Содержание к диссертации
Введение
1. Проблемы выявления, сбора, изучения и систематизации памятников татарской литературы 11
1.1. Своеобразие исторической судьбы татарской литературы Начало необратимого обновления. Содружество печати и литературы 11
1.2.1. Начало и ход монтажа истории литературы. Отпечатки нэповских свобод и вульгарно-социологического нигилизма тоталитаризма 19
1.2.2. Импульсы надлома времени хрущевской «оттепели», застоя, перестройки 29
2. Общественное движение и татарская литература первой трети XIX в 44
2.1. Абызовское движение. Первичные ориентиры реализма — злободневность и непримиримость как действенный рычаг обновления 44
2.2. Отражение амплитуды абызовского движения в прогрессивной литературе. Просвещенческие порывы и мотивы спаянности абызов в литературе 20-х—30-х гг. XIX в 52
3. На гребне скрытого реализма 63
3.1. Годы высокопродуктивного «безвременья» (1845—1875) 63
3.2. Своеобразие художественных постижений времени скрытного реализма 69
4. Вступление в век реализма 78
4.1. Общественная почва и географическая среда коренного обновления 78
4.2. Литературная жизнь последней четверти XIX в 83
4.3. Новый жанр — драматургия — как прибежище молодого татарского реализма 86
4.4. Превращение реализма в ведущее направление литературы 88
Заключение 92
- Начало и ход монтажа истории литературы. Отпечатки нэповских свобод и вульгарно-социологического нигилизма тоталитаризма
- Отражение амплитуды абызовского движения в прогрессивной литературе. Просвещенческие порывы и мотивы спаянности абызов в литературе 20-х—30-х гг. XIX в
- Своеобразие художественных постижений времени скрытного реализма
- Превращение реализма в ведущее направление литературы
Начало и ход монтажа истории литературы. Отпечатки нэповских свобод и вульгарно-социологического нигилизма тоталитаризма
Первые шаги изысканий и обнародования памятников литературы текущего XIX в., как в общей массе печатной продукции, так и в масштабах истории литературы,-занимают весьма незначительное место. В этом деле у печати не было ни ясно намеченной и осознанной задачи — программы, ни системы, ни методичности, ни руководящего, ни организационного, ни научно-идеологического наводящего центра, ни специализированных и подготовленных кадров. Очень редкие такие издания оставались оторванными от общего хода литературы, единичными пренебрежительными фактами. Подбор к печати литературного материала носит случайный характер. Эта область знания еще не отпочковалась от общесинкретического характера культуры. Поэтому она в XIX в. еще не имеет определившуюся форму, четко очерченные грани. Даже обращение к этому делу европейски-образованных людей («Татарская хрестоматия» М.Иванова, 1842 г., «Турецкая хрестоматия» И.И.Березина и др.) не могло внести какое-нибудь обновление — поколебать устои синкретизма. И в трудах татарских ученых, так или иначе соприкасающихся с этой задачей, оно носит скорее подсобный, вспомогательный характер. Так, в исторических трудах Ш.Марджани (II том «Мустафаделахбар»а,.. VI том «Ва-фиятел ахлаф»а...), Р.Фахрутдинова (I и II томы «Асар;»а) и в культурологических рукописях К.Насыри зафиксированы весьма ценные короткие биографические справки писателей XIX в., приводятся отдельные образцы творчества некоторых авторов. Дальше этого в освоении истории литературы XIX век не перешагнул. Правда, в произведениях, выросших из отчетов полицейской инспекции русских цензоров татарской литературы, как-то: «Обзор литературной деятельности казанских татар-магометан за XIX в.» Н.Ф.Катанова (Н.Иовгород, 1903); «Очерк литературной деятельности казанских татар-магометан за 1890—1895 г.» и отчетах-очерках цензора В.Д.Смирнова, как бы появляются первичные наметки исследования истории татарской литераяуры последних лет XIX в. Но и они стояли в стороне от общего хода литературного развития татар в те годы, какого-нибудь существенного влияния на формирование истории татарской литературы оказать не смогли. Более кардинальное значение, в будущем, имел оставшийся, до сих пор, единственным, составленный и изданный Н.Ф.Катановым «Каталог книг, отпечатанных в типографии Императорского Казанского университета с .1800 по 1896 г. (Казань. Типография университета, 1896 г. Библиографию мусульманских изданий составил Н.Ф.Катанов).
