Содержание к диссертации
Введение
Глава I. Фольклорные жанры в «Уральских рассказах» Д. Н. Мамина- Сибиряка 20
1. Истоки фольклоризма Д. Н. Мамина-Сибиряка 20
2. Полифункциональность народной песни 34
3. Суеверия и предрассудки 53
4. Приметы 80
5. Предания и легенды 85
6. Пословицы и поговорки 104
7. Прозвища и оценочные характеристики 111
Глава II. Народный этикет 135
1. Этикет поведения 135
2. Речевой этикет 151
3. Речевое пространство русского застолья 162
4. Обычаи и нравы раскольников 172
5. Комический дублет русского речевого этикета 180
Заключение 190
Список использованной литературы 200
- Истоки фольклоризма Д. Н. Мамина-Сибиряка
- Полифункциональность народной песни
- Этикет поведения
- Речевой этикет
Введение к работе
Д. Н. Мамин-Сибиряк внес существенный вклад в русскую литературу своими многочисленными романами, повестями, очерками, рассказами, сказками. Его творчество высоко оценивали М. Е. Салтыков-Щедрин, А. П. Чехов, М. Горький и другие литераторы, эстетическому чутью которых можно безусловно доверять. Можно констатировать, что Д. Мамин -оригинальный самодостаточный писатель, произведения которого вошли в фонд русских национальных ценностей и в «большое время» (термин М. М. Бахтина), так как и сегодня, в начале XXI века, они востребованы читателем.
О творчестве Д. Мамина написано достаточно много исследований, но интересующая нас проблема фольклоризма освещалась в работах лишь нескольких авторов, причем все они жили или живут на Урале. Это показательно в том плане, что именно уральцы ощущают изначальную и органичную связь произведений «певца Урала» с региональной народнопоэтической традицией, ощущают укорененность Д. Мамина в культуру горнозаводского Урала. Не случайно именно на Урале, в Уральском государственном университете, возник центр по изучению творчества Д. Н. Мамина-Сибиряка, который инициировал П. П. Бажов.
П. П. Бажов приветствовал открытие филологического факультета в Уральском университете в 1940 году, познакомился с деканом И. А. Дергачевым, и они в первый же год работы факультета проведи научную конференцию, посвященную Д. Н. Мамину-Сибиряку. В программу входили доклады П. С. Богословского (Караганда), Е. А. Боголюбова (Молотов), Б. Д. Удинцева, И. И. Халтурина (Москва), А. П. Груздева (Ленинград) и большой группы свердловчан: К. В. Боголюбова, А. С. Ладейщикова, К. В. Рождественской, П. А. Вовчка, В. П. Новоселова и других. Работу конференции освещала областная газета «Уральский рабочий», в частности, были опубликованы итоговые суждения П. П. Бажова. Он сказал корреспонденту, что его полностью удовлетворил лишь доклад Е. А.
Боголюбова о ранних рассказах Д. Мамина, которые иногда публиковались даже анонимно. Докладов о связи творчества Д. Мамина с фольклором не было, но сам П. П. Бажов эту связь отметил в своем выступлении, указал на интерес писателя к народному разговорному слову, к устному рассказу. Ради этого Д. Мамин ходил в екатеринбургскую шумную, пьяную «обжорку» (столовую для простого люда), хотя был уже известным человеком.1 Писатель собирал здесь народные песни, прибаутки, «а иногда и целые рассказы о жизни местных уральцев - и богачей, и бедняков, и приисковых рабочих». М. Пришвин прислал конференции приветственное письмо, в котором говорил о «домовитой провинции», о «домовитости» Д. Мамина. П. П. Бажов не согласился с М. Пришвиным. И. А. Дергачев вспоминал, что П. П. Бажов считал данное свойство присущим самому М. Пришвину: «У него чувство родины какое-то мягкое, домашнее, будто хозяин все осматривает и в порядок приводит», а у Д. Мамина острое чувство родины сочетается со знанием истории, экономики и хозяйства Урала, со знанием техники, основных социальных типов населения, народной культуры и языка... Поэтому в его произведениях проглядывает не домовитая провинция, а весь Урал с мощным потенциалом, устремленным в будущее.3 Корреспонденту «Уральского рабочего» П. П. Бажов сказал, что он в целом удовлетворен итогами работы, что «конференция определила центр по изучению творчества и личности Д. Мамина - это, прежде всего, филологический факультет Свердловского университета и музей Мамина-Сибиряка в Свердловске» («Уральский рабочий», 1941, 14 февраля). Это было чрезвычайно важное решение, сьправшее большую роль, в частности, в судьбе И. А. Дергачева. До войны он не занимался Д. Маминым,4 но,
1 Бажов П. П. Публицистика. Письма. Дневники. Составители В. А. Бажова, М. М. Батин. Свердловск, 1955.
С. 85. Здесь выступление П. П. Бажова ошибочно датировано 1947 г. - см. об этом Дергачев И. А. Дела
литературные // Мастер, мудрец, сказочник: Воспоминания о П. Бажове. М., 1978. С. 345.
2 Воспоминания о Д.Н.Мамине-Сибиряке. Свердловск, 1936. С. 83.
3 Дергачев И. А. Дела литературные... С. 346-347.
4 Об И. А. Дергачеве в довоенное время см.: Блажес В. В. У истоков. К 60-летию филологического
факультета Уральского государственного университета // Известия Уральского государственного
университета. Гуманитарные науки. Вып. 3. Екатеринбург, 2000. С. 67 и след.
вернувшись с фронта, сразу же подключился к работе музея, который был открыт в мае 1946 года: участвовал в заседаниях Ученого совета музея, подготовил и прочитал на конференции в 1947 г. доклад «Д. Н. Мамин-Сибиряк и современность».
Вторую конференцию по творчеству Д. Н. Мамина-Сибиряка П. П. Бажов провел 25-27 декабря 1947 года. Выступали И. А. Дергачев, А. С. Ладейщиков, А. К. Шарц, Б. В. Павловский, К. В. Боголюбов, М. А. Генкель и другие, а также были заслушаны тезисы докладов авторов, не приехавших, но приславших свои тексты: В. Д. Бонч-Бруевича, директора Государственного литературного музея в Москве, и Ф. Ф. Сыромолотова, автора статьи-некролога в «Правде» в день смерти Д. Мамина. В. П. Бирюков говорил о фольклоре Урала: его собирании, содержательном богатстве, необходимости изучать его отдельно и в связи с творчеством Д. Мамина. В то время еще были живы многие люди, помнившие Д. Мамина, и В. П. Бирюков считал нужным сбор рассказов-воспоминаний о писателе, вообще всех фольклорно-этнографических материалов. Последнее было подвергнуто критике. «Нельзя собирать все, что попадается под руку. Строгий, принципиально партийный подход к отбору материала - вот что должно определять работу краеведа» - эту точку зрения, высказанную И. А. Дергачевым, поддержали Б. Д. Удинцев, А. К. Шарц, А. А. Анфиногенов. И.А. Дергачев назвал также неудачным доклад А. С. Ладейщикова «Д. Н. Мамин-Сибиряк как художник», потому что автор необоснованно стремится «найти следы всех литературных школ и течений». И здесь Дергачева поддержал П. П. Бажов. Выступление П. П. Бажова дошло в изложении И. А. Дергачева в его воспоминаниях. Он пишет, что П. П. Бажов много говорил об историзме романов и рассказов Д. Мамина, о широте его исторических познаний, приводил много фактов, например, подробно говорил о «горном городе» Екатеринбурге в творчестве Д. Мамина. Вообще П. П. Бажов считал,
Научная конференция, посвященная Д. Н. Мамину-Сибиряку// Уральский рабочий, 1947, 31 декабря.
