Содержание к диссертации
Введение
Глава первая. Эстетическая позиция и литературные публикации журнала «Московский наблюдатель» в период с 1835 по 1837 годы ...36
1.1. СП. Шевырев - идеолог и ведущий критик журнала 36
1.2. Духовная литература в журнале, ее жанровое и стилевое многообразие 81
1.3. Проза и публицистика Н.Ф. Павлова на страницах «Московского наблюдателя» 103
1.4. Сказки В.И. Даля в журнале 126
1.5. Поэзия в «Московском наблюдателе» первого периода 142
Глава вторая. Идейное и эстетическое направления издания в 1838-1839 годы 199
2.1. Отражение философских и религиозных взглядов В.Г. Белинского в библиографических обзорах критика 199
2.2. Белинский - теоретик литературы. Осмысление роли и значения классиков русской литературы в обзорах Белинского 224
2.3. «Славянофильские» взгляды Белинского. Отзывы о зарубежной литературе 253
2.4. Белинский о прозе и поэзии писателей «второго ряда» 266
2.5. Белинский о детской литературе и проблемах православного воспитания 277
Глава третья. Полемика журнала с различными периодическими изданиями («Телескоп», «Молва», «Библиотека для чтения») 292
3.1. Полемика в журнале под редакцией В.П. Андросова и СП. Шевырева 292
3.2. Полемика в журнале в период редакторской деятельности В.Г. Белинского 355
Заключение 369
Библиография
- Проза и публицистика Н.Ф. Павлова на страницах «Московского наблюдателя»
- Поэзия в «Московском наблюдателе» первого периода
- Белинский - теоретик литературы. Осмысление роли и значения классиков русской литературы в обзорах Белинского
- Полемика в журнале в период редакторской деятельности В.Г. Белинского
Введение к работе
Актуальность темы исследования. «Московский наблюдатель» – значительное периодическое издание второй половины тридцатых годов, журнал, имевший свое оригинальное лицо. В нем публиковались А.С.Пушкин, Е.А.Боратынский, В.И. Даль, А.С.Хомяков, Н.М.Языков, В.Ф.Одоевский, Н.Ф.Павлов и многие другие писатели и поэты, создавшие неповторимый облик отечественной словесности. С журналом вели оживленную полемику наиболее авторитетные издания того времени, что свидетельствует о том, что он занимал свою культурную нишу в журналистике. Однако долгие десятилетия журнал был вне сферы интересов исследователей.
В истории журнала «Московский наблюдатель» выделяют два периода: первый (с 1835 по1838 годы), связанный с именем официального редактора В.П. Андросова и ведущего критика издания – С.П.Шевырева и второй (с 1838 по1839 годы), когда он выпускался под неофициальным редактированием В.Г. Белинского. Первый период традиционно рассматривался как крайне неудачный, явно недооценивался, второй считался успешным, именно поэтому изучался по преимуществу «Московский наблюдатель» второго периода. Достаточно сказать, что в отечественном литературоведении нет ни одной монографии, где рассматривалась история «Московского наблюдателя» всего периода его существования. В отечественном литературоведении утвердилось предвзятое и несправедливое отношение к журналу первого периода, которое нуждается в пересмотре .
Решение задач, поставленных в диссертационном исследовании, будет способствовать ревизии оценок «Московского наблюдателя» первого периода, журнала в целом, корректировке сложившегося представления о роли С.П. Шевырева и В.Г. Белинского в формировании идейного и эстетического облика издания.
