Содержание к диссертации
Введение
Глава 1. Сокращение субъективной картины будущего и развитие дезадаптивного поведения как последствие переживания насилия в детском возрасте .
1. Насилие над ребенком: распространенность и психологические последствия .
1.1 История вопроса и формы насилия. 14
1.2 Распространенность случаев насилия над детьми 17
1.3 Проблема насилия над детьми в России 20
1.4 Психологические последствия насилия в семье
1.4.1 Патогенное воздействие насилия 22
1.4.2 Аналитический и синтетический подходы к пониманию психологических последствий насилия, пережитого в детстве 24
1.4.3 Психологическое насилие как основа и центральное звено травматизации при всех формах насилия над детьми 26
1.4.4 Психологиечские последствия насилия, пережитого в детстве 29
2. Субъективная картина будущего и психическая деятельность человека.
2.1 Проблема времени в философии и психологии 43
2.2 Субъективная картина времени 47
2.3 Субъективная картина будущего человека 52
2.4 Роль субъективной картины будущего и ее возможные нарушения 57
3. Сокращение субъективной картины будущего и дезадаптация у людей, переживших насилие в детстве.
3.1 Сокращение субъективной картины будущего и дезадаптация 63
3.2 Дезадаптивное поведение и эпидемия ВИЧ/СПИДа 67
3.3 Сокращение субъективной картины будущего, дезадаптация и риск заражения ВИЧ у людей, переживших насилие в детстве
3.3.1 Насилие в детстве и риск заражения ВИЧ 70
3.3.2 Психологические факторы, играющие роль опосредующих переменных между опытом переживания насилия и риском заражения ВИЧ1 77
Резюме 78
CLASS Глава 2. Организация и методы исследовани CLASS я.
2.1 Обоснование методического подхода исследования 83
2.2 Объект, организация и схема исследования 85
2.3 Описание методов и методик исследования 86
2.3.1 Методики, позволяющие зафиксировать и оценить
опыт переживания физического и сексуального насилия 87
2.3.2 Методики описания и оценки дезадаптивного поведения 92
2.3.3 Методики изучения субъективной картины будущего 96
2.3.4 Опросник социально-демографических характеристик 103
2.4 Адаптация и валидизация методик, задействованных в эмпирическом исследовании 104
2.5 Методы статистической обработки результатов 109
Глава 3. Результаты исследования связи между насилием, пережитым в детстве, сокращением субъективной картины будущего и дезадаптивным поведением .
3.1 Изучение особенностей поведенческого опыта и характеристик субъективной картины времени у юношей и девушек 112
3.2 Изучение средних различий в характеристиках субъективной картины времени в зависимости от пола и опыта семейной депривации 117
3.3 Изучение средних различий в субъективной картине времени и дезадаптивном поведении в зависимости от наличия опыта переживания насилия 120
3.4 Изучение взаимосвязи между опытом переживания физического или сексуального насилия, характеристиками субъективной картины времени и поведенческими проявлениями дезадаптации 129
3.5 Изучение факторной структуры 147
3.6 Изучение относительного влияния факторов семейной депривации и переживания насилия на сокращение субъективной картины будущего 161
3.7 Обсуждение результатов 164
3.8 Выводы 172
Заключение 174
Список литературы 175
Приложения 188
- Насилие над ребенком: распространенность и психологические последствия
- Обоснование методического подхода исследования
- Изучение особенностей поведенческого опыта и характеристик субъективной картины времени у юношей и девушек
- Изучение взаимосвязи между опытом переживания физического или сексуального насилия, характеристиками субъективной картины времени и поведенческими проявлениями дезадаптации
Введение к работе
Проблема насилия над ребенком и его последствий остается в центре внимания представителей различных дисциплин с середины 20 века. Многочисленные исследования показывают, что последствия насилия, пережитого в детстве, могут носить долговременный характер, а его жертвы чаще страдают депрессией (Wijma et al., 2000, Zlotnick et al., 2001), расстройствами тревоги (Gold et al., 1999), посттравматическим стрессовым расстройством (Kaplan, 2000), наркоманией (Hall, 2000), а также чаще совершают попытки самоубийства (Thakkar et al., 2000). Некоторыми исследователями было обнаружено, что люди, пережившие насилие в детстве, чаще демонстрируют деза-даптивное рискованное поведение и имеют большую вероятность заражения ВИЧ (Mullings et al., 2000, Paul et al., 2001, Vermund et al., 1990, Zierler et al., 1991, Lodico et al., 1994, Carballo-Dieguez, 1995).
Несмотря на повышенный интерес специалистов и общественности к данной проблеме, единого определения насилия над ребенком сегодня не существует. Принято выделять следующие формы насилия: физическое, сексуальное, психологическое и пренебрежение (neglect). Как правило, отмечают, что психологическое насилие является составной частью всех других форм насилия, но не наоборот. При этом необходимо отметить, что данная категория насилия сложнее всего поддается определению.