что в структуре исторических знаний Д. Мамина большое место занимают народные предания и легенды, которые часто содержат информацию очень важную, отражающую оценку событий прошлого народными массами. При этом П. П. Бажов ссылался как на романы, так и на очерковые вещи Д. Мамина, например, очерк «Екатеринбург», в котором пересказывается несколько городских легенд о золотопромышленниках, по устным рассказам (меморатам) излагается история екатеринбургского театра.
В 1952 году И. А. Дергачев принимал активное участие в юбилейной конференции, посвященной 100-летию со дня рождения Д. Н. Мамина-Сибиряка, а в 1953 г. защитил кандидатскую диссертацию в ЛГПИ им. Герцена по роману «Три конца». Продолжая научную деятельность, И. А. Дергачев руководил аспирантами, среди которых были Ю. М. Проскурина, Л. И. Миночкина, О. К. Лагунова, В. Л. Удалов и другие.
В эти же годы начинает заниматься изучением творчества Д. Мамина доцент М. Г. Китайник. В. В. Блажес пишет, что М. Г. Китайник закладывал на филологическом факультете УрГУ основы изучения фольклора Урала и фольклоризма литературы.6 М. Г. Китайник пришел на факультет в октябре 1943 года после госпиталя и сразу начал читать лекции по фольклору (кстати сказать, до него читали профессора П. Г. Богатырев и Н. Н. Арденс, эвакуированные из Москвы), кроме того, он организовал семинар по фольклору Урала, полевое изучение народного творчества - первая фольклорная экспедиция была в 1944 году, затем они стали ежегодными. М. Г. Китайник много общался с П. П. Бажовым, который часто бывал на факультете: выступал перед членами фольклорного кружка, помогал редактировать сборник «Фольклор Урала» (Свердловск, 1948), читал доклад на юбилейной конференции университета в 1945 году. Высказывания П. П. Бажова об уральском фольклоре М. Г. Китайник приводит в своих
6 Блажес В. В. У истоков. К 60-летшо филологического факультета... С. 17 и след.
воспоминаниях. Занимаясь уральским фольклором, М. Г. Китайник,
конечно, не мог пройти мимо Д. Мамина. В конце сороковых годов он начал
разрабатывать проблему фольклоризма. В 1952 году вышла в свет статья
«Пословицы и поговорки в творчестве Д. Н. Мамина-Сибиряка».8 Затем
Китайник опубликовал книгу «Д. Н. Мамин-Сибиряк и народное
творчество».9 Поскольку это первая работа по фольклоризму Д. Мамина, на
ней нужно остановиться подробнее. (—
Вначале обратим внимание на термин «фольклоризм». В 30-е годы (М.
К. Азадовский, Ю. М. Соколов и др.) «фольклоризмом» было принято
называть «неакадемические» занятия фольклором. М. К. Азадовский
применял этот термин для характеристики «фольклорных интересов»
писателей, литературных критиков, публицистов, историков и т.д. (например,
фольклоризм декабристов, М. Ю. Лермонтова и др.). В. А. Жирмунский
рассматривал фольклоризм как широко распространенное общественное
явление, которое «связано с интерпретацией и использованием фольклора в
русской литературе и культуре». С середины 60-х годов термином
«фольклоризм» стали обозначать «вторичные» явления фольклора:
воспроизведение фольклора на сцене, в самодеятельном искусстве, на
фольклорных фестивалях и т.п.10 В современной науке фольклоризмом
называют использование фольклора в музыке (музыкальный фольклоризм),
на эстраде, в литературе (литературный фольклоризм). Наше исследование
посвящено литературному фольклоризму Д. Мамина. Для краткости будем
называть это явление просто фольклоризмом. * "~
Подход М. Г. Китайника к фольклору и фольклоризму Д. Мамина, конечно, обусловлен тем временем. Фольклором исследователь считает лишь устную поэзию «трудового народа», фольклор других прослоек общества,
7 Китайник М. Г. Бажов о фольклоре // Павел Петрович Бажов в воспоминаниях. Сост. К. Боголюбов и С.
Самсонов. Свердловск, 1953. С. 240-247.
8 Китайник М. Г. Пословицы и поговорки в творчестве Д. Н. Мамина-Сибиряка // Уральский современник.
Альманах Свердл. отделения Союза писателей СССР. 1952, № 3 (23).
9 Китайник М. Г. Д. Н. Мамин-Сибиряк и народное творчество. Свердловск, 1955.
10 См.: Народные знания. Фольклор. Народное искусство. Свод этнографических понятий и терминов.
Вып.4. М., 1991. С. 150-151.
других социальных групп просто выводится из поля внимания - так определялся фольклор в 1940-50-е гг., и М. Г. Китайник остается в рамках этого понимания. Своеобразно понимался и фольклоризм. Относительно последнего М. Г. Китайник пишет: «Не подражание, не стилизация под фольклор, а критическое и творческое освоение его, как неиссякаемого источника познания и изображения жизни и лучших духовных черт народа -вот что было исходным и определяющим фольклоризм передовых деятелей русской культуры, в том числе и Д. Н. Мамина-Сибиряка».11 Понятно, что исследователь везде видит у писателя «фольклор трудового народа», при этом еще и «критически» освоенный, т.е., видимо, отобранный с социально-эстетической точки зрения. Отсюда интерес исследователя к преданиям и легендам о вольных людях, разбойниках, хотя много внимания уделено народной афористике и песням. К сожалению, М. Г. Китайник часто говорит слишком общо о характере включенности того или иного фольклорного текста в авторский. Например, он пишет, что в очерке «Бойцы» Д. Мамин «мастерски вплетает народную песню в сюжет. В этом отношении полна глубокого смысла концовка «Бойцов»: Савоська рассказывает о трагических обстоятельствах своей жизни, и в этой своеобразной исповеди он дает
глубокое объяснение причин любви к народной песне». Из сказанного совершенно не понятна судьба героя и роль песни в его судьбе, а если бы исследователь начал вводить конкретику, тогда пришлось бы говорить о том, что герой в драке убил человека, что он верит в реальность демонической силы, что эта сила вмешивается и разрушает семью героя (смерть жены после длительной болезни, смерть ребенка) - в конечном итоге пришлось бы говорить о всеобщей суеверности, о вере героя в нечистую силу... А такие вещи не принято бьшо писать в то время о фольклоре трудового народа. Можно бьшо бы найти и другие подобные примеры - сегодня легко увидеть
11 Китайник М. Г. Д. Н. Мамин-Сибиряк и народное творчество. С. 166.
