Содержание к диссертации
Введение
Глава 1. Теоретические предпосылки изучения диалектного континуума 8
1. Диалектный язык и частные диалектные системы как модель и ее реализации
2. Метод моделирования диалектных систем в современной научной парадигме
3. Макросистема диалектного языка и диалектная лексикография
4. О вариантности диалектной картины мира
5. Об определении границ семантического поля
6. Семантическое поле как узел системных отношений слов с общим семантическим признаком
7. Говоры архангельской территории как региональная база исследования
Глава 2. Многозначность и синонимия в пространстве диалекта 28
1. Региональный компонент в структуре и семантике слова в диалекте
2. Семантическое варьирование в пространстве диалекта
2.1. Проблема тождества диалектного слова
2.2. Многозначность в моносистеме и полисистеме. Типы семантических отношений в структуре многозначных слов
3. Формально-семантическое варьирование в пространстве диалекта
3.1. Отношения синонимии
3.2. Источники диалектной синонимии. Типы синонимических соответствий
4. Вариантность членения внеязыковой действительности
Глава 3. Семантические поля в пространстве диалекта 76
О семантических полях 'ВРЕМЯ', 'ПОГОДА', 'ЖИЗНЬ' и 'КРУГОВОЕ ДВИЖЕНИЕ'
Раздел I. Семантическое поле 'ВРЕМЯ' 79
1. Циклическое и линейное время в наивной картине мира
2. Лексический состав и структура семантического поля
3. Семантическое поле 'ВРЕМЯ' как совокупность субполей
3.1. Линейное время
3.1.1. Отрезки линейного времени
3.2. Циклическое время
3.2.1. Обычное, нормальное время
3.2.1.1. Благоприятное время
3.3. Время жизни человека
3.3.1. Количество времени, прожитое от рождения, возраст
3.3.1.1. Ровесники
3.3.2. Жизненная сила
3.3.3. Образ жизни, условия жизни
3.3.4. Конец жизни
3.4. Погода
3.5. Место
4. Общая структура поля
5. ВРЕМЯ в диалектной картине мира
Раздел II. Семантическое поле 'ПОГОДА' 126
1. Погода во времени. Вводные замечания
2. Лексический состав и структура семантического поля
3. Семантическое поле 'ПОГОДА' как совокупность субполей
3.1. Общее состояние атмосферы
3.2. Хорошая погода
3.3. Плохая погода
4. Семантическое поле 'ПОГОДА' по данным толковых словарей
5. Отношения синонимии в семантическом поле: языковые и речевые синонимы
6. Модель семантического поля ПОГОДА' и ее реализации
6.1. Типы диалектных микросистем: структура; дистрибуция лексем
6.2. Семантическое поле ПОГОДА' в идиолекте
7. Общая динамика поля. Образ ПОГОДЫ в диалектной картине мира
Раздел III. Морфосемантическое поле 'ЖИЗНЬ' 149
1. Словобразовательное гнездо глагола жить. Формальные и семантические отношения между словообразовательными дериватами
2. Морфосемантическое поле 'ЖИЗНЬ'. Субполя, их представленность в словарных единицах поля, относящихся к разным частям речи
3. Морфосемантическое поле как совокупность субполей. Центр и внутренняя периферия поля
A. Глаголы
B. Существительные
B.I. Существительные с семантическим компонентом 'жизнь'
В.II.Существительные с семантическим компонентом 'субъект жизни'
C. Прилагательные
D. Наречия
4. Внешняя периферия поля
A. Глаголы
B. Прилагательные
C. Наречия
5. Лексика, пограничная с полем
A. Семантические группы, относящиеся к ЛСГ «Животный мир», «Растительный мир», «Пищевые продукты», «Часть локуса»
B. Изолированные значения слов, входящих в словообразовательное гнездо
6. Процессы словообразовательной и семантической деривации в поле, их соотношение. ЖИЗНЬ в диалектной картине мира
Раздел IV. Морфосемантическое поле 'КРУГОВОЕ ДВИЖЕНИЕ' 248
1. Глаголы кругового движения как морфосемантическое поле
2. Аспекты кругового движения.