К сожалению, бурный XX век» как ни парадоксально,, почти заглушает и то, более чем скромное, оживление в освоении литературного наследия, которое так не просто пробивало себе кой-какую отдушину через вековечные отложения противоречий. На рубеже XIX—XX веков загораетсяг ожесточенная борьба между прогрессистами — обновителями (джа-дидами) и традиционалистами — консерваторами (кеідемиста-ми). Поляризация сил и труднопроявляемая, как бы скованная по рукам и ногам, победа вынуждает победителей — об новленцев про.фессистов-;\жадидов) всю доджадидскую куль-ТУРУ. литературу — всю систему ценностей — лишь неустанно клеймить как досадное паїубное заблуждение человеческого невежества. Все поколение джадидских культработников больше были озабочены потугами окончательного и полного обособления себя от всякого, для них так докучливого, наследия недавнего прошлого. Не мотло быть и речи о затруднении себя розыском, выявлением, систематизацией этого отрицаемого и отметаемого добра. Такие единичные факты, как первичная публикация Р.Фахругдиновым нескольких стихотворений Ш.Заки (в 13-ой книжке «Асар»а в 1907 г.) и опубликование Г.Ваисовым, в двух книжечках, некоторых третьестепенных стихов отца (Б.Ваисова, в 1907 г.) были, в сущности, чистой случайностью. (Правда, Ш.Заки, именно благодаря этой публикации и, фактически, по рекомендации Р.фахрутдинова, потом попадает в число классиков XIX в.)- Нельзя было окончательно искоренить, и даже умалчивать труды предшественников. Статьи исследовательского характера, биографии деятелей прошлого из II тома Ш.Марджани (1897) взорвали форпосты молчаний. Во втором десятилетии XX в. становится довольно обычным явлением упоминания ближайших предшественников джадидизма. Особевно публикации Р.Фахрут-дшювым в журнале «Шура» материалов о Ш.Марджани, К.На-сыри, М.Акмулле; в: др. стали отправной точкой и первоначальными образцами научного системного изучения подобного материала. Капитальный юбилейный сборник о жизни и творчестве Ш.Марджани (1915 г.) был первым коллективным многосторонним исследованием жизненного пути крупного культурного деятеля. В середине 10-х годов намечаются первые попытки составления исторического очерка ранней джадид-ской литературы 90-х годов XIX в. (Цикл статей в журнале «Ац» Дж.Валидн, 1915—1916 гг.). В детском журнале «Ак юл» редактор этого издания Ф.Агеев (1887—1938) в посмертной биографии поэта Г.Тукая сформулировал образец хрестоматийной биографии литературных деятелей. Приобретает как бы форму исторической закономерности: как только становится явным, что искусственно возводимые против наследия прошлого препятствия начинают терять непроницательность, в жизни происходит резкое изменение, снова закупоривающее эту «течь». Так, с появлением только что отмеченных, в сущности, мизерных симптомов оживления, как тоталитаризм, выйдя из горнила революции, в татарской действительности снова, и с еще большей категоричностью, принимается за третирование и отрицание культурного, в первую очередь, именно литературного наследия.
Под влиянием «освободительных» деклараций революции, наблюдается и некоторое оживление мысли. Как и у всех цивилизованных народов, желание иметь историю своей национальной литературы, по крайней мере, уже со времени революции 1905 г., витало в воздухе. В поисках материалов для выполнения этой задачи, обращались даже к вышеохарак-теризованным цензорским обзорам. Статья Н.И.Ашмарина «Несколько слов о современной литературе казанских татар» («Журнал Министерства народного просвещения», 1905 г., № 5) в 1913 г. была издана и на татарском языке под названием «Татар эдэбияты хакында» отдельной книжечкой. В 1920 г. был издан довольно содержательный учебник — хрестоматия нового образца (Гата Исхаки). Под знаком революционной (1917 г.) раскованности, в первые послереволюционные годы наконец и в направлении оформления истории татарской литературы был совершен первый решающий шаг: Гали Рахим (1892—1942) и Г.Газиз (Газиз Губайдуллин, 1887— 1938) составили и выпустили книгу «История татарской литературы» в трех томах (1922—1924). I том — древнейшие тюркоязычные письменные памятники. Наиболее распространенные среди татар среднеазиатские и турецкие произведения. II том называется «Татар эдэбияты» («Татарская литература») — татарские письменные памятники до европейского влияния — XVII—XIX вв. Характеристики сохранившихся письменных памятников. Из 25 разделов 7 посвящены XIX веку. Разделы, посвященные XVII—XVIII веку, названы именами памятников. Разделы XIX в., в основном, написаны как обзор творчества поэтов. Разделы названы именами этих авторов. Попытка формирования целостного курса истории татарской литературы. Доведена до уровня создания первого, правда, далеко не полного курса литературы. Но целостный ее каркас уже очерчен. В том включены обзоры творчества Г.Утыз-Имяыи, Абульманиха, Ш.Заки, Габделкахир Сулейма-нова, Х.Салихова, Г.Кандалыя и разбор произведений А.Кур-маши. Джадидовская (обновительная) литература выделена в отдельный, III том. В 1925 г. авторы издали курс истории литературы в более компактной, усовершенствованной, обогащенной форме, в виде капитального однотомника под названием «История татарской литературы эпохи феодализма».