12 Там же. С. 143.
недочеты в работе, написанной полвека назад, поэтому следует отметить достоинства.
К ним относится сама постановка проблемы фольклоризма и некоторые пути ее решения: М. Г. Китайник предлагает изучение роли уральского фольклора в социализации юного Д. Мамина, затем исследование собирательской работы, освоение им фольклорно-этнографической литературы - все это должно перейти в выявление народно-поэтических мотивов, сюжетов, их функций в произведениях писателя. М. Г. Китайник показал, что Д. Мамин широко использовал рабочий фольклор в своих сочинениях. «Его опыт работы над устным творчеством горнорабочих Урала
- замечательная страница в истории русской литературы и фольклористики»,
- писал М. Г. Китайник.13 Позже это наблюдение поддержит
исследовательница рабочего фольклора О. Б. Алексеева и И. А. Дергачев.14
Нас также будет интересовать вклад Д. Мамина в фольклористику. В
частности, в одной из рецензий на работу М. Г. Китайника1 в заслугу автору
ставится то, что Китайник выступает против существующего мнения, будто
Д. Мамин не собирал специально произведения фольклора, а стремился
запомнить из услышанного лишь только необходимое ему для
художественного творчества. М. Г. Китайник показал, что Д. Мамин
сознательно собирал и осмысливал фольклор как ценный материал для
изучения особенностей фольклорной традиции.
М. Г. Китайник в 1957 г. уехал в другой город. Фольклоризмом Д. Мамина он, очевидно, перестал заниматься, по крайней мере, библиографические источники не содержат информации об этом. В 1970 г. появилась лишь одна статья М. Г. Китайника в соавторстве. Фольклористическую работу в УрГУ возглавила В. П. Кругляшова,
13 Китайник М. Г. Д. Н. Мамин-Сибиряк и народное творчество. С. 166-167.
14 Алексеева О. Б. Устная поэзия русских рабочих: Дореволюционный период. Л., 1971. С. 7. Дергачев И. А.
Д. Н. Мамин-Сибиряк // Русская литература и фольклор (конец XIX века). Л., 1987. С. 277.
15 См.: Финкелыптейн Н. Д. Н. Мамин-Сибиряк и народное творчество // Уральский современник. Альманах
Сверял, отделения Союза писателей СССР. 1956, № 3 (33). С. 302-305.
16 Китайник М. Г., Павлова И. В. Фольклор в записных книжках Д. Н. Мамина-Сибиряка // Ученые записки
МГПИ им. Ленина. M., 1970, № 405. С. 350-363.
прошедшая в 1948-1951 гг. аспирантуру у М. Г. Китайника. Она внесла существенный вклад в изучение фольклоризма Д. Мамина, хотя ее работа связана с полевой фольклористикой. В 1959 г. она организовала и провела фольклорную экспедицию по Чусовой.
С одной стороны, В. П. Кругляшова руководствовалась опытом П. П. Бажова, который всегда подчеркивал большую роль Чусовой в
промышленном развитии Урала. Сам П. П. Бажов, когда еще работал учителем, ездил по чусовским деревням в летние каникулы, записывал местные «побаски», «речения» типа «Честно живем, а от Разбойника кормимся», «Печка не топится, а тепло дает» (Разбойник и Печка - названия береговых скал на Чусовой). В них П. П. Бажова привлекал узколокальный колорит (его выражение).18 «В своей работе по собиранию уральских преданий университетская экспедиция сознательно пошла путем, указанным П. П. Бажовым», - пишет В. П. Кругляшова во вступительной статье к
сборнику.19
С другой стороны, о Чусовой всегда с любовью писал Д. Мамин, и в его очерках и рассказах «Русалки» (1876), «На реке Чусовой» (1881), «В камнях» (1883), «Бойцы» (1883) постоянно встречаются пересказы и фрагменты чусовских преданий, и можно было проверить, какие сюжеты и мотивы сохранились в бытовании. Собранный экспедицией материал интересен во многих отношениях, но отметим лишь то, что связано с Д. Маминым.
В 1959 г. продолжали бытовать фактически все сюжеты преданий о
« чусовских скалах, которые слышал писатель в 1880-ые годы, например, о
камне Оленьем, камне Ермак с его пещерой, в которой будто бы знаменитый атаман останавливался со своими казаками. В разделе «О чусовских камнях-бойцах» представлены предания, перекликающиеся с теми, которые сльппал Д. Мамин и ввел в свои очерки о Чусовой, например, в те же «Бойцы».
17 Сведения из статьи В. В. Блажеса «П. П. Бажов и Уральский государственный университет», находящейся
в печати.
18 Подробнее см.: Блажес В. В. П. П. Бажов и рабочий фольклор. Свердловск, 1982. С. 23 и след.
19 Предания реки Чусовой. Составитель и автор статей В. П. Кругляшова. Свердловск, 1961. С. 5.
Интересно, что в Усть-Утке и Сулеме местных сплавщиков Лупана и Окиню считали прототипами сплавщиков из очерка «Бойцы». Вообще жители чусовских поселков постоянно вспоминали этот очерк, зато очерк «Балабурда» о местном силаче Василии Балабурде ни разу не был упомянут, хотя предания о силаче бытовали по всей Чусовой. Во вступительных статьях к разделам сборника В. П. Кругляшова дала анализ полевых записей в их сопоставлении с фольклорными мотивами из произведений Д. Мамина.
В 1960-1964 гг. под научным руководством В. П. Кругляшовой проходило фольклорное обследование типичного горнозаводского поселка Висим, родины Д. Мамина. За пять лет был собран объемный материал, составивший уникальный сборник.20 Своеобразие сборника в том, что это собрание фольклора, бытующего в одном поселке, - подобных изданий на горнозаводском Урале больше нет. Но главное, конечно, что в сборнике представлен фольклор, органически восходящий к тому, который бытовал во времена детства, отрочества, который слышал и впитывал будущий писатель. В первую очередь даны жанры несказочной прозы, затем песни, народная драма, пословицы и т.п.; все тематические группы прокомментированы, в нужных случаях приводятся примеры из произведений Д. Мамина или дается отсылка к ним. Сборник доносит колоритные картины народной жизни, мечты и идеалы тружеников, их социальный оптимизм - ту духовную атмосферу, в которой возрос Д. Мамин.
Как уже было отмечено, с 1950-х годов И. А. Дергачев активно занимается изучением творчества Д. Мамина. Ежегодно он публикует статьи, рецензии, группирует вокруг себя студентов и аспирантов, разрабатывавших маминскую тематику. С 1966 г. кафедра русской литературы начинает выпускать Ученые записки «Русская литература 1870 - 1890 годов», где И. А. Дергачев выступает как ответственный редактор. Он приглашает публиковать свои статьи ученых из других вузов, и появляются в
20 Фольклор на родине Д. Н. Мамина-Сибиряка (в уральском горнозаводском поселке Висим). Составитель, автор статьи и примечаний В. П. Кругляшова. Свердловск, 1967.