Еще большее разнообразие отмечается в том, что касается понимания, концептуального осмысления феномена насилия над ребенком и его последствий. То, как тот или иной автор понимает насилие над ребенком, во многом определяется его теоретическими предпочтениями. В практике защиты детей и в связанной с ней исследовательской деятельности принято определять насилие через конкретные биографические факты жизни жертвы. Тем не менее, нельзя забывать о том, что акт насилия не только биографический, но и психологический факт. Американский исследователь Navarre говорит о том, что акт насилия совершается не только (и не столько) по отношению к физиче-
скому телу, сколько по отношению к восприятию индивидом собственной ценности и компетентности, а также представлении о мире как о безопасном или нейтральном, скорее, чем враждебном (Navarre, 1987). Травматогенность насилия опосредуется психологическим значением, который имеет биографический факт пережитого насилия.
Существует искушение считать, что психологический и биографический факты полностью совпадают, что наличие факта насилия в биографии с необходимостью ведет к развитию тяжелых психологических последствий и дезадаптации. При всей кажущейся привлекательности и обоснованности такого подхода, следование подобной логике лишает нас шанса углубить свое понимание внутренних, психологических, механизмов травматизации; механизмов перевода биографического факта в факт психологический.
В свете вышесказанного представляется важным рассматривать психологические последствия насилия не только с точки зрения различий между формами насилия и их специфически последствиями, но скорее с точки зрения общих закономерностей развития психологических нарушений у людей, переживавших те или иные формы насилия в детстве. В данном случае речь идет о поиске общих закономерностей и рассмотрении феномена насилия с точки зрения его внутреннего психологического значения (Briere, 1992).
Феномен resiliency или устойчивости ребенка к патогенному воздействию переживаемого насилия, а также различия в клинической картине психологических последствий насилия у сиблингов указывают на действие внутренних психологических механизмов травматизации, изучение которых необходимо для формирования более эффективных программ психотерапевтической и социальной помощи людям, переживавшим насилие в детстве. Фактически, речь идет об изучении психологических механизмов, способных объяснять поведенческие нарушения, проявления дезадаптации, наблюдаемые у жертв насилия, испытанного в детстве.
В числе последствий пережитого в детстве насилия ряд авторов называет такое специфическое изменение субъективной картины времени как сокращение субъективной картины будущего (DuRant, 1994).
А.Н.Леонтьев говорил, что «животные и человек живут в предметном мире, который с самого начала выступает как четырехмерный: трехмерное пространство и время» (Леонтьев, 1983, стр. 251). Еще раньше Джордж Келли писал о том, что человек в основном живет в измерении «время» и делает себя мостом между прошлым и будущим (Kelly, 1955). Время имеет огромное значение в жизни человека, и, следовательно, должно быть представлено на уровне личности, а его образ не может не быть одной из ее интегральных составляющих. И если это так, то особенности «временного измерения» личности будут отражать особенности ее функционирования в целом. Таким образом, исходя из того, что время как параметр является базовым для человека, как для организма и как для личности, можно предположить, что искажение субъективной картины будущего отражает некие значимые нарушения функционирования личности.
Субъективное время представляет собой индивидуальную картину времени или временную перспективу. Картина времени или временная перспектива является интегральной частью личности (Nuttin, 1979, Brockelman, 1985, Helfrich, 1996). Согласно К.Левину, это - набор представлений человека о своем психологическом будущем и психологическом прошлом, существующий в данный момент (Lewin, 1952). Иными словами, субъективная картина времени - сумма индивидуальных представлений и аффективных оценок, связанных с прошлым, настоящим и будущим человека (Block, 1990).
Необходимо отметить, что субъективная картина будущего не является только побочным эффектом памяти, но так же, как субъективное прошлое и настоящее, имеет большое значение, оказывает самостоятельное влияние на поведение. В работе, посвященной проблемам субъективной картины будущего, F.Melges говорит о том, что поскольку люди являются существами, корректирующими свое поведение относительно цели (goal-correcting
organisms), то картина субъективного будущего выступает в качестве организующего звена всей временной перспективы (Melges, 1982). События прошлого и настоящего приобретают значение, когда соотносятся с конструктами ожидаемого будущего (Kelly, 1955). Итак, исходя из определения временной перспективы, субъективная картина будущего - это сумма индивидуальных представлений и аффективных оценок, связанных с будущим человека или, согласно определению К.Левина, набор представлений человека о субъективном психологическом будущем, существующий в данный момент (Lewin, 1952). Эта концепция личного будущего обладает следующими свойствами: протяженность, связность, направленность, плотность (Block, 1990). Авторы исследований смогли доказать, что субъективная картина будущего играет важную роль в разных областях жизни, в том числе в регуляции поведения (Nuttin, 1985). Некоторые авторы исследовали связь между сокращением субъективной картины будущего и дезадаптивным поведением, таким как небезопасное сексуальное поведение, злоупотребление алкоголем и наркотиками (Rothspan, 1996, Dilorio et al., 1993, Kalichman et al., 1997, DuRant et al., 1995). Необходимо отметить, что в рамках этих исследований возможные причины сокращения субъективной картины будущего, включая травматический детский опыт, подробно не рассматривались.
