Содержание к диссертации
Введение
Глава 1. Сущностные характеристики нарратива 10-63
1. Развитие понятия «нарратив» 10-31
2. Нарратив как единство действия, общения и рефлексии 32-49
3. Структура антиномии нарратива 50-63
Глава 2. Субъективность в нарративе 64-132
1 Динамика развития концепта субъект в философии 65-92
2. Нарратив и формы субъективности в коммуникации 93-117
3. Процессуальный характер нарратива 118-131
Заключение 132-134
Литература
- Развитие понятия «нарратив»
- Нарратив как единство действия, общения и рефлексии
- Динамика развития концепта субъект в философии
- Нарратив и формы субъективности в коммуникации
Введение к работе
Актуальность темы исследования. Диссертационное исследование посвящено философскому анализу понятия «нарратив», базирующемуся на концепции коммуникативной революции и нового состояния общества и культуры в современную эпоху. В центре внимания находится соотношение нарратива как информационного механизма взаимодействия людей в коммуникации и новой формы субъективности, возникающей в среде коммуникации. Нарратив рассматривается как процесс, структура которого формируется из трех уровней: история, повествование и наррация.
Актуальность темы исследования определяется в значительной степени растущим интересом к сфере услуг, прежде всего, информационных, и роли коммуникации в формировании человека в современном обществе. Нарратив как механизм коммуникации рассматривается в качестве стержневого способа общения между людьми. Актуальность также непосредственно связана с возрастающим интересом современной психологии, лингвистики, истории, теории коммуникации к понятию нарратив, понимаемого в качестве текста как концепта, к которому обращено пристальное внимание современной науки. Подобная популярность этого понятия диктует необходимость его целостного осмысления, которое возможно только в рамках философского исследования. Анализ понятия «нарратив» дает новые аспекты не только самого процесса коммуникации, но и роли субъекта и выделения типов субъективности в ней вслед за изучением форм коммуникативной активности, а также осознание ограниченности подходов, существующих в современной нарратологии.
Актуальность настоящей диссертационной работы обусловлена необходимостью философского подхода к понятиям теории коммуникации, семиотики, психоанализа и пр. В направлениях современной философии (особенно в постструктурализме и постмодернизме) понятие «нарратив» постепенно стано-
вится одним из ключевых: оно активно используется при изучении феноменов текста, речеповеденческих актов, а также в контексте изучения постоянно меняющегося информационного общества и массовой культуры. Философское осмысление помогает расширить понимание нарратива и общетеоретические основания нарратологии как науки. Широкий план проблематики нарратива связан с тем, что он наиболее четко отражает структуру новейшей коммуникации и феномены современной культуры, которые обусловлены последней: отчуждение человека от источников информации, «смерть автора», пассивность участника коммуникации как потребителя, которым манипулируют, получают объяснение через исследование нарратива. Таким образом, понимание механизма коммуникации через нарратив, позволяет осмыслить феномены современной культуры, связанные с коммуникацией.
Состояние разработанности проблемы. Исследование феномена «нарратив» и субъекта коммуникации в современной литературе стало очень актуальным. Существует достаточно большое количество литературы, освещающей эти вопросы. В то же время проблема выявления субъективности в нарративе не была чегко поставлена и очерчена, до настоящего времени не являлась предметом специального философского исследования.
Тема данной работы может быть условно представлена как несколько взаимосвязанных между собой принципиальных смысловых блоков. Первый блок затрагивает вопросы, которые можно разбить на два подраздела. Первый из них включает в себя рассмотрение нарратива как механизма коммуникации, состоящего из истории, рассказа о ней и наррации как акта рассказывания. Данная проблематика разрабатывалась в трудах русских формалистов: А.Н. Веселовского, Б.В. Томашевского, В.Б. Шкловского, Б.М. Эйхенбаума, а также В.Я. Проппа, французских структуралистов: Р. Барта, Э. Бенвениста, К. Бремона, А.-Ж. Греймаса, Ж. Женетта, Ц. Тодорова.
В качестве механизма коммуникации нарратив исследуется на примере дискурса в трудах голландского лингвиста Т.А. ван Дейка, который подвергает исследованию коммуникативный акт, коммуникативное событие или коммуни-
кативное бытие, существующее в единстве языковой формы, значения и действия. В постмодернистской традиции исследованиями такого рода занимается Ж. Деррида, подвергающий изучению автокоммуникативное событие и делающий акцент на уединенности сознания. Представитель французской школы анализа дискурса М. Фуко трактует его как социально обусловленную организацию системы речи и действия. Причем, речь, по его мнению, не только высказывает, но и объясняет то, что высказывает, проясняя собственные основания и причины, предполагая субстантивацию, осуществляющую деятельность. Ю. Кристева рассматривает текстуальную коммуникацию, вводя понятие «интертекстуальности» и изучая его сущностные характеристики. Труды советского ученого М.М. Бахтина представляют собой исследования глобальных масштабов, посвященные диалогу и диалогичности, включающие в себя три измерения текстового пространства: субъект письма, получатель и внеположные им тексты, которые находятся в состоянии непрерывного диалога.