последующих выпусках работы Е. Н. Евстафьевой, В. А. Ковалева, А. И. Лазарева, И. И. Степановой и других исследователей, посвященные Д. Мамину. Кроме того, факультет совместно с Музеем писателей Урала проводит конференции, приуроченные ко дню рождения писателя, и, конечно, юбилейные конференции, и всем этим руководит И. А.Дергачев.
В 1970-е годы в поселке Висим записывали фольклор студенты Нижнетагильской социально-педагогической академии. Записи ведутся и сейчас и хранятся на кафедре литературы и в кабинете диалектологии и фольклора. В 2002 году широко отмечался 150-летний юбилей Д. Н. Мамина-Сибиряка. Были проведены конференции в Екатеринбурге и Нижнем Тагиле. По итогам конференции в Нижнем Тагиле был выпущен сборник «Художественное, научно-публицистическое и педагогическое наследие Д. Н. Мамина-Сибиряка в современном мире». В сборник вошли доклады участников конференции, в которых исследуется своеобразие художественного метода уральского писателя в отражении социально-нравственных проблем, его художественное мастерство. Значительное место отводится рассмотрению темы детства в творчестве Д. Мамина. В этом же году в «Известиях УрГУ»21 опубликован блок исследовательских статей по творчеству Д. Н. Мамина-Сибиряка. Авторами статей являются И. А. Дергачев, Б. В. Кондаков, Л. Н. Житкова, В. В. Блажес, Г. К. Щенников, Л. М. Шайхинурова (Митрофанова), Е. Е. Приказчикова, Л. С. Соболева, Л. М. Слобожанинова. В год 150-летнего юбилея ассистент УрГУ Л. М. Шайхинурова (Митрофанова) защитила кандидатскую диссертацию «Приваловские миллионы» и «Уральские рассказы» Д. Н. Мамина-Сибиряка: аспекты комического и иронический контекст».
В 2003 году по решению Правительства Свердловской области в Екатеринбурге началось издание полного собрания сочинений Д. Н. Мамина-Сибиряка в 20-ти томах. Подготовку издания осуществляет филологический
21 См.: Известия УргУ. Гуманитарные науки. Вып. 5. 2002. № 24. С. 5 - 97.
факультет Уральского университета им. Горького под руководством профессора Г. К. Щенникова и профессора Л. П. Щенниковой. Вышло уже два тома; Л. М. Слобожаниновой опубликована положительная рецензия.
Снова переводя разговор в историографическое русло, скажем, что представление о Д. Мамине у его современников, по мнению И. А. Дергачева, во многом сложилось под влиянием «Уральских рассказов».23 Сам Мамин говорил об этой книге литературоведу Ф. Батюшкову: «Это лучшее, что у меня есть». «Уральские рассказы» позволяют увидеть в Д. Мамине не только художника, но и знатока этнографии. В «Вестнике Европы» отмечалось: «Нам кажется, что при том материале сведений, каким владеет автор, и при том умении наблюдать живой быт, он мог бы дать и такую картину уральского края, которая послужила бы чрезвычайно любопытным материалом для историка народного быта и этнографа».24
В. А. Михнюкевич отмечает, к примеру, что для создания исторического и этнографического колорита Д. Мамин часто использует народные песни и предания. В заслугу Д. Мамину ставится то, что он был «первым писателем, который ввел в литературу предания уральских горнорабочих и старателей».25 А. И. Лазарев пишет о том, что очерки и рассказы на горнозаводские уральские темы «целиком строятся на фольклорном материале, вбирая в себя местные устные предания и легенды или городские рассказы...», чего не скрывал и сам Д. Мамин. Дело здесь в том, считает А. И. Лазарев, что в горнозаводских рассказах писателя фольклор является «объектом изображения», следовательно, он «предстает перед нами в «живом» виде, точнее, в творческом процессе».26
22 Урал. 2005. №10.
23 Дергачев И. А. Д. Н. Мамин-Сибиряк. Личность. Творчество. Свердловск, 1981. С. 133.
24 Цит. по: Дергачев И. А. Д. Н. Мамин-Сибиряк / Русская литература и фольклор (конец XIX века). Л., 1987.
С. 281.
25 Михнюкевич В. А Истоки жанра литературного сказа (уральские предания в произведениях Д. Н.
Мамина-Сибиряка) / Проблемы изучения русского устного народного творчества. Науч. сб. Вып. 2. М.,
1976.
26 Лазарев А. И. Отражение творческого процесса горнозаводского фольклора в произведениях Д. Н.
Мамина-Сибиряка / Русская литература 1870-1890 годов. Сб. ст. Отв. ред. И. А. Дергачев. Вып. 12.
Свердловск, 1979. С. 145.
В рассказах и очерках сборника перед читателем проходят социально очерченные типы людей: от бурлаков, старателей, бродяг («лётных») до приказчиков и владельцев приисков и заводов. Мамина интересуют «реальные пропорции всех сил, составляющих социальный организм... он обладал особым даром чувствовать «целокупность», - пишет И. А. Дергачев и он же отмечает в маминских рассказах и очерках обилие публицистических пояснений. Писатель вводит в произведения этнографически точные описания места действия, дает развернутые исторические справки, подтверждает в отдельных случаях точность своих сведений ссылкой на научные источники. Полнокровные художественные образы Д. Мамин сочетал с этнографическими зарисовками, а в «Бойцах» даже с математическими расчетами, статистическими сведениями и т.д. Но писатель не отделяет систему знаний народа и знаний «ученых». Часто, рассказывая о каком-либо событии или историческом процессе по научным источникам, он тут же дополняет их данными народной исторической памяти или народной трудовой практики. В «Бойцах», объясняя, как движется барка, он делает это с полным знанием дела и тут же подчеркивает, что до этих законов бегущего по реке судна додумались простые мужицкие головы. В «Бойцах» же приводятся сведения о судьбе семьи раскольника Якова Солнышкина, взятые из письменного источника («Дела Преображенского приказа», 1722 год). Сведения дополняются народными слухами (толками, враками): «Старицы-сёстры Варсонофия и Досифея прибавили к этому (курсив наш - O.K.), что государь-де сжился с царицею Екатериной Алексеевной прежде венца, и что от царевича-де, Алексея Петровича, родился от шведки царевич, мерою аршин с четвертью и с зубами, не прост человек». О Ермаке в том же очерке говорится на основе исторических документов, но общая его оценка воспроизводит народное понимание, как оно сложилось в фольклоре о Ермаке. В «Родительской крови» справка,
27 Дергачев И. А. Д. Н. Мамин-Сибиряк. Личность. Творчество. Свердловск. 1981. С. 135.
которую дает сам повествователь, из истории Пластунских заводов дополняется и корректируется народной оценкой «прошлого времени».