Научная новизна исследования состоит в том, что впервые в отечественном литературоведении доказывается, что религиозно-философский, нравственно-этический, эстетический облик журнала был сформирован уже в первых выпусках «Московского наблюдателя», а его направление четко сформулировано на этапе вынашивания замысла. Впервые в отечественной науке два этапа жизни журнала не сравниваются и не противопоставляются, поскольку выявлено типологическое единство концепции журнала на протяжении всего периода существования издания. В.Г.Белинский, возглавивший «Московский наблюдатель», проявил тождественность многих своих нравственных и эстетических воззрений взглядам первой редакции журнала, что предопределило преемственность подходов в формировании концепции издания. Между выпусками журнала обоих периодов прослеживаются глубокие внутренние связи, идейные и эстетические переклички. Одна из задач исследования, с одной стороны – доказать народолюбивые настроения С.П. Шевырева (а не аристократическую апологию, в которой его упрекал В.Г.Белинский), с другой – мироприемлющие убеждения Белинского (времени его «примирения с действительностью»). В научный оборот включаются тексты В.И. Даля, Ф.Н. Глинки, Н.Ф. Павлова, которые впоследствии не переиздавались, и, вследствие этого, остались вне сферы внимания исследователей. Научная новизна работы связана с рассмотрением широкого контекста полемических баталий того времени; с анализом духовных доминант русской жизни 1830-х годов.
Теоретическая значимость работы определяется ее вкладом в разработку теории самобытной отечественной философии – русского любомудрия. Анализ всего массива публикаций за весь период существования журнала, убеждает в том, что периодическое издание имело отчетливую философско-религиозную направленность. Выводы, полученные в результате анализа художественного и публицистического материала журнала «Московский наблюдатель» помогут внести вклад в изучение философских, идеологических, эстетических и литературно-критических позиций как редакторов журнала, так и авторов, привлекавшихся к сотрудничеству с изданием. Предлагаемое исследование может способствовать более глубокому пониманию духовно-этических истоков славянофильства. Системный анализ всех публикаций «Московского наблюдателя» позволит понять и объективно оценить идеологическое и культурное значение издания, определить его «нишу» в русском литературном процессе и культуре, осмыслить эстетические и теоретико-литературные предпочтения того времени.
Методологической и теоретико-литературной основой диссертации является системное единство литературоведческих подходов к исследованию периодического издания, которое является отражением живого, динамичного историко-литературного процесса, в контексте которого рассматриваются отдельные более или менее значительные явления художественной литературы. Основой методологии анализа стали фундаментальные исследования В.Н.Аношкиной, Т.К. Батуровой, Б.Ф.Егорова, Б.И. Есина, Г.В. Зыковой, В.И.Кулешова, Л.М.Крупчанова, Ю.В.Манна, Н.И.Мордовченко, В.А.Недзвецкого, В.С. Нечаевой, А.М. Пескова, В.Д. Сквозникова, В.В.Прозорова, И.П. Щеблыкина, Б.Т. Удодова о литературном процессе и русской литературной критике 1830-х годов. В диссертации реализуется историко-литературный подход, методы культурно-исторического, системно-типологического, структурно-семантического, интертекстуального анализа. Методологической основой работы также является антропологический метод, подразумевающий изучение биографии деятеля литературы, его эпистолярного наследия, дневников в контексте историко-культурной ситуации. В создании литературоведческих интерпретаций малоизученных художественных текстов, использованы принципы и приемы комплексного анализа.
Практическая ценность работы выражается в возможности ее использования при изучении русской классической словесности, разработке общих и специальных вузовских курсов по истории литературы девятнадцатого века и внесения принципиальных дополнений в курс истории русской литературной критики.
Объект исследования – философские, эстетические, критические взгляды редакторов и ведущих сотрудников-соучредителей журнала; произведения как классиков отечественной литературы, так и наиболее значительные в эстетическом отношении произведения поэтов и писателей «второго ряда»; критические статьи, обзоры С.П. Шевырева, В.П. Андросова, а также библиографические обзоры В.Г.Белинского, среди которых малоизвестные рецензии, включенные не во все позднейшие собрания сочинений критика; проза и публицистика Н.Ф. Павлова, М.Н. Макарова, В.Ф. Одоевского, никогда не переиздававшиеся впоследствии произведения В.И. Даля, Ф.Н. Глинки, а также представляющие несомненный интерес произведения анонимных авторов.
Апробация результатов. Апробация работы состоялась во время обсуждения авторских публикаций и их основных положений на заседаниях и научно-методологических семинарах кафедры русской литературы БГПУ им. М.Акмуллы.
