Крупная корпорация в региональном политическом процессе Фомин Сергей Александрович

Содержание к диссертации

Корпоративный бизнес как субъект социальной политики в регионе 86

Механизмы и способы участия корпоративного бизнеса в региональном политическом процессе 122 Заключение 156 Библиографический список 166

Введение к работе

Актуальность темы. В современных условиях происходит актуализация прямого диалога между государством и различными группами интересов. Усложнение социальной дифференциации российского общества породило усложнение и расширение многообразия социальных интересов. В то же время усиление государственного вмешательства во все сферы жизни общества, расширение законодательной и административной активности органов государственной власти стало непосредственно затрагивать интересы подавляющего большинства общественных групп. В речи на съезде Российского союза промышленников и предпринимателей В.В. Путин обозначил принципы взаимоотношений власти и бизнеса, подчеркнув, что государство будет стоять на страже интересов добросовестного бизнеса, но в то же время оно «ждет от бизнеса более высокой инвестиционной активности в социальных проектах, в науке, образовании, в развитии человеческого фактора». Встречи руководителей государства с бизнес-элитой России (на них приглашаются представители трех крупнейших объединений предпринимателей — РСПП, «Деловой России» и «Опоры России») стали за последние годы частью сложившейся политической практики.

По мере поступательного развития общества роль корпорации как экономического, политического и социального института неуклонно возрастает, а с развитием глобализации ученые заговорили о «корпоративном перевороте» и даже о корпоративном тысячелетии. Появился термин «корпоративное гражданство». Примечательно, что тема XVIII Конгресса Международной ассоциации политических наук в 2000 г. в Квебеке была сформулирована как «Мировой капитализм, управляемость и общество (к корпоративному тысячелетию)?». Все чаще дискуссии в политологическом сообществе касаются проблем влияния корпоративного сектора на будущее демократии и гражданского общества.

Эволюция форм политического участия бизнеса в постсоветский период отечественной истории привела к становлению как полноценной институционализированной системы представительства интересов, так и к формированию разнообразных неформальных практик взаимодействия бизнеса и власти.

Формирование научного знания о корпоративном бизнесе как субъекте политических отношений имеет не только научно-теоретическое, но и прикладное значение. В научном плане актуальность такого исследования обусловлена наличием специфических черт корпоративного бизнеса в России, особенностями политического процесса в различных регионах, динамичным характером системных политических перемен в нашей стране.

Прикладное значение диссертационной работы связано с актуальностью развития взаимодействия бизнеса и власти, формированием гражданского общества в нашей стране, необходимостью борьбы с «теневыми практиками» как в политике, так и в экономике. Реализация инновационного сценария развития России, изложенного в Стратегии развития страны до 2020 года, невозможна без постоянного, конструктивного диалога между государством, бизнесом и обществом, нахождения баланса их интересов.

Степень изученности проблемы. Многоплановость работы, сочетание концептуально-теоретических и эмпирических сюжетов обусловили значительное разнообразие источников и литературы. В фундаментальных работах Т. Кокса, С. Перегудова, И. С. Семененко о группах интересов в современном российском обществе анализируются различные ресурсы, формирующие политический потенциал корпоративного бизнеса, обобщается многообразный опыт взаимодействия, власти и бизнеса в постсоветский период.

Атрибуты субъекта политического процесса, такие как цели, ресурсы и стратегии политического действия, определены в коллективной монографии под редакцией В. Я. Гельмана, С. Н. Рыженкова и М. Бри. Исследованию коллективных субъектов политики посвящены работы М. А. Фроловой, Д. И. Островского, Л. Я. Машезерской. Процесс политической институционализации коллективных субъектов политики и его особенности в постсоветский период изучены в работах С. В. Патрушева, П. В. Панова, М. Урбана, А. Д. Хлопина, И. В. Мирошниченко и других.

Политическую субъектность российского бизнеса В. М. Юрченко, В. Ю. Шпак, И. А. Савченко связывают прежде всего с институциональной неоформленностью российских государственных структур, неразвитостью институтов гражданского общества, финансовой зависимостью политических партий.

Влияние бизнеса на принятие государственных решений, формирование и реализацию государственной политики изучены

М. Н. Афанасьевым, В. И. Якуниным, Р. Кулаковским, А. Олейником .

Разнообразные способы и механизмы политического участия бизнеса рассмотрены Н. А. Кисовской, А. Ю. Зудиным, И. М. Буниным,

Р. И. Гайнутдиновым. В указанных работах представлен широкий спектр групп интересов различных типов, раскрывается комплекс их институциональных интересов. В этой группе работ выделяются публикации, посвященные корпоративному лоббизму как способу представительства интересов бизнеса.

В трудах В. А. Цветкова, Я. Ш. Паппэ, А. Ю. Зудина, А. Г. Мовсесяна, Б. М. Смитенко, М. Ильина, Л. Тихонова раскрывается роль корпораций в экономике, политике и общественном сознании России. Различные аспекты взаимодействия власти и бизнеса рассмотрены в исследованиях С.Ю.Барсуковой, Р. Н. Башкатова, А. В. Безголова. Соотношения формальных и неформальных практик в институционализации политического представительства крупных корпораций в российских регионах изучены С. С. Бойко, А. Б. Дуагавет, Н. В. Зубаревич, А. Ю. Зудиным, Т. А. Кулаковой, Н. Ю. Лапиной, М. Мендрас, Л. Полищук, А. А. Муниным, А. Е. Чириковой, С. Ю. Барсуковой, В. Звягинцевым.

Изменения вектора во взаимодействии власти и бизнеса с ориентацией на социальную составляющую в общероссийском контексте исследованы Н. В. Зубаревич, А. Ю. Зудиным, А. Е. Чириковой, Н. Ю Лапиной, С. П. Перегудовым, Л. С. Шиловой, С. В. Шишкиным, И. С. Семененко. Опыт отдельных компаний, принимающих участие в качестве субъекта региональной социальной политики был обобщен как представителями академического сообщества, так и различными структурами гражданского общества. Ряд эмпирических исследований интерпретируют социальную деятельность бизнеса через общественное мнение населения регионов России.

Процессы эволюции бизнес-элит, их влияние на политический процесс изучены О. В. Крыштановской, И. М. Буниным, П. Рутландом, С. Фортескью, Л. Н. Васильевой, А. В. Понеделковым, О. В. Гаман-Голутвиной.

Региональный политический процесс в России в аспекте взаимодействия его субъектов проанализирован в монографии В. Я. Гельмана и С. И. Рыженкова, статьях Н. И. Шестова, Н. А. Борисовой,

1 о

В. А. Ковалёва. Региональный политический процесс на Кубани рассмотрен в работах В. М. Юрченко, В. Ю. Шпака, И. А. Савченко, А. А. Вартумяна, Е. В. Морозовой, А. В. Баранова, А. К. Магомедова, Р. Михайлова М. М. Кириченко, И. В. Самаркиной, В. В. Прилепского, Р. 3. Близняка и других исследователей.

Особый пласт работ представляют исследования, посвященные представительству интересов бизнеса в регионах и роли региональных бизнес-элит в политическом процессе²¹. Как отмечает Я. А. Пляйс, создание оригинальных исследовательских центров в регионах, как правило, связано с развитием конкретных научных направлений, связанных со спецификой этих регионов. Исследование особенностей и тенденций развития политического процесса в Краснодарском крае стало одним из ведущих направлений кубанской политологической школы, о чем красноречиво говорит проблематика основных публикаций и диссертационных исследований ученых. Различные аспекты, связанные с взаимоотношениями власти и бизнеса, получили развитие в том числе в исследованиях, защищенных в диссертационном совете по политическим * наукам Кубанского государственного университета.

Завершая анализ степени изученности проблемы, необходимо отметить, что взаимоотношения бизнеса, власти и общества остаются одним из самых сложных блоков реальной социальной практики и недостаточно концептуализированной исследовательской задачей политической науки. Несмотря на значительное* количество работ, затрагивающих различные проблемы политического участия бизнеса, существует необходимость тщательного изучения влияния крупных корпораций на политический процесс в российских регионах, в том числе эволюции моделей их взаимоотношений с властными структурами, институциональных и процессуальных основ их политического влияния. Накопление и осмысление эмпирического материала, обоснование закономерностей «среднего уровня» поможет решать задачи политической концептуализации многогранных и противоречивых отношений общества, власти и бизнеса.

Объект исследования - корпоративный бизнес в политическом пространстве российского региона.

Предмет диссертационной работы - цели, ресурсы, механизмы и результаты политического участия крупных корпораций в системе властных отношений региона.

Цель исследования - охарактеризовать место и роль крупной корпорации в политическом процессе в российских регионах, а также способы реализации крупной корпорацией как актором политической жизни своих интересов.

Задачи исследования:

изучить основные концептуальные подходы к исследованию политического участия бизнеса в системе властных отношений;

охарактеризовать крупную корпорацию как социально-политический институт;

исследовать формальные и неформальные практики политического участия корпоративного бизнеса в регионе, на этой основе изучить эволюцию моделей взаимоотношений власти и бизнеса;

выявить место и роль корпоративного бизнеса в социальной политике в регионе;

выявить и изучить социально-экономические и социокультурные детерминанты участия корпоративного бизнеса в политическом процессе Краснодарского края;

исследовать развитие политических практик крупного бизнеса в Краснодарском крае в 1990-х — 2000-х гг.

Теоретико-методологической основой исследования стали концептуальные положения и принципы, сформулированные в рамках плюралистического (теория групп интересов), неокорпоративистского и сетевого подходов.

Наиболее полный потенциал исследования современного бизнеса имеет неоинституциональная теория (Д. Норт, Г. О'Доннел, А. Шидлер, Й. Олсен,

К. Шепсл). Изучение роли крупной корпорации в региональном политическом процессе, реализуемой как через формальные, так и неформальные практики, получает новые возможности с позиций неоинституционального подхода, который «изучает скорее реальное поведение, чем лишь формальные, структурные аспекты институтов». Особенно важными с методологической точки зрения явились концепции социального институционализма (Ф. Шмиттер, Д. Марш, Р. Роде), в поле зрения которых оказались виды отношений между государством и группами интересов. «...Пафос этого подхода состоит не столько в «возвращении» государства и других политических институтов в политическое исследование, сколько в стремлении «вспомнить все» - историческую, философскую, социокультурную и политическую традицию, значение человеческого поступка, ценностное содержание политики и человеческое измерение политического анализа».

Социальная роль корпоративного сектора интерпретировалась в рамках концепции «компании участников» (stakeholders company) П. Друкера и Р. Патнэма. В данной трактовке экономические субъекты предстают как социально значимые институты, несущие обязательства перед обществом. Для «компании участников» социальные расходы из издержек превращаются в социальные инвестиции, не менее важные, чем стремление к прибыли и инновациям. В целом концепция социальной ответственности исходит из признания взаимозависимости общества и корпорации и предусматривает необходимость для компаний принять широкие социальные обязательства. При этом менеджеры корпораций рассматриваются в качестве профессиональной группы, наиболее подготовленной к практическому решению социальных проблем современного общества. Как полагает российский экономист Ф. Шамхалов, руководствуясь системой социальных приоритетов, определяемых правительством, и действуя на основе знакомого им и проверенного временем критерия прибыльности, корпорации способствуют усовершенствованию социальной системы, цели которой

о с.

отражают потребности самых широких слоев населения .

В диссертации использовались разработанные Н. В. Зубаревич, Н. Ю. Лапиной, А. Е. Чириковой модели взаимоотношений власти и бизнеса в постсоветский период.

Системный подход позволил рассмотреть корпоративный бизнес как компонент институциональной подсистемы политической системы общества, в том числе в региональной проекции, а также влияние его на нормативную, коммуникативную и культурно-идеологическую подсистемы. Структурно- функциональный подход применялся при анализе основных функций, с помощью которых реализуется политическая роль крупной корпорации, а также в структурировании различных направлений государственной политики, на формирование и реализацию которых влияет бизнес, причем особое внимание было уделено социальной политике.

Основные подходы политической компаративистики дали возможность интерпретации особенностей участия крупных корпораций в политическом процессе как в кросс-региональной (выделение типов регионов в зависимости от сложившихся практик взаимодействия власти и бизнеса), так и в кросс-темпоральной (периодизация и выделение этапов развития взаимодействия власти и бизнеса) перспективах.

Эмпирические методы диссертационного исследования представлены анализом нормативных актов и документов властных и корпоративных структур, качественным контент-анализом печатных и электронных СМИ, а также текстов программ инновационных вузов, экспертными интервью в рамках реализации проекта РГНФ «Социологический портрет Краснодарского края и перспективы региональной политики», включенным наблюдением автора, работающего в течение ряда лет в сфере корпоративных отношений крупных хозяйствующих субъектов Краснодарского края.

Эмпирическая основа диссертации. Нормативно-правовые акты региональных органов государственной власти и официальные документы крупных корпораций позволили изучить формально-договорные практики взаимодействия бизнеса и власти на региональном уровне. Исследование неформальных аспектов политической институционализации крупной корпорации в российских регионах потребовало от автора анализа материалов регионального мониторинга, реализуемого в период 20052007 гг. экспертной сетью Московского Фонда Карнеги, а также печатных СМИ, региональных информационных порталов и сайтов всероссийских исследовательских и аналитических центров, таких как Межрегиональный Фонд информационных технологий, ПИР: Центр политических исследований России, Политическая экспертная сеть «Кремль-о^», Фонд ИНДЭМ и Фонд эффективной политики.

Для изучения механизмов и форм взаимодействия государства и бизнеса в модернизации российской системы образования использовалась база данных заявочных проектов инновационных вузов, размещенная на сайте приоритетных национальных проектов и тексты заявок, опубликованные специальным изданием.

База данных экспертных интервью в рамках прикладного исследования «Особенности деловой коррупции в Краснодарском крае» послужила основой для исследования теневых форм взаимодействия бизнеса и власти. Эксперты были представлены несколькими группами респондентов: представители бизнеса (30 респондентов), представители некоммерческих и общественных организаций (20 респондентов).

Научная новизна диссертации состоит в том, что: - проведен сравнительный анализ основных теоретических подходов к исследованию политической роли крупного бизнеса в политическом процессе;

1. интерпретированы особенности крупной корпорации как социально- политического института на региональном уровне;

2. выявлен и охарактеризован комплекс факторов, способствующих / препятствующих институализации политического представительства корпоративного бизнеса в регионе;

3. исследованы наиболее типичные формальные и неформальные практики политического участия корпораций в региональном политическом процессе, на основе их сравнения охарактеризованы основные модели взаимодействия власти и бизнеса в их развитии;

4. охарактеризована роль и механизмы участия корпораций в реализации социальной политики в регионе;

5. изучены социально-экономические и социокультурные детерминанты, механизмы и способы участия корпоративного бизнеса в политическом процессе Краснодарского края, а также результаты и проблемы взаимодействия власти и бизнеса в регионе;

6. выявлены и интерпретированы основные этапы эволюции политических практик крупного бизнеса в Краснодарском крае, их содержание, тенденции развития, основные модели взаимодействия с региональной властью.

Основные положения, выносимые на защиту:

1. Основные подходы к пониманию политической роли крупного бизнеса сформулированы представителями школы «индустриальных отношений», теории групп интересов и модели корпоративизма, теории политических сетей, неомарксизма. Понимание глубинных причин политического участия корпораций, а также реальных практик такого участия невозможно в ограниченных рамках лишь одной из моделей. В настоящее время происходит становление новой партисипаторной модели взаимодействия государства и групп интересов.

2. Корпорация является новой формой массовой организации, обеспечивая работающих в ней людей полным «жизненным циклом». В некотором смысле она начинает конкурировать с государством. Крупный бизнес выполняет ряд важных социально-политических функций, в том числе перераспределение общественного богатства и политической власти, содействие созданию инновационных форм жизнедеятельности, обеспечение вертикальной социальной мобильности.

3. Политический потенциал корпорации определяется совокупностью таких ресурсов как экономический вес и социальный капитал бизнеса, административный ресурс, пиаровский ресурс и деловая репутация, развитость международных и межрегиональных связей, способность корпораций к координации своих действий на межотраслевом, региональном и федеральном уровнях.

4. Политическая субъектность корпоративного бизнеса на региональном уровне эволюционировала под воздействием комплекса объективных (институциональные основания политической и экономической системы и их трансформация, а также политические процессы федерализации/регионализации) и субъективных (внутренняя логика развития самого крупного бизнеса и стратегии его территориальной экспансии) факторов. Существование параллельных систем политических практик во взаимодействии бизнеса и власти - формальной и неформальной - обусловлено защитой политической и экономической элитами собственного «корпоративного» интереса, который сводится к уходу от контроля общества и государства путем перенесения в «тень» процесса распоряжения ресурсами.

5. Отличительными характеристиками взаимодействия корпоративного сектора и власти на первом этапе в 1990-х гг. — период «закрывания регионов» - стали патронажно-клиентарные формы. При этом ситуация институциональной неопределенности при ключевой роли губернаторов/президентов предопределяла доминирование таких неформальных практик во взаимодействии власти и бизнеса как «административное предпринимательство» и «административный торг».

Второй этап - «открывания» регионов, характеризуется изменением конфигурации факторов, характеризующихся экономическим ростом и политикой «равноудаленности бизнеса» от федерального центра.

6. Основными формальными (публичными) политическими практиками бизнеса являются участие бизнеса в экспертных Советах при структурах власти, в деятельности общественных организаций и клубов бизнеса; избрание представителей бизнеса депутатами Государственной Думы и региональных парламентов; представительство бизнеса в качестве государственных служащих во власти; РЯ- и ОЯ-деятельность бизнеса; «обмен кадрами» между властью и бизнесом; партнерство бизнеса в региональных государственных программах; реализация совместных проектов бизнеса и власти; проекты бизнеса в сфере социальной политики. Неформальные политические практики корпоративного бизнеса представлены стратегическим партнерством на основе «доверительных отношений» экономических субъектов с высшими чиновниками; «соглашениями» о перераспределении ресурсов; корпоративным лоббизмом; неформальным участием государственных лиц в управлении бизнесом; политико-административной и деловой коррупцией; электоральными механизмами выборов.

7. «Переходность» российской модели корпоративной социальной ответственности обусловлена тем, что формулируют свои стратегии взаимоотношения с обществом только крупные корпорации, делая это преимущественно под давлением государства. При этом именно российский бизнес помогает решать в социальной сфере важные и острые проблемы, с которыми пока государство не справляется самостоятельно. Гражданское же общество в России в силу недостаточной зрелости и развитости его организаций не в силах пока стать сильным игроком социального партнерства.

8. Развитие политических практик корпоративного бизнеса в Краснодарском крае отражает общероссийские тенденции. К концу 1990-х гг.

в регионе сложилась модель административного патронажа регионального бизнеса. Команда губернатора Н. Кондратенко, состоявшая в основном из представителей советского партийно-хозяйственного актива, стремилась к административному контролю над основными экономическими ресурсами. Кадровая перестановка губернаторов в 2000 г. позволила финансово- промышленным группам начать «освоение» территории Краснодарского края. Однако «дружественно-партнерского альянса» на сегодняшний день между бизнесом и региональной властью не сложилось, так как экспансия вертикально-интегрированных компаний напрямую связана с интересами местных бизнес-групп, аффилированных с действующей региональной властью.

9. Конфликтное сосуществование двух типов стратегий обусловливают формальные и неформальные политические практики корпоративного бизнеса на Кубани. Формальные способы взаимодействия бизнеса и власти закладывают основу для формирования привлекательной инвестиционной среды в регионе и «фасада» партнерских отношений. Неформальные способы взаимодействия обусловлены системой административного предпринимательства и административного давления, реализуемые такими механизмами как административная и деловая коррупция, административный торг, соглашения о распределении ресурсов, корпоративный лоббизм и вынужденная благотворительность.

Теоретическое и практическое значение диссертационного исследования заключается в расширении знаний о региональном политическом процессе, совершенствовании методик анализа формальных и неформальных практик политического участия бизнеса. Результаты исследования могут быть востребованы органами власти и управления, взаимодействующими с корпоративными структурами, подразделениями по связям с органами власти и общественностью крупных корпораций. Материалы диссертации используются в учебном процессе при подготовке специалистов в области политологии, государственного и муниципального управления, связей с общественностью.

Апробация результатов диссертационной работы. Проблемы теневого взаимодействия власти и бизнеса на территории Краснодарского края изучались автором в рамках исследовательского проекта РГНФ «Социологический портрет Краснодарского края и перспективы региональной политики» в период 2006-2007 гг. Отдельные положения диссертационной работы были апробированы в рамках научных конференций и семинаров: Всероссийской научной конференции «Человек. Сообщество. Управление. Взгляд молодых исследователей» в 2007-2008 гг., Всероссийском семинаре исследовательских комитетов РАПН по сравнительной политологии и по публичной политике и конфликтам «Политика развития, политико-административные отношения и режимы» (2008 г.), научном семинаре молодежного отделения РАПН «Публичная сфера в современной России: правовые основы и политические практики» (2008 г.). Результаты исследования опубликованы в восьми работах общим объемом 3,1 печатных листа, в том числе в одной статье в журнале, рекомендованном ВАК РФ для публикации результатов диссертационных исследований.

Диссертация прошла обсуждение на заседании кафедры государственной политики и государственного управления ГОУ ВПО «Кубанский государственный университет».

Структура диссертации. Диссертация включает введение, три главы, заключение, библиографию.

1. ТЕОРЕТИКО-МЕТОДОЛОГИЧЕСКИЕ АСПЕКТЫ ИССЛЕДОВАНИЯ КОРПОРАТИВНОГО БИЗНЕСА В ПОЛИТИЧЕСКОМ ПРОЦЕССЕ

Проблемы участия крупного бизнеса в политическом процессе привлекают внимание ученых, относящихся к различным направлениям современной политической науки. В данной главе представлены результаты сравнения ряда теоретических подходов (плюралистического, корпоративистского, сетевого, неомарксистского) к вопросам политического участия бизнеса. Приводится обоснование крупной корпорации как социально-политического института в рамках неоинституционального подхода на основе системного анализа ее основных политических ресурсов.

1.1. КОНЦЕПТУАЛЬНЫЕ ПОДХОДЫ К ИССЛЕДОВАНИЮ ПОЛИТИЧЕСКОГО УЧАСТИЯ БИЗНЕСА

Термин «корпорация» ведет начало от латинского "согриз" - «тело, замкнутый на себя организм», и длительное время употреблялся именно в таком, широком понимании. В средние века происходило формирование сословно-профессиональных, «корпоративных» общностей торгового и ремесленного характера. В дальнейшем корпорациями стали именовать едва ли не любые объединения и организации, члены которых имели общие интересы. Например, Маркс называл государственную бюрократию «корпорацией государства».