Отражение амплитуды абызовского движения в прогрессивной литературе. Просвещенческие порывы и мотивы спаянности абызов в литературе 20-х—30-х гг. XIX в
Ко времени литературного выступления Г.Утыз-Имяни властям удалось, в основном, укомплектовать татарские приходы готовыми верно служить скрытным целям царизма неразборчивыми в вопросах чести и общественного долга властолюбивыми полуграмотными указными муллами. Несогласные на примирение с Духовным собранием абызы ад мииистрагивно отстранялись от своих приходов, а иные даже были осуждены и заключены в тюрьмы. В стихотворении: «Гаварифез-заман» («Просвещенцы нашего времени») У.Имяни обрушивается с разгромными разоблачениями на таких мулл. Возмущается, что подонки толпы намотали на головы чалмы, вызубрили, без осознания, фразы ритуала и лицемерно чешут языки о благочестии, плодят саму мерзость. Подобные же мысли с такой же горячностью излагал в большом стихотворении, написанном и на персидском языке «Сайфес-сарим» («Острый меч») и в садже (белом стихе) «Натрет тэкъриб» («Нагнетание сродства»), напечатанном в 1845 г. в книге «Рисалэи меЬиммэ» («О знамении времени»). Царизм (государство), опираясь на поддержку указных мулл, очелъ быстро (уже к двадцатым годам) сметает абызов с их престижной позиции — с постов вероучителей народа. Этот разгон и рассеивание в первоначальном всплеске, вносит в ряды абызов брожение и сумятицу. Воодушевленные перво-началышм размахом, накалом и масштабом движения, многочисленные временные попутчики, неизбежные в таких массовых движениях «рыцари удачи», не только не ударились в бега, но с таким же воодушевлением начали бесцеремонные атаки на своих бывших вожаков-абызов. Этот распад принимает особенно внушительный размах в окружении таких «неистовых» вожаков движения, как Г.Курсави, Г.Утыз-Имяни. Предельно возмущенный Г.Курсави покинул родину, под предлогом паломничества, уехал на Ближний Восток и: погиб в Турции от чумы (1812 г.). И Г.Утыз-Имяни оказался: в устрашающей изоляции. Многочисленные ученики и последователи покинули его. В стихотворении «Эл-карз микраз-м-мэхэббэт» («Долги — ножницы благосклонностей») рассказывает, как один из верных учеников перед праздной публикой кощунственно оскорбил его, обозвав орудием зла, сказав, что из-за него, будто, безвинно страдают все мусульмане. Даже такие оскорбления были еще лишь цветками. Дело дошло до его заточения. Известны 4—5 стихотворений, созданных им в заключении. Пожилой поэт после освобождения, видимо, отходит от общественной борьбы и всю свою непреоборимую энергию направляет на сугубо мирную культурно-просветительную работу. Создает школы, погружается в педагогическую работу. Составляет критический текст памятника древнетатарской литературы — «Кыссаи Юсуф» Кул Гали, который был издан в 1839 г. по подготовленному им тексту, составляет критический текст книги Аллахияра суфи «Себэтель гаждізин», рукописно размножает капитальные труды средневековых знаменитостей. Такая невиданная вспышка культурного возрождения под влиянием абызовского движения накладывает глубокий отпечаток и на творчество писателей, непосредстрен-но не связаных с абызовским движением. Заметный обновленческий порыв, отход от архаизмов, существенная модернизация литературы и в их творческих искавиях становится знамением времени. В Центральном государственном историческом архиве в Петербурге нами был обрару-жен блокнот со стихами некоего Ахметбика. Стихи датированы первыми годами XIX в. Его стихотворение о прощании с месяцем поста «Алвидаг» приобретает такую популярность, что до сих пор