Диссертация обсуждалась на заседаниях кафедры русской классической литературы МГОУ. Основные положения диссертации были изложены в форме докладов на следующих международных, всероссийских, региональных научных и научно-практических конференциях: VIII Международной конференции «Русское литературоведение на современном этапе» в Москве (доклад «В.Г.Белинский – редактор «Московского наблюдателя»); II международной научной конференции «Интерпретация текста: лингвистический, литературоведческий и методический аспекты» (30-31 октября 2009) в Чите; XI Региональной научной конференции «Аксаковские чтения» (2 октября 2009), Республиканской научно-практической конференции «Система непрерывного образования», (15 февраля 2009), Всероссийской научной конференции с международным участием, посвященной 70-летию д. филол. наук, проф. Амирова Р.К. « История, современное состояние и перспективы развития теории и практики преподавания литературы и языка»(, 9–10 ноября 2011) в Уфе.
Цель – фундаментальное исследование журнала «Московский наблюдатель», связанное с осмыслением его места и роли в русской литературе 30-х годов девятнадцатого века, выявлением его духовно-философских и социально-эстетических позиций, определяемых деятельностью редакторов – идеологов издания.
Основная цель настоящего исследования предполагает постановку и решение главных задач диссертации:
1.Выявить направление журнала, его главные векторы, показать их взаимодействие с религиозно-философскими, этическими и эстетическими воззрениями той поры, в рамках которой существовал «Московский наблюдатель»;
2.Доказать наличие славянофильского направления журнала, ставшего подготовительным этапом в разработке идеологической концепции журнала «Москвитянин»;
3.Доказать несостоятельность и поверхностность утвердившегося представления об ориентации журнала исключительно на «светскую», аристократическую аудиторию;
4.Актуализировать оценки журнала Пушкиным и Гоголем, проанализировать отношение к корифеям русской словесности со стороны обеих редакций «Московского наблюдателя»;
5. Рассмотреть прозу и литературную критику, опубликованные в журнале, выявив основные духовные, эстетические, жанровые тенденции развития отечественной словесности;
6. Определить характер и жанровое своеобразие лирики, публиковавшейся в журнале первого и второго периодов.
7. Рассмотреть философские, религиозные воззрения Белинского периода «примирения с действительностью», доказать, что редакционная политика журнала во многом предопределялась этими взглядами;
8. Проанализировать библиографические обзоры, отражающие взгляды критика периода «примирения с действительностью», в их нерасторжимом единстве;
9. Показать неизменность идейной и нравственной «платформы», единство направления журнала в течение всего периода его существования. Доказать близость идейных и эстетических взглядов первого состава редакции и воззрений Белинского;
10.Раскрыть характер полемики журнала с идейными оппонентами из других периодических изданий.
Положения, выносимые на защиту:
1.«Московский наблюдатель» – журнал, направление которого было определено еще на этапе его замысла, оно просматривается с первых его выпусков.
2.Журнал стал органом «раннего славянофильства», если рассматривать последнее как этическое учение, базировавшееся на религиозно – нравственных основах мировосприятия русского человека
3. Магистральное направление предопределяло локальную задачу – борьбу «с торговым направлением», ему редакция журнала противопоставляла духовную, нравственную литературу, по-настоящему взыскательную, научно обоснованную критику.
4.Духовная литература, а под ней можно понимать и литературу, воспитывающую в читателе уважение к православной вере, христианской религии, была широко представлена в журнале как произведениями писателей, ставшими классиками русской литературы, так и авторов «второго ряда».
5. Несостоятельна попытка «разделить» соучредителей и авторов журнала на два противоборствующих идеологических лагеря, не следует усматривать в их произведениях отражение идейных разногласий. Утверждение, что В.П. Андросов и С.П.Шевырев негласно возглавляли враждующие между собой «правую» и «левую» группировки в журнале безосновательно ,также неправомерно отнесение к «левой» группировке Н.Ф.Павлова и В.Ф.Одоевского.
6.Редакция журнала «Московский наблюдатель» неизменно демонстрировала глубоко уважительное отношение к А.С. Пушкину. Аллюзии, связанные с его произведениями, появлялись в стихотворениях, в прозе, в критических статьях, публиковавшихся в журнале, что свидетельствует о признании его выдающейся роли и значения в отечественной словесности.