Кроме того, эта проблематика берет свои корни в выделении речи устной и письменной, а также разделении подражания и повествования, что активно разрабатывалось в трудах Платона и Аристотеля, и продолжается в работах Й. Брокмейкера, Дж. Брунера, Л. Витгенштейна, К.А. Гельвеция, П. Гольбаха, И.П. Ильина, Ж. Лакана, К. Леви-Строса, Г.В. Лейбница, Д. Локка, Ю.М. Лотмана, К. Поппера, Дж. Принса, Ф. де Соссюра, Р. Харе, Й. Хейзинги. Второй подраздел охватывает рассмотрение нарратива как единства действия, общения и рефлексии. Эта группа проблем освещается в работах Р. Барта, А.-Ж. Греймаса, Ж. Женетта, Ж.-Ф. Лиотара, М.Пешё, В.Я. Проппа, П. Рикера, Э. Сурьо, В. Шмида, У.Эко, Р. Якобсона. Среди российских публикаций можно выделить работы С. Зенкина, Г. Косикова, В.Н. Сырова, Н. Тамарченко, Е. Трубиной, В. Тюпы.
Второй блок связан с изучением понятия «субъект» и разными уровнями субъективности в современную эпоху посткоммуникативной революции. Эти вопросы исследовались в философских работах Платона, Аристотеля, Боэция, Абеляра, И. Скотта, К.О. Гельвеция, Г. Галилея, Р. Декарта, Г. Лейбница,
Ф. Бэкона, Д. Локка, Д. Юма, И. Канта, И.Г. Фихте, Ф. Шеллинга, Г.В.Ф. Гегеля, М. Бубера, Э. Бенвениста, Ф. Джеймиссона, М. Хайдеггера, Ж.-П. Сартра, X. Ортеги-и-Гассета, Р. Тарнаса, К. Маркса, Э. Левинаса, Г.-X. Гадамера, А. Бергсона, А. Шопенгауэра, Ф. Ницше, П. Рикера, Ж. Делеза, Э. Гуссерля, М. Фуко, Ю. Кристевой, А. Рено, а также В.А. Лекторского, К.Н. Любутина, Е.Н. Причепия и др. Каждый из них обращается к понятию субъекта как некоему концептуальному посреднику в разработке многообразной тематики. Наличие разнообразия использования этого понятия в философских построениях при их несомненной связности и цельности позволяет говорить о состоятельности философской проблемы субъекта.
Исследование коммуникативной формы активности проводилось в работах М.М. Бахтина, М.С. Кагана, И.Т. Касавина, Н.И. Мартишиной, Л.А. Микешиной, В.В. Николина, И. Хейзинги. Типы познавательных интересов субъекта исследуются в работах Ю. Хабермаса, разработки которого относятся как к формам коммуникативной активности, так и к типам субъективности.
Нарратив, будучи изученным в семиотике, истории, литературоведении, психоанализе и теории коммуникации, не подвергался исследованию в философской традиции, практически не рассматривался в контексте субъективности, а ведь этот аспект изучения позволяет выявить сущностные характеристики типов субъективности в нарративе как механизме коммуникации и за его пределами.
Основная проблема исследования заключается в недостаточном философском осмыслении понятия «нарратива» и его воздействия на субъективность участников коммуникации. Эта проблема может быть выражена в следующих вопросах: как возможно философское осмысление нарратива как процесса коммуникации? Как в коммуникации происходит формирование нового типа субъективности? Как в нарративе проявляются существенные характеристики этого типа субъективности?
Целью исследования является философское осмысление понятия нарра-тива, а также выявление субъективного механизма нарратива в коммуникации. Задачи исследования:
Выявить тенденции формулирования понятия «нарратив».
Зафиксировать сущностные специфические характеристики потенциала разворачивания нарратива в формы коммуникативной активности.
Проанализировать основные аспекты антиномии нарратива и наррато-логии и дать им философское осмысление.
Проследить динамику развития концепта «субъект» в научной и философской мысли.
Построить концепцию типов субъективности и выявить их особенности в нарративе как механизме коммуникации.
Продемонстрировать процесс развития нарратива и задать будущую проблематику субъективности в сопоставлении нарратива как механизма коммуникации и диалога как схемы общения.
Основная идея, выносимая на защиту. Последняя коммуникативная революция изменяет тип субъективности человека современного общества, приводя форму активности и структуру его деятельности к таким, которые реализуются в схемах нарратива.