Исследование связи между опытом насилия пережитого в детстве, сокращением субъективной картины будущего и развитием дезадаптивного поведения во взрослом возрасте представляет интерес с точки зрения изучения механизмов психологической травматизации вследствие пережитого насилия. В свою очередь, лучшее понимание этих механизмов будет способствовать разработке более эффективных программ помощи людям, переживавшим насилие в детстве, что и обуславливает актуальность данной работы.
Целью работы является изучение связи между опытом насилия, пережитого в детстве, особенностями субъективной картины будущего и дезадаптацией во взрослом возрасте.
Предмет исследования:
Особенности субъективной картины будущего и характеристики дезадаптив-ного поведения у людей, переживших насилие в детстве.
Объект исследования составила выборка из 310 молодых мужчин и женщин в возрасте от 18 до 25 лет. Из них 150 юношей и 160 девушек, что составляет 48,38% и 51,61% выборки соответственно. Средний возраст обследованных составил 19, 5 (19,3 для юношей и 19, 6 для девушек). В рамках данного исследования была предпринята попытка составить выборку из молодых людей с разным опытом семейного воспитания. Часть выборки составили выпускники детских домов (55,8%), из них 89 девушек и 84 юношей, а другую часть
их ровесники, воспитывавшиеся в семье (44,19%), из них 66 юношей и 71 девушка. Для того чтобы выборка была гомогенной по уровню образования и социоэкономическому положению подгруппа юношей и девушек, воспитывавшихся в семье, набиралась из числа учащихся профессионально-технических училищ Санкт-Петербурга. Из общего числа обследованных 40,96% сообщили, что их образование составляет не более 9 классов средней школы, полное среднее - 36,77%, среднее специальное образование - 21,94% и 1 человек (0,32%) сообщил, что имеет высшее образование. Из числа выпускников детских домов 63,6% имеют образование не выше 9 классов средней школы, 18,5% имеют полное среднее образование и 17,9% - среднее специальное образование. Из числа обследованных, воспитывавшихся в семье, 12,4% имеют образование не выше 9 классов, 59,9% - полное среднее, 27% -среднее специальное и 1 человек (0,7%) - высшее образование. Из общего числа обследованных 48,1% оценили свой уровень дохода как низкий, 50,3%
как средний и 1,6% - как высокий. Из числа выпускников детских домов 43,9% оценили свой доход как низкий, 53,8% - как средний и 2,3% как высокий. Из числа обследованных, воспитывавшихся в семье, 53,3% оценили свой доход как низкий, 46% - как средний и 1 человек (0,7%) - как высокий. Из общего числа обследованных 20% работают, 66,8% учатся и 13,2% - безра-
ботные. Из числа выпускников детских домов 22,5% работают, 62,4% учатся и 15% безработные. Из числа обследованных, воспитывавшихся в семье, 16,8% работают, 72,3% учатся и 10,9% - безработные.
Гипотезы исследования:
Молодые взрослые, переживавшие физическое и/или сексуальное насилие до достижения 18 лет, будут демонстрировать наиболее выраженное сокращение субъективной картины будущего независимо от наличия другого негативного опыта, такого как бездомность и инсти-туционализация в детском и подростковом возрасте.
Предполагается наличие связи между укороченной субъективной картиной будущего и такими проявлениями дезадаптации как употребление инъекционных и не инъекционных наркотиков, употребление и злоупотребление алкоголем, рискованное сексуальное поведение.
Задачи исследования:
Определить отношение между опытом насилия, пережитого до достижения 18 лет, особенностями субъективной картины будущего и деза-даптивным поведением, повышающим степень риска заражения ВИЧ.
Изучить особенности дезадаптивного поведения, характерные для молодых взрослых, переживавших физическое и сексуальное насилие, а также имеющих такой негативный опыт как бездомность и институ-ционализация.
Исследовать распространенность опыта переживания сексуального и физического насилия в обществе на примере выборки молодых людей в возрасте от 18 до 25 лет, проживающих в Санкт-Петербурге.
Провести сравнительное изучение субъективной картины времени, и в особенности субъективной картины будущего, у молодых взрослых, имеющих такой негативный опыт как бездомность и институционали-зация, и у молодых взрослых, не имеющих подобного опыта.
Методология и методы исследования.