В современном понимании корпорация в широком смысле - это сообщество лиц, нацеленных на отстаивание или продвижение своих специфических (корпоративных) интересов. С. П. Перегудов полагает, что признаками корпоративности обладают те группы интересов, которые относятся либо к социально-профессиональным, либо к институциональным их категориям. В меньшей степени, а чаще всего вообще лишены этих

признаков так называемые группы интересов одной цели, поскольку именно они чаще всего отстаивают не столько собственные, сколько значительно более широкие общественные интересы . Специфический характер институциональных групп интересов, в том числе и корпораций, побуждает исследователей не включать их в общую категорию заинтересованных групп и не рассматривать их в качестве таковых. Британский политолог Г. Джордан полагает, что корпорации являются «субъектами политики», но ни в коем случае не группами интересов. Термин в данном случае не простая условность, он во многом определяет место и роль субъекта в политическом процессе и политической системе. С. П. Перегудов, оппонируя Г. Джордану, ссылается на общие и специфические факторы объективного и субъективного свойства, которые позволяют считать российские корпорации прежде всего группами интересов. Наиболее очевидный из них - переходный характер российской экономики, при котором некоторые некоммерческие аспекты деятельности корпораций обретают совершенно особое, порой / исключительное значение. «Само благополучие и даже выживание многих из них зависит не только и даже не столько от успешной производственной, финансовой и управленческой деятельности, сколько от отношений с местными и центральными органами власти, налоговыми, таможенными и другими подобными службами» . К прочим факторам автор отнес перекос в сторону нерыночных методов корпоративного поведения, гипертрофию «внешней» активности государства и чиновничества, изъяны российского федерализма.

Объектом нашего исследовательского интереса является корпорация в узком смысле этого слова, то есть корпорация как хозяйственная единица, как конкретный субъект экономических и политических отношений.

Наиболее распространенными видами крупных корпораций в современной России являются холдинги, финансово-промышленные группы

и интегрированные бизнес-группы (ИБГ). Последние представляют собой довольно жестко управляемые холдинги с сильным и эффективным звеном во главе. Интегрированные бизнес-группы - это собирательное название подавляющего числа современных крупнейших российских корпораций. Некоторые российские ИБГ достаточно далеко продвинулись на мировой рынок и приобрели, либо в скором времени обретут характеристики транснациональных корпораций.

В научной литературе при типологии хозяйственно-экономических субъектов используются различные подходы и критерии. В их числе:

тип собственности (государственная, частная, смешанная);

характер акционирования (ЗАО, ОАО, РАО и т.д.);

численность персонала (крупные, средние, малые);

отраслевая принадлежность (ВПК, НПО, АПК, ТЭК и др.);

финансовое положение (убыточное, высокорентабельное, прибыльное);

уровень вертикальной интегрированности (холдинг, корпорация, концерн);

уровень горизонтальных отношений (ассоциации, союзы, объединения в рамках конкретной программы);

степень инвестиционной привлекательности (высокая, средняя, низкая);

уровень технологической оснащенности производства (современное, устаревшее);

характер основных типов капитала (финансово-промышленная группа, торгово-промышленная группа и др.).

Активно участвовать в политическом процессе имеют возможность лишь наиболее крупные хозяйственно-экономические субъекты, обладающие мощным экономическим потенциалом, позволяющим предопределять направленность социально-экономических процессов на региональном уровне, влиять на экономическую ситуацию в конкретной области хозяйствования, на расстановку сил в бизнес-сообществе, на формирование общественного мнения и на принятие управленческих решений властными структурами.

Применительно к такому пониманию корпорации важным теоретическим основанием анализа является подход, выработанный так называемой школой «индустриальных отношений». Данный подход исходит из того, что существует ограниченный набор видов деятельности, которые необходимо постоянно осуществлять, чтобы координировать работу в современных индустриальных обществах. Главное - это лежащие в основе трудовых отношений вопросы интересов, власти и контроля, а также зарождения конфликтов. Один из ведущих теоретиков данной школы В. Корпи утверждает, что «базовым основанием для понимания функционирования системы трудовых отношений является распределение ресурсов власти между продавцами и покупателями человеческого труда и изменения в их распределении. Ресурсы власти являются, с одной стороны, моделью владения капиталом и организацией работодателей, а с другой стороны, моделью профсоюзной организации и политической власти». С точки зрения политического процесса наибольший интерес представляют ассоциации предпринимателей, воплощающие в себе сущность организованного капитала. Они берут на себя ответственность за все аспекты трудовых отношений, включая профсоюзы и законодательство, относящееся к регулированию рынка труда.

Попытки ответить на вопрос о роли и месте бизнеса в обществе предпринимались и продолжают предприниматься в рамках различных отраслей социально-гуманитарного знания. Важнейшие концептуальные подходы к пониманию этой проблемы сформулированы представителями школы «индустриальных отношений», теории групп интересов и модели корпоративизма.

Политическая роль современной крупной компании, или корпорации (как ее обычно называют, в отличие от средних или мелких компаний) описана во множестве теоретических работ. С начала XX века начали предприниматься попытки теоретического осмысления процессов монополизации, появились слова «монополия», «монополистический капитализм». Достаточно упомянуть марксистскую концепцию государственно-монополистического капитализма, финансовой олигархии, правящего класса, а также многочисленные теории элиты, концепции «железных треугольников». Эти подходы, при кажущемся разнообразии, в своих теоретических построениях исключительный акцент делают на роли узкой группы лиц, стоящих во главе корпоративных образований.

Другое направление исследований - в его рамках авторы пытаются выявить конкретные формы и модели политических отношений крупных корпораций. Корпорация в них рассматривается как организация со сложной внутренней структурой, а ее влияние не сводится лишь к влиянию верхушки. Корпорация в этом случае рассматривается как определенным образом функционирующий социальный механизм, как совокупность, имеющая общие интересы.

Существует несколько теоретических подходов, рассматривающих участие бизнеса в формировании государственной власти и государственной политики. Как отмечает Д. Б. Тев, долгое время развитие взглядов на данную проблему происходило в рамках дискуссии между представителями плюралистической и марксистской парадигм в политической социологии. С точки зрения первых (Р. Даль, Н. Полсби, Д. Трумэн) бизнес не занимает привилегированного положения в политике, а является одной из ряда «заинтересованных групп», между которыми распределяется политическая власть. При этом он крайне редко выступает в политике как единая, сплоченная группа, скорее он расколот на целый ряд сегментов, имеющих различные интересы и нередко конфликтующих друг с другом.

Проблематика формирования эффективной модели взаимодействия государства и групп интересов стала одной из приоритетных тем социально- политических исследований в западных странах. Разработанная и предложенная в конце 1970-х - начале 1980-х гг. неоконсервативная концепция взаимодействия государства и групп интересов была построена на идеях Ф. Хайека, М. Фридмана, М. Олсона и предполагала ограничение влияния групп интересов и установление «сильного государства». По мнению неоконсерваторов деятельность групп интересов не только порождает экономическую неэффективность, но и приводит к трансформации самого государства. Его действия становятся зависимыми от воли экономических групп, которым оно все больше служит в качестве инструмента.

Исследования роли крупного корпоративного капитала с середины прошлого века активно велись в США, где процессы «корпоративизации» зашли достаточно далеко. Джон Гэлбрейт в своих работах обосновывал тезис о том, что несколько сот крупнейших корпораций США превратились в «сердцевину индустриальной системы». В поздних работах, характеризуя корпорацию как организацию и сравнивая ее в этом смысле с государством, он пишет, что одной из характерных черт обеих организаций является то, что они выступают в качестве «источника власти».

В рамках плюралистического подхода бизнес рассматривается как одна из групп интересов или групп давления. Классическими в данной области по праву можно считать фундаментальные исследования ряда американских и европейских ученых XX века. К ним прежде всего следует отнести работу Артура Бентли «Процесс управления», вышедшую в свет в 1908 году, которая сделала автора основоположником теории групп интересов и первым исследователем плюралистической системы взаимодействия групп давления и государственной власти. Понятие о плюралистической системе взаимодействия заключается в утверждении, что общество состоит из большого числа групп интересов, которые весьма разнообразны и постоянно конкурируют между собой за право представительства интересов граждан. А. Бентли понимает под группами интересов «...объединение граждан, рассматриваемых не как абстрактная физическая единица, а как массовая деятельность»³⁵. Их взаимодействие с институтами государства тем более значимо, что именно в социально-экономической сфере согласование позиций групп интересов и государства является определяющим фактором государственной политики. Как только в обществе происходят какие-то изменения, меняется и структура баланса интересов. Это неизбежно приводит к соответствующим модификациям в законодательстве, в соотношении полномочий между различными ветвями власти. При этом основная задача заключается в том, чтобы не навязывать решения отдельным группам, а суметь привести к консенсусу наиболее крупные и влиятельные из их числа.

Таким образом, плюрализм вслед за Ф. Шмиттером, можно определить как систему представительства интересов, «в которой составляющие ее элементы организованы в неопределенное множество сложных, добровольных, конкурирующих, неиерархичных и самоопределяющихся (как относительно типа, так и сферы интересов) образований, которые специально не лицензируются, не признаются, не субсидируются или каким-то образом не контролируются (в отношении выбора лидерства или выражения интересов) государством и не стремятся к монополии репрезентативной

7 /г

активности среди соответствующих образований» . При данном подходе политика представляет собой властное распределение правительством властных ресурсов под давлением заинтересованных групп, которые являются активным актором политического процесса, тогда как государство в лице правительства выполняет в целом пассивную функцию реагирования на деятельность заинтересованных групп. По мнению В. А. Ачкасова, ограниченность плюралистического подхода проявляется в том, что он не позволяет исследовать политику как систему взаимосвязанных отношений государства и общества, в которой государство является не просто агентом ответа на вызовы групп, а активным участником кооперации.

В схожем направлении шло исследование Д. Трумэна, который существенно доработал теоретические посылки А. Бентли. Д. Трумэн, определявший политический процесс прежде всего как «процесс групповой

э о

конкуренции в борьбе за власть над распределением ресурсов» , относил ассоциации работодателей к так называемым «политическим группам интересов», поскольку они в стремлении достичь цели действуют через правительственные институты, оказывают политическое давление. По его мнению, группы интересов не только служат стабилизации в обществе, но и способствуют повышению уровня политического участия граждан в управлении государством.

Особое внимание бизнес-структурам как группам интересов уделил

М. Олсон . Долгое время в рамках плюрализма господствовало представление о том, что группа создается для достижения каких-то целей в интересах каждого ее члена, что индивид может реализовывать свои устремления посредством группы. М. Олсон, поставив в центр внимания отдельного индивида, выдвинул идею о том, что далеко не каждый интерес приводит к созданию группы, так как индивид, даже понимая, что своими действиями вне группы он снижает вероятность достижения успеха, предпочитает решать многие проблемы индивидуально. Поэтому ученый предложил рассматривать политическую групповую активность как побочный продукт «неполитической деятельности», общего интереса для объединения бывает недостаточно, особенно когда речь идет о больших группах типа предпринимательских ассоциаций.

Г. Джордан и У. Малоуни подчеркивают, что, многочисленные теоретические и эмпирические исследования форм организации и представительства групп интересов свидетельствуют в пользу сочетания экономической и неэкономической мотиваций, для бизнеса характерно преобладание первой. Ассоциации предпринимателей почти идеально соответствуют обобщенным признакам групп давления, к которым Г. Джордан относит наличие определенной политической цели, формализованного членства, демократических принципов

функционирования, наличие субсидирования организации и, главное, артикуляцию коллективных целей. Однако для многих членов таких ассоциаций политическая активность - не приоритетная задача. В западной политической науке бизнес-ассоциации чаще всего идентифицируются как «протекционистские группы». Отстаивая прежде всего материальные интересы своих членов, они имеют возможность осуществлять прямое давление, чтобы добиться своих целей. Но такого рода толкование явно недооценивает значение таких методов воздействия на власть как компромисс, согласование интересов. Ряд авторов предлагает использовать понятие «протекционистские группы» применительно «к тем группировкам и организациям, которые добиваются своего, опираясь главным образом на собственную силу и на зависимость властей от этой силы. Причем главное здесь не методы, не демонстрация грубой силы, а способность реализовать свои цели. Давление же может быть самым «деликатным» и даже незаметным для постороннего глаза».

В ином ключе рассматривают вопросы политического участия бизнеса ученые, принадлежащие к направлению, называемому корпоративизмом. К числу наиболее авторитетных представителей «корпоративистской» политологической парадигмы относятся Ф. Шмиттер, Г. Лембрух, А. Коусон. Под корпоративизмом понимается особый вид взаимодействия между группами интересов и государством, при котором его участники вырабатывают согласованные рекомендации и решения и участвуют в их реализации. Иными словами, организованные интересы здесь действуют не просто как группы давления, добивающиеся тех или иных уступок от государства, но и выступают как своего рода «удлиненная рука» государства, тесно интегрированная в управленческий процесс.

В ставшем уже классическим определении, предложенном в 1974 г. Ф. Шмиттером, современный корпоратизм (Шмиттер употребляет именно термин «корпоратизм») определяется как «система представительства интересов, составные части которой организованы в несколько особых, принудительных, неконкурентных, иерархически упорядоченных, функционально различных разрядов, официально признанных или разрешенных (а то и просто созданных) государством, наделяющих их монополией на представительство в своей области в обмен на известный контроль за подбором лидеров и артикуляцией требований и приверженностей».

Эта модель совместима с демократией, но, как считает Ф. Шмиттер, отрицательно влияет на нее, так как государство становится менее открытым по отношению к требованиям граждан. В то же время повышается степень ответственности органов власти за свои действия, а также стимулируется учет требований граждан в этих действиях. Воздействие корпоративизма на основной механизм демократии — конкуренцию — также представляется неоднозначным. С одной стороны, вследствие исключения из общественной жизни борьбы между соперничающими ассоциациями и уменьшения доступа к принятию решений уровень конкуренции сокращается. С другой стороны, он возрастает, так как каждая ассоциация становится полем выражения разнородных представлений об общем интересе. Конкуренция внутри организаций начинает заменять конкуренцию между организациями. Социетальная форма корпоративизма (возникшая в Северной Америке и Западной Европе в период кризиса плюралистической системы представительства) предполагает примат общественных интересов.

Процесс принятия политических решений в неокорпоративистской модели имеет ряд существенных особенностей. Государственные ведомства обычно рассматриваются здесь как относительно автономные акторы, а бюрократия — как корпорация. Правительственным органам отводится роль активных регуляторов взаимоотношений между различными социальными группами и их политическими ассоциациями. Корпоративные агентства, находящиеся между государством и обществом, представляют собой инструмент, позволяющий инкорпорировать в механизм принятия государственных решений различного рода общественные объединения с наделением их совещательными функциями. При государственных органах появляется система консультативных органов по отдельным направлениям политики, позволяющих в ходе совещательного процесса преодолевать конфликты между представителями противостоящих групп. Способствуя разрушению межведомственных барьеров, эта система ведет к установлению «горизонтальных» связей между государственными и негосударственными агентами принятия решений.

Ф. Шмиттер делает различие между государственным и социетальным корпоратизмом. При государственном корпоратизме государство управляет корпорациями, которые подчинены ему и зависят от него. При социетальном корпоратизме корпорации автономны, но сотрудничают с государством и между собой потому, что они признают взаимную зависимость. Г. Лембрух выделяет авторитарный и либеральный корпоратизм, причем последний, по его мнению, не претендует «на подмену институциональных механизмов парламентского и партийного правления», но в то же время способствует большей интегрированности политической системы.

Наиболее яркими образцами либерального корпоратизма считаются так называемая «шведская модель» и австрийская система социального партнерства. Сложившиеся в обеих странах модели трипартизма принципиально модифицировали характер политической власти, превратив ведущие группы интересов в прямых участников системы выработки и принятия государственных решений.

К наиболее важным характеристикам неокорпоратистской модели Р. И. Гайнутдинов относит следующие:

специфический, централизованный механизм артикуляции интересов;

характерный способ распределения экономических и политических ценностей по результатам переговоров;

высокая степень ангажированности партнеров в процессе осуществления совместно выработанных решений, а также зависимость эффективности реализации соглашений от силы и представительства отдельных структур.

Принципиальное значение концепции «микрокорпоративизма», которая была сформулирована лишь в начале 1980-х годов, заключалось в том, что практически впервые в качестве участников корпоративистской модели стали рассматриваться не только предпринимательские организации и организации наемного капитала, но и отдельные единичные крупные компании и корпорации. Как писал в своей книге «Корпоративизм и политическая теория» А. Колсон, микрокорпоративизм характеризуется «двусторонним взаимодействием, в ходе которого государственные ведомства устанавливают договорные отношения непосредственно с фирмами. В результате таких отношений фирмы соглашаются модифицировать их действия... в обмен на предоставление тех или иных льгот и встречных уступок».

В законченной корпоратистской системе связи между корпорациями и государством очень тесные. Это единство усиливает базисный консенсус по вопросу о том, как должны функционировать политическая и экономическая системы общества.

Новейшие теории государственной политики и управления настаивают на необходимости активного включения институтов гражданского общества в процессы выработки и реализации политического курса. К примеру, сетевой подход, обоснованный в работах М. Кастельса, Д. Марша, Д. Ноука и др., предполагает деятельностную интеграцию различных структур общества в процессы выработки и осуществления политических решений посредством новой модели социально-политического взаимодействия - политической сети. Под сетью понимается набор относительно стабильных неиерархических взаимоотношений, связывающих многообразие акторов, которых объединяют в политике общие интересы и которые обмениваются ресурсами для продвижения этих интересов, признавая, что кооперация является наилучшим способом достижения общих целей.

Бизнесу отводится существенная роль в рамках сетевого подхода, который в последние десятилетия стал «новой парадигмой архитектуры сложности». Концепция политических сетей меняет ракурс рассмотрения государства как агента политики:

в противоположность идее доминирующей роли государства в выработке политики, при сетевом подходе государство и его институты являются хотя и важным, но лишь одним из акторов производства политических решений;

в противоположность идее относительной независимости государства в политике, в концепции политических сетей государственные структуры рассматриваются в качестве «сцепленных» с другими агентами политики и вынуждены вступать в обмен своими ресурсами с ними;

в противовес идее государственного управления как иерархически организованной системы, сетевой подход предлагает новый тип управления - "governance". Хотя понятие «институт» играет значительную роль в теории политических сетей, но не институты, а связи и отношения составляют ключевой пункт рассмотрения.

Р. Родесом предложена одна из наиболее распространенных типологий политических сетей, в основу которой положены три критерия: степень внутренней интеграции сети, число участников и распределение ресурсов между ними. В соответствии с ней выделяют пять типов политических сетей: политические сообщества, профессиональные сети, межуправленческие сети, сети производителей и проблемные сети. Бизнес-ассоциации в той или иной степени могут быть представлены во всех типах сетей, хотя их ресурсный потенциал будет достаточно сильно различаться в зависимости от проблематики, разрешаемой в рамках конкретной политической сети.

Сторонники данного концептуального подхода убеждены, что именно он в противоположность плюрализму и корпоративизму способен адекватно отразить сложность и текучесть современного процесса принятия политических решений и формирования политики. Политическая сеть предстает в качестве инструмента анализа неустойчивости и открытости взаимодействия множества политических акторов, объединенных общим интересом, взаимозависимостью, добровольным сотрудничеством и равноправием.

Большинство групп интересов для продвижения к своим целям генерируют сравнительно стабильные модели взаимоотношений внутри группы, в том числе и между ее составляющими. Как полагает Р.И. Гайнутдинов, начиная свою деятельность в качестве аниматоров нового порядка, группы могут продолжать свое существование как центры многоликих, долговременных мобилизаций.

Происходившие в последние десятилетия процессы взаимодействия государства и бизнеса нашли отражение и в работах представителей неомарксистской школы. О превращении общества в некотором смысле в экономический аппарат, а государства — в неотъемлемый элемент функционирования экономики Н. Бирнбаум писал еще в начале 1970-х годов. В таких условиях «государству трудно соблюсти автономию в специфически политической сфере, а рынку ограничиться чисто экономической сферой практически невозможно». Он же, кстати, в то время одним из первых высказал тезис о «возникновении мирового рынка и мировой структуры управления как результата мирового сообщества».

Приверженцы марксистского инструментализма (Р. Милибэнд, советские марксисты), а также некоторые представители теории элит (Р. Миллс, Ф. Хантер, М. Паренти) полагали, что в условиях демократии бизнес занимает привилегированное или даже исключительное положение в политике. По мнению инструменталистов, капиталисты являются не только экономически, но и политически «господствующим классом», который фактически монополизирует политическую власть. Согласно элитистам, крупные бизнесмены вместе с руководителями государства образуют «властвующую элиту» - единый правящий слой с фундаментально общими интересами и целями.

Начиная с 1970-х гг. формируется концепция структурной власти бизнеса (Н. Пуланзас), в рамках которой дается более широкое толкование проблемы. Согласно ей, государственная власть в условиях демократического общества и рыночного производства находится в объективной зависимости от капитала. Государство зависит от капиталистической экономики, от процесса производства и накопления в плане своих материальных возможностей. Главным источником финансов государства при капитализме являются налоги на различные формы дохода и богатства, создаваемые, в основном, в процессе накопления капитала. Кроме того, государство и, прежде всего, государственная элита зависит от состояния экономики, от процесса накопления капитала в плане своей поддержки народом, избирателями. Поскольку в условиях рынка государство в большинстве случаев отделено от процесса организации производства и накопления капитала, предприниматели способны оказывать косвенное, не всегда даже осознаваемое, но мощное воздействие на формирование государственной политики. В свою очередь, государство, заботясь о «доверии бизнеса», старается учитывать его интересы в принимаемых решениях.

г-1

Схожие мысли высказывает российский исследователь А. И. Сухарев . Он полагает, что чем больше государство занято макропроблемами глобального мироустройства и усовершенствованием в этих целях своего экономического и финансово-технологического оружия (для ведущих западных стран), или изысканием возможностей хоть как-то вписаться в новую парадигму (вполне актуально для России), тем менее важным для него становится общество как совокупность человеческого индивидуального. Человеческий «материал» должен быть стабилен, толерантен, а его потребности вполне могут быть удовлетворены набором суррогатных идеологем, культурологических мифов и привитых псевдоценностей.