Теоретико-методологическая основа исследования. Фундаментальную роль в процессе исследования играло использование философского аппарата немецкой классической философии и марксизма. В работе переосмыслению подвергаются теоретические подходы нарратологии и теории коммуникации.
Следует отметить междисциплинарный характер нашего исследования. Для обоснования выводов работы необходимо проведение философского анализа проблем нарратологии, тесно связанных также с такими областями знания, как историческая, семиотическая, литературоведческая, психологическая и социологическая. Исследование проводится на трудах отечественных и зарубежных мыслителей, которые обосновывают нарративную специфику современной коммуникации.
Основные результаты исследования и его научная новизна
В трехуровневой модели нарратива объединены наработки нарратологии и показано, что нарратив отражает механизм процесса коммуникации, являясь историческим и логическим обобщением ее развития.
Зафиксирована монологичная структура коммуникации и ключевая роль в ней нарратива как потенциальной единицы трех форм активности субъекта: действие, общение и рефлексия. Нарратив выступает единицей деятельности человека в условиях коммуникации.
Сформулирована антиномия нарративаи структура антиномии в двух ее аспектах: гносеологическом и идеологическом.
Показаны два масштаба антиномии в процессе коммуникации (глобальный и малый) как для гносеологического, так и для идеологического аспектов антиномии нарратива.
Выявлена динамика соотношения двух аспектов антиномии нарратива и обосновано доминирование идеологического над гносеологическим.
Развернута специфика субъективности человека в процессе коммуникации, что обобщено в понятии «субъект-интерпретатор».
Понятие «субъект-интерпретатор» рассмотрено в его пределах и тенденциях.
Научно-теоретическая и практическая значимость исследования заключается в следующем:
во-первых, материалы диссертации содержат представление о сущностных характеристиках понятия «нарратив», позволяющее в контексте философского анализа сформулировать, осмыслить и разрешить проблемы нарратологии, связанные с коммуникативными исследованиями;
во-вторых, предложенная модель форм коммуникативной активности и типов субъективности может быть использована при осмыслении различных проявлений культуры;
в-третьих, результаты исследования могут быть использованы для разработки теоретических и методических материалов по философии нарратива, теории коммуникации и PR-технологий.
Апробация работы. Основные положения и результаты исследования обсуждались на межвузовском аспирантском семинаре кафедры философии ОмГПУ, излагались в ряде статей и тезисов, рассматривались в ходе работы межвузовской научной конференции «Реальность. Человек. Культура» (ОмГПУ, Омск, 2002); Международной научной конференции «Информация. Коммуникация. Общество» (ЛЭТИ, Санкт-Петербург, 2003), Второй международной конференции «Русская филология: Язык - Литература - Культура» (ОмГПУ, Омск, 2004).
Развитие понятия «нарратив»
В современной литературе как исследовательской, так и научно-популярной в последнее время все чаще встречается термин "нарратив", нередко без указания на то, что под ним понимает автор. Общераспространенным является мнение, что нарратив есть субститут повествования. Эти термины используют как синонимы Е.Г. Трубина, Н.Д. Тамарченко . На самом деле, "нарратив" переводится с английского (narrative, narration), французского (narration, narratif), латинского (narratio) языков как "повествовательный", "повествование", "рассказ", "сочинение".
Попытаемся разобраться, насколько обосновано употребление терминов «повествование» и «нарратив» как синонимов. Остановимся для этого на некоторых определениях данных терминов. Повествование понимается по-разному в зависимости от того, в рамках какой области знания оно рассматривается, будь то история, литературоведение, филология, психоанализ, социология или теория коммуникации. Историки, психоаналитики и социологи рассматривают повествование как средство, с помощью которого каждая из наук исследует свой предмет.
Повествование, вернее будет назвать его повествовательным контекстом нарратива, различает, с одной стороны, то, что было (событие), и то, что о нем рассказано (собственно повествование), а с другой стороны, что рассказано и как это сделано. Если различать бывшее и рассказанное, то становится понятным, что для психоанализа повествование важнее бывшего, так как он рассматривает оговорки и схемы рассказывания как отражение самого говорящего. В истории повествованию уделяется все больше внимания, ибо текст летописи или хроники уже воспринимается не столько как факт, сколько как интерпретация факта. В социологии текст повествования так же, безусловно, включает в себя идеологическую установку определенной социальной группы или позиции. Все вместе эти факты свидетельствуют, во-первых, об усложнении предмета науки, во-вторых, о расщеплении факта и интерпретации факта в методологии конкретных наук. Так история складывается из повествований о тех или иных событиях прошлого, и под этим понимается одна из точек зрения. На основании повествования человека о себе, других людях, проводятся исследования и делаются выводы в рамках таких областях знания как психология и социология.