3. Субполя глагольных слов и некоторые особенности их описания
4. Лексический состав поля. Базовые глаголы, их распределения по субполям
5. Соотношение семантики бесприставочных и приставочных глаголов
6. Типы соотношения исходных и производных значений
7. Морфосемантическое поле глаголов кругового движения как совокупность субполей
A. Непоступательное и поступательное круговое движение полного цикла
- субполе 'вращение' и 'вращение-перемещение'
B. Однократное непоступательное круговое движение неполного цикла -
субполе 'поворот'
C. Неоднократное непоступательное круговое движение неполного цикла
- субполе 'повороты'
D. Перемещение с однократным непоступательным круговым движением
неполного цикла - 'перемещение-поворот'
E. Неоднократное поступательное круговое движение неполного цикла -субполе 'перемещение-повороты'
F. Непоступательное круговое движение неполного цикла, требующее физических усилий - 'тяжело-поворот'
8. Многозначность и синонимия в морфосемантическом поле 'КРУГОВОЕ ДВИЖЕНИЕ'
9. Многозначность глаголов кругового движения и классификация предикатов ВРАЩЕНИЕ и ПОВОРОТ в диалектной картине мира
Глава 4. Идиолект как источник диалектного варьирования 344
1. Языковая личность в современной диалектологии
2. Александра Ивановна Пономарева как языковая личность
3. Экспрессивная лексика идиолекта
4. Текстообразующая роль экспрессивной лексики идиолекта
5. Экспрессивы в зонах «особого внимания» языковой личности
ЗАКЛЮЧЕНИЕ 375
Литература 383
Приложение 401
- Диалектный язык и частные диалектные системы как модель и ее реализации
- Региональный компонент в структуре и семантике слова в диалекте
- Циклическое и линейное время в наивной картине мира
Введение к работе
Территориальные крестьянские диалекты в современных условиях утрачивают многие архаические черты и развивают новые особенности, которые свидетельствуют о появлении форм устной разговорной речи, имеющих существенные отличия и от нормированного литературного языка и от традиционных говоров.
Характерной особенностью современных говоров является высокая вариантность фонетического, словообразовательного, морфологического и семантического облика функционирующих в диалекте языковых единиц. Существование в говорах вариантных номинаций определяется рядом факторов внешнего и внутреннего порядка. Один из них состоит в разрушении архаического слоя говора и постепенном забвении звучания и значения многих слов, связанных со старым, ушедшим в прошлое бытом, обрядами, производственными процессами. Извлекаемые из глубин памяти, такие слова воспроизводятся неточно, в искаженном звучании и с достаточно неопределенной, «размытой» семантикой. Усвоение новой лексики, проникающей в говоры под влиянием городской культуры, также часто бывает связано с трансформацией звучания и значения литературных слов.
На диалектную вариантность также оказывают влияние номинативные процессы, результатом которых являются разномотивированные единицы с одинаковым значением. Особенности диалектной номинации в известной степени определяют и многозначность слова, производные значения которого могут выполнять номинативную функцию в качестве первичного наименования.
Важным фактором, влияющим на появление вариантов, является устная форма существования говоров и отсутствие в них кодифицированной нормы, облегчающие возникновение словообразовательных и семантических единиц разной степени устойчивости по готовым моделям. Эта особенность тесно связана с повышенным «эмоциональным тонусом» народной речи, вообще характерным для разговорного языка, в том числе и литературного [см. Коготкова 1979: 96]. «Народная» речь главным своим назначением имеет, очевидно, выражение эмоциональной сферы человека... Именно в сфере живой обыденной речи экспрессивный фонд языка теснит номинативный» [Подюков 1991: 9; см. также Телия 1991: 3].
Указанные выше явления проявляются на фоне территориального варьирования говоров, которое, особенно при условии междиалектных контактов, также способствует увеличению количества вариантных единиц диалектных систем.
Вариантность относится к универсальным свойствам языка на разных его уровнях. Вариативности языковых единиц посвящено значительное количество исследований, однако эта проблема продолжает оставаться актуальной, в частности - в силу недостаточной изученности устных форм национального русского языка. Особую актуальность имеет изучение вариантности диалекта как пространственного варианта национального языка и как языкового пространства, ограниченного территориально, социально и функционально. Изучение диалектной вариантности имеет существенное значение для прогнозирования динамики развития говоров и, в известной степени, русского национального языка в целом.
