Содержание к диссертации
Введение
Глава I Эсхатологическая образность в цикле Ходасевича "Тяжелая лира"
Глава II Пространственные характеристики Петербурга в цикле В.Ф.Ходасевича "Европейская ночь"
Заключение 120
Список использованной литературы .122
Приложения
- Эсхатологическая образность в цикле Ходасевича "Тяжелая лира"
- Пространственные характеристики Петербурга в цикле В.Ф.Ходасевича "Европейская ночь"
Введение к работе
Актуальность темы исследования определяется прежде всеї спецификой изученности творчества В.Ф.Ходасевича. Наличие раб( обзорного характера (Д.Бетеа, Н.А.Богомолов, СГ.Бочаров, Г.М.Фридленде] и нескольких трудов, посвященных отдельным сторонам лирики поэ: (В.В.Вейдле, ФГёблер, Ю.И.Левин, ИЗ.Сурат и др.) является лишь начало рождения науки о творчестве Ходасевича. В нашей диссертации правомер! видеть подступ к развитию одной из сторон этой многогранной области.
Выбор нашей темы предопределен необходимостью осмыслен} проблемы "Петербургский текст в лирике Ходасевича", поскольку даннь вопрос уже поставлен исследователями символизма относительно творчесп А.А.Блока, А.Белого и других поэтов-символистов (З.Г.Мин М.В.Безродным, А.А.Данилевским, Р.Д.Тименчиком). Поэто\ представляется возможным рассмотрение последних сборников Ходасевич через введение их в круг произведений, образующих Петербургский тек( русской литературы. Выбранный аспект позволяет обозначи' интертекстуальные связи с произведениями Пушкина, Тютчева, Некрасов Блока, Мандельштама, Ахматовой, Гумилева.
Тема реферируемой работы предусматривает исследование "петербургской поэтики" Ходасевича, что включает в себя не только выявление основных тем и мотивов Петербургского текста, присутствующих в лирике поэта, но и особенностей структуры анализируемых текстов (сюжета, композиции, хронотопа).
Научная новизна работы связана с задачей через описание в творчестве Ходасевича Петербургского текста дать по возможности наиболее полное представление о лирике поэта 1920-х годов, так как аспект исследования открывает пути для разностороннего анализа сборников "Тяжелая лира" и "Европейская ночь". Вместе с тем конкретность и определенность поставленной проблемы становится предпосылкой к тому, чтобы творчество Ходасевича оказалось в ряду хорошо изученных произведений Петербургского текста (таких, как "Медный всадник" Пушкина петербургская лирика Некрасова, Блока, Мандельштама, Ахматовой и т.д.).
Выбранная тема является одновременно обширной, ибо позволяет увидеть основные механизмы лирики Ходасевича и ориентированность поэта на произведения других авторов Петербургского текста, и узкой, потому что анализ циклов "Тяжелая лира" и "Европейская ночь" создает целую сеть тем и мотивов, композиционных и сюжетных построений, связанных между собой автореминисценций на уровне образных и структурных элементов. Исследование проблемы "Поздняя лирика Ходасевича как фрагмент Петербургского текста" вскрывает внутреннюю включенность индивидуального стиля поэта в возникшую в начале XX в. в Петербурге "петербургскую поэтику".
Целью работы является выявление роли Петербургского текста в организации ряда стихотворений Ходасевича из сборников "Тяжелая лира" и "Европейская ночь" и как можно более полная характеристика тем и мотивов, композиционной и сюжетной структуры рассматриваемых текстов. Более отдаленная цель исследования связана с обнаружением интертекстуальных связей, позволяющих ввести рассматриваемые циклы стихов в круг произведений, принадлежащих Петербургскому тексту русской литературы. В работе мы старались отметить многообразие воплощения выбранного для анализа аспекта в лирике Ходасевича и обозначить способы включения в тексты петербургского хронотопа.
Методологическая основа работы определяется спецификой заявленной темы диссертации и включает в себя принципы историко-литературного и структурного анализа. В исследовании реализуется комплекс подходов, которые развивались в трудах СГБочарова, Ю.И.Левина, Ю.М.Лотмана, З.Г.Минц, М.В.Безродного и А.А.Данилевского, В.Н.Топорова.