живет как почти ритуальное песнопение, исполняемое в мечетях в последние дни месяца рамазана. Стихотворение о легендарном родоначальнике суфийского движения Вайсе из Йемена — «Вайс-л-Ка-рани» — тоже, став песней, не исчезает из памяти народной до настоящего времени. И другие некоторые стихотворения из блокнота изумляют своим поэтическим совершенством и своей созвучностью даже современным эстетическим запросам. И такое совершенство не было единичным случаем. Многие строфы вышедшей в те же годы стихотворной книжечки «Вакты с ах эр» («Перед рассветом») в поэтических деталях, лексико-ритмическом совершенстве ничем не отличаются от современной стиховой культуры. В условиях всемирного победного поступа реакции :10-х гг. XIX в., в рамках Священного союза, после крупной победы в наполеоновских войнах, и, с другой стороны, разворачивания восстаний офицеров в Испании, карбонариев в Италии, декабристского движения в России, и в татарской общественности назревает новое серьезное выступление абызов. Вторая волна абызовского движения в 1815— 1825 гг. выдвигает целью изъятие из ведения «Духовного собрания» и «указных мулл» (приходских священников) дела народного просвещения. Консолидация абызов нового поколения яснее проявляется в движении за светское образование, Как всегда в таких случаях, чтобы сбить темп движения, в это дело внедряются разлагатели. Во второй половине 10-х гг. появляется 5—6 проектов создания для татар Восточного училища — среднего светского учебного заведения по образцу, структуре и программе русских главных народных училищ. По крайней мере, два из них исходят от враждебных абызам муфтия Хусаинова и Магницкого. Ибрагимом Халфиным и его учениками развертывается активная упорная работа по переводу с русского языка учебников для таких училищ. Делаются попытки создания обновленных татарских школ, без всякого подражания и следования каким-либо образцам. Большой переполох вызвало создание такой школы татарами в Чистополе в 1820 г. Они же (Сейдбурханов и др.) заказали учебники у Халфина. Чиновники Казанского учебного округа, послав специальную комиссию, в первый же год ее деятельности, спешили закрыть эту школу, под предлогом несоответствия помещений школы требованиям санитарии и гигиены. Учредителей и педагогов перессорили. Некоторые мотивы столкновений вокруг этой школы тут же нашли отражение и в литературе. Нами был обнаружен и введен в научный оборот литературный памятник — стихотворное произведение, в сатирическом ключе отображающее злоключения этой Чистопольской школы на этапе ее возникновения. Вновь резко обостряются до открытых столкновений взаимоотношения между абызами и «указными муллами». Как и в первой волне движения, литература тут же превращается в «наступательное оружие» этого столкновения. Превосходная эпиграмма на дружка руководителя Духовного собрания, имама первой Казанской мечети И.Худжашу, составленное из эпиграмматических строф, сатирическое стихотворение о закостенелом мулле села Наласа в Заказанье Фахрутдине Баязи-тове. (Оно является, видимо, совместным творением Шам-сутдина Кошкари и Мухамедамина Наласави. Они выступа ли с чтением стихов во всех мечетях окрестных сел.) Чтение с михрабов (амвона, кафедры) мечетей этих разящих стихов вызывает сильное общественное волненние. Стихотворение вызвало такую шумиху, что 12—13 указных мулл вынуждены были выступить с 800-строчным стихотворным опровержением. Оба произведения были обнаружены нами в хранилище Рукописного отделения Петербургского Института Востоковедения. Сатира была опубллкована в «Антологии».