Есть науки, которые используют повествовательный контекст нарратива как соотношение того, что было, и того, что сказано. К таковым относятся история, социология. Также есть науки, которые используют повествовательный контекст нарратива как соотношение того, что было, к тому, как это рассказано. Таковой является, например, психология. Таким образом, возникает предположение, что если субъект конкретен, то используется второе соотношение, если абстрактен - первое, так как второе более детально в отношении к субъекту, интерпретации и нарративу. Задача науки при введении интерпретации и других герменевтических процедур, составляющих суть анализа повествования, состоит, с одной стороны, в выявлении механизма повествования (в том числе и искажения факта в этом повествовании), с другой, - в постановке проблемы реконструкции реальности. Такая постановка особенно актуальна для социальных наук, где факты излагаются повествовательно, и, следовательно, включают контексты позиции повествования и одновременно включены в структуру позиции повествователя.
Эти проблемы связаны с коммуникативной революцией, поэтому будут рассмотрены позднее. Здесь очевидно признание того факта, что объект науки становится системой интерпретаций, разных в разных повествовательных контекстах, и "прорваться" к нему можно только учитывая разные, в том числе альтернативные, повествования. Это делает актуальным для науки особый анализ структур повествования. В истории науки часто бывает так, что проблема выявляется тогда, когда возникают средства ее решения. Нарратология как наука о типах повествования и процессе повествования в ходе коммуникации может стать таким средством гносеологического анализа интерпретативной структуры повествовательного факта.
В XX веке в зависимости от того, кем и как освещаются те или иные исторические события, сами эти события могут быть по-разному представлены, порой даже противоположным образом. Так, например, социологи обрабатывают данные, получаемые в результате повествований, рассказов опрашиваемых, которые могут не совпадать у разных респондентов (при этом существует правило: не тестировать тех, кто знаком с технологией тестирования). Аналогичным образом результаты психологических исследований во многом зависят от того, что люди рассказывают о себе. Современные психологи, в большей степени психоаналитики, так же как и современные историки обращают особое внимание не только на то, что повествуется, но и на то, каким образом это делается.
В тех науках, где повествование используется в качестве источника фактов, значительное место отводится не только самим фактам, о которых идет речь, но и методам, которыми они были получены (кто о них повествует, как он это делает, какие методы и средства использует при этом). При этом значение повествования и его методов повышается в связи с требованием точности анализа фактов. Помимо тех дисциплин, где повествование используется как источник фактов, существуют науки, где оно выступает и в качестве предмета исследования. В таком виде оно рассматривается в литературоведении и, конечно, в теории коммуникации.
Характерно, что существенные шаги к методологии повествования были предприняты только в XX веке. Правомерно встает вопрос, поставленный английским историком Ф. Анкерсмитом: почему философия языка "никогда не обращалась к проблемам текста и повествования, к тому, как они соотносятся с миром и каким критериям они должны отвечать, чтобы быть истинными сообщениями о том, о чем они сообщают", тем более, "что большая часть наших способов языкового употребления по своему характеру является текстом или повествованием" Анкерсмит говорит о философии истории, но это справедливо будет распространить и на другие науки.
Нарратив как единство действия, общения и рефлексии
Наряду с эволюцией понятий «повествование» и «нарратив» как механизмов коммуникации развитие исследований нарратива можно проследить по классификации, в основе которой лежит другое основание. В первом параграфе таким основанием стали нарративные уровни, позволяющие представить нарратив как совокупность стадий, условно называемых историей, повествованием и наррацией. Результаты исследования, приведенные в данном параграфе, позволяют рассматривать нарратив в качестве коммуникативной единицы, представляющей собой единство действия, общения и рефлексии.
Такое деление берет свое начало в выделении Ю. Хабермасом1 трех когнитивных интересов, связанных с коммуникативной деятельностью: технического, практического и эмансипационного - и соотносимых с действием, общением и рефлексией. Данные три типа познавательных интересов отражают три типа развертывания коммуникации, интегрируя которые можно составить общую схему коммуникации. Нарратив, помимо всего прочего, предстает, в этом случае, в качестве единицы коммуникативной активности, которая потенциально содержит в себе действие, общение и рефлексию. Данная схема находит свое отражение у классиков нарратологии.
Рассмотрим нарратив с точки зрения трех форм активности концепции нарратологии. С точки зрения действия, как одного из аспектов нарратива, этот процесс представлен как уровнем повествования, так и наррацией, но в большей степени уровнем истории, как он был рассмотрен в прошлом параграфе.