Многолетний опыт работы автора в коллективе «Архангельского областного словаря» в качестве составителя словарных статей и собирателя материала в диалектологических экспедициях 1960-2003 г.г. свидетельствует о чрезвычайно развитой диалектной многозначности и синонимии. В «Архангельском областном словаре», полидиалектном по своему типу, имеется немало примеров многозначных слов слов и многочленных синонимических рядов (держать - тридцать восемь значений, дойти -двадцать восемь значений; сорок обозначений понятия 'много', восемь обозначений -для зимнего бокового помещения и т.д.). Существуют ли закономерности их распределения по конкретным диалектным системам? Стремление найти ответ на этот вопрос предопределило основную цель исследования, посвященного специфике вариантности формы и содержания слова в полисистеме диалектного языка, с одной стороны, и в частных моносистемах, с другой. Соответственно этому, направление исследования учитывает три уровня - уровень полисистемы диалектного языка, уровень частной диалектной системы и уровень идиолекта как точечного представителя диалектного идиома. Лексико-семантическое варьирование рассматривается в рамках микроструктур (многозначных слов и синонимических рядов) и макроструктур (семантических полей).
Теоретической базой исследования является учение Р.И. Аванесова о диалектном языке и диалектном различии.
Обращение к материалу говоров диалектной группы - совокупности говоров, обладающих определенной исторической и структурной близостью, предопределило основной метод исследования, заключающийся в моделировании фрагментов полисистемы - многозначных слов, синонимических рядов и семантических полей. С методом моделирования связана разработка и применение конкретных методик, направленных на адекватное изучаемому объекту представление диалектного материала. Кроме того, используются методы описательный и лингвогеографическии, а также приемы концептуального анализа.
Диссертация состоит из введения, четырех глав и заключения. В главе 1 обсуждаются теоретические проблемы, связанные с изучением диалектного континуума. Теория диалектного языка и диалектного различия разработана Р.И. Аванесовым еще в первой половине прошлого столетия, однако дискуссия, связанная с пониманием этих
категорий, продолжается до настоящего времени. Она затрагивает как объем и содержание самого понятия «диалектный язык», так и функциональные возможности диалектного языка как макросистемы. Эта дискуссия отражена в главе 1, там же определена собственная авторская позиция. Соотношение диалектного языка и частной диалектной системы рассматривается в работе как соотношение модели и ее реализации. Это понимание проводится при дальнейшем анализе семантических структур многозначных слов, синонимических рядов и семантических полей. Полевой подход к материалу потребовал разработки объемной модели семантического поля, которая также представлена в главе 1.
Диалектный язык и частные диалектные системы как модель и ее реализации
Контуры современной диалектологии как науки о структуре диалектного языка были определены и теоретически обоснованы в трудах Р.И. Аванесова [Аванесов 1947, Вопросы 1962, Аванесов 1963, Аванесов 1964]. В них были разработаны основные понятия структурной диалектологии, такие, как диалектный язык и диалектное различие. Диалектный язык определялся как сложная система диалектных микросистем, варьирующих общие и различительные признаки [Аванесов 1964: 11]. Различительные признаки, занимающие одно и то же место в структуре диалектного языка, образуют диалектное различие, соответственные члены которого территориально распределены, замещают друг друга в разных диалектных микросистемах. Диалектный язык рассматривался как часть общей, особым образом устроенной системы национального языка, полярная литературному языку во всех его функционально-стилистических разновидностях. По признанию Л.Э. Калнынь, эти новаторские идеи позволили диалектологии как науке выйти на качественно новый уровень [Калнынь 2002: 47-49].
Основные положения дискуссии, связанной с диалектным языком, касаются следующих моментов: диалектный язык - реально существующая в многообразии своих вариантов, единая коммуникативная система или абстрактное научное построение, не поддающееся непосредственному наблюдению; диалектный язык - макросистема с общими для диалектов и литературного языка и различительными явлениями или совокупность явлений, характерных только для диалектов; диалектный язык и его потенциальные коммуникативные возможности.