Восхождение абызовской литературы к новым идейным критериям четко наблюдается в творчестве одного из ведущих поэтов-классиков XIX в. — Абульманиха Каргалыя (1782—после 1833 г.). Его неординарное мастерство формируется на гребне именно этой волны абызовского движения. В творчестве А. Каргалыя абызовекая литература делает заметный уклон в направлении осмысления сущностных внутренних проблем движения. Раздавливаемое административно организованной военно-бюрократической силой государства и Духовного Управления, абызовское движение мечтает о строго организованном обособленном товариществе прогрессистов. В приливе второй волны эта проблема всплывает на поверхность и находит концентрированное выражение в творчестве А.Каргалыя. Абульмаиих Каргалый, выходец из Сеидовского посада Оренбуржья,, долго жил, учился, потом и работал, в Бухаре. В 1816 г. он, как многообещающий молодой ученый, был назначен имамом (священником) и секретарем посольства Бухарского эмира в Туреции. После пятидесятидневного пребывания там по посольским делам он отправляется в хадж (паломничество) в Мекку. Оттуда» через Турцию, возвращается в родной Севдовский посад (Кар-галы). Несмотря на всеми признанное неординарное теологическое образование, он не поехал, как все абызы, за «указом» в Духовное собрание, не стал муллой, а занимался земледелием. В эти годы им были написаны стихотворные рас . сказы-притчи из жизни известных суфийских старцев. Десять таких стихотворных рассказов в 1845 г. были изданы отдельной книжечкой под названием «Терж,емэи Хажд Эбел-мэних...» («Переводы Абульманиха-хаджи). «Переводами» он назвал свои произведения потому, что пользовался сюже тами прозаических арабоязычных источников.
Своеобразие художественных постижений времени скрытного реализма
Исключительное место и значение литературы в необычайно напряженной жизни народа все-таки не позволяли вытесненной на второй план художественной литературе отойти в резерв. В условиях действенного функционирования таких всезатеняющих мощныэ творческих личностей, как Ш.Марджани, К.Насыри, в переживающей упадок, в чем-то ослабленной, художественной литературе наблюдается такое масштабное явление, такая уникальная и высокоталантливая личность, как Шам-сутдин Заки (1825—1865). Слепой от рождения, он суме/ развить в себе высокую традиционно-мусульманскую интеллектуальность и феноменальный поэтический талант Однако и он нисколько не нарушил скрытности наступившего в то время этапа развития. Его творчество в то время не нашло соразмерного таланту отражения, отзвука, влияния на современников, осталось незамеченным. Как поэт, он стал известен слишком узкому кругу. Возможно, это сказалось на задушевной окраске его стихов с налетом некоей «камерности», на индивидуально окрашенной их лиричности... Через этот ярко индивидуализированный лиризм, его стихотворения кажутся такими же близкими духовному настрою и современного нашего читателя, как скажем, стихи Г.Тукая или Дэрдменда. Эта же субъективиза-ция поэтической окраски, видимо, сыграла и недобрую роль, превратив его творчество в «гадкого утенка» для общественности, несколько десятилетий воспитывавшейся на кодах абызовской поэтики. Видимо, потому так нещадно смыло время и его литературное наследие, сведения о нем. Р.Фахрутдинову почти случайно удалось приобрести около полсотни его затерянных произведений. До обидного мало, однако, достаточно, чтоб иметь довольно целостное представление о поэте. Творчество Ш.Заки — этапное, обобщающее, синтетичное явление. Это придает его стихам масштабность, значительность. Он как бы обобщает поэтические свершения абызовского периода. Из-за этой внутренней соотнесенности, переклички, джадддовская и советская традиция в анализах сводит их в единосущное явление. Многие важные достижения и свойства абызовской поэзии Ш.Заки наполняет новым совершенством, возводит на новый уровень. Так, в приверженности к традициям он, как бы поднимает новые, более древние пласты. Обновляет, возвращает к новой жизни традиции исконно тюркоязыч-ного жанра «хикмэт», достигшего совершенства уже в творчестве Ахмеда Яссави (умер в 1166 г.), и громкозвучно заявившего о себе в татарской литературе еще. в. творчество Мавла Кулыя в последней четверти XVII в. Ш.Заки находит радикальные приемы ож:ивления и обновления до закосте-нения стандартизованных поэтических форм классического восточного газельного стиха. Он как бы скрещивает координальные достижеии классического стиха с акцентированными современно-демократичными образно-лексическими приемами, с остро-болевыми актуальными, лично-стно конкретизированными мотивами современности. Так, стих этого поэта «безвременья» стал, даже в масштабах всего этого продуктивного века, одним из вершинных явлений поэзии. Такой взлет таланта в условиях некоего культурного безвременья предполагает в авторе наличие гениальной одаренности, марджаниевского идеологического размаха. Прискорбно, что время не сохранило его наследие в целостности.