Так, например, действию, как форме активности, соответствуют функции В.Я. Проппа, которые образуют основные элементы сказки, те элементы, на которых строится ход действия. Кроме того, хотя поступки и представляют собой действия, они не всегда считаются функцией действия. Это качество героя, выраженное в поступках, служащих мотивом для действия. В.Я. Пропп допускает, что мотивировки могут считаться новообразованиями. Чувства и намерения действующих лиц ни в каких случаях не отражаются на ходе действия. Функции распределяются по кругам действия (действующим лицам). 1. Круг действия антагониста (вредителя) охватывает такие функции как вредительство, борьба с героем, преследование; 2. Круг действий дарителя (снабдителя): подготовку передачи волшебного средства, снабжение героя волшебным средством; 3. Круг действий помощника: пространственное перемещение, путево-дительство, ликвидация, спасение, решение и трансфигурация; 4. Круг действий царевны (искомого персонажа и ее отца): трудная задача, клеймение, или отметка, обличение, узнавание, наказание и свадьба; 5. Круг действий отправителя охватывает только отсылку; 6. Круг действий героя охватывает отправку на поиски, реакцию героя, свадьбу; 7. Круг действий ложного героя: отправка, необоснованные притязания и т. д.1
Так, по В.Я. Проппу, сказка знает 7 действующих лиц. Они в какой-то степени представляют собой определенного рода субъективность. Однако они не являются субъектами, как таковыми, не подвергаются такому изучению, так как речь идет о нарративе, который сам по себе не подразумевает наличие субъекта как такового. Эти функции рассматриваются В.Я. Проппом в качестве действий; общение и рефлексия не подвергаются рассмотрению как элементы коммуникации. Исследования автора посвящены изучению первого отдельного аспекта нарратива, а не полностью его системе как единице коммуникации.
Первые две формы активности, находящие свое отражение в нарративе рассматривает один из последователей В.Я. Проппа, французский исследователь А.-Ж. Греймас, который предложил свою модель, состоящую из шести актантов. 1. Адресант - 2. Объект - 3. Адресат 4. Помощник - 5. Субъект 4г 6. Противник1 Здесь уже общение как форма активности казалось бы начинает преобладать над действием, однако действие не перестает быть актуальным для этого исследования, помимо самой схемы и ее описания, основные моменты, изучаемые французским структуралистом относятся к действию как форме активности.
В этой модели сам А.-Ж. Греймас предполагает пропповский контекст в понимании составляющих. Пропповский «герой» выражен в данной концепции в виде «субъекта», «искомый персонаж» - в виде «объекта», «антагонист» и «ложный герой» - в виде «противника», помощник остается незаменимым. Адресант и адресат располагаются в этой схеме на новом уровне коммуникации, в плоскости повествования, в то время как остальные актанты не выходят из плоскости рассказываемой истории. С другой стороны, помимо того, что в схеме коммуникации разводятся две плоскости: истории и повествования, взаимодействие адресанта и адресата представляет собой уже не действие, а общение.
Адресант как отправитель и адресат как получатель существуют вне произведения. Посредником их взаимодействия, объектом их общения становится уровень истории. Тем не менее, даже вводя актанты, принадлежащие разным ступеням нарративной модели, основное внимание А.-Ж. Греймаса остается заключенным в рамках плоскости рассказываемой истории. Разделив плоскости и зафиксировав в своей модели это деление, исследователь в дальнейшем возвращается к первому уровню, не предпринимая дальнейших попыток анализа более высоких ступеней нарратива. Выделяя общение из общего контекста нар-ратива, французский структуралист все же основное внимание уделяет действию и соответствующему ей нарративному уровню - истории.
А.-Ж. Греймас вводит различие понятий актант и актер. Актерами он обозначает действующих лиц повествования, актанты - это классы понятий, объединяющие различные роли в одну большую функцию. Помимо работы В.Я. Проппа А.-Ж. Греймас в своих исследованиях опирается также на работу Э. Сурьо1, занимавшегося изучением театральной пьесы. В работе Сурьо «200000 драматических ситуаций» А.-Ж. Греймас находит разграничение между событийными рядами, которые предстают у него как последовательность «драматических сюжетов», и уровнем семантического описания. В конечном счете, Сурьо предлагает ограничительный набор актантов, которые, следуя традиционной семантической терминологии, он называет функциями. А.-Ж. Греймас определяет актеров путем описания их функций и сводит различные классы актеров к жанровым актантам. В отличие от В.Я. Проппа, работавшего над волшебными сказками, и Э. Сурьо, исследовавшего пьесы, А.-Ж. Греймас разрабатывал свою концепцию для всех видов повествовательных текстов. Автор заключает, что «если актеров можно определить, оставаясь в пределах одной конкретной сказки, то актанты (классы актеров) поддаются определению, лишь исходя из корпуса всех сказок: распределение актеров создает отдельную сказку, а структура актантов - жанр». Таким образом, исследователь приходит к разделению плоскостей: истории и повествования. Разделение это происходит путем введения исследователем в свою схему актеров и актантов в качестве субъектов, которых он не называет таковыми. А.-Ж. Греймас дал актантам схему взаимодействия, графически разместив их по принципу схемы функций актанта речевой коммуникации, предложенной в свое время Р. Якобсоном. Здесь сразу бросается в глаза сходство схем А.-Ж. Греймаса и Р. Якобсона. Адресант - адресат выступают отдельной плоскостью. В сказке актер принадлежит уровню истории, он входит в само повествование. Эта модель достаточно важна, так как представляет собой фундамент не только грей-масовской концепции, поэтому остановимся на ней более подробно.
