Введение к работе
Актуальность исследования. Тема идейно-политических идентичностей в России была и остается неиссякаемым источником общественных споров, государственной обеспокоенности и диссертационных исследований. Просвещенная осторожность и дилетантская самоуверенность в «навешивании» дефиниций на те или иные проявления в сфере политического причудливо тасуются в эпоху транзита, когда меняются природа власти и источники ее легитимности. Неудивительно, что именно консерватизм как наиболее «реактивный» способ политического поведения, отвечающего на вызовы времени, становится востребованной политической идеологией в стране, стоящей перед очередным вызовом модернизации. И если в России в ХIХ веке называть себя консерватором было неловко, в ХХ – опасно, то в ХХI это стало модно и респектабельно.
Однако уместно ли говорить о «русскости» или «российскости» консерватизма, применимы ли вообще национальные прилагательные к подобному существительному? Конвертируем ли опыт западного консерватизма в современную российскую ситуацию? Каким видится прогноз на дальнейшее существование консерватизма в политическом пространстве России третьего тысячелетия? В поле этих вопросов консерватизм становится политической и научной проблемой, требующей осмысления и решения.
Консерватизм, который может быть понят как 1) одна из сил, создававших современный мир, и продолжающих играть в нем активную роль; 2) значимая интеллектуальная традиция, дающая альтернативные (одни из многих) описания современного мира; 3) явление, относительно которого есть внешняя традиция (традиции) понимания; 4) потенциальная тема для России (или политической силы внутри нее), ищущей идеологического обрамления собственной позиции; 5) форма актуальной политической субъективации перед лицом новых вызовов; - является сложным и многоплановым феноменом, относительно которого отсутствует консенсус понимания. Осознание этого ставит перед исследователем ряд серьезных теоретико-методологических задач по переосмыслению самого явления и подходов к его пониманию.
Степень разработанности проблемы. Исследование консерватизма в России уже имеет свою традицию. Общим местом стала фиксация того обстоятельства, что моментом настоящего прорыва в изучении феномена консерватизма в отечественной науке стал рубеж конца 1980-х – начала 1990-х годов. Связывают это, естественно, с отказом от идеологической предвзятости и вытекающим из нее негативизмом оценок. Во многих работах одной из обязательных процедур, вводящих в тему, стало цитирование текстов (прежде всего из словарей) советских времен, в которых консерватизм оценивался как «приверженность к старому строю, старым, отжившим порядкам, отстаивание и стремление восстановить их», а также вражду «ко всему новому, передовому в политической жизни, науке, литературе и т.д.».
При этом одни полагают, что эти оценки есть совершеннейший анахронизм и не оспариваются разве что в силу их очевидной непопулярности. Другие отталкиваются от них при построении и обосновании собственного позитивного видения консерватизма, но об этом позже. Здесь необходимо лишь отметить, что весьма характерное представление о том, что «эмоционально-негативная трактовка» термина «консерватизм» «преобладала в научно-исследовательской и публицистической литературе» «особенно в нашей стране», не совсем верно. С ним, очевидно, не согласился бы, например, британский консерватор О’Салливен, который в своей книге о консерватизме 1976 года с горечью писал о том, что отождествление консерватизма с инстинктивной защитой старого столь общепринято, что проникло даже в «Оксфордский словарь», который определяет консерватизм как «установку на сохранение существующих институтов», «а это равно приложимо и к пещерному человеку, довольному своим молотком, и к дикарю, слепо следующему обычаям племени…». Собственно, даже сам этот своеобразный провинциализм (или претензия на исключительность), нередко распространяемый на оценку отечественной ситуации вокруг консерватизма в целом, не свидетельствует об уникальности отечественной историографии, например, не сильно отличает ее от немецкой.
Возвращаясь к рубежу 1980-х – 1990-х годов, необходимо отметить, что его выделение в качестве момента прорыва именно в изучении феномена консерватизма в отечественной науке все же во многом условно. Речь, скорее, можно вести о появлении условий для расширения и углубления исследований, что выразилось и в снятии идеологических барьеров, и в некотором всплеске интереса со стороны ученых, публицистов и отчасти политиков. И проявится это уже во второй половине 1990-х годов как в увеличении публикаций, в том числе, монографических, так и в появлении настоящей политической моды на консерватизм.
Кроме того, сюжеты, связанные с консервативной политикой, консервативной мыслью, консервативными партиями сами по себе не были табу в советской историографии. Нелицеприятная оценка вполне могла сочетаться с качественным анализом и изложением фактического материала. Правда, вместе с этим появлялись работы под, скажем, неоднозначными названиями, к примеру: «консервативные тенденции в современной буржуазной педагогике».