Итак, промежуточную, между абызовской литературой и просветительским реализмом, треть века молено назвать «безвременьем» исключительно за ее переходный межэтап ный характер. Сходящая со сцены абызовская идеология становится непроизводительной, основополагающие принципы просветительского реализма еще не выявлены. Литература отходит от абызовских принципов и устоев. Принципы реализма, в цельной жанрово-канонизированной форме себя еще не обнаруживают. Однако это не означает» что в литературе (в культурной жизни тех лет) идет застойный процесс: разложения, какого-то распада. Наоборот, идет все ускоряющаяся, интенсивная, напряженнейшая подготовительная работа конструирования, возведения основ новой генеральной линии. Поэтому, как видели на примере Ш.Заки, достижения, даже в общелитературных масштабах, значительны и внушительны. Ш.Заки — не единственный, обособленный случай. Абсолютно игнорируемые литературной наукой «Бюз егет» («Непорочный юноша») Бахави (1842), «Анекдоты Ходжи Насретдина» (1845), «Хик-мэтле Тутый хикэжте» («Рассказы благоразумного попугая» — видимо, переложения на татарский язык крупного деятеля культуры тех лет переводчика Казанской ратуши Р.Амирханова) (18.51), «Марзбаннаме» М.-Г.Махмудова (1864) — ожерелье из ярких художественных жемчужин, образцы восходящего периода, отмеченные чем-то, напоминающим яркость стихов Ш.Заки. Можно сказать, это совершенно новые явления во вставшей на путь коренного обновления литературе, почти отсутствующая в абызовской, вполне современно звучащая полнометражная художественная проза. В отличие от допущенных позже в литературу произведений К.Насыри подобного рода («Абугалисина», «Камард-жан») вышеназванные произведения, в основном, нацелены на бытовые сюжеты. Речь повествований ядреная, сочная реалистическая. Светлое, как лазоревый рассвет, оптимистическое настроение. Правда, еще и смутное, непретен-циозное,, однако, внутренне обнадеживающее, радостное. Вот такие специфичные свойства делают именно их, а не творения К.Насыри и других, предвестием, непосредственным предшественником реализма последней четверти века.
Они стали как бы экспериментальным полем реалистического повествования, демонстрацией его изобразитель ных средств и их преимуществ в выразительности. Однако восточные повествования дастанной литературы не стали истоком реалистической литературы. Уже к концу 60-х гг., например, у К.Насыри («40 визирей», 1868; «Абу-галисина», 1972 г.) выпячиваниями дидактизма и «занимательности» эти достижения отодвигаются на второй план, в восточных повествованиях начинает превалировать «занимательное чтиво». Лишь в районах татарско-казакского контактирования («пограничья» в Звериноголовске, Петропавловске, Павлодаре, Семипалатинске) действующие литературные круги еще до середины 90-х гг. сохраняют и пользуются и реалистическим декором.
Если средневекавая восточная фантастика стала ареной разработки художественной речи и приемов повествования будущего реалистического направления, то сама жизнь исполнителей этой важной работы, биографии первых поборников поступательного движения культурного развития этого периода, как бы разыгриваемого на жизненной сцене, становится стандартом, макетом сюжета будущей реалистической литературы, а сами эти поборники становятся прообразами положительных героев: Рахма-тулла Амирханов и Салихджан Кукляшев, Шигабутдин Марджани и Каюм Насыри, Хусейн Фаизханов и Мухам-медгали Махмудов, Габдюш Ваганов и Мирсалих Бикчурин — все высокообразованные. Почти половина — даже с университетскими дипломами. Все «западники», первые поборники неизбежной европеизации татарской культуры. Именно из-за такой специфики и ориентированности биографии, безотносительно к заслугам перед литературой и вкладу в нее, они и ныне кажутся и считаются, как бы на равных, и деятелями, и героями литературы этого периода. Их трудно отделить и от джадидского движения 1880— 1905 гг., ибо именно они и явились истоком, воплощением этого движения в период его зарождения. Именно такая специфика их направления приводит к образованию из их антагонистов первосгустка будущих кадимистов. Причем, и этот процесс также был связан непосредственно с литературой. Литературоведы 20—30-х гг. называли поэтов XIX в. «Мэрсияче шагыйрьлэр» («Составители поминальных стихов»). В абызовскои поэзии хотя и встречаются прецеденты этого жанра (Г.Утыз-Имяни, марсии жене Хамиде и ей же от имени сына Габденнасира; у А.Каргалыя «Марсия Абеллайс», т.е. брату), все же они носят случайный, частный характер.