Практическая ценность результатов исследования заключается в возможности их применения для дальнейшего изучения творчества Ходасевича и русской поэзии начала XX в. Диссертационный материал может быть практически использован при подготовке общих и специальных курсов
и семинаров по истории русской литературы XX в., в проведении урокої факультативных занятий по литературе в средней школе.
Апробация работы. Основные положения диссертации был изложены на Международной конференции "Художественный текст культура" во Владимире (1997), на конференциях молодых ученых институте филологии СО РАН (1998 и 1999). По теме диссертаци опубликовано три работы. Список работ прилагается.
Структура исследования. Объем основной части диссертацш состоящей из введения, двух глав и заключения, - 228 страниц. Библиографи содержит 200 наименований.
Эсхатологическая образность в цикле Ходасевича "Тяжелая лира"
В "Звездах" позиция лирического "я" откровенно очерчивается лишь в последних восьми строках, а присутствие его в качестве наблюдателя проявляется в самом описании зрителей и "звезд": "Тот захихикал, тот зевнул"; "неудачник облыселый"; "Раскрыв золотозубый рот, Румяный хахаль в шапокляке..."; "Ведут сомнительные девы свой непотребный хоровод"; "вприпрыжку поспешая, Та пожирней, та похудей, Семь звезд... Трясут четырнадцать грудей" и т.д. Лирического героя невозможно представить себе среди зрителей: это будет нарушением установленной высоты наблюдателя. Кроме того, в рассматриваемом тексте создается своего рода зеркало - "постыдная лужа", в которой видится искаженная картина мира, "горящего звездной славой". Зрители остаются наедине с танцующими "звездами":
Из мрака в свет, из света в мрак. Мотивы света ("рассусаленный сумбур", "алмазные подвязки", мрак / свет) соединены со звуковыми образами ("Звучит оркестр, поет дурак"), и создается картина хаотического, безумного и уродливого мира, близкого обывателям (потому они и находятся в одном пространстве со "звездами") и не принимаемого лирическим "я", занимающим некое неопределенное, но дистанцированное положение, которое позволяет ему увидеть страшную картину как отображение в "кривом" зеркале бытия. В "Берлинском" "неживая", "отрубленная" голова лирического героя символизировала гибельность пространства, подмену европейского - берлинского - локуса петербургским. И сам герой оказывается как будто в межпространстве - и там, и там. Такую возможность создало использование образа "кривого" зеркала. В "Звездах", как и в "Берлинском", возникает мотив воды (в профанирующем качестве): "в постыдной луже Твой День Четвертый отражен". Вода создает еще одну ипостась зеркала, искажающего мир. Лирическому "я" открывается страшная сущность увиденного, когда герой находится вне определенного пространства: его нет среди зрителей, но "хоровод дев" описывается им как нечто подробно рассмотренное.