Изучение консерватизма как целостного явления также началось еще в советское время, что было во многом связано с интересом к захлестнувшей Запад в 1980-е годы «консервативной волне». В книгах и статьях А.Ю.Мельвиля, К.С.Гаджиева, А.А.Галкина, П.Ю.Рахшмира, А.С.Панарина, А.А.Френкина и др. рассматривались природа и типология консерватизма, этапы его эволюции и место, занимаемое в современном мире. Работы этих авторов стали своеобразным мостом от отечественной науки к западной историографии консерватизма. Их собственные концепции, подходы и понимание формировались в структурной и тематической корреляции с зарубежными результатами в постижении и осмыслении консерватизма. При этом в отечественный научный оборот были введены основные проблемные вопросы консервативного дискурса: о природе явления и содержании понятия, о соотношении консервативных идеологии, мышления и политики, о ценностном ядре консерватизма и времени его появления как отчетливого политико-идеологического феномена, о его соотношении с другими политико-идеологическими силами и движениями. Большое внимание уделялось проблеме типологии консерватизма, как в горизонтальном – конкретно-ситуационном, так и в вертикальном – историческом измерениях. Необходимо отметить, что основным объектом анализа являлся западный консерватизм в его англосаксонском и европейско-континентальном проявлениях. Тем не менее, научные результаты 1980-х годов сохраняют свое значение и поныне, так как именно они во многом определили направления и подходы исследований в 1990-е годы.
Тем более что многие из пионеров продолжают свою научную деятельность и сегодня. Появляются новые работы А.А.Галкина, А.А. Френкина, П.Ю.Рахшмира. Под руководством последнего при Пермском государственном университете был создан Центр исследований по консерватизму. Результатами его работы стали многочисленные публикации, большинство из которых – итоговые сборники проведенных научных конференций. В 1990-е годы появляется и становится на ноги новое поколение исследователей западного консерватизма. В частности, в том же Пермском университете были подготовлены диссертации М.И.Дегтяревой, А.А.Борисовым, Г.И.Мусихиным, Ю.А.Крашенинниковой, О.Б.Подвинцевым и других. Сегодня они весьма активны на научном поприще, как и их коллеги, – исследователи зарубежного консерватизма (В.Н.Гарбузов, А.Н.Мочкин, С.Г.Алленов, А. М.Руткевич, А.П.Боровиков, О.Ю.Пленков, В.Э.Молодяков). Отдельная, очень значимая и важная тема – это появление значительного числа переводов зарубежных авторов, которых с той или иной степенью однозначности относят к консервативному лагерю (Э.Бёрк, Ж.де Местр, М.Оукшотт, К.Шмитт, А.де Токвиль, Ф.фон Хайек, Г.Рормозер).
Если о начале 1990-х годов и можно говорить как о моменте серьезного прорыва в изучении консерватизма, то самое прямое отношение это утверждение имеет к «открытию» феномена русского консерватизма или консерватизма в России. Рост научного и публицистического интереса в этом направлении намного превосходил аналогичный процесс в отношении западного консерватизма. При этом, как и в случае с последним, было бы неверно говорить о полном отсутствии в советское время исследований по тем или иным проблемам, которые могут быть помещены в консервативный контекст.
Но перемены действительно были очень серьезными. Объяснения тому приводятся самые разные, но в целом их можно разделить на два основных блока: политико-идеологические и собственно научные. Первые сводятся к обоснованию необходимости поиска новых идей, опробованных или хорошо продуманных рецептов развития страны, тем более способных помочь в идеологическом противостоянии с новыми западниками на новом витке обострения в России модернизационных проблем (А.В.Репников, В.А.Гусев). В общем, «сегодня поиск твердой почвы для выработки политического сознания заставляет нас обращаться к старым книгам, возвращать читателям забытые имена русских консервативных писателей».
Есть работы, авторами которых основная задача видится не в идеологическом и не в научном, а в просветительском ключе. Правда, просвещение само по себе, а тем более просвещение ради просвещения, как правило, трактуется весьма определенно - с идеологической точки зрения.
Объяснения состоявшегося прорыва к исследованию консерватизма в России с точки зрения требований научного поиска и прочих внутринаучных соображений обращают внимание на необходимость ликвидации «ощутимого дисбаланса» в сторону изучения истории «левой» и на то, что «изыскания в данной области стали не менее респектабельными, чем труды по истории социалистических или либеральных течений». Действительно, рассмотрение российской истории в «консервативном» контексте, прежде всего, открывало новую и весьма обширную сферу приложения сил. Особенно, если учитывать падение интереса и престижности исследований по истории «левой». И даже те, кто совсем недавно занимался исключительно последней, легко меняли «ориентацию».