Превращение реализма в ведущее направление литературы
После восьми—десятилетнего затишья (1886—1896) в наступательном развитии реалистического направления во второй половине 90-х гг. намечается серьезный перелом. Намечается «приход» молодежи в литературу, в его новое реалистическое направление. Отныне, вступившие на путь литературного творчества молодые силы (Г.Исхаки, С.Мак-суди, Г.Камал и мн. др.) с первых же шагов ориентируются на реалистическое направление. С тех пор под «литературой», «литературным творчеством» подразумевается исключительно художественное творчество реалистического направления. Такая серьезная переориентация сопровождается и глубокими структурными изменениями в литературе. Набравшая оперативность, художественную остроту и масштабность еще при разработке восточной фантастики художественная проза становится в авангард реалистической литературы. Поскольку реализм уверенно притязает на «моду дня», и другие литературные жанры ориентируются на этот метод. Драматургия, как уже отметили, обеими ногами стоит на позициях реализма, само ее возникновение было связано с реализмом. Являющиеся откликами на общественные дрязги тех лет многочисленные сатирические стихотворные книжечки «Яца „Бвдэвам"», «Яца „Такай гаж,эп"»... показывают, что даже в глу бокотрадиционнои поэзии идет тот же процесс сближения с реалиями дня. Правда, эти стихотворные книжечки пока недалеко ушли от лубочной литературы. Реалистические ориентиры достигают уровня высокой поэзии уже на тукаевском этапе развития литературы. На рубеже веков миссию реалистического обновления литературы прочно держит в своих руках художественная проза. Зачинателем этого новогс этапа обновления выступает Фатих Карими (1870—1937) Завершив учебу в Турции, в 1896 г. он возвращается на родину. Его пригласили на педагогическую работу в село Дара-кюе под Ялтой. Наряду с педагогической работой он окунулся в литературное творчество. Создает повесть «Мирза кызь Фатыйма» («Дочь мурзы Фатыма») о жизни крымских мурз Созданный в 1897 г. поэтический рассказ «Салих бабайнын ейлэнуе» («Женитьба деда Салиха») стал первенцом жанре реалистической новеллы в татарской литературе, открыл для этой литературы высокопродуктивную тему «детей природы» Оба произведения отданы в печать лишь в 1901 г. В 1898 г Ф. Карими становится одним из ведущих лидеров движения за обновление школьной системы и методов обучения. Этот факт биографии тут же находит отражение в его творчестве В 1898 г. он пишет рассказ «Ж,ипангир мэхмумнец авыл мэктэбендэ укуы» («Учеба сына муллы — Джигангира в деревенской школе»), где создает развернутую сатирическук картину затхлой жизни старометодных приходских (конфессиональных) школ. Рассказ был издан в 1900 г. в виде отдельной книжечки. В созданной в том же 1898 г. повести «Шэкерт иле студент» («Бурсак и студент») объектом едкого смехе делает духовно выхолощенного в бурсе шакирда и его духовника — наставника ишана. На пароходе, на Волге шакир встречается с русским студентом восточного факультете Петербургского университета, что особенно выпукло выставляет ущербность схоластических, в сущности мнимых знаний и вообще интеллектуального уровня шакирда, воспитанника конфессиональных школ. Разящая сатира Ф.Карими выставляет на всеобщее посмешище наиболее болевые точки общественной жизни татар тех лет. В условиях отсутствия периодической печати в произведениях Ф.Карими предель но активизируется публицистическое нечало. Под его воздействием образы и интриги произведений становятся остро полемичными, задиристыми. Реализм как бы заново выявляет новые свои возможности и горизонты. Поэтому, наравне с М.Акъегетзаде, З.Бигиевым, Ф.Карими фактически выступает учредителем татарской реалистической литературы.