В работах Ф.П. Сороколетова [Сороколетов 1978] и Ф.П. Филина [Филин 1981] было высказано отрицательное отношение к термину диалектный язык, так как реально он существует в многообразии своих вариантов и не является единой коммуникативной системой. Полемизируя с названными авторами, О.Н. Мораховская совершенно справедливо отмечает, что если национальный язык - это система систем, включающая в себя литературный язык, диалекты, просторечие, жаргоны, то и диалекты в их системных отношениях приходится рассматривать как систему систем, то есть как диалектный язык.. Вместе с тем не только диалектный язык, но и русский национальный язык нельзя представить в виде единой комммуникативной системы [Мораховская 1984: 4].
Л.Л. Касаткин предложил пересмотреть содержание термина «диалектный язык» и определять его как совокупность тех языковых черт, которые характерны только для диалектов и не представлены в литературном языке.1 Думается, что необходимость корректировки содержания понятия, а следовательно, и связанного с ним метода изучения совокупности диалектных систем, адекватность которого изучаемому объекту подтверждена целым рядом широко известных работ [Л.Э. Калнынь, СВ. Бромлей, Л.Н. Булатовой, О.Н. Мораховскои, Г.П. Клепиковой, О.Е. Кармаковои и многих других), в том числе - выпусками «Диалектологического атласа русского языка», не вполне обоснованна. В области лексики и семантики предложенное понимание диалектного языка исключает из него общерусские элементы, оставляя лишь так называемые диалектизмы, что, безусловно, представляет собой шаг назад. Предлагаемое решение идет вразрез и с современными тенденциями в диалектологии, нацеленной на изучение соотношения языка и культуры, на описание диалектной картины мира, в формировании которой большую роль играют общерусские слова, являющиеся полноправными звеньями системы диалектного языка. По мнению Л.Л. Касаткина, набор диалектных различий можно считать лишь упорядоченным множеством, но не языковой системой. Но еще меньше оснований определять как язык совокупность собственно диалектных явлений. В концепции Р.И. Аванесова диалектное различие - лишь звено системы диалектного языка, а выявление всех звеньев этой системы, в том числе и неварьируемых, и установление отношений между ними - это конечная задача системного описания диалектного материала любого уровня.
Для настоящего исследования принципиально важной является позиция, отраженная в одной из статей Л.Э. Калнынь: «Диалект следует изучать как полноценный языковой идиом, исключив дифференциальный подход в анализе его структуры. Только при этом подходе можно получить представление об устройстве и функционировании диалекта, его реакции на контакты с другими диалектами, содержательно прогнозировать и понимать динамику диалекта» [Калнынь 1997: 124]. Системный подход к отбору исследуемого материала характерен для многих весьма авторитетных работ в области диалектологии и лингвогеографии. Он составляет теоретическую основу «Лексического атласа русских народных говоров», заявленную в докладе И.А. Попова, Ю.С. Азарх, Т.И. Вендиной, А.С. Герда, О.Н. Мораховскои, З.М. Петровой на XI Международном съезде славистов в 1993 году и отраженную в предисловии к ЛАРНГ: «Поскольку основными элементами общей теории систем является «целостность», «элемент», «структура», «связи», системный подход при лингвогеографическом изучении предполагает не только равное внимание к любому члену диалектного различия, но и внимание к тем отношениям и связям элементов системы, которые пронизывают всю лексику языка, ибо в самом характере отношений этих элементов отражается своеобразие восприятия мира, процесса установления связей между его объектами» [Вендина 2004: 11].
Еще одним принципиальным, до сих пор обсуждаемым, является вопрос о том, представляет ли диалектный язык как совокупность частных диалектных систем, общих по одним чертам и различающихся по другим, живую функционирующую систему или это абстрактное научное построение, не поддающееся непосредственному наблюдению. В статье «Вопросы фонетической системы русских говоров и литературного языка» Р.И. Аванесов поставил вопрос о возможности интерпретации национального языка как системы систем. Он считал, что фонетическую систему современного русского языка в целом можно считать языковой реальностью не только в структурно-языковом отношении, но и как средство общения [Аванесов 1947]. Такое понимание было критически осмыслено в [Калнынь 1973; Горшкова, Калнынь 1984]. Вновь возвращаясь к этому вопросу в юбилейной статье, посвященной 100-летию со дня рождения Р.И. Аванесова, Л.Э. Калнынь подчеркивает: «Когда речь идет об интерпретации сложного языкового объекта приемом моделирования, критерий «говорения» на нем вообще неприемлем. Моделирование системы - это компетенция лингвиста, а не говорящего на языке. Система диалектного языка строится на основе знаний лингвиста о составе диалектных различий на данной территории. Многие носители языка не имеют представления об этих различиях, поскольку никогда не вступали в контакты с носителями других диалектов. Это естественное свойство больших коллективов, для которых характерна разная интенсивность общения между его членами... То обстоятельство, что некоторые члены коллектива никогда не вступают в контакт между собою, вовсе не свидетельствует о невозможности существования общей системы языка и не является аргументом в пользу недопустимости моделирования системы диалектного языка» [Калнынь 2002: 50].