Мир, преображенный поэтической мечтой, подобен отражению в "кривом" зеркале: это не настоящее, а творчески осмысленное бытие, истоками своими имеющее описанную картину в "Казино". Но в то же время в лирике Ходасевича нет разделения на реальность "истинную" и реальность "ложную". "Воссозданный мир" - это и есть поэтическая правда, в свете которой любая другая реальность оказывается мнимой . Однако данное двоемирие уже в "Тяжелой лире" начинает распадаться, и оба пространства проникают друг в друга, разрушая тем самым собственную целостность ("Улика", "Ласточки", "Баллада" 1921 г.). Между тем, по мнению Г.М.Фридлендера, в "Тяжелой лире" существует отчетливая граница между двумя пространствами: "Хотя "каждый звук" и "каждый луч" окружающего мира ранят поэта своими обыденностью и прозаичностью, дух его устремлен к тайнам мироздания. "Банкир, заколотый апашем", кричащий и бьющийся от боли, он переживает огромный духовный и нравственный подъем, ибо вдохновение уносит его из мира "петербургских туманов" в другой мир, ведомый лишь поэту, хранящему "утешный ключ от бытия иного", стремящегося, подобно ласточке, вырваться за пределы "подневольного" земного существования" . Заметим, что двоемирие Ходасевича есть не параллельное существование двух пространств - бытового и поэтического, а взаимоналожение этих пространств - одно на другое, так что, хотя два мира и очевидно противопоставлены друг другу, и отделены, казалось бы, непреодолимой чертой, для Ходасевича всегда существует возможность их совмещения. Подобное внутреннее мироощущение поэта реализуется в "Тяжелой лире" через петербургский хронотоп, перенесенный в "Европейскую ночь". Это перенесение в какой-то степени напоминает "кривое" зеркало: петербургские свойства наделяют европейский топос чертами "вымороченности" и нереальности, что демонстрирует идею двоемирия. Одно пространство - перед зеркалом - истинное, а другое, отраженное в зеркале, - ложное. Поэтому лирический герой может увидеть свою "отрубленную", "неживую" голову; "желто-серого, полуседого И всезнающего, как змея", незнакомца; наконец, безобразную пляску в "Казино" вместо "мира, горящего звездной славой". Это, конечно, два пространства, но одно из них есть отражение другого, пусть искаженное. Эту особенность двоемирия в лирике Ходасевича создает петербургское миражное пространство, распространяющееся на "европейскую ночь".
Пространственные характеристики Петербурга в цикле В.Ф.Ходасевича "Европейская ночь"
Рассматриваемая в нашей работе проблема не была поставлена до сих пор ни в ракурсе Петербург Ходасевича, ни в ракурсе вхождения творчества поэта в Петербургский текст русской литературы. Подобное положение порождено недостаточностью изученности лирики Ходасевича, поскольку, как уже было заявлено во вступлении, наука о Ходасевиче включает в себя помимо крупных обзорных исследований лишь ограниченное количество работ, посвященных отдельным проблемам творчества поэта, писателя и критика. Поэтому цель нашей диссертации заключалась в открытии одной из линий лирики Ходасевича, что позволило нам увидеть поэта не только "кровно" связанного с Пушкиным и Тютчевым , но и вошедшего в "некий единый текст" , созданный, как указывается в совместном труде З.Г.Минц, М.В.Безродного и А.А.Данилевского, в ХХ веке символистами, которые "превратили (художественно "навязав" это ощущение читателю, а затем и исследователям) достаточно пестрое наследие ХIХ в. в "петербургский текст" . Границы "единого текста" были очерчены В.Н.Топоровым и названы "сверхнасыщенной реальностью... немыслимой без стоящего перед ним целого и... неотделимых от мифа и всей сферы символического" .
Наша задача заключалась в определении степени присутствия Ходасевича в Петербургском тексте и обозначении принадлежности его лирики к кругу произведений, составляющих ядро Петербургского текста. Обнаружение интертекстуальных связей (Ходасевич - Пушкин, Ходасевич - Некрасов, Ходасевич - Мандельштам, Ходасевич - Блок и т.д.) открыло возможность включения творчества поэта в единство заданного текста. С другой стороны, рассмотрение Петербургского текста в лирике Ходасевича можно назвать попыткой углубленного осмысления одной из сторон его творческого облика.
Наше исследование является направленным одновременно и на внутреннюю структуру последних сборников Ходасевича "Тяжелая лира" и "Европейская ночь", и на особенности построения данных циклов в контексте петербургской традиции. Постановка данной проблемы намечает дальнейшие пути и возможности анализа Петербургского текста в творчестве Ходасевича. Нами было выявлено наличие Петербургского текста в циклах "Тяжелая лира" и "Европейская ночь". Кроме того, существует богатейшее критическое и мемуарное наследие Ходасевича. Многие из статей и очерков писателя относятся к "петербургским" - как непосредственно тематически - это работы, где тема города занимает центральное место ("Диск", "Ни сны, ни явь", "Северное сердце", "Окно на Невский" и др.), так и косвенно, через воспоминания Ходасевича о петербургских поэтах (Брюсове, Белом, Сологубе, Гумилеве и др.).