Такое соотношение двух типов сознания, по мнению И. А. Дергачева, означает «ориентацию автора на некоторое единство эпического национального сознания - единство, которое только и приближает писателя к подлинной художнической проницательности, передавая сложный народный мир в его истинной глубине».28
И. А. Дергачев написал также три статьи по фольклоризму Д. Мамина. Это статьи «Фольклорные основы ранних рассказов Д. Н. Мамина-Сибиряка» и «Жанр легенды в творчестве Д. Н. Мамина-Сибиряка и пути развития русской литературы в 1890 гг.», опубликованные в названных выше Ученых записках (№ 3, 1970 и № 5, 1973) и его итоговая статья «Д. Н. Мамин-Сибиряк» в сборнике «Русская литература и фольклор (конец XIX в.)» (Л., 1987). В этой статье И. А. Дергачев рассматривает фольклоризм писателя, привлекая все его рассказы, очерки, повести и романы, и приходит к выводу о существенной роли фольклора в его сочинениях. «Фольклоризм Мамина-Сибиряка, - пишет И. А. Дергачев, - оригинальное, самобытное явление, тесно связанное с коренными особенностями той ветви реализма 1880-1890-х гг., которая бьгаа сильна устремленностью к социальному анализу и искала опоры в коллективных народных ценностях, находя их в характере этических представлений трудящихся, в особенности их художественного мышления».29
Относительно «Уральских рассказов» И. А. Дергачев говорит, что в них предстает жизнь простого люда вместе с его песнями, преданиями, остроумными шутками, выразительными пословицами, и иллюстрирует примерами из рассказов «Золотуха», «Родительская кровь», «Бойцы», «Лес» и некоторых других.
Дергачев И.А Д. Н. Мамин-Сибиряк. Личность. Творчество. Свердловск. 1981. С. 162- 163. Дергачев И. А. Д. Н. Мамин-Сибиряк / Русская литература и фольклор (конец ХТХ в.). Л., 1987. С. 301.
В общих чертах о фольклоризме «Уральских рассказов» высказывались Е. А. Боголюбов, А. И. Груздев, Б. Д. Удинцев и другие. Их наблюдения мы в дальнейшем используем. Сейчас же отметим, что все исследователи понимают фольклор несколько сужено, относя к нему лишь вербально оформленные афористические, прозаические, песенно-обрядовые произведения. Между тем, если идти от произведений Д. Мамина, то можно увидеть, что герои «Уральских рассказов» часто руководствуются в своих действиях определенными установлениями, «понятиями», письменно не зафиксированными, но освященными жизненными традициями; кроме того, коммуникативное пространство героев регламентируется традиционными нормами, точнее, правилами поведенческого и речевого этикета, включающего многочисленные и разнообразные вербальные формулы с выраженной образностью. Обычно этот материал остается вне внимания исследователей, но он важен и значителен, поскольку открывает новые грани в облике отдельных героев и новые смыслы в содержании рассказов. Поэтому мы считаем правомерным рассмотрение поведенческого и речевого этикета в русле народного искусства слова.
Соединение бытовой детализации с фольклорным выражением некоторых сторон народного мировоззрения и психологии, строя чувств и эстетических представлений создает ощущение эпического начала жизни, которое возникает при чтении произведений Д. Н. Мамина-Сибиряка.
Таким образом, историографический обзор проблемы фольклоризма Д. Мамина показывает недостаточность ее разработки.
Актуальность темы исследования. Исследования, посвященные творчеству уральского писателя (работы И. А. Дергачева, Е. А. Боголюбова, М. Г. Китайника, К. В. Боголюбова, А. И. Лазарева, А. И. Груздева), должны быть дополнены новыми аспектами. В советском литературоведении произведения Д. Мамина рассматривались прежде всего в социальном плане, а сам писатель воспринимался обычно как писатель-демократ, обличитель
социальной несправедливости. Однако Д. Мамин прежде всего художник, писатель-гуманист. Современное прочтение и осмысление его произведений невозможно без проникновения в художественное мышление писателя, без выявления народно-поэтических истоков произведений Д. Мамина, без учета его следования фольклорным традициям.
Научная новизна диссертации заключается в том, что в ней представлено системное изучение народно-поэтических истоков «Уральских рассказов» Д. Мамина. Мы обращаем внимание на недостаточно освещенные маминоведами аспекты поэтики в рассказах уральского писателя, а также на малоизученные идейно-тематические аспекты, раскрываем их гуманистическую направленность. Исследование рассказов Д. Мамина с позиций фольклоризма позволяет выявить степень его мастерства и самобытности, более глубоко проникнуть в художественную ткань произведений и осмыслить их с общечеловеческих позиций.
Объектом исследования являются «Уральские рассказы» Д. Мамина.
В качестве предмета исследования выбрана связь рассказов с народной традицией, народной культурой.
Цель работы: выявить новое в прочтении «Уральских рассказов» Д. Мамина через исследование их фольклоризма, органичной связи с традиционной народной культурой.
Достижение цели предполагает решение следующих задач:
историографическое изучение работ по творчеству Д. Мамина, а также теоретических исследований по фольклору и проблеме «литература и фольклор»;
выявление круга фольклорных интересов Д. Мамина и его предпочтений при собирании устно-поэтических и речевых жанров;
исследование способов творческого освоения фольклора и его функциональности в «Уральских рассказах» Д. Мамина;
- изучение коммуникативного пространства героев «Уральских рассказов» в его связях с традициями народного поведенческого и речевого этикета. Методологическую основу диссертации определяют теоретические подходы к фольклору и фольклоризму В. Я. Проппа, Б. Н. Путилова, И. А. Дергачева, М. К. Азадовского, Д. Н. Медриша. В культурологическом аспекте для нас значимы труды Д. С. Лихачева, Ю. С. Степанова. Используется методика типологического, сравнительно-исторического, историко-культурного анализов.
«Уральские рассказы» мы исследуем по такому авторитетному изданию, как 12-томное издание 1948-1851 гг. под редакцией Е. А. Боголюбова. Наш выбор не случаен, так как данное издание отличается ценными комментариями к произведениям Д. Мамина, подготовленными Е. А. Боголюбовым, обстоятельной вступительной статьей.
Практическая ценность работы. Результаты научных наблюдений могут быть использованы в общих и специальных курсах по русской литературе XIX века, по устному народному творчеству, в спецкурсах и спецсеминарах для студентов-филологов, в практике вузовского и школьного преподавания.
Основные положения, выносимые на защиту.
Фольклорное произведение, фольклорный мотив используются Д. Маминым для маркирования места, ситуации, для конкретизации событийного пространства или играют сюжетообразующую роль, но чаще всего приобретают полифункциональность при изображении народных типов.
У Д. Мамина доминирует стремление к адекватности реальной и литературной ситуаций - отсюда введение бытовой конкретики и попытки вербального обозначения внетекстовых элементов фольклорных произведений.
3. Д. мамин в «Уральских рассказах» показывает регламентацию
народной жизни понятиями и установлениями, освященными только устной
культурной традицией - в этом проявляется одна из основных национальных
особенностей.