Динамика развития концепта субъект в философии
В контексте рассматриваемой нами антиномии нарратива очевидно, что она реализуется в процессе коммуникации через субъекта при изменении сущности субъекта и качества субъективности. Но, прежде всего, нужно рассмотреть понятие «субъект» в контексте его общего развития и соответствующих ему явлений.
Здесь не рассматривается эволюция субъекта и субъективности (затрагиваются лишь основные узловые моменты их развития), а анализируется изменение качества субъекта при переходе к коммуникации. Изучение субъекта вообще - тема более широкого исследования. Мы же офаничимся вопросом о том, что такое субъект, существующий в современном коммуникативном обществе.
Понятие «субъект» имеет несколько традиционных философских значений. Во-первых, это субъект (активная составляющая) познания, во-вторых, субстанция оформленная или не имеющая формы (как она понималась в античной философии, в частности у Аристотеля). В XX веке концепт субъект теряет свою значимость как субъект познания, противостоящий некоторому познаваемому им объекту, как он понимался в философии Нового времени, тем более перестает пониматься как неоформленная субстанция или оформленное инди видуальное бытие, каковым его определяли в классической философии. Все больше проявляется тенденция использовать концепт субъект для обозначения коммуницирующего (то есть живущего в коммуникационной среде и осуществляющего коммуникативную деятельность) существа.
Остановимся на основных дефинициях субъекта, понимаемого в традиционном, классическом, его смысле. В исследовательской литературе отсутствует об-щепринятый подход к трактовке понятия субъект, его значение определяется в зависимости от того, в рамках какой концепции он функционирует. Субъект (от лат. subjectus - лежащий внизу, находящийся в основе, от sub - под и jacio -бросаю, кладу основание), носитель предметно-практической деятельности и познания (индивид или социальная группа), источник активности, направленной на объект. Термин «субъект» употреблялся в истории философии в различных смыслах. Данный термин часто используют как синоним таких понятий как «индивид», «самость», «Эго», «личность», «человек», «автор», «герой» и т. д. В любом случае в современное понимание понятия субъект вкладывается некоторое действующее лицо, как правило, - человек. Но такое понимание термина берет начало только в философии Нового времени. В средние века он использовался как латинский перевод греческого ШО-KEIHZVOV, что означает подлежащее, лежащее в основе.
Например, Аристотель обозначает им и индивидуальное бытие, и материю - неоформленную субстанцию. Термин «субъект» является латинским переводом аналогичного термина Аристотеля и означает то, о чем говорится, выступая в двух основных смыслах: 1) как материя, то есть, неоформленная субстанция, или 2) как индивидуальное бытие, то есть нечто оформленное, предметное. Субъект, таким образом, - это то, что лежит в основе, «лежит под» внешним многообразием форм обнаружения субстанции. Подобным образом субъект понимается в античности и средние века. В философии стоиков категория «субъ екта» была одной из четырех основных, обозначая бескачественное бытие, всеобщий последний субъект всех рассуждений. Стоики стали называть субъектом не только предмет рассуждения, но и ту часть предложения, которая говорит о субъекте; Боэций впервые противопоставил субъект предложения его предикату.
Для древнегреческих философов проблема несоответствия между подлинным бытием объекта и тем субъективным знанием, которое имеется о нем, первоначально находит свое выражение во взаимоотношении единой субстанции и многообразных форм ее проявления, единого и многого, покоя и движения и т.д. То есть, у первых милетских натурфилософов проблема отношения субъекта и объекта выступает в форме проблемы отношения субстанции, бытия и небытия. Для античной философии знание не может быть едино с тем, знанием чего оно является, не может быть своеобразной копией предмета. Главный интерес дискуссий того времени лежит в выяснении механизма процесса, посредством которого предмет переводится в состояние знания, и в выяснении природы самого объекта. Знанием о предмете, которое ощущается, переживается познающим субъектом, считается образ, понимаемый как результат чисто внешнего, механического соединения истечений, образов, идущих от субъекта и от объекта, и мыслится как некоторая вещь, которая может отделяться от познающего субъекта и существовать вне его.