7. Произведения поэтов «пушкинской плеяды», авторов «второго ряда» женская лирика, публиковавшиеся в «Московском наблюдателе», поддерживали его нравственно-этическую концепцию. В журнале была широко представлена духовная лирика (элегии, поэтические молитвы), отвечающие канонам «поэзии мысли», русского любомудрия, значительное место отводилось поэтическим манифестам раннего славянофильства.
8. Хронологически деятельность В.Г. Белинского в журнале пришлась на то время, когда он утвердился в христианской вере, в статьях этого периода его философские и религиозные взгляды тесно переплетались. Утверждение в душах людей идей православия стали сутью библиографических обзоров, рецензий В.Г. Белинского этого периода.
9. Утверждение, что журнал В.Г. Белинского обновленной идеологической концепцией в корне отличался от журнала Шевырева, несостоятельно. Белинский продолжил разработку идей, заложенных в издание первой его редакцией.
10. Одной из задач первая редакция «Московского наблюдателя» считала борьбу петербургской журналистикой, привлекавшей читателя низкопробной литературной и журнальной продукцией. В.Г.Белинский продолжил борьбу журнала с оппонентами С.П.Шевырева и В.П.Андросова, что свидетельствует о близости позиций в понимании задач критики в процессе нравственного воспитания читателя;
Проза и публицистика Н.Ф. Павлова на страницах «Московского наблюдателя»
Внимательное рассмотрение мнения Весина о журнале лишний раз убеждает в том, насколько кардинально влиял на исследователей, даже отделенных значительной дистанцией от полемических баталий того времени, приговор той или иной личности, тому или иному художественному явлению, вынесенный Белинским. Его оценки формировали «репутацию» оппонентов на весьма продолжительную историческую перспективу. Именно Белинским в значительной мере был подорван авторитет Шевырева, которого он очень жестко и последовательно критиковал.
Другой упрек исследователя, уже не дублирующий ничьих оценок, более справедливый. Он отмечает то, что журнал уже со второго, а тем более с третьего года издания стал наполняться переводной литературой, очерками из жизни зарубежья, в ущерб материалам о собственном отечестве. С этим мнением трудно не согласиться, тем более что оно подтверждено наглядными примерами: «Статей, касавшихся собственно русской жизни, было очень мало. Вот, например, 10 часть «Наблюдателя» за 1837 год. ... Немцам в этой части посвящено пять статей, французам -восемь, англичанам - две и испанцам и португальцам - две. Таким образом, «Наблюдатель», поселившись в Москве, тем не менее, мало обращал внимания на окружающую русскую жизнь и интересовался больше тем, что делалось в Лондоне, Париже, Лиссабоне и даже в Китае ... Только статьи Бодянского, Савельева и Погодина несколько ослабляли характер совершенной иноземщины журнала» .
Другой исследователь - A.M. Скабичевский, рассматривая первый период существования журнала, останавливается только на одной статье
Шевырева - «Словесность и торговля», одним из поводов к написанию которой стало увеличение Смирдиным оплаты журнальных публикаций. Скабичевский комментирует: «Нововведение Смирдина поразило многих неприятно, и явились такие бессребряные и близорукие пессимисты, которые видели в этом нововведении опасность, грозящую литературе окончательным ее падением ... С такими опасениями за судьбу литературы выступил в 1836 году пр. Шевырев в своем «Московском наблюдателе»»1. Очевидно, что Скабичевский смотрит на ситуацию глазами Белинского: «Понятно, что в то время, как высокомерно -черствые слова ограниченного педанта могли быть пропущены мимо ушей сытыми и обеспеченными людьми ... эти же самые слова должны были глубоко оскорбить бедняка, жившего в мрачной конуре на Трубе, которому Шевырев объявил, что он не может иметь ни удобной, теплой квартиры, ни хоть сколько-нибудь здоровой питательной пищи, не сделавшись продажным литературным барышником» .