4. Наследием народной культуры, в частности фольклора, являются
речевые жанры русского этикета, широко привлекаемые Д. Маминым при
изображении разных типов от сплавщиков, старателей до приказчиков и
владельцев приисков - все они хорошо владеют родной речью, этикетом
общения, и это необходимое условие национальной общности.
Апробация работы. Основные теоретические положения диссертации и результаты исследования сообщались и обсуждались в докладах на Дергачевских чтениях - 2000, посвященных 80-летию Уральского университета и 60-летию филологического факультета (Екатеринбург, 2000); краеведческой конференции, посвященной 160-летию Нижнетагильского государственного музея-заповедника горнозаводского дела Среднего Урала. (Нижний Тагил, 2001); региональной научной конференции, посвященной 150-летия со дня рождения Д. Н. Мамина-Сибиряка (Нижний Тагил, 2002); межрегиональной конференции «Речевая культура в разных сферах общения» (Нижний Тагил, 2004); научно-практической региональной конференции, посвященной 125-летию со дня рождения П. П. Бажова (Нижний Тагил, 2004); изложены в шести научных публикациях автора.
Структура диссертационного исследования определяется намеченными задачами: оно состоит из введения, двух глав, заключения. К диссертации прилагается список использованной литературы.
Истоки фольклоризма Д. Н. Мамина-Сибиряка
Наиболее ясное преставление о широте использования фольклора в прозе второй половины ХГХ века дается, например, в работе Н. И. Кравцова «Русская проза второй половины XIX века и народное творчество», где указывается, к каким фольклорным элементам обращались писатели для осуществления своих творческих замыслов. «Это жанровые формы, способы композиции, манера повествования, сюжеты и мотивы, образы героев, средства создания образа человека, изображение картин быта и природы, выразительные средства, народно-поэтическая лексика и фразеология, народный стих, особенности изображения и идейно-эмоциональной оценки (условность, символичность, фантастика, гиперболизация, идеализация, сатира, юмор)».
Д. Мамин щедро использовал в своем творчестве идеи и формы народной поэзии. «Основу его фольклоризма, - пишет И. А. Дергачев в обзорной статье «Д. Н. Мамин-Сибиряк», - составили богатства духовной жизни народа, находящегося в условиях «особого быта Урала». Вместе с тем роль фольклора в развитии реализма писателя определялась спецификой его художественного метода: перед нами тот вариант русского реализма, в котором был высок уровень интереса к анализу непосредственно социальных процессов жизни».
В формировании мировоззрения Д. Мамина огромную и определяющую роль сыграло его многолетнее общение с народом и великолепное знание народной жизни. «Начавшееся в детские годы, это общение с народом продолжалось и позднее. В семинарские и студенческие годы Д. Мамин проводил в родном поселке почти каждое лето, бродил по окрестностям, ночевал в балаганах старателей, плавал по реке Чусовой вместе с плотовщиками и бурлаками, беседовал со старыми рабочими о прошлом Урала».3 Природа универсальных, всепроникающих связей творчества писателя с народной культурой объяснена Н. С. Лесковым: «Народ надо просто знать, как самую свою жизнь, не штудируя её, а живучи ею».4 Эти слова по справедливости можно отнести и к творчеству Д. Мамина.
Детство писателя прошло в поселке Висимо-Шайтанского завода. Население поселка составилось из раскольников-старообрядцев, бежавших в конце XVII века за «Камень» от гонений на «старую веру», а также из переведенных в 20-е годы XIX века из Тульской и Черниговской губерний крестьян, которые стали рабочими завода. Пестрота этнографического состава населения определила широту и сложность окружавшего будущего писателя фольклорного репертуара.
Д. Мамин с детских лет был погружен в атмосферу народнопоэтического творчества. В доме заводского священника Наркиса Мамина сходились «толки и слухи» со всего поселка. Сюда же доходили рассказы о «разбойниках», о скитских старцах, о внезапных богатствах, о трагических событиях и происшествиях. В самых ранних рассказах, которые писались Д. Маминым еще в период обучения в семинарии, уже встречаются многочисленные пословицы, песни, приводятся рассказы о силаче Василии Балабурде, раскольничьи легенды о табаке и картофеле и т.д. «В фольклоре Мамин-Сибиряк, подобно Лескову, видит верное в основе отражение исторических событий и форм народного быта, народных интересов и стремлений. Он высоко ценит «народную вековую память». Хотя легенда -всегда яркий вымысел народной фантазии, «все же у нее есть свое основание, и народная вековая память свято хранит события». Вот отчего писатель говорит: «Верю каждой легенде».
Именно детские, юношеские годы Д. Мамина - основа и демократизма, и самостоятельного отношения к фольклору, к народной духовной деятельности в широком смысле слова, которое оказалось у писателя оригинальнее, чем у многих его литературных собратьев.
Русская литература предшествующих эпох явилась также важным источником, питавшим творчество Д. Мамина. В доме Наркиса Мамина была хорошая библиотека.6 Писатель неоднократно подчеркивал свое следование традиции русской классической литературы XIX века. Вспоминая в автобиографическом романе «Черты из жизни Пепко» начальные годы литературной работы, он указывал в качестве своих учителей классиков русской литературы: Пушкина, Гоголя, Лермонтова, Л. Толстого, Тургенева, Гончарова, а также классиков русской критики Белинского и Добролюбова.
Мамин-прозаик начинает свой рассказ о русском народе с повествований собственно народными устами, с запечатления устных проявлений духовного мира простолюдина, и эта «фольклоризующая» тексты художественная установка дает незаурядный эффект. В статье «Из бесед с теми, кто помнил Мамина» П. А. Елпидин приводит интересные воспоминания Августы Романовны Челышевой - сестры друга писателя.