Платон, выделив понятие как средство объективного познания реальности, постулирует царство идей в качестве реального объекта истинного знания, противостоящего всем субъективным изменения мнений. Проблема отношения субъекта и объекта у Платона выражается в постановке вопроса о взаимоотношении мира идей и мира вещей. Сохраняя, по выражению В.А. Лекторского, «верность основной предпосылке всей античной философии: тезису о единстве знания и объекта»1, - Платон выдвигает каузальную теорию восприятия, сравнивая воспринимающего субъекта с воском, а предмет его восприятия - с печатью, которая отпечатывается на воске. Аристотель вообще полагает, что субъект в процессе познания потенциально является познаваемым им предметом. Тезис о таком единстве в античной философии В.А. Лекторский связывает с неумением разглядеть необходимость творческой деятельности субъекта как средства мысленного воссоздания объекта. «Истинный объект может быть только «дан» познающему; все же, являющееся продуктом его творчества, его субъективной познавательной деятельности, - лишь мнение, лишь субъективное, неистинное, несоответствующее бытию»1. То есть под субъектом понимается некоторая субстанция. Соотнесение ее с идеей креационизма предполагает, что любая сотворенная субстанция обладает субъектностью.
До Нового времени субъект, как правило, не отождествляется с человеком, хотя, конечно, человек всегда был центральной фигурой в исследованиях мыслителей всех эпох. В ходе эволюции представления о нем менялись, находились новые ракурсы, в которых человек представал по-новому. Еще софисты провозгласили как аксиому предложение: «Человек есть мера всех вещей, существующих, что они существуют, и несуществующих, что они не существуют». В качестве оценки окружающей действительности софисты выдвинули субъективное мнение человека, его чувственное восприятие мира, по их мнению, вне человеческого сознания ничего не существует. В эпоху Ренессанса человек переживал мир как самого себя. В XVII веке он, напротив, воспринимал его как нечто отстраненное от себя. В XVIII веке он заключил его к себе, в собственном разуме . Таким образом, можно проследить развитие представлений о человеке, господствующих в разные эпохи. Начиная с Нового времени, мыслители начинают проводить ассоциации человека с субъектом.
Нарратив и формы субъективности в коммуникации
Наше исследование начиналось с того, что нарратив рассматривался как механизм коммуникации, с выделением и исследованием основных трех его уровней. Мы пришли к заключению, что при таком изучении нарратива ученые уделяют недостаточно места исследованию субъекта, который, собственно говоря, является основной фигурой коммуникации. Проведенный нами анализ субъекта показал, как меняется представление о нем. Теперь рассмотрим, как он изменяется в современном коммуникационном обществе, какие типы субъективности получают свое развитие, и в зависимости от этого проанализируем сами типы субъектов, существующие в эпоху посткоммуникативной революции.
В нарративе мы предполагаем героя, автора нарратора, получателя как особый род субъективности, но как субъекты они не поддаются изучению наррато-логами. В то же время субъект позволяет вскрыть новые аспекты и проблемы коммуникации. Может быть, рассказывая о чем-то, мы пытаемся сделать субъект, но в процессе нарратива у нас получается субъективность без субъекта. На некоторой стадии тексты начинают творить тексты и в этом плане они сами приобретают субъективность. Нарратив, возможно, становится самым ярким примером, текста, творимого текстом (в модернистской стилистике процесс осмысления задается структурой текста). Современная коммуникация в массовой культуре сменяет понимание, присущее традиционной культурной коммуникации, на интерпретацию смысла, существующего в тексте. Структура новой коммуникации определяется появлением нового типа субъективности. Важно проследить, как она меняется при коммуникативной революции. Дело в том, что человек все меньше становится творцом чего-то нового и все больше интерпретатором уже существующего. На это его провоцирует объем и средства информации, современная коммуникация. Один из существенных вопросов философской интерпретации - отношение к автору, понимание его роли в бытии текста.