Отчетливо просматриваются несколько основных направлений, по которым развивалась историография о консерватизме в России в последнее десятилетие XX века. Прежде всего, «слом стены умолчания» вокруг «забытых мыслителей». Как отмечает А.В.Репников, «их книги переиздаются многотысячными тиражами и по-прежнему пользуются повышенным спросом» (Н.Я.Данилевский, Л.А.Тихомиров, К.П.Победоносцев, К.Н.Леонтьев). «Консервативному мышлению» Рассела Кёрка - естественно, лишь на русском языке - такое и «не снилось». И это только самые известные имена.
Кроме того, выходит масса работ, посвященных как вышепоименованным, так и многим другим мыслителям (Н.М.Карамзин, П.Б.Струве, И.А.Ильин, К.П.Победоносцев, С.С.Уваров, А.И.Солженицын). 1990-е годы характеризуются настоящим бумом диссертационных работ, посвященных самым разным сторонам существования консерватизма в России. Публикуются документальные сборники и монографические работы по проблематике правых партий и организаций в России. Предпринимаются попытки исследовать историю русской консервативной эмиграции. Уделяется внимание проблематике либерального консерватизма. Выходят общетеоретические работы, в которых предпринимаются попытки осознать феномен консерватизма в России как целостного явления (Э.Г.Соловьев, А.В.Деникин, С.Н.Пушкин, В.А.Гусев, А.В.Репников).
Все разнообразие литературы о консерватизме можно классифицировать по нескольким традиционным критериям. Во-первых, по пониманию сущности феномена – «ситуационное» или «ценностное» (можно добавить «функциональное»). По идеологическим предпочтениям авторов – позитивной или негативной оценке консерватизма и по степени их акцентуации (внутри можно структурировать дальше: по отношению к консерватизму вообще, к «западному» консерватизму, к «русскому консерватизму», к конкретной политической силе, которая понимается консервативной). По тематическим и профессиональным предпочтениям исследователей и т.д.
Такой анализ имеет смысл, однако, во-первых, не дает целостной устойчивой картины распределения предпочтений и взаимосвязи между ними, потому что позиции очень многих исследований ситуационны и внутренне противоречивы. Во-вторых, представляется, что именно эта ситуационность, и определяющая ее противоречивость есть главная черта современного дискурса о консерватизме в России. Думается, что в большинстве случаев нельзя вести речь о логических ошибках. Здесь имеет место нарушение устойчивой системы координат, в которой определяется консерватизм, точнее таких систем много. В результате можно говорить о многих и разных консерватизмах, бытующих в дискурсе о нем.
Принципиальных причин этого как представляется две: развитие самого консерватизма и специфическая российская ситуация.
Консерватизм как политическая идеология институционализирован в качестве единства того, что традиционно называют социальным носителем (актуализирующемся в политическую силу), и собственно идеологического (идейного, ценностного, интеллектуального, теоретического) компонента. Во взаимном пересечении обоих компонентов в ходе процессов, вызванных к жизни Великой французской революцией, был создан консерватизм, как и другие великие идеологии (кусты идеологий) двух последних веков – либерализм и социализм. Все три боролись и одновременно взаимоопределялись вокруг и по поводу главной темы того времени – темы прогресса под знаменами Просвещения, тем самым структурировали актуальное политическое поле, определяли картины мира своих адептов и мобилизовывали их на политическое действие.
Фоновая институциональная ситуация, в которой оказался консерватизм к началу XXI века серьезно отличается от ситуации времен его возникновения и расцвета. То, что было предметом борьбы – парламентская демократия, права и свободы человека и меньшинств, рынок, свободная конкуренция политических, социальных, экономических сил – в большинстве «западных» стран институционализировалось, приобрело характер не подвергаемых сомнению очевидностей и фоновых практик. Социальный субстрат сменился на институционализированные же политические партии, представляющие теперь не отдельную социальную группу или класс, а стремящиеся работать со всем обществом. Чрезвычайно возросла вариативность самих идеологий как вследствие расширения географического ареала их бытования, так и в результате их сложной эволюции, сопровождавшейся содержательными заимствованиями, переменой вех и актуальных тем.
В условиях охватившей весь мир модернизации (часто понимаемой как вестернизация) и глобализационных процессов актуализируются новые социальные акторы и новые политические силы, определяющие себя уже не в классической модерновой системе координат; проблематизируется национальное государство как центральный политический институт нового времени.