Гораздо больше внимания уделяет критик журналу Белинского. Он отмечает неуспех обновленного «Московского наблюдателя», усматривая главную его причину в том, что Белинский полностью игнорировал необходимость «придавать журналу разнообразие и занимательность», увлекшись идеей придать изданию исключительно серьезное «направление». Критик отмечает: «Белинский со своими друзьями оказал ... неопытность в журнальном деле ... в то время трудно было рассчитывать на успех журнала, посвященного исключительно философско-эстетическим вопросам. Вы можете встретить среди номеров «Наблюдателя» такие книжки, которые были заняты невыносимо сухими статьями, представляющими кропотливые ученые изыскания на счет частных вопросов русской истории, так что вместо журнальных книжек подписчики получали специально-учебные сборники, которые, конечно, не разрезали»1.
Устойчивая тенденция недооценки журнала под редакцией Андросова - Шевырева была изменена в пятидесятые годы прошлого века Н.И. Мордовченко . В исследованиях ученого журнал «вписан» в контекст эпохи, место его среди других периодических изданий четко определено. Он отмечает: «В 1835-1837 годах «Московский наблюдатель» выходил под редакцией статистика и экономиста В.П. Андросова и был связан с бывшими участниками кружка любомудров и литераторами, близкими этому кружку. В 1838-1839 гг. под тем же названием журнал издавался типографом Н.С. Степановым под негласной редакцией Белинского. ... Не следует смешивать «Московский наблюдатель» редакции Андросова с «Московским наблюдателем» редакции Белинского: и по составу сотрудников, и по идейному направлению это были два совершенно различных журнала»3.
Поэзия в «Московском наблюдателе» первого периода
Шевырев постоянно декларировал интерес к светской повести, ратовал за изящество и благородство литературы, видя ее задачу в «вознесении к идеалу», но этим критическая и писательская деятельность Шевырева совершено не исчерпывалась. Н.И. Надеждин упрекал журнал (эти упреки повторил позднее В.Г. Белинский): «По мнению «Наблюдателя», литература должна говорить языком высшего общества, держаться паркетного тона, быть эхом гостиных; и в этом отношении он простирает до фанатизма свою нетерпимость ко всему уличному, мещанскому, чисто-народному»1. Эти представления об особом снобизме, социальном высокомерии, которые якобы демонстрировал журнал, по большей части безосновательны. Шевырев органично сочетал в себе любовь ко всему благородному, изящному с искренней, настоящей любовью к простому народу. Идейная эволюция писателя говорит об этом же, вскоре он стал самым активным сотрудником журнала ярко выраженной славянофильской ориентации - «Москвитянин»: без уважения к глубинной, коренной национальной культуре, и к народу, как ее носителю, это было бы просто немыслимо.
Чтение писем, дневников Шевырева, мемуаров о нем, знакомство с его критическими и научными публикациями абсолютно убеждают, что он не был снобом, апологетом эстетических и нравственных ценностей «высшего общества». Напротив, этот человек отличался удивительным милосердием, добротой, отзывчивостью, состраданием, он глубоко ощущал боль простых людей. Это нашло отражение и в политике, проводимой редакцией «его» журнала. Наряду со светскими повестями в нем были опубликованы и многочисленные материалы о русской национальной жизни М.Н. Макарова (1789 - 1847), «духовные» очерки Ф.Н. Глинки (1786 - 1880), призывающие к милосердию, и другие материалы, повествующие вполне «обычной», а не только светской жизни. В этом отношении представляет интерес небольшой очерк СП. Шевырева, «Училище глухонемых в Москве»1. Интонация, выбранная автором для рассказа о глухонемых, пленяет своей задушевностью. Шевырев с искренним состраданием пытается понять и заодно объяснить читателю, что должны испытывать люди, жестоко обделенные природой. Автор рассказывает о благородной деятельности Антона Осиповича Кореи, «который на Рождественке, недалеко от Медико-хирургической академии, содержит на свои средства Училище глухонемых». Представляется, что Шевырев не случайно так точно указывает адрес училища. Именно