Часто следует ссылка на Р. Мертона, который писал о значении в американской культуре власти и денег в качестве критерия «успеха», законного для всех членов общества. Определенные подгруппы и экологические зоны, не имея благоприятных возможностей реализовать эту установку, образуют «подгруппу населения, которая усвоила отношение культуры к финансовому успеху как главному успеху и вместе с тем не имеет доступа к общепринятым и узаконенным средствам достижения такого успеха... В результате возникает тенденция к достижению целей, одобряемых культурой, любыми возможными средствами». Для обозначения теневого в деятельности институтов власти Мертон вводит понятие «продажная политическая машина», которая в рамках нормы обслуживает узаконенный бизнес и одновременно, как бы факультативно, «выполняет аналогичные функции для незаконного бизнеса-порока». Мертон делает вывод о фундаментальном организационном, функциональном и установочном сходстве подгруппы профессиональных преступников и подгруппы людей бизнеса, включая создание административных и финансовых синдикатов для рационализации и объединения различных областей деловой активности, выполнения главной экономической роли - удовлетворении спроса, функциональном обслуживании возникающих в обществе потребностей. И хотя с точки зрения формального социального статуса и морали эти подгруппы находятся на разных полюсах, между ними существуют устойчивые каналы взаимодействия и взаимоотношений, которые базируются на функциональном единстве. Другими словами, власть или допущенные властью структуры в данном случае выступают в качестве универсального посреднического дилера, торгующего услугами и эксплуатирующего как легальную, так и нелегальную сферу.

Как полагает А. Сухарев, «в определенном приближении это напоминает модную в наши дни теорию о корпоративизации государства. В упрощенном варианте логика корпоративного подхода выглядит примерно таким образом. Финансово-экономические институты, как наиболее передовые и мобильно адаптирующиеся к внешней среде, являют собой наглядный образец, эффективной системы по обеспечению каналов социальной мобильности, удовлетворению потребностей, включая защищенность, безопасность, выполнение иных функций». Автор считает, что мотивационная подоплека этой теории заключается в следующем. Функционально действующему человеку предлагается своеобразный заменитель, имитатор «служению». Его выводят на то, что служат не государству (эту сферу обслуживает деловая элита), обществу (для этого существует бизнес-благотворительность), а своей корпорации, фирме, команде. «С уменьшением востребованности в человеке производящем и росте сферы «услужения», - продолжает А. Сухарев, - резко сократилась индивидуальная рентабельность личности. Его стоимость во многом стала измеряться в «нематериальных активах». Соответственно упали ценностные ориентиры и ограничители индивида, его внутренняя самооценка при сохранении и даже росте потребностей. В размытой, неопределенной и дезинтегрированной социальной среде, где понятия государство, общество, народ все больше утрачивают свою целостность, для человека упростилась дилемма выбора между легальным и внелегальным».

Подводя итог рассмотрению данного вопроса, можно сказать, что изучение проблем политического участия крупного бизнеса велось политологами на протяжении последних десятилетий в рамках дихотомии «плюрализм-корпоративизм»

Если плюрализм предполагает, что оптимальным путем, делающим возможность изменения социально-экономической системы в сторону большей справедливости и создающим условия для достижения политического консенсуса, является свободная игра интересов, то неокорпоратизм главную роль приписывает кооперации и координации интересов, которые ведут к широким социальным соглашениям. Однако, даже краткий анализ моделей показывает, что они являются идеальными конструкциями, на практике действуют смешанные системы взаимодействия групп интересов. Становится все очевиднее, что «соперничающие» модели не столько противостоят, сколько сосуществуют друг с другом и дополняют одна другую.

Система плюралистических отношений несравненно шире отношений корпоративистских. Главные различия между корпоративизмом и плюрализмом заключается в следующем:

1. для плюралистической модели характерна множественность групп, добивающихся доступа к власти и конкуренция между ними за этот доступ, в то время как взаимодействие групп интересов и государства в корпоративной модели предполагает монопольное представительство той или иной организации или ассоциации;

2. в отличие от корпоративистской модели, плюралистическая ставит во главу угла полную независимость групп от государства, если не считать подчинение действующему законодательству и основанным на нем распоряжениям властей.

Соперничество научных школ усугубляется тем, что оно сопровождает соперничество основных политических течений - неолиберального и социал- реформистского.

Иной ракурс рассмотрения участия корпорации в системе политических отношений предлагает сетевой подход. Политическая сеть предстает в качестве инструмента анализа неустойчивости и открытости взаимодействия множества политических акторов, объединенных общим интересом, взаимозависимостью, добровольным сотрудничеством и равноправием. Бизнес-ассоциации в той или иной степени могут быть представлены во всех основных типах сетей, хотя их ресурсный потенциал будет достаточно сильно различаться в зависимости от проблематики, разрешаемой в рамках конкретной политической сети.

Теория общественно-политического правления, базирующаяся на идеях таких ученых как Р. Даль, А. Этциони, В. Остром и др., также предполагает переплетение государственного и частного секторов, сотрудничество, со-регуляцию, со-производство и со-руководство представителей государственного и частного секторов на национальном, региональном и местном уровнях в процессах выработки и реализации политических решений. Подобное взаимодействие в рамках теории общественно-политического правления строится на признании всеобщей зависимости.

Вторгаясь в сферу политики, корпорация не просто является одним из участников политической жизни общества, но и важной составной частью его политического устройства. Она во многом определяет характер прямых и обратных связей государства и общества. Это ставит перед всеми теоретическими школами непростые вопросы соответствия данных моделей принципам демократии и гражданского общества: налицо далеко не бесспорная способность корпорации выступать в качестве «ячейки» демократии и демократического правопорядка.

Таким образом, понимание глубинных причин политического участия крупного бизнеса, а также реальных практик такого участия невозможно в ограниченных рамках лишь одной из моделей. В настоящее время происходит становление новой партисипаторной модели взаимодействия государства и групп интересов. Она предполагает, что политико- административное управление становится не односторонним, а многосторонним процессом, изменяются не просто границы между государством и обществом, а сама их природа.

1.2. КРУПНАЯ КОРПОРАЦИЯ КАК СОЦИАЛЬНО-ПОЛИТИЧЕСКИЙ

ИНСТИТУТ

Для выявления роли и места бизнеса в политическом процессе, его властного потенциала, а также факторов, этот потенциал ограничивающих или расширяющих, необходимо определить, из чего складывается политический ресурс бизнеса, какую цель преследуют отдельные структуры и бизнес-сообщество в целом, становясь одним из ключевых акторов на современном политическом поле.

В исследовании А. В. Безгодова выделены социально-политические функции бизнеса, в том числе:

3. трансформация социальной структуры общества, перераспределение общественного богатства, доходов и политической власти экономически и политически приемлемым путем;

4. противодействие тоталитаризму, содействие созданию инновационного общества, противодействие застою социально-политической системы;

5. обеспечение вертикальной мобильности, функционирование социальных лифтов, создание возможностей для конверсии экономического капитала в политический;

6. канализирование социальных траекторий потенциально гиперактивных и агрессивных социальных субъектов, вывод их из сферы неконвенционального политического действия (наряду с социальными институтами вооруженных сил и спорта).

Крупные корпорации и их группировки - самая важная составляющая современного российского бизнеса. Оценивая их потенциал и возможности в реализации экономического развития России, академик Д. Львов обозначил

их в качестве «опорного звена российской промышленности» . Российская экономика может существовать и развиваться в качестве самостоятельного образования, имеющего свои собственные цели и приоритеты, а не быть филиалом зарубежной экономики только при формировании мощной системы корпоративных объединений, нацеленных на обеспечение общенациональных интересов. В обоснование данного суждения можно привести следующие аргументы:

9. В крупных корпорациях России сосредоточены самые дееспособные предприятия ведущих отраслей промышленности, они дают основную часть поступлений в бюджет.

10. В условиях масштабности страны наличие крупных корпораций гарантирует экономическую целостность рынка и препятствует его распаду на региональные субрынки.

11. Сохранившиеся с советских времен естественные монополии и крупные производственные комплексы во многом способствовали нейтрализации проявлений сепаратизма и сковыванию центробежных сил в период стихийной регионализации.

12. Именно крупные корпорации определяют место и роль России в мировой экономике, их акции становятся предметом торгов на зарубежных фондовых биржах, они привлекают наибольший объем иностранных инвестиций.

Бизнес вынужден постоянно делать выбор по поводу своей идентичности, своих целей, идентификации своих союзников и оппонентов, объединяясь в группы интересов, не имеющих адекватного представительства и, соответственно, стремящихся заставить власти признать наличие их проблем и принять меры по их разрешению. Как полагает Р. И. Гайнутдинов, основной задачей бизнеса является не стремление повлиять на политику государства, навязать ему свою политическую волю, а достижение сугубо экономических целей для обеспечения максимальной эффективности вложения капитала и прибыльности своих инвестиций. Это влияние ненамеренное, которое можно охарактеризовать как «давление инвестора». В то же время существуют и формы намеренного влияния - финансирование политических партий и кандидатов, лоббистская деятельность бизнес-структур, непосредственное участие в группах по разработке политики в органах государственной власти. Намеренные формы имеют второстепенное значение и являются менее универсальными и эффективными, они, как полагал Ф. Блок, «больше напоминают глазурь на пироге классового господства». Государственная элита в плане своих материальных возможностей и легитимности остается структурно зависимой от экономики, и эта объективная зависимость позволяет бизнесу в качестве инвестора оказывать сильное влияние на ее политику. По словам Ч. Линдблома, «бизнесменов нельзя оставить за дверьми политической системы, их надо пригласить внутрь».

Со второй половины XX века основными экономическими единицами стали уже не предприятия или фирмы, а корпорации, именно они превратились в наиболее активно действующих субъектов политической жизни. Корпорация является новой формой массовой организации, обеспечивая работающих в ней людей полным «жизненным циклом». В некотором смысле она начинает конкурировать с государством. Более того, ряд авторов полагает, что к крупному бизнесу фактически перешла часть функций, которые в условиях развитого гражданского общества и демократического правового государства обычно принадлежит партиям. «Партии, на которые политическим руководством страны возлагается сегодня задача укрепления основ демократии, превращаются... в инструмент

реализации не столько общенациональной, сколько корпоративной

ff)

политики» .

Само вхождение в политику для крупных корпораций сопряжено с выполнением ряда условий, главное из которых — накопление объема ресурсов, которое ведет к появлению объективной необходимости не только артикулировать их на политическом уровне, но и отстаивать политическими средствами. Причем, как полагает В. В. Кондрачук, «сами средства при этом, однако, остаются специфическими, преимущественно непубличными» . К объективным факторам, объясняющим стремление бизнеса к политическому участию, этот же автор относит формирование инструментария для неформального воздействия на политическую жизнь, необходимого в связи с отсутствием (или ограниченностью) легальных путей приобщения к политическому процессу, а также масштабы групповых интересов. Субъективные факторы включают совокупность морально-психологических мотивов — готовность (или неготовность) к такому участию, личные качества лидеров, особенности взаимодействия конкретной группы с другими корпорациями, СМИ и правоохранительными органами.

Политический ресурс корпораций заключается в той исключительной роли, которую они играют не только в национальной экономике, но и в общественно-политическом развитии страны. Политическая роль крупных

корпораций — величина не постоянная, существуют факторы, которые ослабляют или усиливают политическую роль корпораций. Важнейшим из них является политический потенциал, которым они располагают. В. А. Ачкасова выделяет целый ряд слагаемых в качестве политического ресурса корпоративного сектора бизнеса:

> экономический вес и экономическая роль корпорации и корпоративного сектора в целом. Чем весомее место и роль корпорации в национальной экономике, чем выше зависимость народного хозяйства, отрасли или региона от результатов деятельности корпорации, тем больше у нее возможностей влиять на политическую власть и принимаемые ею решения. В случае с отечественными корпорациями данный момент имеет особое значение, усиливают зависимость страны от сравнительно узких секторов экономики, позволяющих удерживать страну «на плаву». Незаменимость корпораций, их в какой-то мере исключительность выступают важнейшим фактором, вынуждающим власти, даже порой вопреки их желанию, идти на конструктивное взаимодействие с ними и

считать их прямыми участниками выработки и принятия социально экономических решений;

социальный капитал, то есть связанный взаимодействием персонал, специалисты, а в ряде случаев — и потребители продукции. К социальному капиталу корпорации нередко можно причислить население тех поселков, районов и даже целых городов, в которых корпорация выполняет градообразующую функцию, либо обеспечивает занятость, условия жизни значительной части семей, которые проживают на прилегающих к ее предприятиям территориях. Особенность «социальной» слагаемой политического ресурса корпорации состоит в том, что несмотря на способность к прямому политическому действию, упомянутые акторы далеко не всегда проявляют себя столь непосредственно. Однако даже при полной политической пассивности «социальный капитал» так или иначе

воздействует на политическое поведение и позиции тех, кто непосредственно формулирует и провозглашает требования корпорации к власти. Причина тому — осознание последними возможных социально-экономических или политических последствий, к которым могут привести те или иные решения властей. Данный момент становится особенно значимым в условиях, когда «корпоративная солидарность» проявляется в виде тех или иных активных действий персонала, призванных поддержать требования руководства и собственников корпораций к властям;

акционеры-собственники, которые не только формируют высшие руководящие органы корпорации, но и нередко напрямую участвуют в определении социально-экономической и политической стратегии компании. В первую очередь это относится к собственникам, владеющим крупными пакетами акций. Но и роль так называемых миноритарных акционеров нельзя сводить к нулю. В их распоряжении не только возможность совместного отстаивания своих интересов путем различного рода соглашений, но и использование фондового рынка, роль которого за последние годы резко возросла. Все перечисленные субъекты корпоративного взаимодействия имеют свои специфические интересы, часто не совпадающие или даже противоречащие друг другу. Но у них есть общий, совокупный интерес, заключающийся прежде всего в эффективном функционировании корпорации и укреплении ее жизнеспособности;

административный ресурс (личностные, неформальные связи высшего менеджмента и полномочных представителей государственной власти на самых разных уровнях) настолько велик в ряде случаев, что оставляет в тени все другие источники политического влияния корпораций. Тем не менее, даже в этих случаях совокупность указанных выше источников составляет опору, вне которой административный ресурс либо теряет свою силу, либо превращается из корпоративного в чисто личностный или же профессиональный. Специфически российской формой постоянного общения лидеров бизнеса и высших должностных лиц правительства и администрации президента является участие этих последних в советах директоров компаний, имеющих ту или иную долю государственной собственности (Газпром, Аэрофлот, Транснефть, Алроса и др.) Сам персонифицированный характер (причем с обеих сторон) административного ресурса корпорации делает его наименее постоянным и одновременно неравномерно распределенным среди множества политических игроков. Исключительно велика его зависимость от состояния политических институтов и тех правил игры, которые в данный момент в них господствуют;

- пиаровский ресурс, способность корпораций устанавливать полезные связи с общественными кругами и прессой, поднимать имидж компании и его руководителя. Помимо специальных отделов и управлений общественных связей, пиаровский ресурс в той или иной мере реализуется всей управленческой структурой корпорации. Любое ответственное лицо крупной корпорации по своей линии взаимодействует с чиновниками того же уровня в госаппарате. Именно здесь устанавливается плотная система неформальных отношений, позволяющих российским элитологам писать о «новом российском патронате» как о симбиозе государственной и корпоративной бюрократии и об их взаимодействии как об одном из наиболее значимых аспектов властных отношений. Особая роль межличностных групповых отношений и неразвитость партийно- политических структур, их слабая укорененность в обществе обусловили не только необычно быструю экспансию корпоративного пиара в самых различных его формах, но и возникновение особых пиаровских организаций, специализирующихся на оказании соответствующих услуг своим клиентам. Став неотъемлемой частью российского крупного бизнеса и обретя собственный политический вес, система пиар-агентств существенно укрепляет возможности политической инфильтрации и отдельных своих клиентов, и корпоративного сообщества в целом. Неформальный, большей частью «теневой» характер этой инфильтрации придает ей специфические черты и особенности, отнюдь не облегчающие задачи «облагораживания» российского лоббизма, равно как и других форм политического участия бизнеса;

внешние, международные позиции и связи корпоративного бизнеса также являются слагаемыми их политического потенциала. Прогрессирующее сращивание российского бизнеса с бизнесом мировым влияет на отношение зарубежных экономических и политических кругов к России и российскому политическому руководству:

по мере эволюции корпоративного капитала все более важным фактором, определяющим его политический вес, выступает способность корпоративных структур согласовывать свои действия друг с другом как на отраслевом и региональном, так и на федеральном уровне. Крупный российский бизнес демонстрирует дефицит корпоративной солидарности, он способен на объединенные действия либо в экстремальных ситуациях (например, объединенные усилия крупнейших банков по предотвращению угрозы прихода к власти кандидата КПРФ на президентских выборах 1996 г.), либо для утверждения своего особого положения в системе принятия социально-экономических решений (как это имело место после прихода к власти В. Путина).

Большой бизнес и его высший менеджмент не до конца уверены в необратимости того курса, который проводит политическое руководство. Возможность смены политических ориентаций, которую «большой бизнес» ощущает при каждом колебании власти, побуждает его изыскивать

различные способы политэкономической стабилизации . Как полагает С. П. Перегудов, сочетание крупной собственности и внутрикорпоративной солидарности делают отечественную корпорацию неплохо приспособленной для игры на политических рынках, и в этом — один из секретов уникальной ее

политизированности .

Существует обоюдная ориентация корпоративного бизнеса и государства на институционализацию взаимодействия и достижение взаимоприемлемых договоренностей. Но о равенстве сторон здесь можно говорить лишь в определенном смысле: это не равенство политического веса и политического потенциала как такового, а равенство, ограниченное кругом обсуждаемых проблем и не выходящее за его пределы. Корпоративный капитал хотел бы получить от власти режим наибольшего благоприятствования для него и его отдельных групп, а политическая власть ищет взаимопонимания с корпоративной элитой в вопросах развития экономики, а также той политической поддержки, которую корпоративный капитал может оказать как в своей повседневной деятельности через внутрикорпоративные отношения, СМИ, позиции в регионах, международные связи и т.д., так и в ситуации, когда ей нужно подтверждать или закреплять свою власть на выборах или в разрешении социальных конфликтов. Существенной формой отношений власти и бизнеса является представительство бизнеса его так называемыми «этатистскими фракциями». Вместе с тем, бизнес стал использовать власть как несущий элемент конструирования конкурентного преимущества, включая использование государственных ресурсов для ослабления или экономического уничтожения

своих конкурентов . Отсутствие соперничества с властью в области выработки и предложения обществу стратегических решений поощряется властью созданием тактических преференций, лояльным отношением к лоббированию корпоративных интересов при обсуждении тактических решений органов власти. Такая модель является «институциональной ловушкой», когда максимизация полезности достигается не рационализированием управления собственностью, а использованием власти как основного источника конкурентоспособности. Как полагает А. В. Алейников, чрезмерное увлечение использованием власти отдельными бизнес-структурами может способствовать уменьшению эффективности производства из-за роста трансакционных издержек на оплату «политических услуг». «Создание «придворного ансамбля» экономических структур вызывает определенную искривленность в объективности информации о реальных бизнес-процессах, что отражается на обществе в целом... При этом чем больше расширяется политическое пространство в бизнесе, чем выше становится уровень принятия политических решений о вариантах и направлениях инвестиций капитала, тем выше цена управленческих ошибок, тем дороже последствия решений, основанных на ограниченности

информации» .

Представители бизнеса в современном институционально сложном мире оказываются включенными во многие институты с различными, иногда противоречащими друг другу, системами правил и практик. Это требует от них повышенной способности к адаптации и вместе с тем увеличивает возможность формирования в обществе новых институтов, являющихся организованной совокупностью инструментов и средств решений реальных проблем определенных людей, либо групп и не ограниченных рамками учреждений или формальных норм.

Но если крупная корпорация уже давно конституировалась в качестве важнейшего звена экономической и политической системы капитализма, то в чем тогда смысл самого понятия «корпоративный переворот»? Дело в том, что новый уровень экспансии корпоративного капитала сводится к двум основным моментам. Во-первых, экспансия продолжается внутри самих стран. Речь идет о сращивании с малым и средним бизнесом, образовании вокруг крупных корпораций «гроздьев», кластеров мелких и средних фирм, связанных общими производственными, финансовыми и другими узами. Во- вторых, экспансия продолжается за пределы отдельных стран и превращение корпораций в транснациональные. Корпоративный сектор бурно развивается в странах третьего мира, причем в ряде азиатских стран развитие корпоративных структур искусственно поощряется государством. Появился даже термин «чеболизация экономики» - происхождение этого термина связано с созданием в Южной Корее «чеболей» - крупных финансово- промышленных групп. Качественное отличие нынешнего этапа развития корпоративного сектора за пределами национальных границ заключается в том, что это развитие происходит в рамках глобализации. По подсчетам экспертов в настоящее время на долю ТНК приходится более половины объема мирового промышленного производства и международной торговли.

Весьма значимой составляющей социально-политического потенциала корпоративного бизнеса являются его позиции в федеральных и региональных СМИ. Несмотря на то, что в период президентства В. В. Путина корпорации были отодвинуты от прямого воздействия на деятельность электронных СМИ, опосредованное влияние на их деятельность позволяет им активно участвовать в формировании общественного мнения в стране, отстаивать свои корпоративные интересы, организовывать информационное давление на власть.

Корпорации влияют на процесс формирования будущих элит, прежде всего через взаимодействие с системой образования. Модернизация системы образования в России продолжает оставаться одной из наиболее актуальных задач политической повестки дня. Именно участие бизнеса, как заинтересованной стороны, в создании эффективного рынка специалистов, стало главной темой встречи В. В. Путина с бизнес-элитой страны в марте 2006 г..

На примере взаимодействия государства, вузов и бизнеса в реформировании российского высшего образования мы попытаемся показать гибкость и многообразие форм и механизмов, с помощью которых крупный корпоративный бизнес, с одной стороны, помогает в решении острых социально-экономических проблем, с другой стороны, прямо и косвенно влияет на формирование и проведение государственной политики в сфере образования. Процессы глобализации, обострение конкуренции на мировом рынке образовательных услуг, вступление России в ВТО и интеграция ее в европейское образовательное пространство требуют повышения конкурентоспособности отечественной высшей школы. На внутреннем рынке труда наблюдается дисбаланс между спросом на кадры и предложением специалистов, отвечающих потребностям рынка. Существует также противоречие между необходимостью кадровой поддержки инновационного развития российских регионов, повышением качества человеческого капитала и сосредоточением элитного образования в столичных центрах.