В.Н.Топоров включает в Петербургский текст русской литературы художественные произведения, а не критику и мемуары, однако воспоминания Ходасевича относятся к ряду текстов, имеющих гораздо более оснований называться новеллами, нежели статьями. Документальность очерков не является препятствием для обозначения их художественности, и нам представляется правомерным рассмотрение Петербургского текста Ходасевича в его критическо-мемуарных работах. Во всяком случае, данные статьи во многом объясняют специфику Петербургского текста сборников "Тяжелая лира" и "Европейская ночь".
Существование основной "петербургской" темы двух последних циклов Ходасевича - темы Апокалипсиса - открывается в заметке "Северное сердце", где критик описывает две традиции Петербургского текста (не используя, конечно, данного термина). Первая существовала до появления поэмы Пушкина "Медный всадник". Это традиция видения Петербурга как Северной Пальмиры, Северной Семирамиды, Северной Минервы: "Парадизный, пальмирный, эрмитажный Петербург жил полной жизнью больше ста лет" . Творчество Богдановича, Державина выразило именно эту традицию. "Медный всадник" Пушкина открыл новый взгляд на Петербург - "двуликий, мрачный, демонический". Вторая традиция была вызвана сначала наводнением 1824 года, а потом - восстанием декабристов и полностью отменила первую: "После "Медного всадника" первой из них уже не было суждено воскреснуть в сколько-нибудь значительных произведениях литературы" . Таким образом, принадлежность самого Ходасевича ко второй традиции отчасти мотивирована его взглядом на Петербургский текст и задала тон его петербургской лирики. Кроме того, в очерке "Диск" открываются особенности восприятия поэтом "петербургской действительности" начала 1920-х годов. Умирающий город, по мнению Ходасевича, приобретает особую торжественность облика: "Петербург стал величествен. Вместе с вывесками с него словно сползла вся лишняя пестрота. Дома, даже самые обыкновенные, получили ту стройность и строгость, которой раньше обладали одни дворцы. Петербург обезлюдел... по улицам перестали ходить трамваи, лишь изредка цокали копыта либо гудел автомобиль, - и оказалось, что неподвижность более пристала ему, чем движение... он утратил все то, что было ему не к лицу. Есть люди, которые в гробу хорошеют: так, кажется, было с Пушкиным. Несомненно, так было с Петербургом.
Эта красота - временная, минутная. За нею следует страшное безобразие распада. Но в созерцании ее есть невыразимое, щемящее наслаждение" . "Дыхание распада" становится основой творческой жизни, поэтому ожидание Апокалипсиса, являясь основной темой петербургской лирики Ходасевича, тесно связано с жаждой поэтического преобразования мира.
Упомянутая выше статья "Северное сердце" обнажает еще одну линию петербургского творчества Ходасевича. Характеризуя книгу стихов А.Ладинского, критик указывает, что "Петербург прямо назван в ней, кажется, только раз или два, но образ Петербурга присутствует очень явственно едва ли не во всех пьесах, составляющих этот небольшой сборник" . Ходасевич видит неназванный Петербург в образах книги А.Ладинского, относя тем самым стихотворения поэта к Петербургскому тексту русской литературы.
В нашей работе были проанализированы различные тексты Ходасевича, и мы отметили, что обозначения имени города и названия его улиц, площадей, садов, рек весьма редки в "Тяжелой лире" и "Европейской ночи". Однако образ Петербурга пронизывает весь массив поздней лирики Ходасевича, поэтому топографическая точность не являлась нашим критерием при отнесении того или иного стихотворения к Петербургскому тексту. Для самого поэта достаточно было создания петербургского локуса не на "документальном" уровне, но через систему образов, лирических сюжетов и мотивов, ставших в его творчестве "петербургскими". Именно рассмотрению данных образов, тем, сюжетов и мотивов было посвящено наше исследование. Определение особенностей структуры стихотворений Ходасевича помогло нам выявить так называемый "петербургский" стиль поэта, когда построение текста становится знаком его принадлежности петербургскому локусу лирики Ходасевича. Обозначение данных особенностей позволяет охарактеризовать индивидуальность Петербургского текста "Тяжелой лиры" и "Европейской ночи" и ввести лирику Ходасевича в рамки Петербургского текста русской литературы.