Научная методология российской медицинской психологии опирается на ряд принципов, сформулированных выдающимися представителями отечественной психологической школы. Методологическую основу данной работы составляют принцип единства сознания и деятельности, выдвинутый С.Л.Рубинштейном, и рассматривающий «сознание в его динамике, связанной с изменением форм активности субъекта, условий и характера его взаимодействия с действительностью» (Брушлинский, 1997). В качестве методической основы работы выступила концепция синтетического подхода к последствиям насилия, разработанная J.Briere, основной идеей которой является то, что у разных форм насилия больше общих черт, чем различий, причем психологическое насилие, как неотъемлемый компонент всех других форм насилия, рассматривается как центральное звено механизма психологической травматизации. Использовались экспериментально-психологический метод, экспертная оценка, методы математической статистики.
Основные положения, выносимые на защиту:
Значение субъективной временной картины жизни человека заключается в антиципационной функции субъективной картины будущего и интегрирующей функции картины прошлого, что в совокупности дает ему ощущение временной целостности его жизни, столь необходимое для его психического здоровья.
Переживание насилия в детстве и подростковом возрасте вызывает патологические изменения субъективной картины времени, затрагивающие как восприятие прошлого, так и различные особенности проживания настоящего и представления о собственном будущем.
Психическая дезадаптация затрагивает всю личность в целом, а не только отдельные области функционирования. Это особенно верно для описания последствий насилия, пережитого в детстве, так как насилие как проявление глубочайшего нарушения детско-
родительских отношений и как, фактически, условие, определяющее все развитие ребенка, приводит к развитию нарушений, затрагивающих всю личность в целом.
Научная новизна исследования заключается в том, что:
В работе впервые предпринят анализ связи между опытом насилия, изменением некоторых параметров субъективной картины времени и дезадаптивным поведением, повышающим риск заражения ВИЧ.
Показано наличие связи между опытом переживания физического и/или сексуального насилия до достижения 18 лет, такими изменениями субъективной картины времени как сокращение субъективной картины будущего, индивидуальной жизненной перспективы, развитие негативного восприятия собственного прошлого, фаталистического и гедонистического виденья настоящего, и развитием таких проявлений психической дезадаптации как употребление наркотиков, алкоголя и небезопасное сексуальное поведение.
Показан сходный характер психологических последствий переживания различных форм насилия.
Впервые удалось экспериментально доказать, что сексуальное насилие оказывает, независимое от другого негативного детского опыта, влияние на изменение характеристик субъективной картины времени, что, в свою очередь, может приводить к развитию психической дезадаптации. Эта информация должна способствовать развитию более дифференцированных методов психокоррекции и социальной реабилитации детей, пострадавших от насилия.
Предпринята попытка оценить распространенность опыта переживания насилия в детском и подростковом возрасте среди молодых людей, проживающих в Санкт-Петербурге.
Практическая и теоретическая значимость.
Полученные данные о характеристиках дезадаптивного поведения, повышающих риск заражения ВИЧ, у молодых людей будут способствовать разработке более эффективных программ профилактики ВИЧ/СПИДа.
Знание о наличии связи между дезадаптивным поведением и пережитым в детстве физическим и/или сексуальным насилием способствует разработке наиболее адекватных психокоррекционных и психотерапевтических реабилитационных программ для пациентов, демонстрирующих такое поведение, например, наркопотребителей.
Понимание роли субъективной картины будущего в качестве прогностического показателя должна способствовать развитию более дифференцированных методов психокоррекции людей, переживавших насилие в детстве, с учетом степени их психической дезадаптации.
Изучение связи между опытом переживания насилия, сокращением субъективной картины будущего и дезадаптивным поведением углубляет понимание механизмов психологической травматизации при переживании насилия в детском и подростковом возрасте.
Произведена апробация, адаптация и валидизация ряда методик изучения субъективной картины будущего.
Насилие над ребенком: распространенность и психологические последствия
На протяжении всей истории человечества проблема насилия являлась актуальной и неоднократно становилась предметом научных изысканий и общественных дискуссий. Этого нельзя сказать лишь об одной из форм насилия -насилии в семье, и, особенно, насилии над детьми. В силу культурно-исторических причин этот вопрос только сравнительно недавно стал привлекать внимание, как специалистов, так и широкой общественности.
Существование феномена насилия по отношению к детям, а в особенности со стороны членов семьи, в большинстве стран было признано только во второй половине двадцатого века. Так в США только в середине 1960х годов были утверждены законы, предусматривающие юридическую ответственность родителей за жестокое обращение с детьми. Вслед за этим начали формироваться детские службы и центры помощи семье, появились первые исследования психологических последствий избиения детей - описание battered child syndrome (Kempe, 1968).