Государство, инициировав приоритетный национальный проект «Образование», стремится преодолеть определенную обособленность системы высшего образования от экономики и переориентировать вузы на целевой механизм подготовки специалистов, компетенции которых будут соответствовать требованиям времени. Ключевым приоритетом конкурса вузов, реализующих инновационные образовательные программы, является развитие форм их взаимодействия с бизнесом. Каждая из взаимодействующих сторон преследует и специфические цели. Государство стремится переструктурировать бюджетные расходы на образование, снизить нагрузку на социальную сферу (в первую очередь за счет пособий безработным и расходов на переучивание невостребованных специалистов), перенести опыт корпоративного управления в сферу образования. Бизнес, осуществляя инвестиции в высшее образование, хочет не только получить подготовленного на заказ специалиста, но и влиять на управление высшими учебными заведением. Вузы стремятся получить дополнительные источники финансирования, решить проблемы трудоустройства выпускников и практик студентов, сохранить научно-педагогические кадры, в первую очередь молодежь, повысить рейтинг учебного заведения в условиях сокращения притока абитуриентов и перехода на ЕГЭ.

Субъектами взаимодействия становятся не только конкретные вузы и бизнес-структуры, но и профессиональные и общественные организации. В рамках VIII съезда Российского союза ректоров (РСР) в 2006 г. было подписано соглашение о стратегическом партнерстве РСР и Российским союзом промышленников и предпринимателей, Торгово-промышленной палатой, Общероссийской общественной организацией малого и среднего бизнеса «Опора России». Анализ проектов победителей первого конкурса вузов, внедряющих инновационные образовательные программы, позволяет увидеть, какие формы и механизмы взаимодействия бизнеса и высшего образования получили первоочередное развитие.

Прежде всего, это создание базовых кафедр бизнес-структур в вузах или базовых кафедр вузов на производстве. В ГУ-ВШЭ на факультете бизнес-информатики функционируют кафедры SAP, IBS, Microsoft, а в самом университете создана межфакультетская кафедра взаимодействия бизнеса и власти. Базовая кафедра является организатором взаимодействия Таганрогского государственного радиотехнического университета и завода «Прибой».

Организацию занятий на учебных площадках компаний практикуют ГУ-ВШЭ, Кубанский государственный аграрный университет. Санкт- Петербургский государственный горный институт им. Г. В. Плеханова (технический университет) создает учебно-производственные полигоны в компаниях минерально-сырьевого комплекса — ОАО «Газпром», ОАО

«Сургутнефтегаз», ОАО «Лукойл», ОАО «ГМК «Норильский никель» и др. .

В большинстве вузов-победителей конкурса организована контрактная подготовка специалистов для организаций-заказчиков. Московский государственный институт электронной техники (технический университет) готовит специалистов по заказам завода «Микрон», ОАО «Ангстрем», ОАО «Компонент», ОАО «Спурт» компании РгееБсак . Выпускники Томского государственного университета систем управления и радиоэлектроники (ТУСУР) составляют кадровую основу таких ведущих сибирских предприятий как НПО прикладной механики, ПО «Автоматика», «Томсктелеком», Красноярский и Барнаульский радиозаводы, УПКБ «Деталь». ТУСУР планирует подготовить на базе студенческого бизнес- инкубатора не менее 110 бизнес-команд за два года реализации проекта .

В тесном взаимодействии вузов и бизнеса разрабатываются и реализуются такие инновационные технологии обучения как групповое проектное обучение, мастер-классы практиков экономики и управления, предпринимательские конкурсы студентов. ГУ-ВШЭ создает инновационные кейс-классы на базе Северстали, ОАО РАО «ЕЭС России», «Деллойт», Российской коллегии оценщиков, БДО ЮНИКОН. Санкт-Петербургский государственный университет привлекает крупнейшие компании региона, страны и зарубежья к разработке содержания инновационных образовательных программ: магистерскую программу по нанобиологии СПбГУ развивает в партнерстве с немецкой компанией Вгикег и российской «АлкорБио».

Дальневосточный, Нижегородский, Томский государственные университеты, Самарский государственный аэрокосмический университет им. С. П. Королева планируют при организационной и финансовой поддержке бизнеса провести масштабные фундаментальные и прикладные исследования, Пермский государственный университет - создать в регионе университетские округа. МИЭТ и ТУСУР совместно с бизнесом будут развивать инновационную инфраструктуру - особые технико-внедренческие зоны в Зеленограде и Томске. Практически во всех проектах предусмотрено инвестирование в лабораторное оборудование и программно-методическое обеспечение образовательного процесса со стороны структур реального сектора экономики.

Большое внимание уделяется дополнительному профессиональному образованию работающих специалистов: от традиционного повышения квалификации до корпоративных университетов. В Московском государственном университете им. М. В. Ломоносова в рамках проекта создаются не имеющие аналогов в России корпоративные образовательные структуры. Московская школа экономики и Высшая школа государственного администрирования готовят специалистов совместно с кампанией «Базовый элемент», Высшая школа управления и инноваций - с АФК «Система», ведутся переговоры о создании корпоративного университета с ОАО НК «РуссНефть». Все руководители перечисленных корпораций вошли в научно- координационный совет по реализации национального проекта в МГУ.

Вместе с тем, существуют определенные барьеры взаимодействия государства, вузов и бизнеса. Чаще всего обсуждаются организационно- правовые барьеры, связанные с отсутствием соответствующей институциональной среды, проблемами налогообложения. На наш взгляд, не меньшую угрозу представляют барьеры, связанные с конфликтами различающихся организационных культур трех взаимодействующих сторон. Они не всегда понимают мотивы и последствия действий партнеров. Вузы зачастую смотрят на бизнес лишь как на источник дополнительного финансирования, к попыткам деловых партнеров провести независимую экспертизу качества образовательных услуг относятся с недоверием, практиков в преподавательском корпусе и составе аттестационных комиссий рассматривают как «свадебных генералов». Бизнес считает менеджмент образования неэффективным, архаичным, непрозрачным, бизнесмены не уверены, что спонсорские деньги расходуются по назначению, а степень эффективности вложений можно оценить на любом этапе. Так, президент РСПП А. Шохин, определяя приоритеты партнерства бизнеса и образовательного сообщества, прежде всего выделил создание системы профессиональных стандартов, развитие системы «эндаумента» и образовательных кредитов, независимая оценка качества образования и автономия образовательных учреждений, участие бизнеса в управлении теми образовательными учреждениями, которым бизнес заказывает кадры и оказывает финансовую поддержку. Все перечисленное А. Шохин назвал «инструментами активной образовательной политики, которые неудобны тем, кто в бизнесе видит не партнера, а денежный мешок». В РСПП создана Рабочая группа по реформированию образования, «Национальное агентство развития квалификаций» и Консультативный совет по развитию рынков труда и кадровым стратегиям.

Многие представители вузовского сообщества не без оснований полагают, что внедрение принципов корпоративного управления нанесет отечественным традициям высшего образования непоправимый ущерб. Проникающий в академическое сообщество дух менеджеризма рассматривается как угроза системной фундаментальности образования. Университеты преобразуются в экономические корпорации, все звенья университетской структуры самоопределяются по принципам доходности и конкурентоспособности. Образование становится «предпринимательством со всеми вытекающими последствиями. Альтернативой может стать только самоуничтожение вуза точно так же, как это происходит с любыми другими

игроками на рынке» .

Вузовское сообщество ждет поддержки фундаментальной науки и сложившихся научных школ от государства. Комментируя ход реализации национального проекта «Образование» спикер Госдумы Б. Грызлов подчеркнул, что подготовка в вузах не должна свестись лишь к специальностям, которые востребованы бизнесом. Есть фундаментальные дисциплины, которые никогда не были и не будут нужны в сфере рынка, поскольку не связаны ни с производством, ни с оказанием услуг - например, философия и история. «И здесь главную роль должна сыграть государственная поддержка, поскольку эти науки являются не менее важной составляющей интеллектуального потенциала нации, чем, скажем, экономика».

Важно, что существующие проблемы не замалчиваются, а обсуждаются в самых различных форматах, предложенных участниками взаимодействия. В марте 2006 г. в Государственной Думе РФ прошли организованные Комитетом по образованию и науке парламентские слушания «Эффективное партнерство высшей школы и бизнес-сообщества как условие качества и конкурентоспособности российского образования: законодательный аспект». «Деловая Россия» с участием представителей вузов проводит бизнес-педсоветы. В ведущих классических университетах России - МГУ и СПбГУ - в конце 2006 г. были успешно проведены круглые столы, посвящены взаимодействию высшей школы и бизнеса. Результатом работы круглого стола в МГУ стала согласованная программа «Разработка и апробация методов и технологий образовательного и профессионального сообщества (работодателей) при проектировании, реализации и аккредитации инновационных образовательных программ высшего профессионального образования».

Таким образом, социально-политическая роль корпоративного бизнеса реализуется через выполнение бизнесом определенных функций: перераспределение общественного богатства и политической власти, содействие созданию инновационных форм жизнедеятельности, обеспечение вертикальной социальной мобильности. Крупные корпорации и их группировки - самая важная составляющая современного российского бизнеса. Корпорация является новой формой массовой организации, обеспечивая работающих в ней людей полным «жизненным циклом». В некотором смысле она начинает конкурировать с государством, к крупному бизнесу фактически перешла часть функций, которые в условиях развитого гражданского общества и демократического правового государства обычно принадлежит партиям.

Политический потенциал корпорации определяется совокупностью таких ресурсов как экономический вес и социальный капитал бизнеса, административный ресурс, пиаровский ресурс и деловая репутация, развитость международных и межрегиональных связей, способность корпораций к координации своих действий на межотраслевом, региональном и федеральном уровнях.

Корпорации влияют на процесс формирования будущих элит, в том числе через взаимодействие с системой образования. Опыт сотрудничества корпораций, государства и вузов в рамках национального проекта «Образование» показал, что крупный корпоративный бизнес, с одной стороны, помогает в решении острых социально-экономических проблем, с другой стороны, прямо и косвенно влияет на формирование и проведение государственной политики в сфере образования.

Государство, инициировав приоритетный национальный проект «Образование», стремится преодолеть определенную обособленность системы высшего образования от экономики и переориентировать вузы на целевой механизм подготовки специалистов, компетенции которых будут соответствовать требованиям времени. Ключевым приоритетом конкурса вузов, реализующих инновационные образовательные программы, является развитие форм их взаимодействия с бизнесом. Каждая из взаимодействующих сторон преследует и специфические цели. Государство стремится переструктурировать бюджетные расходы на образование, снизить нагрузку на социальную сферу (в первую очередь за счет пособий безработным и расходов на переучивание невостребованных специалистов), перенести опыт корпоративного управления в сферу образования. Бизнес, осуществляя инвестиции в высшее образование, хочет не только получить подготовленного на заказ специалиста, но и влиять на управление высшими учебными заведением. Вузы стремятся получить дополнительные источники финансирования, решить проблемы трудоустройства выпускников и практик студентов, сохранить научно-педагогические кадры, в первую очередь молодежь, повысить рейтинг учебного заведения в условиях сокращения притока абитуриентов и перехода на ЕГЭ.

2. ПОЛИТИЧЕСКАЯ СУБЪЕКТНОСТЬ КОРПОРАТИВНОГО БИЗНЕСА В РЕГИОНАЛЬНОМ ПОЛИТИЧЕСКОМ ПРОЦЕССЕ

Во втором разделе диссертационного исследования охарактеризованы выявленные практики (как формальные, так и неформальные) политического представительства интересов корпоративного бизнеса в регионах, качественно отличающиеся этапы развития взаимоотношений бизнеса с региональными властями, а также цели, мотивы, результаты и проблемы участия крупных корпораций в выработке и реализации социальной политики в российских регионах.

2.1. ПРАКТИКИ ПОЛИТИЧЕСКОГО ПРЕДСТАВИТЕЛЬСТВА КОРПОРАТИВНОГО БИЗНЕСА НА РЕГИОНАЛЬНОМ УРОВНЕ

Политическая субъектность корпоративного бизнеса в российских регионах, реализуемая посредством ресурсов экономического и политического влияния (финансовых, информационных, лоббистских, социальных), складывается из формальных и неформальных практик политического представительства под воздействием комплекса объективных и субъективных факторов. При этом под политическим представительством понимается «относительно устойчивый комплекс особых институтов и механизмов, через которые осуществляется презентация (выдвижение) групповых интересов в сферу публичной политики. Это совокупность каналов, по которым оказывается систематическое воздействие на государство в целях соответствующего общеколлективным потребностям перераспределения социальных статусов и ресурсов. Как межсубъектное общение приводит к формированию устойчивых и структурированных общностей - иерархизированных институтов, так и встречные акции политических субъектов и объектов результируются теми или иными видами взаимодействия и оформляются в относительно стабильные политические

отношения» .

Политический процесс, в рамках которого происходит это взаимодействие, можно характеризовать «извне» и «изнутри». В первом случае политический процесс трактуется как равнодействующая разнонаправленных векторов активности участников политики, т.е. результат конкуренции влиятельных субъектов политического действия.⁸⁶ Таким образом, политический процесс внешне выражается в хронологической последовательности состояний политической системы и её изменений, в

сочетании статики и динамики.

Политический процесс можно истолковать также «изнутри», как совокупность действий и взаимодействий политических субъектов, связанных с реализацией властных интересов и целедостижением, с выражением групповых политических интересов, достаточно влияющих на общество.⁸⁸ Процесс обычно создает политические институты и обеспечивает их существование. Политические процессы различаются по ряду системных параметров: масштабу, длительности, параметрам взаимодействия между участниками, композиции (набору) участников, процедурным стадиям своего развития и т.д.

Важной для нашего исследования является классификация политических процессов, предполагающая существование процессов открытого и латентного (скрытого) типов. Очевидно, что формальные и неформальные практики политического представительства интересов крупных корпораций будут реализовываться в процессах разных типов. По мере значимости для социума следует выделять политические процессы

базовые и периферийные. В условиях демократии базовые процессы охватывают регулярные циклы властеобразования: выборы, учет и представительство социально-групповых интересов власти, референдумы и т.д. Периферийными процессами являются нерегулярные изменения в

Башкатов Р.Н. Институционализация политического представительства отечественного бизнеса. Автореф. дисс.. канд.филос.н. Р-на/Д, 2004. С. 11-12.

Дегтярёв A.A. Основы политической теории. -М., 1998. - С. 147.

Шутов А.Ю. Политический процесс. - М.,1994. - С. 19.

Мелешкина Е.Ю. Политический процесс // Политический процесс: основные аспекты и способы анализа. -М..2001.-С.6.

Дахин A.B. Проблема региональной стратификации в современной России/А.В. Дахин, Н.П. Распопов// Полис - 1998. - №4. -С. 132 -144.

сравнительно узких подсистемах политики: кадровые назначения, краткосрочные политические инициативы и лозунги. Однако в переходных процессах, а также стабильных процессах авторитарного типа то, что считается периферийным при прочной демократии, становится базовым процессом.

Сложившаяся в современных условиях реальная модель отношений власти и бизнеса характеризуется тем, что сформировались три относительно обособленные зоны их взаимодействия: белая, черная и серая.

2005. «Белая зона» охватывает формальные практики, такие, как регулирование законодательством налоговых отношений, административного и экономического регулирования бизнеса (регистрации, лицензирования, контроля и принуждения к исполнению установленных норм и т. п.), конкурсы по распределению государственных заказов и т. п.

2006. «Черная зона» охватывает неформальные криминальные практики, прежде всего коррупцию.

2007. «Серая зона» охватывает неформальные практики поборов с бизнеса, непосредственно не связанные с коррупцией и практики его неформального торга с властью относительно условий функционирования конкретного бизнеса.

«Белая зона» отношений власти и бизнеса основывается на создании единых правил игры для всех предпринимателей и на неизбирательном их принуждении государством к выполнению данных правил в случае допущенных кем-либо нарушений. «Черная» и «серая» зоны, напротив, обслуживают создание и поддержку преференциальных режимов для отдельных предпринимателей и избирательное применение санкций со стороны государства в случае нарушения формальных норм. Они основаны на вложениях бизнеса в «хорошие отношения» с властью. Принципиальное различие между «черной» и «серой» зонами состоит в целях и наборе инструментов создания преференциальных режимов.

Отношения «черной зоны» основаны на индивидуальных корыстных интересах отдельного чиновника, а инструментом достижения интересов предпринимателя оказывается взятка, вовлечение в бизнес чиновника.

Отношения «серой зоны» основаны на заинтересованности сторон в выживании территории, инструментом достижения интересов предпринимателя становится добровольный или добровольно- принудительный взнос (в натуральной или денежной форме) в дофинансированне территории его размещения,

Если практика их коррупционного взаимодействия («черная зона») имеет общие характеристики с подобными отношениями в различных национальных хозяйственных системах, то практики «серой зоны» в российской хозяйственной системе имеют специфические особенности, связанные с действующей системой межбюджетных отношений и с потребностями решения органами местного самоуправления проблем местного развития.

Взаимоотношения власти и бизнеса в рамках «серой зоны» характеризуются следующими основными чертами:

2008. переплетением формальных и неформальных норм и правил, при определяющей роли последних;

2009. внелегальным, но, как правило, не нарушающим прямо норм закона, характером неформальных практик;

2010. использованием внелегальных практик представителями органов власти для реализации своих «публичных» функций. Однако при этом их целевые функции как «публичных» агентов серьезно модифицируются по сравнению с «идеально» заданной ролью гаранта «правил игры» и производителя общественных благ, а также по сравнению с нормативно установленной ролью.

Возникновение вышеописанной «серой зоны» можно рассматривать в контексте преобладания в современной России процессов «деформализации правил». Данное понятие было введено в оборот применительно к России

В.В. Радаевым. Он пишет, что под «деформализацией правил» «понимается трансформация институтов, в ходе которой формальные правила в значительной мере замещаются неформальными и встраиваются в неформальные отношения».

В такой деформализации правил трудно не заметить связи преемственности с практиками горизонтальных и вертикальных торгов, действующими в советской экономической системе. Реальный процесс согласования интересов хозяйствующих субъектов в поздней советской экономике также совершался на основе неформальных правил. Неформальные отношения разрастались в систему административных торгов и постепенно замещали формальные правила централизованного планирования, превращая их в пустую оболочку.

Российская модель политического представительства корпоративного бизнеса тесно связана с процессом «неформальной институционализации»или вытеснением формальных институтов неформальными правилами и является детерминирующим основанием политической системы современной России.

В качестве основных предпосылок формирования неформально- теневой политической системы российские исследователи выделяют следующие факторы:

Функционирование политического рынка в социально разряженном пространстве, где политика вытесняет моральные, экономические, правовые регуляторы. Как результат, формальные демократические институты сосуществуют в качестве фасада, скрывающего реальные механизмы и процессы принятия решений, а политическое поле заполняется теневыми центрами и неформальными механизмами политических действий.

Накопление критической массы не формализованных соответствующим образом изменений и новаций. Возникновение параллельной политической системы, не прозрачной не только для общества, но и для большей части политического класса.

Корпоративизация борьбы политических сил, в условиях которой традиционные политические механизмы, включая выборы, превращаются в ресурсы и инструменты клановых разборок.

Традиции неформальной политической культуры, при которой более высока рентабельность и эффективность решения вопроса через теневые центры.

Существование параллельных систем организации власти — формальной (фиктивной) и неформальной (фактической), по мнению А. Б. Даугавет, обусловлено защитой политической элитой собственного «корпоративного» интереса, которая сводится к уходу от контроля общества и государства путем перенесения в «тень» процесса распоряжения ресурсами.

Экономическая деятельность корпоративного бизнеса напрямую зависит от степени его участия в «освоении» и «перераспределении ресурсов», что возможно только при наличии политической составляющей. Однако наличие в российском социальном пространстве двух систем политико-управленческой коммуникации (формально-рациональной для публичного пользования и неформально-теневой для внутреннего использования) предполагает политическое участие бизнеса в большинстве случаев только по законам одной из них — закрытого неформального взаимодействия бизнеса и власти.

Формальные и неформальные методы политического участия корпоративного бизнеса в региональных политиях эволюционировали под воздействием комплекса объективных и субъективных факторов.

К объективным факторам относятся институциональные основания политической системы и их трансформация. Они задают рамки, в которых бизнес выстраивает траектории собственного развития и определяет необходимость применения политических методов в решении собственных корпоративных задач. Во-первых, это динамика трансформации социально- экономического пространства, связанная с переделом собственности и формированием рыночных основ хозяйствования и политического процесса. Во-вторых, политические процессы федерализации / регионализации

^ 96

«синкретические для российской ситуации» и характер политического режима, которые в совокупности закладывают формальные рамки для взаимоотношений бизнеса и государства.

Ряд исследователей, к числу объективных факторов, увеличивающих политический вес корпоративного бизнеса, также относят слабость позиций малого и среднего бизнеса, что позволяет претендовать крупному бизнесу на выражение совокупных корпоративных интересов, а также формальность и искусственность позиций существующих в стране политических партий как института политического представительства.

Помимо внешних обстоятельств политическая субъектность бизнеса в регионах складывалась и под воздействием субъективных факторов, среди которых системообразующими является внутренняя логика развития самого крупного бизнеса и стратегии его территориальной экспансии.

Этапы формирования политической субъктности крупного бизнеса в регионах связаны с тесным переплетением экономических и политических трендов. Стартом в данном процессе стал начальный этап рыночного реформирования новой России в период 90-х гг., когда происходил раздел крупнейших предприятий по разным олигархическим группам в ходе залоговой приватизации, а затем и экспансия олигархических банков в регионы. При этом основным соучастником раздела выступала федеральная власть, разделенная на враждующие кланы и тесно связанная с бизнес- группами.

Отличительными характеристиками взаимодействия корпоративного сектора и власти в 1990-х гг., как на федеральном, так и на региональном уровне стали патронажно-клиентарные формы. Распад прежнего общественного порядка и образование институционально-правового вакуума стимулировали бурное развитие примитивных форм и типов отношений, свойственных скорее традиционному, чем современному обществу". Центральное место среди них заняли патронаж и клиентела — разновидность иерархических отношений, предполагающих обмен покровительства «патрона» на лояльность «клиентов», что повлекло за собой «олигархизацию» режима, т. е. концентрацию в узком правящем слое ключевых политических ресурсов (власти, собственности, влияния на общественное мнение).