Сама идея прогресса стала проблематичной. Многое, из того к чему стремились (и чему сопротивлялся консерватизм) было достигнуто и воплощено в реально действующих институтах (этим обычно объясняют партийно-политический кризис либерализма – как когда-то его главной движущей силы). Многое было переосмыслено. С определенного момента модернизм и модернизация вступили в рефлексивную фазу – фазу осознания собственных оснований, противоречий и негативных последствий.
Консерватизм традиционно играл роль внешней рефлексирующей силы по отношению к прогрессистским интенциям и идеологиям. Но при этом он сам был плоть от плоти модернизма. Поэтому в современных условиях перед ним, как и перед другими идеологиями во всей остроте стоят вопросы, о чем рефлексировать? в какой системе координат? в условиях какого мира?
Состояние российского дискурса о консерватизме отчасти определяется отражением трансформаций «западного» консерватизма. Но принципиальными причиной является определенное восприятие специфики российской ситуации: 1) постулируемый большинством идеологический вакуум, что рождает более или менее выраженный нормативный подход к консерватизму как возможному претенденту на его заполнение и 2) почти очевидное для большинства отсутствие реальной политической конвенциональной консервативной силы. Первое требует активных поисков идеологического кредо, второе снимает ограничения на этот поиск. Таким образом, консерватизм целиком перемещается в интеллектуальный дискурс, теряя прежнее практическое измерение, но приобретая новые. В этом особость российской ситуации, которая, одновременно, может быть понята как радикализация общемировой ситуации – виртуализация, постмодернизация идеологического дискурса.
Теоретико-методологическая основа исследования. Представляется, что адекватное осмысление и истолкование институциональной ситуации современного консерватизма возможно с учетом постмодернистской эпистемологической критики и разработок философии и социологии науки (П.Фейерабенд, П.Бурдье), при опоре на достижения системной теории в интерпретации Н.Лумана и политико-теоретические построения К.Шмитта.
Автор опирается на политико-теоретические разработки К.Шмитта в понимание политического как пространства самоопределения и самоидентификации политических субъектов.
Некоторые положения системной теории в интерпретации Н.Лумана позволяют проанализировать возможность и сложность сосуществования, соотнесения взаимной трансформации различных систем знания и перспектив наблюдения (в рамках данной темы – идейно-политического с одной стороны и научного, публицистического, интеллектуалистского с другой) в современном высокодифференцированном мире в гетерархической сети наблюдателей.
Использование постмодернизма в данной работе видится необходимым, но требует осторожности, разъяснений и ограничений, особенно касательно его наиболее известных и парадигмальных образцов (Ж.Ф.Лиотар, Ж.Бодрийяр).
Профессиональная необходимость, но и проблема всякого интеллектуалистского осмысления и научного самоописания – формализация и объективация реальности в смысле уже ставших институтов. Участвуя в процессе идеологического самоопределения, наука (мейнстрим) в процессе формализации реальности элиминирует политическое, тем самым закрывает альтернативы и возможности политико-идеологической инновации, воспроизводит существующий статус-кво.
Цель диссертационного исследования – теоретическое осмысление проблемы морально-политического выбора консерватизма в современных условиях.
Для реализации поставленной цели в работе решаются следующие задачи:
анализ интеллектуальных и политических вызовов, перед которыми стоит современный консерватизм;
исследование институциональной трансформации современного консерватизма;
осмысление природы политического как пространства самоидентификации в консервативном мировоззрении;
исследование морально-политического выбора в условиях институциональной трансформации современного консерватизма.
Новизна исследования заключается в том, что:
выявлена институциональная трансформация современного консерватизма на фоне потери политическими партиями роли ключевого института идентификации политических идеологий;
раскрыто смещение процесса институционализации консерватизма из области партийной политики в сферу публицистического и научного дискурса;
показан личный морально-политический выбор человека как главный инструмент институционализации консерватизма.
Основные положения, выносимые на защиту:
-
Автор полагает, что главный вызов консервативной идентичности в современном мире состоит в том, консерватизм в ходе своего развития и эволюции потерял институциональную устойчивость и определенность. Это происходит под влиянием и в условиях модернизационных и глобализационных процессов, активизации новых социальных акторов, политических сил и ветшания прежних политико-идеологических противников. И выражается в том, что распадается прежде довольно жесткая связь между социально группами и политическими силами с одной стороны и консервативным идейно-ценностным и интеллектуально-теоретическим этосом с другой. В результате, поиски новых форм институционализации консерватизма смещаются из области партийной политики в сферу публицистического и научного дискурса.