Информационное общество - концепция постиндустриального общества; новая историческая фаза развития цивилизации, в которой главными продуктами производства являются информация и знания. Отличительными чертами информационного общества являются: - увеличение роли информации и знаний в жизни общества; - возрастание доли информационных коммуникаций, продуктов и услуг в валовом внутреннем продукте; - создание глобального информационного пространства, обеспечивающего (а) эффективное информационное взаимодействие людей, (б) их доступ к мировым информационным ресурсам и (в) удовлетворение их потребностей в информационных продуктах и услугах. В новом информационном типе общества и культуры, когда современная сеть Internet «перестала быть просто системой хранения и распространения информации, а стала новой средой обитания современного человека» исследования текста получают новую область применения1. Виртуальная реальность восполняет неудовлетворенную потребность в общении в реальной среде. Она, как и стремление к написанию текста вообще возникает у субъекта-интерпретатора из-за отсутствия понимающего собеседника в действительной жизни, из потребности общаться. Этот вид коммуникации дает возможность адресату быть понятым, если не одним, так другим реципиентом. Субъект-интерпретатор воплощает свою мысль в текст, который становится опосредующим звеном его общения с адресатом, читателем. Текст всегда интенционален, направлен на реципиента, на определенный тип читательского воспроизведения. Человек, не нашедший понимания, признания его взглядов в ближайшем окружении, вынужден искать его в общении с виртуальными собеседниками. Такой процесс строится по схеме нарратива, отличной от диалога как традиционной формы взаимодействия. Остановимся на том, как меняется субъективность при переходе к новому типу коммуникации. Исследуем, что такое субъект-в-коммуникации или субъект-интерпретатор с формальной и содержательной сторон.
Анализ понимания категории субъект проводится, во-первых, с точки зрения деятельности. Субъект-демиург (субъект совпадает с сущностью и субстанцией) спускается до субъекта-исполнителя (работника в производстве); во-вторых, с точки зрения общения: субъект-автор (сообщающий свое новое) превращается в субъекта-посредника (пересказывающего чужое); в-третьих, с точки зрения рефлексии: субъект-субстанция (человек как центр и мера вещей) становится субъектом-профессионалом, который четко знает свое место.
Этот исторический аспект дополняется функциональным, когда все формы активности субъекта чередуются и воплощаются в коммуникации.
Существуют разные уровни субъективности. Мы рассматриваем их как разносторонние части коммуникации. Нарратив, как механизм коммуникации - это внешняя, овеществленная субъективность, это субъективность без субъекта. Субъект это нечто активное. А коммуникация строится по правилам, которым активный субъект, вообще говоря, не подчиняется. Схема типов субъективности, таким образом, существует вне структуры нарратива.
Обыденная обстановка человека все более насыщается коммуникацией через массовое искусство, кино, телефон, радио, телевидение, средства массовой информации, реклама, Internet-технологии. Представляя собой новые механизмы коммуникации, созданные человеком, они в свою очередь формируют субъект нового образца, который можно называть субъектом-интерпретатором. Это не просто субъект-деятель, создатель или производитель. Он остается деятелем, но не творцом, а скорее интерпретатором, повторителем. Формируя определенное отношение к произошедшему или происходящему, случившемуся или случающемуся, субъект в дальнейшем вносит свои коррективы, под воздействием которых прежнее событие претерпевает определенного рода изменения. Таким образом, в процессе рефлексии, а затем и действий человека, отрефлексиро- вавшего влияние на себя и окружение произошедшего или происходящего, субъект, действуя по-новому, создает новую отраженную через его призму действительность. В дальнейшем отраженное происшествие (событие) может представлять собой исходное событие для другого случая (события). Субъект здесь играет роль зеркала, определенного отражателя действия. По-своему интерпретируя первоначальное в какой-то момент времени происшествие, он создает, генерирует новое действие, заключающееся в процессе проговаривания, озвучивания этой интерпретации. Так из истории путем осмысления и воплощения в повествовании рождается наррация, перформативное речевое действие. Наррация, таким образом, представляет собой триединство деятельности, общения и рефлексии. В тоже время деятельность соотносится с уровнем истории так же как общение - с повествованием, а рефлексия - с наррацией. Каждая из этих трех составляющих действует в своем определенном контексте.
Следует признать, что реальная жизнь человека информационного общества является по большей части представлениями субъекта о происходящем вокруг него, и в меньшей степени - самими этими событиями. Как человек относится к тому, что случается с ним и с тем, что его окружает, то, как он интерпретирует эти события, является для него основополагающим. В то же время человек проживает жизнь, не оставляя ее в рамках отношений к окружающему миру, чтобы, объективируя эти отношения, подвергать их рефлексии в актах сознания. Оставаясь в отношениях к окружающему миру, он сопровождает их направленностью осуществления. «Люди видят в деятельности просто действительность того или иного действия. Его действенность оценивается по его результату. Но существо деятельности в осуществлении. Осуществить значит: развернуть нечто до полноты его существа, вывести к этой полноте, producere -про-из-вести... Мыслью осуществляется отношение бытия к человеческому существу. Мысль не создает и не вырабатывает это отношение. Она просто относит к бытию то, что дано ей самим бытием. От-ношение это состоит в том, что мысль дает бытию слово. Язык есть дом бытия»1. Так неявно в экзистенциализме, в частности у М. Хайдеггера, высвечивается трехчленная структура сначала в экзистенции, которой он называет «стояние в просвете бытия», а затем в свершении трансценденции, в вот-бытии.