таким образом он доносит до читателя простую истину, о которой люди часто забывают: рядом, по соседству с богатством и благополучием всегда сосуществуют болезнь, нищета, тихое страдание. Автор подробно описывает всю обстановку занятий, их внутреннее напряжение: «В этом зрелище было для меня что-то трогательное и вместе наставительное, какой-то нравственный урок, который всегда почерпаем мы при виде доброго подвига. Представьте себе глухонемого; войдите в состояние этого существа, которое каким-то неправым случаем оторвано от остального человечества: в этих глазах блещет та же душа, нам родная, тот же зародыш мысли и чувства, - и все это мертво, оцепенело, сковано, все это как-то далеко от нас, на неизмеримом расстоянии, потому что лишено языка лишено всякого сообщения с нами. Как вызвать эту мысль? Как добраться до нее? Как развить в этом существе нравственные понятия и дать им выражение? Сколько препятствий! Сколько трудностей»! Шевырев объективно, просто описывает увиденное, однако нельзя не почувствовать, насколько чуток он к чужому страданию, и это вызывает отклик читателя. Писатель подбирает наполненные любовью и участием слова для описания своих героев, фиксирует внимание читателя на трогательных деталях происходящего. Учитель приобщает детей к молитве, давая им нравственные силы для борьбы с тяжелыми испытаниями судьбы: «Один из глухонемых, по приказанию Г.Корси, написал молитву Отче наш, на доске: этим обыкновенно начинается урок в его классе так, что с первым учением развивается в каждом из его учеников и религиозное чувство. Глухонемой не сделал ни одной ошибки в письме ... Когда молитва была написана, другой осьмилетний мальчик перевел ее на язык телодвижений, в котором выражались все нравственные понятия, заключающиеся в словах молитвы ... Общая нам всем евангельская молитва делалась для него доступною, и этому сообщению его с Богом посредством этой молитвы была виною твердая воля его наставника»1.
Автор подчеркивает благородство титанического, почти безвозмездного труда преподавателя: «На Рождественке, в неизвестном переулке, в незаметном доме, в продолжение трех лет, среди глухонемых, в тишине своей учебной комнаты, Кореи трудится до поту лица, верный своей цели, без всяких видов честолюбия и наконец, без всякой даже денежной награды, потому что бедные люди учатся у него даром, а учеников с состоянием очень немного...»
Белинский - теоретик литературы. Осмысление роли и значения классиков русской литературы в обзорах Белинского
Забегая вперед, следует сказать об оценке мыслей Шевырева о книге Пеллико В.Г. Белинским, высказанных в его статье «О критике и литературных мнениях «Московского наблюдателя» . Белинский не опровергает очевидного - того, что Сильвио Пеллико прожил мученическую жизнь, много страдал, и книга - плод этих испытаний. Но Белинский против «сотворения кумира» из кого бы то ни было. О Пеллико он пишет так: «Сильвио Пеллико много страдал и страдал с этим редким терпением, которое свойственно только или слишком сильным, или слишком слабым душам. Не беремся решать, к которой из этих двух категорий относится Сильвио Пеллико, однако думаем, что душа сильная могла бы вынести из своего заключения что-нибудь посильнее и поглубже детских рассуждений о том, что 2x2 = 4. Конечно, эти старые истины он предлагает своим добродушным читателям с искренним убеждением, от чистого сердца, но от этого его книга ничуть не лучше. С.Шевырев говорит, что Сильвио Пеллико имел право говорить общие места и преподавать сухие, произвольно-догматические уроки, после стольких страданий и после своей книги «Prigioni»; не спорим, у всякого свой взгляд на вещи, а, по-нашему, общие места - всегда общие места, кем бы они ни были сказаны, честным человеком или негодяем» . Возникает ощущение, что литературный материал сам по себе не столь уж и важен для
Белинского, а становится лишь поводом к тому, чтобы высказать свое резко неприязненное отношение к Шевыреву. Представляется, что в данном случае, даже вопреки здравому смыслу, он отстаивают свою точку зрения, только потому, что она отлична от точки зрения оппонента.