Большинство исследователей признает, что диалектный язык, как и национальный язык в целом, не имеет прямого соответствия с текстом (см., например, [Загоровская 1990, Мораховская 1996]), а макросистема диалектного языка может быть представлена только на уровне модели. Однако ценность предложенного Р.И. Аванесовым метода состоит прежде всего в том, что он «дал, наконец, возможность организовать и обобщить огромный и бесконечно разнообразный диалектный материал, дальнейшее накопление которого без возможности подобного рода обобщений представлялось уже бессмысленным» [Бромлей 1979: 109]. По мнению Г.А. Ракова, понятие диалектного языка как системы систем «существенно расширило круг явлений, которые следует относить к системным» [Раков 1988: 10]; см. также [Гриценко 1984: 10-13].
Региональный компонент в структуре и семантике слова в диалекте
Варьирование семантики слова в диалекте выражается в развитии у него новых значений, как функционирующих в системе одного говора, так и принадлежащих разным говорам. Вопрос об интерпретации междиалектной полисемии непосредственно связан с проблемой тождества слова. Принадлежность разных значений общерусского слова литературному языку и диалектам, по мнению многих исследователей, не разрушает тождества слова, поскольку эти значения относятся к одной и той же системе национального языка, характеризуемой генетической и исторической общностью, и сосуществуют в одну и ту же эпоху [Филин 1961; Лукьянова 1983]. По мнению Ф.П. Филина, они имеют один источник - исходное, как правило, общерусское значение, и поэтому «соотносятся друг с другом независимо от того, сохраняется непосредственный контакт между говорами или он утрачен» [Филин 1961: 148 ]. Эта аргументация в качестве основной выдвигается и в [Сороколетов, Кузнецова 1987, Загоровская 1990]. По мнению О.В. Загоровской, «историзм составляет главную сущностную особенность языковой макросистемы национального языка, как и макросистемы диалектного языка» [Загоровская 1990: 95]. Автор видит теоретическое обоснование этого положения в том, что «многообразие диалектных различий - это живая история, проецированная в пространство, это как бы пространственная проекция пережитых исторических процессов» [Аванесов 1974: 122]. Соглашаясь с Ф.П. Сороколетовым и О.Д. Кузнецовой в том, что системное изучение лексики предполагает исторический подход к ней, О.В. Загоровская вместе с тем признает, что конструктная макросистема в принципе может допускать и синхронический подход - «на основе анализа семантических соответствий на современном этапе развития частных микросистем» [там же: 96]. О.И. Блинова также считает, что разнодиалектные значения не разрушают тождество слова, но при этом она отмечает, что такие факторы, как предметная соотнесенность, эмоциональное содержание, реляционные свойства, различные в разных микросистемах, все же ставят серьезные препятствия признанию разнодиалектных лексем, близких по значению, вариантами одного слова [Блинова 1973]. Однако эта аргументация не представляется достаточно убедительной, так как различия между значениями одного слова в микросистеме также определяются названными факторами.
Представление о семантическом тождестве слова, функционирующего в своих значениях в литературном языке и говорах, находит серьезную поддержку в работах многих отечественных лингвистов, посвященных отдельности и тождеству слова: В.В. Виноградова, О.С. Ахмановой, СИ. Смирницкого и др. Так, А.И. Смирницкий, привлекая диалектные данные в связи с общими проблемами вариантности, писал, что «слово летний в севернорусских говорах известно и в значении южный, теплый ...Это не делает, однако, северное литний особым словом по отношению, скажем, к среднерусскому или литературному летний, не имеющему этого значения: северное литний и литературное летний воспринимаются лишь как варианты одного и того же слова» [Смирницкий 1954: 29]. Он приводит также аналогичный пример из английского языка.