Региональный аспект взаимодействия корпоративного бизнеса и власти в 1990-х гг. описан в научных исследованиях как феномен политического и экономического «закрывания регионов». В этот период в экономике происходит кризисный спад производства (включая промежуточную стабилизацию 1997 г. и повторный спад до сентября 1998 г.), в политике - стадия регионализации (децентрализации). По мнению С. С. Бойко, ресурсная слабость региональных политий в условиях экономических кризисов 1990-х гг. приводила к тому, что региональный центр политического управления рассматривал любой мало-мальски значимый экономический субъект в качестве источников его преодоления.

При этом ситуация институциональной неопределенности при ключевой роли губернаторов/президентов предопределяла доминирование таких неформальных практик во взаимодействии власти и бизнеса как «административное предпринимательство» и «административный торг».

Институт административного предпринимательства стал способом реализации рентоорентированной стратегии политической элиты. Губернаторы, получив максимум полномочий, а также возможность контролировать крупные активы на своей территории, регионализировали собственность крупных компаний посредством вхождения бюрократии прямо или через посредников в число собственников наиболее привлекательного бизнеса, таким образом, замыкая на себя и свою клиентелу финансовые потоки. Так создавались, например, нефтяные компании «КомиТЭК», «Татнефть», «Башнефть». В этих условиях бизнес не был самостоятельным политическим субъектом, а рассматривался региональной политико-административной элитой в качестве ресурса, обладание которым увеличивает шансы в борьбе за власть. Только экономические субъекты, действующие в рамках экспортно-импортного сектора российской экономики (прежде всего топливно-энергетического комплекса) оказались в меньшей степени зависимы от региональных центров принятия решений. Более того, они сами активно пытались влиять и определять наиболее важные решения (особенно в сфере приватизации и налогообложения). Однако до 1996 г. «на региональном уровне в большинстве случаев такие вопросы решались посредством административного торга» через установление особых неформальных отношений с губернаторами и финансовую поддержку нескольких региональных элит на выборах по принципу «нельзя класть яйца в одну корзину».

Результаты исследований механизмов взаимодействия власти и бизнеса, проводимые С. П. Перегудовым, Н. Ю. Лапиной и И. С. Семененко, позволили выявить следующие модели взаимодействия политических и экономических акторов, которые сложились в региональном политическом пространстве к 2000 г. в зависимости от доминирования тех или иных политических практик: «патронаж», «партнерство», «подавление»,

«приватизация власти» .

Для модели «патронажа» характерно объединение региональной государственной власти с бизнесом («административное предпринимательство») и жесткие командные методы контроля над экономическими акторами. Условием существования такого режима является авторитетный / харизматический политический лидер региона, выдвинутый местной элитой и пользующийся массовой поддержкой среди населения. Соответственно такая модель сформировалась в регионах с прокоммунистической ориентацией, национальных республиках с сильной президентской властью и российской столице. Например, в национальных республиках Татарстан и Башкортостан бизнес развивался путем бюрократической конкуренции, пытаясь установить контакты с республиканским руководством. В Ульяновской области, где традиционно тон задавала КПРФ, местная администрация заключила неформальный пакт с руководителями всех форм собственности о контроле над экономическими ресурсами в обмен на получение налоговых льгот и бюджетных средств. В Москве в руках мэра Ю.Лужкова, благодаря собственному жесткому стилю руководства, были сконцентрированы мощные финансово-экономические рычаги: контроль над высокодоходными секторами (строительством и торговлей недвижимостью), проведение приватизации в Москве по собственной схеме, формирование самостоятельной экономической политики и распоряжением валютным фондом города.

Модель «партнерства» основывается на диалоге между политической и бизнес-элитой и является результатом политического соглашения между ними. Например, в Нижнем Новгороде с самого начала реформ руководство проводило политику поддержки частного бизнеса. Область стала первым российским регионом, где был введен заявительный метод регистрации новых предприятий, создан фонд поддержки предпринимательства, введено льготное налогообложение. «Сотрудничество» получило распространение в регионах, где осуществлялись планомерные рыночные преобразования. Лидерами в этой сфере стали: Новгородская, Нижегородская области, ряд регионов Поволжья, Санкт-Петербург и Ленинградская область.

Модель «приватизация власти» в отличие от системы «патронажа» и «сотрудничества» предполагает доминирование не политического, а одного или нескольких объединенных в группу экономических субъектов. Основным условием появления этой модели является наличие консолидированной экономической элиты, которая самостоятельно формирует властную. При этом возможны две формы отношений «приватизации власти»: монополизация властных функций экономической элитой («бизнес берет власть в свои руки») и выдвижение экономическими акторами «своих» представителей во власть («бизнес устанавливает контроль над властью»). Так «приватизация власти» в форме «бизнес берет власть в свои руки» произошла в Калмыкии, когда президентом К. Илюмжиновым республика была превращена в единую промышленную и финансово- инвестиционную корпорацию. Вся экономическая деятельность находится под контролем президента, который лично назначает не только ответственных чиновников, но и руководителей государственных предприятий. Главным банком республики является банк «Степь», учрежденный принадлежащими президенту коммерческими предприятиями.

Примером другой формы «приватизации власти» является «алюминиевое губернаторство» А. Лебедя, которого выдвинули на пост корпорации, контролирующие алюминиевую промышленность. Выдвигая «своих» кандидатов на высокие должности в структуре региональной власти, финансово-промышленные группы надеются получить «карманную власть», которая не будет вмешиваться в распоряжение экономическими ресурсами. Примечательно, что для всех описанных моделей характерны неформальные практики «административного предпринимательства» и «административного торга» (соглашения), но в моделях «патронажа» и «партнерства» контроль над стратегическими ресурсами принадлежит политической элите, тогда как в модели «приватизация власти» - корпоративному бизнесу.

Модель «подавления» или «борьба всех против всех», представляет собой маргинальную систему взаимодействия бизнеса и власти. Она возникла в регионах с ограниченными экономическими ресурсами, жизнедеятельность которых полностью зависит от получения трансфертов из федерального центра (Кировская, Вологодская области и др.). Характерными практиками взаимодействия стали силовые методы - административный террор по отношению к бизнесу. Условиями формирования такой системы отношений между бизнесом и властью стали слабость местной элиты, не сумевшей создать консолидированную команду, и отсутствие авторитетного лидера, способного предложить эффективную программу развития региона.

В целом, несмотря на определенную региональную дифференциацию в отношениях между бизнесом и властью, главными особенностями периода 1990-х гг. на этапе «закрывания» регионов являются усиление закрытости экономики регионов в условиях свертывания хозяйственных связей, доминирующая роль губернаторов и контроль правящей элитной группы над основными хозяйствующими субъектами в большинстве регионов.

Второй этап - «открывания» регионов, начиная с 2000-го г., характеризуется изменением конфигурации факторов. Экономический рост позволил увеличить бюджетные доходы, которые первыми ощутили региональные власти и стали использовать возросшую ресурсную базу в борьбе за свои интересы накануне предстоящей передачи президентской власти.

Еще одним толчком в «открывании» регионов крупному бизнесу стала

политика нового президента, которая проявилась в двух аспектах. В-первых,

>

произошло изменение политики в отношении регионов, что отразилось в процессе рецентрализации (в бюджетной сфере, через создание федеральных округов и института полномочных представителей в них, выведение из-под

контроля губернатора силовых структур в регионах) . Эти нововведения способствовали размыванию сложившихся в 90-е годы экономических «вотчин» губернаторов.

Во-вторых, провозглашение принципа «равноудаленности» крупного бизнеса от федеральной власти, который был озвучен на встрече с предпринимателями Президентом В. В. Путиным 28 июля 2000 г.. Как отмечает А.А.Мухин, власть в лице Президента продиктовала бизнес-элитам новые «правила совместного общежития»:

«Большой бизнес должен быть лоялен по отношению к государству. Никаких информационных войн против государства.

Большой бизнеса должен финансировать экономические, социальные и политические начинания власти и делать это охотно.

Большой бизнес не должен поддерживать очаги конфликта внутри России, в том числе бизнесмены не должны конфликтовать между собой так, чтобы это отражалось на экономике России.

Большой бизнес должен принимать на себя ответственность за отрасли и регионы, где он является доминантой».

Данную ситуацию Л. Шевцова охарактеризовала как контрреформацию - упорядочивание российского политического пространства за счет «отказа от политики взаимного попустительства и торга и перехода к политике «приводного ремня», короче - к опоре на субординацию и подчинение». Политика «равноудаления» рассчитана была на то, чтобы государство занимало позицию «над» крупным бизнесом, не отказываясь в тоже время от диалога и компромиссов.

Президент Дмитрий Медведев, выступая на первом Всероссийском форуме промышленников и предпринимателей призвал российское бизнес- сообщество активнее работать с регионами и вкладывать туда деньги. По его словам, рост конкурентоспособности регионов и развитие территории являются значимыми факторами для обеспечения дальнейшего экономического роста.

Помимо внешних обстоятельств, на политику крупного бизнеса в регионах воздействовала и внутренняя логика развития самого бизнеса. Значительный рост доходов и переход к долгосрочному бизнес- планированию в условиях политической стабилизации в стране позволили значительно увеличить объемы инвестиций, причем по нескольким направлениям:

а) развитие ресурсной базы;

б) создание вертикально интегрированной структуры «сырье - полуфабрикаты — конечная продукция» (что повышает устойчивость на рынке с несовершенной конкуренцией, к каким относится и Россия);

в) расширение рынков сбыта;

г) инвестирование доходов от экспорта в наиболее динамичные и прибыльные сектора экономики для диверсификации бизнеса.

В результате логика развития и увеличение финансовых ресурсов привели к резкому расширению территориальной экспансии крупного бизнеса.

Согласно типологии, разработанной Н. В. Зубаревич, российские регионы можно разделить на несколько типов по значимости для крупного бизнеса, динамике его проникновения и степени влияния бизнес-групп:

Базовые регионы производства, в которых происходит добыча и переработка экспортных ресурсов. Они являются основой существования бизнес-групп (Красноярский край, Вологодская, Липецкая, Свердловская и ряд других областей).

Регионы - зоны экспансии бизнес-групп, к которым можно отнести:

экономически развитые, но «закрытые» субъекты, то есть полностью подконтрольные региональным лидерам и их бизнес группам (Москва, Татарстан);

субъекты с перспективными ресурсами: нефтегазовыми (Ненецкий АО, Эвенкийский АО, Якутия), угольными (регионы юга Восточной Сибири и Дальнего Востока), драгоценных металлов (Магаданская область, Корякский АО);

субъекты, где располагаются смежные и перерабатывающие предприятия (Нижегородская, Калужская и другие области);

важнейшие регионы транзита (Ленинградская и Калининградская области, Краснодарский и Приморский края);

регионы с экспортными отраслями лесной и целлюлозно-бумажной промышленности, но до конца неразделенными между крупнейшими бизнес- группами (Архангельская, Иркутская области).

Полупериферийные регионы, не обладающие ресурсами, доходными экспортными производствами, выгодным географическим положением или емким рынком сбыта, в которых крупный бизнес малоактивен (Мордовия, Калмыкия, Тамбовская, Ивановская области и др.).

Периферийные регионы, наиболее слаборазвитые экономически (республики Северного Кавказа, республики и автономные округа юга Сибири).

Таким образом, накапливаемые в течение 1990-х гг. экономические ресурсы были использованы корпоративным бизнесом для «освоения» новых территорий, чему немало способствовало ослабление позиций региональных властей. При этом в ходе описанного процесса многие регионы по существу остались в'_г выигрыше: налаживание отношений с крупным бизнесом позволило.им снизить издержки строительства «вертикали власти», начатого федеративной реформой 2000 года. Региональные власти в условиях непрерывного урезания полномочий и доходов нуждались в надежных партнерах, компенсирующих эти потери. Со своей стороны крупный бизнес, «равноудаленный» новым президентом, стремился получить гарантии собственности в регионах. В дальнейшем политические стратегии и практики корпоративного бизнеса выстраиваются предельно рационально и изменяются по мере того, как эволюционируют экономические и социально- политические отношения в регионах.

На современном этапе взаимодействие власти и бизнеса характеризуется набором разнообразных формальных и неформальных политических практик, позволяющих экономическим и политическим субъектам адаптировать собственные интересы к интересам друг друга.

К формальным (публичным) политическим практикам взаимодействия бизнеса и власти относятся:

участие бизнеса в экспертных Советах при структурах власти, в деятельности общественных организаций и клубов бизнеса;

избрание представителей бизнеса депутатами Государственной Думы и региональных парламентов;

представительство бизнеса в качестве государственных служащих во власти;

РЯ- и СЫ-деятельность бизнеса;

«обмен кадрами» между властью и бизнесом

партнерство бизнеса в региональных государственных программах;

реализация совместных проектов бизнеса и власти;

проекты бизнеса в сфере социальной политики. Формально-публичные политические практики корпоративного

бизнеса стали ответом на принятие «новых правил игры», продиктованных федеральным центром. Одним из оптимальных механизмов встраивания в трансформирующуюся систему политических отношений стало участие бизнеса в экспертных Советах при структурах власти в регионах. Такая практика была «спущена» с федерального уровня и являлась системообразующим звеном в становлении «режима консультаций». Первым шагом в этом направлении стало образование осенью 2000 года Совета по предпринимательству при федеральном Правительстве РФ под председательством М. Касьянова. Совет обладал консультативными функциями и должен был главным образом обсуждать проекты правительственных решений, тем самым страховать кабинет от ошибок при проектировании экономической политики. Во второй половине 2000 г. государство стало создавать институты диалога с бизнесом и при полномочных представителях президента в федеральных округах. Окружные советы были созданы в Приволжском, Центральном, Уральском, СевероЗападном и Дальневосточных округах. В этих советах появилось место и для предпринимательских союзов - Торгово-промышленной палаты РФ и Российского союза промышленников и предпринимателей, чьи региональные ресурсы были использованы при- установлении первичных контактов. Впоследствии аналогичные консультативные советы были созданы и при главах субъектов РФ. Для постоянного взаимодействия с региональными органами власти отбирались в одностороннем порядке представители бизнеса, которые были настроены на конструктивный диалог с властью в определенных ею границах и участвовали в политике лишь по соображениям, так или иначе связанным с интересами их предприятий и фирм. Советы должны были придавать отношениям государства и бизнеса характер единой федеральной системы, которая на практике показала себя неэффективной как канал публичного политического представительства. Так как на деле власть предпочла иметь дело с индивидуализированными, а не консолидированными интересами делового сообщества в виде союзов и ассоциаций.

В целом институциональная модель политического представительства корпоративного бизнеса посредством союзов и ассоциаций неэффективна. Главный недостаток институциональной модели состоит в «жесткости» и высокой бюрократизации. А. Зудин отмечает, что перевести весь объем взаимоотношений между бизнесом и государством в рамки ассоциации невозможно в силу специфики крупных бизнес-структур. Большая часть крупных структур представляет собой диверсифицированные образования, связанные сразу с несколькими отраслями и секторами современной экономики. Их интересы слишком многообразны, чтобы быть адекватно представленными в одном или нескольких союзах и ассоциациях бизнеса, и часто требуют оперативных и быстрых решений, что плохо согласуется с

медлительностью бюрократических процедур, предусмотренных основанной

на союзах и ассоциациях системой представительства интересов.

Гораздо существеннее роль в отношениях между бизнесом и властью в

регионах играют представительные органы власти областей, городов,

районов и выборы в них. Для крупных компаний и их дочерних структур

выборы в законодательные собрания регионов и городов позволяют

корпоративному бизнесу напрямую воздействовать на структуру и состав

власти, а также добиваться прямого участия в ней. Согласно исследованиям

А. Е. Чириковой, региональные парламенты все в большей степени

представлены корпоративным бизнесом, вынужденным защищать свои

интересы, и в некоторых регионах ему принадлежит до 70% депутатских

мандатов. Увеличение в депутатском корпусе доли представителей

крупного бизнеса способствует институционализации корпоративного

лоббизма в виде законодательного оформления и лоббированию его

интересов через структуры профильных комитетов.

Выборы в Государственную Думу также являются сферой интересов

корпоративного бизнеса. Однако если ранее победа представителей

корпоративного бизнеса обеспечивалась за счет размеров финансовых

ресурсов, затраченных на агитацию и пропаганду в центральных и местных 118

СМИ , а также привлечения профессиональных политтехнологов и имиджмейкеров, то на сегодняшний день, «рационально оценив происходящие перемены, представители бизнеса следом за региональной бюрократией идут в партийные структуры, прежде всего «Единой России», и с удвоенной силой пытаются получить доступ к законодательной власти.

В период 2000-2004 гг. особое значение для корпоративного бизнеса имели выборы глав администраций регионов и крупных городов. Как свидетельствуют обобщенные данные о выборах глав регионов в указанные годы, примерно в трети из них к власти пришли новые люди, причем не менее половины из них - известные в регионах бизнесмены, либо их протеже. В числе новых губернаторов оказались такие знаковые фигуры корпоративного капитала, как «хозяин» «Сибнефти» Р. Абрамович (Чукотский АО), генеральный директор «Норильского никеля» В. Хлопонин (сначала Таймырский АО, затем - Красноярский край), глава компании «Алроса» В. Штыров (Якутия), один из ведущих менеджеров «ЮКОСа» Б. Золотарев (Эвенкийский АО), владелец двух золотодобывающих компаний «ЗолотоПолюс» X. Совмен (Адыгея). В республике Марий Эл заместитель директора Росгосстраха Л. Маркелов победил на выборах президента В. Килицина. На пост губернатора Пермской области был избран известный участием в региональном бизнесе бывший мэр Перми Ю. Трутнев (получивший после выборов 2003 г. назначение на должность министра природных ресурсов). Механизм представительства элиты бизнеса в качестве глав регионов изменился в 2004 г. в связи с отменой выборов губернаторов и стал более извилистым. Количество структур, имеющих отношение к выборам, резко сократилось, мнение корпоративного бизнеса учитывается, но не является решающим. Показателен пример Иркутской области, где сошлись интересы СУАЛа, «Интеросса» и «Илим Палпа». В первоначальных списках полпреда было несколько кандидатов, представляющих определенные экономические структуры. Но федеральный центр предпочел им никак не связанного с бизнесом А. Тишанина, что вызвало шок у местной бизнес-элиты. Впрочем, она тут же бросилась выражать надежду на конструктивное сотрудничество с новой региональной властью . Изменение «кадровой политики» федерального центра в отношении губернаторов еще более усилило тенденции представительства бизнеса в региональные легислатуры и неформальные контакты с главами исполнительной власти субъектов федерации. Отстаивая свои интересы, корпоративный бизнес проникает в политику любыми способами. Например, назначенный на должность губернатора Калининградской области москвич Г. Босс вступил в конфронтацию с региональным бизнесом, но очень скоро переориентировался и привлек в исполнительные структуры лидеров регионального делового сообщества.

Помимо вхождения элиты бизнеса в органы региональной власти существует и встречный процесс включения видных представителей власти в состав совета директоров корпораций. При этом, если на федеральном уровне членство представителей исполнительной власти в этих органах ограничено компаниями с государственным участием, а в самих этих компаниях оно лимитировано размером принадлежащего государству пакета акций, то на региональном уровне подобных ограничений не существует. Отсутствие таких ограничений, например, дало возможность владельцам Тюменской нефтяной компании (до продажи 50% ее акций «British Petroleum») сделать совет директоров наполовину состоящим из губернаторов тех регионов, где она имеет свои добывающие, перерабатывающие и сбытовые предприятия (Ханты-Мансийского АО, Рязанской, Калужской, Белгородской областей) . В целом властно-экономические альянсы характеризуются интеграцией бизнеса в три политических института: исполнительную власть, региональный законодательный парламент (депутаты - прямые представители бизнеса) и Федеральное собрание (в Совете федерации - представители бизнеса, выдвинутые от региона, и в Государственной Думе - представители, вошедшие в партийные списки федеральных политических партий) и интеграцией политико-административной элиты в бизнес. Однако подобные альянсы возникают при высокой значимости региональных ресурсов (активов) для бизнес-группы, а также при значимости ее деятельности для экономики региона.

Представительством бизнеса в законодательных и исполнительных органах региональной власти не ограничивается «цивилизационное поле» взаимодействия крупных экономических структур и государства. Оно стало возможным благодаря возникновению в механизме этого взаимодействия нового звена - особых «микро-структур» внутри самих крупных экономических акторов, специализирующихся на организации взаимодействия с «внешней» социально-политической средой. GR- деятельность (government relations) или «связи с правительством» стали одной из самых востребованных и быстро развивающихся технологий. GR- деятельность - одно из направлений коммуникативного менеджмента, целью которого является согласование собственных интересов бизнес-организаций с интересами органов государственной власти различного уровня для снижения рисков и обеспечения устойчивого развития. Одно из отличий GR-технологий от PR является то, что получателем сообщения в GR будет власть, тогда как в PR - общество. PR-деятельность нацелена на формирование позитивного имиджа компании в коммуникативном пространстве, формируемого политической элитой, для создания благоприятного климата отношений «бизнес-власть». Применение же совокупности приемов GR обеспечивает расширение информационной базы для принятия решений, включает в себя «зондирование» субъектов, влияющих на принятие решения, мобилизацию общественной поддержки или оппозицию готовящимся законопроектам, способствует повышению эффективности деятельности государственных органов.

GR-деятельность организационных структур корпоративного бизнеса «сопровождает» функционирование профильных комитетов парламентов и департаментов исполнительной власти в регионах и является «структурным посредником» между бизнесом и властью. Важно, что персонифицированными посредниками в GR- и PR-структурах корпоративного бизнеса являются бывшие высокопоставленные чиновники, которым хорошо известны схемы и механизмы принятия политико- управленческих решений. Такой «обмен кадрами» между властью и бизнесом весьма типичен для крупных компаний. Например, «ради связей в высоких политических кругах» на работу в «Газпром» приглашается бывший советник президента и вице-премьер В.Илюшин, в Альфа-банк - бывший вице-премьер О. Сысуев. Бывший министр по антимонопольной политике И. Южнов работает в Номос-банке, который в том числе благодаря стараниям бывшего министра увеличил за 2005 год свои активы на 8 млрд. руб. и купил в Хабаровске Регион-банк, обсуживающий 30% внешней торговли края.

«Точкой пересечения» общих интересов стали мероприятия, направленные на повышение инвестиционной привлекательности регионов. Ярким примером реализации совместных проектов бизнеса и власти являются экономические форумы в Санкт-Петербурге и Сочи, участие в международных выставках, например, «Зеленая неделя» в Берлине. В этих проектах бизнес заинтересован в международных рынках и иностранных инвестициях. Мотивация же участия в таких проектах со стороны региональных властей обусловлена потребностью играть более заметную роль в общественной жизни страны, что возможно с помощью концентрации успешных результатов в социально-экономической сфере, в том числе и в повышении инвестиционной привлекательности региона.