В том же, 1836 году, «Московский наблюдатель» еще раз проявил свое почтительное отношение к Пушкину. В довольно объемной статье редактора В.П. Андросова «Как пишут критику» , среди прочего, автор откликается и на выпад «Библиотеки для чтения» против «Современника» Пушкина, точнее, против проекта журнала, еще не увидевшего свет. Он дает обширную выписку из статьи «Библиотеки», каждое слово которой равно оскорбительно как для читателей, так и для Пушкина. Комментирует: «Как сметь издавать журнал, когда уж этим изволил заняться Барон Брамбеус! И еще непростительнее учредить его нарочно против Библиотеки для чтения. Так, по крайней мере, могло казаться подозрительному феодалу. Спросят: «Но откуда он это взял?» - Из программы? Ее не было ... Ее никто не видел. Мы только знали, что Пушкин предпринимает издавать литературный журнал; но как поселилась в голову Барона мучительная мысль, что Современник угрожает его благосостоянию, этого мы не постигаем. Он же так самоуверен, так величав, так великолепен, что ему даже бояться этого нечего. Откуда этот тон: «Вообще не бесполезно знать, что презрения у нас достанет для всех нападок, от кого бы они ни проистекали». Что дало право на него? И с Пушкиным ли ему говорить так?» . Андросов выдвигает свое объяснение столь отчаянного демарша Сенковского против Пушкина: он продиктован страхом, что гений переманит на свою сторону всех талантливых литераторов: «Если Библиотека все еще находит сотрудников, то уж конечно Современник более может возбудить симпатии в литераторах, нежели лестная честь идти рядом с Тютюнджу-Оглу и Бароном Брамбеусом»1. «Библиотека», выступая против проекта журнала, буквально грозит тем, что ни словом не откликнется на его книжки. Андросов иронически комментирует это: «Такая-то плачевная участь ждет Современника! Чувствительный Барон предвидит это, но не может уже смягчить своих грозных приговоров. ... Бедный Пушкин! Смотрите, какое кровное участие берет в нем Барон» . Желание «защитить» Пушкина, симпатия и глубокое уважение к поэту продемонстрированы со всей очевидностью.
Феномен Пушкина оказывал на его современников мощное влияние, которое они зачастую до конца и не осознавали. Несомненно, он был центральной фигурой русской литературы, как бы его ни критиковали в последние годы его жизни. Так, присутствие личности Пушкина не исчерпывалось его публикациями или упоминанием его имени в полемических статьях. Аллюзии, связанные с его произведениями, то и дело возникали в стихотворениях, в прозе, публиковавшихся в журнале, образы, порожденные гением Пушкина, уже к тому времени стали неотъемлемой частью национального менталитета.
Полемика в журнале в период редакторской деятельности В.Г. Белинского
После этих теоретических отступлений Белинский вновь возвращается к разбору «Уголино». Герои драмы представляются критику насквозь фальшивыми, сцены любви между героями - Нино и Вероникою - подражанием, даже пародией на объяснения между Ромео и Джульеттой. Белинский упрекает автора в том, что в сценах любви каждая строка может быть переписана, переставлена без всякого ущерба смыслу драмы. Чтобы подчеркнуть ее художественную несостоятельность, Белинский сопоставляет драму с произведениями Шекспира и Пушкина. Вывод, к которому, в конце концов, приходит Белинский: произведение Полевого -беспомощная претензия на поэзию.
Роман «Вечера на Карповке» М.С. Жуковой (1804 - 1855) Белинский анализирует, руководствуясь теми высокими критериями, которые он предъявлял к художественной прозе. В небольшой рецензии он высказывает несколько парадоксальных замечаний. В частности, говорит о том, что «Вечера на Карповке» служат лучшим доказательством того, что можно писать прекрасные романы и повести, «не имея от природы дара творчества». Белинский считает, что лирику бесталанный поэт сотворить не способен, потому что она требует «изящной формы». Драматург также должен обладать творческим даром, так как его жанр требует «полной конкретности характеров». Написать роман, по мнению критика, гораздо проще. Критику нравится лишь то, что в романе сильно лирическое начало. По мнению Белинского, автор «конструирует» произведение так, чтобы иметь возможность в полной мере «излить душу», высказаться по поводу тех или иных жизненных реалий, ситуаций. Заметив эту особенность, Белинский определяет жанр произведения как оперу.