Сторонники противоположного взгляда признают разнодиалектные значения отдельными словами. Так, по мнению И.А. Оссовецкого «один и тот же комплекс фонем, существующий в разных говорах в качестве отдельного слова, может иметь в них самые различные значения и оттенки значения, но это будут значения не одного слова, а разных слов, не соотносимых во всем объеме друг с другом, в речи носителей того или иного отдельного говора» [Оссовецкии 1982: 19]. Он писал о том, что «реально лексема познаваема только в одном из ее семантико-стилистических аспектов в пределах моносистемы» [там же: 41].
Рассматривая содержание слова в плане соотношения языка и речи, И.А. Оссовецкии предложил понятие суперлексемы как теоретически моделируемой абстрактной семантической величины, обобщающей все значения данного корня, осложненные значением аффиксов. «Семантическое содержание суперлексемы в диалектном языке может концентрироваться вокруг не одного, а двух и даже более семантических центров, каждый такой центр имеет много сходных, но неодинаковых семантических аспектов, так формируется многозначность суперлексемы» [Оссовецкии 1982: 43]. Понятие суперлексемы связано с представлением об общем значении слова, получившим критическое осмысление в современной лингвистике.15 Очевидно, что понятие суперлексемы противоречит самой сути диалектного языка, заключающегося не в инвариантности, а в вариантности его отдельных звеньев. Кроме того, это понятие не имеет объяснительной силы. Моделируемое чисто теоретически, оно не может быть использовано и как исследовательский прием в изучении семантической структуры слова при сопоставлении частных диалектных систем, в отличие, например, от модели-эталона с максимальной дифференциацией языковых элементов.16 Как справедливо отмечает Н. А. Лукьянова, «теоретическое обоснование этой концепции строится на преувеличении фактора автономности, самостоятельности развития и функционирования диалектных систем, не учитывается существенный фактор -возможность взаимопонимания между носителями говоров и носителями литературного языка» [Лукьянова 1983: 24]. Это суждение с полным основанием можно отнести и к носителям разных говоров одного языка.
В своих дальнейших рассуждениях мы исходим из того, что разнодиалектные значения слова образуют семантическую структуру. Эта точка зрения находит свое отражение в лексикографической практике составителей большинства многодиалектных словарей. Лексикограф, работающий с материалом того или иного диалектного континуума, имеет дело с семантическими вариантами, которые, при наличии смысловых связей между ними, обычно интерпретируется не как омонимы, а как разные значения одного слова. Опыт работы над словарными статьями для «Архангельского областного словаря» показывает, что часто переходы от одного значения многозначного слова к другому (при их разнодиалектности) бывают очень тонки, шкала семантического варьирования очень подробна, а граница между системными и речевыми, единичными употреблениями весьма неопределенна. Все это делает невозможным расчленение живой ткани языка на автономные единицы и говорит в пользу принадлежности разнодиалектных значений одному слову.
В дальнейшем изложении в соответствии с понятиями частной диалектной системы и системы диалектного языка вместо традиционно принятых терминов микросистема и макросистема употребляются термины моносистема и полисистема. Как представляется, они более точно отражают содержание соответствующих понятий. Предпочтение этим терминам отдается еще и потому, что термин микросистема в лингвистической литературе обычно употребляется при обозначении фрагментов лексико-семантической системы.
Циклическое и линейное время в наивной картине мира
Этот раздел содержит описание семантического пространства, соотносящегося в архангельских говорах с общими обозначениями времени.
По мнению видного специалиста по средневековой культре А. Гуревича, «мало найдется других показателей культуры, которые в такой же степени характеризовали бы ее сущность, как понимание времени. В нем воплощается, с ним связано мироощущение эпохи, поведение людей, ритм жизни, отношение к вещам» [Гуревич 1984: 103]. Понятие времени относится к одной из базовых категорий человеческого сознания, формирующих представления человека о себе и об окружающем мире, «...у человека нет специального органа для восприятия времени, но именно время организует его психический склад...Фактор времени...играет важнейшую роль в создании модели человека, а фактор человека - в моделировании времени» [Арутюнова 1999: 688]. Понимание времени, отраженное в языке, является важной составляющей языковой картины мира.