Полифункциональность народной песни
Д. Мамин не только хорошо знал русскую народную песню, он понимал ее органическую включенность в праздничное и повседневное время русского человека. Он видел в песне эстетическую силу, способную затронуть душевные струны людей разного возраста и социального опыта. В «Верном рабе» есть эпизод, когда в доме золотопромьппленника Злобина собравшиеся гости слушают пение коробейника Илюшки. Звучит проголосная русская песня «Не белы-то снеги в поле забелелися...», тенор певца «разлился по всему саду серебристой струей» - гости заворожены: «Грозный генерал слушал, склонив голову набок, секретарь Угрюмов совсем скорчился на своем стуле, Тарас Ермилыч вытирал катившиеся слезы платком. Смагин прищуренными глазами наблюдал Авдотью Мироновну, которая сидела за столом бледная-бледная, с остановившимся взглядом, точно она застыла. Песня уже замерла, а публика все еще не могла очнуться...». Потом Илюшка пел шуточную, потом еще и еще, он спел десять песен. Важно подчеркнуть, что у Д. Мамина народные песни коробейника Илюшки воспринимают разные люди: дворяне, купцы, чиновники, офицеры, священник, слуги, староверы. Д. Мамин показывает духовное единение русских при восприятии народных песен. Они предстают как безусловная этико-эстетическая ценность, как часть традиционной народной культуры. По личному опыту и сборникам русского фольклора писатель хорошо знал все виды русской песенности: обрядовые песни, плясовые, игровые, шуточные и сатирические песни, исторические и разбойничьи песни и, наряду с этими видами крестьянской поэзии, песни горнозаводские. В «Уральских рассказах» Мамин-Сибиряк использовал более двух десятков песен. Это проголосные уральские песни, студенческие, разбойничьи, свадебные, шуточные, трудовые и многие другие. Наиболее богат песнями очерк «Золотуха», в котором встречаются: свадебный плач, «разбойничья» песня, проголосные песни, «хохлацкая» и «историческая» песни. Мне ночесь, молодешеньке, Не спалось да много виделось... С-по лугам, лугам зеленыим Разлилася вода вешняя, По крутым красным бережкам, По желтым песочкам. Отнесло, отлелеяло Милу дочь да от матери; Шла по бережку родна матушка, С-по кругу родимая... "Воротись, мое дитятко! Воротись, мое родимое!" Эту песню поет Марфутка, «любовница Гараськи, попавшая на прииск откуда-то из глубины Чердынского уезда» («Золотуха»). Это еще довольно молодая женщина «со следами недавней красоты на помертвелом бледном лице». Она больна («глухо кашляет»), но вынуждена работать «как все другие» на прииске. Поет Марфутка так странно, что в первую минуту кажется, будто «кто-то причитает по покойнику». Эту песню на прииске называют «плача», поскольку «воет» Марфутка очень жалобно. Приисковые рабочие, понимая тяжелую судьбу Марфутки, все же иронизируют над ней: «к ненастью тоскует». Ирония помогает выжить в сложной ситуации, особенно русскому человеку. Смех над бедой - качество именно русского человека, наша национальная особенность. Сила Мамина-писателя проявляется как раз в умении подметить казалось бы незначительные детали, из которых складывается русский национальный характер. Марфутка - несостоявшаяся невеста и находится в неопределенном состоянии с точки зрения социального статуса: в ее жизни отсутствует переход от незамужней девушки к жене. Очевидно, поэтому героиня Д. Мамина исполняет одну из чердынских свадебных песен - плач или причитание. Основная функция свадебных причитаний - выражение определенного эмоционального отношения к событиям, выражение интимных чувств. Именно эту функцию выполняет «плача» в контексте. «В словах и в самом мотиве «плачи» было столько безысходной тоски, глухой жалобы и нежной печали!..» - говорит рассказчик. По словам Д. Мамина, чердынские свадебные песни «даже в чтении производят сильное впечатление своей глубиной, выстраданной поэзией и сердечной женской правдой. Эти песни богаты такими оборотами, сравнениями и образами, сложены таким прекрасным старинным языком, что остается только удивлять создавшей их духовной мощи. В них, как живая, встает неприглядная историческая доля многострадальной русской женщины...». Чердынская свадьба - это «наша глубоко национальная, выстраданная целой историей опера, та русская правда, которая не нашла выхода». О любовнике Марфутки Гараське ходит слава разбойника. Очевидно, он и был когда-то разбойником, а красавица Марфутка просто убежала с ним в поисках романтики. Но времена изменились - оба они приисковые рабочие: Гараська с «изможденным телом» и Марфутка с «помертвелым бледным лицом». Жизнь и работа настолько тяжелы, особенно для женщины, и настолько безысходны, что приходится «выть», причитать, как по покойнику. Такое сравнение, наверно, не случайно. У героини всё доброе ушло из жизни: молодость, родительский дом, красота, здоровье. Не случайны также и слова плача: «Отнесло, отлелеяло / Милу дочь да от матери». Через песню Мамин-Сибиряк показывает всю судьбу молодой женщины. Не сама Марфутка ушла из дома, а какие-то силы вмешались, нечто «отнесло, отлелеяло». И назад не вернуться, потому что «разлилася вода вешняя...», потому что родители вряд ли примут назад опозоренную и опозорившую их дочь. Но если Марфутка еще способна петь, а значит чувствовать, то ее «напарница», с которой они вместе работают около вашгерда, «какая-то бесчувственная», «с тупым равнодушным лицом». Она превратилась просто в олицетворение «мускульной силы».
Этикет поведения
В различных словарях современного русского языка слово «закон» определяется, в общем, как «постановление государственной власти». Но это определение не соответствует концепту «Закон», как он сложился в русской духовной культуре и в русском менталитете. В словаре Даля «закон» -«предел, постановленный свободе воли или действий; неминучее начало, основание; правило, постановление высшей власти». «Закон есть предел» -вот ядро концепта «Закон» в русском сознании (ср.: беспредел). Ю. С. Степанов говорит о том, что то же основное значение концепта ярко видно и в сфере жизни, вовсе противопоставленной каким-либо «постановлениям государственной власти», - в воровской жизни. «Воровской закон -неписаный, но строго соблюдаемый закон преступного мира, продолжающий вековые традиции. Воровской закон устанавливает нормы поведения и наказания за их нарушение».2 С подобными же «неписаными законами», существующими в крестьянской среде, мы встречаемся на страницах «Уральских рассказов» Д.Н.Мамина-Сибиряка. Жизнь "по понятиям" предполагает доверительность и честность по отношению друг к другу. Это своеобразный кодекс чести, который нужно соблюдать неукоснительно; фактически, вера в честное слово.
Основное понятие - справедливость - высшая категория народного миропонимания. Отсюда вытекают все остальные народные понятия: совести, чести, добра и зла.
К жизни по совести приходит Евстрат Важенин («Родительская кровь»). Он «зашибает водкой», спаивает лесного сторожа Секрета, обманывает жену. Однажды Важенина за очередной подлый поступок очень сильно избили. Находясь между жизнью и смертью, он видит сон, в котором приходит к нему «покойный родитель», положивший «живот за правду», когда хлопотал за землю для рабочих Пластунских заводов. Важенину стало «совестно» за себя и за свою «подлость». «Кровь это сказалась, - считает Важенин, - надо выкупать родительскую-то кровь». Евстрат Семёныч понимает, что не по совести он жил, ради своих прихотей, а жить надо во имя чего-то, чтобы люди помнили и чтобы совесть не мучила. «Вина ни капли... и беспременно... охлопотать мужичкам землю», - дает себе зарок Важенин и начинает искать правду: ходит по адвокатам, собирает справки, ездит в «губернский город Мохов за какими-то таинственными документами» с целью найти истинного хозяина земли, на которой стоят Пластунские заводы. «Хождением по мукам» Важенин как бы искупает свои грехи.
Вообще, ответственность за содеянное - это еще одна грань жизни по совести. Савка Крохаленок («На шихане»), например, считает себя ответственным за каждую без вины загубленную животину. «Не могу я этого самого зверства видеть, потому во мне все нутро закипает», - говорит он. С кулаками кинулся Савка на немца-управляющего, застрелившего собаку. «У! нехристь...», - шипел Савка, ибо только человек нечестивый, неправедный, бессовестный способен, по мнению Крохаленка, убить живое существо.