Такое позднее обращение психологии к этой теме обусловлено рядом культурных факторов. На протяжении всей истории европейской культуры к детям относились как к миниатюрным, неполноценным взрослым. Так, например, вплоть до начала двадцатого века было широко распространено «мнение, что младенцы и дети - всего лишь нечувствительная движимость, которая не может реагировать на что-либо или помнить» (Асанова, 1997, стр. 17). Отражение данной позиции можно найти и в художественной литературе, и в произведениях изобразительного искусства. Этот подход к пониманию ребенка и детства начал изменяться лишь в эпоху Возрождения, когда родители лишились права на жизнь и смерть своего ребенка. Внутренний же психический мир ребенка, его проблемы и потребности не становились предметом отдельного изучения вплоть до начала двадцатого века. Например, в области психотерапии очень долго не существовало специального направления, посвященного детям. Корнем психологических нарушений и расстройств у детей было принято считать гипотетические «дурные наклонности» и плохое воспитание (Doyle, 1997).
Проблема насилия над детьми стала предметом интереса социальных наук, в том числе и психологии, лишь во второй половине двадцатого века. По своей сути тема насилия над детьми не может восприниматься как эмоционально и социально нейтральная ни специалистами, ни широкой общественностью. Возможно, именно это способствовало тому, что за небольшой срок в этой области был достигнут значительный прогресс: выполнено большое число научных работ, созданы службы помощи людям, переживающим насилие, разработаны методики психотерапевтической помощи и социальной поддержки. И, тем не менее, несколько десятилетий не являются большим сроком для развития и становления научного направления. Исследовательская и практическая деятельность в области защиты детей - это новая, интенсивно развивающаяся мультидисциплинарная область, в которой до сих пор ведутся активные дискуссии относительно многих определений и понятий. Так, например, на данный момент в научной литературе нет единого определения насилия над ребенком. Между авторами существуют разногласия о том, какие действия взрослого по отношению к ребенку следует рассматривать как насилие. Специалистами ведутся дискуссии о том, до какого возраста насилие считается насилием над ребенком (до 12, до 15 или до 18 лет), должна ли учитываться разница в возрасте между пострадавшим и совершившим акт насилия и т.д. И, тем не менее, несмотря на различия во мнениях, большинство авторов сходится в выделении основных форм насилия. Это: S физическое насилие (жестокое обращение), S сексуальное насилие, S пренебрежение, S психологическое (эмоциональное) насилие S психологическое (эмоциональное) пренебрежение.
Некоторые авторы (Briere, 1992) добавляют к этому списку злоупотребление родителей алкоголем или наркотиками, а также проживание в условиях крайней бедности. Необходимо отметить, что введение этих новых форм является новой и еще неразработанной тенденцией.
Необходимо отдельно отметить, что, вопреки распространенному в обществе представлению, большинство случаев насилия над детьми происходит в семье. В качестве агрессора, как правило, выступает близкий родственник или лицо, которому доверено воспитание ребенка (приемный родитель, опекун, воспитатель детского дома и т.д.). Данные исследований показывают, что в 75% случаев насильник знаком ребенку, и в 45% это близкий родственник или друг семьи (Finkelhor, 1986).
Итак, несмотря на наличие разночтений в терминологии, большинство специалистов придерживаются следующих определений для обозначения форм насилия над детьми в семье (Асанова, 1997).
1. Физическое насилие - любое нанесение повреждения ребенку в возрасте до 18 лет родителем или лицом, осуществляющим уход.
2. Сексуальное насилие - это использование ребенка взрослым для получения сексуального удовлетворения или «вовлечение зависимых, незрелых детей и подростков в сексуальные действия, значения которых они не понимают, на которые они не могут дать осознанного согласия, или отношения, нарушающие принятые в обществе семейные роли» (Browne, 1988, стр. 12).
3. Пренебрежение - это хроническая неспособность родителя или лица, осуществляющего уход, обеспечить основные потребности ребенка в пище, одежде, жилье, медицинском уходе, образовании, защите и присмотре.
Обоснование методического подхода исследования
Научная методология российской медицинской психологии опирается на ряд принципов, сформулированных выдающимися представителями отечественной психологической школы. Методологическую основу данной работы составляют принцип единства сознания и деятельности, выдвинутый С.Л.Рубинштейном, и рассматривающий «сознание в его динамике, связанной с изменением форм активности субъекта, условий и характера его взаимодействия с действительностью» (Брушлинский, 1997). В качестве методической основы исследования выступила концепция синтетического подхода к последствиям насилия, разработанная J.Briere, основной идеей, которой является то, что у разных форм насилия больше общих черт, чем различий, при чем психологическое насилие, как неотъемлемый компонент всех других форм насилия, рассматривается как центральное звено механизма психологической травматизации.
