается в том, что в условиях возведения в ранг метаценности мобильности, отсутствия рамок, целостная и утвердившаяся идентичность такой свободы человека лишает, а, следовательно, лишает ряда потенциальных возможностей и благ. Следовательно, постмодернистская стратегия самоопределения заключается в эскапизме фиксированных форм самоидентификации: «Проблема идентичности», преследовавшая человека с самого начала эпохи, модернити, изменила свой облик и содержание. Прежде всего, была-разновидность проблемы, которая всегда стояла перед паломниками: «Как попасть туда-то?» Теперь она больше похожа на вопрос, с которым каждодневно сталкиваются бродяги- без определенного места жительства и документов: «Куда-мне идти? Куда заведет меня дорога, по которой я иду?»2, -подытоживает 3. Бауман, замечая, что именно обретение конструкции» идентичности как основной, является утратой свободы себя.3 «Складывается впечатление, - пишет Трубина, - что сейчас почти невозможно аутентично следовать какому-то из стилей жизни. Это оборачивается торжеством пастишной; подражательной персональности: Не исключено- что сегодня-нет на всем свете персоны, на которую можно было бы указать пальцем и-сказать: «Она-подлинна» .4
Узаконенная свобода оборачивается своей многоликой природой к отныне независимому, неукорененному индивиду. Освободившись от первичных уз, модернистских оков, человек лишается также и связей, механизмов, дававших ему чувство уверенности и принадлежности к какой-то общности. Потеряв определенное место в этом мире, человек прежний теряет и ответ на вопрос о смысле его жизни. Ему угрожают мощные силы, стоящие над личностью, - капитал и рынок. Человеческие отношения с собратьями, в каждом из которых он- видит возможного конкурента, приобретают характер отчужденности и враждебности. Свобода все также сулит одиночество, изолированность. Единственное, что остается на сегодняшний день «при человеке» — это: - частично сохранившиеся формы, родственных отношений (основные функции которых утачивают свою авторитетность и, соответственно, перспективу их дальнейшей преемственности). Эти формы рассматриваются аналогичным образом в вещном- эквиваленте. Культура «предков» как олицетворения престижа, и добропорядочности заменяется культурой «сверхинформационного недомыслия». Переживая буквально! состояние «шока будущего» , «старшее поколение попало в «красно-коричневую окраску», среднее было отнесено к мечтателям-шестидесяникам, полноценным продуктам социалистического режима».3 Описывая1 новое поколение, родившееся в 90-е гг., А.Я. Большунов отмечает, что проблема «отцов и детей», свойственная каждому поколению, приобрела другое содержание. Природа современного нигилизма больше не обращена к восстановлению забытых традиций, истин в целях избавления их от рудиментов и атавизмов. Предшествующая , культура имеет вектор, не обеспечивающий, по мнению подростков, необходимые релевантные времени ценностные образцы, а значит является дорогой в никуда. «Более того, -критически замечает политолог, - в омутах предшествующей культуры он, подросток, чувствует некую экзистенциальную глубину, ему недоступную. Но страх оказаться в стороне от своего поколения (своих бренд-сообществ) не позволяет ему исследовать эти глубины. И он отвечает трансформацией нигилизма в негативизм, в упрямое ниспровержение всего и вся». Ментально узаконивается негативная свобода как «свобода от»: «Мы выросли с целым набором определенных понятий, - пишут авторы инструментального пособия «успешного выживания». — «Представители старшего поколения назвали их нормами и очень любят повторять младшим, что все нормы рухнули. В действительности, нормы просто изменились. В семье нас все еще оценивают согласно прежним нормам. И мы считаем себя неудачниками. Есть подозрение, что мы слишком многого хотим. Скорее всего, в этом нет ничего особенного. Просто мы другие».1 - Государство, точнее судороги угасающей административной системы, в которой нет места ориентации на компромиссное сосуществование, веру в коллективное общее и сбалансированность частного и общественного интересов. Однако, есть четкая заинтересованность в поддержании формирующейся плюралистичной и эфемерной реальности и дезориентированного, а, значит, ведомого и зависимого в ней индивида. Словами французского философа Ш.Л. Монтексье «нужно сначала быть плохим гражданином, чтобы сделаться затем хорошим рабом».
Таким образом, мир современного города не оставляет никаких иных дорог для человека, кроме как постоянно изменяющийся и противоречивый маршрут в неизвестное; непрогнозируемое завтра. Поскольку самотождественность личности является производной от состояния общества, то в ситуации дестабилизации, децентрации социальной системы утрачивается и личностная целостность и упорядоченность. «В век «сумерек» и потрясений экзистенциальное будущее насквозь пронизано ощущением неопределенности, - пишет исследователь природы неопределенности Т.Г. Лешкевич. «И не только потому, что экзистенция всегда ускользает от абстракции и не может быть охвачена и выражена понятием. Само бытие в протестант Сирен Кьеркегор, есть «бытие-между» (inter-esse), что по сути и есть извечная неопределенность. Быть между —это движение навстречу и убегание от мира». Фрагментарный характер урбанистического мира, одноразовость ценности и многообразие норм персонифицируются в новом типе человека — маргинале, человеке-призраке. В условиях, когда объективная реальность представляет собой быстро обновляющуюся «коллажную», мультикультурную основу со множеством эталонных групп, субкультур, ценностно-этических систем, как мы уже писали ранее, противоречивость структуры, является закономерным источником маргиналъности (как состояния амбивалентности бытия в силу отсутствия нарративной идентичности). Находясь по обе стороны рубежа, маргинал в то же время не присутствует ни на одной из сторон. Как утверждает А.И. Атоян, «драма бытия на периферии заключается в отсутствии единого ценностного каркаса, представляющего собой определенные нормы социализации, коммуникации, -трансляции. В этом случае маргинальное .сознание вынуждено опираться на противоречивый синтез культур и примитивный опыт общинных архетипов». Отмечая склонность маргинализированного индивида видеть в действительности желаемое, тяготеть к культуре, приукрашивающей действительность, исследователь как бы соглашается с реальностью господства «одномерного» («счастливого», но слепого) сознания, по Г. Маркузе.