Взаимные интересы и формально-договорные отношения бизнеса и власти так же нашли свое отражение в виде партнерства бизнеса в региональных государственных программах. Эта система партнерства практикуется с середины 90-х гг. наиболее крупными компаниями общероссийского и регионального масштаба. В первую очередь это корпорации нефтегазового и металлургического комплекса. Как правило, в регионах, где они активно действуют, ими и их дочерними компаниями заключаются соглашения с региональными органами власти. Этими соглашениями устанавливаются условия пользования недрами, режимы местного налогообложения, использования компаниями транспортных и иных средств и ресурсов региона. В свою очередь, компании обязуются содействовать росту занятости, обеспечивать регионы своей продукцией. Строить или реставрировать те или иные социально-культурные объекты, дороги и т.п. Например, в сибирском регионе «ЮКОС» подписал в мае 2001 года трехстороннее соглашение с правительством Якутии и «Сахнефтегазом»

1 О А

о совместной разработке перспективного Талаканского месторождения .

В целом такого рода партнерские отношения проецируются и в сферу социальной политики. Социальная составляющая в деятельности бизнеса на территории региона стала не только одной из форм вклада бизнеса в развитие социальной, экономической и экологической сфер региона, связанных напрямую с основной деятельностью компании, но и обеспечением лояльности со стороны региональных властей в обмен на социальные обязательства.

Взаимодействие бизнеса с региональной властью строится не только на формальной основе, наоборот, неформальные политические практики по- прежнему остаются важнейшими инструментами реализации экономических задач крупного бизнеса. Среди них:

стратегическое партнерство на основе «доверительных отношений» экономических субъектов с высшими чиновниками;

«соглашения» о перераспределении ресурсов.

корпоративный лоббизм;

неформальное участие государственных лиц в управлении бизнесом;

политико-административная и деловая коррупция;

электоральные механизмы выборов.

Системообразующими в комбинации используемых корпоративным бизнесом неформальных практик остаются властно-экономические альянсы, основанием для которых являются особые «доверительные отношения» экономических субъектов с губернаторами. Первоначально для этого бизнес активно использовал электоральные механизмы губернаторских выборов в

виде политических стратегии для установления контроля над регионами :

Стратегия «приручения» и электоральной поддержки действующего губернатора. Например, доказав свою лояльность ТНК, в том числе и с помощью предоставления различных налоговых льгот, рязанский губернатор В.Любимов заручился ее поддержкой на выборах. Другой пример — содействие повторному избранию губернатора Волгоградской области Н.Максюты, оказанное компанией Лукойл.

Стратегия консолидации ресурсов нескольких компаний для избрания нового губернатора. Она использовалась в практике крупных нефтяных компаний и «Газпрома». Примером эффективности данной стратегии является победа С.Собянина на губернаторских выборах Тюменской области. Альянс «Газпрома» и «Лукойла» позволил переизбраться астраханскому губернатору А.Гужвину.

Стратегия выдвижения своего кандидата и создания «региона- корпорации» (корпоративной «вотчины). Данные стратегии стали реализовываться на выборах в небольших по численности населения автономных округах, перспективных для добычи экспортных ресурсов. В таких субъектах крупной компании хватало собственных ресурсов для проведения ее топ-менеджера во власть и получения полного контроля над территорией в целях минимизации корпоративных издержек «входа» в регион, оптимизации налоговых платежей для компании, устранения возможных конкурентов в борьбе за ресурсы с помощью карманной власти. Первым примером создания региона-корпорации стало избрание губернатором Чукотского АО совладельца «Сибнефти» и «Русского алюминия» Р. Абрамовича.

Стратегия поддержки губернатора, способного гарантировать раздел зон влияния в регионе, осуществлялась в крупных и экономически сильных регионах, где существуют несколько экспортно-ориентированных производств. Финансовые затраты на установление полного контроля над регионом для любого из них были чрезмерно высоки, поэтому губернатор в таком случае становился гарантом неформального соглашения о разделе зон влияния и поддерживался на выборах крупным бизнесом именно в этом качестве. Так, в Мурманской области при содействии переизбранного на

второй срок губернатора Ю.Евдокимова территориально были разделены

*

зоны влияния «Норильского никеля», «Лукойла», группы МДМ-банка и группы МЕНАТЕП-ЮКОС. В Кемеровской области губернатор А.Тулеев небезуспешно сбалансировал интересы «Сибирского алюминия», «Северстали» и группы «Евразхолдинг»-УГМК.

В связи с отменой губернаторских выборов, усилившейся централизацией власти и ресурсов эволюционировала и система властно- экономических альянсов в регионах. Можно выделить два аспекта в эволюции отношений власть-бизнес на современном этапе.

Во-первых, новая система назначения губернаторов привела к росту влияния региональных законодательных органов, утверждающих это решение, а значит и внимание со стороны бизнеса. При этом лоббистский потенциал парламента растет за счет введения пропорциональной части региональной избирательной системы, провоцируя покупку мест в партийных списках наиболее заинтересованными в политическом влиянии фигурами. Все это приводит к тому, что субъектами влияния в легислатурах становятся не формальные фракции, а неформальные группы, которые образуются исходя из интересов защиты своего бизнеса и выстраивания взаимовыгодных отношений с исполнительной властью, таким образом, создавая условия для «встроенного корпоративного лоббизма» в органах власти. Примером стратегического партнерства являются отношения бизнеса и власти в Свердловской области. Крупным корпорациям, работающим в регионе (СУАЛ, ТНК, ЕВРАЗхолдинг), губернатор Россель создал условия наибольшего благоприятствования. В регионе существует система «встроенного лоббизма», которая, по мнению Н. Ю. Лапиной обеспечивает представительство экономических интересов в системе исполнительной

19 Л

власти . «Встроенный лоббизм» обеспечивается прямым проникновением в исполнительную власть путем сращивания с узловыми ведомствами и департаментами структур корпоративного бизнеса. В обмен на это чиновники, в ряде случаев, получают опосредованную возможность (через «доверенных лиц») владения пакетами акций.

Во-вторых, ослабление позиций губернаторов и сокращение их ресурсов и полномочий одновременно повлекли за собой со стороны властей усиление давления на бизнес. Централизация налогов в федеральный бюджет и одновременное перекладывание на регионы дополнительных социальных обязательств привели к росту дефицита бюджетных ресурсов в подавляющем

большинстве субъектов РФ . Поэтому предметом давления губернаторов на корпоративный бизнес стали не только увеличения налоговых отчислений в регион, но и внебюджетное финансирование социальных программ, а также неформальные спонсорские выплаты для «затыкания дыр», что способствует росту коррупции. Так, по данным фонда «Индем» на 2005 г., бизнесмены тратят 33,5 млрд. долларов в год на дачу взяток в органах власти. Причем

J ЛО

55,4% от этой суммы приходится на органы исполнительной власти .

В целом политические стратегии крупного бизнеса дифференцируются в зависимости от типов регионов по их значимости для крупного бизнеса и обусловлены экономическим интересом бизнеса. Важно отметить, что тесное переплетение и взаимозависимость формальных и неформальных практик в политических стратегиях бизнеса в регионах всегда строились на рациональной основе. Однако на сегодняшний день взаимодействие бизнеса и власти все более утрачивает рациональность, становится все более зависимым от политики федеральных властей.

Таким образом, политическая субъектность корпоративного бизнеса на региональном уровне эволюционировала под воздействием комплекса объективных и субъективных факторов. К объективным факторам относятся институциональные основания политической и экономической системы и их трансформация, а также политические процессы федерализации / регионализации. Субъективными факторами являются внутренняя логика развития самого крупного бизнеса и стратегии его территориальной экспансии. Политическая субъектность корпоративного бизнеса в российских регионах, реализуемая посредством ресурсов экономического и политического влияния (финансовых, информационных, лоббистских, социальных), складывается из формальных и неформальных практик политического представительства. Существование параллельных систем политических практик во взаимодействии бизнеса и власти - формальной (фиктивной) и неформальной (фактической) обусловлено защитой политической элитой и экономической элитой собственного «корпоративного» интереса, которая сводится к уходу от контроля общества и государства путем перенесения в «тень» процесса распоряжения ресурсами.

Отличительными характеристиками взаимодействия корпоративного сектора и власти на первом этапе в 1990-х гг. - период «закрывания регионов» - стали патронажно-клиентарные формы. При этом ситуация институциональной неопределенности при ключевой роли губернаторов / президентов предопределяла доминирование таких неформальных практик во взаимодействии власти и бизнеса как «административное предпринимательство» и «административный торг».

Второй этап «открывания» регионов (2000-е гг.), характеризуется изменением конфигурации факторов, характеризующихся экономическим ростом и политикой «равноудаленности бизнеса» от федерального центра. На этом этапе взаимодействие власти и бизнеса характеризуется набором разнообразных формальных и неформальных политических практик, позволяющим экономическим и политическим субъектам адаптировать собственные интересы к интересам друг друга. К формальным (публичным) политическим практикам взаимодействия бизнеса и власти относятся: участие бизнеса в экспертных Советах при структурах власти, в деятельности общественных организаций и клубов бизнеса; избрание представителей бизнеса депутатами Государственной Думы и региональных парламентов; представительство бизнеса в качестве государственных служащих во власти; РЯ- и вЯ-деятельность бизнеса; «обмен кадрами» между властью и бизнесом; партнерство бизнеса в региональных государственных программах; реализация совместных проектов бизнеса и власти; проекты бизнеса в сфере социальной политики. Неформальные политические практики корпоративного бизнеса представлены стратегическим партнерством на основе «доверительных отношений» экономических субъектов с высшими чиновниками; «соглашениями» о перераспределении ресурсов; корпоративным лоббизмом; неформальным участием государственных лиц в управлении бизнесом; политико-административной и деловой коррупцией; электоральными механизмами выборов. Важной тенденцией в изменении отношений власти и бизнеса является доминирование социальной составляющей со стороны бизнеса в обмен на лояльность региональных властей.

На сегодняшний день отношения бизнеса и власти на региональном уровне плавно адаптируются к переменам: сопоставимые игроки вынуждены «притираться» друг к другу. Фактически регионы стали «переговорной площадкой» для выработки компромисса между корпорациями и властью. Подобный опыт неоценим для государства, в котором слабо развиты институты гражданского общества и сильна авторитарная традиция.

2.2. КОРПОРАТИВНЫЙ БИЗНЕС КАК СУБЪЕКТ СОЦИАЛЬНОЙ ПОЛИТИКИ В РЕГИОНЕ

Любая компания действует в системе координат того общества, частью которого она является, постоянно сталкивается с общественно значимыми проблемами как в рамках самого бизнес-сообщества, так и за его пределами, то есть на муниципальном, региональном, национальном, а иногда и глобальном уровнях. Политические практики корпоративного бизнеса в российских регионах во многом определяются его возрастающим влиянием на социальные процессы, протекающие в современном российском обществе и становлением корпоративного бизнеса как субъекта региональной социальной политики. Экономические субъекты включаются в формирование нового многослойного механизма региональной социальной политики, сложные отношения с властными структурами и организациями гражданского общества.

В развитых странах тема социальной ответственности бизнеса стала ответом на обострившиеся социальные противоречия, которые значительной частью мирового сообщества связываются с деятельностью транснациональных корпораций. Социальное направление было призвано смягчить возникшие противоречия и поднять общественный престиж бизнеса.

Российские, как, впрочем, и зарубежные, корпорации рассматривают принципы социальной ответственности исключительно как эффективный и прибыльный способ ведения бизнеса. Как остроумно отмечают британские исследователи С. Хилтон и Д. Гибсон, «с помощью ценностей социально ответственного бизнеса капиталистов пинками гонят к алтарю истинных ценностей, используя единственно понятный им язык денег».

Модель социальной ответственности, формирующаяся в России в период трансформационных процессов перехода от социалистической к рыночной экономике, имеет противоречивый характер. В современной России требование «социальной ответственности» в жесткой форме было сформулировано государством. В понимании российской власти социальная ответственность должна стать своеобразным «отступным» за приватизацию, в ходе которой государственная собственность была передана новым владельцам. В последствии по мере обострения отношений между корпоративным бизнесом и государством социальная ответственность стала рассматриваться многими представителями топ-менеджмента корпораций,

как «стратегия адаптации» к новой политической ситуации .

Преемниками целенаправленной социальной политики в современной России стали предприятия, которые образовались в советское время и выступали в период существования СССР в виде «социального гаранта, выполняющего широкий круг социальных функций и обладающего собственной социальной инфраструктурой. Объем и качество предоставляемых работникам социальных услуг находились в прямой зависимости от величины предприятия и его места в ведомственной иерархии». Начавшиеся в конце 1980-х - начале 1990-х гг. преобразования позволили возродиться (или выйти из «тени») российскому бизнесу и предпринимательству. Параллельно процессу формирования новых бизнес- структур встает вопрос и о реформировании советской модели социальной политики, а, следовательно, и о перераспределении социальной нагрузки между государством и бизнесом. Социальная политика предприятий подверглась радикальному пересмотру. Основные изменения затронули их социальную инфраструктуру. Российские исследователи выделяют три этапа изменений в социальной политике: сокращение социальной инфраструктуры,

ее стабилизация и оптимизация .

На первом этапе (1992 - 1998 гг.) руководители предприятий всех форм собственности стремились отказаться от содержания социальных объектов, рассматриваемых как непрофильные активы. Эти тенденции определялись как глубоким кризисом промышленности, так и внешними обстоятельствами. Необходимость выживания самих предприятий требовало значительного сокращения расходов, не приносящих прибыли в краткосрочной перспективе. В 1993 году вышел Указ Президента РФ, в соответствии с которым приватизирующиеся предприятия должны были передать часть имевшихся в их распоряжении социальной сферы городским

134 тт

и региональным властям . Две трети социальных активов в этот период были переданы муниципалитетам, причем процесс этот развивался стихийно и неконтролируемо.

На втором этапе (1998 - 2000 гг.), когда сохранившиеся и вновь созданные предприятия перестали рассматривать избавление от социальной нагрузки как условие выживания в рыночной экономике, подход к социальным объектам изменился. Помимо текущих доходов, руководители компаний стали учитывать иные выгоды их содержания, и процесс сокращения социальной структуры приостановился. Предприятия, вступившие на путь реструктуризации, столкнулись с серьезными кадровыми проблемами. Как отмечает Н. Лапина, «часто возвращение к социальной политике... происходило в «экстренных условиях», а сама социальная политика носила антикризисный характер». Многие предприятия начали перестраивать структуру управления, создавая специальные социальные отделы. По мере преодоления кризиса внутренняя социальная политика превращалась в фактор поддержания стабильности на предприятии,

повышения его конкурентоспособности.

На третьем этапе (2000-е гг.) в связи с общим экономическим

подъемом большинство предприятий переходит от выживания к развитию.

Происходит своеобразное «взросление» российского капитализма, связанное,

в том числе и с переходом бизнеса к осознанной социальной политике. На

социальной инфраструктуре это отражается с точки зрения ее

реструктуризации и оптимизации профильной деятельности. В целом,

указанные тенденции характерны для большинства российских предприятий,

хотя некоторые из них и в 2000-х гг. продолжали сокращение социальной

сферы, что в первую очередь связано с их экономическим положением . По

мнению С. Перегудова, отличительной чертой социальной активности

бизнеса является ее крайняя неравномерность, которая преодолевается лишь

в относительно успешном корпоративном секторе, в отличии от российского

бизнеса в целом. «Компании и предприятия, находящиеся на грани

выживания... попросту не могут себе позволить участие в тех или иных

социальных проектах или программах...».

Внедрение концепции социальной ответственности в практическую

деятельность корпоративного бизнеса на современном этапе обусловлено

двумя системообразующими факторами. Во-первых, это внутренние мотивы

1 ^й

и субъективная позиция руководителей компании по данной проблеме. Во- вторых, политика государства, вынуждающая компании и предприятия заниматься социальными проектами.

На сегодняшний день долгосрочные стратегии корпоративного бизнеса в регионе сопровождаются активным освоением ими социальной роли и пространства социальной политики. Региональные практики поведения бизнеса в поле социальной политики зависят от многих переменных: степени экономической эффективности и уровня «дивидендов», которые может

принести социальная ответственность компании ; социально- экономической ситуации в регионе и «социальных обязательств», налагаемых органами региональной и муниципальной власти на бизнес; восприятием социальной роли и социальной ответственности бизнеса

различными группами населения и их возрастающими ожиданиями . Многообразие составляющих социальной политики, а также особенности мотивации собственников и топ-менеджмента в реализации социальных программ создали условия для поливариантности социальных проектов, осуществляемых бизнесом в российских регионах.

Социальные практики, осуществляемые российским бизнесом в регионах, дифференцируются в зависимости от направления на внутреннюю и внешнюю социальную политику. Первая подразумевает направленность социальной деятельности на работников организации (фирмы, предприятия) и ограничивается ее рамками. Вторая рассматривается как деятельность, проводимая для местного сообщества на территории функционирования компании или отдельных ее предприятий.

Внутренняя социальная политика призвана обеспечить стабильность функционирования и устойчивость развития кадровой составляющей предприятия. На развитие персонала крупные российские компании расходуют, по данным Ассоциации менеджеров, до 60% социального бюджета. По мнению ряда исследователей, в бизнес-сообществе быстро растет понимание того, что деятельность в данной области приносит наибольшую отдачу с точки зрения их роста и конкурентоспособности. На повышение уровня профессиональной подготовки персонала корпораций нацелена деятельность структур управления человеческими ресурсами,

которые создаются на базе кадровых служб. К основным корпоративным формам внутренней социальной политики относятся:

Развитие персонала, повышение профессионально-квалификационного уровня работников. Крупные кампании зачастую организуют для этого

/ корпоративные университеты, средние и мелкие используют

распространенные формы внешнего повышения квалификации (обучение в вузах, на курсах, направление на стажировки и т. д.). Характерно, что спектр образовательных программ постепенно расширяется и охватывает новые сферы, учитывающие не только экономические, но и политические процессы, происходящие в современной России. Политизация бизнеса обусловила появление образовательных программ, подготавливающих топ-менеджмент компаний к политической деятельности. Таким примером могут являться специальные образовательные программы, реализуемые «Газпромом», при этом, по утверждению советника генерального директора по социальной политике «Пермьрегионгаз» Е. Деевой, «многие генеральные директора корпорации одновременно являются депутатами законодательных собраний в своих регионах и зачастую возглавляют комитеты региональных парламентов», непосредственно занимаясь политикой.

В ряде случаев образовательные программы компаний (предприятий) выводятся из внутренней социальной политики и переводятся в разряд мероприятий внешней социальной политики. Приоритетным направлением в данном случае, как правило, выступает поддержка профессионального роста перспективной молодежи, например, через выплату именных стипендий студентам, которые, став специалистами, пополняют в дальнейшем ряды предприятия.

Формирование корпоративной культуры. Наличие социальных составляющих корпоративной культуры подразумевает оформление четких норм взаимодействия между предприятием и сотрудником в социальной сфере, как правило, в виде какого-либо договора или соглашения. Примером

может служить Социальный кодекс, принятый в 2002 г. российской нефтяной компанией «Лукойл». Этот документ достаточно подробно освещает принятые компанией на себя обязательства в отношении политики оплаты и мотивации труда, обеспечения безопасности и охраны труда, охраны здоровья, решения жилищных проблем, поддержки семей и молодых работников, корпоративного социального обеспечения и страхования и других подобных вопросов.

Оздоровление и рекреация работников, включая членов семей. Предприятия либо создают и развивают собственную систему учреждений здравоохранения и рекреации, либо заключают соответствующие договоры с государственными и частными организациями подобного профиля. Пожалуй, главной задачей функционирования этого направления является профилактика заболеваемости работников.

Спортивные программы. Спортивная деятельность позволяет руководителям сплачивать коллектив, служит залогом выработки «командного» духа. Она также дает возможность рекреации и является одним из средств поддержания здоровья сотрудников. Некоторым работникам компании подобные программы обеспечивают выход в большой спорт. Так спортивный клуб «Лукойл» разрабатывает и воплощает в жизнь стратегию спортивного направления деятельности ОАО «Лукойл». Он был создан в 1998 г. для осуществления единой политики компании в сфере развития физической культуры и спорта. Основными видами его деятельности являются физкультурно-оздоровительная работа с сотрудниками компании и членами их семей, развитие массовых видов спорта, а также поддержка профессиональных спортивных коллективов России, выступающих под флагом компании.

Оказание материальной помощи. Компании создают программы кредитования или совместного с работником участия в покупке жилья, личного транспорта и других товаров и услуг, требующих крупных материальных расходов.

Помощь пенсионерам, ветеранам, инвалидам. Компании развивают программы негосударственного пенсионного обеспечения, корпоративные системы личного страхования. Это позволяет повысить уровень пенсионных выплат и страховых выплат в случае производственных травм работников. Практикуется также участие неработающих пенсионеров и ветеранов в различных социальных проектах компаний, привлечение их к праздничным корпоративным мероприятиям.

Реализация разнообразных семейных и детских программ. В , русле этого направления бизнес-структуры обеспечивают выполнение социальных обязательств по отношению к женщинам, ждущим ребенка и матерям с малолетними детьми (предоставление льготных условий труда, перевод на нетяжелую работу и др.). Возможно финансирование детских дошкольных и образовательных учреждений, обеспечение отдыха членов семей сотрудников, проведение корпоративных мероприятий с их участием.

Такое разнообразие форм внутренней социальной политики, а так же ее масштабы и направленность определяются целым рядом факторов, среди которых основными являются: экономическое благополучие и наличие стратегии развития компании; ее традиции и история; внутренние установки топ-менеджмента компании, их готовность к проведению активной социальной политики; активность профсоюзных структур и отдельных работников при отстаивании социальных программ, отношения между руководством компании и коллективом; отношения, складывающиеся между руководством предприятия (компании), муниципальными и региональными властями. В результате под воздействием обозначенных факторов в регионах России, по мнению Н. Ю. Лапиной, сложились три стратегии, которые выбирают руководители и собственники предприятий в отношении реализации внутренней социальной политики:

Стратегия предоставления пакета социальных компенсаций или рыночная стратегия предполагает ориентацию на предоставление работникам наряду с заработной платой социальных выплат (социального пакета), который предположительно покрывает расходы на отдых, лечение, оплату путевок в детские оздоровительные лагеря и т.д. Выбор данной стратегии топ-менеджерами одновременно решает две проблемы на предприятии. Во-первых, за счет сочетания низкой заработной платы и весомого социального пакета «прикрепляют» нужных людей и сохраняют кадровый потенциал компании; во-вторых, освобождает топ-менеджеров от необходимости содержать социальную инфраструктуру и оказывать социальные услуги непосредственно на предприятии.