Специфика исследований, затрагивающих проблему насилия пережитого в детстве, не всегда позволяет изначально выделить экспериментальную и контрольную группы. Это возможно лишь в случаях, когда: а) выборку составляют дети и подростки, относительно которых с высокой степенью достоверности известно, что они испытали физическое или сексу альное насилие. Как правило, это информация получена в ходе расследова ния дела о насилии по отношению к несовершеннолетнему квалифицирован ными сотрудниками социальных служб, правоохранительных органов и т.д. При этом необходимо принимать во внимание достоверность метода, исполь зованного специалистами для получения такого рода диагностической ин формации. б) выборку составляют взрослые, обратившиеся за психотерапевтической помощью в связи с пережитым в детстве и подростковом возрасте насилии. В данном случае выделение экспериментальной группы происходит на основании самоотчета респондентов, участвующих в исследовании.
К сожалению, сегодня в России служба защиты детей от насилия и пренебрежения развита в недостаточной мере, чтобы можно было воспользоваться первым из указанных выше вариантов. Второй вариант также не представлялось возможным использовать для экспериментального плана с большим числом участников.
В рамках данного исследования было принято решение использовать выборку, состоящую из молодых мужчин и женщин, а для оценки опыта переживания насилия в детстве и подростковом возрасте задействовать опросники, позволяющие респонденту давать ретроспективный самоотчет о своем детском опыте. Таким образом, респонденты, принявшие участие в исследовании могли быть разделены на группы сравнения только в процессе анализа полученных данных. Например, разделение на группу, переживавших сексуальное насилие, и группу, не имеющих такого негативного детского опыта, производится на основании ответов респондентов, полученных по методике оценки опыта сексуального насилия.
Ряд исследователей указывают на еще одну методическую сложность, сопряженную с исследованием последствий насилия, пережитого в детском возрасте. В большинстве случаев представляется довольно сложным «отделить» последствия переживания насилия per se от более общих негативных воздействий в детском и подростковом возрасте. В рамках представленного здесь исследования предпринимается попытка показать наличие независимого воздействия опыта переживания физического и/или сексуального насилия на параметры субъективной картины времени и развитие дезадаптивного поведения, а, следовательно, возникает потребность в специфическом построении выборки. Такая выборка должна позволить оценить последствия переживания одних и тех же форм насилия на фоне различных условий (жизнеустройства, воспитания и т.д.). В данном случае выборка была составлена из молодых людей с различным опытом жизнеустройства в детском возрасте, т.е. из воспитывавшихся в семье и в условиях семейной депривации (в детском доме), соответственно.
В исследовании приняло участие 310 участников в возрасте от 18 до 25 лет. Из них 150 юношей и 160 девушек, что составляет 48,38% и 51,61% выборки соответственно. Средний возраст обследованных составил 19, 5 (19,3 для юношей и 19, 6 для девушек).
В рамках данного исследования была предпринята попытка составить выборку из молодых людей с разным опытом жизнеустройства в детском возрасте. Часть выборки составили выпускники детских домов (173 человека (55,8%), из них 89 девушек и 84 юношей), а другую часть их ровесники, воспитывавшиеся в семье (137 человек (44,19%), из них 66 юношей и 71 девушка). Для того чтобы выборка была гомогенной по уровню образования и со-циоэкономическому положению подгруппа юношей и девушек, воспитывавшихся в семье, набиралась из числа учащихся профессионально-технических училищ Санкт-Петербурга.
Изучение особенностей поведенческого опыта и характеристик субъективной картины времени у юношей и девушек
Анализ результатов опроса 310 участников исследования показал следующие результаты. Большинство обследованных (74,8%) сообщили о том, что не имеют опыта бездомности (никогда не проводили сутки и более вне дома без разрешения родителей или других лиц, осуществляющих уход). Опыт пребывания на улице от 1 до 6 дней имеется у 8,4% обследованных, от 7 до 30 дней на улице провели 6,1% обследованных. Пребывание на улице исчислялось месяцами у 8,4% обследованных и длилось год или более у 2,3% обследованных. Опыт бездомности чуть более распространен среди подгруппы участников исследования, воспитывавшихся в детском доме, но не эксклюзивен для нее. Среди участников исследования, воспитывавшихся в семье, вопреки ожиданиям опыт пребывания «на улице» также встречается, что может говорить, как о недооценке обществом глубины кризисов подросткового возраста, так и о распространенности неподобающих условий семейного воспитания.
Из общего числа обследованных опыт употребления алкоголя имеется у 94,2%. Употребление алкоголя довольно распространено в нашем обществе, в том числе среди подростков и молодых людей обоих полов. При этом необходимо отметить, что вопрос о наличии опыта употребления алкоголя не является достаточно информативным, так как не позволяет дифференцировать между эпизодическим употреблением спиртных напитков (например, во время семейного праздника) и частым, регулярным употреблением алкоголя, которое потенциально влечет за собой развитие дезадаптивных форм поведения и алкогольной зависимости. В рамках данного исследования оценивалась в том числе и частота употребления напитков, содержащих алкоголь. Coin гласно полученным данным 23,2% обследованных за последние три месяца употребляли алкоголь 1 - 2 раза, 20,3% употребляли алкоголь 3-5 раз, 17,4% - от 6 до 10 раз и 13,2% от 11 до 20 раз за три месяца. Более того, 20% участников исследования за последние три месяца употребляли алкоголь больше, чем 21 раз (т.е. один раз в неделю и чаще). Таким образом, частое и даже регулярное употребление спиртных напитков является довольно характерным паттерном поведения для участников исследования. Полученные результаты еще раз указывают на то, что употребление и злоупотребление алкоголем молодых взрослых и подростков является важной проблемой для общественного здоровья в нашей стране.