Савоська («Бойцы») убил разбойника Федьку. По понятиям, человека надо похоронить, как требует обычай. Федьку же просто «положили на дровни да в лес». Мертвец начинает мстить: забирает жизненные силы сначала у Савоськиной жены Аннушки, а вслед за ней «сынишка ушел». Савоську мучает совесть. Он нарушил неписаный закон - и жизнь пошла наперекосяк. Д. Мамин говорит здесь о том, что человек должен выстрадать себе душевное спокойствие, но только сам, собственными силами, без помощи третьих лиц. Никто не может наказать Савоську сильнее, чем он сам. «Русский народ - один из тех немногих народов, которые любят сущность христианства, крест, - писал французский историк Леруа-Болье, - он не разучился ценить страдание; он воспринимает его положительную силу, чувствует действенность искупления и умеет вкушать его терпкую сладость».4 Таким образом, реализуется народно-этический принцип: искупать содеянное страданием.
По народным представлениям любое зло должно быть наказано. Обратимся к рассказу «Старатели». Савва Евстигнеич «пристрелил» киргиза только ради того, чтобы «добыть» из-под него лошадь. «Кыргыз - нехристь, погань, значит - туда ему и дорога!» - считает Савва Евстигнеич. Во время рассказа об убийстве на лице старого раскольника не появилась ни «малейшая тень», ни «одна морщинка». «В степи-то один бог да Никола - твори, чего хочешь», - такова философия Саввы. Но через какое-то время старика начинает жестоко мучить совесть. «А ведь я тебя вспоминал, не один раз вспоминал, - говорит Савва рассказчику. - Помнишь, я тебе сказывал, как кыргыза-то убил, а ты мне тогда еще сказал, что как мне его не жаль... Ты тогда ушел, а мне это и пади на ум. Оказия: и работаю, и молюсь, а кыргыз все с ума нейдет. Не поверишь, сна лишился, от хлеба отбился... И эпитимию на себя накладывал, чтобы замолить грех, и обещания давал - ничего не помогало!» Так уж получилось, что за содеянное Савва лишился самого дорогого, что у него было -«двужильной лошади», по кличке Разбойник. «По грехам господь наказал, -говорит Савва. - ...друга сердечного не стало!» Старик пытается искупить грех: раздает деньги «нищей братии», подает «на обители», «денег охапкой» посылает в скиты. Всё тщетно, ведь на деньги не купишь душевное спокойствие. Савва даже «заплакал своим единственным глазом». Через слезы человек очищается. Запоздалое раскаяние Саввы как бы вознаграждается: в дом к раскольничьей начетчице Василисе Мироновне, которая моет золото вместе с Саввой, приходит «богоданная дочка» -Евмения. Старики, а особенно Савва, привязались к ней всем сердцем. Но радость временна, а впереди ждет новое горе: Евмения больна туберкулезом и едва ли дотянет до весны.
Речевой этикет
Помимо поведенческих норм и традиций в "Уральских рассказах" встречаются стереотипные речевые формулы, произносимые в определенных ситуациях. Н. И. Формановская определяет речевой этикет как «систему национально специфических устойчивых формул общения, принятых и предписанных определенной социальной группой для установления контакта собеседников, поддержания общения в избранной тональности».11
Ведущий критерий этикетного речевого общения - принцип вежливости.
Рассмотрим некоторые этикетные речевые формулы и сопровождающие их жесты. Приветствие
В произведениях Д. Мамина приветствия выступают как обмен знаками типа «я тебя замечаю, уважаю», при этом речевой акт приветствия вьшолняет прежде всего фатическую (контактоустанавливающую) функцию. Герои свои приветствия могут сопровождать ударом (хлопаньем) по плечу - типичным мужским, фамильярным жестом, свойственным дружелюбному, радостному приветствию. Например: «Мир на стану... - проговорил я стереотипную охотничью фразу, вступая в полосу света, падавшего от костра, и только хотел ударить приятеля по плечу, но вовремя удержался - это был совсем не он, а какой-то незнакомый молодой человек в крестьянской сермяжке, плисовых шароварах и в мягкой пуховой шляпе на голове».
Чтобы быть вежливым, герой здоровается так, как принято у охотников, то есть говорит на их языке.
У Мамина-Сибиряка встречаются и контекстуальные, речевые способы выражения приветствия: «Откедова господь несет, родимый мой? -заговорил сам Потап, из вежливости поднимаясь с корточек. - Куды девал товарища-то? - А разве он не приходил?»
Из приведенного фрагмента видно, что Потапа вовсе не интересует, откуда пришел человек, поэтому разговор сразу же переходит на другую тему. Речевой акт просто выполняет функцию «поглаживания». Жест, сопровождающий речевой акт, предполагает разговор на равных.
«Ах, это вы... - здоровался Блескин, оглядывая меня из-за своих очков. Давно ли в наших краях?» Речевой акт в этом отрывке сопровождается жестом, вьфажающим недоверие, выжидание. Это вполне объяснимо, так как, несмотря на то, что герои хорошо знакомы, прошел «год бесцветной... жизни». Просьба
Просьба - это побудительное речевое действие, поэтому выражается она чаще всего повелительным наклонением глагола. Вот как просьба звучит у Мамина-Сибиряка: «Уж ты, Иван, как хошь, а ослобони нас от Дуньки... -заговорил Кондрат из-за спины Гаврилычей».
Просьба может выражаться и в более категоричной форме: «Рубцов... засмеялся и подал старику в окно целую бутылку водки. - Всю мне, Михал Павлыч? - изумился Потап, не решаясь принять свалившееся с неба сокровище. - Всю... да, пожалуйста, убирайся к черту на хвост, надоел!.. Потап сунул бутылку за пазуху и сначала бегом побежал через прииск к своему балагану, но вернулся с полдороги и скрылся где-то в кустах».
К просьбе в широком смысле можно отнести и вопрос о разрешении что-либо сделать. Например: «Позвольте отрекомендоваться: Михаил Павлыч Рубцов и Петр Гаврилыч Блескин, студенты казанского университета... Просим любить и жаловать».
В примере использован официальный вариант просьбы, но официальность сглаживается ироническим замечанием «просим любить и жаловать».
Просьба демонстрирует вежливое, уважительное отношение к собеседнику: «Можно заночевать у вас? - спросил я из вежливости, устанавливая свое оружие к балагану. - Заночуй, коли глянется... - отвечал Потоп, мигая с особенной любезностью...» Извинение
Для этикетно-речевого жанра извинения характерно следующее: адресат оценивает поведение говорящего как отрицательное и предполагает, что другой участник ситуации ответственен за его отрицательное состояние. Согласно этикету, говорящий, ставший инициатором негативного действия, должен извиниться: «Попище, прости ты меня, ради Христа, - вдруг взмолился гордый кургатский барин и даже повалился попу Андрону в ноги. - За все заплачу, озолочу тебя, ну, помиримся».