Стратегия поддержки социальной инфраструктуры, которая в большинстве случаев сохранилась с советского времени. Эта стратегия непопулярна из-за высоких издержек и стремления собственников сократить непрофильные расходы. Заложниками данной стратегии становятся руководители предприятия: «снизу» давление осуществляют работники, требующие сохранения социальной инфраструктуры, «сверху» — собственники, требующие ее сокращения.

Смешанная стратегия совмещает поддержку социальной инфраструктуры и частичную монетизацию льгот. В качестве примера можно привести корпоративную социальную политику «Норильского никеля». Компания реализует систему социального партнерства, позволяющую не только в полном объеме обеспечивать нормы законодательства, установившие для северных территорий социальные гарантии и льготы, но и реализовывать собственные социальные обязательства в виде дополнительного пенсионного обеспечения, санаторно-курортного отдыха, спортивно-культурных мероприятий и т.д. Кроме того, в составе компании имеются санаторно-курортные комплексы и 107 спортивных сооружений, которые позволяют эффективно решать задачи по восстановлению и укреплению здоровья работников, а также оптимизировать расходы

1 ля

компании на эти цели . Данная стратегия является наиболее востребованной среди крупных компаний, так как, с одной стороны, этому способствуют традиции, сложившиеся в трудовых коллективах, а также высокие ожидания персонала и востребованность социальных услуг, представляемых предприятиями; с другой стороны, существующее административное противостояние процессу передачи социальной инфраструктуры предприятиями со стороны местных администраций и невозможность содержания социальной инфраструктуры муниципалитетами из-за отсутствия у них средств.

В целом для внутренней социальной политики корпоративного бизнеса характерна крайняя дифференцированность. Каждое предприятие выбирает приоритеты внутренней социальной политики и механизмы ее реализации самостоятельно. Дизайн внутренней социальной политики определяется топ- менеджментом и профсоюзами (там, где они имеются), в основной части она формализована и находит свое отражение в системе договорных отношений. Кроме того, внутреннее направление социальной политики - собственное дело компании, где региональные и местные власти не могут оказать давление за исключением случаев, когда власти могут затормозить или ускорить «сброс» социальной сферы или убедить руководителя сохранять избыточную численность персонала.

Внешняя социальная политика в отличие от внутренней формируется под воздействием внешней среды, в том числе и политической, она направлена на социальное и пространственное окружение предприятия — город, регион, общество в целом. Внешняя социальная политика, помимо гарантий предоставления качественных товаров и услуг и уплаты налогов, как правило, на региональном уровне реализуется в следующих основных направлениях и формах:

1. Инвестирование средств в религиозные, медицинские, спортивные, культурные проекты. Оно может осуществляться в форме финансовой и организационной поддержки творческих коллективов, театров, музеев, спортивных команд, организаций, занимающихся развитием детского спорта и др. Особо можно выделить создание инфраструктуры для подобных проектов, так как она является весьма дорогостоящей и зачастую не может развиваться без поддержки бизнеса. Например, в Ярославской области одним из самых больших социальных объектов стал Ледовый дворец, крупнейшее спортивное сооружение региона. Для участия в проекте, инициатором которого выступил губернатор А. Лисицын, были привлечены средства крупных российских корпораций и регионального бизнеса.

Содержание объектов жилищно-коммунального хозяйства. В первую очередь это направление деятельности важно для монопроизводственных населенных пунктов. Здесь преобладают такие формы, как сотрудничество с региональными органами государственной власти и муниципальными органами власти на благо социально-экономического развития территории, развитие компенсационной деятельности пользователей природных ресурсов.

Поддержка деятельности и обновление материальной базы медицинских, образовательных и культурных учреждений. Бизнес-структуры осуществляют для них закупку оборудования, ремонт и реконструкцию помещений, развивают грантовые и конкурсные программы. Проводится также финансирование научно-исследовательских и опытно-промышленных работ.

Помощь в организации культурно-досуговой деятельности. Бизнес выступает в качестве спонсора или организатора концертов, праздников, фестивалей, «Дней города» и т. д.

Проведение образовательных проектов для населения, осуществление программ по борьбе с преступностью и наркоманией. В этом направлении реализуется финансирование программ развития Интернет-образования, организация тематических летних школ и лагерей, программ образования и воспитания молодежи. К примеру, компания «Филип Моррис Интернэшнл» совместно с группой экспертов Общественного' совета по проблемам подросткового курения при поддержке табачных компаний разработала специальную образовательную программу по предотвращению курения среди несовершеннолетних «Мой выбор». Эта программа была одобрена Министерством образования РФ на территории России и была интегрирована в учебный план 3000 российских образовательных школ 31 региона. В качестве методической поддержки были проведены семинары по учебному курсу, которые прошли 3500 педагогов.

Поддержка инновационных идей, направленных на развитие местного сообщества. Основным механизмом в данном случае является проведение конкурсов социальных проектов и проектов повышения инвестиционной привлекательности территорий. Они затрагивают такие номинации, как экология, спорт, духовность, сохранение исторических и культурных традиций, медицина, образование и др. Такой конкурс проектов развития социальной инфраструктуры муниципальных образований был внедрен НК «ЮКОС» в 2003 г. на территории Самарской области. В нем участвовали проекты, представленные администрациями районов. Обязательным условием стало долевое финансирование (не менее 25% общей стоимости проекта) за счет муниципальных бюджетов. Победителями конкурса стали 10 программ из 57 заявок, получившие финансирование на проекты строительства, реконструкции и модернизации объектов социальной инфраструктуры. Одной из задач подобных инициатив является формирование инициативы «снизу», борьба с иждивенческими настроениями граждан.

Поддержка социально незащищенных групп населения. Это направление, является одним из наиболее часто реализуемых. В орбиту поддержки бизнеса в данном типе программ попадают сироты, ветераны, инвалиды, пенсионеры, малоимущие. Средства направляются на поддержку детских домов, санаториев, реабилитационных центров, финансирование программ по борьбе с беспризорностью, безработицей, на социальную помощь и т. д. Одним из механизмов в реализации данного направления является организация социальных программ, финансируемых через благотворительные фонды. Например, в Свердловской области по инициативе генерального директора Уральской горно-металлургической компании (УГМК) А. Козицына был создан благотворительный фонд «Дети России», деятельность фонда осуществляется в рамках одноименной президентской программы и основное направление его работы - поддержка детского досуга и спорта.

Содействие в развитии структур гражданского общества. Бизнес- структуры оказывают материальную и организационную поддержку общественно-политическим организациям, общественным объединениям, фондам, реализующим гражданские инициативы.

В некоторых случаях деятельность компаний может быть также направлена на поддержание национально-культурной самобытности населения, проживающего на территории их деятельности, сохранение и поддержание традиций национальной терпимости и благожелательности, содействие коренным народам в доступе к профессиональной подготовке, квалифицированным рабочим местам.

В целом в российской практике корпоративного бизнеса можно выделить следующие механизмы формирования и реализации социальных проектов в регионах: а) поддержание и развитие социальной инфраструктуры и местного сообщества градообразующими предприятиями; б) благотворительная деятельность; в) участие в крупных социальных проектах.

Специфика внешней политики градообразующих предприятий заключается в доминировании идеологии поддержки местной власти и местного сообщества. Объемы затрат градообразующих предприятий на реализацию социальных программ регионального и местного уровня весьма значительны. Кроме того, многие компании несут на себе издержки по содержанию городского жилищно-коммунального хозяйства. Так, ОАО ГМК «Норильский никель» реформировало систему управления ЖКХ, проводит расселение ветхого и аварийного жилья. Также на собственные средства компания осуществляет ремонт жилищного фонда и коммунального хозяйства.

В целом на территории России насчитывается 466 градообразующих предприятий, которые несут на себе существенный социальный груз. Однако такие факторы, как политика формирования позитивного имиджа компании, традиции, желание избежать роста социальной напряженности, практика политического участия, все в большей степени формируют у бизнеса готовность к участию во внешней политике, направленной на развитие всей территории.

В этой связи многие компании стремятся рационализировать расходы, направленные на социальное развитие территорий. Так Группой «СУАЛ» в 2003 году был запущен проект «Содействие реформе местного самоуправления», который в 2004 году после присоединения Агентства США по международному развитию, перерос в программу «Содействие реформе местного самоуправления и комплексное социально-экономическое развитие территорий присутствия Группы «СУАЛ» в регионах Российской Федерации». В число поставленных задач вошли: развитие потенциала администраций муниципальных образований; поддержка малого и среднего предпринимательства; устойчивое развитие в области охраны окружающей среды; улучшения качества медицинских услуг и профилактики здоровья; создание и эффективное использование ресурсов местного сообщества; создание и реализация эффективных направлений использования благотворительных средств; развитие общественных организаций и гражданской активности; вовлечение граждан в процесс принятия решений на местном уровне; развитие некоммерческих организаций, представляющих социальные услуги в сфере образования, здравоохранения и культуры.

Важно, что в рамках программы был проведен аудит муниципальных финансов, который позволил повысить эффективность бюджетных расходов на 30%. В настоящее время внедряются геоинформационные системы, способствующие развитию малого и среднего бизнеса, а также определенных экономических, образовательных и культурных «точек роста» внутри городов. Одновременно с этим создаются фонды местных сообществ, аккумулирующих средства и распределяющие их на конкурсной основе в соответствии с приоритетами самого сообщества.

Важной составляющей в реализации внешней социальной политики градообразующими предприятиями в монофункциональных городах становится взаимодействие бизнеса и местной власти, в котором заинтересованы все участники данного процесса. По мнению исследователей Н. Ю. Лапиной и А. Е. Чириковой, можно выделить два типа взаимодействия между градообразующими предприятиями и местной властью: модель тотального контроля и модель баланса сил.

Модель тотального контроля реализуется, как правило, в тех городах, где работает одна крупная компания, а во главе власти стоит человек из этой корпорации. Функции контроля корпорацией исполнительной власти сводится в первую очередь к жесткому учету использованных финансовых средств, выделенных на социальные программы.

Модель баланса сил складывается в тех территориях, где представлено несколько корпораций. Непременным условием для реализации бесконфликтных отношений является сильная и авторитетная фигура главы муниципального образования с большим опытом работы, тогда как на руководящих позициях компании остаются представители старого директорского корпуса, которые действуют исходя из давно сложившихся правил игры.

При этом обе модели взаимодействия складываются из формальных и неформальных политических практик. Формально-договорная система отношений в сфере внешней социальной политики корпораций и региональной и местной власти идентифицируется в практике преимущественно градообразующих предприятий нефтегазового и металлургического комплекса. Этими соглашениями устанавливаются условия пользования недрами, режимы местного налогообложения, использование компаниями транспортных и иных ресурсов региона. В свою очередь, компании обязуются реализовывать различные социальные проекты в регионе. Однако не следует исключать и роль неформальных практик в описанной системе социального партнерства. Зачастую для обеспечения защиты прав собственности, гарантий и привилегий корпорации вступают в неформальные и коррупционные отношения с властями. Крупные компании не могут реализовать такой объем социальных вложений, не претендуя на определенную отдачу со стороны этих вложений. Строительство социальных объектов для многих компаний превращается в особого рода бизнес.

Неформальные практики взаимодействия бизнеса и власти при реализации социальных проектов типичное явление в регионах. Особенно они получили свое распространение в благотворительной деятельности корпораций. По мнению О. Сысуева, среди основных причин благотворительности в современной России «на первом месте, безусловно, стоит командно-административный мотив». Пытаясь решить свои текущие социальные задачи и находясь в жестких финансовых ограничениях, региональная и местная власть требует со стороны бизнеса благотворительных вложений. В начале и середине 1990-х годов региональные администрации пытались компенсировать дефицит разнообразными местными налогами и сборами, но такая практика себя не оправдала и была прекращена после введения федеральным законом ограниченного и закрытого списка региональных налогов. Выход был найден в «добровольно-принудительных» пожертвованиях предприятий, которые нередко направляют в различные внебюджетные фонды региональных и местных администраций. Федеральная власть не только не возражает против такой системы, но и санкционирует ее. Так, Программа социально- экономического развития Российской Федерации на среднесрочную перспективу (2005-2008) предполагает в решении социальных проблем опираться на частно-государственное партнерство. Приведем примеры принудительной благотворительности, которые для корпораций зачастую принимают характер непрофильных социальных проектов: администрация Красноярского края заключает соглашения с региональными финансово- промышленными группами, предусматривающие их обязательства в социальных проектах на территории края; администрация Свердловской области ставит своей задачей увеличить масштабы корпоративной благотворительности в регионе; губернатор Иркутской области требует от частного сектора поддержки правоохранительных органов; в Татарстане создана программа социальной ипотеки, для финансирования которой «предприятия и организации республики будут перечислять в бюджет добровольные целевые платежи (типа целевого налога)». По материалам фонда «Институт экономики города», до 70% компаний так или иначе получали «разнарядки» от властей на участие в разнообразных благотворительных начинаниях. Среди наиболее распространенных типов расходов отмечаются: капитальные вложения в ремонт интернатов, школ, детских домов, клубов, дорог, а также строительство храмов различных конфессий; поддержка спортивных команд и спортивных состязаний, приобретение спортивного инвентаря; поддержка фестивалей, конкурсов, кружков, выставок, театров; оказание прямой помощи конкретным людям, подарки ветеранам и сиротам. Немаловажно, что предприятия часто не способны противостоять давлению со стороны государства и рассматривают хорошие неформальные отношения с властью как исключительно «ценный для ведения бизнеса актив, а социальные действия, которые отвечают высказанным чиновникам пожеланиям, становятся инвестициями в этот актив.

Однако в настоящее время среди корпоративного бизнеса наблюдается отчетливое стремление перейти от разовой благотворительности, как неэффективной, стихийной и неконтролируемой, к системному участию в социальной политике региона (муниципального образования). Системная внешняя социальная политика корпораций реализуется через социальные проекты, которые в большинстве случаев инициируется властями. Схема реализации проекта может носить как формальный характер, так и реализовываться в рамках неформальных договоренностей первых лиц. Принимая участие в социальных проектах власти, бизнес может рассчитывать на получение дополнительных экономических ресурсов, поддержку и продвижение своего дела, а также на получение политических гарантий. К значимым экономическим ресурсам региональной власти, позволяющим им сегодня «включать» бизнес в социальные проекты, относятся: предоставление налоговых льгот, государственный и социальный заказ, ведение единого налога на вмененный доход, государственный и социальный заказ, торговля региональными преференциями (предоставление землеотводов, разрешение на застройку). У региональной власти также имеется возможность продвигать интересы бизнеса на федеральном уровне и за рубежом.

Ярким примером такого социального партнерства является социальный проект, который получил символическое название «Роман с Чукоткой». В декабре 2000 г. Р. Абрамович, приняв правила игры, продиктованные федеральным центром, одержал победу на губернаторских выборах, обеспечив своей компании легкий путь к разработке нефти. На Чукотке были зарегистрированы оффшорные компании, через которые «Сибнефть» занималась экспортом нефтепродуктов и имела налоговые льготы по доходам. От прихода «Сибнефти» на Чукотку выиграл и сам регион: подоходный налог губернатора сформировал почти треть окружного бюджета, более 50% получаемых в Чукотском автономном округе налоговых льгот компания направляла на развитие округа. Стоит заметить, что таких высоких требований к инвесторам не было ни в одной другой зоне льготного налогообложения в РФ. По некоторым оценкам, за время губернаторства Р. Абрамовича в бюджет ЧОА поступило порядка $1,6 млрд. При этом треть данной суммы - около $ 500 млн. - была потрачена из личных средств губернатора. Для оптимизации финансирования социальных проектов губернатором были созданы внебюджетные благотворительные фонды «Полюс надежды» и «Территория», через которые «Сибнефть» финансировала социально-экономическое и культурное развитие региона. Согласно социальному отчету компании на эти средства была проведена капитальная реконструкция аэропорта в Анадыре, ремонт дорожной сети в городах и селах округа, осуществлялось строительство новой газовой электростанции. Поэтому, учитывая полученные результаты, поиск нефти и газа на Чукотке можно рассматривать не как эффективный бизнес, а скорее как социально ориентированный проект, направленный на развитие проблемного региона.

Таким образом, поливариантность практик внешней социальной политики корпораций обеспечивается доминирующим механизмом их реализации в виде неформальных персонифицированных отношений бизнеса и власти. В целом сложившуюся модель социальной ответственности в современной России можно представить в таком виде: общество, с одной стороны — в целом негативно относится к крупным корпорациям, с другой — предъявляет бизнесу требования взять на себя ту часть социальных функций государства, с которыми власть не справляется. Так по результатам международного исследовательского проекта стартовавшего в 2002 г. в странах Восточной Европы, в котором с российской стороны приняла участие Ассоциация менеджеров России, широкая общественность скептически относится к способности компаний быть социально ответственными. При этом уровень недоверия в этом плане к крупным российским компаниям выше - 46%, чем к международным - 39% от числа опрошенных. Большинство респондентов (87%) также придерживается мнения, что крупные компании должны в полной мере брать на себя социальные обязательства и совместно вырабатывать единые стандарты

1 Al

корпоративной социальной ответственности . Эти общественные настроения являются ресурсом давления на частный бизнес со стороны государства: в обмен на помощь в социальной сфере власть обещает бизнесменам не пересматривать результаты приватизации и обеспечить гарантии частной собственности.

На основании вышеизложенного можно констатировать, что «переходность» российской модели корпоративной социальной ответственности обусловлена тем, что на сегодня только крупные корпорации начинают формулировать свои стратегии взаимоотношения с обществом, делая это преимущественно под давлением государства. При этом именно российский бизнес помогает решать в социальной сфере важные и острые проблемы, с которыми пока государство не справляется самостоятельно. Гражданское же общество в России в силу недостаточной зрелости и развитости его организаций не в силах пока стать сильным игроком социального партнерства. Следуя мировым тенденциям, при выборе целевых объектов компании все чаще руководствуются собственными нуждами и интересами, дополняя капиталовложения в производство крупными социальными инвестициями. Частный бизнес привносит эффективные методы современного менеджмента в региональное управление, взаимодействуя с государственными органами при реализации совместных проектов. Это способствует развитию муниципальных образований и регионов, и в то же время создает благоприятные условия для ведения бизнеса.

В то же время, несмотря на позитивный опыт согласования интересов власти и бизнеса и включения компаний в социальные проекты, власть пока не сумела сформировать институциональных основ участия бизнеса в социальной деятельности, которые предполагают законодательное оформление для ведения деятельности, критерии и приоритеты социальной ответственности бизнеса, сформулированные государством, а также публичную систему социальной отчетности бизнеса.

3. КРУПНАЯ КОРПОРАЦИЯ КАК СУБЪЕКТ РЕГИОНАЛЬНОГО ПОЛИТИЧЕСКОГО ПРОЦЕССА (КЕЙС КРАСНОДАРСКОГО КРАЯ)

В данной главе рассмотрены основные средовые (социально- экономические и социокультурные) детерминанты политического участия корпоративного бизнеса, выявлены и охарактеризованы механизмы и способы участия крупных корпораций в региональном политическом процессе.

3.1. СОЦИАЛЬНО-ЭКОНОМИЧЕСКИЙ И СОЦИОКУЛЬТУРНЫЙ КОНТЕКСТ УЧАСТИЯ КРУПНЫХ КОРПОРАЦИЙ В СИСТЕМЕ ПОЛИТИЧЕСКИХ ОТНОШЕНИЙ

Политика - важнейшая сфера общественной жизни, а политическая система является по существу управляющей подсистемой общества. В то же время, многие тенденции политического развития невозможно объяснить, не выявив влияния экономических, социальных и культурных явлений и феноменов на политическую жизнь региона. В каждом из субъектов Российской Федерации существует своя, неповторимая структура региональной экономики, этническая и возрастная структура населения и т.д. В данном параграфе мы попытались выявить те проявления социально- экономического и социокультурного развития Краснодарского края, которые существенно влияют на состояние корпоративного бизнеса в регионе.

Краснодарский край обладает огромным инвестиционным потенциалом и значительными конкурентными преимуществами: уникальное геополитическое положение, природные и рекреационные ресурсы, плодородные земли, морские порты и развитая транспортная инфраструктура. Руководство края активно использует современные механизмы территориального развития для развития «точек роста» региональной экономики, что позволяет получить мультипликативный эффект, выражающийся в увеличении валового регионального продукта и росте реальных доходов населения.

За последние семь лет социально-экономическая ситуация в Краснодарском крае заметно улучшилась. Опережающее развитие получили сектора, которые играют роль общенациональных и региональных «точек роста». По данным российского агентства «Эксперт», с 2006 г. Краснодарский край входит в число 6 опорных регионов России (наряду с Москвой, Санкт-Петербургом, Московской, Свердловской областями и Ханты- Мансийским автономным округом), обладающих высоким инвестиционным потенциалом и умеренным инвестиционным риском.

Улучшились позиции края в экономическом пространстве Российской Федерации. По объему валового регионального продукта регион стабильно занимает 10-11-е места среди субъектов страны и лидирует в Южном федеральном округе. В 2006 г. относительно 2000 г. ВРП края увеличен в 1,4 раза (так же, как и в среднем по России). Среднегодовой темп роста в течение последних шести лет - 106%, в 2004-2006 гг. - 109%.

В 2007 г. тенденции динамичного развития всех основных направлений деятельности (рост от 104% в сельском хозяйстве до 129% — по организациям связи) сохранялись на основе значительных вложений инвестиций и роста потребительского спроса. Краевые темпы роста в большинстве основных секторов экономики опережают (на 2-48 процентных пунктов) или соответствуют среднероссийским показателям. По итогам января-августа 2007 г. инвестиции в основной капитал возросли на 22% (на среднероссийском уровне). Их объем достиг 106,8 млрд. р.

Значительна (от 22 до 38%) доля края в основных показателях социально-экономического развития Южного федерального округа, где регион занимает первое место как по объему ВРП, так и по среднедушевым показателям, характеризующим его развитие, даже при условии самой высокой численности населения. Достигнутые в 2007 г. результаты позволили краю занять в Южном федеральном округе среди крупных субъектов первое место по темпам роста объема производства продукции промышленности, платных услуг населению, вводу жилых домов, добиться самого низкого уровня регистрируемой безработицы (0,6%) и убыточных организаций (24,5%).