Опыт употребления неинъекционных наркотиков (курение марихуаны, употребление разнообразных таблеток, вдыхание токсических паров) имеется у 45,8% участников исследования. Безусловно, в крупных городах «экспериментальное» употребление подростками и юношами наркотических веществ зачастую становится неотъемлемой частью периода взросления и далеко не всегда должно рассматриваться как проблема. Тем не менее, нельзя забывать и о том, что употребление, так называемых, «легких» наркотиков может становиться переходным этапом на пути к употреблению психоактивных веществ путем инъекций, представляющему опасность как с точки зрения развития зависимости, так и с точки зрения риска заражения инфекционными заболеваниями. Также необходимо отметить, что подросток или молодой взрослый далеко не всегда может адекватно оценить «легкость» того или иного вещества и его потенциальный вред для здоровья. Все вышесказанное обуславливает необходимость развития адекватных программ профилактики наркозависимости и пропаганды здорового образа жизни.
Опыт употребления наркотиков путем инъекций (внутривенно) имеется у 12,8% обследованных. Значительных различий в наличии опыта употребления наркотиков инъекционным путем между юношами и девушками не обнаружено, хотя, в абсолютных числах, девушек с опытом употребления инъекционных наркотиков в этой выборке чуть больше. Этот факт представляет ся любопытным, так как в большинстве случаев отмечается обратная тенденция. Интересно, что среди выпускников детских домов процент обследованных с опытом употребления инъекционных наркотиков ниже, чем у обследованных, воспитывавшихся в семье (10,9% и 16,8% соответственно). Скорее всего, это связано с относительно высокой стоимостью инъекционных наркотиков, которые выпускники детских домов не могут себе позволить. Из числа обследованных, имеющих опыт употребления наркотиков путем инъекций, 4,8% демонстрирует наименьшую степень рискованного поведения (сообщают об опыте эпизодического употребления исключительно в прошлом), 1,9% демонстрируют среднюю степень риска (осуществление инъекций исключительно индивидуальным инструментарием) и 6,1% демонстрируют крайнюю степень рискованного поведения. Низкий процент участников исследования, демонстрирующих среднюю степень риска при употреблении наркотиков путем инъекций, указывает на то, что сохранение достаточного поведенческого контроля над собственной практикой употребления наркотического вещества является трудно осуществимой задачей. В результате большинство людей, употребляющих наркотики путем инъекций, со временем начинают демонстрировать все более рискованные формы поведения, сопряженного с употреблением психоактивного вещества. Например, использование чужих инъекционных инструментов, бесконтрольное увеличение дозы психоактивного вещества и т.д.
Изучение взаимосвязи между опытом переживания физического или сексуального насилия, характеристиками субъективной картины времени и поведенческими проявлениями дезадаптации
Таким образом, мы можем отметить, что у девушек более выражено негативное восприятие собственного прошлого. Высокие баллы по этой шкале коррелируют с депрессией, тревожностью и низкой самооценкой. Для них также более свойственно гедонистическое и фаталистическое восприятие настоящего. Это означает, что девушки чаще, чем юноши оказываются неспособны предвидеть и взвешивать будущие последствия, им сложнее принести что-то в жертву в настоящем, чтобы получить вознаграждение в будущем. Они также чаще демонстрируют беспомощное и безнадежное отношение к своему будущему и к жизни в целом, убеждены в том, что будущее предопределено и не зависит от действий самого человека. В том, что касается характеристик субъективной картины будущего, то значимые различия, обусловленные полом, обнаруживаются лишь для одного из параметров, а именно среднего возраста, названного для значимых событий. У девушек этот возраст меньше, чем у юношей, что может указывать на сокращение протяженности субъективной картины будущего. Таким образом, можно сказать, что у девушек более выражены характеристики субъективной картины времени, ассоциируемые с рискованным поведением, личностной дезадаптацией и некоторыми психическими расстройствами (депрессия, расстройства тревоги и т.д.). Возможно, отмечаемые особенности связаны с различиями в подходах к воспитанию детей разных полов в нашей культуре. Можно предположить, что какие-то из требований, предъявляемых к поведению девочек, и некоторые особенности их социализации, способствуют развитию таких особенностей субъективной картины времени, которые при неблагоприятных условиях могут способствовать развитию психической дезадаптации.