15 февраля 1899 г. в качестве спутника и переводчика он отправляется вместе с известным золотопромышленником и меценатом Ш.Рамиевым в продолжительное путешествие по Западной Европе. Побывав в крупнейших городах Германии, Бельгии, Франции, Италии, Австрии, Венгрии, Турции, они только 1.06.1899. вернулись в Оренбург. По материалам этого турне он написал книгу «Аурупа сэяхэт-иамэсе» («Записки путешествия по Европе»), которая была издана в 1902 г. До этого вся положительная программа татарских просветителей ограничивалась (довольно куцей на практике) реформой метода обучения в начальных классах. В своих «Записках путешествия...» Ф.Карими впервые в татарской общественной мысли выступает со строго систематизированной, развернутой программой общественного развития и обновления жизни и менталитета — интеллектуального уровня татар. На примере конкретных художественно-интеллектуальных, научно-технических и культурно-просветительских достижений стран Западной Европы он создает величественно-монументальные наметки осуществления общественного прогресса, совершенно конкретных новых просветительских идеалов. Причем, в конкретном изложении они воплощены не в строго логичные, научно-публицистические, а в художественно-литературные формы. Т.е. он продолжает открывать в литературе реализма все новые и новые грани и возможности. Как видим, подобные достижения литературы поднимали всю татарскую просветительскую идеологию на новый, более высокий уровень, что обеспечило эту идеологию светлыми, конкретными ориентирами, раздвинуло горизонты наступательной борьбы за прогресс. «Путевые заметки...» Ф.Карими по идейно-эстетическому содержанию и структурно-художественной форме оставались до сиж пор недооцененным уникальным достижением татарской реалистической прозы ру бежа XX в. И в первых двух десятилетиях XX в., в условиях ускоренного развития татарской культуры, Ф.Карими сумел сохранить свою творческую активность, оставался высокооригинальным лидером в наступательно обновленческом движении своего народа.
ПОЧТЕГ идентичную с Ф Карими миссию в татарской литературе последних лет XIX в. выполняет и художественное творчество крупного ученого, богослова и историка Р.Фах-рутдинова (1859-—1936). Включившись в литературную борьбу своего племянника Ф.Карими, Р.Фахрутдинов в последние годы XIX в. создает два художественных произведения «Салима» (издана в 1899 т.) и «Асма» (издана в 1903 г.), названные именами главных героинь, Ученый-рационалист в повести «Салима» дал образец художественного воплощения положительных идеалов просветителей. Возведенное на новую ступень развития это начинание Р.Фахрутдинова привело к обогащению татарской литературы такими уникальными достижениями, как «Записки путешествия по Европе» Ф.Карими (1902) и «Исчезновение через 200 лет» Г.Исхаки (1904). Таким же непроторенным путем в новой реалистической литературе идет Р.Фахрутдинои и в своем романе «Асма». В письме Фатыху Карими от 27.8,1902. автор выражает сожаление, что цензура серьезно испортила векоторые места «Асмы»; выражает надежду на то, что перечеркнутые эпизоды (а они, видимо, настолько важны) можно будет использовать в будущем, в другом произведении. Однако в будущем такая возможность не представилась. Но и в опубликованной форме «Асма» (созвучное, кстати, к «Отверженным» В.Гюго) — структурно сложное произведение. Автор обрисовывает общественные условия современной жизни неприемлемыми для совестливого человека. Писатель острую Ф.Каримиевскую критику старой школьной системы и наставничества как бы распространяет неї весь жизненный уклад. Таким образом, оба произведения писателя также приобретают определяющее значение в восходяшем развитии реалистического направления этого зтапсі.
В. эти же, последние годы уходящего века в литературе появляются представители «нового поколения», «молодые писатели», будущие обновители новой реалистической литературы и литературного движения (Г.Исхаки, С.Максуди, Г.Камал). Они обогащают литературную жизнь новыми темами, как бы приступают к созданию новой своеобразной «библиотеки» реализма. Г.Исхаки пишет повествования «Счастие в просвещении» и «Сын богача» в 1897 г., «Вышивальщицу тюбетеек» в 1898 г., пятиактную пьесу «Жизнь с тремя женами» в 1900 г., Г.Камал в 1900 г. издает сразу три пьесы. Беллетризация новой реалистической литературы вступает в свой завершающий этап. С этого времени литература становится довольно распространенным, многонаправленным явлением. Так, новый размах литературного дела и небывалое оживление издательского дела подвели литературное развитие и культурный уровень народа к новому витку развития.