Край лидирует в ЮФО по объему инвестиций, прибыли, сельскохозяйственного производства, выработки пищевых продуктов, неметаллических минеральных продуктов, строительных работ, вводу жилых домов, перевозки грузов, продаж и оказания услуг потребительского рынка, объемам доходов консолидированного бюджета. Региону принадлежит лидерство и по величине оплаты труда: в Астраханской области средняя заработная плата составляет 99% от краевого уровня, в Волгоградской - 94%, в Ростовской области — 91%.

Промышленный потенциал края имеет достаточно высокий уровень диверсификации: более 77% стоимости отгруженных товаров собственного производства обеспечивается обрабатывающими производствами, уровень и структура которых обусловлены преобладанием аграрного сектора в отраслевой специализации экономики. Поэтому ведущим направлением в обработке является пищевое производство. На его долю приходится половина общих объемов отгрузки продукции обрабатывающих производств (в среднем по стране удельный вес пищевых производств составляет около 5%, в ЮФО — 43,6% - самый высокий результат среди округов).

Таким образом, с учетом фактического уровня промышленного развития, в экономике края в меньшей степени, чем в целом по России, представлены экспортно-ориентированные направления деятельности — добыча топливно-энергетических полезных ископаемых, металлургическое производство, обработка древесины и изделий из дерева. Наибольшее смещение краевой структуры промышленного производства относительно российской наблюдается в сторону конечного спроса, в первую очередь производства пищевых продуктов и строительных материалов, большая часть которых используется в весьма интенсивном жилищном строительстве, а также при расширении и благоустройстве обширных рекреационных зон.

В целом за последние годы прирост промышленного производства составил 158,6% (в среднем по стране - 135,2%). Особенно успешно развивались обрабатывающие отрасли, где индекс промышленного производства сложился на уровне 178,5% за счет обеспечения положительного прироста во всех основных направлениях деятельности. На протяжении 2001-2006 гг. сохранялась положительная тенденция в развитии производства пищевых продуктов, нефтепродуктов, строительных материалов, электрооборудования, готовых металлических изделий, мебели.

Позитивное влияние на развитие промышленности оказали следующие факторы:

повышение инвестиционной привлекательности региона;

проведение мер по поддержке хозяйствующих субъектов;

реструктуризация и ориентация организаций на нужды края;

осуществление комплекса мероприятий по привлечению инвестиционных ресурсов, техническому перевооружению предприятий, созданию новых мощностей;

освоение новых видов изделий и товаров.

В добывающих производствах в 2006 г. по сравнению с 2000 г. добыча полезных ископаемых увеличена на 14,4%. В основе прироста увеличение на

1 А7

15,3% добычи топливно-энергетических ресурсов .

Ежегодная добыча нефти колебалась в пределах от 1,7 до 1,9 млн. т. В 2006 г. она составила 1838 тыс. т, что на 7,1% больше уровня 2000 г. Большой объем работ ведется ООО «РН-Краснодарнефтегаз» и ООО «НК «Приазовнефть» в рамках реализации инвестиционных проектов, вошедших в Федеральную целевую программу «Юг России» и Программу социально- экономического развития Краснодарского края на 2003—2008 гг.: «Развитие поисково-разведочных работ в Сладковско-Морозовской зоне» и «Геологическое изучение недр Темрюкско-Ахтарского участка с целью поисков и оценки месторождений углеводородного сырья в акватории российского сектора Азовского моря». В 2007 г. на их выполнение было направлено почти 1,2 млрд. рублей.

Нефтеперерабатывающими структурами реализуются инвестиционные проекты и мероприятия, направленные на улучшение использования и развитие производственных мощностей по первичной переработке нефти. Наиболее значимый (стратегический) инвестиционный проект края — реконструкция ООО «НК "Роснефть-Туапсинский НПЗ"» стоимостью 55 млрд. р., рассчитанный до 2012 г. Проект предполагает увеличение объемов первичной переработки нефти до 12 млн. т. в год (рост почти в 3 раза) путем строительства комбинированной установки, внедрения передовых, углубляющих переработку нефти процессов, а также реконструкции (расширения) нефтепровода.

Стабилизация финансового состояния, реконструкция и увеличение загрузки производственных мощностей ООО «Афипский НПЗ» позволили заводу увеличить объем переработки нефти в 2 раза, платежи в бюджет края - в 3 раза. В ближайшей перспективе предприятие планирует довести первичную переработку нефти до 3 млн. т. в год.

В 2007 г. производство нефтепродуктов возросло на 18,4% в результате прироста первичной переработки нефти на 12,5% - 10,5 млн. т.

Существенное влияние на развитие экономики края оказывает деятельность электроэнергетики. Кубань является энергодефицитной территорией, так как генерирующих мощностей крайне недостаточно, а собственное производство имеет тенденцию к сокращению. В 2007 г. производство электроэнергии составило 93,6% от уровня 2006 г.

Основной проблемой в обеспечении надежного электроснабжения хозяйственного комплекса края является устаревшее электросетевое оборудование, технические характеристики которого не удовлетворяют возросшим нагрузкам и требованиям надежного обеспечения потребителей. Для улучшения ситуации подписано соглашение о взаимодействии администрации края и ОАО РАО «ЕЭС России» по реализации мероприятий, обеспечивающих надежное электроснабжение и создание условий по присоединению к электрическим сетям потребителей региона. За счет бюджетных и внебюджетных источников до 2014 г. в крае будет построено и реконструировано электроэнергетических объектов на общую сумму 84 млрд. рублей.

Сельское хозяйство является основой экономики края. При удельном весе 2,3% в общей площади российских сельхозугодий и 3,4% пашни в крае производится 7,2% валовой продукции сельского хозяйства России. На Кубани выращивается 10,5% российских объемов зерна, в том числе риса — 82%, зерновой кукурузы - 43%, сахарной свеклы - 19%, маслосемян подсолнечника - 17%, более половины винограда, весь объем зеленого чая, субтропических и цитрусовых культур.

За период с 2001 по 2006 г. суммарный объем строительных работ составил 300 млрд. р. Прирост в 2006 г. относительно 2000 г. - 38% по сравнению с началом реформ (1990 г.) - 53%. По объему строительных работ край лидирует в Южном федеральном округе и занимает 6-е место в стране. В число важнейших объектов, построенных в крае в последние годы, входят нефтепроводная система «Тенгиз - Новороссийск» Каспийского трубопроводного консорциума, магистральный газопровод «Голубой поток - Россия-Турция», Сочинская теплоэлектростанция мощностью 78 МВт, завод «КЛААС» мощностью 1 тыс. зерноуборочных комбайнов, завод «Нестле- Кубань» по производству кофе и др. Значительная часть крупных строительных объектов связана с Черноморским побережьем края: аэровокзальный комплекс международного аэропорта Сочи, горнолыжный курорт «Роза Хутор», взлетно-посадочная полоса аэропорта «Геленджик», объекты, включенные в ФЦП «Создание системы базирования Черноморского флота на территории РФ», строительство автодороги Джубга-Сочи. При возведении дома приема официальных делегаций и квартала коттеджной застройки «Лаура» в с. Эсто-Садок г. Сочи (горнотуристический центр ОАО «Газпром») в 2006—2007 гг. выполнены строительно-монтажные работы на сумму свыше 5,1 млрд. рублей.

В 2007 г. объем введенной общей площади жилых домов составил 3710,4 тыс. м , что в 1,4 раза больше, чем в 2006 г., из них 70,3% приходится на индивидуальных застройщиков.

Транспорт и связь — важнейший сектор экономики края, формирующий самую значительную долю валового регионального продукта - почти 18%. Значимость транспортного комплекса края в общероссийской транспортной системе предопределена географическим положением региона, имеющим выход через Азовское и Черное моря на международные внешнеторговые пути. Структура транспортной системы края включает все виды современного транспорта: разветвленную сеть железнодорожных путей и автомобильных дорог, морские порты, внутренние водные пути, аэропорты, портовые терминалы, нефте- и газопроводы.

Перевозки грузов транспортом всех отраслей экономики края в 2006 г. сложились на уровне 319,2 млн. т. По сравнению с 2000 г. их объем возрос на 28,7% (по России - на 17,5%).

Санаторно-курортный и туристский комплекс края занимает лидирующие позиции в России и является самым массовым среди ее курортов. Доля края в оказании санаторно-оздоровительных услуг населению составляет 44% в общероссийских объемах, а туристических услуг (включая гостиницы) - 9%.

Всего в 2001-2006 гг. на Азово-Черноморском побережье края отдохнули более 44 млн. чел. В 2006 г. организованным сектором курортной сферы обслужено свыше 2,6 млн. туристов. Неорганизованные туристы (отдыхающие без путевок) составили 5,5 млн. чел. В 2007 г. численность отдыхающих возросла практически на четверть и превысила 12 млн. чел.

Общий объем налоговых поступлений в бюджеты всех уровней увеличен с 26,3 млрд. р. в 2000 г. до 88,3 млрд. р. в 2006 г., или в 3,4 раза. В 2007 г. темп роста составил 139,4%. Доходы консолидированного бюджета края возросли в 4,8 раза и с учетом средств из федерального бюджета достигли в 2006 г. 82 млрд. р. (в 2000 г. - 17 млрд. р.). Уровень дотационности консолидированного бюджета края в 2006 г. составил 6,4%.

Собственные доходы консолидированного бюджета края доведены до 66,9 млрд. р., что в 4,5 раза больше уровня 2000 г. Рост собственных доходов обеспечивает высокую кредитоспособность региона — все действующие долговые обязательства исполняются в установленные сроки и в полном объеме. Объем государственного долга края находится на стабильном уровне, не превышая предельных значений, установленных Бюджетным кодексом Российской Федерации, в его структуре отсутствует просроченная задолженность.

Начиная с июля 2006 г. в крае впервые отмечен прирост численности населения, который составил в 2007 г. 4,4 тыс. чел., или 0,08%. Естественную убыль населения в крае компенсирует миграционный прирост. Особенностью края является его привлекательность как для внутрироссийской, так и для международной миграции. Поэтому миграционный прирост населения на протяжении ряда лет остается одним из самых высоких в России. В 2006 г. по сравнению с 2000 г. показатель возрос на 3,6 тыс. чел., или на 15,7%, и составил 26,6 тыс. чел. В Краснодарском крае, как и в большинстве других регионов России, по-прежнему число умерших превышает число родившихся. В целом по краю число умерших больше числа родившихся в 1,3 раза. Естественная убыль в 2007 г. составила 16 тыс. чел. По расчетным данным численность населения края на 1 января 2008 г. составила 5 121 тыс. чел. (53% проживают в городах, 47% - сельские жители). Население края за год увеличилось на 20 тыс. чел., или на 0,4%. В основном это произошло за счет миграционного прироста, который в сравнении с 2006 г. увеличился на 10 тыс. чел. и составил 36,6 тыс. чел. Миграция, затронувшая Краснодарский край в 2007 г., происходила в основном внутри России, лишь 15% мигрантов прибыли в край из других государств, в основном (97%) из стран СНГ.

Краснодарский край по численности населения занимает 3-е место среди субъектов Российской Федерации (после Москвы и Московской области) и является одним из самых густонаселенных регионов. Плотность населения —

67,5 человек на 1 км. , что в 8 раз превышает среднероссийский показатель (8,4 человека на 1 км.²).

Численность трудовых ресурсов края составляет свыше 3,1 млн. чел. Всеми видами экономической деятельности занято около 70% трудовых ресурсов, или более 90% экономически активного населения. В 2006 г. численность экономически активного населения достигла 2,4 млн. чел. В 2007 г. численность экономически активного населения возросла на 0,2% и составила 2 379 тыс. чел., из которых занято в экономике 2 217 тыс. человек (рост на 1%), не имели занятия (безработные) 162 тыс. чел. (сокращение на 9,7%).

Величина уровня регистрируемой безработицы в последние шесть лет колебалась в пределах 0,6-0,9%, что примерно в 3 раза меньше среднероссийского показателя. Это наименьший показатель по Южному федеральному округу.

В 2007 г. Сочи стал местом проведения зимней Олимпиады 2014 г., и началась реализация федеральной программы его развития как горноклиматического курорта. Объем средств, предусмотренных на строительство объектов ФЦП «Развитие г. Сочи как горно-климатического курорта (20062014 годы)» в рамках ФАРШ предполагался в размере 17,3 млрд. р. Постановлением Правительства РФ от 29 декабря 2007 г. № 991 принято решение о завершении реализации этой программы с 1 января 2008 г. и

утверждена Программа строительства олимпийских объектов . Общее количество финансируемых программных мероприятий - 216, в числе их

мероприятия по строительству олимпийских объектов, мероприятия, связанные с инженерной и транспортной инфраструктурой, энергоснабжением и энергогенерацией, градостроительством, природоохранной деятельностью и т.д. В 2008-2012 гг. должны быть:

построены олимпийские объекты, необходимые для проведения обязательных предолимпийских соревнований;

завершены (в основном) работы по строительству объектов транспортной и инженерной инфраструктуры, необходимых для проведения XXII зимних Олимпийских игр и XI Параолимпийских игр 2014 г., завершены работы по обеспечению олимпийских объектов современными средствами связи;

завершены (в основном) работы на объектах, строящихся за счет частных инвестиций (в первую очередь объекты Олимпийской деревни, некоторые спортивные сооружения, объекты туристической инфраструктуры и т.п.);

начаты работы по подготовке персонала.

На завершающем этапе (2013-2014 гг.) планируется завершение строительства недостроенных объектов и проведение XXII зимних Олимпийских игр и XI Параолимпийских игр 2014 г.

Всего требуется построить 15 спортивных объектов. На долю строительства и реконструкции олимпийских рбъектов приходится 31,25 млрд. р., в том числе 18,665 млрд. р. за счет средств федерального бюджета.

В 2007 г. на развитие Сочи было направлено более 300 млн. евро государственных инвестиций, а приток частных инвестиций увеличился в полтора раза — до 600 млн. евро. В настоящее время Сочи предлагает частным инвесторам проекты общей стоимостью около 6 млрд. евро.

По предварительным расчетам реализация Программы обеспечит прирост валового регионального продукта Краснодарского края в размере 341 млрд. р. (в ценах 2005 г.). Прирост складывается из прямого экономического эффекта в размере 179,9 млрд. р., косвенного экономического эффекта в размере 92,9 млрд. р. и стимулированного экономического эффекта в размере 68,2 млрд. р.

Кроме того, свой вклад вносит дополнительный эффект, который складывается из улучшения общеэкономического фона в регионе, ускорения темпов развития экономики региона, что привлекает внимание инвесторов и способствует росту деловой активности. Среднегодовой темп роста валового регионального продукта в результате реализации Программы планируется на 1,39 процентных пункта выше базового прогноза Министерства экономического развития и торговли Российской'Федерации в отношении развития региона.

В рамках программы по охране окружающей среды компания «Газпром», реализующая комплекс «Лаура» (Псехако), уже выделила более 2 млн. дол. на развитие Национального парка Сочи. Компания «Интеррос» в рамках проекта по развитию горнолыжного курорта «Роза Хутор», инвестировала около 3 млн. дол. на борьбу с загрязнением окружающей среды в регионе. Последующие инвестиции будут направлены на защиту и увеличение озелененных территорий, а также защиту местной флоры и фауны, включая исчезающие виды растений и животных.

В регионе существует ряд социокультурных факторов, способствующих развитию неформальных практик политического взаимодействия. Прежде всего, это традиционализм как черта регионального массового сознания. Системообразующий социокультурный фактор региона - традиции исторического сознания, своеобразный историко-политический опыт сообщества. Традиции - устойчивые стереотипы повседневного мышления и поведения, передаваемые от поколения к поколению путём социализации. В качестве элементов традиций выступают сложившиеся в регионе преобладающие культурные образцы, институты, нормы, идеи, ценности, стили жизни. Они включают в себя набор базовых объектов наследования - ценностей. Традиция существует благодаря непрерывным процессам: интериоризации (усвоению индивидами и группами ценностей наследия), а также экстериоризации (распространению убеждений людей на «внешний» мир - общество). Два этих процесса внешне противоположны и диалектически взаимосвязаны.

На многих пограничных территориях укоренились ментальные установки поселенцев: самостоятельность, предприимчивость, нацеленность на жизненный успех. Исторические традиции регионов актуализируются во времена кризисов, когда утрачивается либо раскалывается «ценностное ядро» культуры. Они могут способствовать складыванию гражданской культуры и консенсусных методов взаимодействия территорий. Но могут и стать средством разжигания нетерпимости и легитимировать сепаратистские интересы элит. Роль традиций зависит от политических акторов, обеспечивающих преемственность и изменения исторических стереотипов.

Особенности русской колонизации Юга, как отмечает Е.В. Морозова, вызвали ряд последствий для региона:

заложена основа базового противоречия современной региональной культуры: между традиционной центробежностью и державностью (на Юге закреплялись самые сильные, независимые люди);

неравномерность освоения и «пестрота» состава русских новосёлов вызвала разнородность Южного макрорегиона.

Советский тип государства, космополитичный по идеологии и интересам, отрицал формы дореволюционной политической системы. Поэтому в 1920-1924 гг. казачьи области были целенаправленно расчленены, проводились массовые репрессии и депортации. В итоге многочисленных перекроек политического пространства и репрессий власть разрушала традиционные каналы культурной преемственности.

Но полностью выкорчевать способность южан к самоорганизации и к массовому протесту не удалось. Возник феномен «двойной идентичности»: тщательно скрываемая религиозность советского времени, теневое предпринимательство.

Модернизация России в качестве своего естественного следствия предполагала оживление интереса к политическим традициям. Концепт «светлого будущего», характерный для советской эпохи, сменился «светлым прошлым». Практическим проявлением та eco го «броска назад» стало возникновение многочисленных организаций, строившихся на основе средневековых, по своей сути, политико-правовых и социальных учреждений: сословности, корпоративизма, жесткой иерархичности, ритуализованности форм деятельности.

Сложившаяся полиэтничная структура населения, значительный удельный вес сельского населения, высокий индекс миграции способствуют широкому распространению социальных сетей (прежде всего этнических, миграционных и местнических) и сетевого взаимодействия в крае. С одной стороны, социальные сети служат воспроизводству социального капитала, в определенной степени компенсируют институциональный и нормативный

вакуум, связанный с трансформационными процессами . С другой стороны, сети действуют в основном исключительно неформальными методами и привносят, «взращивают» теневые отношения в политическом процессе — через толерантное отношение к коррупции, через феномен «землячеств» в политических элитах. Причиной распространения этих неформальных практик М. В. Савва считает не только острый дефицит доверия в российской политике, но и полное отсутствие реальной системы кадрового резерва. «У земляческой системы подбора кадров есть и плюсы и минусы. Главный плюс - она работает в очень сложных условиях всеобщего недоверия и борьбы группировок на больших и малых политических олимпах. Без нее шестеренки машины власти могли бы вообще остановиться. Команда из «своих» обеспечивает лидеру психологический комфорт, а в кризисных ситуациях работает очень оперативно. Минусов несколько. Такая система не обеспечивает отбора на службу государству действительно лучших, самых подготовленных, честных и эффективных. Основанные на земляческих отношениях группы легко становятся каналами коррупции, ведь у друзей не принято контролировать друг друга. В таких командах неизбежна круговая порука и закрытые для общества схемы принятия решений».

Таким образом, в настоящее время Краснодарский край характеризуется чрезвычайно высокими темпами экономического развития, что в первую очередь связано с беспрецедентным притоком инвестиционного капитала в регион, причем основной приток инвестиций обеспечивают крупные инвесторы. Мощным толчком к инвестиционной активности стало решение МОК о проведении в Сочи зимней Олимпиады 2014 г.

В Краснодарском крае максимально упрощена процедура открытия бизнеса как для российских, так и для иносфанных инвесторов. Одним из первых в России Краснодарский край создал систему сопровождения инвестиционных проектов по принципу «одного окна». Такая политика дает свои результаты и позволяет реализовывать в крае инвестиционные проекты ведущих мировых компаний: «Кнауф», «Клаас», «Филип Моррис», «Бондюэль», «Секаб», «Вим-Билль-Дан», «Метро Кэш энд Керри», «Нестле», «Рэдиссон», «Тетра Пак» и другие. Крупные инвестиции в экономику края осуществляются такими крупными отечественными корпорациями как «Базовый элемент», «Интеррос», «Ренова», «Северсталь», «Система», «Лукойл», «Уралсиб» и другие.

За шесть лет валовый региональный продукт края вырос втрое, объем строительных работ увеличился в три с половиной раза. Потребительский рынок - вчетверо. По уровню потребления на душу населения край вышел на четвертое место в России.

Анализ статистики и тенденций развития социально-экономического положения края показывает, что инвестиционная привлекательность края для крупных корпораций будет возрастать. Политический потенциал корпораций значительно различается в зависимости от объема ресурсов, которыми они располагают. Наиболее четко дифференцируются по набору ресурсов отечественные и иностранные корпорации. Первые ориентированы на взаимодействие в «серой» зоне, на использование административного ресурса, в меньшей степени используют ОЯ-технологии, в минимальной степени могут опираться на включенность в систему мировых хозяйс гвенных связей и слабо мотивированы на координацию своих действий. Иностранные корпорации ориентированы на взаимодействие с властью в «белой» зоне, они в полной степени используют ресурсы своей включенности в транснациональные структуры, не только координируют, но и институализируют совместные действия по взаимодействию с региональной властью. Менеджеры иностранных корпораций в определенной степени демонстрируют «бизнес-мессианство», беря на себя часть отве тственности за внедрение стандартов деятельности социально ответственного бизнеса в трансформируемой российской экономике.

Основными социокультурными факторами, способствующими развитию неформальных практик политического взаимодействия в регионе, являются традиционализм массового сознания и развитость социальных сетей (этнических, миграционных и местнических).

Похожие диссертации на Крупная корпорация в региональном политическом процессе

Взаимодействие государства и бизнес-корпораций в процессе модернизации российской экономики: политологический анализЛапин, Андрей Викторович

Транснациональные корпорации как субъекты мирового политического процессаНиколаева, Наталия Альбертовна



Политический капитал российской корпорации и его влияние на региональный политический процесс :На примере Прикамья Бойко Сергей Сергеевич



Информационные транснациональные корпорации и их влияние на мировой политический процесс в современных условияхТроицкая Евгения Викторовна