Анализируя повесть Грицка Основьяненко «Маруся», Белинский впервые формулирует понятие типического. Риторически он вопрошает: «Что такое тип в творчестве? - человек - люди, лицо - лица, т.е. такое изображение человека, которое замыкает в себе множество, целый отдел людей, выражающих ту же самую идею». Так точно и лаконично сформулировано понятие типического1. В качестве примера критик приводит шекспировского Отелло и гоголевского майора Ковалева, затем продолжает: «В творчестве есть еще закон: надобно, чтобы лицо, будучи выражением целого особого мира лиц, был в то же время и одно лицо, целое и индивидуальное. Только при этом условии, только через примирение этих противоположностей, и может оно быть типическим лицом, в том смысле, в каком мы назвали типическими лицами Отелло и майора Ковалева»2.
Белинский пришел в редакцию «Московского наблюдателя» вскоре после трагической гибели Пушкина, в то время, когда уникальность этого феномена отечественной культуры, наконец, начала осознаваться современниками в полной мере. Белинский, который в отличие от многих критиков, всегда понимал величие и значимость Пушкина, все же пересмотрел и переосмыслил некоторые свои прежние взгляды на творчество поэта. B.C. Нечаева отмечает: «Краткими, но всегда восторженными отзывами откликался Белинский на публикацию посмертных сочинений поэта. Он перепечатывал в своем журнале его произведения полностью или значительные отрывки. Всего в текст своих статей и рецензий в «Московском наблюдателе» он ввел более двухсот стихов Пушкина. Разбирая стихотворные произведения современных поэтов, Белинский приводил как недосягаемые образцы подлинного высокого искусства вновь опубликованные стихотворения Пушкина» .
В одном из первых же своих библиографических разборов, помещенных в «Московском наблюдателе» Белинский обратился к анализу журнала «Современник», ставшего духовным завещанием Пушкина. В свете нового мировосприятия Белинский рассматривает все произведения этого «альманаха». Последний период творчества Пушкина критик считает особым этапом духовной эволюции поэта, он определяется им как «период примирения с действительностью»: «...Предмет (стихотворения и отрывки из произведений Пушкина - Г.Р.) отрадный и грустный в то же время! С одной стороны - мысль, что эти посмертные произведения свидетельствуют о новом, просветленном периоде художественной деятельности великого поэта России, об эпохе высшего и мужественнейшего развития его гениального дарования; а с другой стороны - мысль о том жалком воззрении, с каким смотрело на этот путь детское прекраснодушие...»2. В «детском прекраснодушии» Белинский упрекал, прежде всего, самого себя, признаваясь в том, что он, как и многие недальновидные современники, не увидел духовной эволюции гения.
Предметом рассмотрения в обзоре становятся произведения Пушкина, в частности, его сказки, которые вызывали негативное отношение Белинского. Критик переосмысливает свои оценки, впрочем, не отказывается от них целиком: «Мнимый период падения таланта Пушкина начался для близорукого прекраснодушия с того времени, как он начал писать свои сказки. В самом деле, эти сказки были неудачными опытами подделаться под русскую народность; но, несмотря на то, и в них был виден Пушкин, а в «Сказке о Рыбаке и Рыбке» он уже возвысился до совершенной объективности и сумел взглянуть на народную фантазию орлиным взором Гете»1. Показательно, что Белинский ставит Пушкина в один ряд с глубоко почитаемым им Гете, в этот период только немецкая литература признавались критиком «действительной», а не «призрачной». Важно признание Белинского в том, что он, как и многие, считал, что последние годы жизни Пушкина стали «периодом падения таланта» поэта. В обзоре очень бегло говорится о стихотворениях 1836 года, которые тоже не были оценены по достоинству современниками, очень благожелательно отзывается Белинский и о «Капитанской дочке», говоря: «А его «Капитанская дочка»? О, таких повестей еще никто не писал у нас, и только один Гоголь умеет писать повести, еще более действительные, более конкретные, более творческие - похвала, выше которой у нас нет похвал»! . Комплимент весомый, но не совсем понятный. Ни одно из определений, которыми Белинский оценивает повесть, ничего не определяет, ибо не до конца ясно, что является точкой отсчета. Неосведомленному читателю, не владеющему философской терминологией, оставалось только гадать, что значит «более действительная», «более конкретная», «более творческая».