При разделении выборки на две подгруппы в зависимости от наличия или отсутствия семейной депривации (воспитание в семье или в детском доме) были получены результаты, представленные в Таблице №4
Для обследованных, выросших в условиях семейной депривации, характерно восприятие собственного прошлого как отрицательного опыта. В силу реконструктивного характера прошлого такие негативные аттитюды могут быть связаны как с действительным переживанием неприятных или травматичных событий в прошлом, так и с негативной реконструкцией нейтральных событий. Фаталистическое восприятие субъективного настоящего и большая выраженность чувства безнадежности также более характерно для бывших воспитанников детских домов. Выраженность фаталистического взгляда на настоящее тесно связана с сокращением протяженности субъективной картины будущего, на что в данной подгруппе указывает, упомянутое выше, субъективное чувство безнадежности, меньшая уверенность в возможности прожить еще десять лет, более раннее ожидаемое время смерти. Для участников исследования, воспитывавшихся в детском доме, также более свойственно сокращение субъективной жизненной перспективы по методике «Линия жизни». Иными словами, у обследованных, выросших в условиях семейной де-привации, протяженность субъективной картины будущего меньше, чем у обследованных, воспитывавшихся в семье. Это может указывать на то, что такой отрицательный детский опыт, как воспитание в условиях семейной де-привации, способствует сокращению протяженности субъективной картины будущего, что в свою очередь может быть связано с развитием психической дезадаптации в дальнейшем.
Можно предложить два возможных объяснения этому явлению. С одной стороны, можно сказать, что дети и подростки, проживающие или проводящие значительное время на улице, более уязвимы по отношению к физическому насилию, чаще подвергаются ему со стороны взрослых и ровесников. С другой стороны, из литературы известно, что одним из мотивов для ухода из дома у подростков является насилие со стороны родственников, и, возможно, что полученные данные иллюстрируют именно эту связь (Rotheram-Borus, 1996).
Согласно полученным данным, участники исследования, переживавшие физическое насилие, демонстрируют большую выраженность рискованного и дезадаптивного поведения. Так, например, эти юноши и девушки чаще употребляют как неинъекционные, так и инъекционные наркотики. Употребление алкоголя, в том числе сопряженное с нарушением контроля над собственным поведением, также более распространено в этой группе.
Юноши и девушки, испытывавшие физическое насилие, сообщают о наличии у себя большего числа сексуальных партнеров за последние шесть месяцев, а уровень риска, который присущ их сексуальному поведению, значительно выше, чем в среднем по выборке. В частности, среди обследованных, переживавших физическое насилие, больше людей, имеющих сексуальные отношения с партнером «высокой степени риска» в отношении заражения ВИЧ. Под таким партнером подразумевается партнер, употребляющий наркотики внутривенно.
Полученные данные также указывают на то, что обследованные, переживавшие физическое насилие, чаще сталкивались в своей жизни и с другими формами насилия, чем испытуемые, такого опыта не имевшие. А именно, они чаще сообщают о том, что переживали сексуальное насилие как со стороны взрослых, так и со стороны сверстников. Действительно, из литературы известно, что в семьях, где дети подвергаются физическому насилию, так же выше риск того, что они могут подвергнуться и сексуальному злоупотреблению со стороны взрослых (Асанова, 1997). Также известно, что виктимиза- ция в детском возрасте со стороны значимых близких оказывает крайне разрушительное влияние на самооценку ребенка и его формирующееся представление о природе межличностных отношений. А это, в свою очередь, приводит к повышению вероятности повторных эпизодов насилия, в том числе со стороны сверстников на более поздних этапах развития (Whitmire, 1999, Мамайчук, 2002).
В отношении характеристик субъективной картины времени человека у людей, переживавших физическое насилие, то, здесь можно отметить следующие интересные закономерности. В данной группе такие временные ориентации как Прошлое Негативное, Настоящее Гедонистическое и Настоящее Фаталистическое более выражены, чем в среднем по выборке. В тоже время, восприятие субъективного прошлого как позитивного и ориентация на будущее, оказываются выражены в меньшей степени, чем в среднем по выборке. Таким образом, эти индивиды скорее склонны оценивать свое прошлое как тяжелый опыт (что вполне объяснимо, если учесть переживаемое насилие), а в будущее предпочитают далеко не заглядывать. Субъективное чувство безнадежности так же более выражено у людей, переживавших в детстве и подростковом возрасте физическое насилие, чем у обследованных, не имевших подобного опыта. Интересно также, что ожидаемое время смерти, указанное обследованными, переживавшими физическое насилие, значительно ниже, чем у людей, насилие не переживавших, что может косвенно говорить о сокращении субъективной картины будущего и, возможно, о повышенном чувстве собственной физической уязвимости.