-
В процессе интеллектуализации консерватизм обрел множество традиций понимания и осмысления. Он, возникший как хранитель традиции, сам стал традицией, которую можно дробить и по-разному истолковывать. Теперь лишь одной из таких традиций является «классическое» представление консерватизма в качестве целостного идейно-политического феномена (в единстве идейно-ценностного и политического компонентов), выкристаллизовавшегося в ходе глобальных политико-мировоззренческих трансформаций, последовавших за Великой французской революцией. Опираясь на мангеймовское понимание консерватизма как осознанного традиционализма, можно видеть, что сегодня консерватизм сам осознан как та или иная ценность. Потому морально-политический выбор консерватизма нередко предстает в виде интеллектуального выбора между «разными консерватизмами».
-
Представляется, что современный российский казус консерватизма может быть понят в качестве радикализации общемировой ситуации – интеллектуализация и виртуализация консервативного дискурса. На Западе этот процесс сдерживается существованием консервативных партий (или партий и сил, которые конвенционально реализуют консервативную функцию). В России политические силы, гласно или по умолчанию общепризнанные консервативными, отсутствуют. Поэтому различение политико-идеологического дискурса с одной стороны и интеллектуального и научного с другой возможно лишь по сугубо формальным основаниям.
-
Своеобразным зеркалом поисков идейной идентичности является дискуссия о содержательном наполнении консерватизма. Эти поиски и дискуссия могут быть охарактеризованы с помощью формулы «прогрессивный эклектизм». Свой вклад в «прогрессивную эклектику» вносят и левые, в поиске собственной идентичности перенимая «традиционно» консервативные понятия и темы. Консерватизм предстает крайне пестрым, разнообразным и многоплановым феноменом, который не имеет общего содержательного знаменателя. Единственными объединяющими моментами выступают нормативный настрой и общее пространство интеллектуальной коммуникации.
-
Морально-политический выбор консерватизма может состояться только в пространстве политического, понимаемого как свободное поле неформализованной и личной субъективации и самоидентификации. Это не может быть рефлекторно-бессознательный выбор, совершаемый вследствие политической моды или бегства из идеологического вакуума. Но это не может быть и интеллектуалистский выбор, изобретающий «консерватизм» и формализующий реальность, тем самым элиминируя политическое. Требуются новые формы сочетания неизбежного в современности конструктивизма и традиционной консервативной спонтанности. Только такое сочетание, реализуемое в морально-политическом выборе, может сохранить сам консерватизм как наиболее «реактивный» способ политического поведения, отвечающего на вызовы времени, развить и обогатить консервативный этос.
Теоретическая и практическая значимость работы. Значимость теоретического анализа современного состояния консерватизма, вызовов, стоящих перед ним, перспектив развития консерватизма, форм и стратегий реализации морально-политического выбора состоит в развитии и дополнении научного знания в отношении столь сложного, многомерного и разнообразного феномена, его проблемно-теоретического поля.
Практическая значимость диссертации заключается в том, что материалы комплексного анализа исследований консерватизма, результаты и выводы работы, наработанные подходы к изучению феномена консерватизма могут быть использованы в подготовке курсов и преподавании дисциплин политической, философской и исторической науки, подготовке справочных изданий.
Апробация результатов работы. Основные положения и результаты исследования были опубликованы в ряде статей, использовались автором при чтении лекций и проведении занятий на историко-политологическом факультете Пермского государственного университета. Основные идеи диссертации были апробированы на следующих научных конференциях и семинарах: заключительная конференция по проекту «Молодые преподаватели России: междисциплинарная перспектива» (май 2001, г. Москва); выездной семинар для разработчиков курсов ПГУ по проекту НФПК, Оксфордский университет (ноябрь 2003); итоговый семинар по проекту НФПК «Политологическое образование и политическая наука» (2004); итоговый семинар Виртуальной мастерской журнала «Полис» по политической философии (май 2004, Москва); семинар «мораль-политика-власть» (рук. Б.Капустин) по К. Шмитту (МВСШЭН, ноябрь 2001, Москва); конференция молодых исследователей в рамках проекта «Исторические исследования в России-II. Семь лет спустя» (октябрь 2002, Москва); методологический семинар кафедры политических наук ПГУ; конференция «Консерватизм на Западе и в России» (2005, Пермь).
Кроме того, значительную часть материалов, вошедших в текст данной работы, диссертант использовал для создания тематических учебно-методических комплексов в ходе реализации проекта НФПК «Создание модели интегрированного политологического образования (на региональном уровне)» (2001-2004 гг.) в рамках программы «Совершенствование преподавания социально-экономических дисциплин в вузах» Инновационного проекта развития образования.
Структура диссертации соответствует замыслу, цели и задачам исследования. Диссертация состоит из введения, двух глав, заключения, списка источников и литературы.