В наивном языковом сознании время категоризовано в виде линейного движения и в виде движения по замкнутой кривой. Архаическая модель времени, характерная для аграрного общества, основана на цикличности, повторяемости, определяемой природными и трудовыми циклами56. Счет времени в этой модели основывался на воспроизведении событий из трудовой жизни человека, из жизни растений и животных, повторении времен года и частей суток. Новое осознание времени появилось с принятием христианства, оно «опирается на три определяющих момента - начало, кульминацию и завершение жизни рода человеческого. Время становится линейным и необратимым. ...христианское понимание времени придает значение и прошлому, поскольку новозаветная трагедия уже свершилась, и будущему, несущему воздаяние» [Гуревич 1984: 121].
Язык представляет линейное и циклическое время поделенным на отрезки, которые наполнены как уникальными, так и повторяющимися событиями. Эти отрезки - век, год, месяц, неделя, день, час, минута, секунда. Век полностью принадлежит историческому времени. Год, месяц, неделя, день - отрезки, выделяемые по астрономическому циклу. «... в основе всякого календаря лежат астрономические явления: смена дня и ночи, изменение лунных фаз и смена времен года. Эти явления дают три основные единицы измерения времени, лежащие в основе любой календарной системы, а именно: солнечные сутки, лунный месяц и солнечный год» [Селешников 1972: 33]. «Семидневная неделя возникла в связи с наблюдениями над фазами луны: четверть лунного месяца, например, от новолуния до первой четверти, составляет около семи дней» [Там же: 163].
Выделение в качестве измерений времени часа, минуты является достижением достаточно позднего времени. Поскольку в аграрном обществе темп жизни и основных занятий людей определялся природными ритмами, «постоянной потребности знать точно, который час, возникнуть не могло, и привычного деления на части дня было вполне достаточно. Минута как отрезок времени и интегральная часть часа не воспринималась. Даже после изобретения и распространения в Европе механических часов они очень долго не имели минутной стрелки...основные временные категории средневековья - год, сезон, месяц, день, а не час и тем более минута... Сельское время -время природное, не событийное, поэтому-то оно и не нуждается в точном измерении и не поддается ему» [Гуревич 1984: 161]. Изменение отношения ко времени связано с изменением социально-экономических отношений в обществе. Как пишет А. Гуревич, необходимость в знании точного времени возникла с развитием городского ремесленничества и появлением новых социальных слоев, которые «порывали постепенно не только с библейским временем, но и с мировосприятием аграрного общества...» [Гуревич 1984: 161]. Огромную роль в этом сыграло изобретение часов: «Создание механизма измерения времени породило условия для выработки нового отношения к нему - как к однообразному, униформированному потоку, который можно разделить на равновеликие бескачественные единицы» [Там же].
Категория темпоральное неоднократно привлекала внимание лингвистов и в грамматическом и в лексико-семантическом аспекте. О семантике времени на материале литературного языка писали, например, такие исследователи, как Н.Д. Арутюнова, В.Н. Гак, Е.В. Падучева, Н.Н. Перцова, Л.О. Чернейко, Е.С. Яковлева и др. В этих работах время рассматривалось как семантическое поле, имеющее внешнюю и внутреннюю структуру и взаимодействующее с другими полями (В.Н. Гак), как концепт на основе сопоставления семантики и сочетаемости слов время и пора (Е.С. Яковлева), составляющие концепта определялись на основе метафорической сочетаемости слова (Н.Д. Арутюнова, Н.Н. Перцова, Л.О. Чернейко), изучались метонимические значения времени (Е.В. Падучева) и т.д. В [Белякова 2005] рассматривается образ времени в диалектной картине мира. В результате этих исследований время предстает в образе субъекта, некой субстанции, строгого судьи, объекта обладания и утраты; движение времени представлено метафорой ПУТИ.
Интересные наблюдения, касающиеся отражения времени в народной фразеологии, содержатся в [Подюков 1990: 34-35]. Автор отмечает, что народная фразеология метафорически представляет смену времен года, окончание сельскохозяйственного года, фразеологический месяцеслов. Фразеология, определяющая дни недели, не особенно распространена в народной речи, зато детально разработано время суток, особенно ночное время. Мгновения самостоятельно выделяются в фразеологии очень редко. «Лишенная стрессов, часов пик деревенская жизнь обходится без погони за временем, совершается, в известном смысле, вне времени, движется по замкнутому кругу событий» [там же: 36].
